Текст книги "Цена вопроса"

Ириша опасалась, что кота придется долго отдирать от изнывающего гостя, но ошиблась. Теодор что-то сказал пушистому бандиту на ухо, и тот безропотно покинул пост на его плече.

– Ты уж постарайся без меня не хулиганить, дружок, – попросила Ириша, не очень надеясь, что кот откликнется на ее просьбу.

Сидя на пороге комнаты в позе египетской статуэтки, Парис молча смотрел, как они уходят.

Глава 8

За время их короткого отдыха прошел дождь. На мокрой лавочке у подъезда, подстелив целлофановые пакеты, двое неряшливо одетых парней продолжали вчерашний банкет. А может, пытались ликвидировать его последствия, но что-то уж больно рьяно. На газетке между ними красовалась икрой и ребрышками раздраконенная вобла, а в ногах стояла неслабая батарея пивных бутылок – как пустых, так еще не вскрытых. Молодые люди степенно угощались и вели непринужденную светскую беседу.

– Я к ней со всей душой, как к человеку: с праздничком тебя, ять, подарочек тебе на хрен…

– Да все они, суки, слова доброго не стоят. Не переживай, Славец. А что за праздник-то был?

– Так пятница же! Или день рожденья…

За кухонным окном первого этажа бесновалась бабка. Эта перечница, давно и добровольно взявшая на себя функции подъездного гестапо, в настоящий момент бурно протестовала против пикника на скамье, которую считала своей личной собственностью:

– Я сейчас милицию вызову! Я уже позвонила! Снова отливать в подъезд попретесь, паразиты!

– Замолчи орать! – рявкнул безутешный Славец. – Пока милиция доедет, вся пустая тара у тебя в окне окажется!

Милая воскресная сцена обрастала зрителями и новыми действующими лицами. Аккуратно обогнув бутылки, Ириша и ее спутник сели в машину и отчалили. Обоим было не по себе. У каждого имелись свои причины нервничать, и первые полчаса поездки прошли в мрачном молчании.

За это время Муха сумела только выбраться на кольцевую. К ужасу обоих движение оказалось затрудненным с самого начала. Первый затор встретился, не успели они еще доехать до Ховрина. Завидев вереницу стоящих машин, Ириша скромненько прошмыгнула вперед по осевой и свернула налево, на Фестивальную. В глаза бросилось, что как-то слишком много воронья кружится над Грачевкой и стоящими вокруг парка домами. Здесь такие шумные стаи не редкость, но сегодня они похожи скорее на тучи. Орут, галдят, то садясь на крыши, то снова взлетая…

А дальше начались аварии и сопутствующие им затруднения с проездом. Кое-как миновав две несерьезных заварушки, Муха выползла на МКАД и прочно встала, поскольку все полосы были забиты до предела.

– Да что ж такое творится-то? – с досадой воскликнула Ириша, стукнув кулаком по рулю.

– Я опасался чего-то подобного, – ответил угрюмый Теодор, – но не думал, что будет настолько плохо. Говорил же: стабильность врат нарушена. Они начали корчиться, готовясь исчезнуть. Этот процесс всегда сопровождается негативными явлениями в обоих мирах, которые временно соединены. Учащаются несчастные случаи, больше совершается умышленных преступлений, возможны природные катаклизмы…

– Вот их-то нам и не хватает! Все есть, а в катаклизмах ощущается острая нехватка! Пара-тройка цунами, землетрясений и тайфунов не помешает. Если так пойдет и дальше, можем не успеть.

Сама с собой Ириша старалась быть честной всегда. Нет смысла лгать единственному человеку, который любому поступку или мысли, не говоря уже о желаниях, непременно найдет оправдание и не станет зря упрекать. Поэтому и сейчас – молча, но откровенно призналась, что ее лично такой поворот событий не огорчил бы. Бог с ними, с землетрясениями, которые могут произойти где-то за тридевять земель. Что нам, мало катастроф по телевизору показывали? То, что не касается тебя лично, настоящим кошмаром обернуться не может.

Но своими руками, на собственной машине отвозить такого обалденного мужика к месту разлуки с ним! И никогда больше его не увидеть. Не в этой жизни, во всяком случае. И в последующих шанс невелик. Все другие потери, которые девушке случалось пережить, не шли с этой ни в какое сравнение. Сейчас Ириша была безоговорочно согласна со стенаниями поднявшего голову внутреннего голоса: возвращение Теодора к родным пенатам для нее самой почти равноценно смерти кого-либо из близких. Когда он успел? Как? И зачем ей это? Но вот не желает везти этого человека к его вратам. Не хочет, а везет. Впору объявить о серьезной поломке машины, чтобы не провожать его в последний путь. Нет, этого совесть не позволит сделать. А тут пробочка – как кстати.

– Не переживай так, Ирина: все негативные явления прекратятся, как только закроются врата, – поспешил заверить ее Теодор.

– Спасибо, ты прямо бальзам пролил на мою израненную душу.

– Ты всегда по утрам такая сердитая? Ириша покачала головой, не глядя на него:

– Нет, просто у меня сегодня катаклизм.

Ведь не скажешь же: останься со мной. У человека там своя жизнь, тысяча первая по счету. А ты ему никто и знать никак. Таксистка.

Проявляя чудеса ловкости и нахальства, которые в настоящий момент было некому оценить по достоинству, Ириша протиснулась до нужного поворота и вырулила на Дмитровку. С момента отъезда из дома прошел почти час. Теодор сидел, как на иголках, весь белый, и все поглаживал изумрудный перстень на левой руке.

– Вроде посвободнее стало, – обратилась девушка к молчаливому пассажиру. – Теперь поедем быстрее. Время пока есть?

– Пока – да. Послушай, Ирина, я вчера как-то не обращал внимания, но что ты делаешь с помощью этой ручки?

– Вот этой? – кивнула она на рукоять переключения скоростей. – Бензин перемешиваю, а что?

Спасибо Сан Санычу, который старательно снабжает свою калориечку анекдотами! Неплохой повод блеснуть остроумием.

– Если я помогу в этом, мы поедем быстрее?

Не удалась шутка. Ты блеснула на солнце голым задом, деточка.

– Нет, друг Тео: для скорости нам требуется только свободная дорога. Или – реактивный самолет.

– Самолет не смогу, – серьезно заявил он. – И вообще вмешиваться не хотелось бы, я и так предостаточно здесь наследил. Это запрещено, Ирина. Но случай особый, и я рискну при нужде кое-что предпринять.

– Например?

– По обстоятельствам. У меня в перстне, если ты не забыла, отдыхает восемь вьернов. Вчера я убедил малышей, что они были неправы, и теперь смогу заставить их поработать ради возвращения домой.

Ириша закусила нижнюю губу. Разумеется, как она могла запамятовать о волшебных зеленых червяках, из-за которых разгорелся весь сыр-бор! Уж они под чутким руководством господина старшего смотрителя что-нибудь начленовертят эдакого, чтобы не застрять в младшем мире. Сменим тему.

– А знаешь, я сегодня видела и даже запомнила сны. Кажется, это было что-то из прошлых жизней.

– Поздравляю, – сердечно улыбнулся Теодор. – Теперь дело должно пойти. Всё не вспомнишь, не обольщайся: это возможно только в старших мирах. Но я рад, что хоть как-то сумел помочь.

Ириша промолчала, сосредоточенно следя за стариком, решившим перейти дорогу. Они проезжали через длинную деревню, и Муха жужжала на скорости шестьдесят километров в час. Долгожитель в пиджаке и валенках дотащился до середины проезжей части и там встал, покачиваясь от ветра и раздумывая, насколько опасна ползущая в его сторону «Ока». Подъехав ближе, девушка присмотрелась и решила, что шатается дед, скорее, от плохо очищенного самогона, которым увлекся накануне. Ириша на всякий случай затормозила, и только эта предосторожность помешала ей превратиться в убийцу. Дед, предприняв попытку шагнуть в неизвестном направлении, не удержался на тощих ногах и рухнул ничком.

– Да чтоб тебя, ветошь мороженая! Куку тебе в руку, тику в таку и в попу корну!

Муха остановилась в считанных сантиметрах от не сладившего с земным притяжением пенсионера. К месту его падения уже неслась со скоростью разъяренной черепахи бабка, торговавшая на обочине прошлогодними соленьями. Оказалось, что у старушенции есть своя версия случившегося, которую она озвучила на всю деревню:

– Задавили, ироды окаянные! Сбили, насмерть задавили! На кого ж ты меня покинул, Семеныч! Вставай, зараза, глаза б мои твоей пьяной хари не видели!

Безутешная бабка так увлеклась своим горем, что сама чуть не угодила под колеса «Волги», торопящейся в Москву. Ветеран Гражданской войны, распростертый на асфальте, пошарив вокруг себя трясущейся клешней, нашел слетевшую с плешивой головы кепку и внял призыву супруги, но частично: встал на четвереньки. Теодор без особой уверенности пробормотал:

– Надо бы помочь…

– Сами разберутся, – возразила Ириша, осторожно сдавая назад, чтобы объехать деда и пинающую его бабульку. – Мне казалось, что ты спешишь. Это просто один не очень счастливый случай, не требующий постороннего вмешательства.

После Дмитрова опять пошли пробки, связанные с авариями. Первая путников задержала не слишком. Просто фура слетела с дороги и перевернулась. Красный от злости водила метался вдоль обочины, крича что-то в телефон, а прочие участники движения медленно проезжали мимо, чтобы рассмотреть все в деталях. Зато второй раз шоссе оказалось закупоренным намертво. Уж что там случилось, бог весть, поскольку движение застопорилось на очень дальних подступах к причине пробки. Но как пить дать, что-то серьезное. Муха оказалась прочно зажатой другими машинами. Путей объезда – никаких, и даже если бы у Ириши хватило нахальства прорываться по встречной, то ничего не вышло бы: поток автомобилей в сторону Москвы увеличился. Понятное дело: воскресенье, и у трудящихся завтра начнется новая рабочая неделя.

– Мы застряли, Теодор, и это надолго. Пассажир, скроив тоскливое личико, кивнул:

– Да, похоже, наступил как раз тот случай, когда не обойтись без вьернов. Они смогут соорудить временный коридор с вратами на обоих концах, через который мы проедем.

– Какой длины? Прямо до дачи?

– А сколько до нее осталось?

– Километров сорок.

– Увы, такое расстояние они не осилят, даже объединив усилия. Предельная длина искусственного коридора – три мили. Но хуже другое: здесь присутствует слишком много свидетелей. Наше исчезновение здесь и появление в другой точке дороги не останется незамеченным.

– Так что для тебя важнее: сохранить режим секретности или не застрять на Земле?

Теодор поежился и отвел глаза:

– Нет, застревать мне никак нельзя.

– Тогда действуй, – вздохнула Ириша. – Подумаешь, будет у нас одним необъяснимым феноменом больше. А многие свидетели, скорее всего, сочтут наши маневры рекламным трюком. Я сама, если честно, не до конца отделалась от подозрения, что вот-вот откуда-нибудь выскочит радостный дядечка с известием, что меня снимали скрытой камерой. Просто веселый розыгрыш со спецэффектами, и все.

Теодор не ответил. Поднеся перстень к губам, он что-то нашептывал. Воздух вокруг Мухи задрожал, как бывает от сильного зноя. Очертания машин, столпившихся вокруг, и деревьев вдоль шоссе размылись, а затем исчезли вовсе. Прямо перед капотом образовалось нечто, похожее на черно-лиловый водоворот. Жуткое зрелище.

– Ирина, поезжай. Ребятки не смогут держать коридор долго! – с мольбой в голосе воскликнул Теодор.

Зажмурившись, Ириша тронула машину с места. На миг почудилось, будто Муха плывет, слегка покачиваясь на мелких волнах. Но затем под колесами вновь почувствовался родной асфальт, и девушка открыла глаза. Да, следует признать, что такой коридор – на редкость удобная штука. Ириша поймала дикий взгляд водителя «Хонды», обогнавшей их, и прибавила газу. Дорога впереди была свободна, а могли бы и въехать в кого-нибудь…

До Карма Нова и расставания с другом Тео осталось всего ничего.

Через несколько минут бодрой езды Теодор вдруг спросил, внимательно рассматривая свои перстни:

– А ты не хотела бы уйти со мной? Ириша вздрогнула от неожиданности:

– Не надо так шутить.

– Это не шутка. Я все-таки чувствую себя должником…

– И что я там буду делать?

– То же, что все: жить и совершенствоваться.

– В чем?

– В чем пожелаешь. Науки, все виды искусств и ремесел. Женщины редко увлекаются политикой, но многие отдают должное интригам. Одна знакомая дама призналась мне, что интереснее этого занятия на свете ничего нет, – заметив Иришину ухмылку, он поспешно добавил. – Это я так, в качестве примера. Ты можешь выбрать все по своему вкусу: и занятие, и место жительства.

– Нужно подумать, – пробормотала она. – Я вообще-то тяжела на подъем.

От его предложения девушку бросило в жар. Просто оставить все и уйти? Кто ж так делает? И хочется, и колется, и мамка не велит. Вот именно. Страшно подумать, что будет с родителями, если единственная дочь вдруг исчезнет. Разве можно так поступить с близкими, заставив страдать, напрасно разыскивая ее? А работа, учеба, друзья и просто знакомые? Кот, чтоб ему ни дна, ни покрышки, остался дома один. Взять и уйти – как же это страшно, оказывается. Выберешь, говорит, все, что угодно. Не то, чтобы она надеялась услышать какие-то другие слова…

В кармане ветровки замурлыкал телефон. Давненько никто не звонил. А дареная гарнитура, как на грех, отключена и лежит в сумке. Ириша мельком взглянула на экран: а вот и легкая на помине мамуля.

– Ирочка, мы с отцом вернулись. Сафоновы нам столько гостинцев насовали! Приезжай, детка, заберешь половину.

– Я сейчас в дороге, мам. Перезвоню позже.

– Что-то голос у тебя странный. Далеко едешь?

– Да так, дело одно.

– Как сама?

– Отлично. Потом поговорим, пока.

Если матушку не прервать (очень вежливо!), вопросам не будет конца. А вести машину одной рукой сейчас, когда и двумя-то, враз ослабевшими, плоховато получается, просто опасно.

Вернув телефон на место, Ириша попыталась призвать на помощь свое хваленое благоразумие. Наличие у нее этого качества отрицал только вреднючий Три Егора. Но его мнение пусть волнует близлежащих баб. Увы, благоразумие и рассудительность объявили забастовку в самый неподходящий момент. Впору разрыдаться. А змей-искуситель сидит себе молча, демонстрируя безупречно благородный профиль. Хоть бы слово сказал, так нет: только желваки под тонкой загорелой кожей играют.

– Мы успеваем, Теодор?

– Надеюсь, – напряженно произнес он.

Все хорошо, все идет по плану. Твои переживания так и останутся твоими. Можешь о них рассказать, но это не значит, что ты поделишься, потому что это никому не интересно. Вывод: продолжай держать при себе и делай вид, что все в ажуре. Самый надежный способ вложения души – в самого себя, и тебе это давно известно.

– Ирина, тебе здесь нравится?

– Далеко не всё.

– Но что-то нравится?

– Плетеная мебель и серебро во всех его проявлениях. Последняя прямая, друг Тео. Мы почти приехали.

– Не думаю, что ты во всех своих жизнях была женщиной.

– Я тоже. Это плохо?

– Нет, просто редко встречается.

– Я оценила комплимент, спасибо.

Ириша не стала загонять машину на участок, чтобы не терять драгоценного времени, просто приткнула Муху возле забора. Они вошли в калитку и завернули за угол дома. Все душевные силы Ириши в настоящий момент тратились на то, чтобы удержать слезы, не дать им выплеснуться наружу. Казалось, что почва ушла из-под ног и никогда больше не вернется на место. Дышать стало нечем. Как глупо все, как неправильно!

Теодор остановился напротив нее. Поднял руку, словно хотел коснуться плеча. Но жест остался незаконченным, рука упала.

– Мне пора, Ирина. Так ты идешь со мной?

Сделав над собой неимоверное усилие, девушка подняла на него глаза. Взгляд Теодора был усталым, в нем сквозила неуверенность. К чему вопросы, какой от них прок? Скажи хоть одно утвердительное слово, и я без колебаний брошу все. Пусть не забуду тех, кто мне дорог, но последую за тобой. Можешь не говорить о любви, это вовсе не обязательно. Хватит намека на то, что я тебе нравлюсь как женщина. Все мы немного декабристки, и готовы идти, куда угодно. Но не за соратниками или добрыми друзьями. Ты прожил столько жизней и обязан знать, что с женщиной по-настоящему расплачиваются именно словами. А в ответ она воздаст сторицей и никогда не пожалеет об этом, не сочтет ошибкой. Друг Тео, конечно, не мог этого не знать, но молчал. Только глядел виновато. Ириша покачала головой, отводя взгляд:

– Нет, я остаюсь.

Теодор взял в обе руки ее ладонь и низко наклонился, целуя. В жесте не было ничего интимного, только глубокая почтительность.

– Ты – удивительный человек, Ирина. Не бойся ни жизни, ни смерти, и у тебя все сложится хорошо. Знакомство с тобой я считаю высокой честью. Я благодарен за все и не прощаюсь навсегда.

Ириша слушала и не слышала, оглушенная близостью и неотвратимостью утраты. Но опора вернулась, и она снова твердо стояла на земле. Сейчас этот человек закончит произносить ничего не значащие, ненужные слова, и уйдет. А она останется. Грустный финал, который нельзя изменить. Остается только прошептать онемевшими губами:

– Счастливо тебе, Теодор.

Еще один поцелуй в руку, и вот он идет к соседскому хозблоку, некогда зеленому, но давно выгоревшему добела. Пересек сетку забора, помахал напоследок рукой и канул в стену. Хлипкое строение завибрировало, но быстро успокоилось. Все встало на свои места.

Ириша прихлопнула устроившегося пообедать на ее щеке комара и стряхнула с ладони жалкие останки. Тебя-то кто звал, маленький уродец? Жил бы себе и жил…

Что-то она должна сделать, но вот что? Начал накрапывать противный мелкий дождь, и середина дня, занавесившись сумерками, стала похожа на вечер. Ах, да: нужно завершить уборку в доме и забрать кое-что с собой в Москву.

Войдя на террасу, Ириша нажала кнопку на электрическом щитке. В ответ немедленно задребезжал холодильник, а из радиоприемника на столе глумливый голос Гарика Сукачева сообщил: «Знаю я, есть края: походи, поищи-ка, попробуй…»

Подавив желание расколотить пластмассовую коробку о косяк, девушка выключила радио. Рядом с ним на потертой клеенке лежало нечто шестиугольное и блестящее, сделанное из белого металла.

Не решаясь взять симпатичную штуковину в руки, Ириша оглядела ее со всех сторон. Больше всего это было похоже на серебряную шкатулку с плоской крышкой, сплошь покрытой сложным, каким-то струящимся узором. Размером примерно с большую суповую тарелку и высотой сантиметров десять. Последний привет от господина старшего смотрителя? Сбоку, на одной из граней, девушка заметила маленькую круглую кнопочку и осторожно нажала ее. С тихим звоном крышка откинулась. На ее внутренней поверхности обнаружилось зеркало из полированного серебра, а сама шкатулка оказалась отнюдь не пустой. Внутри были аккуратно уложены украшения: серебро, щедро инкрустированное перламутром. Кольца, браслеты, колье, серьги, подвески, а к ним – длинные и короткие цепи разных плетений. Сразу бросилась в глаза, не дав им разбежаться, крупная брошь в виде бабочки. Роскошный, просто царский подарок.

Ириша взяла переливающуюся искусно подобранными кусочками перламутра бабочку, чтобы рассмотреть получше. Шкатулка повторно издала тихо звенящий обрывок мелодии, от которого ожило зеркальце на крышке. Будто осветившись изнутри, оно стало показывать те края, в которые очень нужно попасть Гарику. Кое-что Ириша уже видела на потолке. Значит, Дед Мороз все же нашел в своем мешке волшебный сундучок. Спасибо, Теодор. Очень мило с твоей стороны.

Обессилено рухнув на диван, Ириша долго наблюдала картинки, меняющиеся в шестиугольном зеркале, и вертела в руках изящную бабочку. Если бы не вес, ее можно было принять за живую. Так пусто внутри и вокруг, так тихо. Только дождь ненавязчиво шуршит по крыше. А волшебная шкатулка с прекрасным разрешением показывает экзотические острова, величественные горные хребты, вулканы, долины гейзеров, прерии… Там все чуточку не так. Трава зеленее, а небо имеет множество самых неожиданных оттенков. Внешний облик и занятия жителей тех краев не поддаются описанию и не всегда понятны. Старшие миры, что ж вы хотите.

Но серая дождливая реальность, обидевшись на невнимание, напомнила о себе. Со стороны калитки послышались шаги, а потом хозяйку ворчливо окликнул Степаныч. Вернув брошь на место, Ириша закрыла шкатулку и вышла на крыльцо. Какого черта тебе еще нужно, старый пень? Старикашка в брезентовой плащ-палатке топтался на дорожке возле террасы.

– Что, девонька, всех кавалеров спровадила?

– Допустим.

– Ты это, Ир, будь сама начеку, и родителям скажи. У нас вчера на второй линии случилось натуральное бандитское нападение. У Ковалевых, помнишь? Они недавно новую иномарку завели.

– И что?

– Под утро к ним вломилось несколько мужиков, двое – с обрезами. Гони, говорят, деньги и ключи от машины. Серега мужик нормальный, под дулами геройствовать не стал. Не один же отдыхать приехал, с семьей. Никого, правда, не тронули. Телефоны отобрали и тю-тю. Настоящий разбой, как в кино. Милиция потом приезжала, конечно, а толку? Покрутились и свалили.

– Спасибо, Василий Степанович, я своих предупрежу.

– Ну, бывай, – и дед, не дожидаясь ответа, пошлепал восвояси.

Вот ведь мерзость! Сомнительно, чтобы кто-то польстился на Муху или родительскую «девятку», но все равно паршиво. Нигде покоя нет. Ведь даже идиллия, преобладающая в старших мирах, иногда нарушается. Не думай об этом, дорогая, незачем сердце рвать. Займись-ка лучше делами.

Перемыв посуду, Ириша поднялась на второй этаж и выудила из чулана спрятанный там меч-кладенец. Его вместе с ножнами и ремнем Теодора, шкатулку, шлем, и плащ она заберет домой – на добрую память. И почему не догадалась щелкнуть витязя телефонной камерой? Ладно, что уж там. Но куда деть тяжеленный стальной шар, в который он превратил кольчугу? Разве что добрейшей и безропотной Зинаиде Ильиничне, председательской жене, отдать. В качестве гнета для квашения капусты на зиму. Старушенция она безобидная, в отличие от супруга, не болтливая. И всегда заботится, чтобы Степаныч не испытывал недостатка в закусоне. Но это можно сделать в следующий раз, а сейчас пора ехать. Завтра на работу, а здесь все равно больше ничего интересного не случится. Аккуратно закатив шарик размером чуть меньше баскетбольного мяча в угол за диваном, Ириша обесточила и заперла дом.

Дмитровка еле ползла, чего и следовало ожидать. За сеткой дождя, которую кое-как размазывал по рябому от капель стеклу дворник, девушка видела только красные огни идущих впереди машин, да иногда – фары встречных. Все казалось ей таким размытым, таким зыбким. Ведь дворники для глаз, на которые постоянно наворачивались слезы, пока не изобретены.