Текст книги "Цена вопроса"
Автор книги: Мария Тернова
Жанр: Городское фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Глава 3
Ранние подъемы всегда давались Ирише с трудом. В детве мама приходила ее будить по нескольку раз и старалась держаться подальше от кровати: не желающая просыпаться дочурка и лягнуть могла. Начав жить самостоятельно, она была вынуждена заводить прорву будильников, потому что один или два имели хорошие шансы не быть услышанными. Несколько имелось в домашнем АОНе, и они звенели каждые десять минут. Ну, и в мобильном, конечно. Мелодии же для будильников Ириша выбирала самые неприятные и пронзительные.
Подъем в пятницу состоялся на час позже обычного. Это обстоятельство немедленно просек Парис, который в днях недели не разбирался, но время чувствовал хорошо. Раз хозяйка не встала в семь, значит, сегодня входной. А поскольку на дворе почти лето, и погода неплохая, она может поехать на дачу. Там кот бывать любил, потому что дача – это свобода и приличное общество себе подобных.
Пока Ириша завтракала, Парис вел себя спокойно, наблюдая за ней на расстоянии. Но как только она пошла в комнату одеваться, отправился следом и стал кружить поблизости, следя за каждым движением хозяйки. «Фигушки тебе, – думала Ириша, заметившая маневры кота, – сегодня останешься дома. От тебя и бегу, бандит». Девушка надела комплект дорогого белья, со злорадством отметив, какой разочарованной сделалась у кота морда. Раз красивое бельишко, значит, собралась на свидание и не придет ночевать. Джинсы Париса озадачили, но они были новыми. Нет, на дачу хозяйка ездит в других. Кот обиделся и умостился в кресле, повернувшись к бессердечной женщине спиной.
Так тебе и надо, котик – розовый ротик! Обманули дурачка на четыре кулачка! Если бы Парис решил, что она все-таки собралась на дачу, но не берет его, мог страшно отомстить, устроив в квартире погром.
На улице было не жарко, дождя не обещали. Ириша завершила туалет приталенной блузочкой, светлой ветровкой и легкими мокасинами. Чуть-чуть косметики и никаких духов: Сан Саныч то ли действительно их не любит, то ли шифруется таким образом от бдительной супруги. Прихватив из холодильника пакет с овощами и фруктами, она позвонила Шувалову:
– Я выезжаю, ты где?
– Уже в пути, – бодро отозвался милый. – Всё без изменений?
– Конечно. Свернешь на Дмитровку и где-нибудь в удобном месте остановишься. Скоро буду.
Дача родителей находилась недалеко от Дубны. Название ближайшей железнодорожной станции – Карманово – отец переиначил в более благозвучное: Карма Нова. Далековато получил в свое время участки вертолетный завод, на котором он работал, но само место стоило затраченного на дорогу времени. Ириша выросла на этой даче, проводя там с бабушкой все летние каникулы. Совсем рядом протекала река Сестра, достаточно широкая и глубокая, чтобы купаться. Хочешь прогуляться до канала – пожалуйста. А в двух остановках на электричке стоит себе на Волге город физиков, и пляж там просто великолепный.
Но самым лучшим в Карма Нове был один дуб, под сенью которого дачная молодежь давным-давно обустроила место для вечерних посиделок. Дуб рос на высоком берегу Сестры, неподалеку от родника. Вечерами на лавочках, поставленных полукругом, собирался народ всех возрастов за исключением грудного. Пекли картошку, бренчали на гитарах, играли в карты. Малышня носилась вокруг, более взрослые флиртовали в свое удовольствие. Никаких драк и хулиганств под тем дубом не случалось – сплошная дружба и любовь. Бывало, кто-то приводил знакомых, приехавших погостить на даче, и те потом продолжали ездить уже сами по себе, специально к замечательному дубу.
Добираясь до места встречи с Шуваловым, Ириша жалела, что вряд ли удастся показать ему этот дачный клуб. Ввиду редкости свиданий пара обычно общалась, не покидая койки. Не тот человек Сан Саныч, чтобы тратить драгоценное время на прогулки по-над рекой и другую ерунду.
В пятницу утром дорога из города радовала малой плотностью движения. Жаждущие свежего воздуха и простых радостей люди рванутся на природу через несколько часов и будут еле-еле ползти, проклиная пробки. Ира заметила стоящий на обочине автомобиль Шувалова издалека. Его сиятельство с недавних пор гарцевал на вороном «Лэнд Ровере», в котором буквально души не чаял, полируя гораздо чаще, чем требовалось. Ириша припарковалась и вышла из машины. Оживленный Сан Саныч тоже выскочил на дорогу:
– Здравствуй, калориечка моя! – радостно воскликнул он, сгребая девушку в охапку.
Сравнивая возлюбленную с булочкой, граф не имел в виду ничего обидного, ведь Ириша отнюдь не была склонна к полноте. Шувалов уверял, что она – женщина с изюминкой не только во рту, как сказано у классика. Нет, по его мнению, подруга имела сладких изюминок не меньше, чем любимая в детстве калорийная булочка.
Сан Саныч очень высоко ценил свою Иришку. Она и не подозревала, насколько высоко, потому что женщинам лучше этого не знать. В противном случае они начинают создавать слишком много проблем. Ириша, кроме весьма и весьма приятной внешности, имела массу других достоинств. В спокойной и доброжелательной девушке не было ни капли подленькой бабьей хитрости, уж в этом граф Шувалов убедился за почти два года их необременительной связи. Иришка не названивала ему в неурочное время; собственно, она вообще почти не звонила, предпочитая слать иногда SMS типа «как дела?» или общаться в «аське». Она не пыталась навести разговор на «чувственную» тему, чтобы с мясом вырвать у партнера признание в любви. Никогда не расспрашивала о семье в надежде услышать критику в адрес законной супруги. Ни разу, будто нечаянно, не метила косметикой его самого либо одежду. Не изображала внезапную беременность, что практикуют все поголовно с целью выяснить реакцию любовника. Словом, Ириша была идеальной подругой для женатого человека. Она не старалась даже раскрутить его на деньги, что было уж вовсе дико.
А подарки ей делать хотелось, но Сан Саныч заставлял себя ограничиваться цветами и конфетами, хотя мог позволить большее. Он даже отказывал себе, вопреки желанию, в частых встречах с Иришкой: чтобы оное желание не утратило остроты. Чтобы, обняв, как сейчас, женщину «с изюминками везде», мог задохнуться от шальной радости. Чтобы узнавать ее каждый раз заново – эту девочку, с которой можно не кривляться, а побыть самим собой. Клоунады Шувалову хватало как на службе, так и дома.
Сан Саныч всегда считал, что семейная и личная жизнь – сиречь вещи разные, которые пересекаться не должны. Жениться следует по расчету, и тогда все сложится, как надо. Главное, чтобы расчет был правильным. С его экстерьером и общительностью выбрать подходящий вариант из немалого количества истекающих соком девиц труда не составляло. В 91-м году, когда честолюбивый Саня окончил с красным дипломом МАДИ, страна корчилась в муках, рожая некое чудовище. Одаренные молодые специалисты Родине были нужны не больше, чем зайцу стоп-сигнал. Ни в челноки, ни в рэкетиры Сане подаваться не хотелось. А для того, чтобы начать собственный бизнес, требовалось, как минимум, представлять: какой именно. И располагать, кроме стартового капитала, хоть какими-то связями в деловых кругах.
Ничего этого Саня Шувалов не имел. Учился хорошо – ему это всегда нравилось. Но женщины нравились еще больше, и они отвечали молодому человеку полной взаимностью. В результате среди коллег по цеху, мужиков, друзей у него практически не было – только побежденные конкуренты с роскошными рогами. Кушать же хотелось трижды в день, а макароны, которые варила мама-инженерша на зарплату папы-инженера, как-то поднадоели.
И Саня, произведя инвентаризацию и маркетинг среди подруг, остановил свой выбор на Римме. Эта молодая особа кроме филейной части шириной в восемь кулаков (по оценке Саниного папаши) имела в активе родителя-бизнесмена, развернувшегося с помощью наследства от прародителя-дирижера. Дедушка, как все представители этой богатой возвышенными эмоциями профессии, дожил до невероятно преклонного возраста. И все дирижировал чем-то, дирижировал, словно розовый зайчик с вечной батарейкой. Но все же умер, оставив нажитое двоим предприимчивым сыновьям.
Шуваловская карьера и семейная жизнь протекали в меру безоблачно до тех пор, пока при невыясненных обстоятельствах не скончался тесть, а его безутешный брат не подмял под себя совместный бизнес. А там и дефолт 98-го года не заставил себя ждать. Заново подниматься оказалось нелегко, но Сан Саныч к тому времени уже оброс нужными знакомствами. Ему удалось зацепиться в компании, занимающейся производством, продажей и установкой стеклопакетов. Товар ходовой, фирма – крепкая. И любимая теща, с которой никак не желала разъезжаться Римма, нарастившая корму еще на пару кулаков, тоже имела кое-что в чулке.
Жизнь опять потихоньку наладилась, но с домашним бабьем Шувалову по-прежнему ссориться не следовало. Случись что – обдерут, как липку и голым пустят в Африку. Сан Санычу не хотелось повторения тех времен, когда он ездил на «пятерке». Хорошая машина, спору нет: максимум полчаса позора, и ты на работе. Никак не мог он позволить себе неосторожности в связях на стороне. Сами связи позволял, иначе и жить незачем, а неосторожность – нет.
Но с Иришкой Сан Саныч расслаблялся, по-хорошему расслаблялся: без кабаков и без дураков. Разве не здорово целоваться на обочине с классной девчонкой, зная, что впереди целый день душевного отдыха и упоительных физических нагрузок? А все твои знакомые по этому шоссе не ездят, поскольку не имеют никаких интересов на севере Москвы и области. Столица только кажется большой. Всегда есть риск нарваться на кого-нибудь, кто сочтет своим долгом открыть семье глаза на то, как он проводит свободное время.
Ириша, уставшая стоять на цыпочках, отстранилась и поправила волосы. Хорошо иметь такие послушные: как бы их всякие там графья ни лохматили, достаточно провести рукой, и стильная стрижка цвета горького шоколада в полном порядке.
– Поехали, Сан Саныч, – шепнула она в тщательно выскобленный подбородок. – Или ты настроен перепихнуться в ближайшем лесочке?
– Рубишь мои порывы на корню, – выдохнул Шувалов. – Подожди секунду. – Он быстро сунулся в машину и взял с пассажирского сиденья букетик розовых и белых гиацинтов. – Держи, калориечка!
Какой же он милый: знает, что это ее любимые цветы, и никогда не опошляет момента помпезными букетами, у которых цена безуспешно борется с безвкусицей. Зарывшись лицом в тугие душистые гроздья, Ириша пробормотала:
– Спасибо, твоё сиятельство! Тебе воздастся за доброту.
Трогательная картина живо напомнила Сан Санычу другую: растрепанная Иришина голова на подушке, а вокруг – разноцветные гиацинты, запутавшиеся в коротких блестящих волосах.
– Дачка-то далеко? – хрипло поинтересовался он.
– Сто двадцатый километр.
– Цветы завянут! – всполошился Шувалов. – Господи, за кем еще я бы потащился в такую даль киселя хлебать? Кстати, я так и не понял вчера, почему ты настаивала ехать на двух машинах.
– Тебе придется возвращаться уже сегодня, а я останусь.
– Зачем?
– Мне там нравится. Высплюсь хорошенько после наших безумств и двинусь домой завтра.
Ведь не скажешь потомку янычар, изнывающему сейчас от желания: «Мы сегодня поругаемся, и я не захочу садиться в твою машину».
– По коням! – Скомандовал Сан Саныч. – Но я поеду первым. Не хватало еще смешить народ, гоняясь по шоссе за розовой табакеркой.
Ириша расхохоталась:
– Не хами! Чем тебе Муха не угодила? И дороги ты не знаешь.
– Будем перезваниваться. У тебя есть «hands free»? Нет? Держи, дарю: у меня лишний комплект.
– Мерси, Сан Саныч. И не разгоняйся больше ста десяти, – предупредила Ириша, принимая гарнитуру.
– Почему мы должны плестись так медленно?
– Мушка у меня легонькая, она начинает на такой скорости подпрыгивать и дребезжать.
– Так раскрась ее в разноцветный горох и назови Летающей Побрякушкой. В общем, ты идешь за мной.
Они долетели до места двумя смешливыми ласточками, перешучиваясь по телефону. Гостинец Сан Саныча пришелся очень кстати. Ириша давно собиралась приобрести эту удобную штуку, да как-то все руки не доходили. Остановились всего один раз, поскольку выяснилось, что граф позаботился только о двух литрах «Изабеллы», забыв про закуску.
– Так не пойдет, – заявила Ириша блестящей черной корме, что маячила впереди. – У меня с собой только витамины, а на даче, кроме пошлых пакетиковых супчиков, больше ничего не хранится.
– Фигня вопрос, – беззаботно отозвался Шувалов. – Сейчас прикупим чего-нибудь более существенного.
В попавшемся по дороге сельпо нашлась приличная на вид и не перемороженная курица, которая погибла в ранней молодости. Граф добавил к ней еще кое-что по мелочи, и поход за удовольствиями продолжился. Незадолго до поворота на «последнюю прямую», как называли родители отрезок пути перед железнодорожным переездом, Ириша заметила далеко впереди человека в телогрейке и кепке, идущего по полю вдоль шоссе с белой козой на поводке.
– Сан Саныч, – позвала она, – обрати внимание на пейзанина. Если это тот, на кого я думаю, ты будешь изумлен.
Мужик с козой пролетел мимо, и в наушнике раздалось жизнерадостное ржание:
– Ни струя себе! Откуда на родных просторах взялся негр?
– О том и спич! Судя по внешнему виду, он почти ровесник мне, то есть – один из «олимпийских» детей. Мы этого эфиопа иногда здесь встречаем.
– Смотри-ка: съемочная группа работает!
Они миновали несколько киношных автобусов и приличную толпу, изображающую рыцарский турнир. Но задерживаться не стали, ведь впереди у парочки были куда более увлекательные баталии.
Но вот промелькнул переезд, а за ним – «последняя кривая». Маленький караван проскочил деревню Карманово и достиг садового товарищества. Здесь Сан Саныч уступил ведущую роль подруге, и по поселку плелся в хвосте, потешаясь над ее наклейками. Нужный дом стоял на крайней к лесу улице. На участке не нашлось места для второй машины, и кавалеру пришлось, скрывая от дамы зубовный скрежет, парковать свое сокровище снаружи. Ира заметила его страдания и поспешила успокоить:
– Не дергайся: здесь сейчас почти никого нет, и ничья шаловливая рука на твой «ровер» не покусится. У нас в Карма Нове вообще очень тихо.
Затащив пакеты с продуктами телесного питания на террасу, Сан Саныч тут же полез целоваться и расстегивать Ирише блузку. Но она перехватила руку нетерпеливого любовника:
– Подожди еще чуть-чуть. Мне придется отбить набег Степаныча, который наверняка сейчас припрется: мы проезжали мимо его дома.
– Какой такой павлин-мавлин? Соперник?! – прорычал Шувалов.
– Всего лишь председатель товарищества, который живет здесь круглый год.
Мерзкого Степаныча никто из дачников не любил, но ссориться с ним в открытую было небезопасно. Жадный до денег и до сих пор неравнодушный к прекрасному полу пенсионер худо-бедно присматривал за участками, не брезгуя подворовывать песок, чернозем и стройматериалы. Степаныч считал себя здесь полновластным хозяином, а всех прочих садоводов – своими безропотными вассалами, обязанными платить оброк. Везде совал сизый от пьянства нос и пытался учить жизни. Его терпели, как неизбежное зло, и старались лишний раз не связываться.
Ириша не ошиблась. Не успела она убрать в холодильник продукты, как снаружи раздался квакающий голос Степаныча:
– Ира! Ты чего это заперлась? Открой: мне нужно с вашего огорода травы для кроликов накосить.
Еще разок неспешно поцеловавшись с Шуваловым, девушка покинула террасу, которую со стороны улицы видно не было. Степаныч с косой на плече топтался за забором, олицетворяя картину «Вот и я, смерть ваша, пришла». Дед ворчал что-то себе под нос, гневно разглядывая калитку, через которую не позволяла пройти накинутая гибкая трубка с замком. До чего же противный мужик! Степаныч был одним из немногих людей, которых Ириша органически не переваривала. У человека с таким гнусным выражением обрюзгшего испитого лица из всех возможных характеристик положительной может быть только одна: реакция Вассермана.
– Увы, Василий Степанович, – пропела она, остановившись в нескольких шагах от калитки, – с травой придется подождать. Накосите ее где-нибудь еще.
– Почему это? – тупо спросил председатель.
– Я приехала не одна, как видите.
– Ну и что?
– А то, что нам с другом косари на огороде будут мешать.
– Полюбовника, что ли, притащила? – скривился Степаныч еще больше.
– Совершенно верно.
Вредный дед попытался зайти с другой стороны:
– Молока или там яичек свежих принести вам?
– Спасибо, не нужно. Парочку крутых яичек привезла с собой, а пить мы собираемся отнюдь не молочко. Передавайте нижайший поклон Зинаиде Ильиничне.
Вот так вот! Шел бы ты лесом, трухлявый мухомор! Проводив его ласковым взглядом, Ириша вернулась на террасу, где Сан Саныч уже разлил по стаканам красное бочковое вино.
– Все, роднуля, визитов больше не будет?
– Не должно. Есть хочешь?
– Потом, Иришкин, все – потом. Не томи: давай по сто грамм, и сольемся уже в экстазе.
Начала пара сливаться на стареньком диване, но первый заход оказался скомканным, так как ложе издавало душераздирающий скрип, которого оба терпеть не могли. Шувалов проворчал, не скрывая раздражения:
– Как вы здесь размножаетесь, интересно знать?
– Никак: родители спят наверху, а до тебя я никого сюда приглашала. Все другие мои кавалеры имеют плацдармы для встреч.
– Тогда пошли наверх.
– Не стоит. Я вообще стараюсь туда не подниматься, уж очень лестница крутая и узкая. Однажды свалилась с нее и сломала руку. Предлагаю сложить диванчик и устроиться на полу.
Против этого Сан Саныч возражать не стал. Он даже вызвался принести со второго этажа еще матрац и несколько одеял, чтобы лежбище получилось более мягким. И пара продолжила свидание, которое больше не оскорблял скрип, перемежая любовь разговорами и легким выпивоном под фрукты.
Одеваться в антрактах не хотелось, а дом еще не успел прогреться после зимы. Ириша включила два обогревателя, имеющихся на даче, и стало совсем хорошо. Так приятно валяться на полу среди помятых гиацинтов, в то время как любовник заботливо кормит тебя виноградом! Спустя некоторое время оба почувствовали зверский голод, и Ириша сунула в маленькую электропечку, стоящую здесь же, в углу, куриную тушку, натертую солью. Теперь по всему домику разливался аппетитный запах, вызывая у каждого участника сиесты бурное выделение желудочного сока.
– Птичка моя, долго еще? – простонал Шувалов, сглатывая набежавшую слюну.
– Таймер звякнет, я поставила на сорок минут.
– А прошло сколько?
– Не знаю.
– Ладно, попробуем пока закусить калориечкой.
– А успеешь?
– Долго ли умеючи?
– Умеючи – долго.
– Тебе ли сомневаться в том, что я могу по-всякому? Спорим, что уложусь?
– На что?
– На три наряда вне очереди. Но – после обеда.
– Идет.
– Чур, я сверху.
Конечно, они управились: Сан Саныч зажмурился и вскрикнул одновременно со звонком таймера. Он не знал равных в сексуальных марафонах, и заботился всегда не только о собственном удовольствии, чего Ириша могла сказать далеко не обо всех своих знакомых. Впрочем, эгоисты рядом с ней надолго не задерживались.
– Девушка, кушать-то хочется, – шепнул ей на ухо Сан Саныч, напоминая об обязанностях хозяйки.
– На террасу не пойдем, там холодно, – решила Ира. Она поднялась и накинула ажурную, но очень теплую шаль, которую когда-то давно связала мама. – Предлагаю кое-кому надеть трусы и помочь мне. На кухне должен быть сервировочный столик. Давай притащим его сюда и пообедаем. Вот только салат резать неохота.
– И не режь, – великодушно разрешил Шувалов, натягивая помимо трусов джемпер. – Курочка, помидорчики, хлебушек, винцо… Что еще нужно?
– Тарелочки, вилочки и салфеточки.
Сдвинув импровизированное ложе в сторону, они уселись плечом к плечу на диван и с энтузиазмом принялись за еду. На улице немного потемнело, и стал накрапывать дождь. Но свет, чтобы не нарушать уютной обстановки, было решено не включать. При взятом темпе от курицы очень скоро остался только расчлененный и старательно обглоданный скелет.
– Обожаю смотреть, как ест утомленная мною женщина, – заметил Сан Саныч, вытирая губы салфеткой. – Полчаса на послеобеденный отдых, чтобы птичий грипп немного улегся, а затем продолжим половую жизнь. Мне кое-кто должен наряд вне очереди.
– Разве всего один? А если бы ты проиграл?
– Такие пари тем и хороши, что они беспроигрышные. А ты будь реалисткой: три я уже не потяну.
Ириша, которой Сан Саныч наливал гораздо больше, чем себе, помня, что ему сегодня еще рулить домой, чувствовала приятную расслабленность и шум в голове. Душевное получилось свидание; даже не верится, что оно обречено завершиться ссорой. Чем черт не шутит: вдруг обойдется? Вчерашний день выдался на редкость суматошным. Есть надежда, что весь негатив он оттянул на себя.
Убрав с глаз долой жалкие остатки трапезы, они устроили себе на полу тихий час. Легли, накрывшись одеялом, и почти не разговаривали, просто слушали дождь. Ириша даже вздремнула, устроив голову на расслабленном бицепсе любовника. Но Сан Саныч, подобно всем женатым мужчинам, тоже имел встроенный таймер, и деликатно разбудил ее, напомнив о проспоренном наряде вне очереди:
– На сытый желудок суетиться не следует, заводная моя. Мы все будем исполнять медленно и плавно, дабы не мешать процессу пищеварения, – урчал он Ирише на ухо, пока руки занимались возбуждающим делом.
«Вот ведь черт неугомонный, – лениво думала Ириша, в то время как тело поневоле откликалось на умелые ласки. – Можно подумать, что он целый месяц голодал!» Ей самой после сегодняшних излишеств нескоро захочется секса, это точно.
Свой проигрыш она выплачивала долго, ибо Сан Саныч, будучи признанным мастером по части пролонгированных соитий, постарался растянуть удовольствие до предела. Всё, больше она ни на что сегодня не годится. Пожалуй, они даже чересчур погорячились, потому что касаться потного тела партнера стало вдруг неприятно. Шувалов не виноват, он такой. Но даже благодарность за доставленное наслаждение имеет предел.
– Замучил я тебя, калориечка, – отстранился Сан Саныч, проинтуичив ее настроение.
– Не то слово, – проворчала она.
– Отдохни, дорогая. Я скоро поеду, уже вечер. Слушай, что делать: мне срочно нужно в туалет, а на улицу выходить неохота, дождь припустил.
Да, в сумерках, незаметно наступивших за окнами, листья старых яблонь шуршали не от ветра – по ним колотили холодные мелкие капли.
– Если нужда несерьезная, то можешь сделать, как я. Воспользуйся ведром в виде толчка с крышкой, что стоит под лестницей на второй этаж.
– Спасибо, птичка, – и Шувалов, как был, голышом, удалился, закрыв за собой дверь комнаты.
Ириша встала с измятого ложа, чувствуя ломоту во всем теле. Полежать хотелось, но одной и где-нибудь еще, а не на влажной простыне, хранящей запах недавних буйств. Из-под двери потянуло табачным дымом. Значит, справив свою несерьезную нужду, граф решил покурить на терраске. Сама Ириша сейчас даже сигарету брать в рот не желала. Она была сыта всеми видами деятельности по горло и мечтала только об отдыхе. Все-таки хорошо, что они редко встречаются с Шуваловым.
Накинув шаль, Ириша внезапно замерла с прижатыми к груди кулаками. За серым окном, что смотрело на соседний дом, находящийся буквально в нескольких метрах, ей почудилось какое-то движение и свет. Что за чертовщина? На этот участок, отделенный от их собственного забором из рабицы, уже года три никто не приезжал. Сын женщины по имени Татьяна сел за что-то на долгий срок, а сама она тяжело больна. Участок, некогда один из самых ухоженных в товариществе, зарос бурьяном, из которого летом кое-где выглядывали в прошлом знаменитые махровые маки Татьяны.
Но сейчас там наблюдалось какое-то непонятное шевеление. Ириша подкралась к окну и присела возле него на корточки, вцепившись похолодевшими пальцами в подоконник. От хозблока, расположенного в глубине соседских шести соток, к жилому дому медленно двигалось несколько силуэтов. Они тускло светились зеленым и больше всего были похожи на коротких толстых змей с высоко поднятыми над землей головами.
Не вполне трезвая Ириша не была расположена всерьез пугаться, хотя светящееся шествие выглядело диким и зловещим. Девушка всегда скептически относилась ко всяким сверхъестественным штучкам, в которые безоговорочно верили многие ее подруги. А эти плавно переливающиеся изумрудным светом червяки не походили ни на выходцев из НЛО, ни на зомби. Разве что Шуваловская кобра вдруг размножилась и приползла накрыть благоверного на месте разврата, но промахнулась участком. Пульсирующие светом змеи, покачивая плоскими головами, неторопливо пересекали лужайку, которую даже Степаныч брезговал выкашивать, и одна за другой всасывались прямо в стену дома.
Пить надо меньше, Ирина Владимировна: вот уже зеленые змии мерещатся. Но хорошо, что они с графом не зажигали свет. Все-таки не нужно, чтобы кто-то из бесшумной процессии их заметил. За спиной у Ириши стукнула дверь, и вернувшийся с террасы Шувалов, как на грех, начал щелкать выключателем, который давно заедал.
– Не надо света! Ложись! – шепотом взвизгнула Ириша, не отрывая взгляда от соседнего участка.
– Вас, Князевых, не поймешь, – самодовольно отозвался Сан Саныч. – То «надоело», то – «ложись»…
Но, тем не менее, улегся, приняв соблазнительную позу патриция на пиру, и обратился к смутно белеющей у окна Иришиной попе, которую не прикрывала шаль:
– Барышня, присоединяйся уже: кавалеры легли и просят.
– Да отстань ты! – отмахнулась барышня. Шувалов обиделся:
– Зачем же так грубить, дорогая?
Покинув успевшее остыть ложе, он подошел к Ирише, которая уже проводила взглядом последнюю из флуоресцирующих змей. Со словами: «Мне скоро ехать, как насчет долгого поцелуя на посошок?» Сан Саныч нагнулся и крепко ухватил свою калориечку за ягодицу. Это было серьезной ошибкой со стороны графа. Если что и не нравилось в нем Ирише, так привычка без дела хватать или шлепать по заднице. Он знал об этом, но постоянно забывал. А может, не считал нужным помнить. Треснув Шувалова по наглой руке, девушка гаркнула:
– Что за плебейские манеры, твоё сиятельство?! Лапай тех, кому это нравится!
– У тебя что, внезапно началась неделя «до»? – пуще прежнего оскорбился Сан Саныч, уже пятнадцать лет страдающий от предменструального синдрома жены и тещи. – Предупреждать надо!
– Нет, у меня – неделя «после»! – возразила Ириша, поднимаясь на ноги, но все еще вглядываясь в окно, за которым теперь наблюдался ничем не примечательный дождливый вечер. – Но тебе пора, и поцелуя на посошок не будет.
– Ну, пошло дерьмо по трубам! Обязательно нужно было все испортить!
Сердито сопя, Шувалов сгреб свои вещи, сложенные на одном из стульев, и стал одеваться. Ириша, по-прежнему кутаясь в шаль, присела на другой стул. Все же поругались, и это даже где-то радует: должна быть в жизни хотя бы такая стабильность.
– Я пошел. Не проводишь? – буркнул Сан Саныч.
– Ключ от калитки – на кухонном столе. Счастливо добраться.
– Ну и… спокойной ночи!
Он выскочил из комнаты, неоправданно громко топая, и уже через пару минут смолкло вдали сердитое урчание мотора. Тишину в темном доме нарушал только старенький холодильник «ЗИЛ», дребезжащий на кухне своими железными кишочками. Надо одеться, прибраться и лечь спать. В темноте возиться не хотелось, но зажигать люстру было все-таки страшновато.
Ириша плотно задернула на всех окнах шторы, пожалев о том, что они узковаты. Достала из тумбочки, на которой стояла электрическая печка, несколько маленьких свечей, что используют в аромалампах, и зажгла их, расставив на полу. Обитая вагонкой комната, знакомая с детства, приняла неприятно потусторонний вид. Может, плюнуть, бросить здесь все, как есть, и рвануть в Москву? Но даже мысль о том, чтобы сейчас, после выпитого вина и энного количества гран батманов садиться за руль и гнать по ночному шоссе, вызвала тошноту. Нет, ни на какие нарушения и подвиги она сегодня не способна.
Напялив на себя кое-что из старья, хранящегося в шкафу, Ириша переложила матрацы с пола на диван и поменяла белье. Спать на этом, испытавшем столько оргазмов, она не хотела. Подсвечивая маленькой лампочкой, вмонтированной в зажигалку, девушка кое-как сгребла в пакет объедки и разовую посуду, которой они сегодня пользовались. Судок из-под курицы она вымоет завтра. Будет отскребать засохший жир, распевая: «Сладку ягоду рвали вместе…»
Пакет с мусором Ириша отнесла к калитке и заперла ее, найдя трубку с замком, висящей на перекладине забора. Дождь прекратился, но лес напротив неприязненно шумел, растревоженный ветром.
Народу на выходные съехалось немного. Оглядевшись, Ириша заметила, что свет горит лишь в двух видимых отсюда домах, остальные стояли темными. Прохладная сырость заставила поторопиться под крышу, где продолжали работать обогреватели.
На свою голову она решила проверить, что творится в «нужном» ведре. Приподняв крышку, Ира посветила зажигалкой и отшатнулась от ударившего в нос острого запаха аммиака. Блин: полная версия! За целый день они расстарались в ведро от души, поскольку почки у обоих работают исправно. Если понадобится встать ночью, места может не хватить. Хочешь, не хочешь, а придется идти выливать «списки» в пародию на компостную кучу, которая граничит с хозблоком соседей. Что же все-таки у них там ползало? Сейчас Ирише уже не очень-то верилось, что она действительно видела светящихся змей. После литра «Изабеллы» и половых излишеств у кого угодно крыша даст течь, и не такое померещится. Заканчивался обычный прохладный вечер середины мая, в котором не может быть места никакой мистике.
Прогулявшись с пластиковым ведром вглубь участка, Ириша немного постояла, глядя на темный дом по соседству. Тишина. Ничто там не светится и не шевелится, как и в двух других домиках – справа и позади. В пасмурном небе появились просветы, и девушка вдруг почувствовала себя маленькой и беспомощной под колючими взглядами нескольких звезд. Так тихо, даже соловьи почему-то не поют. Только в деревне кто-то коротко заржал, и на этот пьяный смех откликнулась собака.
Ириша вернулась в дом, поняв, что боится. Липкий холодный страх подталкивал в спину, заставляя ускорять шаг по скользким после дождя плиткам дорожки. Казалось, что сейчас сзади ухватит за шею чья-то костлявая ледяная рука, и будет давить до тех пор, пока не задушит. Не чуя под собой ног, Ириша взлетела на крыльцо и впервые в жизни заперла наружную дверь на засов. Никогда они раньше на даче не запирались.
Девушка постояла, привалившись к двери и пережидая, чтобы прекратили жалко дрожать коленки. Так нельзя, Ирина Владимировна! С какой стати ты перепугалась, будто гимназистка румяная? Нервы ни… туда, ни в Красну Армию, диагноз обжалованию не подлежит. Ничего, через каких-нибудь три недели тебе светит очередной оплачиваемый отпуск. Отдохнешь, расслабишься, поправив расходившиеся нервишки…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.