Текст книги "Русские суеверия"

Забайкальцы при переселении в новопостроенную избу «наливают рюмку водки и говорят: „Дедушка, соседушка, пойди с нами жить“». Рюмку несут в новый дом и ставят ее в печурку, туда же кладут предназначенную для домового лепешку. В Курской губернии водку и хлеб помещали в трубу и, взяв ковригу испеченного в новой избе хлеба, в полночь, обратившись к востоку, звали: «Хозяин, пожалуйте ко мне на новоселье!» Ковригу оставляли на припечке или на столе. Если наутро коврига оказывалась надкушенной – домовой пришел. Жители Енисейской губернии предназначали домовому три маленькие булочки – их пекли, не касаясь теста руками, и после молитвы в новом доме прятали в подполье, под печку.

«В новую избу закочевывали обязательно на полный месяц, когда он прибывает, то есть рассчитывали на то, что всего в доме будет полно, при этом старались задобрить домового». «Для него при закочевке готовили угощенье – стряпали булочку, на четыре части ее разрезали и клали во все четыре угла, приговаривая:

 
Это тебе, соседа,
Это тебе, беседа,
Это тебе, домовой.
Запусти меня домой
Не ночь ночевать,
А век вековать» (забайкал.)
 

〈Болонев, 1978〉.

Перебираясь в новый дом, хозяйка берет горшок недоваренной каши и доваривает ее в новой избе; домового при этом нередко «перевозят» в лапте (арханг.). Уфимские крестьяне приглашают: «„Домовидушка, иди с нами жить! Садись, мы тебя довезем!“ – И везут по земле лапоть, воображая, что в нем сидит хозяин их дома» 〈Колесников, 1890〉.

«Домового в виде пепла и уголька в старину торжественно перевозили в лапте из старого жилища в новое» (моск.). «Перевозили» его и на помеле, хлебной лопате (нижегор.); совали под печь старую обутку, приговаривая: «Домовой-родовой, вот тебе сани, поедем с нами» (томск.) 〈Бардина, 1992〉.

Домового «переселяли» в кошеле с сеном. «Старуха Авдотья из Тендикова рассказывала, что когда сын ее отделился и увел скотину, то она однажды вышла во двор и видит, как беспокойно домовой шевелится в кошеле: „Взяла я его и снесла к Кирюшке: «Иди, мой батюшка, у меня теперя нет никого, ни коровушки, ни лошадушки»“» (моск.) 〈Соловьев, 1930〉.

«Спутники» домового при переселении, помимо упомянутых, – поленья дров, квашня, кошка. Семейные хозяева «приходят в старый дом и, раскланиваясь во все четыре угла избы, говорят: „Хозяйнушко-господин! Пойдем в новый дом, на богатый двор, на житье, на бытье, на богачество“. После этого относят в новую избу икону, квашню, а потом кошку, собственно для домового, приговаривая: „Вот тебе, хозяин, мохнатый зверь на богатый двор“» (арханг.).

Любопытно, что, по поверьям Орловщины, «сверчок не должен входить в дом раньше хозяина», иначе с ним не поладит домовой, сам выбирающий себе сверчка.

В Вологодской губернии домового зазывали: «И здесь оставайся, и туда пойдем!»

Домовой, позабытый на старом месте жительства, тосковал, иногда – умирал и мог извести скот, навлечь беды на семью: «Домовому тяжело быть вне своего дома. Он будет мучить себя и домочадцев» (моск.).

Домовой «так привыкает к своему дому, что при пожаре с большим горем расстается с ним». Во время сильного пожара хозяин горевшего дома «с ужасом вбежал в ту горницу, где кто-то жалобно кричал. Он увидел мужчину среднего роста в синем балахоне, красном кушаке, который бегал по полу и кричал: „Ой, погиб я теперь! Не найти мне лучше этого дома!“ Хозяин выбежал из дома, рассказал народу, и, конечно, все подтвердили, что это был домовой» (Новг., Белоз.).

Дворовые, оставшиеся после пожара без крова, так стонали и плакали, что для каждого из них построили временный шалашик, попросив: «Хозяин-дворовый, иди покель на спокой, не отбивайся от двора своего» (орл.).

Добавим, что «городские» домовые XIX–XX вв. зачастую напоминают деревенских домовых. Свидетельство тому – воспоминания известного врача Н. Ф. Высоцкого (росшего в интеллигентной городской семье) о «душении» его домовым во время гимназических экзаменов. «Рассказ мой об этом происшествии не встретил ни малейших сомнений со стороны родных, пришедших к единодушному заключению, что меня душил домовой, вероятно, вследствие того, что я забыл помолиться на сон грядущий» 〈Высоцкий, 1911〉.

Современный «шумный дух» (полтергейст, барабашка), безусловно не тождественный домовому духу крестьянских поверий, все же обнаруживает ряд черт, для домового характерных. Домовой стучит, шумит, шаркает, топает; разбрасывает посуду, кидается кирпичами, гасит лампу, сдергивает одеяло и пр. 〈Померанцева, 1975; Зиновьев, 1987〉. Ср. следующие проявления полтергейста: беспричинные, не имеющие источников звуки, стуки в окна, двери и стены, в пол и потолок; скрип, царапанье, грохот, звуки пилы или стирки, падения, пляски; звуки шагов и голосов (монологи и даже осмысленные диалоги с присутствующими); движение и полет предметов как бы под действием невидимой руки, опрокидывание предметов, разбивание посуды, перенос вещей и т. п. 〈Тайны… 1990〉.

Сходство «городских» и «крестьянских» домовых духов можно объяснить и переплетением – со времен раннего Средневековья – поверий горожан и сельских жителей разных сословий, и наследованием традиции суеверных рассказов, и воспроизведением «мифологических архетипов» в массовом сознании.

ДО́ННЫЙ – «хозяин» моря (Русский Север).

Сведения о донном скудны. В былинах упоминаются Царь Донской и Поддонный царь. В поверьях Терского берега Белого моря донный – «хозяин» моря и «хозяин» зверей; он предсказывает, каким будет промысел.

«Прежде на торос поезжают да покручеников нанимают, кто побогаче. Мамин отец на море ходил спрашивать, каков будет промысел. Мама запросилась с ним. „Вы, девки, забоитесь!“ – „Нет“. Ну и взял с собой. Ну и сели они в стороне. А дед сел к проруби. Самый-то донный вышел весь в волосах. Водой весь залит – в носу, в ушах. Говорит деду: „Спрашивай, я буду сказывать!“ Дед спросил: „Будет ли промысел?“ Вода спала, донный стал сказывать. И столько заревело вокруг зверей, что страсть. Дед пришел на берег, говорит: „Будет промысел, нанимайте людей“».

ДУХ – душа, дыханье; бесплотное существо, призрак; нечистая сила, черт; ветер.

«Иду я по чисту полю, навстречу мне бегут семь духов и семь ветров; вы, духи белые, крепкие, храбрые и сильные, идите к лихим людям и держите их на привязи, чтобы я был цел и невредим в пути и дороге, в чужих краях и родных, на воде, на беседе, и на пиру, и на свадьбе» (из заговора) (нижегор.); «Ангел души, шедший впереди ее, сказал к Богу: „Боже, помяни тварь свою; это и есть та, дела которой я приносил к тебе во вся дни, сотвори ей по твоей силе“. Дух также говорил: „Я дух, оживлявший ее и живший в ней; имел в ней покой во все время, когда жил; сотвори ей по твоему суду“. И был глас Божий: „Меня не оскорбила, и я не оскорблю; помиловала [других] и помилована будет“» («Слово о видении апостола Павла»).

По определению В. И. Даля, дух – «бестелесное существо». Это «обитатель не вещественного, а существенного мира». «Относя слово это к человеку, иные разумеют душу его, иные же видят в душе только то, что дает жизнь плоти», а в духе – высшую искру Божества, ум и волю или же стремление к небесному. Добрый дух, ангел, дух света, чистый; злой дух, дух тьмы, диавол, нечистый дух…» 〈Даль, 1880〉.

«„Душа“ – это только бабье деревенское название. По-Божьему есть только дух. После смерти человека дух от него уходит, и шесть недель его носят ангелы Господни по тем местам, где человек грешил, указывая ему на дела худые и добрые.

У скотины такой же дух, только что некрещеный; его тоже ангелы водят шесть недель, но скотина невинная, ее часто человек обижает. И скотина тоже встанет на Страшном суде» (владимир.).

«Переводом Св. Писания установилось более определенное нравственное понятие слов, означающих способности душевные» 〈Буслаев, 1861〉.

В народных воззрениях (разнопланово взаимодействующих с христианскими) душа и духи часто конкретно-воплощаемы, даже «телесны»: душа может быть и слегка измененным подобием человека, и маленьким человечком. В поминальные дни душу обогревают, угощают. Также «материален» и добрый дух, ангел-хранитель, которого можно раздавить, если спать на правом боку. Ангел-хранитель прополаскивает душу только что скончавшегося человека в стоящей рядом с умершим чашке с водой (новг., перм.). Вместе с душой умершего он умывается под иконами в блюдечке и утирается вывешенной новиной (холстом) (костр.).

Во Владимирской губернии набожный селянин при встрече с любым человеком «одинаково делает приветливый поклон и снимает шляпу, не обращая внимания на то, ответят ему тем же или нет, он доволен собой за то, что… сделал поклон ангелу, который неотлучно сопровождает кажинного человека» 〈Добрынкин, 1876〉. «Над миром царит Господь Бог, – рассказывали вологодские крестьяне. – Он является иногда людям в виде странника, седого старика. Божественных существ, добрых духов, могут видеть вообще те только, кто этого достойны по своей праведной жизни или исключительным несчастиям» (ангелы имеют вид человека, «только с крыльями и одеты в белые одежды, сотворил их Бог из камня»; ангелы и серафимы – женщины, херувимы – мужчины) 〈Иваницкий, 1890〉.

Поделив духов и демонов на «чистых и нечистых», дохристианскую веру народа в мироправление духов Церковь постаралась заменить верой в «ангельское мироправление». Церковные учители внушали народу на основании греко-восточного христианского мировоззрения, что над каждой стихией, над каждым явлением природы Бог поставил особых духов – ангелов. Мысль об «ангельском мироправлении» развивает в летописи Нестор. В результате взаимодействия дохристианских верований и христианской проповеди в народном миросозерцании «сложилась ангельская физиократия», придумано было много ангелов «небывалых, вовсе неведомых»; ангелы и лукавые духи поделили сферы влияния. «В Луцидариусе читаем: „От Земли даже до Луны лукавии дуси, демоны те суть поставлени, человеки от воздуха прельщающе, а от Луны даже до звезд пребывают святии ангелы; сии суть поставлены, да человека охранять от лукавых бесов“. Находясь в звездном пространстве, ангелы, по древнерусскому представлению, катили по небу солнце, месяц, звезды, кометы и планеты. В простом народе и поныне существует поверье, что каждое светило имеет своего ангела. „Один ангел по небу носит Солнце, другой – Луну и звезды. Вечером каждый ангел зажигает свою звезду, как лампаду, а к утру тушит ее“» 〈Сенаторский, 1883〉.

Появились ангелы облаков, снега, зноя; времен года; дня и ночи; дней недели. «В рукописном сборнике Соловецкой библиотеки под № 889 рассказывается, что некто Авва Пахомий раз увидел – несли мертвеца, а за мертвецом по сторонам шли два ангела. Пахомий просил Бога, чтобы Он открыл ему, зачем ангелы провожали мертвеца до могилы. Бог услышал молитву Пахомия, ангелы явились Пахомию и сказали: един из нас есть среда, а другой – пяток, а провожали мертвеца за то, что он в жизни своей всегда чтил эти дни, и мы вот почтили его» 〈Сенаторский, 1883〉.

В широком смысле духи – не только ангелы, но и лешие, водяные, домовые, ставшие после принятия христианства «нечистыми», но продолжающие занимать значительное место в крестьянских поверьях. Они именуются и нечистыми духами, и просто нечистыми, гораздо реже – односложно духами. «…Ненормальные явления природы: бури, вихри, метели, грозы, град, ливни, появление комет, метеоров, северные сияния, круги около солнца – все это действия таинственных злых, редко добрых духов» (волог.).

Духи ежедневно ежечасно взаимодействуют с человеком и в основном двойственны в своих проявлениях – «добры или злы по обстоятельствам».

Исключение составляют духи, представления о которых подверглись наибольшему влиянию христианства, – упомянутые выше духи природы, ставшие тождественными ангелам, а также духи – спутники человека, превратившиеся в противопоставляемые воплощения добрых и злых начал (ангел-хранитель, добрый дух и черт, бес-искуситель, злой дух).

В Смоленской губернии (и некоторых других) духами именовали ветры: ветры, по мнению юхновских и гжатских раскольников, «суть духи грешных людей. 〈…〉 Духи эти, или ветры, находятся во власти четырех ангелов. Один из этих ангелов находится на восточной стороне, другой на закате, третий на полдне, четвертый на полночи; поэтому и ветры дуют не с одной стороны, а с четырех».

ДЬЯ́ВОЛ – старший над злыми духами, Сатана; злой дух, черт. Дьяволувка – чертовка.

«Дьявол стар, да празднества ему нет»; «Гнев дело человеческое, а злопамятство – дьявольское»; «Всех чертей знаю, одного дьявола не знаю»; «При церквах проживают, а волю дьявольскую совершают» 〈Даль, 1880〉; «Дьявол, заступи дорогу [имя], едущему на торг, чтобы не имел счастья и обнищал» (из заговора) 〈Запольский, 1890〉; «И заревел же дьявол благим матом, идно пустыня огласилась» (урал.); «Если петух поет раньше времени, то значит, что он видит нечистую силу, то есть дьявола, и пением своим прогоняет его» (арханг.); «Прежде божественны люди были, так дьявола шутили с народом, а теперь все дьявола» (мурм.).

Образ дьявола (от греческого – «клеветник») получил преимущественную разработку в письменной традиции – в апокрифах, житиях святых, причем в памятниках древнерусской и средневековой литературы дьявол чаще именуется Сатаной (Сатанаилом).

«Новый Завет различает Сатану, или дьявола, названного также Вельзевулом, Велиалом, искусителем и другими именами, описывающими его сущность» 〈Рязановский, 1915〉. В народных поверьях этот образ утвердился после принятия христианства.

Один из традиционных обликов дьявола – черный человек огромного роста. В средневековом видении святого Антония дьявол – великан, «иже до облак доседаше высотою, под ним же озера, яко моря кипящие». Он ловит души, летающие в виде птиц. В народных поверьях дьяволу также приписывается темный цвет, большой рост, сиплый, очень громкий голос, способность к оборотничеству. Распространенное обличье дьявола – змей (змий). Подобно чертям (бесам), он прихрамывает; у него нет ресниц (волог.).

Дьявол (как и Сатана) пребывает в аду. Ад, где грешники горят в огне и кипят в смоле, сторожит дьявол Солча, или иначе – адский зажигатель; спуск в ад начинается от Давидова дома в Старом Иерусалиме (волог.).

В Вологодской губернии рассказывали и о незримом наземном дворце дьявола. Недалеко от проезжей дороги в Кокшеньге лежат шесть больших камней. «По поверьям местных жителей, на этих камнях невидимо стоит воздушный дворец господина дьявола. В этот дворец по временам собираются черти большие и малые и здесь производят свои торжества и сборища. Здесь же живут под строгим надзором мелких бесов и некоторые из тех людей, которые прокляты или похищены дьяволом… В Кокшеньге есть даже человек, который знаком с чертями и может показывать как самый дворец, так и его обитателей; показывает он, само собой, не даром, а за плату, которую и вносит исправно чертям».

«Дьявол» – древнее языческое божество, обитающее в дереве. В житии Трифона Вятского читаем рассказ о посечении преподобным вотяцкой священной ели, увешанной „утварью бесовской“: серебром, золотом, шелком, ширинками и кожей: «Обычай бо бе им, нечестивым по своей их поганской вере идольские жертвы творити под деревом ту стоящим, и всякой злобе начальник враг-диавол вселися ту и обладаше деревом тем, мечту творя всяким злоказньством» 〈Рязановский, 1915〉.

Согласно библейскому учению, дьявол (Сатана) – «первейший среди падших ангелов». «Учение Библии о присхождении злых духов проходит через апокриф „денницын“. Этот апокриф в краткой редакции сообщает по летописи греческий философ князю Владимиру» 〈Рязановский, 1915〉.

Взгляд на дьявола как на «первейшего среди падших ангелов» получил развитие в народных поверьях. По мнению некоторых крестьян, дьявол обязан своим появлением Богу: злые духи «произошли тоже от Бога, как и весь мир, то есть по Его желанию» (волог.). «Когда ангел возгордился перед Богом, Бог обратил его в дьявола» (новг.).

«В истории человечества по книгам Ветхого Завета дьявол почти не играет никакой роли. Но в новозаветных книгах от дьявола были произведены многие (губительные для людей) события из Ветхого Завета. Эти новозаветные толкования ветхозаветных преданий были предлогом для переработки их в апокрифические» 〈Рязановский, 1915〉.

В интерпретации крестьян часть деяний дьявола не только вредна, но и необходима, объясняет двойственность, несовершенство земного мира (привнесенные христианством воззрения здесь переплетены с дохристианскими; сказывается и влияние апокрифов, богомильских ересей).

Дьявол (Сатана) принимает участие в создании мира. Он достает из безбрежных вод землю, затем, будучи проклят Богом (за попытку утаить часть земли), творит болота, рытвины, а также полчища демонов и мороз (новг.). Следствие козней дьявола – «немереные версты». «У нас версты-то разве путевые? Кто их мерил? Мерили черт да дьявол. Черт говорит: „Свяжем“, а дьявол: „Так скажем“ (то есть наугад, не мерявши). Ну так и сказали» (енис.).

Апокрифы повествуют и о других деяниях дьявола: ему приписана попытка соблазнить Еву; он подговаривает Каина убить Авеля; пытается испортить ковчег (сотворив грызущую дно ковчега мышь). После потопа дьявол соблазняет людей в идолопоклонство. Кроме того, он творит болезни (проделав на «чертеже человека» – при его создании – семьдесят семь дырок-ран).

Дьявол властен над половой любовью. В «Повести о Савве Грудцыне», желая преуспеть в любви, Савва «дает рукописание» дьяволу.

Дьявольским наваждением считали самоубийство, психические расстройства, пьянство.

Искушая человека, завладев им, дьявол стремится посеять зло, объясняемое не корыстными либо необдуманными поступками, но «дьявольскими кознями», что нашло отражение и в летописи. «Лукавый пронырливый дьявол, не хотяй добра межи братьею», подталкивает князей к междоусобицам («научает забывать крестное целование, братскую любовь и страх Божий»), превращаясь таким образом в «летописный политический фактор» 〈Рязановский, 1915〉.

Дьявол особенно старается искушать монахов, поскольку людям (прежде всего – монахам) предназначено занять на небе место отпадших ангелов. «Мотив искушения людей дьяволом был подхвачен и художественно разработан подвижниками-монахами, с IV в. наполнившими пустыни Египта, Синая, Палестины, а затем и множество других мест. В творениях отцов-аскетов находим подробно описанную психологию греха. Зерно греха называется у аскетов помыслом. Развиваясь и укрепляясь постепенно, помысл переходит в греховное направление. Помысл… есть лишь простая попытка со стороны духа зла – склонить ко греху. Воля человека при этом не участвует, и потому помысл не подлежит нравственному вменению. Следующий момент искушения – сдружение или сочетание, когда душа принимает помысл, внушенный врагом, услаждается им. Это уже – акт, подлежащий вменению, так как здесь уже начинается колебание воли» 〈Рязановский, 1915〉.

Народные версии повествований об искушениях менее замысловаты, но картинны. В одном из популярных сюжетов ХIХ – ХХ вв. «дьяволб» стараются погубить досаждающего им пустынника. «Один пустынник тридцеть лет молился в пустыне. Мимо ево стали ходить дьяволб, большой артелью; вперед идут нерадостны, невеселы, а обратно скачут и пляшут. 〈…〉 Видит, одинова, идут оне, и позади их костыляет и ташшится коё-как на хромой ноге Потанька-дьяволенок. Пустынник остановил его и спрашивает: „Куды вы так ходите артелью?“ – „Ходим к царю на обед; у его все стряпки, что ни делают – не говорят николда: «Господи благослови!» – Вот мы и ходим туда“. После того как царь, по письму пустынника, переменяет всех стряпок, он видит дьяволов нерадостных, невеселых. „Молчи! – говорят оне ему. – Каковы мы тебе не будём, да будём!“ 〈…〉 Прошло сколько-то время, пустынник живет спокойно. Вот, однажды, пришли к ему гости и с имя женщина. Стали с им разговаривать и соблазнять его жениться; он соблазнился жениться и пошел с имя венчаться. Пришли куда-то оне, и пустынник с имя: к венчанью тут было налажено. Вот стали его венчать с женщиной, вот подошла пора уж и винцы надевать. „Не крестись!“ – говорят оне ему. Он взял да и перекрестился и как только перекрестился, увидел перед собой петлю, направлену на его голову. То были дьявола`. Оне все отскочили от его, заржали, захохотали и убежали. Вот до чего обморочили оне пустынника, что чуть и не задавили. Таковы дьявола`-те! После пустынник ешо молился тридцать лет» (перм.).

В крестьянских поверьях дьявол и Сатана (как черт и бес) предстают равнозначными, самостоятельными, одновременно существующими злыми духами, каждый из которых заведует своей областью злых дел. «Черт, дьявол, бес, Сатана, сим вымышленным особам простолюдины определяют разные степени и достоинства и уверяют, что черт смущает, бес подстрекает, дьявол нудит, а Сатана знамения творит для колебания крепко в вере пребывающих», – писал в конце XVIII в. М. Д. Чулков 〈Чулков, 1786〉. «Самый главный начальник ада – демон; Сатана – сильный и особенно злой и коварный; дьявол – это главный соблазнитель людей на всякий грех… он производит вихри; черти – это общее название злой силы» (волог.); черт и леший не искушают людей, а бес или дьявол «по приказанию начальника своего, Сатаны, прилетают в мир для искушения рода человеческого и делания ему всяких пакостей» (волог.). «Дьявол если вздумает шутить, то шутки его всегда очень злые и вредные, подчиненные же ему чертенята, народ молодой, постоянно шалят и шутят, но шутки их не приносят особого вреда человеку» (волог.).

Тождественные названия одного и того же верховного духа зла осмысливаются как вполне самостоятельные, что, в свою очередь, порождает уже целый ряд главенствующих злых духов. Дьяволами могут именовать и всех чертей «низшего ранга», представляющих «уменьшенное подобие» дьявола. «Говорят, когда Господь сверзил Сатану и дьяволов его с небеси, тогда все дьяволы и посыпались на землю, словно дождь» (урал.). Установить различия в иерархии духов зла тем более трудно, что крестьяне избегают называть их истинными именами (из опасения «привлечь»). Дьяволом именуется леший, черт; на Камчатке дьяволовка – чертовка.

По мнению некоторых исследователей, такая расплывчатость коренится в отсутствии «стройной системы демонологических представлений»: идея о дьяволе (Сатане) в Восточной церкви не была так разработана как в Западной 〈Антонович, 1877; Краинский, 1900〉.

Дьявол – всепроникающее существо, отождествляемое то со всемогущим дьяволом, то с иными нечистыми духами.

Подобно всем нечистым духам, «дьявол имеет привычку гадить в воду, если не покрыть сосуда с водой или не перекрестить его. Впрочем, как утверждается, крест вернее всякой крышки. Дьявол говорит: „Я не могу обмыться ни в реке, ни в колодце, ни даже в луже (потому что Спаситель освятил воду), а обмоюсь на столе, если тут стоит вода, а не то в пресном молоке“» (волог.). Это общераспространенное поверье нашло отражение в «Повести о скверном бесе».

Как и вездесущие бесы, дьяволы проникают внутрь зевнувшего, но забывшего перекреститься человека. Дьявол заманивает, сбивает с дороги, душит заплутавших путников (волог.). Он завладевает людьми, «умершими без языка», без покаяния (урал.). Поступками пьяницы, самоубийцы, сумасшедшего руководит «враг» – злой дух, дьявол: «Вишь, как он его, голубчика, мает», – говорят о психически больных или о пьяных (арханг.).

В непосредственном распоряжении дьявола находятся «проживающие в аду» болезни (смолен., калуж.). По иной версии, болезни живут между небом и землей в доме из железа и стали, печати на этот дом наложены Богом, а ключи находятся у дьявола, выпускающего болезни по указанию Бога (орл.).

Соотнесение вредоносных действий дьявола с «волей Божьей» в верованиях крестьян XIX – начала ХХ в. неоднопланово. Дьявол противодействует Богу (и здесь важна позиция человека, подверженного «нападениям дьявола», его ориентированное на принятые этические нормы поведение). Дух зла может стать «орудием Бога»: Божье попущение направляет губительные влияния дьявола (наказуя «за грехи и неправду»).

«Классический» образ дьявола Священного Писания далек от повседневной жизни крестьян. Он – верховное, но пребывающее «где-то в аду» существо, которое повелевает окружающими людей чертями (бесами), однако иноположно обыденности, наделено могучими разрушительными силами. К ним прибегают в исключительных случаях – к дьяволу, дьявольским силам, Сатане обращены «черные», вредоносные заговоры.

Образ вездесущего дьявола крестьянских поверий куда более значим для ежедневного благополучия и мирного течения жизни. «Дьявол с целым легионом своих ангелов-чертей – страшнейший враг человека. Бороться с ним – представляет едва преодолимую задачу, так как иногда и крестное знамение, и самая важная охранительная молитва „Да воскреснет Бог“ – не действуют. Потому раздражать дьявола – значит идти на верную погибель. Благоразумный человек должен стараться жить с дьяволом в мире, и если не угождать ему – за это опять последует наказание от Бога, – то, во всяком случае, задабривать его всеми позволительными средствами. Известны случаи, что дьяволу ставят свечи, известно и то, что в церкви где-нибудь да нарисован дьявол, наконец и то, что некоторые богомазы на загрунтованной доске пишут сперва изображение дьявола и, когда это изображение высохнет, снова загрунтовывают и уже на этом втором грунте изображают угодника» (волог.) 〈Иваницкий, 1890〉.

«С дьяволом можно заключить договор. Договор этот может дать красоту, богатство, но, безусловно, требуется подписать его своею кровью. Чтобы избавиться от выполнения такого договора, надо отстоять в церкви три ночи, не оглядываясь назад и не смотря по сторонам» (волог.).

Вызывали дьявола с помощью некоторых трав (адамовой головы – Cypripedium calceolus из семейства орхидей) 〈Иваницкий, 1890〉. Иные растения служили оберегом от дьявола и прочих нечистых духов. Кроме чертополоха и др., в травниках упоминается «трава именем архангел, собою мала, на сторонах по девяти листов, тонка в стрелку, четыре цвета: червлен, зелен, багров, синь» (ее необходимо рвать в ночь на Иванов день, сквозь золотую или серебряную гривну).

От дьявола предохраняют крестное знамение, курение ладаном, молитвы. Согласно распространенным поверьям, нашедшим отражение и в «бродячем» сюжете из «Луга Духовного», просьба произнести или повторить молитву помогает распознать дьявола, скрывшегося под личиной человека. Дьявол в иноческом одеянии является к келье старца, но повторить по его просьбе молитву не может. «Не добро ты пришел, – сказал старец. – Сотвори молитву и скажи: „Слава Отцу и Сыну и Святому Духу всегда, ныне и присно и во веки веков“. После этих слов дьявол исчез, как бы убегая от огня». В севернорусской быличке, записанной в 1980-х гг., таким же способом распознают черта, пытающегося проникнуть к рыбакам на тоню.