Текст книги "Парк Горького"
Автор книги: Мартин Смит
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Ввезти огнестрельное оружие в Москву – весьма трудное дело, поэтому придумывались самые невероятные его разновидности. Одна банда делала ружья из выхлопных труб. Теперь, когда следователь знал, что ищет, он был в своей стихии; он сердился на себя, что не догадался сразу. Судя по оснащению, Кервилл – заядлый фотограф, а не сделал ни одного снимка. Аркадий отделил аппарат от деревянной рукоятки. Вдоль верхней ее части был проделан желобок, в который идеально ложилась трубка. Спереди ствол выдавался всего на дюйм, стержень оказывался сзади. С левой стороны рукоятки отверстие для болта. Аркадий на минуту задумался. Затем раскрыл пластиковый пакет, вытряхнул ключи и штопор и взял в руки странную металлическую пластинку, на которую обратил внимание раньше. Основная часть была длиной десять сантиметров, прямой утолок на одном конце – три сантиметра, а «собачья ножка» на другом – около четырех сантиметров. Большим пальцем он ввернул болт в отверстие в рукоятке. Теперь «собачья ножка» стала спусковым крючком, а уголок на другом конце плотно прилегал к стержню, выступающему из ствола, не давая ему продвигаться вперед. Он нажал на спусковой крючок – угол приподнялся и освободил стержень. Он поставил его на место и тугой резинкой, сложив ее вдвое, соединил переднюю часть рукоятки и задний конец стержня. Где же боеприпасы? В американских аэропортах багаж пропускают через рентгеновские установки. Как можно спрятать пули? Аркадий открыл коробочку с ручкой и карандашом. Набор был из золота высокой пробы, непроницаемого для рентгеновских лучей. Он снял колпачки – две пули 22-го калибра в колпачке карандаша и одна в колпачке ручки. С помощью длинной ручки резца он загнал патрон в ствол, пока тот плотно не сел как раз там, где его должно достать острие стержня, когда он скользнет вперед. Будет слишком громко, а ведь когда в него стреляли под мостом, он почти не слышал звука выстрела. Где-то должен быть глушитель. В кассете с пленкой? Коротковата. Он раскрыл пачки американской туалетной бумаги. Внутри третьего рулона вместо картонного стержня была черная пластмассовая трубка с просверленными ро окружности отверстиями для выхода газа и резьбой на конце.
Одним словом, получилось неуклюжее огнестрельное оружие, годное на один прицельный выстрел с расстояния не более пяти метров. Аркадий навинчивал глушитель на ствол, когда открылась дверь. Он направил ствол в сторону Уильяма Кервилла.
Кервилл спиной осторожно закрыл дверь. Обвел взглядом вскрытый чемодан, заваленный подушками телефон, пистолет. Его выдавали живые голубые глаза – иначе бы он был похож на простого громилу: красное, в прожилках лицо с мелкими правильными чертами, плотное, крепкое для мужчины под пятьдесят, телосложение, массивные руки и ноги. На первый взгляд солдат, приглядишься повнимательнее – офицер. Теперь Аркадий знал, чьи кулаки прошлись по нему в Парке Горького. Кервилл устало, но настороженно оглянулся. Под распахнутым плащом розовая рубашка спортивного покроя.
– Вернулся раньше времени, – сказал по-английски Кервилл, – опять пошел дождь, да будет вам известно.
Он снял шляпу с узкими полями, чтобы стряхнуть воду.
– Нет, – по-русски приказал Аркадий. – Бросьте-ка шляпу сюда.
Кервилл пожал плечами. Шляпа упала к ногам Аркадия. Одной рукой Аркадий пошарил под внутренней лентой.
– Снимите плащ и бросьте на пол, – сказал Аркадий. – Выверните все карманы.
Кервилл, как приказали, опустил плащ на пол, опорожнил боковые и задние карманы брюк, бросая на плащ ключ от комнаты, мелочь и кошелек.
– Подвиньте все ко мне ногой, – сказал Аркадий. – Спокойно, не швыряйте.
– Так вы, оказывается, один, – заметил Кервилл, подталкивая по полу плащ. На этот раз он говорил по-русски, довольно свободно. Дальность огня пистолета пять метров, а Кервиллу, прикинул Аркадий, для нападения нужен метр. Он сделал жест, чтобы Кервилл отошел назад, и сам пододвинул к себе плащ. Манжеты на рубашке Кервилла были отвернуты, обнажая мощные запястья, покрытые веснушками и рыжими седеющими волосами.
– Не двигаться, – приказал Аркадий.
– В своей же комнате, и нельзя.
Паспорт и виза Кервилла были в плаще. В бумажнике Аркадий нашел три пластиковые кредитные карточки, нью-йоркские водительские права и паспорт автомашины, листок бумаги с номерами телефонов американского посольства и двух американских информационных агентств. Кроме того, восемьсот рублей наличными, порядочная сумма.
– А где визитные карточки? – спросил Аркадий.
– Я же путешествую для удовольствия. Потрясающая поездка.
– Лицом к стене. Руки вверх, расставить ноги, – скомандовал Аркадий.
Кервилл очень медленно повиновался. Аркадий отодвинул его, чтобы он встал под углом к стене, потом обшарил рубашку и брюки. Кервилл был похож на медведя.
Аркадий шагнул назад.
– Повернитесь и снимите туфли.
Кервилл, не сводя взгляда с Аркадия и пистолета, снял туфли.
– Вручить их лично или прислать по почте? – спросил Кервилл.
Поразительно, подумал Аркадий. Этот человек и здесь, в номере «Метрополя», снова был готов напасть на советского следователя.
– Сесть, – Аркадий указал на стул рядом со шкафом.
Он чувствовал, что Кервилл прикидывает, как лучше броситься на него. Следователям выдавалось оружие, и считалось, что они упражняются в стрельбе. Аркадий никогда не носил его с собой и последний раз стрелял, когда был в армии. Куда стрелять: в голову или в сердце?
Наконец Кервилл уселся на стул. Аркадий встал на колени и промял туфли, не найдя в них ничего. Кервилл изменил позу, его плечи тяжеловеса подались вперед.
– Простое любопытство, – заметил он, когда ствол пистолета дернулся в его сторону. – Я же турист, а туристам положено быть любопытными.
Аркадий бросил туфли Кервиллу.
– Наденьте и свяжите шнурки вместе.
Когда Кервилл исполнил и это приказание, Аркадий подошел и пнул стул ногой, так что он вместе с Кервиллом под углом прислонился к стене. Впервые с того момента, как Кервилл вошел в номер, Аркадий почувствовал себя в относительной безопасности.
– А что теперь? – спросил Кервилл. – Навалите на меня кучу мебели, чтобы я не дергался?
– Будет нужно, навалю.
– Кто знает, может, и понадобится, – Кервилл принял насмешливо-непринужденную позу. Аркадий и раньше наблюдал эдакую безрассудную самоуверенность очень сильных людей, любование своим могуществом. Правда, Аркадий никак не мог понять, почему его голубые глаза горели такой ненавистью.
– Господин Кервилл, вы виновны в нарушении статьи 15 – незаконный провоз оружия в Советский Союз и статьи 218 – изготовление оружия.
– Изготовили его вы, а не я.
– Вы ходили по Москве, переодевшись русским. Разговаривали с неким Голодкиным. С какой целью?
– А как вы думаете?
– Потому что Джеймса Кервилла нет в живых, – решил ошеломить его Аркадий.
– Вам лучше знать, Ренко, – ответил Кервилл. – Ведь вы убили его.
– Я?!
– Разве вы не тот парень, которого я несколько дней назад отделал в парке? Вы из прокуратуры, так? Разве не вы посылали своего человека следить за мной и Голодкиным, когда я в другой раз был в парке? Маленького парнишку в очках? Я проследил его от парка до КГБ. Впрочем, прокуратура, КГБ – не все ли равно?
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросил Аркадий.
– Я разговаривал в посольстве. Говорил с корреспондентами. Просмотрел все старые номера «Правды». Следил за вашим моргом. Следил у прокуратуры. Когда я узнал, как вас зовут, следил за вашей квартирой. Вас, правда, не видал, зато видел, как ваша жена с дружком очищали квартиру. Я стоял у прокуратуры, когда вы отпустили Голодкина.
Аркадий не верил собственным ушам. Подумать только, этот безумец следил за ним, топал за Фетом в учреждение Приблуды, видел Зою. Когда они с Пашей стояли в очереди у пивного ларька, он, может быть, стоял позади них.
– Почему вы решили приехать в Москву именно в это время?
– Когда-то же надо было приехать. Весна – хорошее время. Трупы обычно всплывают со дна реки на поверхность.
– Так вы считаете, что Джеймса Кервилла убил я?
– Может быть не вы лично, но убийцы – вы и ваши дружки. Какая разница, кто нажал на спусковой крючок?
– Откуда вы знаете, что его застрелили?
– По поляне в парке. Там все перерыли. Искали гильзы, верно? Да и троих сразу не зарежешь. Знал бы я тогда в парке, что это вы, Ренко, я бы вас убил.
В голосе сожаление с примесью легкой иронии. Говорил он по-русски без акцента, но с типично американскими интонациями. Он небрежно сложил руки на груди. От человека таких огромных размеров, если к тому же он умен, исходит какое-то притяжение, он буквально подавляет собой, особенно в небольшом помещении… Аркадий уселся на тумбочку у противоположной стены. Как он мог не заметить такого человека, как Кервилл?
– Вы приехали в Москву расспросить об убийстве у постоянно проживающих здесь иностранцев, – сказал Аркадий. – Привезли с собой рисунки с рентгеновских снимков и зубные формулы. Должно быть, вы собирались помочь следствию.
– Если бы вы были настоящим следователем.
– Имеются документы о выезде Джеймса Кервилла из Советского Союза в прошлом году, но отсутствуют документы о его возвращении. Почему вы считаете, что он был здесь, и почему вы считаете, что его нет в живых?
– Вы же не настоящий следователь. Ваши сотрудники работают на КГБ не меньше, чем на вас.
Не объяснять же американцу, кто такой Фет.
– В каком родстве вы состоите с Джеймсом Кервиллом?
– Сами знаете.
– Господин Кервилл, я подчиняюсь московскому городскому прокурору, и никому больше. Я расследую убийство трех лиц в Парке имени Горького. Вы привезли из Нью-Йорка информацию, которая может оказаться полезной. Передайте ее мне.
– Нет.
– Вам же нельзя отказываться. Вас видели переодетым в русского. Вы контрабандой провезли огнестрельное оружие и стреляли из него в меня. И вы утаиваете имеющуюся у вас информацию, а это тоже преступление.
– Слушайте, Ренко, вы нашли здесь русскую одежду? И вообще, разве это преступление – одеваться по-вашему? Что касается оружия, если его можно так назвать, которым вы целитесь в меня, то я его впервые вижу. Вы забрались в мой чемодан, и я не знаю, что вы туда подсунули. И о какой информации вы говорите?
Аркадий на минуту растерялся от такого нахальства.
– Ваши высказывания о Джеймсе Кервилле… – начал было он.
– Какие еще высказывания? Микрофон же в телефоне, а вы позаботились его укутать. Надо было прийти с друзьями, Ренко. Как следователь, вы не слишком сильны.
– Вы привезли с собой план места убийства в Парке Горького, рентгеновские снимки и зубную формулу, а это устанавливает вашу связь с Джеймсом Кервиллом, если он один из убитых.
– Рисунки и план сделаны русским карандашом на русской миллиметровке, – ответил Кервилл. – Рентгеновских снимков нет, есть только кальки. Теперь вам следует подумать, Ренко, о том, что скажет американское посольство по поводу того, почему русский легавый нападает на ни в чем не повинных американских туристов, когда его застают с поличным, – Кервилл покосился на открытый чемодан, – во время кражи со взломом. Вы, конечно, не собирались ничего взять?
– Господин Кервилл, если вы сообщите что-нибудь вашему посольству, вас первым же самолетом отправят домой. Ведь вы же не за тем приехали, чтобы тут же вернуться домой? Думаю, вы также не захотите провести пятнадцать лет в советском исправительном учреждении.
– Это я улажу.
– Господин Кервилл, почему вы так хорошо говорите по-русски? Где я мог еще раньше слышать ваше имя? Теперь оно мне о чем-то напоминает.
– Прощайте, Ренко. Ступайте к своим друзьям в секретной службе.
– Расскажите мне о Джеймсе Кервилле.
– Убирайтесь!
Аркадий сдался. Он стал выкладывать на тумбочку паспорт, бумажник и кредитные карточки Кервилла.
– Не беспокойтесь, – съязвил Кервилл, – я за вами уберу.
Бумажник был увесистый и не гнулся даже без кредитных карточек. Один его край был зашит вручную. Кервилл качнулся вперед. Аркадий взмахнул оружием. «Неужели, шпион? – подумал он. – Какая-нибудь нелепость вроде тайного послания, зашитого в бумажник, а потом героическая облава на изменников и иностранных агентов, и он, старший следователь, в центре всей суматохи?» Не спуская глаз с Кервилла, он распорол шов и вынул из бумажника позолоченный полицейский знак с выпуклыми голубыми фигурками индейца и колониста. Поверху надпись: «Город Нью-Йорк» и снизу «Лейтенант».
– Вы полицейский?
– Детектив, – поправил Кервилл.
– Тогда вы должны мне помочь, – как само собой разумеющееся, сказал Аркадий, потому что сам в этом не сомневался. – Вы видели, что Голодкин выходил от меня с нашим сотрудником, моим другом Пашей Павловичем. (Это имя ничего ему не говорит, подумал Аркадий.) Во всяком случае, он был очень хорошим парнем, мы часто работали вместе. Час спустя их убили в квартире Голодкина. Бог с ним, с Голодкиным. Но чего бы это мне ни стоило, я разыщу негодяя, который убил Пашу. Вы сами детектив и понимаете, что значит потерять такого друга…
– Ренко, идите вы… знаете куда?
Аркадий машинально поднял самодельный пистолет. Он увидел, что целится между глаз Кервилла, и почувствовал, что нажимает на спуск, так что сложенная вдвое резиновая лента и стержень начали плавно двигаться. В последний момент он отвел ствол. Шкаф подпрыгнул, и в его дверце за ухом Кервилла появилась дыра размером два сантиметра. Аркадий застыл от неожиданности. За всю свою жизнь он не был так близок к тому, чтобы убить человека, а если еще учесть «точность» оружия, он вполне мог и не промахнуться. На побледневшем лице Кервилла было написано крайнее изумление.
– Убирайтесь, пока еще можете, – промолвил он.
Аркадий бросил пистолет. Не спеша взял из чемодана рисунки рентгеновских снимков и зубные формулы. Оставив у себя значок, бросил бумажник.
– Значок мне нужен, – поднялся со стула Кервилл.
– Не здесь, – Аркадий направился к двери. «Это мой город», – сказал он про себя.
* * *
Вечером в лаборатории никто не дежурил. Аркадий сам сравнил рисунки на кальке и зубную формулу с материалами, что были у Левина. Он был уверен, что Уильям Кервилл, скорее всего, бродит по городу, избавляясь от своего оружия – здесь бросит ручку, там – ствол. К тому времени, когда он добрался до Новокузнецкой и написал докладную Ямскому, по его представлениям выходило, что Кервилл, вероятно, уже просит убежища в американском посольстве. Прекрасно – тем больше доказательств для прокурора, потому что теперь было вполне ясно, что третьим убитым в Парке Горького был Джеймс Кервилл. Аркадий оставил докладную на столе у заместителя Ямского – до завтрашнего утра.
* * *
Яркий луч прожектора столбом стоял в центре Москвы. Нет, двигался. Послышался звук, будто перекатывали камни. Аркадий остановил машину и стал смотреть с набережной, как бороздил реку ледокол, раздвигая вставшую дыбом груду льда, толкая льдины, которые то всплывали, то исчезали под напором течения. Вода, вырвавшись на свободу, извивалась черными струями.
Аркадий ехал вдоль реки, пока у него не кончились сигареты. Он был потрясен неожиданной встречей в «Метрополе». Правда, он не убил Уильяма Кервилла, но хотел убить и был на волосок от этого. Он был потрясен, потому что особенно не думал, чем все могло кончиться. Он предполагал, что то же самое относилось и к Кервиллу.
* * *
Проезжая мимо Парка Горького, он увидел свет в студии Андреева на верхнем этаже Института этнологии. Несмотря на полночь, антрополог приветливо встретил Аркадия.
– Я делаю вашу работу во внеурочное время, так что будет вполне справедливо, если вы составите мне компанию. Налегайте, ужина хватит на двоих, – Андреев подвел Аркадия к столу, где головы кроманьонцев уступили место тарелкам. – Вот свекла, лук, колбаса, хлеб. Извините, водки нет. По собственному опыту знаю, что карлики быстро пьянеют, а лично я не могу представить себе ничего более нелепого, чем пьяный карлик.
Андреев был в таком хорошем настроении, что Аркадий не решался сказать, что расследование, по существу, ни к чему не привело.
– Понимаю, вы хотите увидеть ее, – истолковал Андреев нерешительность Аркадия. – Поэтому вы и проезжали мимо.
– Неужели закончили?
– Пока нет. Хотя можно взглянуть. – Он снял тряпку с гончарного круга и показал, как продвигается работа.
Все мышцы шеи были на месте, образуя грациозную розовую колонку, которую оставалось покрыть кожей. Из носовой впадины вокруг линии десен и зубов развертывался узелок розовых мышц. Плоские мышцы веером расходились по скуловым и височным костям, сглаживая углы подбородка. Переплетение розовых пластилиновых полос и узелков смягчало жесткие очертания черепа и одновременно придавало ему вид ужасной смертной маски. Голова пристально смотрела двумя карими стеклянными глазами.
– Как видите, я уже закончил большие жевательные мышцы челюсти и шейные мышцы. Положение шейных позвонков подсказывает мне, как она держала голову, а это своего рода ключ к ее психике. Она высоко держала голову. По более крупным связкам мышц с правой стороны позвоночника я сразу определил, что она работала правой рукой. Многое очень просто. Женские мышцы меньше мужских. У женщины череп легче, глазные впадины глубже, костный рельеф мельче. Но каждую мышцу нужно восстанавливать отдельно. Взгляните на ее рот. Видите, как одинаково выступают зубы, занимая промежуточное положение, что характерно для гомо сапиенс, за исключением некоторых первобытных людей, аборигенов и краснокожих индейцев. Главное, что при таком прикусе обычно доминирует верхняя губа. Вообще, рот легче всего поддается реконструкции. Потерпите, и вы увидите прелестный ротик. Нос восстановить труднее из-за расположения под углом к горизонтальному профилю лица, сложных очертаний носового канала и глазных впадин.
Истерично выпячивались закрепленные пластилином стеклянные глаза.
– Как вы узнаете размер глаз? – спросил Аркадий.
– Глаза у всех примерно одной величины. Вы, я вижу, разочарованы. «Зеркало души» и все такое прочее? Какая романтика без глаз? На самом же деле, когда мы говорим о женских глазах, мы, по существу, описываем форму ее век: «…в глазах ее вспыхивал радостный блеск, и улыбка счастья изгибала ее румяные губы. Она как будто делала усилие над собой, чтобы не выказывать этих признаков радости, но они сами собой выступали на ее лице».
– «Анна Каренина».
– Да вы еще и любитель литературы! Я подозревал с самого начала. Так что веки, одни веки, да мышечные связки.
Андреев взобрался на стул и отрезал себе кусок хлеба.
– Следователь, вам нравится цирк?
– Не особенно.
– Всем нравится цирк. Почему же вам не нравится?
– Некоторые номера нравятся. Скажем, наездники и клоуны.
– Конечно, терпеть не можете смотреть медведей?
– Есть такое. Последний раз показывали дрессированных павианов. Там была девица в костюме с блестками, то ли она была слишком толста, то ли костюм был слишком мал. Она по одному вызывала павианов, и те кувыркались или делали сальто. Павианы все время оглядывались на одного негодяя, здорового парня в матросском костюме. Он подбадривал их сзади хлыстом. Можно было сойти с ума. Этот негодяй, небритый, в нелепом детском матросском костюмчике, хлестал обезьян всякий раз, когда они не выполняли команду. А девица после каждого трюка выходила вперед, делала реверанс, и все хлопали.
– Преувеличиваете.
– Ничуть, – ответил Аркадий. – Это было не представление, а жестокое издевательство над бедными животными.
– По идее вы не должны были замечать человека с хлыстом, для того его и одели в матросский костюм, – усмехнулся Андреев. – А вообще-то, мой дорогой Ренко, что ваши огорчения в цирке в сравнении с моими. Не успеваю я занять свое место, как ребятишки по головам родителей лезут ко мне. Для них карлик, должно быть, часть представления. Должен признаться, что даже в самых идеальных условиях я не в восторге от детей.
– В таком случае вы должны ненавидеть цирк.
– Я от него без ума. Карлики, великаны, толстяки, люди с голубыми волосами и красными носами или с зелеными волосами и лиловыми носами. Вы не знаете, какое это наслаждение – освободиться от обыденности. Вот сейчас бы я выпил. Хочу рассказать вам один случай, следователь. Последний директор нашего института был хороший человек, толстый, веселый и очень обыкновенный, Как и у всех средних художников, его реконструкции были чем-то похожи на него самого. Это проявлялось не сразу, а постепенно. Каждое лицо, которое он делал, было чуть круглее, даже чуть веселее. Здесь был кабинет пещерных людей и жертв убийств, так вы никогда не видели более упитанных и счастливых созданий. Знаете ли, нормальный человек всегда видит в других себя. Всегда. А я вижу более отчетливо, – подмигнул Андреев. – Так что доверяйте глазам уродца.
Его разбудил телефонный звонок. Звонил Якутский, начавший с вопроса, который час в Москве.
– Уже поздно, – пробормотал Аркадий. Казалось, все разговоры между Москвой и Сибирью неизменно начинались ритуалом определения разницы во времени.
– Я сегодня в утренней смене, – сказал Якутский. – У меня свежая информация о Валерии Давидовой.
– Могли бы ее придержать. Думаю, что через пару дней делом займется кто-нибудь другой.
– У меня для вас наводящие сведения, – помолчав, Якутский добавил: – Мы в Усть-Куте очень интересуемся этим делом.
– Хорошо, – ответил Аркадий, чтобы не разочаровывать ребят в Усть-Куте. – Что у вас?
– У Давидовой есть очень близкая подруга. Она переехала из Иркутска в Москву. Учится в университете. Зовут Ирина Асанова. Если Валерия Давидова объявилась в Москве, то она направилась к Асановой.
– Спасибо.
– Позвоню, как только появится что-нибудь еще, – пообещал Якутский.
– Звоните в любое время, – сказал Аркадий и положил трубку.
Ему было жалко Ирину Асанову. Он вспомнил, как Приблуда разрывал замерзшую одежду на трупе в Парке Горького. Асанова так красива. Правда, это не его забота. Он закрыл глаза.
Снова зазвонил телефон. Нащупывая его в темноте, он думал, что это опять Якутский с ненужной информацией. Он поднял трубку, откинулся на подушку и недовольно проворчал:
– Слушаю.
– Я усвоил русскую привычку звонить по ночам, – раздался голос Джона Осборна.
Сна как не бывало. Как всякий, кого неожиданно разбудили, он отчетливо увидел окружавшие его темные предметы: коробки с пленкой, зловеще перекрещенные ножки стульев, отчетливо вырисовывающийся плакат авиакомпании на стене.
– Надеюсь, я вас не разбудил? – спросил Осборн.
– Нет.
– У нас с вами в бане завязался интересный разговор, и я боюсь, что вряд ли нам доведется случайно столкнуться друг с другом до моего отъезда из Москвы. Подходит ли для вас десять утра завтра, следователь? На набережной у Торгового совета.
Аркадий не мог представить себе, зачем Осборну понадобилось являться завтра на набережную. Он не видел и для себя какой-либо причины быть там.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.