Текст книги "Для кого цветет лори"

Глава 10

После занятий наставник велел задержаться их десятке учеников. Всех в цитадели делили на сотни и десятки, по какому принципу – никто не знал. В десятке Рана все оказались примерно одного возраста.

– Пришло время выбрать того, кто станет Верховным в вашей десятке, – наставник, красноволосый мастер, окинул притихших учеников холодным взглядом. У него были странные глаза – белки желтые, словно перо канарейки, и в этой желтизне плавали мутные, светло-голубые радужки. В сочетании с коричневой кожей и желтыми одеяниями-хитонами, которые носил мастер, выглядел он пугающе. Предками наставника были пустынные кочевники, наградившие его такой необычной внешностью.

И еще он был очень стар. Конечно, все знали, что Сумеречные живут значительно дольше обычных людей, если не умирают от сражений. Но мастер и вовсе казался древним…

Но ученики боялись его не за цвет глаз и кожи. Мастер отличался изощренным и жестоким умом, в котором не было жалости ни к себе, ни к окружающим.

Рану он нравился.

– Но, – продолжил наставник, прохаживаясь вдоль столов, – в этот раз мнения совета мастеров разошлись. В вашей десятке два пса, достойных стать Верховным. Их физическая сила и магический дар почти равны, оба наделены лидерскими качествами, оба умны и честолюбивы. Мы не смогли выбрать между ними. – Он застыл в центре зала. – И потому предлагаем выбрать вам.

Мастер взмахнул рукой, скрытой широким желтым рукавом, и в центре появилась каменная чаша. Ученики восхищенно замерли. Материализация. Высшая ступень магии и способностей, ее достигали лишь избранные. А Ран задумался, почему бы двух лидеров не разделить по разным десяткам, но спрашивать не стал. Мастера не приветствовали ненужные вопросы.

– Каждый опустит в чашу камень, – продолжил маг. – Белый, если ваш выбор Анрей Итор. Черный, если Ран Лавьер.

На столе возле каждого из десятки появилось два камня.

– Приступайте. Кристиан Нерр.

Дух прошел уверенно, опустил черный камень. Тот гулко ударился о стену чаши.

– Баристан …

Еще один ученик сделал выбор.

– Льен…

И снова стук камня. Каждый подошел к чаше, и каждый сделал свой выбор. Ран наблюдал молча. Он хотел стать старшим. Не оттого, что желал управлять другими, а оттого, что не любил подчиняться. И хотел принимать решения самостоятельно, хотя бы на уровне их десятки. Он ненавидел чужие приказы.

– Выбор сделан.

Мастер снял чашу с постамента и вытряхнул камни на доски пола. Все затаили дыхание. Пять камней слева, три справа. Черные. Белые.

– Верховный десятки – Ран Лавьер, – объявил мастер.

Кристиан захлопал, он всегда был живее всех в цитадели. Остальные ограничились кивками и улыбками. Лавьер повернул голову к Анрею. Тот смотрел на него своими белесыми глазами, в глубине которых таилась смерть.

– Поздравляю, – прохрипел он и, резко развернувшись, первым ушел из ученической.

Мастер улыбался. На тонких губах эта улыбка выглядела тоже жутковато.

– Сегодня я освобождаю десятку от тренировок и дозволяю посетить Грот удовольствий.

На этот раз улыбки и хлопки не сдержал никто, даже сдержанный и молчаливый Льен, прозванный Ветром. Все-таки не каждый день им так везет!

* * *

Грот удовольствий располагался в скале. Это была пещера, похожая на круглый зал, с озером в центре и небольшим водопадом теплой воды. Вокруг озера стояли лежанки и были накиданы шкуры, за кадками с ярко-зелеными кустарниками виднелись углубления для более интимного общения.

И еще здесь были девушки. Такие, каких юные псы еще не видели. И ученики застыли на входе, внезапно растерявшись, завороженные, ослепленные дивными красавицами с гладкими и налитыми телами цвета шоколада, манящими улыбками и браслетами на ногах. Рабыни. Но рабыни отборные, дорогие. Не похожие на тех, что ждали их в комнатах для расслабления. Одна из них – со множеством кос, змеями сползающими до круглых ягодиц, подошла к застывшим парням, протянула поднос с бокалами и указала рукой на небольшой фонтанчик.

– Приказывайте, – нараспев произнесла она, плавно опускаясь на колени, – мы здесь, чтобы воплотить любые ваши желания…

– Чтоб я сдох, – изумился Линт, – да это же фонтан чистого вэля!

Псы расхохотались, потянулись за бокалами с выпивкой.

– Да к демонам! – воскликнул Баристан и зачерпнул ладонью прямо из чаши, глотнул, фыркая, как конь на водопое. Льен рассмеялся и последовал его примеру, Линт и вовсе сунул лицо в вэль, глотая и облизываясь.

– Нам оставь!

Хохот стал всеобщим. Выпивка сняла зажатость и превратила юных псов в обычных парней, дорвавшихся до удовольствий.

– Эй, красотка, – быстро захмелевшей Линт поманил одну из девушек пальцем. – А может, ты меня приласкаешь?

Он, красуясь, развязал шнуровку на штанах, обнажая мужской орган. Рабыня послушно опустилась на колени.

– Раздери меня бездна, – выдохнул Линт. – Я попал на небеса!

Влажные звуки наполнили грот, и захмелевшие парни сорвались, словно стая гончих, хватая девушек, заваливая их на шкуры… Кто-то уже стонал под умелыми руками, кто-то яростно вдалбливался в податливое тело.

Ран поманил в альков ту самую, с косичками. Хмель его почти не брал, даже если парню очень хотелось, напиться не удавалось. Его дар выжигал хмельные пары, гасил их. Но не сразу, и легкая волнующая дымка все же окутала разум Рана.

Девушка целовала его тело, улыбалась, тонкие косички гладили обнаженную кожу, и Ран прижал ее к себе, усаживая девушку сверху. Она подчинялась с улыбкой, с явным удовольствием рассматривая партнера. Они оба были молоды и красивы, горячи и страстны, и близость обоим доставила удовольствие. Ран откинул голову, наслаждаясь видом подпрыгивающих грудей девушки и ее стонами. Желание туманило не хуже выпивки, толчки становились все яростнее.

– Меня подождите, – голос прервал их, и Ран усмехнулся, увидев Анрея, что со спины обнял юную рабыню, провел ладонью по смуглой коже.

– Кажется, ты лишний, Итор, здесь уже занято, – Ран сжал девичьи бедра, усмехаясь.

– О, лазейка всегда найдется, – хрипло ответил Анрей. Девушка вскрикнула, когда он заставил ее наклониться и провел ладонью между женских ягодиц. – Ты уже пробовал на двоих, Верховный?

Ран качнул головой. Его тело требовало разрядки, в голове клубился туман хмеля и вожделения. И ему было интересно. Рабыня закусила губу, склоняясь ближе к телу Рана, а он ощутил, как ее лоно сузилось еще сильнее, когда Анрей вошел.

И толкнулся, не в силах удержать движение. Анрей поймал его ритм, и девушка забилась между ними, упав на грудь Лавьеру и всхлипывая. Их движения становились все резче, они неслись к обжигающему оргазму, и Ран откинул голову, издавая хриплый рык. Почти сразу застонал Итор, до синяков сжимая ладонями груди рабыни. Внизу живота стало липко, и Ран с усмешкой подумал, что, к счастью, здесь есть озеро.

Он приподнял бедра, пытаясь освободиться от навалившихся на него тел, и столкнулся со взглядом Итора. Светло-серые глаза смотрели с насмешкой и чем-то еще, чего Ран не смог определить.

– Может, повторим? – хрипло спросил Анрей, а Ран качнул головой, скользнул губами по щеке девушки, что все еще не могла прийти в себя от их двойного проникновения, и пошел к воде.

Везде, куда ни падал его взор, двигались тела, мужские и женские. Псы, дорвавшиеся до женщин, совокуплялись истово и, кажется, собирались делать это, пока не свалятся без сил. Ран улыбнулся и с разбега нырнул в черную воду. Дух вышибло от холода, озеро оказалось ледяным. Поэтому плавать Лавьер не стал, подтянулся, вылезая на высокий каменный уступ.

И насторожился. Он даже не понял, что привлекло его внимание. Может, звук. Или запах. Чутье сработало раньше, чем сознание нашло объяснение.

Ран побежал, стремясь добраться до своих клинков, что остались там же, где и вся одежда, – на лежанке возле рабыни. Но все же не успел.

Ворвавшихся было пятеро – здоровые мужики, заросшие бородами, воняющие потом и мочой. Отщепенцы. Преступники. Нет, это не было нападение. Все знали о длинном каменном здании, где держали смертников – преступников, направленных в цитадель для обучения молодых псов. Правда, обучение было своеобразным. Их просто иногда выпускали, и каждый имел право убивать. Озверевшие, матерые звери, понимающие, что это их единственный шанс если не получить свободу, то хотя бы поквитаться.

Они замешкались лишь оттого, что увидели женские тела. Мужское оголодавшее естество отреагировало, заставив убийц остановиться. Ран ударил того, кто был ближе, кулаком снизу, вкладывая в удар всю силу своего тренированного тела. И одновременно выкрикивая команду. Мужик заревел быком, падая, второй ткнул Рана в бок, но кулак скользнул по мокрому голому телу, уходя в сторону ребер. Ран упал, перекатился, не останавливаясь, подхватил чей-то брошенный нож, метнул. Рев, визг девушек и грохот наполнили грот, сменив стоны удовольствия. Отщепенцы дрались зверски, одного Сумеречного прирезали раньше, чем он смог слезть с женского тела. Он так и упал, заливая рабыню хлыщущей кровью. Ран видел Баристана, который отбивался на краю озера, заметил Кристиана, что сосредоточенно бил отщепенца, Итора, с ухмылкой пляшущего сразу с двумя. Синие лезвия в его руках сияли словно зеркальные. И сам Ран бил, падал, перекатывался и снова бил, вгоняя костяшки в мясо, челюсти, ломая ребра. Все псы были голыми, и мало кто успел дотянуться до оружия.

Льен тонко, как-то по-девчоночьи вскрикнул, и Ран повернулся в его сторону. К горлу Ветра было приставлено зазубренное лезвие, и Ран видел сразу два лица – парня и убийцы, что ухмылялся за его спиной. И, не думая, Ран уставился в глаза бандита, жалея, что не успеет помочь, и желая, чтобы тот сдох. И удивился, когда отщепенец рухнул, а Льен упал на колени, зажимая рукой глаза. Темный дар Лавьера, набравший полную силу, зацепил и его…

Мастер явился, когда все было кончено.

На камне возле озера осталось пять трупов в одежде и два – голых.

– Плохо, – равнодушно оценил мастер. – Очень плохо. Вы позволили застать себя врасплох. Позволили ранить. – Мастер посмотрел на кровавую борозду на боку Баристана. И на трупы. – Позволили убить. Надеюсь, вы усвоили урок. Вы не должны забывать, кто вы. Никогда. Кто забывается, предаваясь разврату или хмелю, тот долго не живет.

А Ран смотрел на тело Линта и хмурился. Его горло было разрезано, но вот только Лавьер знал, что сделал это не смертник…

* * *

Взятие дворца произошло, как и планировалось, хотя, конечно, не обошлось без крови. Но это было необходимо. Сумеречные устранили наместников и глав самых влиятельных родов, остальные теперь либо присягнут на верность, либо попытаются сплотиться для борьбы. Но последнее он тоже предусмотрел, все же не зря он занимал место Верховного аида столько лет. Он, как никто в империи, знал все сильные и слабые стороны власти. Дворец занят, пленные отправлены в подвалы, где когда-то держали его. Вокруг Императорского холма уже стоит оцепление из псов, а большинство еще даже не поняли, что произошло. Какое-то время люди будут считать, что дворец празднует обручение владыки.

Лавьер поднялся в императорские покои уже под утро. Тело покрывала корка крови – немного своей, но в основном чужой, и ему ужасно хотелось ее смыть. Но сделать это не было времени, он лично проследил за взятием дворца, лично осмотрел пленных и убитых. Его люди знали свое дело, и каждый занимался тем, к чему готовился. Одни блокировали входы и выходы, другие устанавливали магические щиты. В некоторых местах магию гасили артефакты, вмурованные в стены, но для этого у него был Ветер.

Час назад Льен прошуршал по залу своей фиолетовой мантией, и Лавьер усмехнулся, глядя на императорского мага.

– Убрал артефакты?

– Почти везде, – мужчина улыбнулся. – Мне понадобилось несколько лет, чтобы заменить их на пустышки. Темный Владыка был на редкость подозрительным. Я даже не сразу их все нашел. – Магистр склонился. – Рад видеть вас, Верховный. Или, уже вернее, повелитель?

– Нет, – Лавьер покачал головой. – Мы выиграли первое сражение, но это еще не победа. К тому же… Не нашли Итора?

Льен со злостью скривился.

– Успел сбежать, сволочь! Не знаю, как ему удалось. Первый советник должен был быть в храме, но его там не было!

– Не забывай, кто он, – Лавьер потянулся к графину с вином, сделал жадный глоток. – Он мог почувствовать.

– Я блокировал его, как мог, – магистр устало опустился в кресло. – Но сам знаешь, насколько Итор сильный. Возможно, какое-то чувство он уловил. Только ты со своим темным даром и мог ему противостоять. Мы все для него лишь марионетки, мне приходилось применять множество артефактов, чтобы он не лез в мою голову.

– Не только Ран, – в комнату вошел Ингор Баристан, за ним следом Кристиан и еще несколько Сумеречных.

– Кто еще? – Лавьер хмыкнул, осмотрев вошедших. Кристиан вытирал с лица кровь, у Ингора болталась плетью сломанная рука. – Целителя вызвал?

Баристан небрежно махнул здоровой рукой.

– Уже в пути. – Он тоже отпил вина из горлышка. – Анрей дико злился оттого, что не мог прочитать раяну. Ничего, ни единого чувства. Его это ужасно выводило из себя. Настолько, что я это увидел.

– Вот как, – Лавьер кивнул на его сломанную руку. – К целителю, срочно. Ты мне нужен целым. Сколько наших погибло?

– Еще считаем, но не больше, чем рассчитывали…

Ран вошел в дверь императорских покоев, снова обдумывая разговор с Сумеречными. Он знал, что надо отдохнуть. Тело требовало хоть короткого сна, он слишком давно бодрствует и может свалиться в любой момент. Сюда сражение не докатилось, все произошло на нижних этажах. И в этих роскошных покоях ничто не говорило о многочисленных убийствах и смертях.

И еще в огромной кровати лежала Оникс.

Усыпленная магией прикосновения Баристана, она спала, и лицо ее было безмятежно-прекрасно.

Лавьер застыл у кровати, рассматривая спящую девушку. Не отводя взгляда, скинул сапоги. Расшнуровал штаны и отбросил в сторону. Постоял, скользя взглядом по женскому телу, накрытому легким покрывалом. И повернулся в сторону купальни.

* * *

Оникс снился сон. Или воспоминание? Губы, что нежат ее кожу легкими поцелуями. Руки, что скользят по телу в томительной, медленной ласке. Легкое дыхание на виске… Тяжесть мужского органа, упирающегося ей в живот. И мужской запах – пряный, соблазняющий, темный, который хочется пить жадными глотками…

– Что надо сказать, раяна? – тихий голос возле ее головы.

Оникс вздрогнула и открыла глаза. Попыталась вырваться, зашипев. Не сон. На этот раз никаких сновидений! Ран Лавьер – реальный, горячий, твердый, как камень, и возбужденный. Он закинул одну ногу Оникс себе на бедро, его руки поглаживали ее спину и ягодицы. Ни клочка одежды на них обоих, ни одной даже самой никчемной преграды!

Она успела забыть, какие зеленые у него глаза. Какие чувственные губы. Какое сильное тело воина…

Проклятие! Ничего она не забыла. Ни одного мига. Он ей не позволял!

И сейчас в его глазах было такое странное выражение… Оникс не могла его понять.

– Ты не ответила.

Его голос был хриплым, то ли от сна, то ли от желания. Его ладонь опустилась ниже, гладя внутреннюю поверхность ее бедер, отчего в животе растекалась мучительная нега.

– Так что надо сказать?

– Катись в архар, Ран, – прошипела сквозь зубы Оникс.

– Я уже давно там, – он хрипло рассмеялся. – Но ответ неверный.

Он резко перевернул ее на живот, сел сверху, оседлав Оникс бедра. Наклонился, медленно провел языком вдоль ее позвоночника, облизывая каждую впадинку и косточку.

– Так что надо сказать?

– Отпусти меня! – Оникс задергалась, пытаясь его сбросить.

Но он лишь сжал ногами ее бедра, а ладонью запястья. И как Оникс ни извивалась, ей не удавалось выбраться из его ловушки.

– Архар, Оникс, будешь так вертеться, я кончу, даже не входя в тебя. – Он хрипло рассмеялся и снова лизнул ей спину. И вдруг замер. Она лишь слышала его напряженное дыхание, что теплом касалось кожи.

Очень медленно Лавьер тронул пальцем спину Оникс и повел от поясницы вверх, обрисовывая контур лори.

– Боги… – Что-то новое прозвучало в его голосе, что-то, чего Оникс никогда не слышала от него. Восхищение. Изумление. Почти поклонение… И что-то неузнанное, но волнующее… – Невероятно. Значит, он цветет не для меня? А мне кажется, что цветку весьма понравился мой язык, раяна. Он раскрывается.

Оникс снова дернулась, сжав зубы. Проклятый лори! Снова предает ее…

– Не шевелись, – Лавьер снова склонился, языком прикоснулся к ее лопатке, там, где был бутон. Из его рта раздался то ли стон, то ли рык, мышцы напряглись, став каменными, придавливая раяну к постели. – Он сладкий… Ты сладкая… Какая же ты сладкая… Я так соскучился по твоему вкусу…

Он сжал ее ладони своими, переплетая их пальцы, медленно скользя губами по узкой женской спине, оставляя горячий, влажный след своих поцелуев, и Оникс почувствовала, как отзывается ее предательское тело, как накатывает сладкая истома от этой мужской тяжести, от ласки, от предвкушения… Небесные! Она желала его. Желала до одури, хотела снова почувствовать в себе, желая яростных толчков и его одержимой страсти. И если он только прикоснется к ней внизу, то она не сможет скрыть своего желания. И понимание этого разлилось внутри горечью.

Как она может желать его после всего, что было?!

– Отпусти!

Оникс выгнулась, отчего Лавьер снова зарычал.

– Не трогай меня! А лори… он открывается для всех! Когда угодно и где угодно, независимо от меня! Слезь с меня! Я не хочу!

– Не помню, чтобы меня это когда-нибудь останавливало, – бросил он.

– Отпусти! – Оникс вывернулась, перекатилась и спрыгнула с кровати, схватила сброшенное на пол покрывало, прикрылась.

Ран Лавьер лег на бок и насмешливо поднял бровь. Словно его веселила попытка раяны закрыться и спрятаться от него. Она скользнула взглядом по тренированному загорелому телу, отвернулась.

– Вижу, ничего не изменилось, и ты остался такой же сволочью, Ран. – Горечь все равно просочилась в слова.

– Ошибаешься, – он прищурился, словно зверь, наблюдающий за добычей. – Я стал еще хуже.

Оникс отошла дальше, встала за креслом, хотя и понимала, что столь ненадежная преграда не удержит Лавьера. Воспоминания навалились лавиной, грудой камней, и она задышала, пытаясь справиться с ними.

– Что вчера произошло? Где Ошар? Вы его убили? Убили, как всех тех людей?

Она обхватила себя руками.

– Хочешь знать? – Лавьер не двигался, но она знала, что его расслабленность – лишь видимость. – Иди сюда, Оникс. Соври, как скучала по мне. Сделай мне приятно. И тогда я расскажу тебе все. Даже то, чего нельзя рассказывать. – Он улыбался, только глаза оставались злыми. – Давай, раяна, это несложно. Несколько слов, ласковая улыбка. Поцелуй. Такая малость, ведь правда? Иди ко мне.

Оникс нахмурилась. Чего он добивается? Какую игру ведет?

Лавьер поднялся, сделал к ней шаг. Злой, взъерошенный и возбужденный. Напряженные мышцы под смуглой кожей, слишком мягкие движения. Она снова попятилась. Он пугал ее… силой, яростью, страстью. Пугал и притягивал.

– Можешь не говорить, – она вздернула подбородок. – Я не настолько глупа, чтобы не понять. Ты… все спланировал. Ты все спланировал! Я видела Баристана, который убивал для тебя. И других Сумеречных… Небесные! – она сглотнула от вновь возникшей перед глазами картины. – Как давно ты готовил это? Власть стоит всех этих смертей? Стоит, Ран?

Она не заметила его движения, но он оказался рядом так быстро. Сжал, не позволяя вырваться.

– Тише, Оникс…

– Стоит? Там были женщины! – она кричала, бестолково дергаясь, надеясь вырваться из его объятий, из рук, что стали клеткой. – Зачем их было убивать? Просто женщины! И девушки, совсем молоденькие! А те, кто выжил? Что ты будешь делать с ними? Издеваться? Так же, как надо мной? Да, аид? Ты чудовище! Ты просто чудовище…

Оникс уже кричала, Лавьер молчал. Его лицо застыло, превратившись в ничего не выражающую маску, губы сжались. Он потянулся к ней, желая то ли обнять, то ли стереть влагу с ее щек, и Оникс ударила. Так, как учил Рысый, – сжать руку в кулак, большой палец сверху, перенести вес тела, вкладывая в силу удара… И вогнать кулак в мужской живот…

Но рука словно врезалась в камень, а Лавьер даже не моргнул. Зато саму Оникс скрутил в одно мгновение, развернул, прижал животом к подлокотнику кресла, вздергивая ей руки за спиной, заставляя прогнуться.

– Мой тебе совет, не бей кулаком, – голосом хриплый, и от этих горячих низких звуков у Оникс бегут мурашки по спине, и прерывается дыхание. Что он сделал с ней? Она реагирует даже на его голос, словно собака, привыкшая к командам! – Ты лишь поранишь руки, – продолжил Лавьер, вжимая бедра в ее ягодицы. – Бей палкой, ножом, кочергой или бутылью с вином, и лучше сразу по голове. Иначе я вряд ли отключусь. Запомнила?

– Так и сделаю, – просипела Оникс, извиваясь под ним, пытаясь освободиться.

– Знаешь, того, что было на Ритуале, мне ужасно мало. Мне всегда тебя мало…

– Не смей! Я не хочу! Ненавижу тебя, Ран! Ненавижу!

– Вот как? – от толкнулся в нее, входя, и от этого проникновения дыхание прервалось у обоих. Удовольствие – горячее, словно кипяток, отравляющее, словно яд, необходимое, как воздух, – лишало разума, мыслей, воли. И Оникс приходилось кусать губы, чтобы не податься ему навстречу. Он вышел и снова толкнулся в нее, резко, болезненно, восхитительно. Перехватил ее волосы на затылке, потянул, прижался щекой к ее виску. – Я ради тебя душу вывернул, Оникс, а ты ненавидишь? Дрянь.

И это спокойное, какое-то глухое ругательство, которого Лавьер никогда раньше не позволял, обожгло нутро кислотой, вывернуло наизнанку, что-то меняя в ней. Ран выдохнул и отпустил ее руки, задвигался, вбиваясь в женское тело со злостью, с дикой и глухой обреченностью, с болезненной страстью. Внутри его все болело, грызло, хотя он думал, что болеть уже нечему, все вымерло и осталась лишь засыпанная пеплом пустыня. Но нет. Что-то еще было живо, и это живое корчилось в агонии от слов, от действий, от их взаимного и больного притяжения.

Он отпустил ее руки, уже не держал за волосы, он уперся ладонью в спинку кресла и раз за разом входя в ее тело, изогнутое, восхитительное, такое желанное, что хотелось убить. Входил все глубже, ощущая, как сжимаются ее мышцы, как прерывается дыхание, как пахнет проклятый цветок – раскрытый полностью, невыносимо прекрасный.

И ему было больно.

И восхитительно…

Еще, еще, еще… Так, чтобы сломался хребет, чтобы вышибло все мысли, чтобы не болело. Резче, сильнее, языком по ее спине, по шее, по коже, дурея от вкуса настолько, что хочется укусить, почувствовать полнее, присвоить ее целиком…

Оникс застонала, выгнулась, откидывая голову, и Ран почувствовал, как сжались ее внутренние мышцы, даря освобождение.

Дыхание возвращалось с трудом, сердца колотились в унисон и успокаивались тоже. И они замерли, прислушиваясь к этому совместному стуку в соединенных телах.

– Отпусти меня, – прошептала Оникс.

Лавьер очень медленно отстранился. Отошел. Раяна развернулась, заглянула ему в лицо. После пережитой вспышки удовольствия ее шатало.

И оба знали, что ее «отпусти» было о другом.

Он подхватил с пола свои штаны и ушел в купальню. Вернулся через несколько минут, которые Оникс провела, глядя на закрытую дверь.

– Ты теперь законная супруга Светлейшего повелителя, Оникс, – бросил Ран, одеваясь и не глядя на девушку. – Ваш союз освещен в храме и вступил в силу.

– Этот брак незаконен! Я расскажу, что Ошар не прикасался ко мне, – голос тоже хриплый. И хочется закричать… О чем он говорит? Свадьба, Ошар… Она хотела спросить совсем другое. Но… не спросит.

– Правда расскажешь? – Он повернул к ней голову. – Хорошо подумай, раяна, прежде чем бросаться словами. Кстати, ты недолго была бы женой Светлейшего. Уже к следующей весне с тобой случился бы несчастный случай или внезапная смертельная болезнь. Или падение с крыши. – Ножны звякнули, когда Ран пристегнул их. Узкие кинжалы легли в петли на руках. – Или ты поверила, что вы с Ошаром будете жить долго и счастливо? Напрасно, Оникс.

– А что подготовил мне ты, Ран? – тихо спросила раяна. – Думаю, что в твоем плане по завоеванию империи мне тоже отведена не слишком длительная роль. Так что ты приготовил для меня? – она усмехнулась.

Лавьер, уже полностью одетый и при оружии, подошел, провел пальцем по ее щеке.

– Пусть это будет неожиданностью, раяна, – насмешливо протянул он. – Зачем портить сюрприз? – Его палец обрисовал ей губы, спустился ниже, туда, где лихорадочно билась жилка. Отодвинулся, нахмурившись. И разжал кулак, показывая девушке кольцо из антанита. Оникс отпрянула.

– Спасибо, что сохранила, – усмехнулся Лавьер. – Мне эта безделушка дорога как память.

Он развернулся к двери.

– Захочешь в хранилище – тебя проводят. Больше никуда не ходи.

Оникс сжала кулаки. Небесные! Он только что дал ей понять, что знает все о ее жизни во дворце.

– Ты следил за мной!

Открывая дверь, Лавьер бросил на нее быстрый взгляд.

– Конечно, – его губы тронула насмешка. – Ты моя, Оникс. Тебе стоит это понять. Я не бросаю слов на ветер.

Слова на ветер? Она нахмурилась. А потом кинулась за Лавьером, путаясь в покрывале.

– Стой! Стой! Не бросаешь слов на ветер? То есть… Ты следил за мной все это время? Во дворце? А там… на берегу моря? Там тоже?

Аид посмотрел на нее через плечо.

– Лурд Гиххон слишком стар, чтобы находиться рядом с тобой долгое время.

– Что? – не поняла Оникс.

– Ты звала его Рысый.

Лавьер захлопнул дверь, оставив раяну бессильно сжимать кулаки. Небесные заступники, как же так! Значит, и не было никакой свободы? Все это время Ран Лавьер лишь выжидал, наблюдая за ней? Сколько в этом дворце его глаз и ушей, что докладывали о каждом ее шаге? Он даже о поцелуе знает… Обо всем!

Она сжала виски ладонями, пытаясь успокоиться. Оникс откинула покрывало, которое все еще сжимала. Значит, она снова пленница?

А самое страшное, что она и сама теперь не понимала, чего хочет больше, освободиться или?..

Оникс швырнула в дверь кувшин, но легче не стало.