Текст книги "Весенний марафон"

Но не тут-то было.

– Пришло пятнадцать писем. – Голос мужчины был монотонным и недовольным, как осенний дождик, впрочем, иногда в нем прорывались нотки недовольства, как нестрашное погромыхивание, все равно не могущее перерасти в грозу, потому как – не сезон. – Почти все письма – издалека. Но я совсем не хочу мыкать горе в глухих районах, где ничего нет – ни нормальной работы, ни денег, и пойти некуда. Я намыкался досыта в своем Тугулыме. Я всем ответил, а поскольку человек честный, врать не стал, написал, как есть – что беден.

Катерина всем своим видом изобразила сочувствие и понимание, а также приверженность лозунгу «Не в деньгах счастье».

– А я не получил ни одного ответа! – с возмущением сообщил ей мужчина. – Такое равнодушие у женщин к беднякам, что отбивает всякое желание писать письма о знакомстве.

«И слава Богу, – подумала Катерина, – а чего тогда в редакцию приперся?» Но оказывается, это была еще вводная часть.

– Мне уже сорок семь лет, и я нажился досыта в этой дикой России, где ничего невозможно решить по-человечески, даже женщину приличную себе найти – и то страшная проблема. А жизнь-то одна! И проходит зря! – Мужичок перевел дух и наконец перешел к сути. – Я хочу найти добрую женщину, которая поможет мне как-то уехать за границу, чтобы пожить нормально. А я бы по гроб жизни был бы ей благодарен.

Он внимательно посмотрел на Катерину и пришел к огорчительному выводу, что она пока не до конца прониклась.

– Я ведь это все не просто так говорю! – поднажал мужичок. – Я читал страшные цифры статистики: мужчины после сорока лет вымирают просто катастрофически! У них смертность в несколько раз выше, чем у женщин…

«Пить меньше надо», – мрачно подумала Катерина, но благоразумно промолчала.

– Мужчин надо любить и беречь! – назидательно поднял вверх указательный палец представитель вымирающего вида. – Вот я и мечтаю, чтобы кто-нибудь меня полюбил-поберег, пока я не вымер. Кстати сказать, женщины в среднем и зарабатывают в полтора раза больше, чем мужчины, и живут они дольше, потому что они биологически сильнее и лучше приспособлены…

– Все-все, вы меня убедили, – прервала лекцию Катерина. – Что я могу для вас сделать?

– Вот. Я написал объявление. Оно вполне оригинальное, и на него должны откликнуться.

Катерина взяла протянутую половинку листочка из тетрадки в клетку и прочла вслух:

– «Женщины! На всех вас мужчин не хватит, умерьте свои непомерные требования! Если кто из вас согласен меня беречь и любить – путь напишет мне…»

– Неплохо, да? – погордился посетитель. – Возраст и все такое вы там сами вставьте – сорок семь, сто семьдесят.

– Так, задача понятна – вас надо полюбить, пока вы не вымерли. И еще вы очень честный и хотите жить за границей. Это все? – Катерина говорила задумчиво, будто уже прикидывала в уме варианты, и мужичок кивнул, соглашаясь.

– Случай у вас непростой, – продолжала культурно издеваться Катерина. Достал ее этот тип, так бесхитростно мечтающий стать альфонсом, как в детстве, наверное, мечтал стать водителем троллейбуса или пожарным. – Женщины действительно любят мужчин работящих, самостоятельных, чтобы могли семью прокормить. Природой так устроено, хотя вообще, конечно, безобразие. Где же вам других-то найти, ума не приложу…

Будущий альфонс тяжело вздохнул, понимая сложность поставленной им задачи, но в глазах его уже теплилась надежда – теперь его проблему должна решать журналистка Титова, по долгу службы. Катерина еще полюбовалась на его невыразительную физиономию, которая, впрочем, кого-то ей смутно напоминала, перевела взгляд на пол-листочка – и тут ее осенило. Она порылась в ящике стола и из дальнего угла, из стопки писем, которые публиковать не собиралась по разным причинам, вытащила точно такую же половинку серого тетрадного листка в клетку. Память ее не подвела!

– Вот, вы знаете, давно берегу, – сказала она, переписывая с листочка адрес – та же улица, что у нее, только соседний дом, раньше они даже были соединены переходом, а потом его перестроили под магазин. – А для вас не жаль. Очень хорошая женщина. И очень одинокая. У нее неплохая квартира в Екатеринбурге. И детей нет. Мне почему-то кажется, что она вас будет беречь. Только знаете что…

– Что? – насторожился мужчина.

– Вы ей сразу не говорите, что вы бедный.

– Я врать не собираюсь! – гордо отрезал посетитель.

– Нет, вы меня не так поняли. Я уяснила, что вы честный человек, это такая редкость по нынешним временам. Просто начните с других своих достоинств, помимо вашей незаурядной честности, ведь они же у вас наверняка есть, я уверена.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул мужчина, аккуратно складывая бумажку и убирая ее в карман пиджачка. На лице его была написана не благодарность, а удовлетворение: ему обязаны были помочь, и помогли, так с какой стати рассыпаться в благодарностях?

Клин клином вышибают, усмехнулась Катерина, когда за посетителем закрылась дверь. Вдруг у них что-то и получится? А нет – так хоть ребенка себе родит. С такой хваткой она и одна вырастит. О той женщине из общаги Катерина почему-то вспоминала время от времени, впечатление от встреч с ней сидело в мозгу, как заноза, хотя объявление ее не опубликовала, и женщина больше не приходила. Интересно, почему она тогда не пришла?

– Да, но вы мое объявление все равно напечатайте. У меня должен быть выбор, – распорядился вернувшийся мужчина и пригрозил: – Если с этой не получится – я еще приду! И еще вот что…

Но к счастью, за его спиной маячил вернувшийся Василий, которому наскучило сидеть в машине, и он решил, что Катеньке может понадобиться его помощь. Решительно отодвинув занудного посетителя (тот сразу сник), он подождал, пока Катерина соберет сумку, и под руку вывел ее из кабинета.

– Спасибо! – с чувством поблагодарила Катерина. – Вася, слушай… Сегодня у дочки день рождения. Можно, мы еще в магазин заедем, а? Гости придут, а у меня шаром покати…

– Без вопросов! – весело откликнулся Василий, и Катерина посмотрела на него с симпатией. Хороший все-таки Вася мужик, жаль, что ему так не везет.

Час спустя, нагруженные свертками и пакетами, они поднялись в квартиру, и Василий, даже не выпив предложенного чаю, вернулся во двор – смотреть машину. Катерина вручила ему ключи и занялась фаршированными перцами – надо же показать маме, что она еще не разучилась готовить и не морит ребенка голодом. (А что перец она купила уже почищенный и нафаршированный, она никому не скажет.) Никого, кроме дедушки, бабушки и Светки с Леной, в гости не ожидалось. А подружек дочери она обещала отвезти в боулинг в ближайшее воскресенье, так что стол накрывать не придется. Но ее родители привыкли праздновать «как положено» – с застольем, тортом со свечами, пением «Каравая», игрой в слова и фанты. Так было всегда, сколько Катерина себя помнила, традиции соблюдались свято и распространялись на дни рождения всех членов семьи, которых стараниями Катерины в этом году стало на одного меньше.

Дочь явилась из школы счастливая и довольная, долго выгребала из портфеля подарки, раскладывала их на столе и хвасталась. Пять разномастных плюшевых зверюшек Катерина одобрила, на диски покосилась – опять, телевизора тебе мало! – опрометчиво выложенный лак с блестками для ногтей немедленно конфисковала, прочее просмотрела невнимательно.

– Мам, а сегодня папа придет, – сообщила Дашка, решив, что вопрос с лаком надо как-то замять. И добавила без вопросительного знака в голосе: – Можно.

– Ну… конечно… – это же твой день рождения, – забормотала Катерина, растерявшись от неожиданности.

Она не видела Олега с Нового года, точнее, с прошлого декабря: он тогда не смог выбраться домой из какой-то очередной Тмутаракани, и она прокричала ему в телефон, что тогда может и не возвращаться вовсе, а она подаст на развод, потому что ей на-до-е-ло!!! И за вещами он заехал, когда ее не было, – деликатный, видите ли, и в суд не пришел… Теперь она не знала, как будет себя вести, что говорить. Но Катерина взяла себя в руки – ведь, соглашаясь на развод, Олег не брал обязательства улететь на Луну, а значит, они рано или поздно все равно бы встретились. Сегодня так сегодня, почему бы нет?

– Дашуль, у нас с папой нормальные отношения, – заверила она дочь. – Мы же интеллигентные люди. И потом, если мы не живем вместе, это не значит, что папа не может к тебе приходить. Конечно, можно.

Тем более что ее разрешения никто и не спрашивал, а Дашка, не дослушав, ускакала болтать по телефону.

Неожиданное известие заставило Катерину бросить хлопоты по накрыванию стола и заняться приведением себя в божеский вид. На незамужней женщине глаз отдыхает – эту истину она и намерена сегодня собой олицетворять.

– Дашка! – закричала она из ванной, вытирая голову полотенцем. – А папа тебе что, звонил? Он где?

– Папа мне каждый день звонит, – сообщила, возникая на пороге, дочь. – Или эсэмэски шлет. Мы с ним в «аське» болтаем. А тебе что, не звонит? Я думала…

Вместо ответа Катерина включила фен и сделала вид, что вопроса не слышала. Скажите, пожалуйста, какое рвение! Когда он жил дома (если так можно назвать его постоянные командировки), Дашкой он не особенно занимался. Звонит он каждый день… А ей, Катерине, ни разу не позвонил после развода. То ли наплевал совсем на нее с ее закидонами вместе, то ли опять деликатность проявляет. Катерина почувствовала себя задетой. Ведь это же она с ним развелась, это она не захотела, а получается, что и он тоже?.. Свинство! Да, и платье полосатое надеть! Оно у нее теперь самое любимое, а Олег его еще не видел.

Гости пришли все разом, как выразилась бабушка, «в одну дверь». После продолжительной и неконструктивной суеты все приготовленное наконец разложили по салатницам и блюдам, сверили количество стульев и тарелок с количеством присутствующих (дед, бабушка, Даша, Катерина, Света, Лена), что удалось не сразу, наконец уселись за стол. Одно место пустовало, и от этого всем было неуютно, но все делали вид, что ничего подобного.

«Вечно так! – вспоминала старые обиды Катерина. – Праздник – я одна, в театр – я одна, в отпуск и то с Дашкой на пару, а он, видите ли, для страны нефть ищет, и хорошо еще, если недалеко, в Ханты-Мансийском округе, а не в Заполярье».

Ответственным за первый тост был назначен, опять же по традиции, дед. Но не успел он открыть рот, как в дверь позвонили.

– Папа! – торжествующе завопила именинница и унеслась в прихожую, уронив по дороге стул.

Катерина выпрямила спину и перевела дыхание: она не думала, что первая спустя полгода после развода встреча будет стоить ей такого нервного напряжения. Веселый кураж, с которым она в январе (сто лет назад!) начинала новую жизнь, мечтая о перспективах и горизонтах, куда-то подевался, выдохся, как не выпитое вовремя шампанское – вроде все в порядке, а вкус не тот.

Олег вошел – и сразу заполнил собой небольшую комнату. Двигался он осторожно, потому что на нем висела запыхавшаяся и совершенно счастливая Дашка. Вся суета повторилась снова, и наконец дед смог начать свое торжественное выступление. Пока он говорил, Катерина исподтишка рассматривала мужа, который сидел к ней боком на другом конце стола и откровенно любовался дочерью. Он похудел, и это ему очень шло, к тому же где-то успел загореть, как завсегдатай солярия (а где еще, скажите на милость, горожанин может приобрести такой приятный коричневый оттенок), и льняная рубашка, глубоко распахнутая у ворота, очень ему шла, делая загар более заметным. Он никогда не застегивал верхнюю пуговицу на рубашке, а галстук неизменно называл удавкой и не надевал даже на собственную свадьбу, что будущая теща сочла наплевательством на традиции и дурным тоном, вспомнила Катерина. Рубашка была стильной и дорогой, Светка бы наверняка сразу назвала фирму, и это Катерину расстроило. Олег не любил ходить по магазинам, и она почти всегда покупала ему одежду сама, на свой вкус, поэтому таких вещей раньше у него не было – она брала ему что-то простое и практичное, чтоб хорошо стиралось и не надо было гладить. Эту стильную непрактичную рубашку, которая отлично на нем сидела, и совершенно непрактичные, голубовато-белесые джинсы, получается, он выбирал сам. Или… Вот тут Катерина впервые поняла, что чувствовал Бабин, когда его родная, своя собственная жена Светка вдруг стала чужой и неподотчетной – а она тогда еще над ним посмеивалась, дура.

– Мама! Ну мама же! – вывел ее из задумчивости голос дочери.

Катерина увидела, что все смотрят на нее, родители – вопросительно, Дашка – непонимающе, Света – с беспокойством, а Олег… С веселым равнодушием – ей так показалось.

– Давайте выпейте уже за меня, и мы пойдем с Леной подарки смотреть, – распорядилась именинница. – Пап, а ты чего мне подарил?

– Я тебе еще ничего не подарил, – рассмеялся Олег. – Хитрованка! Поскольку ты мне родная дочь, ты меня должна любить безд-возд-мездно, то есть даром.

Дашка немедленно надулась, потому что юмор, направленный в ее адрес, не понимала принципиально, и отцу пришлось сменить тактику:

– Дашка, я тебе про свой подарок потом скажу, в конце вечера, – и добавил самодовольно: – он такой… пока секретный. Договорились?

Пока Дашка прикидывала, согласиться ли ей на такие сомнительные условия или еще поныть, раздался звонок в дверь.

– Ой, это Вася! – вскрикнула Катерина и побежала в прихожую. – Я же про него совсем забыла!

– У тебя т-тромблер п-полетел, – сообщил Василий, не переступая порог. – Я новый п-поставил.

– А где ты взял?

– Съездил и к-купил. И з-зажигание выставил. Только лучше его на т-трассе выставлять. Давай п-поедем завтра хоть до С-Среднеуральска, с дочкой там на озере п-погуляете, все лучше, чем в г-городе, и я тебе…

– Проходи, – торопливо перебила его Катерина. – Извини, пожалуйста, мы уж тебя ждать не стали.

Василий не заставил себя уговаривать и принялся снимать куртку. Потом долго мыл руки в ванной, а Катерина переминалась с ноги на ногу в коридоре, не зная, как представить его присутствующим. Вот было бы здорово, если бы вместо Василия пришел Ивашов – этого и представлять не надо, его узнают все и везде, Светка тут же принялась бы с ним кокетничать, а бывший муж сразу перестал бы так самодовольно улыбаться… Хотя, с другой стороны, Ивашов бы наплевал выставлять ей зажигание, да он и не умеет наверняка – зачем, если есть шофер? И про Дашку он знать не знает, не интересовался никогда, а Василий сырки им возит и хочет, чтоб они на озере погуляли. Да и хорош бы был Ивашов в ее хоромах! Катерина тряхнула головой, превращаясь из корыстной стервы в себя, обычную (бескорыстную стерву, как непременно бы вставил Бабин, не тем будь помянут), взяла Василия под локоток и церемонно провела в комнату.

– Это Василий, – сообщила она присутствующим и замолчала, как будто эта информация была вполне исчерпывающей.

– А, вы тот самый знаменитый Вася, про которого она мне все уши прожужжала! – обрадовалась Светка. – Я уже полгода про вас слушаю всякие истории.

Катерина от ее бестактности поморщилась, а Василий – хоть бы хны, ухмыльнулся, довольный собой, и потащился Светке ручку целовать. Потом то же самое проделал с мамой Катерины, которая протянула руку опасливо, как будто Василий был дрессированным зверьком неизвестной породы и вполне мог цапнуть. Новый ухажер дочери – опять явно не из их круга, и на сей раз это просто неприлично – было написано на ее лице. Потом пожал руки мужчинам, и, наконец, все уселись за стол в третий раз.

Катерина решила больше мамино терпение не испытывать и рассказала вкратце о своей рубрике и о том, что Василий будет сниматься в фильме по ее сценарию. Мама и Светка немедленно засыпали Василия вопросами – женщины, даже такие церемонные, как ее мама, всегда любопытны, а он отвечал подробно и с удовольствием, как на пресс-конференции. Олег тоже принял деятельное участие в разговоре, и Катерина совершенно напрасно ловила на его лице тень насмешки, он в отличие от Катерины естественно поддерживал разговор, с интересом расспрашивал Василия – правда, не о его приключениях, а больше о машине да о тромблере, будь он неладен, как будто ее, Катерины, рядом не было, и чувствовал себя совершенно свободно. Раньше и она рядом с ним так себя чувствовала, не на пуантах, а босиком, попросту. В крайнем случае в домашних тапках. А сегодня… Это потому, что я все время слежу за его реакцией, а ему на меня – наплевать, подвела итог Катерина и от огорчения отправилась на кухню пробовать фаршированный перец.

Дашке и Лене наскучил непонятный разговор.

– А можно, мы к вам пойдем, тетя Света? У нас кино новое. А ты, папа, к нам приходи, ну чего тебе со всеми сидеть? – проявила тонкое понимание ситуации дочь. – Лучше с нами. Придешь?

– Приду, – пообещал отец. – А Женя где? Тоже будет с нами кино смотреть?

– А папа с нами не живет, – нарушив наступившее неловкое молчание, звонко сообщила Лена. – У него другая жена. И скоро будет другой ребенок. Он уехал.

– Понятно, – кивнул Олег и посмотрел на Катерину… нехорошо посмотрел, тяжело. Как будто она была виновата в том, что Бабин уехал. – А знаете что, девчонки? Давайте доедайте, пойдем к Лене, и я вам такое кино покажу!

После такого обещания девчонки есть немедленно отказались, пообещали, что «к торту вернутся», и потащили Олега на пятый этаж, к Бабиным.

Через час и Светка засобиралась домой – вид у нее был усталый, и Катерина подумала, что завтра надо будет и их с Леной позвать с собой на озеро, Василий будет только рад. Вместе с ней Катерина ловко спровадила Василия, который был не прочь остаться и подольше.

– Катюша… – подошел к ней отец. – Мы тут с мамой подумали… Ты устала сегодня… Давай мы Дашуню заберем.

– Да я не знаю, – засомневалась Катерина. – Мы вроде завтра на озеро собирались.

– Вам, может, поговорить надо? – кивнул он в сторону закрытой двери, и Катерина поняла, чего ради он выдвинул такую идею. – А за Дашей завтра заедете.

А что, вдруг подумала Катерина, – взять и оставить Олега ночевать! Просто так, озорства ради. Раньше он всегда немедленно загорался, когда ей вдруг приходило на ум первой затеять многообещающие маневры, кокетничая, провоцируя и не договаривая того, что и так понятно. И ей всегда нравилось чувствовать эту свою власть над ним. Хотя со временем это ощущение притупилось, если совсем не исчезло, и кокетничала она с мужем все реже и, так сказать, в «рабочем», сокращенном варианте. А теперь он – чужой. Она от него отвыкла. От его рук, губ, слов, дыхания. Тем лучше – она соблазнит чужого мужчину. Легко! Просто так, из озорства. Теперь у нее есть опыт. От этой мысли Катерине стало жарко и весело. Она чмокнула отца в щеку, и он вздохнул с облегчением.

Дашка и Олег вернулись от Бабиных, Дашка скакала и повизгивала от восторга, а Олег довольно улыбался.

– Там дельфины! Прыгают! И папа их кормил! – кричала она ничего не понимающим дедушке и бабушке. – Мама! Папа видел кита! Совсем близко!

– Где дельфины? – спросила, появляясь из кухни, Катерина.

– Да я на видео снял, – пояснил Олег.

– В дельфинарии, что ли? Дашунь, поедешь к дедушке с бабушкой? Они говорят, что там для тебя еще подарок есть, а завтра я за тобой заеду…

– В океане! В настоящем! Возле острова имени собаки! – не унималась Дашка. – И там еще шторм был! Ужас! Волны с наш дом! Папа целое кино снял!

– Да где? – выбралась наконец из плена волнующих мыслей Катерина. И, приступая к реализации своего плана, посмотрела на Олега тем – «особенным» взглядом. – Какое кино?

– Ну что, сознаемся? – спросил Олег у дочери, никак не отреагировав на вполне прозрачный намек.

– Сознаемся! – опять закричала Дашка. – Это же круто! Можно я, пап? Можно?

– Можно, – разрешил отец, любуясь раскрасневшейся и взлохмаченной именинницей.

– Папа теперь в Канаде работает! Я в школе расскажу – все от зависти сдохнут! Он живет там прямо в океане! В каком, пап, я забыла?

– Географию надо учить, – назидательно заметил отец. – В Атлантическом.

– Как это ты в океане живешь? – спросила Катерина, от удивления пропустив даже Канаду, при упоминании которой должны «сдохнуть» Дашкины одноклассники. – We all live in the yellow submarine, что ли?

– На платформе нефтяной. Недалеко от острова Ньюфаундленд. У меня с декабря контракт с американской фирмой, которая работает в Канаде. Пока на два года, там видно будет. Я почему и не приезжал – на суд и вообще. И на Новый год тогда не смог.

– А почему не сказал? Что ты на этом… Ньюфандленде? Я думала опять где-нибудь… – едва смогла выговорить Катерина.

– А что это меняло? Чем Ньюфаундленд лучше Ханты-Мансийска? – тихо, чтобы слышала только она, спросил Олег. – И потом, ты тогда уже не спрашивала, а кричала.

Отвернулся и громко сообщил, подражая диктору на вокзале:

– Внимание-внимание! Объявление для Дарьи Олеговны Титовой. По поводу своего двенадцатилетия она награждается поездкой в город Сент-Джонс, провинция Ньюфаундленд, Канада. Отъезд запланирован на начало июня при условии предъявления хороших и отличных оценок за год. Особенно – по английскому. – И, сбившись с официального тона, добавил: – Там сама кита увидишь, если будет сезон, они часто приплывают.

– Ур-ра!!! – завопила Дашка и повисла на шее у отца.

Дедушка с бабушкой принялись ахать и уточнять детали (дед – с восторгом, бабушка – с ужасом), а Катерина стояла столбом посреди царившей суеты и думала – поезд ушел. Теперь ее хитрый план стал вполне идиотским и бесполезным. Оказывается, ее бывший супруг на сей раз командирован не в заполярные болота, а на побережье какого там океана, она прослушала? В страну Канаду, где все пьют кленовый сироп, играют в хоккей и, кажется, там где-то рядом Ниагарский водопад и пять Великих озер. Или это в США? Ну, хоть Дашка подучит географию на месте. А она может засунуть подальше все свои идеи насчет захватывающего и ни к чему не обязывающего секса с бывшим мужем для проверки своего влияния. Спохватилась, скажет он – и будет прав, именно так это и будет теперь выглядеть. Сто баллов по шкале любого дерьмоискателя. Оставался старый проверенный способ хотя бы не усугубить положение: проводить гостей и лечь спать, чтобы неудачный день побыстрее закончился и не преподнес бы еще каких-нибудь пакостей, что Катерина и сделала.

…Она проснулась от того, что под окном истошно орал петух. С трудом разлепив один глаз, Катерина посмотрела на часы: старенькие ходики с гирьками в виде еловых шишек показывали шесть утра. Некоторое время она раздумывала, что предпринять: попробовать открыть второй глаз и начать новый день или все же сделать вид, что петух ей приснился.

– Кыш отсюдова, окаянный! Девка спит, а он вон че выкомаривает… Кыш! – Эмоциональная тирада под окном была произнесена драматическим шепотом, что очень рассмешило Катерину, и она решила – просыпаться, тем более что любопытное солнце уже заглядывало за белые кружевные занавески и заросли цветов на подоконнике, которые назывались как-то занятно – не то Ванька-мокрый, не то Манька-невеста.

Но проснуться и выбраться из постели – вещи совершенно разные, и если уж Катерине предоставлялась возможность поваляться в постели, вместо того чтобы как ошпаренной мчаться на работу, она использовала эту возможность по максимуму. Она повертелась на подушке, устраиваясь так, чтобы солнечный луч до нее не добрался – «девка спит, а он вон че выкомаривает», – и стала рассматривать комнату. Она лежала на старинном диване, сиденье которого было выгнуто неудобным горбом и пружины чувствительно толкали в бок, но зато над головой помещалась деревянная полочка с белой кружевной салфеточкой, на которой стояли семь фарфоровых слоников – мечта всей ее жизни. Катерина при случае всегда искала их в комиссионках и антикварных магазинах, но попадались все современные подделки, индийские и турецкие, а она хотела – настоящих, тех самых, считавшихся символом мещанского уюта и прочих пережитков.

В углу была икона с лампадкой, Катерина не знала имени изображенного святого, но предполагала, что вот этот угол и есть «красный». А ниже иконы в большой общей рамке висели черно-белые фотографии каких-то людей – все больше молодые или средних лет, они не улыбались, старательно и ответственно позируя фотографу. Посреди комнаты стоял стол, накрытый кружевной скатертью с кистями до пола, на противоположной стене висел умопомрачительный ковер, по ярко-синему фону расписанный огромными, с капустный кочан, алыми розами и бутонами, по форме похожими на огурец. Еще стояла старинная тумбочка на четырех ножках, тоже накрытая кружевной салфеткой, а на ней красовались здоровенный фарфоровый петух с отбитым клювом (это его ничуть не портило, а придавало боевой вид) и белая фарфоровая ваза, расписанная цветочными гирляндами. В вазе красовался букет искусственных роз. Напротив двери располагался черный комод с резными дверцами, в котором жили позвякивающие при ходьбе чашки. Внушали уважение возраст и качество комода, о которых говорил его бок, с глубоким, как ущелье, продольным углублением, выцарапанным когтями многих поколений кошек. Хотя Катерина не поручилась бы, что это именно комод – вполне возможно, при рождении сооружение было названо горкой или сервантом.

В общем, обстановка была изумительная, и именно такая, как надо – то есть вдохновляющая. Наличием вдохновляющей обстановки Катерина озаботилась наутро после Дашкиного дня рождения, после того как ей позвонила мама и сообщила, что у них дома начинают менять трубы и батареи, поэтому «папа поживет дома, чтобы следить за рабочими, а мы с Дашенькой с понедельника переберемся к вам». Катерина таким поворотом была весьма озадачена: она сама как раз рассчитывала отправить Дашку на неделю к родителям, взять на работе дней пять в счет отпуска и заняться наконец сценарием, который она обещала сдать к концу мая, при том, что на календаре было пятое июня. Таким образом, из дома надо было сматываться, причем куда подальше, чтоб не было соблазна сорваться и приехать, если что. Подумав, она решила позвонить в Малый Куяш Галине Ивановне Травкиной и попроситься на постой к какой-нибудь одинокой бабушке. Пять дней тишины и покоя в компании с ноутбуком – и режиссер Урванцев получит обещанный сценарий в лучшем виде. Бабушка была немедленно найдена – и Катерина, наплевав на все городские дела, автобусом (опять же подальше от соблазна) прибыла в Малый Куяш. Было это… так, сегодня четверг, значит, в прошлое воскресенье.

Травкина познакомила ее с тезкой – бабой Катей, обозначив распределение ролей на ближайшие дни: баба Катя – «хозяйка», Катерина – «журналистка к вам на постой».

– О-он че – журналистка… – уважительно протянула баба Катя и отвела Катерине место в большой комнате, а сама перебралась в маленькую, совмещавшую в себе заодно кухню и прихожую.

Свои обязанности хозяйки баба Катя понимала так: она должна передвигаться по дому бесшумно как мышь и три раза в день кормить Катерину так, чтобы та не имела желания и возможности вставать из-за стола, а так и сидела бы за ним с утра до вечера, отдуваясь от обжорства, и стучала бы по кнопочкам, водрузив поверх скатерти привезенный с собой «телевизор» – слово «компьютер» баба Катя не выговаривала. Поэтому с утра были горячие блины с растопленным маслом, сметаной или вареньем на выбор, в обед – суп и второе, на ужин – пироги или каша, и под пристальным взглядом бабы Кати Катерина съедала все до последней крошки, уговаривая себя, что ничего страшного, вернется домой и похудеет. Зато сценарий был почти готов, придуман, расписан по эпизодам и наполовину написан.

Под влиянием то ли бабы Катиной кормежки, то ли общей умиротворяющей обстановки с занавесками, салфетками и петухами сценарий получился совсем не такой, как задумывалось. Она-то хотела, чтоб было легко и иронично, без лишней сентиментальности, но с оптимизмом и непременно – с хорошим концом. Такая добрая сказка для взрослых тетей и даже дядей, а сказки должны заканчиваться свадьбой. Но получалось как-то не так, будущий экранный Вася своевольничал, параллельные истории других героинь если и вызывали улыбку, то сквозь слезы, да и общая идея не особенно вырисовывалась.

– И наплюй! – посоветовал режиссер Урванцев, которому она позвонила и пожаловалась на творческий кризис. – Неигровое кино – это дело такое: начнем снимать, там все равно все по-другому будет. Я уже, кстати, весной кое-что подснял под твою историю – я тебе не говорил?

– Нет, – заинтересовалась Катерина. – А что подснял?

– Яблони цветущие на проспекте Ленина, напротив «Спорттоваров». У меня идея такая есть…

Но Катерина, экономя деньги на сотовом и не желая подпадать под чужое влияние, суть идеи выслушивать не стала, о чем потом не раз горько пожалела.

Она наконец выбралась из постели – в семь утра, и это по доброй воле! – и, к великой радости бабы Кати, принялась за завтрак.

– Баба Катя, а можно, я сегодня с вами пойду прогуляюсь? – отдавая должное оладьям, попросилась Катерина. – А то я сижу тут безвылазно с воскресенья. Хоть посмотрю на ваш Куяш.

– Дак… – почему-то растерялась баба Катя. – Я гулять-то и не хожу, ноги болят, я по делу тока…

– И я по делу, – не отвязывалась Катерина. – Я вас подожду. Мне одной неохота.

– Ну-к че, пойдем, – уступила хозяйка. – Который день сидишь как привязанная.

Прогулка оказалась совсем не такой, как ожидала Катерина. По главной улице они дошли до площади, на которой стояло здание сельской администрации. Оттуда крошечная аллея – восемь березок в два ряда – вела к памятнику солдатам, погибшим в Великую Отечественную. Обычный монумент, каких тысячи по России, – бетонная стела, полсотни фамилий, все больше Подкорытовы да Бабашкины, простенькая клумба с пока еще нераспустившимися цветами, трава, весело пробивающаяся в зазоры между старыми, кое-где пораскрошившимися плитками, рядом – скамейка в отставших чешуйках старой краски. Катерина, усевшись в тенек, стала глядеть по сторонам, а баба Катя, потуже затянув концы белой косынки, принялась выдергивать из клумбы желтые одуванчики и прочую «неположенную» растительность. Потом Катерина принесла воды из колонки, баба Катя тряпочкой протерла таблички и по-домашнему повесила ее сушиться на одной из берез.

– У вас тут родственник? – спросила Катерина, водя пальцем по металлическим буковкам.

– Муж, – ответила баба Катя и погладила строчку «Бабашкин Михаил Петрович».

Катерине показалось, что строчка блестит ярче, чем остальные.

– А он… в каком году погиб? – осторожно спросила Катерина.

– В сорок первом. Их с сыном вместе призвали. Тока они до фронта-то и не доехали, – охотно объяснила баба Катя. – Разбомбили эшелон. Лексей-то, сын его, писал потом сестре, что налетели самолеты, они из вагонов-то и попрыгать не успели. Кого там… хоронить-то, говорят, было нечего.