Текст книги "Разделенные океаном"

– У меня была дочь, очень похожая на вас, – сказал ей Левон. – Ее звали Лариса, и у нее были карие глаза. Но она умерла.

При воспоминании о том, как погибла Лариса, у него перехватило дыхание: ее изнасиловали турки, двенадцать человек, а потом перерезали ей горло. Через неделю он с Тамарой уехал из Армении, страны древних легенд и горьких слез, чтобы не погибнуть вслед за дочерью от рук турок, которые, похоже, вознамерились вырезать под корень все население его отсталой, погруженной во мрак невежества родины.

Сзади недовольно загудели клаксоны. Левон спохватился и влился в поток автомобилей. Прошло уже пять лет с той поры, как они приехали в Америку, пять лет после смерти Ларисы, но Тамара ни на миг не прекращала оплакивать дочь. Глаза его супруги оставались такими же мертвыми и незрячими, как и у этой Анны Мюррей.

Левон вновь заговорил с ней. Он стал рассказывать о себе и о Тамаре, больше не упоминая о Ларисе.

– В Армении я был адвокатом, а теперь хожу в колледж, чтобы сдать экзамен, после которого смогу работать по своей специальности. Тамара, моя жена, была певицей, не профессиональной, но ее часто приглашали петь на свадьбах и в домах наших друзей. Обычно это были народные песни. – С тех пор как они переехали в Америку, Тамара не спела ни единой ноты. Левон представил, как она сидит в их квартире на Гранмерси-парк, ожидая, пока он не вернется домой, и на лице у нее отражается такая скорбь, что у него готово было разорваться сердце.

Не прекращая развлекать свою пассажирку разговором, Левон ехал по темным пустынным улочкам и ярко освещенным, шумным проспектам, полным людей, ресторанов и баров. Некоторые из них будут работать всю ночь. Нью-Йорк был городом, который никогда не спит. При иных обстоятельствах Левон наверняка полюбил бы его. Всякий раз, когда движение замирало, вынуждая его останавливаться, он искоса поглядывал на свою молчаливую пассажирку, но с таким же успехом она могла пребывать в ином мире, поскольку совершенно не замечала его.

– Мы почти приехали, – заметил Левон, когда впереди показалась площадь Вашингтона.

Он вновь спросил себя, к кому на Бликер-стрит едет эта странная девочка. Откуда она приехала? Кто та молодая женщина, что посадила ее в такси? Очень безответственная особа, решил Левон по некотором размышлении. Анну Мюррей нельзя было оставлять одну в ее нынешнем состоянии. Интересно, кто она по национальности? Ему казалось, что Мюррей – шотландская фамилия; впрочем, ручаться в этом он бы не стал.

Левон свернул на Бликер-стрит и остановился у дома номер восемьдесят восемь.

– Мы на месте, – сообщил он.

Когда девочка не подала виду, что поняла его, он вылез из машины и подошел к дому. Музыкальный магазин на первом этаже был закрыт, а у входной двери красовались сразу три кнопки звонков. Левон нажал нижнюю, но никто не вышел, поэтому он нажал вторую кнопку, а потом и третью. По-прежнему никакого ответа. Тогда Левон нажал все три одновременно, слыша, как в здании заливаются трели звонков, но дверь упорно не желала открываться. Внутри никого не было.

Ну и что прикажете делать? Силой вытащить Анну Мюррей из машины и усадить ее на ступеньки в надежде, что скоро кто-нибудь за ней придет? Левон вдруг разозлился из-за того, что с такой красивой и беззащитной юной девушкой обошлись столь беспечно и безответственно: сунули в такси, чтобы отправить туда, где ее никто не ждал. Двое мужчин, вывалившихся из забегаловки на другой стороне улицы, затеяли драку. Какая-то женщина похлопала Левона по плечу:

– Ищешь, с кем бы хорошо провести время, дорогой?

Левон не обратил на нее внимания, сел за руль и поехал прочь. Анна Мюррей по-прежнему сидела на заднем сиденье его автомобиля.

Мэгги вернулась на Бликер-стрит, кипя от гнева. Ее поездка обернулась пустой тратой времени: ее просто не пустили на борт «Королевы майя». Бóльшая часть экипажа, как она подозревала, уже отправилась в город, так что сообщить ей хоть что-нибудь было просто некому. У некой важной личности в форме имелся список пассажиров, которые должны были прибыть завтра, но фамилий тех, кто уже сошел на берег сегодня, у нее не было.

– Обратитесь в транспортную контору, – посоветовал Мэгги этот господин, но к тому времени, как она разыскала, где это, чертово учреждение уже благополучно закрылось. И никаких следов ее племянниц.

Раздраженно топая ногами, Мэгги поднималась по лестнице к своей квартире, и тут заверещал дверной звонок. Кроме нее, в доме никого не было: по ночам Джим Голдберг работал в газете, а балерина, занимавшая квартиру на верхнем этаже, фамилию которой Мэгги так и не смогла запомнить, не говоря уже о том, чтобы произнести, отправилась на гастроли.

Мэгги, громко топая, спустилась вниз, распахнула дверь и недовольно уставилась на посетительницу, женщину примерно ее возраста, в старомодном макинтоше и шерстяной шапочке.

– Мисс Коннелли, здравствуйте, – торопливо заговорила женщина. – Меня зовут Эйлин Татти, я живу тут неподалеку за углом, и моя дочь, Имельда, учится в вашем классе. Я подумала, что мне стоит зайти к вам и рассказать о том, что я видела ваше имя на конвертах, – ну, вдруг это важно.

– На каких конвертах? – похолодела Мэгги.

– Ну, вы же знаете, что я работаю на острове Эллис?

Мэгги не знала об этом, но все равно кивнула, на всякий случай.

– Я исполняю обязанности письмоводителя, и сегодня вечером, как раз перед тем, как я должна была идти домой, нам принесли узел с вещами, оставшийся невостребованным. Внутри оказался паспорт и несколько писем: на обратной стороне были написаны ваше имя и адрес. Я бы принесла их с собой, но мне не позволили. Они были отправлены Молли Кенни в графство Килдэр.

Мэгги пробил озноб.

– А на чье имя был выписан паспорт? Вы не посмотрели?

– Посмотрела, а как же. Он принадлежал Аннемари Кенни. Мистер Скарлатти, инспектор, напишет вам завтра. Она ваша родственница, мисс Коннелли?

– Племянница. Прошу извинить меня, миссис Татти. С вашей стороны очень мило, что вы зашли ко мне, но я должна подняться к себе и хорошенько все обдумать.

Мэгги закрыла дверь и некоторое время стояла, прижавшись к ней спиной, глубоко дыша и едва сдерживаясь, чтобы не закричать во весь голос. Завтра с утра она первым делом пошлет Фрэнсису Кенни телеграмму с требованием объяснить ей, что происходит. И еще она знала, что сегодня ночью не сомкнет глаз.

Левон Зариян открыл дверь квартиры на Гранмерси-парк.

– Тамара, – негромко позвал он. – У меня для тебя сюрприз.

– Что случилось, Лев?

Жена вышла из спальни; ее лицо было заплаканным. Должно быть, сегодня был один из плохих дней, потому что она надела то самое кремовое платье с кружевной отделкой, которое было на ней, когда они нашли Ларису лежащей в луже собственной крови. Тамара закричала и упала на колени рядом с телом дочери. На юбке до сих пор оставались темные пятна. Выбросить платье она отказалась наотрез.

Левон подтолкнул Анну Мюррей вперед – она охотно пошла с ним, когда он протянул ей руку.

– Тамара, любовь моя, я привел тебе другую дочь.

Глава третья

В тот роковой полдень не только вид отплывающей от причала «Королевы майя» с Аннемари на борту заставил Молли лишиться чувств. Ее отвезли на «скорой» в Королевскую больницу на Пемброк-плейс, где и выяснилось, что в результате удара она заработала легкое сотрясение мозга.

– Я хочу оставить вас здесь на несколько дней, чтобы понаблюдать за вами, – сообщил врач Молли после того, как поинтересовался, сколько пальцев он ей показывает, и она ответила, что два, когда на самом деле он выставил всего один. – Ваши родные знают, что вы тут?

– У меня нет родственников в Ливерпуле, – ответила девушка.

– Вы слишком молоды для того, чтобы жить одной, не находите?

Его звали доктор Пэкер, он был невысоким толстячком с ярко-красным лицом и аккуратными бачками.

– Я живу не здесь. – Все закончилось тем, что Молли поведала ему свою историю, умолчав лишь о том, что подвигло ее с сестрой уехать из Ирландии.

Пэкер сочувственно прищелкнул языком.

– И что вы собираетесь делать?

– Найду, где можно остановиться в Ливерпуле, а потом напишу тете и попрошу ее прислать мне денег еще на один билет.

Она отыщет дешевую гостиницу и будет надеяться, что от нее не потребуют оплатить комнату немедленно, а она расплатится по счету, когда получит деньги.

Через три дня Молли выписали из больницы. Голова у нее все еще побаливала, и девушка понимала, что ужасная ошибка, которую она совершила, позволив «Королеве майя» уплыть без нее, будет преследовать ее до конца жизни. Молли сходила с ума от беспокойства об Аннемари, хотя и успокаивала себя тем, что Гертруда Штраус наверняка присмотрит за ее сестрой и будет давать ей сердечные капли. Доктор Пэкер сказал Молли, что у корабельного врача непременно отыщется дигиталис, отчего она снова почувствовала себя полной дурой. Мисс Штраус или кто-нибудь из офицеров корабля побеспокоится о том, чтобы благополучно передать Аннемари с рук на руки тете или доставить сестру к Мэгги домой, если по каким-либо причинам той не будет на пристани.

По словам доктора Пэкера, неподалеку от центра Ливерпуля было множество маленьких гостиниц, так что Молли с легкостью отыщет ту, что ей подойдет.

– Просто ступайте по Лондон-роуд, пока не упретесь в Лайм-стрит, а уж тогда спросите у кого-нибудь, лучше всего, у полисмена.

Лондон-роуд была забита пешеходами; трамваи, отчаянно звеня, катили по мостовой; автомобили рассерженными гудками подгоняли неспешно движущихся лошадок, запряженных в повозки. Молли испытывала странное чувство – она как будто смотрела на себя со стороны, и звуки почти не доходили до ее сознания. Она заставляла себя останавливаться и разглядывать витрины многочисленных магазинчиков, мимо которых проходила, чтобы полюбоваться модной одеждой, туфлями на высоких каблуках, о которых она давно мечтала, игрушечной железной дорогой, которой бы очень обрадовался Тедди, или чертиком из коробочки, который привел бы в восторг Айдана. О, а вот сережки в форме капелек, очень похожие на те, что носила мама. Глаза девушки наполнились слезами; после смерти матери жизнь стала настолько тяжелой, что ее невозможно было описать словами. И пусть оттого, что она была в Ливерпуле совсем одна, Молли чувствовала себя жалкой и несчастной, все-таки это было лучше, чем жить в Дунеатли с Доктором. Она шмыгнула носом и вытерла глаза. Если все получится, как она задумала, через несколько недель она окажется в Нью-Йорке, рядом с Аннемари и тетей Мэгги, и вновь вернется к жизни.

Молли дошла до Лайм-стрит, но вместо того, чтобы подыскать себе скромную гостиницу, остановила какую-то женщину с огромной коляской и поинтересовалась, как пройти на Кросхолл-стрит. Сейчас она отчаянно нуждалась в дружеской поддержке.

У Агаты отвисла челюсть, когда в аптеку вошла Молли. Девушка как раз обслуживала покупателя, который никак не мог решить, какую мазь выбрать.

– Ради всего святого, как ты здесь оказалась? – выдохнула Агата после того, как мужчина ушел. – Я думала, что ты уже пересекла добрую половину Атлантики.

– Я тоже так думала, – ответила Молли, закатив глаза. – По крайней мере, когда прощалась с тобой. Но потом я ушла и опоздала на пароход!

– Провалиться мне на этом месте! – ахнула Агата. – А я была уверена, что у тебя куча времени до отплытия.

– Я тоже, но оказалось, что я все перепутала.

Агата окончательно растерялась.

– А где твоя сестра? – полюбопытствовала она.

– Вот она-то уж точно пересекла половину Атлантики. – Молли с трудом выдавила улыбку.

– Господи Иисусе! А где ты была эти несколько дней?

– В больнице. Меня только что выписали. Похоже, у меня было сотрясение мозга.

– Разве я не говорила, что тебе нужно обязательно показаться врачу, с такой-то шишкой на голове? – На лице Агаты отразилось некоторое самодовольство, оттого что она поставила правильный диагноз.

– Говорила, говорила, – вздохнула Молли. – Надеюсь, ты не возражаешь, что я заглянула к тебе в гости.

Они с Агатой и разговаривали-то не больше получаса, так что теперь Молли казалось, что она поступила слишком самонадеянно, разыскав ее, словно Агата была ее лучшей подругой, с которой они давно не виделись.

– Возражаю?! – фыркнула Агата. – Конечно, я нисколько не возражаю. Если бы ты сообщила мне об этом раньше, я бы навестила тебя в больнице. – Она вышла из-за прилавка. – Ну-ка, присядь и дай посмотреть на твою шишку. – Молли присела, и Агата осторожно раздвинула пряди. – Она стала меньше, – провозгласила девушка. – Шишка, я имею в виду, а не голова. – Агата опустилась на соседний стул. Ее карие глаза за стеклами очков светились сочувствием. – Полагаю, ты сыта по горло тем, что с тобой стряслось.

– Не просто сыта, – вскричала Молли, – я буквально раздавлена!

– И что ты намерена делать?

– Найти дешевую гостиницу, в которой буду ждать ответа от своей тети из Нью-Йорка.

– Ты можешь остановиться у нас, – не раздумывая, заявила Агата, – если только не возражаешь против того, чтобы спать на диване в гостиной. Может, это и не так удобно, как в гостинице, зато это не будет стоить тебе ни пенни.

Семейству Брофи принадлежал дом в районе Уэйвтри, на четыре спальни с большим садом. После того как супруг миссис Брофи погиб на войне, она могла переехать в место подешевле, но…

– Она намерена любой ценой сохранить дом, хоть это и непросто, – объяснила Агата Молли. – По словам матери, это – дело принципа. Она скорее предпочтет, чтобы мы недоедали, но не переедет. Всю одежду мы покупаем на рынке Пэдди; только не вздумай сказать об этом матери, потому что она не хочет, чтобы об этом знали посторонние. По ее мнению, раз уж теперь мы, ее дети, работаем, то и она сможет выйти на работу, и тогда деньги потекут к нам рекой и мы избавимся от своего противного квартиранта.

У Агаты было четыре младшие сестры: Бланш, Кэти, Дора и Эллен, такие же худенькие, как и она сама.

– Хотелось бы мне знать, если бы папа остался жив, родители перебрали бы весь алфавит[12]12
  Имена дочерей миссис Брофи начинаются с первых букв английского алфавита: Agatha, Blanche, Cathy, Dora, Ellen.


[Закрыть] или нет? – подивилась она вслух. – Мне было всего шесть, когда он добровольцем ушел на фронт. Они с мамой ужасно ссорились из-за этого – Эллен только-только родилась, – но он сказал, что это его долг – сражаться за свою страну. И вскоре погиб в битве на Сомме. А ведь у него была отличная работа в пароходстве и отдельный кабинет в здании на Док-роуд, так что мама не привыкла считать каждый грош.

Миссис Брофи оказалась невысокой изящной женщиной. Она приветствовала Молли, появившуюся в ее доме, ласковым поцелуем.

– Агата рассказывала нам о тебе. Она так завидовала тому, что ты едешь в Нью-Йорк. Какая жалость, что все так неудачно обернулось.

Кэти, Дора и Эллен были еще в школе. Бланш, которой исполнилось пятнадцать и которая обещала стать очень высокой, намеревалась стать манекенщицей в одном из крупных лондонских магазинов, но пока подвизалась младшим клерком в какой-то конторе на Пиэр-Хэд.

– Я зря растрачиваю свою жизнь, – заявила она, едва завидев Молли в первый раз. – Я только и делаю, что мотаюсь по всему городу, доставляя письма, подшиваю документы и готовлю чай. Из меня получилась какая-то прислуга за все.

– Тебе очень повезло, что у тебя такая чистая работа, – возразила ей миссис Брофи. – Если бы не связи твоего отца, ты могла бы стать настоящей служанкой. Вот тогда у тебя были бы причины жаловаться.

Очевидно, мистер Брофи и в могиле не утратил своих связей. Кстати, Агата тоже получила работу в аптеке только благодаря тому, что управляющий был дружен с ее отцом.

– А я думала, ты работаешь там одна, – заметила Молли.

– Так оно и есть, хотя на самом деле должно быть иначе. Мистер Джерард уходит в паб, едва тот успевает открыться, и не возвращается до самого закрытия, так что бóльшую часть времени я остаюсь в аптеке одна.

Миссис Брофи вела переговоры с еще одним знакомым ее покойного супруга насчет того, чтобы он пристроил ее тринадцатилетнюю Кэти на летние каникулы официанткой в ресторан на Сент-Джон-стрит. Дора и Эллен вслух задавались вопросом, что она придумает на их счет.

– Поживем – увидим, девочки, – загадочно обронила их мать. – Поживем – увидим.

Квартирант, мистер Уэйнскотт, занимал большую спальню в передней части дома. Он торговал Библиями на улице и вслух читал отрывки из этой книги каждый вечер перед сном.

– Не пугайся, Молли, если в одиннадцать вечера услышишь замогильный голос, цитирующий слова библейского змия или главы Исхода[13]13
  Исход – вторая книга Ветхого Завета.


[Закрыть], – предупредила миссис Брофи. – В общем-то, мистер Уэйнскотт совершенно безобиден. Он всегда вовремя платит ренту, никогда не жалуется на еду, и по большей части его не видно и не слышно.

– После него в туалете стоит ужасный запах, мама, – пожаловалась Дора, – и еще он издает неприличные звуки мягким местом.

– Это оттого, что у него проблемы с кишечником, родная. Просто не обращай на это внимания, как делаю я.

– Не обращать внимания на запах невозможно, мама.

– В таком случае, Дора, зажимай нос, – резко бросила мать. – Бери пример с меня.

В общем, несмотря на все свои тревоги и страхи, Молли была рада остановиться у Брофи. Первое, что она сделала, – написала письма тете Мэгги и Хейзел. Днем Молли помогала по дому и ходила за покупками, а после обеда пришивала пуговицы к перчаткам, заготовки которых сшивала вместе миссис Брофи, получая по шесть пенсов за дюжину.

– Лишнее пенни, Молли, – искренне и безмятежно говорила она. – Перчатки поставляет нам старый друг Роберта. Он всегда следит за тем, чтобы мне доставались самые маленькие размеры, чтобы шитья было поменьше.

После смерти мужа стало решительно невозможно заменить рваный линолеум, истертые ковры, обтрепанные занавески и выцветшие обои, так что дом выглядел довольно убого. На обед подавалось самое дешевое, мелко нарубленное мясо, которое тушилось в просторной холодной кухне с огромным количеством овощей, главным образом картофеля. Блюдо получалось водянистым, а пудинга не было вообще. Тем не менее Молли неизменно восхищалась мужеством миссис Брофи, которая крепко держалась за свой дом. Казалось бы, чего проще – снять дешевое жилище поменьше, но у нее были свои принципы и стандарты, которых она придерживалась, пусть даже это означало необходимость питаться обрезками, как нищие, и не иметь возможности развести пристойный огонь в камине.

В среду, когда рабочий день был коротким, Молли встретила Агату у аптеки и они вместе пошли на дневной сеанс в «Пале де Люкс», кинотеатр на Лайм-стрит, где посмотрели «Маленькую Анни Руни» с Мэри Пикфорд[14]14
  Мэри Пикфорд (1892–1979) (настоящее имя Глэдис Луиза Смит) – знаменитая кино-и театральная актриса, соосновательница кинокомпании «United Artists». Легенда немого кино.


[Закрыть] в главной роли. Места в первом ряду стоили всего одно пенни. Это был первый кинофильм, который увидела Молли.

– Просто великолепно! – восторженно выдохнула она, когда сеанс закончился и они шли к трамвайной остановке.

Агата взяла ее под руку.

– Я буду безумно скучать по тебе, когда ты уедешь. Я уже привыкла к тому, что ты живешь с нами.

– Мне тоже будет тебя не хватать, – призналась Молли. – Но мы можем писать друг другу письма, а потом, когда-нибудь, ты приедешь к нам в гости.

– Я бы с превеликим удовольствием, но пройдет много времени, прежде чем мне представится такая возможность, – вздохнула Агата.

Молли знала, что понадобится не одна неделя, прежде чем ее письмо дойдет до тети Мэгги и та напишет ей ответ, зато весточка от Хейзел пришла очень быстро, всего через каких-то несколько дней. Письмо было написано крупными летящими буквами, такими же большими, как и сама Хейзел. «Как твоя голова, лучше? – спрашивала невестка. – Ох, представляю твое состояние, ты наверняка готова выпороть себя, вот только делу этим не поможешь. Не будь я на восьмом месяце, я бы обязательно приехала к тебе. Финн вне себя от злости на тебя, меня, но особенно на своего отца. Судя по твоим словам, люди, у которых ты остановилась, очень милые…»

В тот день, когда «Королева майя» должна была пришвартоваться в Нью-Йорке, Аннемари не выходила у Молли из головы, и она молилась про себя, чтобы с ее сестрой все было в порядке. Аннемари было всего тринадцать лет, и ее никак нельзя было оставлять одну на произвол судьбы.

Через несколько дней Хейзел написала Молли снова. На сей раз письмо было коротким: «Финн в субботу приезжает в Ливерпуль и хочет встретиться с тобой. Его паром прибывает в десять часов утра».

В субботу Молли отправилась на встречу с братом, спрашивая себя, чего ради ему вздумалось приехать в Ливерпуль. Она надеялась, что не для того, чтобы убедить ее вернуться в Дунеатли. Впрочем, вскоре она обнаружила, что неожиданное появление Финна объясняется другими причинами, куда более серьезными.

Прошло две недели и четыре дня с того момента, как «Королева майя» отплыла в Нью-Йорк, когда на ирландском пароме в Ливерпуль прибыл Финн Кенни. Погода за это время улучшилась. Было по-прежнему холодно, но на ясном синем небе ярко светило солнце, отчего поверхность реки Мерси искрилась золотистыми брызгами. Над водой в тщетных попытках найти еду кружили чайки, оглашая воздух скорбными воплями. Финн уже дважды бывал в этом городе, но на сей раз его визит будет далеко не таким приятным, как прежде.

Сестра Молли встретила его на пристани, и они зашли в кафе с высоким потолком и голыми выскобленными столами неподалеку от Пиэр-Хэд. Из кухни долетал восхитительный запах жареной ветчины. Но Финн проигнорировал его и заказал чаю для себя и сестры. Помимо скучающей официантки и того, кто жарил ветчину, в кафе, кроме них, больше никого не было.

Оба молчали до тех пор, пока им не подали чай.

– Что за человек твоя подруга, у которой ты остановилась, Молл? – вдруг спросил Финн.

– Ее зовут Агата Брофи, – ответила Молли. – Мы познакомились в аптеке, где я покупала дигиталис для Аннемари. Агата католичка, как и все в ее семье, и вообще, они очень милые люди.

Финн слегка нахмурился, но, похоже, остался вполне удовлетворен ответом. Молли сильно похудела с тех пор, как они виделись в последний раз, и он надеялся, что семейство Брофи не экономит на еде для нее, но сейчас его куда больше беспокоила вторая сестра.

– Знаешь, Молл, – строго начал Финн, – ты должна была рассказать нам об отце, когда он в первый раз… – Он смешался, подбирая слова. – Когда он в первый раз сделал то, что сделал. Если бы ты так поступила, с Аннемари ничего бы не случилось.

Бледные щеки Молли порозовели.

– Теперь я это понимаю, Финн, – жалобным голоском произнесла она. – Но мне не хотелось никому доставлять неприятности. В первый раз это случилось вскоре после смерти мамы. Все и так были расстроены, и я не хотела усугублять ситуацию.

– Единственный, кому стало бы хуже, если бы я узнал обо всем, был бы наш отец, – горячо заявил Финн. Он был потрясен до глубины души, узнав, какое непотребство творится в его семье, а он ни о чем не подозревает. Он был честным и порядочным молодым человеком, и поведение отца вызвало у него глубочайшее отвращение. – Я бы сказал ему, что, если он еще хотя бы раз дотронется до тебя, я изобью его до полусмерти, отец он нам или нет. – Финна буквально трясло от гнева. – На следующий же день я отправился к нему и потолковал с ним по-мужски – Хейзел рассказала мне обо всем после того, как получила твое письмо, в котором ты сообщила ей, что опоздала на пароход. – И с тех самых пор они ссорились не переставая; Финн желал знать, почему Хейзел ничего не сказала ему раньше, а она отвечала, что обещала сохранить случившееся в тайне. – А до того момента я не находил себе места от беспокойства за вас, не зная, куда вы подевались.

– И что сказал тебе Доктор?

– Что ему очень жаль.

Однако он ни о чем не жалел, во всяком случае поначалу. Он просто удивился тому, что, оказывается, это из-за него его дочери сбежали из дому, хотя на лице его отразилось некоторое смущение, когда сын обвинил его в изнасиловании и рассказал, в каком ужасном состоянии пребывает Аннемари. Финн никогда особенно не любил своего папашу, у него буквально руки чесались врезать как следует по этой высокомерной, надменной физиономии. Если бы не младшие братья, ноги бы его в этом доме больше не было.

– Ты можешь не беспокоиться, Молл. Он не посмеет тронуть тебя и пальцем, когда ты вернешься домой. – А если попробует, то будет иметь дело с ним, Финном, не говоря уже о Хейзел, которая грозилась заявить на свекра в полицию.

– Нет, Финн, домой я не вернусь, – Молли содрогнулась при одной мысли об этом. – Я больше не желаю видеть Дунеатли. Я хочу поехать в Нью-Йорк и быть рядом с Аннемари. Я написала тете Мэгги в тот же день, что и Хейзел, и попросила ее прислать деньги на адрес Агаты. В нашем чемодане лежат тридцать шесть фунтов. Это то, что осталось от маминого наследства после оплаты билетов. Как только я получу деньги, я ближайшим пароходом отправлюсь в Нью-Йорк.

Финн накрыл ее руку своей и легонько сжал, понимая, что ему предстоит сообщить ей крайне неприятные новости.

– Мне очень жаль, Молл, но Аннемари не доехала до тети Мэгги, – мягко сказал он. – Мэгги прислала телеграмму на следующий же день. С тех пор она не прекращает поиски Аннемари, но пока безрезультатно.

– Дева Мария, Матерь Божья! – Молли истово перекрестилась и залилась слезами, отчего официантка с недоумением уставилась на нее. – Что с ней случилось? – всхлипывая, запричитала она.

– Не знаю, сестренка. – Финн вновь сжал ее руку. – Завтра я отплываю в Нью-Йорк из Саутгемптона, чтобы помочь в ее поисках. Мэгги уже обратилась во все больницы, а теперь подключила к делу и полицию. Вчера вечером я разговаривал с ней по телефону. Я звонил ей из своего офиса в Килдэре, а она спустилась к аппарату, который находится в магазине под ее квартирой. – Он до сих пор не оправился от изумления, которое вызывали в нем современные технологии, хотя и страшился представить, во сколько ему обойдется этот звонок.

– Я могу поехать в Нью-Йорк с тобой, Финн?

– Нет, Молл, извини, – решительно ответил он. – Ты будешь только мешать.

Молли шмыгнула носом.

– С нами в каюте была одна немка, Гертруда Штраус. Не знаю почему, но я уверена, что она позаботится об Аннемари. Она показалась мне очень доброй женщиной.

– А еще кто-нибудь был с вами в каюте, сестренка?

– Одна девушка по имени Оливия Рэйнес. В общем-то она мне понравилась, но она из тех, кого Нанни называет «кошелками». Мисс Штраус обвиняла ее во всех смертных грехах.

Финн молча кивнул. Он не хотел, чтобы сестра узнала о том, что Мэгги установила: некую молодую женщину, по описанию очень похожую на Аннемари, поместили в больницу на острове Эллис, где впоследствии был найден и ее паспорт. Когда Мэгги примчалась туда, девушка уже куда-то исчезла; ее забрала молодая женщина, предъявившая паспорт Молли. А Аннемари зарегистрировали в больнице под именем Оливии Рэйнес. Похоже, настоящая Оливия использовала обеих сестер для каких-то темных, неведомых делишек.

– У тебя есть деньги, сестренка?

– Нет. У меня в кошельке оставалось всего несколько шиллингов, но я их истратила. – Молли опустила голову. – Остальное лежало в чемодане. Полагаю, все деньги пропали вместе с вещами.

– Мэгги не заикнулась о них, так что, наверное, ты права. Вот, возьми. – Финн дал ей пять банкнот по десять шиллингов. – Я пришлю тебе еще, когда вернусь домой. Наверное, и одежды у тебя нет?

– Только то, что на мне, Финн.

Молли выглядела такой несчастной, что ему страстно захотелось убить их отца и эту Оливию Рэйнес заодно, попадись она ему в руки.

– Хейзел упросила Шинед Ларкин сшить тебе платье за один день. Твои мерки у нее были. Оно лежит у меня в чемодане вместе с другими вещами.

– Спасибо тебе, Финн, – поблагодарила его сестра. – Как там Хейзел? Я забыла спросить. Ребенок должен родиться через несколько недель, верно?

– Хейзел все цветет, а малыш должен появиться на свет в середине апреля. – Финн до сих пор не мог поверить в то, что вот-вот станет отцом. – Если родится мальчик, мы назовем его Патриком, а вот насчет имени девочки мы пока не сошлись во мнении.

Ему нравилось имя Дейрдра, а Хейзел предпочитала имя Джеральдина, тогда как его от этого имени тошнило. И они до сих пор спорили, так и не придя к компромиссу. Финн вздохнул. Ему вдруг захотелось вновь оказаться в своем маленьком коттедже в Дунеатли вместе с женой, которую он обожал. Он признался себе, что мысль о том, что в самом скором времени ему придется бродить по чужому, незнакомому городу на другой стороне земного шара в поисках сестры, не вызывает у него особого воодушевления. Но другого выхода не было. Финн искренне любил обеих сестер и надеялся во что бы то ни стало отыскать Аннемари за неделю, которую он проведет в Нью-Йорке. Домой он рассчитывал вернуться до рождения первенца.

Она стояла на платформе и махала вслед брату, пока поезд под перестук колес не скрылся в клубах дыма. Это было еще хуже, чем смотреть, как отходит от причала «Королева майя», потому что Аннемари пропала, и во всем была виновата она, Молли! Она и прежде терзалась угрызениями совести, но это было ничто в сравнении с тем, что она испытывала сейчас.

Глубоко вздохнув, Молли побрела в дамскую комнату ожидания, где в камине горел жаркий огонь. Здесь сидели еще несколько женщин с чемоданами у ног, и она вспомнила о пакете, который держала под мышкой, – в нем лежало ее новое платье и «кое-что еще». Заглянуть в него Молли не удосужилась: сейчас ей было совершенно все равно, как выглядит ее новое платье и что означает это самое «кое-что еще».

Что же ей делать? Пройдет целая вечность, прежде чем Финн вернется, но, по крайней мере, он пообещал прислать телеграмму на адрес Брофи, когда Аннемари найдется – если она найдется. Молли охватил ужас, когда она на миг представила себе, что больше никогда не увидит сестру. К этому времени Аннемари могла оказаться в другой части Америки. Ее могли похитить и убить – и даже сейчас существовала вероятность, что она уже мертва.

– Ох! – застонала Молли вслух, но тут от черных мыслей ее отвлекла женщина в шубке, которая ворвалась в комнату ожидания, волоча за собой маленького мальчика.

– Я больше никогда не возьму тебя с собой по магазинам. Вечно от тебя одни неприятности! – крикнула она и с размаху толкнула малыша на одну из деревянных скамеек, что тянулись вдоль стен по периметру комнаты. – Сиди смирно и только попробуй пошевелиться!

Ребенок, которому на вид было года два или три, заплакал. Тогда женщина ударила его по лицу с такой силой, что он испуганно вскрикнул от боли. Остальные женщины в комнате осуждающе зароптали.

– Это уже лишнее, – пробормотала одна.

Особа в шубке метнула в нее злобный взгляд и ударила мальчика по другой щеке. Он вновь вскрикнул от боли.

Молли вскочила на ноги.

– Он же совсем еще малыш! Как вы можете обращаться с ним таким образом? Постыдились бы!