Текст книги "Расколдованный круг"

– Поняла, на что я способна? – с ходу заявила она.

– Не приписывай себе то, что произошло случайно, – устало откликнулась Рита.

– Ну, может, этот упырь поймал тебя, когда ты обжималась, случайно. А знаешь, для чего я Джека-то в университет вызвала?

– Ну?

– Матюша вот что придумал… Раз папаня решил не давать мне жить, мы его устраним!

– Ты с ума сошла?! – Рита не могла поверить своим ушам. Шура вызывающе захохотала:

– А что, ты папочке расскажешь?

– Шура! Скажи, что ты шутишь! Что значит – устранить? Не… убить же?

– Ну такую крайнюю меру мы пока не хотим применять, – с видом героини голливудского боевика изрекла Шура. – Но… Джек согласился помочь папаше улечься в больницу по крайней мере месяца на три! А пока он будет вылеживаться, мы успеем все провернуть!

– Что провернуть?

– Мы с Матвеем поженимся, поняла? Все равно поженимся, хоть бы вы все с ума сошли! Пусть папаня потом попробует лишить меня приданого! А пока мы не получим денежки, Матюшины кредиторы все равно согласятся подождать. Еще бы, ведь он женится на дочери самого Шерстнева! – приосанилась Шура.

– Какая же ты дура! – презрительно бросила Рита. – И дрянь!

– Но-но, не очень-то!

– Подлая дрянь!

– Уж какая есть, – надменно улыбнулась Шура. – А тебе не нравится? Между прочим, я решила и впредь так развлекаться. Буду приходить к тебе и рассказывать все, что мы придумаем с Матвеем. А ты, зубрилка, никуда не денешься – будешь слушать как миленькая и знать, что не сможешь нам помешать!

– Я сейчас же иду к папе!

Вслед Рите донесся насмешливый голос сестры:

– Флаг тебе в руки! Ты что, воображаешь, будто папаня с тобой разговаривать соизволит?

Действительно, когда Рита подлетела к запертой двери кабинета и принялась стучать – сначала деликатно, а потом, в отчаянии от того, что отец не желает ничего слышать, громко и ритмично, разозленный Шерстнев выскочил наружу как разбуженный охотниками от спячки медведь.

– Почему ты не в своей комнате? – зарычал он.

– Папа, я должна тебе сказать, что… – храбро заговорила Рита, но отец перебил:

– А, поняла, что значит – со мной тягаться? Прощения пришла просить? Поздно! Сначала ты понесешь наказание за то, что столько лет смеялась надо мной… исподтишка строила пакости…

Еле сдерживая слезы отчаяния и обиды, Рита вернулась в свою комнату, где ее насмешливо приветствовала и не думавшая никуда уходить Шура:

– Ну что, зубрилка, не обломилось? Я-то нашего папашу получше твоего знаю. Сколько лет он меня в дугу гнул, – с горечью закончила она.

«Завтра суббота, занятий не будет, – горько подумала Рита. – Ни на прогулку, ни в театр меня наверняка не выпустят. Значит, придется целый день сидеть и выслушивать Шурино хвастовство и злобный бред. Господи, неужели эти чудовищные планы, которые она мне сейчас поведала, не злобная выдумка, чтобы меня испугать, а правда? Нет-нет, не может быть!»

Видя, что ее жертва не спорит и не плачет, а стоит посреди комнаты в каком-то странном оцепенении, Шура, недовольно хмыкнув, удалилась. Рита даже не заметила этого. Подойдя к висевшему на стене образу Богородицы, который уже много лет воспринимала скорее как элемент дизайна, Рита, словно управляемая какой-то шедшей извне силой, опустилась на колени и вполголоса начала повторять послушно всплывавшие в памяти слова молитвы, которым когда-то учила ее Анна Осиповна. Но канонические слова быстро перешли в сбивчивый шепот:

– Пусть с папой ничего не случится! Пусть он останется жив и здоров!

Глава 14

– Ну что, поганка! Хотела уложить мать в могилу, да не вышло! – приветствовал за завтраком Шерстнев старшую дочь. За окнами столовой переливалось всеми красками поздней весны субботнее утро, а Рите казалось, что мир заволакивает черная мгла.

– Геночка, ты несправедлив. Не приписывай девочке то, в чем она не может быть виновата, – заступилась за Риту мама.

– Молчи уж, Птичка! Казалось бы, могла убедиться, к чему приводят твои нежности! – с досадой отозвался Шерстнев. – Анна Осиповна, а что, агентство еще не прислало новую горничную?

– Да ведь выходной сегодня… Вообще, не представляю себе, кто к нам пойдет. Менеджер-то в агентстве сказал вчера, что против вашей фамилии у них в базе данных особая пометка стоит…

– Ну да, о том, что мне требуется высококвалифицированный персонал, – принимая из рук Анны Осиповны тарелку с жареным беконом, кивнул Шерстнев.

– Нет, о том, что в нашем доме горничной могут по морде надавать, – сердито отрезала домоправительница. – А теперь сами догадайтесь кто!

– Анна Осиповна, а вы не много ли себе позволяете? – насупился Шерстнев.

– Чего уж там позволять-то… Одна Тося и держалась – святая простота.

– Большое спасибо за лекцию, – иронически выговорил Шерстнев. – Александра, в дверь звонят! Потрудись сходить в прихожую и открыть.

– Может, мне еще и со стола убрать? – съязвила Шура. – Пусть Анна Осиповна топает, ей за работу деньги платят!

– А ну без разговоров! – прикрикнул отец; девица неохотно повиновалась.

– Вот видишь, Птичка, как с ними надо! – довольно провозгласил Шерстнев, снисходительно поглядывая на жену. – Строгость и только строгость! А ты все сю-сю-сю…

– Геночка, мы возьмем девочек с собой на парусную регату? – осторожно уточнила Зоя, уклоняясь от опасной темы.

– Они наказаны, ты забыла? Пусть дома сидят, конспекты перечитывают.

На лице Зои отразилось сомнение: женщина явно хотела возразить мужу, что уж по крайней мере Шура найдет себе занятие поинтереснее. В этот момент девица возвратилась в столовую, ведя за собой супругов Блиновых.

– А, соседи! Милости прошу, – приподнялся из-за стола Шерстнев.

– Анна Осиповна, принесите, пожалуйста, еще две чашки, – напомнила Зоя. – И возьмите у Павла Ильича тот торт, который он собирался подать нам к обеду.

– Благодарю, мы уже завтракали, – отказался Блинов. – Не утруждайтесь, милая, – обратился он к Анне Осиповне.

– Ну не хотите тортик – не надо. Но уж чайку выпейте… – настаивал Шерстнев.

Гости присели за стол.

– Мы к вам, собственно, по делу, – начал Андрей Николаевич. – Вчера ваша супруга говорила с моей…

– Я всегда знала, что Матвей – испорченный, хитрый мальчишка, – тяжело вздохнув, вступила Мария Семеновна. – В кого он такой уродился? И разве мы с папой не воспитывали его как следует? Вы не представляете себе, Геннадий Иванович, что я почувствовала, когда Зоя Петровна рассказала мне…

– А, вы об этой истории, которую выдумала Маргарита? – небрежно отозвался Шерстнев. – Бросьте! Обычные дамские интриги! Я лично не верю этой басне ни на грош!

– Геннадий Иванович, я мать. И поверьте, мне тяжело признаваться в этом… Но раз дело настолько серьезно… Матвей отлично умеет притворяться! С виду он само совершенство. Но его делишки уже не раз всплывали на поверхность… Скажу вам откровенно, я порой сама его боюсь.

– Да будет вам! Что у меня, глаз нет, что ли! Ваш Матвей – отличный парень! – пожал плечами Шерстнев. – Даже слишком хороший, вот так. Привыкли вы, что от парня никакого беспокойства, одна радость… Вот и придираетесь к любой мелочи. А были бы у вас такие, с позволения сказать, доченьки, как у меня… Нечего сказать, утешение на старости лет!

– По-моему, вы просто не желаете услышать то, что вам говорят, – огорчился Блинов-старший. – А мы, между прочим, хотели предупредить вас, что Матвей не пара вашим девочкам! Напрасно вы позволяете им общаться с ним! Я, конечно, запретил Матвею даже близко подходить к Рите и Шуре. Но разве он послушает? Вот и вчера они с Шурой целый день перезванивались…

– Позвольте вам не поверить, – насмешливо улыбнулся Шерстнев. – Я лично, слышите, лично отобрал у нее мобильник! А к городскому телефону мы девиц не подпускаем, они наказаны. Вы что же, считаете, что Александра способна перехитрить меня?

– Поразительное самоослепление! – развел руками Андрей Николаевич.

– Ну, дорогие соседи, если у вас все… – намекнул Шерстнев.

– Нет, не все. – Голос Блинова стал неприятным. – У нас с вами, Геннадий Иванович, уже были споры по поводу незаконного строительства в лесу…

– Узаконим, дело времени. – Шерстнев отхлебнул чаю.

– Вряд ли! Но не будем это сейчас обсуждать… Дело в том, что мне стало известно: жители Вербина собираются устроить сегодня очередной пикет.

– Пусть покричат, пар выпустят… Работали бы лучше! Тратят время черт знает на что!

– Геночка, – с тревогой вмешалась было Зоя Петровна, но мужчины, увлеченные спором, не услышали ее.

– А я вот считаю, что они правы! – с вызовом сказал Андрей Николаевич. – Какое мы имеем право поганить окружающую природу, мешать людям жить?

– А разве они нам не мешают? – огрызнулся Шерстнев. – Подписали бы договор, не было бы проблем со стройкой… Один раз эти алкоголики уже добились своего – не дали нам построить на реке пристань для яхт. Но уж свой охотничий домик я им не отдам! – Сейчас Геннадий Иванович напоминал задиристого мальчишку, у которого отнимают любимую игрушку.

– В общем, я явился к вам как представитель тех жителей нашего кондоминиума, которые согласны с вербинцами в этом вопросе, – продолжал Блинов. – Идея строительства и захвата земли принадлежит вам. И мы полагаем, что было бы неплохо, если бы вы лично поговорили с участниками пикета.

– О чем же?

– А вот попробуйте привести им те же аргументы, что и мне, – хмыкнул Блинов. – Назовите их в лицо алкоголиками и бездельниками, расскажите, что намерены перепахать всю округу по своему разумению… Почему другие люди по вашей милости должны существовать в атмосфере нарастающей вражды, в окружении пикетов? Вы думаете, что статьи в прессе об этом пойдут на пользу моему или вашему бизнесу?

– А, вот как вы заговорили. – Шерстнев широко улыбнулся, скорее, оскалился. – Моему бизнесу не повредят никакие статьи! И знаете почему? Потому что я начал его с нуля и сумел, несмотря на все препятствия, поднять на должный уровень! Почему я должен считаться с лопухами, которые не способны сделать то же? Пусть они считаются со мной!

– Спасибо за «лопуха», – побелел Андрей Николаевич.

– Ну что вы, я вовсе не вас имел в виду, – неловко поправился Шерстнев.

– Никакие деловые успехи не дают вам права попирать интересы других! – высказалась Мария Семеновна.

Зоя Петровна встревоженно поглядывала на спорщиков. Лицо Шерстнева побагровело.

– Проще всего сидеть сложа руки, не пытаясь заработать как следует! А потом начать водить носом по сторонам: а кто это живет лучше меня? Все отнять и поделить!.. Нет, дорогой мой Андрей Николаевич, этот лозунг давно устарел!

– Да кто у вас что отнимает? Скорее уж это вы…

– Нет, мне чужого не надо! Я беру только то, что и так принадлежит мне по праву.

– Считаете себя господом богом?!

Мужчины вскочили с мест и, красные, разъяренные, сверлили друг друга глазами.

– Геночка, успокойся! – жалобно проговорила Зоя. – Ну признай хоть раз, что ты неправ!

– Хватит меня дергать! Я не для того пробивался наверх, чтобы потом уступать по первому требованию каждому, кто попросит!

– Ничего не скажешь, прекрасная жизненная позиция! – вздернул подбородок Блинов. – Маша, пойдем отсюда! А вас, Геннадий Иванович, мне искренне жаль! Потому что однажды жизнь все расставит по своим местам!

– Прекрасный довод для проигравших! Можете утешать им своих обожаемых вербинцев! – огрызнулся Шерстнев.

После ухода соседей Геннадий Иванович долго не мог успокоиться.

– Ну что за люди! Пришли и наплевали в душу! – ворчал он. – Птичка, ты готова, наконец? Или хочешь, чтобы мы опоздали к старту регаты?

– Хорошо хоть, что ты признаешь, что что-то может начаться без твоего прямого указания, – горько вздохнула жена.

– Ну вот еще твоего остроумия мне не хватало! Маргарита, Александра, а что вы здесь расселись?

– Я доедаю, пап, – подала умильный голосок Шура.

– Хватит возить ложкой! За это время слона можно было съесть! Марш заниматься, вы обе. Анна Осиповна, прошу вас проследить за тем, чтобы они сидели в своих комнатах и читали, а не бродили по дому.

– Гена, ты что же, хочешь запереть девочек дома на весь день? В такую-то прекрасную погоду, – запротестовала мать. – Пусть хоть подышат свежим воздухом!

– Так и быть, – несколько смягчился Шерстнев. – Анна Осиповна, в четырнадцать ноль-ноль позвоните Борису Константиновичу и попросите прислать сюда Диму. Пусть сводит их на прогулку в розарий… часика этак на полтора. Но чтобы со двора ни ногой! Вы меня поняли?

– Чего ж тут не понять? Только ведь у ограды будет этот пикет… Как бы чего не вышло.

– Ерунда, Анна Осиповна! Сборище крикунов! Что они могут натворить серьезного? Впрочем, предупредите Диму, чтобы он, если начнется заварушка, немедленно увел девочек в дом. Хотя что его учить? В общем, пусть действует по обстоятельствам.

…Рита задумчиво присела на подоконник. Из комнаты Шуры, которая, естественно, и не думала даже делать вид, что занимается, доносилась визгливая музыка. Кроме этого, после отъезда родителей ничего не нарушало тишины в квартире: Анна Осиповна умудрялась производить уборку совершенно бесшумно, а кухня, где в поте лица трудился Павел Ильич, находилась на первом уровне квартиры.

Зубрить не хотелось совершенно. Рита отыскала Гумилева и, полистав, нашла запомнившееся ей стихотворение. Но даже стихи любимого поэта сейчас скользили мимо сознания девушки. Почему-то вспомнилась рассказанная Аней Полоскиной легенда о роднике, и Рита представила себя на месте ее героини…

«Вот теперь я настоящая героиня баллады, запертая несправедливым отцом в высокой башне. Я княжна. И вот во двор отцовских палат въезжает молодой воин, которому суждено стать моей судьбой…» Девушка мечтательно прикрыла глаза, однако вместо витязя на горячем скакуне воображение почему-то нарисовало перед Ритой улыбающегося молодого человека, вылезающего из коричневой «Нивы».

«Виктор Долонин, – вспомнила Рита. – Как жаль, что я не могу отправиться к нему в гости прямо сейчас! Он, наверное, думает, что я и думать забыла о своем спасителе!.. А ведь если переодеть Виктора в старинную одежду, он будет настоящим добрым молодцем из старых былин! Интересно, умеет ли он ездить верхом?»

– Пора на прогулку. – Без стука ввалившийся в комнату Дима прервал приятные мысли Риты, и девушка недовольно взглянула на охранника.

– А где же «здрасте», Дима?

– За «здрасте» мне не платят, – отрезал здоровяк.

Внезапно Риту поразила тревожная мысль.

– Дима, а вы как, за деньги готовы на все, что угодно? – испытующе глядя на молодого человека, взволнованно начала Рита.

– Не на все. Ваша сестрица уже пыталась совать мне деньги. Не вышло. Так что не пытайтесь меня подкупить. Я дал слово вашему отцу и намерен его сдержать!

Казалось, что неправильно истолкованный интерес Риты окончательно убил ту небольшую долю сочувствия, которую Дима испытывал к девушке; но ведь именно возможная попытка Шуры переманить охранника на свою сторону и обеспокоила Риту! Однако разъяснить Диме ход своих рассуждений девушка не успела, буквально через мгновение здоровяк уже конвоировал и ее, и сестру к внутреннему лифту, а еще через минуту все трое оказались в вестибюле кондоминиума.

Обычно пустой, сейчас он был наполнен жильцами дома, что-то горячо обсуждавшими. Сначала Рите стало не по себе от такого количества свидетелей ее унижения, но девушка тут же поняла, что никому нет дела до сестер Шерстневых и их странного спутника – никто не задержал на них взгляд. Даже Инна Аркадьевна, ужом метавшаяся от одной кучки людей к другой, лишь мельком поздоровалась и немедленно унеслась дальше. Сначала Рита не поняла причины такого странного оживления, но тут в вестибюле появился управляющий Борис Константинович.

– Дамы и господа, прошу вас не волноваться, – громко заговорил он, привлекая всеобщее внимание. – Это всего лишь безобидный пикет!

– Но они перекрыли выезд с территории дома! – возбужденно выкрикнул старик Мотков.

– Акция согласована с властями, у вербинцев есть разрешение на пикетирование, – объяснил Борис Константинович.

– А почему я должен испытывать из-за них неудобства?

– А почему они должны испытывать неудобства из-за вас? – перебил его кто-то из жильцов. – Стыдитесь! Только улеглись страсти из-за строительства нашего дома в заповедном лесу, как вы и ваши дружки начинаете все сначала!

– Да, да! – загомонили собравшиеся.

– С соседями надо жить в мире!

– Из-за восьми самодуров мы все вынуждены терпеть эти бесконечные пикеты! И корреспонденты понаехали! Стыдобища!

– Всего один корреспондент! – поднявшись на носки, чтобы быть позаметнее, подала голосок Наташа Моткова. – А вам завидно, что у нас будут домики!

– Чему тут завидовать? Весь лес и так к нашим услугам! А вам надо непременно захапать себе кусок земли да обнести его забором, чтобы, не дай бог, кто-нибудь еще не порадовался жизни рядом с вами! – одернули ее оппоненты.

Наташа надула хорошенькие губки:

– Все это философия!

– А если мне станет плохо? «Скорая» не сможет проехать из-за этих пикетчиков! – внезапно возопила Инна Аркадьевна.

На нее посыпался град насмешек.

– Кто о чем – а эта о себе!

– Вам – да плохо! Разве что на языке мозоль вскочит от сплетен…

– Успокойтесь, что вы, в самом деле! – попытался урезонить спорщиков Борис Константинович. – У наших ворот стоят не звери, а люди. И если вдруг, паче чаяния, кому-то понадобится вызвать врача, они, разумеется, не станут препятствовать… Да перестаньте вы кричать понапрасну! Тем более что, как я вижу, здесь собрались далеко не все. Вот будет общее собрание, тогда и решим, что делать дальше…

– А что это вы нам указываете? – снова завелась Моткова. – Ваше дело следить за отоплением…

– Сейчас весна, топить не надо, – невпопад высказалась Инна Аркадьевна.

– Я ведь тоже пайщик кондоминиума, – напомнил Борис Константинович. – И член правления, кстати. Настоятельно советую вам разойтись!

Его спокойный, уверенный голос подействовал на толпу словно холодный душ. Все еще обсуждая происшествие, люди разбивались на группки, которые постепенно таяли.

– Послушали? – с долей иронии обратился к сестрам Дима. – Тогда на выход. Геннадий Иванович велел выгуливать вас в розарии.

– Ой, ладно, уговорил. – Скорчив презрительную гримаску, Шура поплыла к выходу; за ней последовала постепенно начинавшая привыкать к своеобразной манере общения Димы Рита.

Ранние сорта роз уже цвели, на других кустах пестрели целые созвездия бутонов, по дорожке, задорно качая хвостиком, носилась наперегонки парочка трясогузок. Сидевшая в увитой вьющимися растениями беседке Зинаида Степановна перестала вычесывать Атамана Платова и приветливо поздоровалась с девушками. Шура словно не заметила старушку, а Рита подошла к Зинаиде Степановне и спросила:

– А где же Понятовский и Разумовский?

– Они гуляют с Леночкой возле самой ограды… Мальчикам нравится играть на мостике. Риточка, кстати, не попросите ли вы Лену привести их назад? Пора бы уж возвращаться домой…

– Конечно, Зинаида Степановна, – охотно ответила девушка; ласковый тон старушки был приятен настрадавшейся Рите. – Дима, вы ведь не будете против, если мы погуляем возле китайского мостика?

Охранник, прежде чем ответить, наморщил лоб и пожевал губами, но, видимо не найдя возражений против просьбы девушки, кивнул головой.

Там и сям по территории розария были разбросаны беседки, псевдогреческие колонны, укрытые навесами скамейки. Китайский мостик был перекинут через крохотный ручеек, вытекавший из озерца, которое распланировавший розарий архитектор счел целесообразным сохранить; в каменном основании решетки было проделано небольшое отверстие для звонко журчавшей воды. Через кованую решетку было видно, как, сделав несколько петель по поляне, ручеек скрывается в лесу. Собственно, мостик, обильно увитый зеленью, был призван замаскировать это слишком уж выделявшееся среди парковых сооружений своей технологичностью оборудованное защитными отводами отверстие. Горничную Зинаиды Степановны Лену, временно выполнявшую обязанности уволенной виновницы произошедшей недавно трагедии, Рита заметила еще издали. Женщина заботливо присматривала за котами, с увлечением игравшими с так заманчиво шуршавшими на легком ветерке кисточками из пластиковых лент, висевшими на перильцах мостика. Лена как раз высвобождала Разумовского, запутавшегося в шлейке, когда к ней подошли сестры Шерстневы.

– Давайте я вам помогу. – Рита взяла на руки Понятовского.

– Вот спасибо, – обрадовалась Лена. – А то у меня прямо голова кругом от этих шалунов: пока одного распутаешь, другой ремешком обмотается! Совсем разгулялись. И то сказать, уже почти час на улице.

– Зинаида Степановна как раз просила вам передать, чтобы вы шли обратно, пора домой, – ответила Рита.

– Вот-вот, катись отсюда со своими кошаками, – бесцеремонно подтвердила Шура. – Мы пойдем поглядим на пикет. Можно, Димочка? – льстиво заглянула она в глаза равнодушно смотревшему на ее ухищрения охраннику.

– Как угодно, – процедил он. – Беспокойные вы обе какие-то! То туда, то сюда. Сели бы на лавочку. И вам хорошо, и мне удобно.

– Лена, позвольте, я донесу Понятовского хоть до середины дороги, – предложила Рита, желавшая сгладить грубость сестры. – Ведь к красной беседке можно идти и мимо ограды! Заодно и на пикет посмотрим.

Лена, очевидно не понимавшая, почему Рита не желает расставаться со своими спутниками, как-то странно покосилась в сторону Шуры, но тем не менее согласилась – справляться с двумя опьяненными весенним воздухом животными действительно было трудновато. Шура, подхватив под ручку Диму, важно двинулась вперед с таким видом, точно ей принадлежало все кругом, а за ними, неся котов, не спеша двинулись Рита и Лена.

– Как Зинаида Степановна? – спросила Рита.

– Все еще убивается, разве такое горе сразу забудешь! – откликнулась горничная.

– Не хочет завести нового кота?

– Потом, может, и заведет. А пока… Они же ей как дети. Разве ребенка заменишь, как вещь какую?

Рита машинально погладила Понятовского по шелковистой шкурке, и кот, благодарно замурлыкав, действительно как ребенок, охватил передними лапками шею девушки.

– Смотрите, вы ему нравитесь, – отметила Лена.

Дорожка, сделав поворот, подошла почти к самым воротам. С того места, где остановилась Рита, была хорошо видна заасфальтированная площадка перед въездом. На ней стояла группа людей с плакатами, надписи на которых девушка не сумела прочитать из-за неудобного угла зрения, но об их содержании тем не менее догадалась сразу. Эти пикетчики выглядели гораздо более жизнерадостными, чем те, которых Рита видела зимой, – очевидно, сказывалось влияние прекрасной погоды. Народу было гораздо больше; державших плакаты окружала достаточно многочисленная толпа сочувствующих. Под ногами у взрослых, заливаясь хохотом, протискивались дети. Кто-то, очевидно, принес с собой радиоприемник или плеер, потому что над толпой плыла веселая, совершенно не соответствующая столь серьезному поводу мелодия. Какая-то предприимчивая старушка с огромной корзиной, не теряя времени, предлагала собравшимся леденцовых петушков и куски пирога. Сбоку от толпы суетились корреспондент телевидения и сопровождавший его оператор.

– Общий план сняли! – возбужденно выкрикивал корреспондент. – Теперь давайте кого-нибудь из организаторов! Вот вы! Дед, тебе говорю! Ты у нас кто?

– Ким Тимофеевич Крушинин, общественник, – долетел до Риты голос благообразного старичка.

– Вы надеетесь на благоприятный результат данной акции?

– Наша задача – привлечь к творящемуся здесь беспределу внимание широкой общественности, – привычным тоном оратора заявил старичок.

– Во завинчивает, – почти одобрительно заметила Шура.

– Однако мы не успокоимся на этом! – продолжал Крушинин. – Мы добьемся, чтобы заповедный луг в сердце нашего леса окончательно освободился от этого нароста – дворца для эксплуататоров и олигархов! Мы настроены решительно и готовы буквально на все!

– Ни фига себе! – с наслаждением заявила Шура. – Прямо кино! Класс! Как в Средние века! Интересно, а у этих хулиганов оружие есть?..

– Ты что же, хочешь, чтобы произошло кровопролитие? – осуждающе посмотрела на сестру Рита.

– А чего! – усмехнулась Шура. – Было бы интересно!

– Не зря Геннадий Иванович за вами присматривать велит, – вынес свое суждение Дима. – Надо же! Интересно ей…

– А ведь и правда, вон у одного ружье… Рехнулся он, что ли? – вдруг воскликнула Лена. – А может, на охоту собрался и просто подошел посмотреть?

– Охотиться еще рано, – отмел ее предположение Дима. – Где он, ну-ка?

– Да вон, мордастый такой… – показала Лена пальцем.

Охранник прищурился.

– Действительно… – Проворно достав мобильник, он нажал на кнопку автодозвона. – Марик, ты? Слушай, тут у ворот какой-то тип с ружьем околачивается… Ну да, среди местных. Не знаю, похоже, не вербинский. Да что тут болтать, скажи ребятам на воротах, пусть его проверят! Все, конец связи.

Рита со смешанным чувством испуга и любопытства смотрела в направлении, указанном Леной, – девушке не верилось, что кто-то из вербинцев мог задумать злое дело. И там в толпе Рита разглядела прячущегося за спинами пикетчиков полноватого человека, показавшегося ей знакомым. Присмотревшись получше, Рита так и ахнула – это был Джек!

– Куда ты лыбишься, зубрилка? – Шура больно дернула Риту за волосы.

– Александра Геннадьевна! Что это вы! – укоризненно воскликнула Лена.

– Прекратить драться, – механически отреагировал Дима, сильно и, очевидно, болезненно сжимая руку Шуры.

– Да-а, а ей почему драться можно? – плаксиво завела девица.

– Эй, красавица! – послышался голос из-за решетки. – Все кошек буржуйских обслуживаешь? Ну привет, привет!

Рита недоуменно уставилась на махавшую ей женщину средних лет.

– Это вы мне?

– А кому ж? Не узнала меня, что ли? Люба я! Помнишь? У «святого ключа» виделись…

– Да что же это такое! Ночевать мне в саду по вашей милости, что ли! – Из глубины розария к стоявшим у решетки быстро шла расстроенная Зинаида Степановна. – Лена! Хватит глазеть!

Покраснев, Лена быстро выхватила из рук Риты заметно уязвленного подобным обращением кота.

– Сейчас, Зинаида Степановна, я только на минутку…

– Вам тоже лучше уйти. Посмотрели – и хватит, – строго заметил своим подопечным Дима.

– Да, Ритка! Передохнула – и вперед! – иронически подхватила Шура.

Все оставшееся время прогулки девица была как-то необычно возбуждена, то и дело заливалась хохотом, а потом сразу впадала в уныние. Глядя на то, как Шура, словно не находя себе места, егозит по скамейке, на которую усадил сестер Дима, Рита с горечью подумала: «Неужели Шурка настолько втянулась в пьянство, что оно уже затронуло ее личность? Такое поведение явно ненормально!» Девушка ощущала, что нервность сестры постепенно начинает передаваться ей самой; впрочем, Рита не могла не признать, что бездеятельное сидение на одном месте действительно невыносимо. «Жаль, что я не догадалась взять с собой книгу…»

Уверенно ступая по красному гравию дорожки, к скамейке приблизился чернявый парень в форме охранника.

– Прикинь, Дим, – с ходу начал он, – мы было хотели проверить того мужика со стволом… Ну о котором ты сигнализировал!

– И чего? – моментально встрепенулся Дима.

– Да дерганый он какой-то… Вообще подозрительный тип! Увидел, что Коляныч к нему подходит, – сразу занервничал, попытался смыться…

– Коляныч его задержал? – поинтересовался здоровяк; его коллега скорчил гримасу:

– Не-е… Местным-то он, видать, тоже не понравился. Пока Коляныч пикет обходил, взяли они этого толстого под локотки: кто да что? А он такую истерику устроил! Как баба: «Не трогайте меня!»

– Че ты треплешься? Что в итоге? – требовательно уточнил Дима.

– Они его в милицию сдали на предмет выяснения личности.

– Подозрительный тип.

– Да уж! Сценарий известный: бывает, что конкуренты посылают такого субъекта, чтобы он устроил заварушку, да и пальнул под шумок…

– Имеешь в виду, в одного из жильцов? – обеспокоился Дима. – Зря Коляныч его не прижал!

– Плохо о шефе думаешь! Пошлет в милицию запрос – все и разъяснится.

Рита с напряженным любопытством прислушивалась к диалогу; в душе девушки зародилось и окрепло подозрение, настолько чудовищное, что Рита боялась сформулировать его даже мысленно.

– А ты, выходит, отгулом наслаждаешься? – продолжал между тем чернявый.

– Да вот подработку нашел. Сам понимаешь, копейка лишней не бывает!

– Да-а, прибавление в семье – дело недешевое! – согласился чернявый. – Что ультразвук-то показал? Мальчик или…

Не дослушав, Дима резко обернулся и, нырнув в окружавшие дорожку заросли роз, выволок оттуда упирающуюся Шуру.

– Че тебе надо, дебил? – извиваясь в тщетной попытке высвободиться, завопила девица.

– Геннадий Иванович приказал следить, чтобы вы не дымили.

– Отстань, дурак, мне успокоиться нужно! Ай… куда руку суешь? Нет, отдай сигареты, отдай! Это мои!

– Хорошая подработка, не соскучишься, – иронически хмыкнул чернявый; Дима выглядел раздосадованным.

– Все, марш в дом! – сердито скомандовал он, рывком поднимая ни в чем не повинную Риту.

– Дима, а не могу ли я поговорить с вашим начальником, этим Колянычем? – начала девушка, совершенно не обратившая внимания на подобную бесцеремонность – так поглощено было ее сознание завладевшей мыслью.

– Пожаловаться решили? – усмехнулся упорно воспринимавший девушку в самом неблагоприятном для нее свете Дима. – Не поможет!

Зато Шура, казалось, поняла намерения сестры как надо – глаза девицы загорелись нехорошим огнем.

– Заложить нас хочешь? – ткнув Риту в бок остреньким кулачком, зашипела она. – Жить надоело?

Дима уже гнал их по дорожке по направлению к дому, навстречу все чаще попадались люди, и Рите приходилось говорить шепотом.

– Шура, ты что, не понимаешь, что ваш с Матвеем замысел – настоящее преступление? Как легко ты распоряжаешься чужими жизнями!

– Не тебе меня учить!

– Шура, – снова и снова пыталась Рита образумить сестру, – но ведь это же твой отец! Родной отец, понимаешь?

– Вот именно, – неожиданно легко согласилась Шура. – А я вся в него! Он как нам твердит: «В борьбе все средства хороши!»

– Да ведь папа вовсе не такой, это он переносит в семью то, чему научился в бизнесе! – настаивала Рита. – Разве ты не помнишь, как мы с ним гуляли в сквере, когда были маленькими? Помнишь, как он придумал для нас сказку про волшебного ежа и…

– Ничего я не помню, – хмыкнула Шура. – Еж, надо же! Наш папаня и сказка – вещи с разных полюсов! Это ты, дурища, сама для себя придумала сказочку про доброго папочку. До того зафантазировалась, что поверила в собственные выдумки. А жизнь, зубрилка, куда как проще. Да и страшнее!

Внезапно Рите открылась истина, все эти годы, в сущности, лежавшая на поверхности: Шура просто не помнит то время, когда семья Шерстневых была среднестатистической «ячейкой общества»! Шерстнев – заботливый отец, катающий в редкие выходные дочек на санках, Шерстнев – мечтатель, азартно делящийся с близкими планами каких-то будущих охотничьих экспедиций, – все эти картины находились вне пределов ее памяти! Тогда Шура была слишком мала, чтобы события из жизни взрослых успели оставить след в ее сердце. А вот отца, злобно радующегося неприятностям конкурентов, отца, срывающего злость от сорвавшейся сделки на безответной прислуге, отца, с тигриной жадностью отнимающего у заповедника кусок земли под собственную застройку, Шура видела каждый день в течение многих лет. Таким она и воспринимает Шерстнева, поневоле приучилась считать подобное поведение нормальным. «Мама столько раз пыталась научить Шуру добру, но все было напрасно, – сформулировала Рита. – А ведь ее основная ошибка, да и моя, пожалуй, заключалась в том, что нам казалось, будто Шура должна сама соображать, что хорошо, а что плохо. Так оно, в сущности, и есть, только вот, похоже, черное и белое в сознании Шурки поменялись местами! Поэтому ей так трудно общаться с нормальными людьми, поэтому она вечно недовольна собой и окружающими! Можно ли жить, когда твой мир перевернулся с ног на голову?»