Текст книги "Самый лучший учебник журналистики. Кисло-сладкая книга о деньгах, тщеславии и президенте"

ВЫ И ВЛАСТЬ: НУЖНО ЛИ ПРОДАВАТЬСЯ ЗА БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ?

Некоторые из моих хороших друзей, узнав о том, что я буду в учебнике писать целую главу с таким заголовком, были неприятно поражены.

Со мной даже проводили профилактические беседы, чтобы я этого не писал. Смысл бесед был в том, что случаи, о которых я пишу, будут читать совсем молодые люди. Следовательно, получается, что они будут читать то, к чему их нетвердое сознание совсем неготово. Более того, когда читаешь эту главу, то человек, который до этого не знал, что его могут купить, об этом узнает. И может выбрать именно этот путь. Короче говоря, в педагогическом смысле, эта глава антипедагогична.

На эти страшные обвинения я отвечал одной историей, которая меня многому научила.

Это было в глубокой юности, когда я только получил права на вождение автомобилем. Водить было страшновато, это понимают все. На второй день я ехал по широкой дороге, причем в крайней левой полосе, хотя правые полосы были свободны. А в то время действовало правило, что если правые полосы дороги свободны, то ты должен занимать именно их. Естественно, что меня остановил гаишник. Я стал оправдываться, что сижу за рулем только второй день и все время боюсь, что из переулков, справа, неожиданно могут выехать автомобили и меня ударить. Инспектор покрутил мои права в руках, отдал их мне и сказал следующее: «Если боишься – не садись за руль».

Эту фразу я часто привожу студентам. Я напоминаю им, что журналистика сродни автомобилю. Когда молодой водитель приходит в автошколу, то первое, что ему объясняют, это то, что автомобиль является средством передвижения повышенной опасности. То есть молодой человек еще не начал учить правила вождения, но уже предупрежден о возможных последствиях.

Я не думаю, что кого-то допустят работать со взрывчаткой, не объяснив последствий, то же самое касается и врачей, которые берут в руки скальпель или прописывают простую микстуру. И это правильно, потому что эти действия связаны с человеческими судьбами и жизнями других людей.

Смею утверждать, что журналист также играет жизнями людей. Мы знаем достаточно примеров, когда из-за публикаций в газетах падали правительства, уходили президенты, а чиновники стрелялись прямо в служебных кабинетах, залив кровью свежую газету со своей фотографией. И журналисты, написавшие подобные материалы, знали, что такое может случиться. Они понимали, что их цель не просто статья, а другие люди, которые, по их мнению, вредят обществу. Кто после этого станет утверждать, что журналистика не социально опасна?

Теперь о так называемых «молодых журналистах» – я не случайно взял эти слова в кавычки. Тут все просто.

Если ты стал журналистом, когда уже можешь родить ребенка, то не имеешь права ссылаться на молодость и неопытность.

Если у тебя уже есть паспорт и ты имеешь право принимать участие в выборах, если ты уже называешься полноценным гражданином, то ты должен знать все. Поэтому, те люди, которые учат журналистике как простому набору ремесленных приемов, не объясняя всех опасностей этой профессии, совершают должностное преступление.

Вот почему я посвящаю целую главу тем искушениям, которые обязательно встанут перед каждым журналистом и которые могут самым страшным образом изменить его жизнь.

Итак, начнем.

Я всегда поражаюсь, что различные международные организации измеряют уровень демократии в какой-либо стране с помощью каких-то опросов и вычислений.

Все проще. Нужно посчитать процент прямых эфиров в общем объеме вещания главного государственного канала. Этот процент все и покажет.

Диктатуры боятся неожиданностей.

Можно вспомнить недавнюю историю. Когда в 1991 году последний президент СССР Михаил Горбачев оказался в пленении в Фаросе, а в Москве начался переворот, то его зачинщики устроили пресс-конференцию, чтобы солгать, что Горбачев болен и не может руководить страной.

Они рассказывали это, нервно потея, но все шло хорошо до той минуты, пока не начались вопросы из зала.

Тогда журналистка Татьяна Малкина встала и задала наиболее логичный в этой ситуации вопрос: «Понимаете ли вы, что совершаете государственный переворот?»

Можно уверенно сказать, что на этом вопросе переворот и закончился. Все, что было дальше, уже не имело значения. Малкина сказала вслух то, что думали все. Но все молчали, а она сказала. Журналистка имела смелость, наивность или хитрость оказаться в роли знаменитого мальчика, который в сказке Андерсена «Новое платье короля» воскликнул: «А король-то голый!»

Я уже писал о страшном, уничтожающем эффекте телеправды.

После вопроса Татьяны Малкиной телекамеры показали зачинщиков переворота. Их руки дрожали. Было видно, что они неуверенны и трусливы.

Эта картинка и определила их судьбу.

Так что, простой вопрос обычной журналистки, я могу утверждать смело, во многом определил путь России.

Современные авторитарные лидеры часами могут рассказывать на экране о том, как прекрасно живет страна, но смертельно боятся прямого вопроса из зала. Они тоже читали популярные сказки, поэтому придумывают хитрые схемы, чтобы избежать неприятных вопросов. Для этого в президентские журналистские пулы приглашают только тех, кто приятен президенту. Пресс-служба президента не допустит, чтобы был задан вопрос, подвергающий сомнению правильность его курса, или чтобы журналист сказал самую страшную и крамольную фразу: «Простите, но вы так и не ответили на мой вопрос. Я хотел бы все же получить на него ответ!..»

Журналисты, входящие в пул, это хорошо понимают, поэтому ведут себя правильно. Они даже могут потом иронично написать о лидере в своем издании. Например, дерзко поддеть лидера, что на нем смешно сидит шляпа. Но прекрасно понимая, что юмор – это не сатира, они никогда не позволят себе то, что не нравится большому начальнику, а именно, подвергать сомнению то, что он говорит.

А для самоуспокоения подобные журналисты намекают, что они просто репортеры. Они просто рассказывают то, что происходило. Как про озеро, на которое прилетели лебеди.

Власть научилась изощренно оперировать общественным мнением, используя граждан, как наперсточники на базаре. Все пресс-конференции с населением тщательно готовятся. Людям, которые попроще, диктуют вопрос, который нужно задать. Они радостно соглашаются, потому что их покажут по телевизору. Но когда звонят журналистам, то действуют иначе – им звонит человек и, начиная с вопроса: «А что бы вы хотели спросить у президента?», договаривается, что это будет за вопрос и как именно он будет звучать. Авторитетный журналист соглашается, потому считает себя избранным, ему кажется, что за это его пустят на какую-то эксклюзивную встречу с президентом в дальнейшем. Кроме того, это почетно – не каждый задает вопрос президенту. Поэтому можно будет прямо, честно и нелицеприятно спросить у президента, будет ли его страна великой и могучей под его руководством. И если президент ответит «Да» слишком тихо, можно грозно потребовать повторить эту фразу еще раз погромче, показав свою бескомпромиссность.

Конечно, подобные хитрости, направленные властями на собственное выживание, могут показаться нелепостью в наше время. Но пока существуют авторитарные режимы, будут существовать и журналисты, которые испытывают почти эротическое наслаждение, пока власть страны их насилует.

Власть вообще чрезвычайно изобретательна в игре с журналистами. Давно забыты избиения и пытки – теперь новые времена. Используя систему подачек, прямых и тайных, власть делает из лояльных журналистов наркоманов, сажая их на иглу поощрений.

Иногда телерадиоведущих и репортеров покупают пачками, оптом.

Делается это просто. Организуется новая радиостанция, телеканал, а может быть, газета. Далее распускается слух, что там фантастические зарплаты, но мало мест. Все начинают нервничать, боясь опоздать, но решают разузнать подробности.

Подробности шокируют – действительно, зарплата в три раза больше, но переходить нужно сейчас. После неприятного спешного прощания со старым главным редактором журналист переходит на новое место.

Но вскоре его ждет разочарование. Новые владельцы, полгода спустя, объявляют, что зарплата снижается, потому что нет денег.

Лишь потом жертва понимает, что ее развели, ведь задача была в том, чтобы журналист ушел со старого места, и вряд ли он туда вернется, потому что старый начальник не прощает предательства. Поэтому журналист либо уйдет в никуда, либо будет стыдливо произносить в эфире государственную правду за те же деньги, что и на старой работе. А возможно, и за меньшие.

Метод ликвидации неугодного СМИ не в том, чтобы его закрыть, а чтобы развалить, создав множество привлекательных временных альтернатив.

Но есть персоны, входящие в журналистскую элиту, – их не купишь оптом. Для нейтрализации подобных людей разрабатываются операции, по виртуозности напоминающие планы захвата соседней банановой республики. Под это выделяют специальный бюджет и лучших специалистов.

Вот реальный случай.

Известному оппозиционному журналисту – рупору гласности и либерализма – предлагается стать главным редактором нового журнала. С ним встречаются в хорошем ресторане, объясняют, что этот журнал важен для страны и именно этот журналист, как думают «наверху», должен этот журнал возглавить. Журналисту приятно, что его ценят, но он прекрасно знает цену власти и, предполагая подвох, спрашивает о цензуре в этом журнале. Ему отвечают, что никакой цензуры не будет – печатать можно что угодно.

– Мы понимаем необходимость обмена мнениями, важность диалога гражданского общества с властями. Ваше издание должно стать истинной дискуссионной площадкой для элиты, – разглагольствует собеседник, честно глядя журналисту в глаза профессиональным взглядом кадрового работника спецслужб. – Приглашайте кого угодно, печатайте что хотите. Ваш журнал будет продаваться во всех киосках!

Услышав слова, которые больше свойственны правозащитникам, чем жесткому и циничному режиму страны, журналист интересуется о финансировании журнала. Собеседник поясняет, что это вопрос решенный, как, впрочем, и вопрос с помещением в центре города. Все это будет оплачено крупными промышленными компаниями, которым уже дано указание. За это в журнале нужно будет просто разместить их рекламу. Журналист интересуется, что это за компании. Собеседник мурлычет несколько названий крупных нефтяных и металлургических корпораций.

– Я не знал, что эти компании хотят развивать прессу, – иронично говорит журналист.

– Это называется «социальной ответственностью бизнеса», – с готовностью отвечает собеседник.

В конце беседы, под коньяк и десерт, оглашается зарплата журналиста, если, конечно, он согласится.

Поскольку журналист до этого думал, что такие зарплаты существуют только в легендах и у топ-менеджеров больших западных компаний, он, обычно покряхтев, соглашается.

Следует заметить, что журналист понимает, что все это неспроста, но все равно – он уверен, что перехитрит власть. Он заработает деньги для семьи и детей, а его журнал станет символом свободы слова, и лучшие журналисты, которых он знает, честно и открыто будут писать о проблемах страны. А если ему не будут давать работать и станут цензурировать его издание, то он уйдет, причем со скандалом. А власть боится скандала, полагает журналист.

Однако с первых же шагов нашего героя ждет разочарование. У журнала небольшой тираж, а бывшие коллеги, понимая ситуацию, не соглашаются в нем печататься.

Кроме того, нашего героя перестают печатать другие издания, потому что, откуда-то, становится известно о его альянсе с властями. Кроме того, печататься в чужих изданиях – это конфликт интересов со своим собственным.

Далее от окружающих появляются первые иронические усмешки и комментарии.

Но одновременно вносится первый взнос на покупку дома, о котором так давно мечтала жена.

Журналист расстроен, дело идет со скрипом, но тут на помощь снова приходит посланник власти. В уютном ресторане он вновь оплачивает обед и говорит, что с авторами отныне проблем не будет – журналу будут предложены другие аналитики, с которыми можно договориться.

Кроме того, он радует журналиста новостью, что его будут приглашать в аналитические передачи на телеканалах, которые контролирует власть, чтобы пиарить журнал. Он может говорить там что хочет, а приглашают его потому, что его мнение ценно и конструктивно.

Единственная просьба – сесть в зале на скамейку сторонников власти. Это нужно исключительно для того, чтобы помочь разъяснить гражданам ее позицию.

Собеседник, кстати, замечает, что журналисту негоже ездить на такой непрезентабельной машине, а у него есть хороший банк, где можно взять кредит под фантастически низкий процент. За него можно купить «ауди» темного цвета с кожаными сиденьями. Есть один знакомый дилер, который продаст машину с большой скидкой.

Заметим, что человек с прямым взглядом формально не покупает журналиста. Он не сует ему деньги, не произносит слово «цензура», не пишет список нужных тем. Он просто помогает журналисту падать, используя желания и необходимости самого журналиста.

Это самый эффективный ход, потому что нужно, чтобы журналист сам включил механизм самоцензуры, который эффективней любых указаний. Отныне его не нужно контролировать, перелистывая журнал в поисках эзопового языка. Журналист все вычеркнет сам, потому что помнит, кто ему платит не просто деньги, а очень большие деньги.

В теледискуссиях он будет крайне осторожен, а минуты позора компенсируются новым ощущением популярности и узнавания на улице. Однако интрига вокруг него неумолимо развивается. В Интернете появляется информация о его зарплате, что приводит к окончательному расколу с журналистским сообществом, потому что бывшие коллеги не могут простить предательства за деньги, а наш герой окончательно обижается, что товарищи его уже не понимают.

Новый трехэтажный дом и «ауди» цвета «металлик» не показатель, говорит наш герой. Внутри он такой же либерал, как в годы молодости, просто теперь он стал более объективен и учитывает не только общечеловеческие ценности, но и конкретные сегодняшние нужды своей великой Родины, которые ему недавно, под большим секретом, рассказали, но просили не разглашать. А если кто-то его не любит, то они просто завидуют. А может быть, даже не хотят блага своей стране.

И это только один из многочисленных способов коррумпировать журналиста.

Эта же коррупционная схема действует применительно к политологам, но их покупают немного по-другому. Им предлагают создать свой институт или фонд развития чего-нибудь. Достаточно взглянуть на регалии любого госполитолога, как становится понятно, что он руководит каким-то институтом «содействия» или «анализа». Пристальное рассмотрение покажет, что в этом институте два сотрудника: сам политолог и секретарша, она же бухгалтер, она же уборщица двухкомнатного офиса. Иногда она же и любовница политолога. Но это уже за отдельные деньги.

В офисе одиноко стоят сейф, телефон, факс и компьютер. В сейфе хранится круглая печать, которой никто не пользуется, потому что зарплату политолог получает совсем в другом месте. Других предметов политологической жизни в офисе нет, но они и не нужны, потому что политолог проводит большую часть времени «в бою с политическими противниками». Противники определяются кураторами.

Коррумпированные политологи в основном направляются на госканалы в особые пропагандистские программы, где они объясняют, почему власть гениальна, выдумывая такие аргументы, которые иногда поражают даже саму власть.

Политологов периодически возят с президентом за границу, чтобы они объясняли местной прессе, почему президент всегда прав. Иногда их даже пускают в президентский самолет, из-за чего совсем теряется чувство реальности и создается ощущение, что они сопричастны власти и что они не только толкуют ее действия, но и сами творят историю.

Особым отличием подобной категории журналистов и политологов является их уверенность, что нынешний режим вечен и в дальнейшем им никто не плюнет в лицо. Но даже если плюнут, то денег уже заработано столько, что хватит не только на дом и на «ауди», но и на большое количество бумажных одноразовых салфеток, чтобы утереться.

Приглашая тебя сотрудничать, власть вяжет тебя общей ответственностью. И дальше ты не можешь ее критиковать, потому что чувствуешь себя соучастником того, что она делала, хотя ты не соучастник.

Потом власть уходит, оставив себе деньги, а тебе публичный позор, ибо именно ты торчал на экране и писал статьи, защищая ее сомнительные действия. И за это приходится расплачиваться, причем с неожиданной стороны. Удивительно, но именно широкая аудитория печатает на таком человеке клеймо нечистоплотности. Причем это клеймо живет всю оставшуюся жизнь.

Общемировой пример – это Фрэнк Синатра. Слушатели наизусть знают его песни, он считается одним из лучших певцов мира, но после каждой песни вспоминается, что он был связан с мафией и с нечистоплотными политическими кругами.

В России другой пример – известный артист Иосиф Кобзон. При советской власти он был другом генеральных секретарей компартии. Именно он в правительственных концертах пел песни, прославляющие режим. Уже давно нет СССР, зрители любят ходить на концерты Кобзона и сейчас, но, параллельно, осуждают его за комсомольские песни. Удивительно, что его осуждают даже больше, чем Брежнева, а ведь Кобзон только пел, а Брежнев довел страну до стагнации и развала. Но многие люди мечтают, чтобы СССР вернулся, одновременно осуждая Кобзона за то, что он воспевал их мечту.

А вот пример из кино – режиссер Никита Михалков. Он снимает великолепные фильмы, он получил «Оскара», но многие в России его не любят за излишнюю близость к власти и чрезмерную комплиментарность в ее адрес. В результате каждый новый фильм Михалкова, независимо от его качества, рассматривается, прежде всего, как элемент заискивания перед лидерами. А когда Михалков начинает говорить, что он так делает, потому что так думает, подозрения увеличиваются еще больше, потому что так думать противоестественно, считают критики.

Если разобраться, то тут нет ничего удивительного: все знают, что во время предвыборной компании в США известные артисты поддерживают или республиканцев, или демократов. Ну что ж, как говорится, имеют право. Но нужно помнить, что у них совершенно другая мотивация – они это делают, потому что поддерживают политику кандидата, а не из расчета, что когда-то тот, в благодарность, даст им какое-то звание или награду. И не удивительно – в демократических странах власть меняется слишком быстро.

Однако вернемся к журналистам. Осознав, что их купили, они ведут себя по-разному. Некоторые понимают, что гибнут, и находят в себе силы соскочить с иглы государственного счастья. Но чаще они превращаются в чудовищ, на глазах миллионов людей оправдывая преступные действия власти с небывалым энтузиазмом.

Говорят, что настоящий журналист продается только раз. Потом это называется просто работой.

Еще раз подчеркну, что тут речь не идет о конвертах с деньгами, которые кочуют из руки в карман. Все очень пристойно, легально и добропорядочно. Более того, иногда уплачены все налоги. Это как легальная проституция, где стоишь не в грязном переулке, а в престижном борделе с хрустальными люстрами. Но суть не меняется.

Я рассказал вам эти истории и примеры для того, чтобы еще раз напомнить следующее.

Если вы будете журналистом, то вас обязательно попытаются коррумпировать.

Вы ответственны за каждый свой поступок.

Если же вы все же сблизились с властью, то она обязательно использует вас в своих целях.

Когда вы сблизитесь с властью, аудитория обязательно будет ассоциировать вас с этой властью.

Если в вашей программе не будут представлены разные точки зрения, то аудитория навсегда запишет вас в пропагандисты, а потом обвинит в продажности, даже если вы говорили не чужие мысли за деньги, а свои и бескорыстно.

Аудитория простит политикам поворот в их суждениях, но вам никогда, потому что политиков априори считают продажными, а журналистов – порядочными.

Но главный удар продажный журналист обязательно получит от своих хозяев.

Власть цинична, и ей все равно, что с вами будет потом.

Вас вышвырнут, как только вы нарушите негласный договор: власть вам – бонусы, вы власти – беспрекословное оправдание всех ее действий.

Более того, чем вы талантливей, тем больше власть, прогнав вас, будет следить, чтобы вы вновь не появились в эфире.

Она будет делать это так же маниакально, как бывшая жена, которая следит, чтобы муж, по решению суда, не приближался к ее дому ближе чем на сто метров.

Авторитарная власть так же истерична, как разведенные жены.

Поэтому запомните: прежде чем слиться с властью в экстазе, подумайте о последствиях.

Задача политика – борьба за власть.

Вторая задача: если власть получена, последующее обналичивание этой власти.

Третья задача: безопасное отползание к своим активам, которые размещены в тихих и уютных странах, где уже построены виллы и у причала стоят яхты.

Четвертая задача: написание мемуаров, где нужно доказать свою святость и чистоплотность – это для потомков.

У журналиста ситуация другая. Его профессии несвойственно катание на яхте. У журналиста чаще всего нет денег, чтобы ее купить.

Политик легко может жить вдали от своей страны. Он может даже создать правительство в изгнании.

Но журналист не может жить вдали от своей аудитории, поэтому вопрос о сохранении своей совести не праздный.

Однажды к гениальному писателю и поэту Булату Окуджаве пришли домой люди от власти и попросили подписать письмо, в котором осуждался некий человек, которого власть не любила. Им нужно было, чтобы это позорное письмо подписал кто-то из авторитетной интеллигенции. До этого все безропотно подписывали это письмо, потому что помнили о злопамятности власти и рассчитывали на бонусы.

Но Окуджава отдал им письмо обратно и сказал: «Знаете, вас я вижу в первый и последний раз, а со своей совестью мне жить всю жизнь».

Радиостанция «Эхо Москвы» работает двадцать лет. Посчитайте, сколько президентов мы пережили с 1990 года. Это стало возможно только потому, что мы чувствуем у себя наличие совести.

Все, что вы прочитали в этой главе, крайне необходимо понимать человеку, который входит в журналистику.

Более того, все, что тут написано, вы должны принять за аксиому.

Если вы колеблетесь, перечитайте главу еще раз.

Если же вы не согласны с ее содержанием, то значит, у вас другое понимание журналистики.