Текст книги "Оправдать любой ценой"

Глава 5

Тимура снова разбудили раньше всех. Тюремные повара просыпались раньше и шли готовить завтраки. Круги вокруг глаз от недосыпа стали больше, но взамен пропало чувство голода и даже появилось какое-никакое уважение среди заключенных.

В армии Тимуру доводилось много готовить в полевых условиях и под обстрелами. И пусть Афганистан и тюрьма не очень-то похожи, но выкручиваться приходится одинаково. Например, чтобы заключенные не падали в обморок от голода и каждый день продуктивно работали на ткацких или металлообрабатывающих производствах, а также уверенно держали топоры, пока рубят лес, им нужно питаться соответствующе. Мясо, овощи и фрукты, каши – всего этого не было или было в дефиците. Пожелтевшее от времени меню на неделю висело на кухне, кажется, уже пару лет. На завтрак в основном готовили пшенную или манную кашу, сами пекли хлеб и разбавляли чан с кипятком одной пачкой сахара. Конечно, каша успевала не то что остыть к моменту завтрака, она превращалась почти что в камень.

На обед Тимур и еще один заключенный из пожухлой, а иногда и протухшей капусты и небольшого количества рыбы должны были приготовить сытный суп. Заключенным повезло, ибо прошлые повара почти не добавляли рыбу, забирая ее себе.

Ужин представлял собой подогретые объедки с завтрака, только без хлеба. Почему‐то хлеб на ночь не полагался.

Через какое‐то время Тимур и его коллега по цеху Иван по прозвищу Сиплый приловчились готовить по этому меню весьма сносные блюда. Поваров обычно называли баландерами, в тюрьме это почти ругательство, однако за хорошую еду их так никто не называл. Да и каждая собака в тюрьме знала, что Тимур хорошо общается с Сильвестром и остальными из «Востока». Даже если бы они готовили еще хуже, его бы никто не тронул.

Узнав о посещении Татьяны Александровны, Тимур улыбнулся. Если она придет, значит, есть какие‐то важные новости, которыми она хочет поделиться.

Оставшиеся сутки до посещения Тимур строил догадки, о чем именно она расскажет.

«Или ей опять что‐то нужно будет узнать у востоковцев?» – если так, то ему ничего не стоит выведать у них интересующую детектива информацию.

В последнее время в тюрьме стало очень спокойно. Раньше частенько доносились лай собак и крики работников тюрьмы. Теперь же здешние овчарки даже на птиц, которые изредка залетали на территорию зоны, не лают.

– Почему тихо стало? – Якут, как обычно куривший возле окна, задумчиво смотрел на свободное небо, которое только‐только освободилось от оков туч и облаков. – Так Лихого перевели.

– А кто это? – Тимур знал многих сидельцев, в основном по рассказам, но кого‐то встречал лично.

– Это, как тебе сказать…

– Заноза в заднице, – донеслось с верхней койки, на которой лежал Сильвестр.

– Можно и так сказать, но если выражаться интеллигентнее, то он был ложкой дегтя в бочке меда.

– Это с каких пор для тебя тюрьма медом стала?

– Я здесь не по своей воле, однако и воду лишний раз мутить не надо. В этой тюрьме или в любой другой начальник посмотрит мои документы и сразу поймет, что меня бессмысленно строить, не такой я человек. Те, кто посмелее, ну попробуют, а что толку? Зубы обломают и потом всю жизнь будут лапу сосать.

Сидельцы посмеялись. Тимуру становилось легче от таких простых и душевных разговоров. До этого он как‐то не предавал этому значения, но, кроме брата, ему совсем не с кем было поговорить. У него не было близких друзей или девушки, не было знакомых и приятелей, которых можно позвать в выходные на природу. Лишь здесь, находясь в заключении, он обрел этих людей, с которыми на воле никогда бы не встретился.

Странный парадокс, о котором Тимур иногда задумывался перед сном. Вот и сегодня ему не спалось. Он думал, что же будет после освобождения. Они больше не встретятся? Да и зачем он им нужен на свободе? Тимур вернется к управлению бизнесом, а востоковцы – к своим делам. Кто знает, последнее это их пребывание в местах лишения свободы или нет.

Но, кажется, он так и не поспал этой ночью, а может, эти мысли ему приснились. Открыв глаза, он увидел небольшой луч света, который выглянул из решетки. Скоро подъем.

С первым ударом надзирателя в дверь и до четырех часов время пролетело настолько быстро, что Тимур и не понял, как он встал и приготовил завтрак и обед. За ним пришли и снова отвели в комнату, в которой он бывал уже, наверно, раз десять.

Татьяна Александровна еще не пришла, но зато на столе лежали ручка и несколько листов, поэтому Тимур решил порисовать. Раньше у него здорово получалось рисовать на полях тетрадок всякие узоры, вот и сейчас он не заметил, как через пару минут лист стал похож на скатерть.

– Неплохо получилось, – он не заметил, как в комнату вошла Татьяна Александровна, – думаю, если бы вы действительно были бандитом, то могли бы стать кольщиком. Слышала, таких уважают.

– Это да, но таких умельцев мало.

– Не набили себе еще купола?

– Один купол – это один год тюрьмы, Татьяна Александровна. Я таким похвастаться не могу. – Он сделал небольшую паузу и добавил с широкой улыбкой: – Пока не могу.

– И вряд ли сможете. У меня к вам опять будет просьба. – Она разложила несколько фотографий и лист с описанием партнера Виталия. – Вот это описание человека, с которым ваш брат работает. Не буду говорить, надежен он или нет, это выбор Виталия. А это человек, которого я сфотографировала в торговом центре. Как видишь, сходство есть, но мне нужно точно знать, один это человек или разные.

Тимур взял фото, завернул их в лист с описанием и убрал под ботинок. Так было надежнее всего. Он слышал, что некоторые заключенные умудрялись проносить там даже телефоны или ножи.

– Еще что‐нибудь?

– Как узнаешь, передай через охрану. Вроде больше ничего. Как тебе на кухне работать?

– Ничего, правда, вставать нужно раньше, но, я думаю, вы это заметили.

Они поговорили немного про работу и жизнь Тимура, и его увели.

Вернувшись в камеру он не спешил задавать вопросы. Все, как обычно, занимались своими делами. После тяжелого рабочего дня многие спали, и только Якут и Псих до сих пор играли в слова. Кажется, они начала еще вчера.

– Амнистия.

– Омнистия.

– А я говорю – «амнистия».

– Тимур, как правильно? – оба уставились на него.

– Вроде амнистия, но точно не помню.

– Съел, словарь буфетный.

– Тогда яфетидология.

Псих нахмурился и стал старательно думать. Тимуру с его кровати было отлично видно, как от напряжения у того покраснело лицо. Проигрывать никому не хотелось, ведь на кону стояла пачка сигарет. В тюрьме она служила одной из валют. До «зарплаты» была еще неделя, а запасы у обоих подходили к концу.

На самом деле Тимур был очень удивлен, что бандиты столь эрудированны и имеют такой богатый словарный запас. Возможно, они и не имеют представления, что такое амнистия и яфетидология, но сами слова они знают, а вот, например, Тимур – нет.

Он еще недолго последил за их игрой и отвернулся. Во-первых, игра была слишком равной, чтобы болеть за кого‐то одного, как будто у них перед глазами лежал словарь. А во‐вторых, он не хотел становиться судьей для таких мастеров, ибо не хотел показаться менее образованным, чем они.

День пролетел довольно быстро, и Тимур почти ничего не помнил до встречи с Татьяной Александровной, но почему‐то ему казалось, что он устал за два дня. Через пару часов его снова разбудят, и он отправится готовить завтрак, потом обед и ужин. И так изо дня в день.

Следующий день прошел не так быстро. Перед обедом Сиплый предложил ему приготовить суп немного по-другому.

– Я вот тут приправ купил, что‐то родственники передали. Можно в суп добавить, а на второе рыбу нормально замариновать, а то от нее несет, как от моих сапог после смены.

Тимур одобрительно кивнул. Рыба действительно была не первой и даже не второй свежести. Она разваливалась и была вся покрыта слизью.

Поначалу Тимура всего передергивало от одного ее вида, не то что от прикосновений или запаха, но сейчас он договорился с охраной, и им выделили нормальные плотные поварские перчатки, которые не рвались, и он спокойно хватал и разделывал ее.

– Еще бы прищепку на нос выделили, – шутил Сиплый.

– Или противогаз.

– Ага, так и дали. Если и дадут, то один на двоих!

– И то в случае газовой атаки.

Тимур заметил, что он стал больше шутить. Наверно, чтобы не сойти с ума и не дать грустным мыслям поглотить тебя, он шутил каждый день на кухне или в камере. Даже с надзирателями, которые в первый день ему показались очень строгими, сейчас вполне можно было перекинуться парой шуток по дороге до кухни или на прогулке.

После смены у Тимура было еще много сил. Вернувшись в камеру, он увидел обычную картину – все отдыхают, Якут и Псих сидят за столом и играют. На этот раз они через охрану купили карты.

– Я так понял, вы так и не смогли выявить победителя?

– Нет, – Якут быстро-быстро мешал карты, – там ничья.

– Это как?

– Мы забыли, какие слова были, а какие нет.

– Угу, решили по старинке.

– Ну удачи.

Тимур прыгнул на свою койку и вытащил из-под подушки свернутый лист. Сильвестр сидел за столом и читал книгу. Север спал.

«К кому же все‐таки обратиться?» – пока Тимур думал, Сильвестр отложил книгу и жестом подозвал его к себе.

– Чего у тебя там? Опять про Балу что‐то? – он кивнул. – Ну идем, посмотрим, что на этот раз ей нужно?

– Знаешь, кто на фотке? И вот описание, может, татуировки знакомые? Это один человек?

Сильвестр достал из-под подушки очки и надел их. В них он переставал казаться заключенным. Даже капельки бандитского не прослеживалось в его лице. На свободе Тимур мог подумать, что он преподаватель в школе или университете, библиотекарь или какой‐нибудь даже ученый. Удивительно, как одна мелочь меняет человека. Он прищурил глаза и отодвинул фото.

– Да, это в описание и на фото один человек. Это факт. Он точно был в «Востоке», но я не могу вспомнить его. – Сильвестр обернулся к игрокам и подозвал их: – Гляньте карточку, узнаете кореша?

– Эмм, – по лицам обоих было видно, что они максимально сконцентрированы, – он же с Севером работал, нет? Такой тихий, спокойный, молчал почти всегда.

– Ага, а потом пошел и главаря «Волков» замочил.

– Не помню.

– Как не помнишь? Про это тогда только немой не трындел. Он завалил то ли дворецкого, то ли какого‐то из прислуги, переоделся и шваброй убил Сухаря в туалете. Вспомнил?

– Да-да, теперь вспомнил. Было дело.

– Так, значит, знаете его? – Сильвестр спокойно повторил вопрос.

– Ага, Хвост, кажется, звали. Хвостов, Хвостовой, Хвостенко. Ммм, не помню его фамилии.

– Еще что‐то сказать можете?

– Мы только по слухам о нем знаем, но, говорят, что хорошо умеет говорить. Не Мавроди, конечно, но были случаи, когда и большие люди ему целые состояния доверяли, а он их кидал.

– И до сих пор живой, – подметил Якут, – таких людей маловато на моей памяти. Все либо среди нас, либо уже того.

– Ага, скопытились, – хмыкнул Псих, – но мы его только пару раз видели. Тут Севера будить надо.

– А ну, толкните его.

– Да не нужно, – Тимуру стало неловко от того, что из-за него разбудят Севера, – пусть спит. Дело то не срочное, можно и до завтра подождать.

– На том свете выспится, – отрезал Сильвестр.

– Да не сплю я, – Север сам поднялся и, обув тапочки, сел за стол, – угостите бродягу чаем?

Скоро у каждого стоял стакан с чаем, а на столе лежали печенья. Север сделал пару глотков и перевел взгляд на Сильвестра.

– Что за картинка? Дай посмотреть.

Получив фото, он с первого взгляда быстро и без раздумий заключил:

– Это точно Хвост. Не смотрите на татуировки, их легко подделать, как и любую другую черту внешности. – Он положил фото на центр стола. – Вот здесь, за ухом, у него шрам. Его довольно легко заметить, именно поэтому я его сразу узнал.

– Что он за человек и какие у него отношения с Балу? – Тимур приготовил ручку и лист, чтобы не упустить ни одного слова.

– Все, что про него сказали до этого, правда – он тихий, мало с кем общался, на работе особо мокрухи не любил. Скорее не потому, что не умел или боялся срока, больше за совесть переживал. В церковь каждую неделю ходил. Хотел в двадцать семь в монастырь уйти.

– Чего не ушел?

– Посадили его. А раз в двадцать семь не ушел, то и не уйдет теперь, – большим глотком он осушил стакан, – а с Балу у него сначала отношения очень даже хорошие были. Хвост, он ведь как хамелеон, чуть что‐то поменялось, так он подстроился, а еще как этот… как его, который на домах в деревнях висит?

– Громоотвод?

– Да нет, сам ты громоотвод, ветер который ловит.

– Флюгер?

– Во, флюгер, куда подует ветер, туда он и идет. Такой человек живет только для себя, хотя и пытается казаться идеальным другом. Как только начались разговоры, что Лесничий не может стать главой и его место должен занять Балу, Хвост сразу начал его поддерживать. Везде с ним таскался и на сходках стоял за ним. Но так продолжалось недолго. У Хвоста появилась дама, не помню, как ее звали, да и не важно это. В общем, у них все шло к свадьбе, но тут началась дележка территории. «Волки» хотели отцапать наш район с казино и двумя мастерскими. Балу вспылил и послал Сухаря. На той встрече были Хвост и его девушка. Через какое‐то время ее похитили и требовали отдать район. Хвост пошел к Балу, но тот отказался помогать. Тогда‐то он сам пошел к Сухарю, долго пытал его и убил, но девушку так и не нашел. С тех пор у него зуб на Балу. Если бы тогда его не посадили, то не факт, что Балу до сих пор был бы жив. В общем, опасный тип, очень скользкий и хитрый. С таким лучше не связываться, если не хочешь проблем. Я это говорю и про тех, кто с ним корешиться хочет, и про его врагов.

– Мой брат и Хвост работают вместе. Они хотят посадить Балу.

– Очень сомневаюсь, – Север покачал головой, закурил и после небольшой паузы добавил: – Хвост хочет закончить то, что не закончил тогда, а твой брат станет пешкой в его игре. Как только дело будет сделано, он скинет все на твоего брата, а сам слиняет куда подальше и заляжет так, что и не найдешь его. Мой тебе совет – скажи ему, чтобы он переставал ему верить. Прекращать общение и выходить из игры уже поздно, как минимум потому, что он видел лицо Хвоста. Он очень проницательный и чует, когда его пытаются обмануть. Поймет, что твой брат хочет съехать, и убьет его, чтобы не подставляться под полицию. Добраться до Балу для него – первостепенная задача, а жизни и свобода других его интересуют меньше всего. Главное – убить его, а на сколько он потом уедет, ему плевать. Он и свою жизнь не пожалеет, чтобы отомстить. Понимаешь? Передай это как можно быстрее, пока не стало поздно.

Тимур кивнул и, дописав последние строки, спрятал листок под подушку.

На следующий день по дороге до кухни он передал послание Татьяне Александровне и надеялся, что его брат останется жив и не попадет за решетку.

«Какую же опасную игру он затеял. И все ради того, чтобы вытащить меня отсюда, – всю смену Тимур не находил себе места, раздумывая о сложившейся ситуации. – Эх, как он там? В загородном доме всегда было так хорошо и спокойно. Надеюсь, тетя Люда и дядя Саша еще живут там».

Воспоминания о детстве и юношестве загородом возвращали его в те дни. Потом он вспомнил про Пашку, и сердце сжалось от грусти и понимания, что его уже не вернешь. Он вспомнил, как они вместе вешали качели и гамак, как строили домик на дереве, и как он рухнул, едва не придавив их. Тогда они смеялись, а тетя Люда бегала и кричала, что ее чуть инфаркт не хватил. Так приятно было вспомнить те времена. Скупая слеза ностальгии, конечно, не прокатится по щеке, потому что он понимал, что их уже не вернуть, но от этого на душе становилось не менее тепло.

Сиплый заметил, что Тимур то грустил, то теперь порхает по кухне с широкой улыбкой.

– Чего это с тобой?

– Да так, вспомнил детство.

– Понятно, – он привычно быстрыми движениями шинковал капусту, – а я временами тоже вспомню свое, так мне плеваться хочется.

– С чего это так?

– Да что хорошего? Денег нет, родителей нет, до пятнадцати с бабкой за городом жил, а там с утра до ночи за огородом смотри, скотину корми, а из местных и не было никого моего возраста. Только летом приезжали несколько, да и с теми у меня не особо получалось ладить.

– А у меня, наоборот, в городе не особо получалось жить, слишком шумно и много людей, а вот за городом самое то.

– Это, как говорится, каждому свое.

Тревожные мысли понемногу отпускали Тимура. Так как он не мог сам связаться с братом, приходилось полностью надеяться на Татьяну Александровну и ее профессионализм.

Надо ли говорить, что после выходного дела пошли лучше и появилось все больше и больше зацепок. Однако я еще долго буду вспоминать тот день без звонков и лишних эсэмэсок. Вот и сейчас, не успела я выйти за пределы тюрьмы, раздался звонок.

Звонил Виталий.

– Слушаю.

– Добрый день, Татьяна Александровна.

– Добрый, Виталий. А я как раз только что виделась с вашим братом.

– И как он? У него все хорошо? Может, ему что‐то нужно? Сигареты, лекарство, продукты – вы только скажите. Я сразу здесь, в деревне, куплю всего свежего и домашнего и привезу ему.

– Честно говоря, не спросила, нужно ли ему что‐то, но по виду у него все неплохо. Не помню, рассказывала я вам или нет, но я договорилась, и его перевели работать на кухню.

– Как здорово, а то я переживал, что он сорвет спину на этой лесопилке или где он там работал? – Он немного помолчал, но я понимала, что сейчас он спросит про дело.

После небольшой паузы он все же продолжил:

– Как продвигается расследование?

– Нашлись некоторые люди, которые могут помочь нам выйти на Балуева. Сейчас собираем больше информации. Кстати, ваш брат нам тоже в этом сильно помогает. – Очень хотелось добавить «а вы – нет», но я сдержалась, все‐таки он мой клиент. – Как только будет информация по вашему партнеру, я обязательно вам сообщу. Будьте на связи, пожалуйста.

– Еще раз спасибо вам, но здесь плохо ловит. Лучше пишите эсэмэс, его я точно прочитаю.

– Есть еще какие‐то вопросы?

– Нет – нет, больше не буду отнимать ваше время. Всего хорошего.

Я положила трубку и закатила глаза. Кажется, теперь я понимаю Стасюка. Когда приходится общаться с таким количеством людей, поневоле разлюбишь лишние разговоры и контакты. На сегодня у меня был запланирован просмотр видео с камер в мастерской и у Восточной башни, а завтра необходимо было съездить и поменять аккумуляторы. Камеры хоть и включаются на движение, то есть зарядка расходуется не постоянно, но такое долгое время могут и не продержаться. А значит, городская свалка ждет меня!

С походом по магазинам до дома я добралась только к шести часам. На варку кофе и приготовление обеда ушло еще полчаса.

Наконец я открыла ноутбук. Сначала просмотрела камеру в мастерской. За исключением пьяной драки работников и истерики администратора, там совсем ничего интересного не было. Потасовка меня не зацепила, драчуны едва стояли на ногах, так что и дракой это можно назвать с натяжкой, а истерики меня не интересуют, на них я смотрю каждый раз, когда прихожу в отдел к Борисову.

Другое дело – камеры у Восточной башни. На них я увидела, как пару дней назад недалеко засветилась машина. Она лишь на пару минут остановилась, и из нее никто не выходил. К водителю подошел человек в синей рабочей форме и передал пакет. После этого машина сразу же уехала.

Отмотав назад, я переписала номера машины и полезла в базу. Да, на моем компьютере много полезного ребята поставили, чтобы не приходилось каждый раз отвлекать работников отделения полиции. К сожалению, моя версия программы урезанная, придется все равно напрягать Кирьянова. Удивление вызывало то, что они так открыто среди белого дня что‐то передавали. Что это могло быть? Чья машина? Скорее всего, она имеет какое‐то отношение к Балуеву. Насколько я поняла, в столь «милом» месте, как свалка, у Восточной башни, его точка встреч с подельниками.

Позвонила Кире, попросила, чтобы его ребята «пробили» владельца машинки. Тот пробурчал недовольно:

– Тань, мне работать‐то некогда, а тут ты со своей машинкой.

– Володь, все понимаю. Это не слишком срочно, так что не нервничай.

– Да как тут не нервничать? – Киря понемногу заводился. Оно и неудивительно. Он рассказал, что недавно приезжала проверка, и он получил по полной. Сначала за журналы по технике безопасности, которые были заполнены на год вперед, причем кто‐то подделал его подпись. Потом за незнание подчиненными, которые ходят на дежурство с оружием, статей по его применению. Ну и на «десерт» – открытые и неопечатанные ящики с патронами и оружием на складах. Хорошо хоть, все оружие и боеприпасы были на месте, а то поехал бы Киря сам за решетку лет на десять. Однако от довольно крупного штрафа он не отделался, да и «полковник» теперь стал от него на шаг, а то и на несколько, дальше. Не то чтобы он хотел получить его любой ценой, но все‐таки, по его мнению, три звездочки на погонах смотрятся лучше, чем две. К тому же приставка «под» очень сильно резала ему уши. Ему сразу вспоминался какой‐нибудь подберезовик, а еще это сокращение среди солдат или сержантов – «подпол». В общем, Кире было на что сетовать, и теперь любая оплошность его подчиненных будет наказываться еще строже, нежели неделей ранее.

Отсмотрела я и камеры, установленные у Виталия и в моей квартирке. Что‐то не торопятся ребята их обносить, это даже настораживает.

Более ничего интересного на камерах не было, так что я сделала заметки в блокноте, расписала свои планы на завтра и легла спать. Планов было немного, потому что еще не было известно ничего по партнеру Виталия, а также продолжался сбор информации по Лесничему. Почему‐то мне казалось, что он, определенно, замешан здесь. У него были мотивы помочь посадить Балу, а также, скорее всего, он что‐то знал про него, ибо просто так впутываться в безнадежное дело, чисто из мести, было бессмысленно.

Из рассказов я знала, что он человек крайне осторожный и расчетливый, не имеет привычки оставлять за собой следов, не брезгует преступить закон и действовать на грани жестокости, но при этом сохранил за собой репутацию «мушкетера», что никогда не уронит достоинства.

Тимур рассказывал, что во время одной из многочисленных войн за территорию в перестрелке погиб парень. Он не был его родственником, близким другом и не спасал ему жизнь, обычный рядовой боец «Востока». Лесничий лично приехал к его родителям. Они долго разговаривали. Отец парня был строителем, мать – швеей на местной фабрике. У него осталась сестренка Инга. Лесничий обещал помогать им финансово или еще как‐либо. И так было всегда – если человек «Востока» или его близкие в чем‐то нуждались, Лесничий никогда не поворачивался к ним спиной, за это его уважали не только в «Востоке», но и в других группировках.

Балу же таким уважением похвастаться не мог. Все, что у него было в те года, – это неконтролируемая злоба, которая частенько была инициатором войн, трусость и тотальное неумение брать ответственность за свои поступки. И хоть первый пункт со временем сошел на нет, а о втором и третьем знают лишь немногие, в глазах своих бывших товарищей и братьев в преступном мире он так и останется юнцом, который только машет кулаками и прыгает в кусты при первой же опасности.

Проснулась я рано. Решила, что свалка подождет, а пока полезла в интернет – у меня появилась идея, как мне найти информацию по Лесничему. И она сработала!

Правда, никакой особо эксклюзивной информации найти не удалось. Лесничий – в миру Сорокин Василий Андреевич. Семьи и детей нет. После конфликта с Балу и его доноса покинул страну и вернулся относительно недавно, всего четыре года назад. В Латвии у него остался небольшой бизнес, который он делит вместе с неким Юрисом Вацетисом.

И что там у нашего Лесничего за бизнес такой? Ага, услуги дезинсекции и дератизации. Травят грызунов и тараканов. Так-так. А не имеет ли этот Юрис отношения к «Востоку»?

Пролистала еще кучу интернет-страничек. Вроде бы к организованной преступности партнер Лесничего отношения не имеет. Родился и вырос в Юрмале. Окончил университет в Риге и переехал туда же годом позже. Семьи и детей также нет.

Привычно проверила камеры – пока ничего нового. Полезла в почту. Там – письмо от Кирьянова по машине, попавшей на камеру. Авто зарегистрировано в Перми на некоего Иванова Ивана Ивановича. В общем, как всегда. Еще и номера так явно выдавали фальшивку «О 000 ОО». М-да, не особо обнадеживающе. После выезда со свалки тачка не засветилась ни на одной из ближайших камер. Возможно, проехала через дворы. А там – что иголку в стогу сена искать. В том районе камер во дворах практически не установлено.

Вздохнув, я взяла новенькие, заряженные под завязку аккумуляторы и собралась ехать на свалку. Я запомнила дорогу, которой мы шли с Венчиком, так что заблудиться здесь мне не грозило. Однако я забыла нечто очень важное, я бы даже сказала, незаменимое. Я оставила дома респиратор. Как же я жалела об этом, пока шла по свалке, понимая, что мне еще предстоит путь обратно. По дороге я несколько раз видела бульдозеры и самосвалы, но они меня не заметили. На всякий случай я обошла башню со всех сторон и, не найдя никого поблизости, принялась за замену.

Пока меняла аккумуляторы, осмотрела их. Некоторые камеры треснули. Вероятно, не выдержали погодных условий. Выбрав самую поломанную, я заменила ее на купленную по акции вместе с аккумуляторами. Еще раз пожалела, что не взяла больше.

У въезда на свалку послышался рев мотора. Ни у «КамАЗа», ни у другой здешней техники моторы не издавали таких звуков, так что я поспешила завершить замену, спрятала камеры и отбежала за ближайшие горы мусора. К башне подъехал черный «Мерседес». По номерам сразу стало понятно, что это тот самый, который приезжал сюда пару дней назад.

На этот раз он стоял минут десять. Наконец водителю надоело ждать, он вышел из машины и закурил. Кажется, он выкурил две или три сигареты, прежде чем к нему подбежал человек в спецовке.

– Ну и сколько я должен ждать? – водитель довольно грубо вырвал пакет из его рук.

– Простите, на входе стояли рабочие. Я обходил их, чтобы не попасться на глаза.

– А форма тебе на что, кретин? Для красоты? Или, может, для того, чтобы ты спокойно ходил тут. Идиот!

– Простите.

– Все на месте?

– Да там все, что было в тех местах, которые вы указали на карте.

– Тогда встречаемся здесь же послезавтра. Координаты новых посылок скину сегодня вечером. Если опоздаешь, не видать тебе больше этой работы. «Восток» и наш глава Балуев дали тебе шанс заработать, не подводи нас!

Водитель сел внутрь, и машина рванула с места. Человек в форме едва успел отскочить, чтобы его не переехали. Подождав, пока машина скроется в заранее проделанном отверстии в заборе, он громко выругался, топая ногами и осыпая Балуева не самыми приятными словами. Вскоре он ушел.

Я решила в этот раз не следовать за ним, ибо он направился к главным воротам, где постоянно ездили машины. Странно, но во время этой сцены я так сосредоточилась, чтобы не упустить ни слова, что перестала чувствовать мерзкий запах, который источали горы мусора. Когда напряжение спало, он снова дал о себе знать. Это заставило меня бежать еще быстрее. Наконец оказавшись в машине, я выдохнула с облегчением и позволила себе поразмыслить.

Боюсь показаться банальной, но, скорее всего, эти ребята торгуют наркотиками. Парень же – обычный курьер. Он, может, и правда работать на свалке, а возможно, просто воспользовался униформой местных трудяг, чтобы оставаться незаметным. С одной стороны, такие люди, которые остро нуждаются в деньгах, оставляют «посылки», а со стороны Балу забирают и передают ему. Неплохо бы найти точку сбыта. Но брать их в ближайшие дни, на мой взгляд, не стоит – зацепим мелкую сошку, а крупная рыба уйдет на дно. Во-первых, парень, скорее всего, ничего не знает, а водитель ничего никому не расскажет, потому что в случае предательства его семью убьют. Насколько я знаю, наркоторговцы примерно таким образом и действуют. А во‐вторых, мы спугнем Балу, и он банальнейшим образом уедет куда‐нибудь из страны, и все. Прощай, дело. Соответственно, и Тимуру тогда ничем не поможем.

С другой стороны, надо бы по этому поводу посоветоваться с Кирьяновым. В конце концов, в одно лицо я эту шайку-лейку не смогу накрыть и обезвредить. Работать предстоит его ребятам. А ему, может, перепадет очередная звездочка на погоны, что тоже приятно.

Не откладывая, набрала Кире. Вкратце описала ситуацию и поинтересовалась:

– Что будем делать? – Наступила небольшая пауза. Мы оба усердно думали.

– Нет смысла думать на скорую руку, – откликнулся Володька. – Сможешь сейчас заехать в отдел?

– Больше планов на сегодня нет, так что минут через двадцать буду.

Со всеми делами я забыла и про завтрак, и про обед, так что нужно было заехать в магазин. Однако на моем пути оказалась кофейня, и я решила, что смогу обойтись и кофе с небольшим десертом. Я заказала эспрессо с кремовым пирожным и взяла с собой пару стаканчиков мороженого.

Вечером в отделе почти никого не оставалось, за исключением дежурной группы и парочки сотрудников, которые доделывали свои дела. В коридорах становилось так тихо, что цоканье каблуков эхом разносилось по нему.

Войдя в кабинет и всучив Кире мороженое, я с ходу спросила:

– Появились какие‐то идеи, что делать с курьером?

– Надо бы переманить его к нам. В пакет, который он передаст водителю, мы подложим «жучок» и так отследим, куда его везут.

– Он попал на камеры, но найти его будет очень тяжело. Думаю, даже Стасюк не справится.

– Тогда послезавтра нужно будет проследить за курьером. Встретим его, поговорим, ты ему доходчиво объяснишь, сколько и по каким статьям ему светит.

– Почему я? Думаешь, я более доходчива?

– А то. К тому же, одно дело – частный детектив, другое – полиция. Нас эта братия боится до дрожи в коленях. Как бы не слился.

– Думаешь, он согласится?

– Он не востоковец, даже не их шестерка. Среди криминальных группировок таких раньше, да и сейчас считают за обслуживающий персонал и меняют как перчатки. Сама видишь, каждый гараж и переход исписан предложениями такой вот «работы». Люди пишут или звонят, забирают, доставляют, а потом их вяжут. На вопросы «что в пакете», обычно говорят «не знаю». Хотя это мало им помогает. Поэтому согласится или не согласится, но попробовать стоит.

– Поняла. Тогда послезавтра встречусь с ним.

– Одной идти опасно, дам тебе кого‐нибудь из своих. Стасюка или Борисова, например, возьмешь?

– Они и так работают больше остальных. У меня есть другой кандидат. Хоть и берет немало, зато он уже проверен.

– Все равно лучше я тебе хоть сержанта дам.

– Неужели стал доверять им?