Текст книги "Русские суеверия"

Волос можно выпить с водой, либо он сам «всасывается» в свою жертву (иногда – проделывая в ее теле ходы и отверстия). Волос, утерянный лошадью, делается волоснем и «заедает человека до смерти». Волосси – волосы в ногах или руках от хождения босиком по воде, где летом оставили волосы лошади (эти волосы оживают на следующее лето) (арханг., новг.).

Калужские крестьяне полагали, что волос, волосатик – вид порчи. Волоса «находятся большей частию или в руках, или в ногах, или по жилам. Это делает порчельник для того, чтобы враг чувствовал нестерпимую боль при движениях. Гнездо волос находится в одном месте, от которого идут отрасли по членам и возрастают со дня на день» 〈Ляметри, 1862〉. «Семейство волосов» (волосяница и ее дети) «глодает и ест» больного (новг.). Волос может появиться от исполоха (если человек был внезапно чем-то испуган) (арханг.).

Волос – и вполне реальный червь либо волос, и воплощение «сосущего и грызущего» воспаления (ногтоеды, костоеды), которое предстает живым вредоносным существом. На соотнесенность представлений о змее, змееобразном черве и волосе указывает Д. К. Зеленин. Со змеей связано название заболевания: русское «змеевик», «змеевец», алтайское и бурятское «змеиный нарыв». «Русские в районе Сургута верили, что в этой язве на пальце живет мохнатый червяк, который может щениться, то есть размножаться. В других местах называли ту же ногтоеду словом „волос“, „волосень“ и приписывали причину болезни ожившему в воде конскому волосу» 〈Зеленин, 1936〉.

Волос изгоняют различными способами. Прикрывают рану метелкой ржаных колосьев, поливают вскипевшей с водой золою и призывают: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Волос ты, волос, выйди на ржаной колос с раба Божьего [имя], либо на пепелицу, либо на теплую водицу» (прочесть тридевять раз) (новг.) (согласно поверьям этого же региона, волос может «выйти» на свежий творог, на хлеб с солью, привязанные к больному месту).

«Выливание волосатиков» щелоком (щелочные ванны) – один из наиболее распространенных способов лечения, «причем иногда перевязывают конечности выше раны ржаными колосьями». «Берут пригоршни печной золы – чистой или с примесью различных вяжущих средств, например черемуховой коры, кладут ее в небольшую кадочку или ведро, заваривают кипящей водой и оставляют стоять до тех пор, пока полученный таким образом щелок остынет настолько, что „тело может его терпеть“. Тогда этим щелоком обливают медленно язву или погружают в него бульшую часть тела и держат там, пока он совершенно остынет. Волосни при этом „выпадают“ из язвы и погибают в щелоке. Во время ванны в помещении, где она делается, должна быть соблюдаема полная тишина, вероятно, чтобы шумом не испугать выползающих волосатиков» 〈Высоцкий, 1911〉. В Калужской губернии открытую рану поливали щелоком через веник, закрытую – накрывали лепешкой из ржаной муки с вином; осиновыми стружками, пропитанными медом. К заживающей ране прикладывали подорожник 〈Ляметри, 1862〉. Рекомендовалось также обложить больное место маленькими камешками (7–9 штук); намазать рыбьим жиром, растереть перцовой настойкой (выпив по чайной ложечке того и другого) (новг.).

«При ногтоедице в пальце, происходящей… от червя-волосатика, называемого по-здешнему – волосом, знахарка берет блюдо теплой воды и тридевять ржаных колосьев или такое же число стеблей белой нефорощи. Связав их в пук, держит его над сосудом и плескает из него воду на связанный пук, так что вода с пука падает на больной палец» (при этом читается заговор) (курск.) 〈Машкин, 1862〉.

Волос не остается в теле мертвеца, а «переползает» в живого человека. Поэтому тот, кто моет умершего (страдавшего волосом), должен произнести: «Волос ты, волос, не выходи ты на голос, к живым не являйся, а в старом теле оставайся, из него не выходи, а с ним вместе пропади» (волог.) 〈Попов, 1903〉.

Волосень в поверьях Тамбовской губернии – дух неопределенного обличья, он может покалечить палец в наказание тому, кто работает (прядет) под Новый год (волосень также означает «пряжа», «шерсть для пряжи»).

ВОЛОСА́ТИК, ВОЛОСА́ТИК-БОГ, ВОЛОСА́ТЫЙ, ВОЛОСЕ́НИК, ВОЛОСА́ТКА

– нечистый дух; черт; водяной; леший, нечистая сила; дух в овине (женского пола).

«Смотри, у речки тебя волосатик поймает» (тульск.); «„Волосатик бы тя взял“, – кричат в ярости» (волог.).

В широком смысле волосы – это и волосы человека, и «волосы животных» (шерсть), и волокна, и стебли, и нити, и живые существа (черви, змеи), и струи («волосянка» значит «кровеносный сосуд», а «волоша, волошка» – «река, проток реки»).

Тождественность представлений о волосе и о растительном волокне, о стебле, венчаемом колосом и концентрирующем растительные силы, прослеживается в таком пояснении: «волотка, или волос, есть верх снопа или всякий колос, особо взятый, волокно» 〈Снегирев, 1838〉.

Волос растет, развивается; связывает и скрепляет. Волос – волокно, нитка, струйка и одновременно вечно ткущаяся «нить бытия», пронизывающая все сущее. Березы в троицких песнях «ткут» зеленый покров земли; являющаяся перед переменами в доме кикимора «прядет нити судьбы» его обитателей; с веретеном в руке изображена в росписи Софийского собора Пресвятая Богородица.

С обилием волос-волокон – густотой и длиной волос человека, шерсти животных, злаков в поле – связывается представление о плодородии, плодовитости, богатстве, силе. На Юрьев день (6 мая) хозяина дергали за волосы, чтобы у него было густое жито (смолен.). Чем более мохнат являющийся человеку во сне домовой, тем благополучнее будет судьба дома, хозяйства. «Домовой мохнат – хозяин богат» 〈Гальковский, 1916〉. Этимологически сближаются слова «волоха» (шкура) и «волос», а с другой стороны – «волхит», «волх», «волшба» 〈Успенский, 1982〉. «У меня сила состоит в волосах», – заявляют герои волшебных сказок. «В волосах» пребывают и здоровье, благополучие обычных людей. «Летучая мышь, по-местному „кожанчик“, 〈…〉 летая вечером, старается вырвать волос из головы человека и относит на дерево». «Здоровье человека будет зависеть от того, на какой сук повесится волос: если на сырой и свежий, то есть покрытый листьями, то человек делается полнее и здоровее; а если на сухой, тогда человек худеет, сохнет и болеет. В первом случае о человеке говорят: „Кожанчик волос повесил на сыром суку“, во втором: „Кожанчик волос повесил на сухом суку“» (орл.) 〈Трунов, 1869〉. «Выпавшие волосы надо сжигать в печи, чтобы птичка не унесла их в гнездо, а то голова болеть будет». Волосы нельзя бросать где попало (их закапывают в землю) – «в волосах вся сила человека» (томск.) 〈Бардина, 1992〉.

Наделяемые особыми силами мифологические персонажи нередко волосаты и мохнаты, что подчеркивается названиями «волосатик», «волосатка».

ВО́ЛО́Т (ВЕЛЕ́Т) – великан, богатырь.

Волоты, по поверьям, – некогда населявшие землю гиганты, богатыри. Волутками именуют курганы, которые считаются могилами древних исполинов и богатырей, «первонасельников и первопредков». «Сии страшилища были великаны 〈…〉 то же, что у греков гиганты», – писал в конце XVIII в. М. Д. Чулков. Велеты, или волоты, чудбки – «первобытные жители Сибири, от которых будто бы остались курганы» (иркут.) 〈Буслаев, 1861〉.

М. Н. Макаров отмечает, что останками древних богатырей, «костьми богатырскими» иногда почитались ископаемые кости мамонтов: «В округе Переславля-Залесского один помещик употреблял плоскую мамонтову кость вместо печной заслонки, добрые люди звали эту кость ребром Добрыни Никитича» 〈Макаров, 1838〉.

В. И. Даль так характеризует связанные с волотами поверья: волот – «гигант, великан, могучан, магы́т, могу́т, вёлетень (юг России); богатырь, человек необычайного роста, а иногда и силы. В волотах сказочных, в богатырях, сила соединяется с ростом и дородством: остатки их народ видит в костях допотопных животных, а в Сибири говорит, что целый народ волотов заживо ушел в землю» 〈Даль, 1880〉.

Ср.: «Из Старой Каштановки некоторые семейства ушли жить на новое место и стало наше село – Новая Каштановка. Когда наши первые жители пришли, никто здесь не жил, никаких признаков села не было, лес кругом был. А когда стали погреба рыть, много находили человеческих костей. И сейчас еще в нашем селе Новая Каштановка находят человеческие кости. На этом месте когда-нибудь кладбище было, и, наверно, жили здесь какие-то люди могучие и сильные, потому что кости, которые в земле находили, очень большие» (пенз.) 〈Анисимова, 1948〉.

Хотя само название «волот» отмечено не повсеместно, образ исполина-первонасельника, первопредка, древнего богатыря – один из самых популярных в крестьянских поверьях и повествованиях.

«Слышал я, рассказывали, что будто где-то на юг от нас жили давным-давно волосатые люди. Ростом – со столбы воротные, силища такая, что, говорят, если дров надо было, то целое дерево руками валили, да потом руками же из него щепки кололи. Коня на всем бегу за хвост останавливали. Веры не знаю какой были, только жили долго – верно, лет по двести, одёжу звериную носили. Не знаю – по вере али так ли, все камни в кучи сваливали, да камни-то такие, что теперь двум коням не увезти. Мало только, говорят, было их – скоро перемерли» (Западное Забайкалье) 〈Осокин, 1895〉.

«О первобытных людях сохранилось предание, что они были несравненно сильнее, долговечнее и больше ростом, чем теперешние. Отсюда такая приговорка: „Встарь люди были божики, а мы – люди тужики, а поздней будут еще люди пыжики: двенадцать человек соломинку поднимать так, как прежние люди поднимали такие деревья, что нонешним и ста человекам не поднять“» (орл.) 〈Трунов, 1869〉.

Мотив неотвратимого мельчания настойчиво звучит в преданиях о «бывалошних» людях, в конце концов их крохотные потомки станут «семеро одну соломинку поднимать» (тамбов.) 〈Соколова, 1970〉. Помимо долголетия, странной либо «чудовищной» внешности, древние исполины наделены знахарскими (колдовскими) знаниями и непомерной силой. Они способны изменять ландшафт: наваливают неподъемные груды камней; скусывая гору, производят овраги (симбирск.).

«Колымские предания изображают первых завоевателей края великанами и знахарями. Описывают огромные суда с каменными якорями, которые были будто бы так велики, что перед ними нужно было расчищать речной фарватер» 〈Богораз, 1899〉.

«По Спасскому, Пречистенскому и другим [уездам] рассказывают: „Были в старину богатыри, они пили пиво и вино по целой братине зараз, не переводя духа. Ныне их нет, они прокленены, и все окаменели. Под городищем, у Спаса, жил один богатырь, когда проклинали, он окаменел в таком самом положении, якобы хотел садиться на коня, поставил ногу в стремено и тут же окостенел на веки вековечные, и по весне, по временам, слышится там, в горе, в кургане, богатырский голос и посвист, мелькает огонек и тлится. Да и на гору иди не оглядывайся… Из таких богатырей другой жил в переднём, третий в заднем, четвертый в Каю около Карина… Они если нужно было один другого позвать в гости, то бросали с письмом стопудовую палицу“» (вятск.) 〈Кибардин, 54〉.

Перебрасывание тяжестей, подчеркивающее необычайную силу, – традиционный мотив преданий о великанах, живших прежде обычных людей. Эпизод «перебрасывания топорами» (палицами) очень устойчив, отмечен в несказочной прозе Олонецкой, Рязанской, Тверской, Смоленской, ряда других губерний России; включен в русские предания о разбойниках-богатырях 〈Соколова, 1970〉. Мотив окаменения либо «пребывания в камне», обычно вследствие святотатства или проклятия, столь же характерен для повествований о «волшебных людях», легендарных богатырях, разбойниках-колдунах, которые записаны на Урале и в Сибири. Подобными трансформациями объясняют возникновение необычных (почитаемых) компонентов ландшафта.

Богатыри более позднего времени соединили в себе качества мифических великанов и народных героев. Переславль «имеет предание о каком-то Васе Переславце, на которого если кто взглядывал, то никакая шапка не удерживалась на голове: так этот Вася был высок ростом. В Тульской губернии подобный же богатырь вырывал под засеками столетние дубы с корнем» 〈Макаров, 1838〉. Архангельские крестьяне полагали, что богатыри – «люди очень рослые и обладающие такой силой, что толпа обыкновенных людей на одного из них ничего не значит» (Еруслан Лазаревич взмахом метлы убивал целые тысячи войска). «Верование в таковых людей… поддерживается и распространяется в народе посредством картин суздальской работы, которые можно найти в каждом крестьянском доме подле изображения святых. Случалось видать во время хождения по крестьянским домам с крестом и святою водою, что к изображению Еруслана Лазаревича, прибитого близ святых икон, поставлена зажженная восковая свеча» 〈Ефименко, 1877〉.

ВОЛХВ, ВОЛХ, ВОЛХА́Т, ВОЛХВИ́Т, ВОЛХИ́Д, ВОЛХИ́Т, ВОЛХОВИ́Т, ВОЛХУ́Н – знахарь; кудесник, колдун, ведун; ворожей; чародей, знахарка; колдунья, ведунья; еретица.

«Старые старики, сивые бороды и волхвиты на улицу выходили» (смолен.); «Этот рыж-от мужик ведь волхит, страшной колдун» (перм.); «Затмение бывает оттого, что какой-то волхид снимает луну с неба и ворожит» (томск.).

«Волхв, волх (стар.) – мудрец, звездочет, астролог; чародей, колдун, знахарь, чернокнижник, волшебник». «Волхова́ть, волши́ть» – «волшебничать, волшебствовать, колдовать, чаровать, кудесить, знахарить, гадать, ворожить, ведьмовать, заговаривать, напускать, шептать» 〈Даль, 1880〉.

По определению В. Н. Татищева, волхв «иногда то самое значит, что ныне философ или мудрец»; кроме того, «волхв разумеется ворожея, колдун и чернокнижник, которые какие-либо действа или провещания через дьявола произносят, о каковых яко в Библии, тако в светских историях довольно прикладов находится» 〈Татищев, 1979〉.

Волхв, кудесник, колдун знает прошлое и будущее, властен над стихиями («снимает» луну). Он «портит», насылает несчастья и болезни либо, напротив, оберегает, избавляет от порчи и колдовства. Приблизительно так же характеризуется волхитка.

Свадебный поезд оберегают от «колдунов, недобрых знахарей и волхитов» (сибир.). «В Великий четверг крестьяне запирают свой скот и тщательно берегут его от волхидов. Несмотря на эти предосторожности, последние все-таки часто, будучи невидимы, успевают остричь лоб у овцы или подоить чужую корову, отчего скотина портится» (енис.).

«Волхида, то есть человека, умеющего наговаривать, знают далеко в окрестности и часто приезжают к нему по делу из дальних местностей. Обыкновенно волхидов недолюбливают и побаиваются, но часто просят их научить какому-нибудь наговору, платя за это деньгами или натурой» (енис.) 〈Арефьев, 1902〉.

Старожилы Пермской губернии вспоминали, что «прежде были волхиты и чародии, одаренные, – не как ныне».

Волхв – одно из древнейших названий кудесника, «сильного» колдуна, ведуна. Согласно Священному Писанию, волхвы приносят дары младенцу Христу; в то же время Симон волхв – антитеза Спасителю. В летописи волхв – провидец, предсказывающий гибель князю Олегу: «Под 912 годом летописец рассказывает о чудесной смерти Олега по предсказание волхва и замечает: „се же есть дивно, яко от волхования сбывается чародейство“» 〈Рязановский, 1915〉.

Волхвы, кудесники были «колдунами особого ранга», влиявшими на государственный и общинный быт. «Волхвы в особенности обладали тайнами воды, так же как и растительности. По суеверию народному, они чародействовали не только над водой, но и в реках. Грамотные предки наши даже в XVII в. рассказывали с полной верой – старую легенду, как будто бы старший сын мифического Словена назывался Волхом, чародействовал в реке Волхове и залегал водный путь тем, которые ему не поклонялись. Далее, волхвы могли приводить в движение воздух, давать волшебное, чародейское направление ветрам, ведунством своим по ветру лихо насылали…» 〈Щапов, 1906〉. Князя Всеслава Полоцкого мать «родила от волхвования», и волхвы навязали ему на голову науз (волшебный узел), наделив сверхъестественными способностями 〈Сумцов, 1890〉. Образ князя-волхва, предводителя дружины, нашел отражение в былине о Вольге (Волхе) Всеславьевиче, где он, воин, богатырь, оборачивается то щукой, то волком, то птицей.

Волхвы еще длительное время после принятия христианства имели влияние на народ. В XI–XII вв. на Руси вспыхивали восстания под предводительством волхвов, в том числе – вызванные стихийными бедствиями, причины которых, по убеждению народа, могли прозреть и устранить волхвы.

По Уставу святого Владимира Церковь преследовала всякие виды волшебства, «хотя и не смертною казнию»; иногда она даже брала волхвов под свою защиту. Волхвов «более преследовала светская власть за совершение уголовных дел и за возмущение народа» 〈Рязановский, 1915〉. Постепенно роль «волхвов и кудесников» становилась менее значимой, однако историко-литературные памятники продолжают упоминать о них вплоть до XVIII в.

В 1689 г. в приказе Разыскных дел допрашивали «волхва Дорофейку», который показал, что стольник Андрей Безобразов просил его «напустить по ветру на великих государей, чтоб они были к нему добры». «Волхв Дорофейка объявился нижегородским посадским, ремеслом коновал и рудомет, умеющий бобами ворожить, и на руку людей смотреть, и внутренние болезни у взрослых и у младенцев узнавать, и лечить шептами, – и показал, что-де его научил этому ремеслу нижегородский коновал Федор Бобылев. О найденных же в его сумках бобах, травах и росном ладане Дорофейка показал, что бобами он разводит и угадывает, а ладаном оберегает на свадьбах женихов и невест от лихих людей – от ведунов. А траву богородицкую дает пить людям от сердечныя болезни, без шептов; а рвет-де тое траву летом в Рождество Иоанна Предтечи с шептами: „К чему ты, трава, годна, к тому будь и годна“… При этом Дорофей добавил: „Он же-де и зубную болезнь лечит, и щепоту и ломоту уговаривает, и руду (кровь) заговаривает“. Сознавшись под пыткой, что он царя Петра Алексеевича видел и стихи „о назначении тоски по Андрее Безобразове по ветру пустил“, волхв (вместе со стольником) был казнен» 〈Труворов, 1889〉.

«Волхв Дорофейка» в этом «государственно важном деле» напоминает колдуна деревенских поверий XIX–XX вв., а «стихи» представляют собою заговор.

Волхв – название кудесника, колдуна, употребляемое в летописях, в книжной, письменной речи, остается народным, распространенным во многих регионах России. Оно сохраняет оттенок торжественности, загадочности, связывается с особыми, «книжными» способами колдовства, с «волхованием по книгам волховным», с колдовскими «словами-волховами».

ВО́ЛЬНАЯ СТАРУ́ХА, ВО́ЛЬНАЯ, ВО́ЛЬНЫЙ – лешачиха; мифологический персонаж, обитающий в болоте, леший.

«Вольная старуха в шестьдесят шестом году с болота-то вышла» (волог.); «Знался один старик с вольным. На Звижнев день варили пиво ушатами. Выносили вольному ушат пива и просили сплясать или спеть» (волог.).

Отдавая дань «стихийному», необузданному характеру лешего, на севере, северо-западе и в некоторых других районах России его именовали вольным. «В деревне Анфалове Уломской волости была прежде березовая роща, а в ней жил вольный, то есть леший, который, шатаясь по окрестностям, приговаривал: „Из Анфаловской рощи шасть на маленькую дорожку (урочище), а оттуда на Дмитриево болото!“ Шаги не маленькие! Когда рощу вырубили, леший переселился куда-то и перестал беспокоить людей. По мнению здешнего населения, у вольных есть жены – лешачихи. Одна деревенская старуха-повитуха рассказывает, что однажды ночью за ней приехали и потребовали на роды; долго везли кривыми путями по лесу, наконец подъехали к огромному дому в дремучем лесу. Тут ей пришлось принимать [роды] у жены лешего. Роды прошли благополучно, старуха была щедро награждена и таким же образом отвезена домой» (Новг., Череп.) 〈Герасимов, 1898〉.

На Вологодчине записан короткий рассказ о вольной старухе: у нее «голова с кузов»; появляется она из болота. В Ярославской губернии вольным иногда называли полевика.

ВО́РОГ, ВРАГ, ВРА́ЖИЙ, ВРАЖИ́НА, ВРАЖНО́Й, ВРА́ЖНЫЙ, ВРАЖНЯ́, ВРАЖО́Н, ВРАЖЬЁ, ВРА́ЖЬЯ СИ́ЛА – нечистый дух; черт; Сатана; колдун, знахарь.

«Грозен враг за горами, а грознее того за плечами» 〈Даль, 1880〉; «„Будь ты проклят, враг, именем Божиим!“ – сказал он и бросил ружье в реку» (олон.); «Хлеб и соль составляют необходимую принадлежность многих обрядов: против них, как говорят, и самый враг оставляет свои злые замыслы» (тульск.).

Ворог, враг – распространенное название черта. Оно возникло в связи с традиционными представлениями о нечисти, особенно о Сатане, чертях, как о «врагах рода человеческого». Их добычей становится грешная душа:

 
Вынули [ангелы] душу грешную,
Понесли душу грешную
Да по воздуху по небесному.
Принесли душу грешную
Ко лестнице ко небесной.
На первую ступень ступила:
И вот встретили душу грешную
Полтораста врагов;
На вторую ступень ступила —
Вот и двести врагов;
Вот на третью ступень ступила —
Вот две тысячи врагов возрадовалися:
Ты была наша потешница!
Ты была наша наставница!
 

(Духовный стих «О грешной душе»)

Нечистую силу, бесов, черта объединяют и под наименованием «вражня», «вражье» (вятск., иркут.); «вражья сила». «При переходе в новый дом кладут в углах его ладан, чтобы противодействовать черному глазу, колдовству – вражьей силе» (воронеж.).

Ворогом, вражным – «враждебным человеку» и одновременно «колдующим, ворожащим» – называют и знающегося с нечистой силой колдуна (курск., орл., тобол., перм., свердл.).

ВОРОЖЕ́Й, ВОРОЖЕ́Ц, ВОРЖЕ́Ц, ВОРОЖБЕ́Й, ВОРОЖБИ́Т, ВОРОЖНИ́К, ВОРОЖЕЯ́, ВОРОЖБЕ́ЙКА, ВОРОЖБИ́ТКА, ВОРОЖЕ́ЙКА – колдун, ведун; знахарь; гадальщик, колдунья, ведунья; знахарка; гадальщица.

Ворожеем, ворожеей могут именовать людей, занимающихся колдовством (колдуна, ведуна, ведуницу, колдунью), в особенности тех, кто специализируется на ворожбе, дабы узнать прошлое либо будущее, отыскать причину несчастий, порчи, потерь. «Ворожить» означает и «заговаривать, пускать порчу, знахарить, шептать, колдовать», и «гадать, угадывать». «Ворожеи и гадальщицы наживались прежде своим ремеслом» (саратов.).

В поверьях уральских крестьян воржец (ворожец) – колдун, заключивший договор с нечистой силой; воржецу Федору черти-помощники цепляют на удочку белуг, насаживают на багор сомов: «Посмотрите-ка, при нас-то он ни одного сома не пымат, а без нас-то за глазьями, чертову гибель таскат… Знамо, черти ему на багор сажают. Так и было решено: ворожец да ворожец Федор Попов» 〈Железнов, 1910〉.

«Стада крестьянские пасутся „в лисях“; но они ограждены от жадного до них лесовика отпуском. Пастух получает отпуск от ворожника» (олон.). «Случится ли покража, пропадет ли у коровы молоко, заберет ли ревность, захочется ли прилюбить (присушить), случится ли болезнь, – мужик и особенно женщина бегут к знахарю или ворожее, и тот или другая поворожит или покудесничает» (арханг.).

Ворожат и обычные люди: в засуху, после молебна Илье, молодежь начинала обливать друг друга водой («ворожить дождь») (забайкал.) 〈Болонев, 1978〉.

«Обыкновенно к ворожцу обращались для указания потерь. Ворожец иногда занимался и лечением через нашептывание, заговоры» (казан., вятск., перм.). Ср.: «Ворожбиту грош, а больному то ж» (псков.).

Надеясь отыскать вора и украденное, жители Пермской губернии «призывают ворожею, которая, поворожив бобами или чем-либо другим, будто бы угадывает, где находится потерянная вещь, и в особенности в подобных случаях заменяют ворожей женщины, одержимые порчей, в которых будто бы посаженная порча угадывает, что кто украл и где находятся потерянные вещи».

Разгадывание будущего и прошлого традиционно было одним из основных занятий ворожеи. По сообщению из Саратовской губернии, «жила здесь в старое время Мавра, „гадатель“, ворожила она на бобах, орехах, картах, воде, решете и зеркале, гадала она ночью в бане, куда собирались к ней девушки узнать о своем будущем и суженом. Платили они ей хлебом, яйцами и деньгами. Таким образом, Мавра нажила себе хорошие деньги, и по смерти ее коленские жители нашли и захватили двадцать фунтов червонцев. Ее помнили старожилы уже старухой шестидесяти пяти лет, крепостной помещика Рахманина, а родом считают из Киева, этой отчизны ведьм» 〈Минх, 1890〉.

В судебных делах приказов XVII в. содержатся упоминания о московской слепой ворожее Ульянке; о суздальской знахарке бабе Дарьице, которая «на блюде ворожит и на соль смотрит» и прославилась удачным предсказанием исхода болезней. «Постоянно обращались к ее искусству при пропажах и кражах. 〈…〉 Ввиду большой популярности ворожеи, ей нередко предлагали вопросы тонкого свойства клиенты, мечтавшие об удаче на политическом поприще и о придворной карьере. Федору Толочанову она, например, предсказала, что быть ему при государской милости не на много, а быть ему в ссылке». Неменьшей известностью пользовалась татарка-ворожея, жившая в 1630 г. на Лебедяни «и отличавшаяся большим искусством в ворожбе по рукам» 〈Черепнин, 1929〉.

В середине XIX в. «самые обыкновенные способы ворожбы в селах следующие: на решете, на воске и на воде». Только ворожеи и редко – знахарки «имеют способность заговаривать и привораживать, чему безусловно верят все крестьяне» (пенз.).

Отношение к умеющим ворожить было двояким, сочетавшим уважение и страх: «Хорошо тому жить, кому бабушка ворожит», но «Острожка лучше ворожки» 〈Даль, 1880〉.

В Курской губернии о запоздалых хлопотах с насмешкой говорили: «Тады бабка ворожить стала, как хлеба не стало».

ВРАЖО́К, ВРАЖКО́, ВРАЖИ́ШКА, ВРАЖО́НОК – бесенок, чертенок.

«Кривой вражонок как схватит лозину да как вскрикнет 〈…〉 и повалил скот на дороге» (новг.).

Вражком, вражонком во многих районах России именуется бесенок, чертенок; нечистая сила, вмешивающаяся в жизнь человека, – но именно нечто «маленькое и неодолимое». «Вражонок попутал – забыла перекрестить жбан»; «Не мог найти дороги – вражонок спутал» (вятск.).

ВСТРЕ́ЧНИК (ВСТРЕ́ЧА), ВСТРЕ́ЧНЫЙ, ВСТРЕ́ШНЫЙ, СТРЕ́ШНЫЙ – «встречный» дух, появляющийся на дорогах, опасный для путников; встречный человек, обладающий «недобрым» взглядом или особым, колдовским влиянием.

«Встречный расшиб» (саратов.); «Встрешный тебя расчиби!» (саратов.); «И сам Иисус Христос со двенадцатью апостолами / Отговаривают от осуда, от призора, от встречника, от поперечника» (из заговора) (владимир.).

Встречник, встречный в народных поверьях охарактеризован смутно. Это неопределенного облика опасная сила, встречающаяся человеку или налетающая на него на дороге, сходная с порывом ветра, вихрем.

Судя по текстам из Владимирской губернии, встречник – нечистый злой дух, который в виде как бы воздушной полосы мчится по проезжим дорогам за душой грешника. Встречаясь с путником, он «силой своей окаянной» мгновенно убивает попадающуюся ему по пути лошадь, «а иногда и человека расшибает».

В Саратовской губернии встречный – «бес, живущий на дорогах: днем – на лесных, ночью – на полевых». Встречный неожиданно бьет людей по голове, лицу, спине, пояснице, ногам. Он внезапно поднимает человека в воздух, «расшибая до смерти»; безжалостен к пьяным.

Повсеместно считалось, что пути, пролагаемые людьми (преимущественно дороги с перекрестками), обитаемы нечистой силой, покойниками, чертями, ведьмами. Это их излюбленные пространства, одновременно – «пути в иной мир». На перекрестках нечистые пляшут, играют по ночам, морочат и пугают припозднившихся путников. Люди, оказывающиеся в дороге (особенно после захода солнца), должны быть осмотрительны, что, конечно, несвойственно излюбленным жертвам дорожных духов – пьяницам.

Порой путников морочит нечистая сила неясного обличья, которая буквально «ездит» на них. «Пьяному причужденье: шел в Белочную гору, кто-то прицепился, на крюкушки сел, а ён шел пьяный, ругался, бранился. А потом яно отцепилось, зашлапатало, сказало: „Прилезу кирикову“. На гору вышел, яно слезло, рукам зашлапатало и пропала» (псков.) 〈Черепанова, 1983〉.

В иных случаях нечисть набивается в телегу, возок. «А еще матка моя ехала с дедом. Приехали в Яновицы. Дед говорит: „Там что-то купишь сабе!“ А матка девкой была. Подъезжам под Борки. А бани за деревней состроены. Подъезжаем: выскакивають с бани и берутся за повозку. Дед – раз по коню! Раз – по их! „Это черти с бани. Как бы до деревни мне доехать!“ Так в деревню и ввез их. „Только держись за меня, девка! Ну, конь хороший у меня“. Как петухи пропели – они как сквозь до́нны прошли. А то бы в деревню привез. Ну и приехали. Как населяются сзади, волокутся, и все. Теперь черти в нас все!» (смолен.).

Однако эти нечистики скорее попутчики, чем встречники. Образ встречного, встречника (стрешника) возник на стыке представлений о «живом» ветре, вихре и о неприкаянной душе либо нечистом духе в облике вихря, а также представлений о «встрече» – персонифицированной опасной случайности.

Встречей русские крестьяне могут называть и встречный ветер; встрешные – «болезни, случающиеся в дороге» (новг.); встречник (стрешник) – «человек, встречающийся на пути». Если встреченный незнакомец не поклонится, считали в Воронежской губернии, нужно «плюнуть три раза во избежание порчи». Стрешный – нечистый дух, вызывающий несчастья.

«Встретилось» означает некое дурное событие, следствие несчастливой встречи («Встречи да приметы до добра не доведут»; «Разбирать встречи – не слезать с печи») 〈Даль, 1984〉.

«Встречный-случайность» неожиданно налетает на человека вихрем, точнее, как бы проносится сквозь попадающихся на его пути – и «расшибает» их. Подобный «демон случайности» неясного облика есть в поверьях многих народов.

«Шла я по дороге, коровушка от меня отворотилась, я упала, а нога-то поворотилась. Лежу, а посмотрела – кровь-то идет. Это стрешник встретил» (волог.).

От встреч и встречников должны были уберечь заговоры: «Стану благословясь, пойду перекрестясь, из ворот в ворота, в чистое поле, к Окиян морю. На Окияне море стоит золот стул; на золоте стуле сидит Николай, держит золот лук, натягивает шылковую тетивку, накладывает каленую стрелу, станет уроки и призоры, станет стрелять отцеву думу, и материну думу, и братьев думы, всех людей думы, желтучий, гнетучий и жомучий: от девки-черноголовки, от стрешного и поперешняго! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь» (онеж.).

Встречный, или стрешный, упоминаемый в заговорах, обычно имеет более отчетливый вид (встречный человек), однако и он – носитель таинственной и губительной силы. «В заговорах уроки являются демоническими существами. Они происходят от встреч (пристретельны) со злыми людьми или насланы. Селятся они в ногах, руках, глазах, во всех суставах человека и нудят около сердца, ломают кости» 〈Сумцов, 1890〉.

ВУРДАЛА́К – покойник-оборотень.