Текст книги "Расколдованный круг"

Глава 17

– Вот что тебя беспокоит! – усмехнулась Рита. – Не волнуйся, все происшедшее останется на твоей совести. Вот если бы ты сумел причинить мне настоящий вред, тогда другое дело! Имей это в виду на будущее…

– А как все романтично начиналось! – посетовал Матвей. – Ну почему ты такая упрямая! Неужели тебе никогда не хочется естественных человеческих радостей?

– Нет, меня не радует грязь, – отрезала Рита. – И естественными я подобные развлечения не считаю.

– Да ведь это жизнь! А у нее свои законы.

– Верно, – непримиримо посмотрела Матвею в глаза Рита; отстаивая свое мнение, девушка черпала в споре уверенность. – И один из этих законов таков – там, где нет любви, сексуальные отношения превращаются в обыкновенный разврат! И ты не переубедишь меня, тем более что я в курсе ваших с Шурой планов.

– Рита, ну что мне тебе сказать? Ты молода, красива и богата. Еще долгие годы ты будешь соблазнительной приманкой для мужчин. Так что я всего лишь один из многих, – неловко попытался вывернуться Матвей.

– То есть ты хочешь оправдаться тем, что поступаешь «как все»? Хорошенький довод! – иронически улыбнулась Рита. – Кстати, ты ведь до сих пор без работы, а, Матвей? Почему бы тебе не стать адвокатом? «Господа присяжные! Да, мой подзащитный ограбил человека. Но он поступал как все, ведь преступников на свете множество!» – деланым голосом проговорила Рита.

– Не передергивай! Я совсем не то имел в виду! И вообще, разве преступление – мгновенный порыв страсти?

– Такой, какой был у тебя, – да. О подобных случаях даже упомянуто в Уголовном кодексе. Странно, что ты этого не знаешь, Матвей!

– Значит, ты все-таки собираешься заявить на меня, – обреченно сделал вывод Матвей.

– Тося слышала, как ты жаловался Шуре, что тебя одолели кредиторы. Почему бы тебе не признаться во всем родителям? Они помогли бы тебе расплатиться с долгами, и ты смог бы начать новую жизнь! У тебя ведь такие хорошие родители, – продолжала Рита. – Мне не хочется калечить им жизнь, втягивая в унизительный судебный процесс. Это ради них, а не ради тебя я не стала заявлять в милицию. Не воображай, что я боюсь своего папу, которого ты так ловко морочишь! – с некоторой горечью прибавила девушка.

– Да что ты понимаешь! – неожиданно вспылил Матвей. – «Хорошие»! Правильные зануды, вот они кто! Почему это я непременно обязан зарабатывать себе на жизнь? Что мы, такие уж бедные? Нет, пилят и пилят: «Трудись, трудись! Курить вредно, ходить по бабам плохо! Одеваться надо прилично!» Не дом, а монастырь!

– Ну твой папа ведь не получил свое состояние в наследство от американской тетушки, – справедливо напомнила Рита. – Конечно, ему неприятно думать, что ты только и норовишь пустить заработанные тяжелым трудом деньги по ветру!

– Можно подумать, что ты сама ходишь в рубище и питаешься очистками, – ядовито заметил Матвей. – Думаешь, ты лучше нас с Шуркой? Просто мать-природа забыла вложить в твое сердце страсти. Вот и живешь ты на свете такая, холодная и чинная. Никакие соблазны тебя не волнуют, и ты просто не способна понять, почему другие люди мучаются из-за того, что тебе кажется совершенно ненужным!

Глубоко уязвленная, Рита отвернулась в сторону, не желая демонстрировать Матвею отразившиеся на ее лице чувства.

– Ты ошибаешься, – наконец ответила она зазвеневшим от волнения голосом. – Просто я считаю, что нельзя подменять настоящее счастье сиюминутными удовольствиями… Но не будем сейчас это обсуждать, я пришла для другого. Скажи, как ты на самом деле относишься к Шуре?

– Можешь мне не верить, но Шурку я люблю, – угрюмо признался Матвей.

– Поэтому ты развратил ее, приучил пить?!..

– Не приучал я ее! Просто хотел развлечь, вот и водил по клубам. Откуда мне было знать, что Шура так резко втянется в пьянку? Другие же выпивают – и ничего. А она… Сначала шампанское пила, потом стала требовать коктейли… А теперь водку хлещет не хуже иного мужика. Думаешь, я сам не переживаю?

– А как же ты собираешься жить с алкоголичкой, когда вам удастся создать наконец семью?

– Я вылечу Шуру! – пылко воскликнул Матвей.

– Все-таки я не понимаю, что у вас с Шурой общего, – сказала Рита. – Неужели вас связывает лишь любовь к веселому времяпровождению?

– Да почему же! Нам нравятся одни и те же клипы, фильмы… В казино мы оба всегда ставим на черное, даже не сговариваясь… Вообще, ты не поверишь: иногда я только хочу что-нибудь предложить, как Шурка, словно прочитав мои мысли, сама говорит это!

– Ага, например, планирует, как погубить родного отца, – не удержалась Рита.

Матвей побагровел.

– Что ты об этом знаешь?

– У Шуры в последнее время появилась привычка выбалтывать мне ваши планы, – пояснила Рита. – Так что я все знаю про Джека и неудавшееся покушение. Вот погоди, вернется папа, и я все ему расскажу!

– Нет, ты этого не сделаешь! – не на шутку испугался Матвей. – Ты что, не понимаешь, что ли: это непорядочно!

– Ничего себе! Как ты только можешь выговаривать это слово, – возмутилась Рита. – Между прочим, наша горничная рассказывала мне, какие вы строили планы насчет меня! Так что никаким «мгновенным порывом» тут и не пахнет! Заранее обдуманное преступное намерение – вот как это называется!

– Шурка права, ты насмотрелась детективов, – пробормотал Матвей. – Вот, значит, откуда моим старикам известны все подробности! А я-то уверял папашу, что все это клевета… Он теперь поставил мне жесткое условие: устроиться на работу в течение недели.

– И правильно! Почему ты решил, что сможешь всю жизнь захребетничать?

– Да потому, что папаша нагреб столько, что на пять поколений хватит! – окрысился Матвей. – Не хочу работать! Я человек творческий!

– А как же твои вечные рассуждения о выгоде? Что-то они не очень сочетаются с образом творческой личности, – уколола Рита.

– А одно другому не мешает… Вот смотри, как я вижу свою дальнейшую жизнь… И я, и Шура одинаково страдаем от своих родителей, – выпалил Матвей. – Оба мечтаем вырваться на волю…

– Чтобы пить без помех?

– Сначала мы объедем весь мир, – мечтательно заговорил Матвей. – Все повидаем: африканские джунгли, египетские пирамиды, австралийскую пустыню…

– Ты что, никогда не был в Египте? – удивилась Рита. – Тоже мне труднодоступное зрелище! Есть из-за чего ломать жизнь близким!

– Мы не просто будем таращиться на достопримечательности, как обычные туристы, – не слушая Риту, продолжал Матвей. – Мы организуем настоящую экспедицию! Может, и найдем следы какого-нибудь древнего города… Или хотя бы клад. А потом напишем обо всех своих приключениях книгу. Прославимся! Вот тогда папаша поймет, что у меня может быть и другая дорога в жизни, кроме как стать брокером! Ненавижу биржу!

Последние слова, казалось, вырвались у Матвея из самой глубины души.

– Почему же ты не скажешь Андрею Николаевичу об этом? – удивилась Рита. – Разве это не проще, чем превращать жизнь свою и окружающих в дешевый детектив?

– Потому что мой папаша – человек положительный, – усмехнулся Матвей. – Ему подавай то, что можно пощупать руками, оценить в твердой валюте… А экспедиция – это прежде всего финансовый риск. Ты что, сама не понимаешь? Да и не допустит он, чтобы я так надолго ускользнул из его поля зрения… Черт, о чем мы спорим! Разве ты можешь понять, как это тяжело, когда на тебя все время давят! Ну виноват я, что хотел тебя закадрить, ну прости! Но это только от отчаяния, поверь. А вообще я к тебе очень хорошо отношусь, правда-правда! Вот хочешь, сделаю для тебя что-нибудь?

– Собственно, я потому и пришла, что хотела попросить тебя о помощи! – обрадованно воскликнула Рита.

…Несмотря на все жалобы Матвея на то, что родители не дают ему воли, Блиновы не сказали ни слова, когда Рита увела молодого человека с собой. Мария Семеновна, очевидно, считала, что все, что необходимо в данной ситуации, она уже сказала и Рита предупреждена, а Андрей Николаевич, скорее всего, не хотел устраивать семейное разбирательство при посторонних. Рита и Матвей спустились в вестибюль здания и перешли в другое крыло, где располагалась квартира Шерстневых.

– Ты просто испугалась людей, ведущих себя естественно, – болтал по дороге Матвей. – Ну да, не все соблюдают занудные правила этикета… ну и что с того? Кто вообще их выдумал, эти правила?

Однако, увидев разгром в квартире соседей, Матвей начал понемногу сбавлять обороты, и на его порочно-красивом лице появилось выражение некоторой озадаченности.

– Что это они тут вытворяли? – пробормотал он.

Некоторые участники попойки уже продрали глаза от тяжелого сна и теперь, еле волоча ноги, бродили по квартире в поисках так необходимой им сейчас воды. Другие еще валялись на диванах, в креслах и просто на полу. Шуру Рита и Матвей обнаружили сладко спящей в объятиях какого-то длинноволосого парня. Моментально взбеленившись, Матвей пнул «соперника» носком ботинка под ребра и, игнорируя возмущенные вопли столь грубо разбуженного донжуана, грубо вырвал вяло сопротивлявшуюся Шуру из его объятий.

– Кто это? Ты, Вадька? – бурчала девица; Матвей, оскалившись от злости, закатил своей возлюбленной оглушительную пощечину.

– Ты с ума сошел! – попыталась остановить его Рита. – Посмотри, ей же и так плохо!

– Вот сволочь… – Матвей приправил это определение нецензурной бранью. – Алкашка чертова! Ни на секунду нельзя одну оставить! Блин! Ну что у меня за жизнь!

Не вступая с ним в бесполезный спор, Рита с усилием поставила сестру на ноги и, обхватив за плечи, повела умываться. Матвей направился следом с таким видом, будто обе девушки только что разбили его веру в человечество. В санузле для гостей Рита принялась умывать Шуру, а Матвей, усевшись на клеенчатый стульчик перед трюмо, принялся изливать душу:

– Просто поразительно! У всех, кто меня окружает, исключительно потребительское отношение к ближним! Я, можно сказать, подарил тебе всего себя, – претенциозно обратился он ко все еще плохо соображавшей Шуре, – а ты готова променять меня на первого встречного!

– А я д-думала, что это ты-ы… – заплетающимся языком пояснила свои действия Шура.

– Думала она! Скажи лучше, что ты просто используешь меня… воспринимаешь как средство, с помощью которого надеешься освободиться от родителей!

– И сестры, не забывай. – Шура оттолкнула руки Риты и попыталась самостоятельно плеснуть себе в лицо воду. – А я тебе нужна только из-за денег!

– Сучка!

– Альфонс!

– Похоже, вы и впрямь стоите друг друга, – заметила Рита. Девушка не знала, плакать ей или смеяться при виде этой парочки, отвратительной и одновременно комичной. «Любовная сцена» между тем разгоралась, словно костер, в который плеснули керосина.

– Как ты смела разбалтывать Ритке о наших планах! – наступал на Шуру Матвей.

Девица, машинально продолжая растирать по лицу воду, не оставалась в долгу:

– А ты ее трахнуть хотел! Да не вышло! Вот чего ты стоишь, тебе даже старые девы не дают!

– С такой взаимоподдержкой только в экспедицию и отправляться, – иронически прокомментировала Рита.

– В экспедицию? Откуда ты знаешь? – моментально встрепенулась Шура.

– Ну я ей сказал, – надменно вскинул голову Матвей.

– А разве ты сам не говорил, что экспедиция – наша общая тайна? Ты спросил у меня разрешения, прежде чем махать языком?

– А чем ты думала, когда хвасталась Ритке тем, как мы собрались угондошить вашего папашу?

– Ты ори, ори громче! – хладнокровно парировала Шура. – Чтобы все, кто сейчас в доме, хорошенько услышали. Между прочим, ты тоже трепался об этом с Димой. А уж ему-то ничего не стоит заявить. Охранник – тот же мент.

– Ах, так ты еще и умничаешь? – Матвей надвинулся было на свою не в меру оживившуюся возлюбленную с кулаками, но тут Шура болезненно вскрикнула и, зажимая ладонью правый глаз, нагнулась над раковиной, выискивая что-то. Ее паника была столь непритворна, что даже Матвей не мог не понять этого.

– Что случилось-то? – уже гораздо более спокойно поинтересовался он.

– Линза вылетела… Как жалко… Только вчера купила! Думала, хоть на неделю-то хватит…

– Между прочим, даже одноразовые линзы не следует носить непрерывно, это вредно для глаз, – вспомнила Рита свои дискуссии на эту тему с Таней Прохиной.

– Да-а, а продавец уверял, что их можно таскать неделю, не снимая, – плаксиво пожаловалась Шура.

– Им лишь бы продать, – обеспокоился Матвей.

– То-то у меня глаза щиплет, – продолжала жаловаться Шура. – Я хотела осторожно потереть, а линза, гадость такая, выпала! Наверное, ее водой смыло. Как жалко, блин…

– А ну-ка покажи мне свои глаза. – Рита, преодолевая отвращение, вызванное исходившим от сестры запахом, наклонилась к скукоженному личику Шуры и внимательно осмотрела ее покрасневшие, воспаленные глаза в кольцах размазанного макияжа. Не нужно было иметь медицинское образование, чтобы сообразить, что дело обстоит по меньшей мере неважно.

Как ни странно, все поступки Шуры в последнее время не усилили в душе Риты зародившуюся было в последнее время неприязнь к сестре – наоборот, девушка ощущала теперь по отношению к этой недотепе настоящую жалость! Все пакости, которые творила у нее на глазах Шура, Рита считала чем-то вроде симптомов тяжелого заболевания, терзавшего сейчас не столько тело и даже душу Шуры – по мнению Риты, у сестры пострадало что-то неощутимое и не определяемое словами, но тем не менее имеющегося у каждого человека. Какая-то таинственная составляющая личности… Правда, сама Шура, возможно под влиянием своего таинственного недуга, воспринимала безответность и заботливость сестры как нечто само собой разумеющееся; более того, девица, очевидно, полагала, что подобная терпимость вызвана почтительным трепетом перед ее замечательной особой, и реагировала соответствующе – неблагодарностью и хамством. Вот и сейчас Шура грубо оттолкнула лицо склонившейся над ней старшей сестры:

– Куда лезешь, зубрилка! Без тебя плохо. О-о, и голова болит… Матюша, принеси мне, пожалуйста, виски… хоть полстаканчика. – Голос девицы стал жалостным.

Но Матвей не спешил выполнять просьбу Шуры.

– У тех, кто опохмеляется по утрам, начинается запой! – изрек он с видом профессора, излагающего профанам устройство Вселенной.

– Запой – это у алкоголиков. Я что, по-твоему, пьющая? – От обиды Шура, казалось, забыла на миг о своих страданиях. Однако физиология брала свое, и вскоре девица, издавая отвратительные звуки, склонилась над биде… Наблюдать подобную мерзость было свыше сил Риты, и девушка, выйдя из санузла, в изнеможении прислонилась к стене. Вскоре к ней присоединился Матвей; искоса поглядев на омраченное лицо молодого человека, Рита увидела, что на нем написано искреннее огорчение.

– Черт! Ну что же делать!

– Как Шура?

– Плохо… Ты сама, что ли, не слышишь?

К Рите и Матвею подошла Анна Осиповна.

– С добрым утром, Риточка! Здравствуйте, Матвей Андреевич, – неизмеримо более сухо кивнула она Матвею. – Кофе готов. Не хотите позавтракать?

– Спасибо, нет, – проговорила Рита. – Анна Осиповна, Шуре, по-моему, плохо… но от моей помощи она отказывается.

– И от моей, – подал голос Матвей.

– Сейчас посмотрю, что там такое. – Домоправительница без подсказки сообразила, где искать Шуру. Вскоре женщина с озабоченным видом выглянула из двери.

– Риточка, а с Александрой-то беда! Левый глаз у нее настолько затек, что линзу эту окаянную даже вытащить нельзя! Девчонка от боли заходится. Надо бы врача позвать.

– Я сам позвоню в медкабинет, – встревожился Матвей, доставая телефон.

Анна Осиповна и Рита кое-как довели Шуру до ее комнаты, однако тут же обнаружили, что ни помещать больную в подобную помойку, ни тем более демонстрировать подобную антисанитарию врачу никак нельзя. Пришлось отпереть спальню Зои Петровны и уложить болящую там. Матвей не участвовал в этих перемещениях – он занимался выполнением данного Рите обещания. В глубине души считавшая, что Блинов-младший способен лишь на бесконечное хвастовство и демагогию, Рита была приятно удивлена, когда обнаружила, что непрошеные гости, оккупировавшие квартиру, один за другим начали исчезать.

– Как тебе удалось так ловко справиться с ними? – тихонько спросила Рита Матвея, но тот лишь самодовольно усмехнулся, не вдаваясь в подробности:

– Ты просто не представляешь, на что я способен! Я умею добиваться своего, уж поверь!

Несмотря на то что эти слова, казалось бы, относились лишь к изгнанию компании буянов, Рите подумалось, что звучат они как-то зловеще. Однако девушке некогда было задумываться над этим – со всей поспешностью из медкабинета явился терапевт Тарас Михайлович.

– Девушке требуется срочная помощь опытного офтальмолога, – осмотрев Шуру, которой с каждой секундой становилось все хуже, вынес он приговор. – Необходимо срочно доставить ее в больницу!

– О господи! – вырвалось у Анны Осиповны. – И без того в семье лазарет…

– Контактные линзы – это не шутка, – пояснил Тарас Михайлович. – Неправильное обращение с ними может привести даже к перфорации роговицы – и тогда слепота.

– Но вы же врач! Сделайте что-нибудь, вытащите у Шуры эту линзу! – вне себя от волнения воскликнула Рита.

Тарас Михайлович покачал головой:

– К сожалению, все, что я могу, – сделать вашей сестре обезболивающий укол. Чтобы извлечь линзу, необходимо специальное оборудование.

– Ну так делайте ваш укол, не стойте просто так! – едва не заплакала Рита.

Врач заметно смутился:

– Понимаете ли… Хм… Даже не знаю, уместно ли говорить такое при посторонних… – Он поглядел в сторону Матвея; будучи постоянным служащим кондоминиума, Тарас Михайлович, естественно, знал всех жителей дома, по крайней мере, в лицо.

– Меня можете не стесняться, – решительно заявил Матвей.

– Да, он друг нашей семьи, – необдуманно подтвердила Рита.

– Ну что ж, дело ваше!.. Я не имею права делать инъекцию вашей сестре. Даже без специальных анализов ясно, что сейчас в ее крови содержится алкоголь свыше допустимой нормы: в соединении с ним препарат может вызвать летальный исход! – разъяснил врач.

– Анна Осиповна, звоните в «Скорую»! – подвела итог Рита.

Прибывшая бригада подтвердила диагноз Тараса Михайловича.

– В больницу повезем под капельницей, – пояснил Рите молодой медик с симпатичным, но донельзя усталым лицом. – Судя по всему, у дамы алкогольное отравление. Кем она вам приходится?

– Сестра, – выдавила Рита.

– Ну я понимаю, конечно, что младших сестер редко слушают, а разница в возрасте у вас, похоже, немалая… Но неужели вы не пробовали удержать ее от того, чтобы поглощать отраву в таком количестве?.. Погодите, что это? – Он заглянул в бланк вызова. – Ей что, всего девятнадцать лет?!

– Чему тут удивляться? – отозвался другой член бригады. – Алкоголизм не красит!

– Может быть, вы перестанете пока обсуждать эту тему? – Хладнокровные рассуждения медиков показались Рите верхом цинизма. – Речь идет не о том, что Шура выпивает, а о том, чтобы извлечь из ее глаза кусок пластика!

– Связь тут самая прямая, – не принял обвинения медик. – Злоупотребление алкоголем вызвало пересыхание роговицы. А будучи, очевидно, в невменяемом состоянии, ваша сестрица изо всех сил терла глаза. Вот и устроила себе травму!

– Но другая-то линза вывалилась самопроизвольно! – парировала Рита.

– Ну и что? – хмыкнул врач. – Вы хотите сказать, что она тоже должна была присохнуть и врезаться краем в роговицу? Это же не медицинские линзы, а продукция какой-то сомнительной косметической фирмы! Пари держу, что ваша сестра раздобыла их не в аптеке и не в специальном салоне! Ей еще повезло, что другая линза попросту не удержалась!.. Ладно, время уходит. Кто-нибудь из вас хочет сопровождать больную?

И Рита, и Анна Осиповна, и Матвей одновременно ответили согласием, однако Рита, видя, как тяжело дались домоправительнице волнения бессонной ночи, предложила Анне Осиповне остаться дома:

– Вам надо выспаться!

– Да какой уж тут сон! – махнула рукой женщина. – Прибираться буду. Нагадили эти господа – на неделю возни хватит. И горничной, как на грех, у нас сейчас нету. Разве что Павла Ильича попросить помочь… Готовить-то теперь надо будет всего ничего…

– А где он, кстати? – поинтересовалась Рита, пока Анна Осиповна собирала для Шуры вещи, необходимые в больнице. – Я сегодня еще не видела Павла Ильича.

– Да он всю ночь переживал, – неохотно пояснила домоправительница. – «Я, – говорит, – здоровый мужик, могу этих гаденышей в порошок стереть – хоть по одному, хоть скопом. Да не смею. Папаши у всех, поди, богатые, враз засудят, если хоть пальцем трону этих поганцев!» Вот так грыз, грыз себя, совсем извелся. Ну а теперь не хочет с кухни носа показывать. Даже в свою комнату не пошел посмотреть, что там творится. Винит себя.

За этими разговорами Рита не заметила, как Матвей отлучился куда-то, но теперь он вернулся и сразу обратился к девушке:

– Я поеду с тобой.

– Двое посторонних в машине не поместятся, – воспротивился врач «Скорой помощи».

– Никто и не собирается залезать в ваш драндулет, – высокомерно отозвался Матвей. – Рит, ты поедешь со мной на моем «БМВ»!

Это прозвучало почти как приказ, но Рите не хотелось сейчас затевать спор.

«Драндулет» оказался вполне современным микроавтобусом, который резво взял с места и меньше чем за четверть часа достиг одной из городских больниц. В приемном покое Шура, до этого способная лишь стонать от нестерпимой боли, неожиданно почувствовала себя настолько лучше, что даже попыталась заговорить. Обрадованная Рита нагнулась к сестре. Пострадавший левый глаз был скрыт под стремительно темнеющей опухолью, а здоровым правым Шура страдальчески и в то же время подозрительно обозрела склонившуюся Риту. Пересохшие губы приоткрылись, и старательно прислушивавшаяся девушка разобрала хриплый шепот:

– Смо…три, зубрил…ка, не лезь… к Матюше…

Дальше приемного отделения ни Матвея, ни даже Риту не пропустили; впрочем, Шуру не положили в палату, а повезли сразу в операционную. Молодые люди, словно примерная парочка, дружно отправились к припаркованному возле крайнего корпуса больницы «БМВ».

– Как ты думаешь, зрение не пострадает? – прервал наконец молчание Матвей.

– А ты что, разлюбишь Шуру, если она начнет носить очки? – вопросом на вопрос ответила Рита.

– Зря ты думаешь, будто я такой уж подлец!

– Откровенно говоря, я просто не могу понять, чего в тебе больше, – призналась Рита, усаживаясь в «БМВ». – То ли откровенного эгоизма, то ли хороших задатков, которые, хочется думать, еще сохранились в твоей душе!

– Да, я натура очень сложная, – самодовольно заметил Матвей, очевидно воспринявший это как комплимент.

«БМВ» выехал с территории больницы и теперь не спеша ехал по городу.

– Ничего сложного я в тебе не вижу, – отпарировала Рита. – Просто ты застрял в золотом детстве! Изо всех сил сопротивляешься элементарной истине – каждый человек должен отвечать за что-то, и прежде всего за себя самого! А ты живешь под влиянием мгновенного импульса. Ах, я хочу это! А теперь вот то! И даже не пробуешь подумать о последствиях своих поступков.

– Моралистка! – скривился Матвей; очевидно, слова Риты попали в больное место. – Просто смешно! Обычно так умничают уродки вроде Надьки твоей… Но ты-то нормальная баба! Что же ты делаешь из себя синий чулок!

– Ну хорошо, пусть я синий чулок, – с деланой покорностью согласилась Рита. – А Шура у нас, стало быть, сказочная принцесса! Вот только прекрасный принц, похоже, умудрился заколдовать ее в чудовище…

– А пошла ты! – гаркнул Матвей, прибавляя скорость. Наверное, чтобы дать выход своему раздражению, он помчался вперед почти без оглядки на дорожные знаки. Рита, уже жалевшая о том, что затеяла подобный разговор в машине, крепче ухватилась за ручку над окном. «Вот сейчас мы разобьемся, и тогда вся семья Шерстневых в полном составе будет разложена по больницам под присмотром врачей, – с мрачной иронией подумала девушка. – Но почему нас не останавливают сотрудники ГИБДД?»

В черте города Матвей еще соблюдал хотя бы некоторые дорожные правила, очевидно не желая вступать в конфликт с водителями других машин, сплошь заполнявших автостраду. Но, едва вырвавшись за пределы Москвы, он понесся по относительно свободному шоссе, будто сорвавшись с цепи. Рите особенно не понравилось то, что «БМВ» все время вилял с одной полосы на другую. Однако уже через несколько минут такой бешеной гонки Рита вдруг сообразила, что в полоумной манере вождения Матвея присутствует определенная логика. В зеркале отчетливо был виден черный «форд», следовавший за «БМВ» на значительном расстоянии, но тем не менее упорно повторявший все маневры Матвея. Все прибавляя скорость, «БМВ» летел по шоссе; хорошо еще, подумалось Рите, что у Матвея хватало ума непрерывно сигналить, давая ехавшим впереди автомобилистам возможность убраться с дороги. Поворот на кондоминиум был уже близко, но тут шоссе пересекло полотно железной дороги. Прямо перед радиатором «БМВ» медленно, но неумолимо опускался полосатый шлагбаум; грязно выругавшись, Матвей направил было машину под него.

– Врешь, проскочу! – процедил он сквозь зубы.

Видя приближающийся локомотив, Рита ощутила мгновенную панику, однако тут же взяла себя в руки и попыталась, открыв дверь, выпрыгнуть наружу. Девушка прекрасно отдавала себе отчет, что после подобной эскапады у нее, скорее всего, будут переломаны все кости, но любой вариант был для Риты в этот момент предпочтительнее перспективы быть раздавленной колесами огромного электровоза. Однако в этот момент шлагбаум с лязгом опустился прямо перед носом «БМВ», от неожиданности Матвей резко вывернул руль, и машина, притеревшись той стороной, с которой сидела Рита, к кирпичной стене какого-то приземистого строения, врезалась в огромную кучу сырого песка.

– Блин! Черт! Черт! – В бессильной ярости Матвей заколотил обеими руками по рулю. Рита все никак не могла прийти в себя: девушке почему-то казалось, что чудесного спасения не произошло, «БМВ» успешно въехал под электровоз и все происходящее лишь чудится угасающему в агонии мозгу…

– Обалдел, что ли? – срывающимся от волнения голосом заорала женщина в оранжевом нейлоновом жилете, подлетая к «БМВ». – Куда ты гонишь, на пожар? Идиот, чуть под поезд не влетел! Отвечай тут за вас!

Внезапно успокоившись, Матвей выключил двигатель и устало откинулся на спинку сиденья.

– Ну все, приехали. Мне конец, – с непонятной для Риты обреченностью проговорил он.