Текст книги "Дом без номера"

Мария Бережная
Дом без номера

Предисловие, или Инструкция по применению романа

Название препарата

«Дом без номера».

Лекарственная форма

Книга 300 стр. с иллюстрациями. Доступна электронная версия.

Фармакологические свойства

«Дом без номера» является естественным стимулятором положительных эмоций, повышающим общий уровень радости, защищающим душу и сердце от вредных воздействий окружающей повседневности. Содержит мысли, приводящие к усилению интенсивности размышлений о смысле жизни в глобальном и локальном масштабе.

Состав

См. «Содержание».

Показания к применению

Дефицит положительных эмоций, хроническая потребность вырваться из серых будней и взглянуть на свою жизнь другими глазами.

Противопоказания

Прогрессирующий цинизм, аллергия на романтику.

Способ применения и дозы

При первом применении возможно употребление романа как целиком без остановки, так и дозированно по 1–3 главы последовательно 1–2 раза в день. Случаев передозировки не выявлено.

При повторном курсе рекомендуется обращаться только к избранным главам, оказавшим максимальное впечатление.

Наибольший эффект дает применение препарата в комплексе с приглушенным светом, теплым пледом, уютным светом и чашкой горячего чая или шоколада.

Побочные действия

Желание улыбаться чаще, повышение уровня доброжелательности к людям.

Анна Антонова

Редактор издательства «Фантаверсум»

Пролог

Сначала на улице одного мегаполиса, известного своей склонностью давать приют существам творческим и нестандартным, появился рыжий кот.

Он некоторое время бродил по набережной, принюхивался, словно что-то искал, потом завернул в самую незаметную подворотню, прошел через арки, которые своим хитрым расположением напоминают дырки в сыре, и очутился в уютном дворе. Кот огляделся, удовлетворенно кивнул и сел умываться.

А потом в этом дворе возник Дом без номера.

* * *

Разрешите представиться – Варцлав. Да-да, тот самый кот. Да, я умею разговаривать. Это не самое удивительное в нашей истории, поверьте. Дальше я собираюсь рассказать вам о более занимательных вещах. Но сначала…

Если бы вы только знали, как я боялся! Уже очень много лет мне не случалось создавать Дома. А предыдущий опыт закончился так печально. Я даже думал, что больше никогда не рискну вернуться к этому занятию.

Вот только, если у тебя есть какое-то предназначение, ты никуда от него не денешься. Можно пытаться убежать или спрятаться, но рано или поздно ты обязательно почувствуешь, что тебе чего-то не хватает – как будто вместо сердца черная дыра и в нее с холодным свистом всасывается любая радость, а удовлетворения всё нет и нет.

Кроме того, во время своих странствий я видел так много людей, которым неуютно в обычном мире, обычных домах, с обычными соседями. Кто-то же должен помочь и создать Дом, где им будет комфортно, правда?

Словом, я решился. Но даже когда Дом без номера уже стоял готовенький, поскрипывая половицами и постукивая дверными защелками, я не переставал волноваться.

А вдруг я что-то сделал не так? Вдруг людям здесь не понравится? Или… что если в мой новый Дом вообще никто не придет?!

Но они приходили – поодиночке, семьями, странными компаниями. Занимали квартиры, обустраивались. И оставались.

Я до сих пор иногда боюсь вздохнуть, когда о них думаю. Многие из них только кажутся сильными, а на самом деле такие хрупкие. Мы с Домом оберегаем их как можем.

Я расскажу вам о наших жильцах, ладно? Они необычные, и, наверное, поэтому в Доме без номера время от времени случаются настоящие чудеса.

И начну я, пожалуй… начну я с… Ага! Вот и она!

Глава 1
Обычное утро тетушки Софы

По утрам одной из первых во двор Дома без номера выходит тетушка Софа. Такие тетушки есть почти в каждом уважающем себя доме, а тем, у кого их нет, я искренне сочувствую.

Тетушка Софа умеет жить в любом времени, и в Доме она – вроде справочного бюро: знает всё обо всех и всегда вовремя оказывается в нужном месте.

Каждое утро тетушка Софа идет на базар. Она приветственно машет рукой знакомым, тяжело спускается по лестнице и при этом, очаровательно грассируя, без передышки сетует хорошо поставленным голосом на свою тяжелую жизнь. Сетований хватает с восьмого по третий этаж. С третьего по первый тетушка Софа ругает домоуправление – и градоправительство за компанию, – потому что «они стгоют такие высокие дома, что погядочному человеку уже и на базаг хлебушка купить не выйти».

Грузной походкой тетушка выходит во двор, обводит глазами пространство, снова кивает сама себе, и начинается:

– Гуфочка! Добгого здоговьица!

– Ась? – переспрашивает Руфочка.

– Здоговьица, говогю, тебе добгого! Когова глухая! – повышает голос тетушка.

Руфочка кивает и продолжает заниматься своим делом, а именно – развешиванием простыней на детских турниках. Где же еще сушить белье в таком маленьком дворике?

– Софочка! Ты на рынок?

Это дедушка Хаим. Общительный старик редко кого пропускает мимо своего замечательного балкона без вопроса или замечания вослед.

Почему балкон замечательный? О, это вы еще его квартиру не видели! Я об этом обязательно расскажу, но позже.

Обычно каждую свою фразу Хаим заканчивает вопросом: «А не подскажете ли вы, который час?» – но с тетушкой Софой этот номер не проходит. Вот и сейчас старик только открыл рот, как тетушка уже отвечает сразу на оба вопроса и задает свой:

– Конечно. Хаим, купить тебе гыбки? Кстати, сейчас уже пгактически обед, а я всё еще здесь с тобой болтаю!

Хаим довольно улыбается и кивает.

Тетушка Софа проходит мимо двух абрикосовых деревьев – они, непонятно как, не только выросли во дворе, но еще и плодоносят каждый год – и качает головой, глядя на желтые плоды в траве. Ах, какая знатная наливка получится из них! Надо не забыть собрать на обратном пути.

В раздумьях о наливке Софочка не замечает, как ошибается аркой и выходит на огромный проспект. Солнце отражается в окнах зданий и стайкой зайчиков накидывается на тетушку. Она щурится. Мимо с шумом проносятся машины, куда-то спешат люди.

– Стганно! Куда они так тогопятся? Боятся, вдгуг пожить не успеют? Вот же глупые!

Она еще некоторое время охает, дивясь на огромный блестящий мир будущего, и возвращается в свой родной старый двор. Кому нужно это будущее, когда надо успеть на базар? И не забыть про рыбку для Хаима! А вечером придут гости… Но тетушка Софа знает, что в своем вечном 1989 году она всё успеет.

Глава 2
Циля рассказывает о себе сама…

До переезда в Дом без номера я никогда не слышала о пани Цецилии Зельбельдермайер.

Возможно, она жила в этой квартире до меня, хотя хозяйка, когда я пытаюсь отдать ей письма, приходящие на имя пани Зельбельдермайер, утверждает, что никогда не слышала об этой даме. Соседи тоже с ней незнакомы, даже тетушка Софа молча и невнятно пожимает плечами.

И всё же я их получаю. Письма. Каждые два-три дня я достаю из своего почтового ящика очередное письмо, адресованное неуловимой пани.

Я начну сначала, хорошо?

В Питер я переехала, когда у меня кончились силы жить в городе, который я до сих пор называю про себя «Москва-мин-герц».

Именно так представил нас с городом друг другу мой муж Алекс. Я всё еще считаю его своим мужем, ведь мы так и не развелись. Интересно, а что он думает по этому поводу? Спросите у него, если встретите, хорошо?

Как сейчас помню – мы вышли из здания Рижского вокзала, Алекс обвел рукой лежащее вокруг пространство и сказал: «Москва, мин герц!»

«Алиса, это пудинг! Пудинг, это Алиса!» – сразу же захотелось рассмеяться мне, но я сдержалась.

Прошло два года, а Москва для меня по-прежнему оставалась «Москвой-мин-герц». Алекса, правда, уже не было рядом: через несколько месяцев после знакомства с городом, он, решив, что в огромном мегаполисе для него недостаточно декаданса, уехал искать этот декаданс сначала на Кубу, а потом, кажется, в Париж.

Затем и я поняла, что тоже срочно нужно куда-то деться из Москвы. Ну, знаете, бывает такое – просыпаешься и понимаешь, что нужно срочно что-то изменить. Теперь живу в прекрасном городе на Неве. В Москве я оказалась никому не нужна, а здесь я тогда еще не знала, нужна ли я кому-нибудь, вот и решила попробовать. Вы не подумайте, я любила Москву и продолжаю искренне ее любить. Но жить предпочитаю в Питере.

В квартире, которую я сейчас снимаю, раньше жила балерина. После нее здесь остались огромные зеркала и несколько старых театральных афиш, но главное для меня – огромное окно, через которое можно выйти на крышу. Если в солнечный день пройти по крыше и постучаться в окно соседнего подъезда, то на улицу выглянет Дядюшка Солнце – художник, иллюстратор детских книжек. Его так прозвали за ярко-рыжий цвет волос и теплую улыбку, которая то появляется, то исчезает – как солнышко в небе! А когда появляется, то словно светлее вокруг становится.

Когда я во время нашего традиционного понедельничного чаепития на крыше спросила у него, знает ли он, кто такая пани Циля Зельбельдермайер, он лишь пожал плечами и хитро сощурился, но тогда я не придала этому значения. Кстати, да, это у нас такая традиция: мы празднуем каждый понедельник особым чаепитием на крыше. Все обычно празднуют приход Пятницы, а ее мужа – Понедельника никто не любит, вот мы и решили поддержать этот день. А то нельзя же так: все остальные дни недели кем-то любимы, а понедельнику – ни улыбки, ни крошки печенья обычно не достается!

Размышляя обо всем этом, я спрыгнула с последней ступеньки лестничного пролета и кивнула Варцлаву, очень серьезному коту нашей консьержки. Каждый день он встречает и провожает нас, сидя на почтовых ящиках в позе фарфоровой кошечки, и так внимательно смотрит и кивает в ответ на наши приветствия, что начинает казаться, будто консьерж на самом деле Варцлав, а не его хозяйка. Хотя, сказать по правде, его хозяйки никто никогда не видел. Но все знают, что консьержка должна быть: у нас в подъезде даже специальное место для нее есть – стол и очень удобное кресло. Со временем на столе поселились цветы, а кресло в солнечный день вытаскивается на крыльцо и на нем сидит Руфа с седьмого этажа.

Сегодня в почтовом ящике меня ждали: письмо от сестры, большой привет от друзей и, конечно же, неизменное письмо для пани Цили.

Обожаю почту – не электронную, а простую: в бумажных конвертах и с красивыми марками! Обязательно с яркими цветными марками, которые я храню вместе с конвертами, не отпаривая и не вырезая их, как это делают другие любители. Конверт и марка – это единое целое, скажу я вам. Может быть, это немного несовременно, но я и сама такая – несовременная, как старинная машинка «Зингер» с чердака, да еще и очки всё время теряю. В детстве мне всегда казалось, что очки могут постоянно терять только очень рассеянные старушки, как моя бабушка и тетя. Теперь я сама стала такой же, хотя до старости мне еще далеко.

Я сунула конверты в сумку до вечера, решив, что, если сегодня никто за письмами пани Цили не придет, я распечатаю их и прочитаю. Нехорошо читать чужую почту, но должна же я понять, кто эта неуловимая пани Зельбельдермайер! Надо же вернуть ей все письма и договориться, что делать, если будут приходить еще.

Но время летело так быстро и суматошно, что про письма я вспомнила только через неделю, когда пришло очередное послание. Была суббота, и я решила не откладывать дело в долгий ящик, поднялась к себе, достала все конверты… И только я открыла первый, как мне нестерпимо захотелось крепкого черного кофе. Странно: обычно я вообще не пью кофе, а если пью, то с очень большим количеством сливок или молока. А тут – черный!

Пришлось встать, сварить кофе и снова начать. Или уже продолжить?

Писем, открыток и приглашений оказалось много.

«Пани Зельбельдермайер, ждем Вас на бармицву Гани по адресу…»

«Уважаемую пани Зельбельдермайер приглашаем на открытие клуба “Кофейная книга”…»

«Цилечка, где ты, друг мой? Я так волнуюсь…»

«Госпожу Зельбельдермайер приглашаем на свадьбу…»

«Пани Циля, вы можете забрать ключи от кафе у меня в магазине. Ремонт там уже закончили…»

Дом по адресу, указанному на последнем письме, располагался на соседней улице, и я решила начать розыск неуловимой пани именно с него. Собрав все письма, я сунула их в сумку и направилась туда.

Идти оказалось совсем недалеко, и через десять минут я стояла у дверей кафе. Правда, пока пустого. То есть людей в нем не было, а были только большое окно-витрина, деревянная дверь, вывеска «Кафе…». Вот именно это таинственное многоточие после слова «кафе» понравилось мне больше всего: вроде как это кафе, но решите сами, как вы хотите сегодня его называть! Почему-то показалось, что и окно, и дверь, и вывеска, и всё остальное ждали именно меня. Свет нигде не горел, кафе стояло запертым, и как я ни стучала, мне никто не открыл. А потом я заметила прикрепленный к двери строительным скотчем небольшой конверт, который я вначале по причине плохого зрения (опять забыла очки!) приняла за объявление.

В конверте обнаружился ключ. Опять вспомнилась «Алиса в Зазеркалье» – может, не по ситуации, но по настроению. Уже не удивляясь, я открыла дверь кафе предложенным ключом.

Внутри всё оказалось именно так… как сделала бы я сама, если бы решила открыть кафе.

Я даже позволила себе пофантазировать, что поставлю на полки, какие будут светильники на столиках и какой будет вывеска. «Кафе “Москва-мин-герц”». Или оставить всё как есть? Многоточие так… многообещающе! Нет, это для посетителей хорошо, а свое кафе я назову именно так – без многоточий.

На стойке лежало письмо: «Цилечка, дорогая, прости, что не дождалась тебя! Внутри вроде бы сделали всё, как ты просила. Только не успели поставить светильники и кассу. Они лежат в кладовке. Посуда, скатерти и салфетки тоже».

Как мило! Они всё сделали как я просила.

Я заглянула в кладовку. Там в самом деле стояли какие-то коробки, но одной мне их ворочать не под силу, нужно найти помощников.

Я быстро добралась до квартиры и, пробежавшись по крыше, постучала в окно к Дядюшке Солнцу.

– О Циля, дорогая, как ты быстро вернулась сегодня! – поприветствовал он меня.

– И не говорите, Дядюшка! Бросайте ваши кисти – пошли смотреть мое кафе!

С «Москвой-мин-герц» мне предстояло очень-очень много дел. А потом надо и на бармицву к Ганечке успеть, и тетя Софа давно звала меня в гости…

А всё остальное… Остальное теперь подождет.

Глава 3
…а вот о Мими придется рассказать Варцлаву

Как в доме появилась Мими, никто не помнит, даже тетушка Софа. Возможно, она приехала в Дом совсем малышкой, а может быть, здесь и родилась. В ней есть нечто такое, что заставляет взять с полки «Мастера и Маргариту». Или подарить Мими желтые тюльпаны. Или мимозу.

Думаю, Дому о ней известно больше, чем даже мне. Но он умеет хранить чужие секреты.

– О! Ты слышишь? Опять Мими буянит, – заговорщицки улыбнулась пани Циля и понеслась по лестнице вверх.

Я не смог сдержать улыбки – уж больно смешно она при этом подпрыгивала, а то и перескакивала через ступеньки. Не ходится ей нормально.

Пани Циля у нас такая – душа всего Дома. На самом деле никакая она не пани, ей лет двадцать пять – двадцать семь, не больше, и рыжие волосы торчат в разные стороны гибкими пружинками. Так, паненка. Но зато какая паненка! Про всех всё знает, с каждым поговорит, погладит, приведет к себе в кафе и накормит-напоит. Половина нашего Дома у нее столуется.

Я ей говорю:

– Циля, ну ты хотя бы деньги с нас бери!

А она смеется и отмахивается:

– Авось не обеднею с одного-то обеда, Варцлав!

И ведь правда, не обеднеет – у нее от посетителей отбоя нет. Дядюшка Солнце знаете как ей стены разукрасил в кафе? Чисто в сказку попадаешь! Он на каждой стене нарисовал окна, а за ними – улицы. Там тебе и Париж, и Берлин, и Варшава. Москвы, правда, нет, но это и понятно почему: Москва внутри – в самом Цилином кафе.

Циля опять через ступеньки прыгает – поскакала на работу. А Мими успокоилась. На самом деле это не настоящее имя. Она – Марина, но имя Мими подходит ей гораздо больше. Вы ее как увидите, только так потом и сможете называть. У нее густо подведенные черным карандашом глаза, чулки в сеточку, перчатки до локтей и черная шапочка на прилизанных каштановых волосах. И глаза у нее карие. Задорные, лукавые, с искорками.

Мими, как и многие жильцы Дома, немного несовременна. Она поет романсы глубоким, чистым голосом и курит длинные сигареты.

Она совсем не выходит из дома. Никогда. Деньги, кажется, ей кто-то присылает. Раз в месяц наверх, к ней в квартиру, приходит почтальон. Такая роскошь у нас только для Мими, всем остальным он просто раскладывает письма по ящикам. А потом она берет все деньги и отдает их Софе. Ну, вы знаете Софу? Та идет на рынок и забивает холодильник девушки продуктами.

Мими долго и с упоением готовит под шипение и тарахтение патефона, а потом кормит весь дом. Это настоящий пир.

А мне достается мое любимое шафрановое суфле.

Ну разве можно Мими за это не любить?

Но бывают такие дни, когда мир слишком уж сильно стучится к нашей «француженке» в окно. Тогда она начинает страшно и пронзительно кричать. Вот, в прошлый раз Мими упала на колени, зажала ладонями в черных перчатках уши, раскачивалась из стороны в сторону и выталкивала из себя крик. Я понесся за Цилей – она живет этажом ниже.

Циля прибежала сразу, а Мими всё раскачивалась из стороны в сторону и кричала: «Не хочу! Не хочу!» Потом она вскочила и начала кидать предметы об пол. А на полу-то у нее толстый претолстый ковер, поэтому все эти фарфоровые мальчики с гусями, девочки-пастушки и встревоженные борзые никогда не бьются. Мими специально ковер такой постелила – знает же себя: побьет всё об пол, потом жалеть будет.

Иногда она хватается за ножницы и пытается разрезать себе вены, поэтому Софа уже давно накупила где-то много пластмассовых детских ножниц и разложила их по всей квартире Мими.

Успокоить девушку можно только крепким черным кофе и черно-белыми картинками. Знаете, такие – контурные, из черного бархата, на белой бумаге? У Мими их тысячи. Она будет долго рассматривать их, гладить пальцами, разговаривать с ними – непременно по-французски.

А потом и я появляюсь на пороге. Мяукну – само собой, тоже по-французски: разве можно с Мими мяукать по-русски? Она увидит меня, улыбнется сквозь слезы и похлопает рукой по ковру рядом с собой. А потом свернется вокруг меня калачиком, зароется носом в мою шерстку и уснет. И во сне будет долго и горестно вздыхать.

У Мими есть мы и наш Дом. Это ее мир, здесь ей хорошо. А другого мира – что за окном – она боится. Очень-очень. Вы уж не осуждайте ее, ладно?

А вообще, у нас в Доме всё в порядке. Я за этим слежу.

Глава 4
Алина и Карина, или Ночные посиделки

Однажды Джеффери привел к нам в Дом Хлою. Она поначалу была странным, немного диковатым созданием. Они поженились, и скоро в Доме появились дети.

И мы с Домом этому рады. По крайней мере, он мне никогда не жаловался, хотя, конечно, хлопот у него прибавилось. Мне-то не всегда удается поспеть за этими шустрыми близняшками. Так что, если нужно закрыть дверь в подвал, когда там чинят трубы с горячей водой, или припрятать опасный провод, – это всё Дом старается.

И я его понимаю, потому что девчушки у Хлои с Джеффери очаровательные получились! Совершенно очаровательные!

– Ш-ш-ш! Чем ты гремишь?

– Сама гремишь! А я тихо иду!

Какая же Каринка шумная!

Мы с сестрой крались в темноте к холодильнику вместе с нашей общей подружкой Катей и всехдомним котом Варцлавом. Сегодня в подъезде делали де-зеф… в общем, рассыпали какую-то гадость против мух и клопов, и Варцлав ночевал у нас. Его хотели взять и Мими сверху, и тетя Циля, и даже дядя Генрих, отставной полковник с первого этажа, но Варцлав выбрал нас и теперь крался со всеми на кухню.

Что мы делаем ночью в коридоре? Глупый вопрос! Конечно же, прячемся от родителей. Они ж думают, что мы спим!

Когда к нам с Алинкой приходит Катька, нас переселяют в гостиную и кладут всех трех на огромный диван.

– Ты совсем не спишь? – шипяще спросила Каринка.

– Совсем…

– И я не сплю. Есть очень хочется… – шепнула Катька.

Варцлав, лежавший у нее в ногах, мяукнул – тоже проголодался.

– А ведь мы еще не всего «Негра в пене» съели! – мечтательно протянула я.

«Негр в пене» – это самый вкусный в мире торт. Коронное блюдо нашей мамы, папа говорит, что она научилась печь его где-то в другом мире. И если в этом мире все готовят такие торты, то мы с Каринкой и Катькой перебрались бы туда не задумываясь. Торт состоит из четырех шоколадных коржей, и в нем ровно столько крема, сколько нужно. Коржи пропитаны вареньем, крем – взбитая сметана и шоколад, а потом весь торт мама заливает сначала растопленным шоколадом, а потом сметанным кремом. Миски из-под крема и шоколада – причина наших постоянных споров с сестрой, но сегодня Катька прищемила палец дверцей тумбочки, очень больно – до крови, поэтому и ту и другую миску отдали ей.

Мама сказала, это справедливо.

Мы сначала хотели в ответ себе тоже что-нибудь прищемить, но, получив по куску торта, решили, что это мы как-нибудь переживем. Тем более, нам досталось еще оставшееся от коржей варенье.

Когда к нам приезжают гости, то мама готовит торт размером с поднос, и именно пол этого подноса сейчас не давали нам спокойно спать.

По непонятной причине утром торт становится гораздо вкуснее, чем вечером. Мама и папа говорили, что он за ночь пропитывается, но мы с Каринкой в это не верили – это было особенное, мамино волшебство.

Полподноса торта вытеснили из наших голов всё остальное, и мы решили пойти «на дело».

Впереди шел Варцлав – он же лучше нас видит в темноте и всегда найдет еду по запаху. За ним белым привидением, пришлепывая босыми пятками, кралась нескладная худая Катька, и после нее шли мы с Каринкой – в одинаковых ночнушках, носках и с одинаковыми косичками. В темноте нас даже папа путал. Правда, он и при свете нас путал. Хорошо быть близнецами!

– Ш-Ш-Ш! Это ты так громко сопишь? – заволновалась Катька.

– Кто сопит? Это ты сопишь! – возмутилась Карина и ткнула меня в бок.

– Сама сопишь! А я дышу! – зашипела я и стукнула сестру, не глядя. Попала, конечно же, по Катьке.

Пока выясняли, кто же сопит громче, дошли до кухни. Не включая свет, мы открыли холодильник и осторожно достали поднос с тортом.

Если бы кто-то случайно заглянул к нам в окно, то ничего бы не увидел, потому что свет мы не включали и сидели на всякий случай под столом. Мы устроились на коленках вокруг миски и тихо поедали торт, аккуратно отрезав себе по маленькому кусочку. По краям подноса скопились двойные ободки белого и темного крема, и мы украдкой друг от друга подбирали его пальцами. Варцлав управился со своим куском быстрее всех и теперь умывался лапкой.

И вдруг мы с ужасом услышали приближающиеся шаги – и замерли, даже не дожевав! Выглянуть из-под скатерти и посмотреть, кто это, смелости не хватило ни у кого.

Наконец на кухне появились босые папины ноги. Сам папа, конечно, тоже был, но мы видели только ноги и следили за ними с ужасом. Он прошествовал к холодильнику и на ощупь открыл дверцу.

– Мяу? – вопросительно раздалось оттуда.

Мы даже не заметили, как кот выбрался из-под стола, и тем более – как он оказался в холодильнике, но мама всегда говорит, что Варцлав – чудо. Поэтому мы-то как раз и не удивились, в отличие от папы, который уронил себе на ногу баночку с горчицей.

– Ну что ты там шумишь? Девочек разбудишь!

Рядом возникли еще одни босые ноги – мамины. А еще появился возмущенный мамин голос и кусок халата. То есть пришла вся мама, и она была недовольна.

– Девочки-то спят. А где торт? – шепотом отозвался папа.

Мамины ноги подошли поближе к холодильнику. Торта они там не нашли.

– Может, на балконе?

– Сходи посмотри!

Мы под столом прижались друг к другу и обреченно молчали, понимая, что рано или поздно нас найдут. Вместе со следами преступления.

– Вы бы его хоть запивали, а то кое-что точно слипнется! – сказала мама в пустоту.

– А как ты узнала? – пискнула Каринка.

– Ага! Попались! – оказывается, с другого конца кухни к нам беззвучно подкрались Циля и Катькин папа.

– Папа! Тетя Циля! – завопила Катька, пытаясь вывернуться из рук отца.

Торт мы все-таки прикончили, когда наш папа вернулся. И еще какао допили, и хлеб доели.

Циля и Доктор – Катькин папа – пришли на партию в бридж. Почему-то они это делали только по ночам. Циля говорила, что для правильной игры нужна темнота и свечи, а Катькин папа на самом деле в карты не играл – он, я думаю, приходил только ради компании. Знаете, что самое обидное? Когда тебя отправляют спать, а дома начинается всё самое интересное! Но сегодня торт вполне нас с этим примирил.

А потом, уже на диване, нам опять приснился Бродяга. Он тоже живет в нашем Доме, но не в квартире, а в подвале. Нам бы так – жить в настоящем подвале! Бродяга приходит, когда хочет, и уходит совсем незаметно, до такой степени тихо, что обычно недели через две только замечают, что его подвал снова пуст. О том, когда он уходит, знаем только мы, потому что сразу же после этого он начинает нам сниться. Во сне он собирает всех детей Дома вокруг себя и рассказывает сказки.

Сегодня, стоило нам только закрыть глаза, как мы сразу оказались в его подвале. Катька подпрыгнула от радости, как надувной мячик: она обожает у нас ночевать, когда Бродяга уходит, – значит, можно снова услышать настоящую сказку. Самую настоящую!

Бродяга уже ждал нас, сидя на перевернутой коробке и неторопливо набивая трубку.

– Долго хо́дите! – сказал он, приветливо улыбаясь, потом погладил Варцлава, запрыгнувшего ему на колени (ну конечно же, куда в нашем доме без Варцлава!) и начал свой рассказ.