Текст книги "Настоящая фантастика – 2012 (сборник)"

Проигрыш в лунной «гонке» подорвал еще один фундаментальный столп советской идеологии. С определенного времени – где-то сразу после сталинского Великого Перелома – в Советском Союзе стало подразумеваться по умолчанию, что поскольку марксизм-ленинизм-сталинизм является не просто еще одним диалектическим учением, а строгой наукой, обладающей предсказательной функцией, то истинные коммунисты, познавшие его, могут в прямом смысле видеть будущее. Скоро они окончательно разработают «теорию исторических последовательностей» и смогут предсказывать события с точностью до пары лет. И, разумеется, не вызывало сомнений, что как бы оно там ни развивалось на местах, но в конце «исторической последовательности» находится коммунизм.

Применить эту идею к проблематике инопланетных цивилизаций догадались не сразу. Долгое время преобладало мнение Алексея Толстого, высказавшего в «Аэлите» (1923) гипотезу, что большевистская революция – достояние исключительно земное, что на Марсе, скорее всего, царит унылая технократия фашистского образца, с которой нам не по пути. Мнение было настолько популярным, что даже в 1940 году мы находим повесть Бориса Анибала «Моряки вселенной», фактически повторяющую идеи, изложенные в «Аэлите».

Пожалуй, первым, кто додумался до гипотезы, что если цивилизации на других планетах появились раньше земной, то они давно должны прийти к коммунизму, был Сергей Беляев – в небольшой повести «Десятая планета», опубликованной в 1945 году, он описывает инопланетный мир, в котором, преодолев фашистов, гуманоиды построили коммунизм. Однако достоянием широких масс эта гипотеза стала после романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», публикация которого удачно совпала с запуском первого искусственного спутника Земли (1957). Фантастика вдруг стала реальностью – в романе описываются огромные искусственные спутники, и вот один такой спутник уже попискивает над планетой, запущенный не где-нибудь, а именно в СССР. Кто может устоять от того, чтобы провести линию между двумя точками и экстраполировать эту прямую в будущее? В Советском Союзе уж точно никто не устоял. Даже Ефремов, который, как любой фантаст, знал истинную цену вымыслу, не удержался и в последующих переизданиях «Туманности…» приблизил описываемый мир к родному ХХ веку на пару тысяч лет.

Нельзя сказать, что гипотеза Беляева – Ефремова стала магистральной (мы помним самых разных инопланетян в советской фантастике послевоенного периода: зловещих диктаторов и вороватых олигархов, бездушных похитителей тел и отвязных авантюристов), но отказать ей в главенстве вряд ли вправе. Ведь помимо фантастики мы читали напичканные восклицательными знаками и идеологическими клише статьи, в которых многократно повторялось, что поскольку советский народ – самый прогрессивный народ в мире, он скоро покорит чужие миры. А в реальности – вот вам «Аполлон-11» и вот вам Нейл Армстронг с его «гигантским скачком для человечества».

Впечатляющие победы на орбитах, казалось, намертво спаяли советскую космонавтику и советскую идеологию, но коварные американцы вбили между ними большой звездно-полосатый флаг.

История всегда повторяется – и часто как фарс.

Сегодня отечественные фантасты пишут о космонавтике намного больше, чем во времена СССР. Но что это за космонавтика? Если отбросить отдельные «альтернативно-исторические» тексты, в которых Юрий Гагарин первым высаживается на Луну, а инженер Лось вторично летит на Марс, то можно уверенно сказать, что в современной русскоязычной фантастике преобладает «космическая опера» (space opera) – то есть поджанр приключенческой фантастики, придуманный и значительно развитый коварными американцами еще в первой половине ХХ века. Собственно, сам термин ввел Уилсон Такер в 1940 году, однако к тому времени существовали целые эпопеи, которые можно было отнести к означенному поджанру (романы Эдгара Р. Берроуза о Джоне Картере, циклы Эдварда Э. «Дока» Смита о «Космическом жаворонке» и «Ленсменах», романы Эдмонда Гамильтона о «Межзвездном патруле» и тому подобное).

«Космическую оперу» традиционно относят к научной фантастике (видимо, за традиционное наличие звездолетов), однако по сути она может быть отнесена к чему угодно, но только без приставки «научный». В классической «звездной опере» действие происходит в отдаленном будущем и обычно на других планетах. Земляне расселились по Галактике, повстречав по дороге «братьев по разуму» – с одними у них сложились дружеские и экономически выгодные отношения, с другими, наоборот, пришлось вести войну на полное уничтожение. Сюжет классической «звездной оперы» обычно прост, уступая в этом даже народным сказкам, и вертится вокруг какого-нибудь конфликта, обретающего ближе к финалу поистине вселенские масштабы. В центре повествования – положительный мужественный герой в компании забавных приятелей; среди них почти всегда присутствуют великий ученый, отвечающий за спецэффекты, и «дама сердца», которую периодически приходится вытаскивать из разных передряг, что позволяет герою продемонстрировать свои лучшие качества. Имеет ли «космическая опера» хоть какое-то отношение к реальной космонавтике? Разумеется, нет. Как правило, в описываемой вселенной даже элементарные законы физики не соблюдаются – автор без труда жертвует ими ради спецэффектов. «В моем фильме планеты бабахают!» – гордо заявил Джордж Лукас, снявший культовые «Звездные войны», и был, несомненно, в своем праве.

О технологической достоверности тут можно и не говорить. По таким же лекалам строится и жанр фэнтези – но с тем принципиальным отличием, что действие происходит в волшебном мире, функции ученого выполняет маг, а нишу звездолетов занимают драконы. Посему «космическую оперу» часто относят к «антуражной» фантастике, ведь, в сущности, при своей примитивности она привлекает только антуражем, построенным на гиперболизации достижений землян, которую ограничивают разве что пределы фантазии автора – если этот антураж заменить на фэнтезийный, в самом тексте мало что поменяется.

Я хорошо помню, как ругали «космическую оперу» советские литературные критики. За «легковесность», за «малодушие», за желание «перенести Дикий Запад на галактические просторы». В те времена подобные филиппики вызывали у любителей фантастики смех: сначала дайте нам почитать «космическую оперу» (публикации даже классических произведений этого поджанра находились в СССР под твердым цензурным запретом), а потом мы сами решим, хорошо оно или плохо. Однако нынче стало не до смеха. «Космическая опера» практически вытеснила в России фантастику о «реальной» космонавтике – то есть такую, где законы физики стоят нерушимо, где распространение человеческой цивилизации не выходит за границы Солнечной системы, где описываются технологии настоящего или ближайшего будущего, где действуют современные нам персонажи, а не супергерои в экзоскелетах на межзвездных дредноутах. Причем российская «космическая опера» умудрилась позаимствовать все родимые пятна западной и прежде всего – тенденцию к архаизации будущего.

Разумеется, в общем вале романов и эпопей довольно часто попадаются откровенные дубликаты, на грани плагиата копирующие западные образцы «космической оперы». Но нас в данном случае интересуют прежде всего тексты, в которых так или иначе представлены соотечественники, то есть персонажи, говорящие на русском языке и соотносящие себя с русской культурой. И, разумеется, имеет смысл рассматривать не худшие, а лучшие образцы жанра.

Из множества «космических опер», издаваемых сегодня в России, я выделил бы четыре эпических цикла: Александра Зорича «Завтра война» (2003–2008), Дмитрия Володихина «Мир Лабиринта» (2003–2007), Генри Лайона Олди «Ойкумена» (2006–2011) и Николая Романова «Избранник» (2006–2011). Все это, подчеркну, довольно качественная фантастика с интересными вселенными и оригинальными сюжетами, читать которую не стыдно.

Во вселенной Александра Зорича описано человечество XXVII века, вышедшее на просторы Галактики (Сфера Великорасы) и вступившее в контакты с инопланетными цивилизациями. Причем несомненным лидером является Российская Директория, за которой остальные земные нации следуют в кильватере. Конечно же, очень скоро начались межзвездные войны – причем главным врагом человечества оказались не инопланетяне, а религиозные фанатики из Конкордии, которая некогда отделилась от Объединенных Наций. Надо отдать должное Зоричу – он с иронией относится к этим гипотетическим построениям, что подчеркивается введением в ткань повествования некоего объективного «феномена ретроспективной эволюции», оказывающего влияние на идеологию и мировоззрение землян. В крайних случаях действие феномена приводит к курьезным последствиям: например, в Сфере Великорасы можно найти планету Большой Муром, общество на которой карикатурно слеплено по образу и подобию язычески-старообрядческой Руси.

Мир, придуманный Дмитрием Володихиным, выглядит более «насупленным», поскольку автор намеревался написать не веселый боевик, а полноценную утопию. Только вот получилась она довольно своеобразной. Действие происходит в ХХII веке, и вновь человечество осваивает чужие миры при активном участии Российской Империи, восстановленной в 2039 году. И вновь приходится воевать – с Аравийской лигой, которая претендует на внеземные территории. Причем описанные баталии больше напоминают морские сражения Второй мировой, нежели реальный космический бой. Но куда важнее, что, колонизируя землеподобную Терру-2, русские тут же устраивают средневековое «Чистое княжество». А еще важнее и примечательнее, что автор не видит положительных персонажей вне православной или католической церкви.

Цикл романов, объединенных под названием «Ойкумена», его автор Генри Лайон Олди с намеком представляет как «космическую симфонию». На этот раз перед нами не просто отдаленное, а очень далекое будущее. Земляне расселились по Галактике с помощью досветовых технологий, а затем был открыт – догадайтесь с трех раз! – «гиперпереход». Колонии, выросшие в полноценные цивилизации, начинают устанавливать связи друг с другом, и быстро выясняется, что все они в той или иной степени деградировали, спустившись по лестнице социальной эволюции на много ступенек вниз: во многих мирах процветает рабовладение, есть планеты, застывшие в античности, средневековье и монархии самого кондового образца, имеется и своя Великая Помпилианская (aka Римская) Империя. И, конечно же, во вселенной Ойкумены можно отыскать дорогие нашему сердцу осины, пустившие корни на планете Сечень, – патриархальная «идиллия» начала XIX века с прогрессивными помещиками и добродушными крепостными. При этом имперско-рабовладельческий уклад легко сочетается с высокими технологиями за счет магических манипуляций – оказывается, люди будущего научатся конвертировать «внутренний огонь» в энергию движителей. От реальной науки и космонавтики такая техномагия столь же далека, как от нас Туманность Андромеды, но опять же все привычно списывается на специфику жанра, и с этим, увы, не поспоришь.

В эпопее «Избранник», предложенной вниманию читающей публики Николаем Романовым, мы видим Галактику, покоренную Росской Империей (это не опечатка!), которая противостоит Великому Мерканскому Ордену (тоже не опечатка – куда ж нам без коварных мерканцев?). В центре многотомного повествования – судьба спецназовца Остромира (Осетра) Приданникова, который бодро дорос до императора, и его возлюбленной княжны Яны. Антураж – антигравитационные двигатели, глайдеры, защитные поля, межзвездные фрегаты на фоне светских раутов, балов, аудиенций, подковерных интриг знати и прочих «гимназисток румяных, от мороза чуть пьяных». И опять же автор имеет полное право на такое представление будущего – в конце концов, он честно сообщает, что пишет фантастику, а не футурологический трактат.

Как видите, современные русскоязычные фантасты подводят, осознанно или нет, читателя к мысли, что если когда-нибудь россияне приступят к колонизации иных миров, они будут раз за разом воспроизводить архаичные общественно-политические уклады: от языческой Руси до монархической Российской империи.

И все бы ничего – в конце концов, в рамках обсуждаемого поджанра подобное не только допустимо, но и приветствуется, – если бы «космическая опера» не доминировала в нашей «научной» фантастике, оттеснив на задворки все остальное. Причина доминирования проста: молодому читателю, к которому обращена «космическая опера», хочется верить в лучшее будущее; он мечтает о наступлении эпохи, в которой Россия преодолеет кризисы и станет ведущей державой, распространившей свое влияние на дальний космос. И за это обещание он готов принять любую, сколь угодно архаичную, форму грядущего мироустройства, благо фантасты постарались добавить к своим умозрительным схемам призрачное очарование романтики.

Получается, на наших глазах формируется новая утопическая иллюзия, в которой образы жесткого будущего умело заменены на патриархальную пастораль, с той лишь поправкой, что роль пастушков в ней играют бравые космические пилоты и космодесантники, – однако суть-то от поправки не меняется.

Совершенно очевидно, что популярная «космическая опера» никак не способствует развитию российской космонавтики в смысле идеологической поддержки. Подобно тому, как советские фантасты подогревали завышенные ожидания читающей молодежи, рисуя грядущий космический прорыв, русскоязычные писатели XXI века открыто постулируют тезис о неизбежности грядущего триумфа за счет «ретроспективной эволюции». Вместо прогресса в качестве путеводного маяка утверждается регресс. «Да здравствует феодализм – наше светлое будущее!»

И после этого фантасты еще смеют негодующе вопрошать, почему ракеты взрываются все чаще, а спутники падают все ближе!

Какую же модель можно предложить в качестве альтернативы искусственной архаизации будущего в фантастических романах? И существует ли такая модель?

Строить футурологические концепции – хотя и очень увлекательное, но в большинстве случаев совершенно бесплодное занятие. Слишком часто футурологи ошибаются. Хрестоматийной стала история о французском футурологе XIX века Альбере Робиде, который предсказал, что с развитием гужевого транспорта в ХХ веке улицы европейских столиц будут завалены конским навозом. Прогресс всякий раз обманывает таких прорицателей, предлагая качественное решение количественных проблем – в конкретном случае лошадей сменили автомобили и электротранспорт. Но иногда удается сделать удивительно точный прогноз.

В качестве примера удачной прогностической системы можно привести теорию «больших циклов экономической конъюнктуры», разработанную российским экономистом Николаем Дмитриевичем Кондратьевым в 1920-х годах. Анализируя большой массив исторических данных, накопленных за полтора века, ученый обнаружил, что любая экономика, основанная на товарно-денежных отношениях, развивается с циклом в 40–60 лет. Завершение цикла сопровождается мощнейшим экономическим кризисом, который сотрясает основы государственности всех вовлеченных в рыночную экономику держав. Благодаря этой эмпирической теории Кондратьев сумел очень точно предсказать Великую депрессию 1929–1933 годов и мировой кризис 1973–1975 годов. В настоящее время мы входим в очередной «кондратьевский» кризис, пик которого придется на 2013–2015 годы, что уже становится очевидным: к тому времени внешние и внутренние долги развитых государств достигнут таких астрономических величин, что потрясений и дефолтов не избежать. То есть теория работает.

Впрочем, паниковать не надо – цивилизация пережила все предыдущие кризисы, переживет и текущий. Нас в этой связи интересует другое. Кондратьев разделил циклы на две фазы: «повышательную» и «понижательную», каждая из которых имеет свои особенности. В частности, «повышательная» фаза начинается сразу после кризиса и характеризуется глубоким изменением всей жизни капиталистического общества. Одной из причин изменений становятся научно-технические нововведения.

В «повышательной» фазе первого цикла, выявленного Кондратьевым, это были развитие текстильной промышленности и производство чугуна, изменившие уклад общества. В «повышательной» фазе второго цикла началось строительство сети железных дорог, которые позволили освоить новые территории и преобразовать сельское хозяйство. В «повышательной» фазе третьего цикла произошло широкое внедрение электричества, радио и телефона.

Кондратьев сделал предположение, что вскоре грядет «нефтяная» революция – именно она станет движущей силой цивилизации в четвертой «повышательной» фазе. Сегодня мы знаем, что он был прав: начиная с середины 1940-х годов автомобили, двигатели внутреннего сгорания и нефтепереработка уверенно захватили все сферы жизни, нефть стала кровью цивилизации, обеспечивая не только транспортные, но энергетические нужды. Самое важное – нефть сделала возможными и космические полеты.

Обратите особое внимание на этот факт. Теория космических полетов зародилась в конце XIX века, и уже в 1903 году Константин Циолковский показал, что углеводороды могут быть использованы в качестве топлива для космических ракет, но только возникновение развитой «нефтяной» цивилизации на «повышательной» фазе четвертого «кондратьевского» цикла привело к тому, что от теории конструкторы перешли к практике. Однако к концу цикла, то есть к началу 1970-х годов, ее возможности в этой сфере оказались исчерпаны – американская лунная программа «Аполлон» проходила на пределе технических возможностей того времени. Выше своей головы «нефтяная» цивилизация прыгнуть попросту не могла.

Дело в том, что именно тогда во весь рост встали проблемы автоматического управления, надежной связи и обработки информации. Технологические системы усложнились настолько, что громоздкие ламповые компьютеры, которые ко всему прочему еще и часто перегорали, в принципе не удовлетворяли возросшим требованиям. Но тогда же появились и предпосылки для качественного решения количественных проблем: в 1964 году появился первый серийный микрокомпьютер PDP-8; в 1967 году корпорация IBM выпустила первую дискету; в 1968 году родилась компания «Intel» и была запатентована компьютерная «мышь»; в 1969 году заработала первая компьютерная сеть ARPANET; в 1971 году создан первый микропроцессор Intel-4004 на полупроводниковом кристалле. Все это были единичные и очень дорогие образчики, представлявшие интерес только для ученых и узких технических специалистов. А потом грянул «кондратьевский» кризис, мировая экономика рухнула, доллар обесценился, утратив золотое «содержание», и тут же началась новая научно-техническая революция, которая через много лет получит название «информационной».

Сегодня мы вовсю пользуемся плодами этой революции: «мобильники», GPS-приемники, домашние компьютеры, планшетные компьютеры, карманные компьютеры, ноутбуки, нетбуки, электронные платежные карточки, вездесущий Интернет, цифровое телевидение на тончайших жидкокристаллических экранах, накопители информации на миниатюрных флешках – список можно продолжать и продолжать. На повестке дня – «облачные» серверы, бесплатная высокоскоростная связь, квантовые компьютеры и домашние роботы. Кое-кто уже переживает, что мы используем информационные технологии с малой эффективностью. Дескать, стандартный айфон по вычислительной мощности давно обошел лунную программу «Аполлон», а обыватели не придумали для него ничего умнее бессмысленных игр типа «Тетриса». На самом деле то, что могла дать информационная революция космонавтике, она ей уже дала. Из всех достижений последнего времени я выделил бы одно, но весьма значимое. Летом 2003 года на Марс отправились американские планетоходы «Спирит» и «Оппортьюнити». Планировалось, что в лучшем случае они проработают на поверхности Красной планеты 90 дней, однако «Спирит» проработал шесть лет, а «Оппортьюнити» продолжает функционировать до сих пор! Планетоходы передали с Марса терабайты информации, десятки тысяч прекрасных снимков, которые с небольшой задержкой выкладывались в Интернет, что позволило привлечь к их изучению сотни сторонних специалистов и миллионы простых пользователей. Научное исследование Солнечной системы в одночасье стало доступным даже для тех, кто никогда не собирался в космос. Разве это не революция? Да, революция, однако это и та самая «голова», выше которой информационным технологиям не прыгнуть. Конечно, еще будут интересные миссии с использованием межпланетных аппаратов. Благодаря им мы недавно увидели с близкого расстояния спутники Сатурна, Меркурий и астероиды, скоро увидим Цереру и Плутон. Только вот ничего принципиально нового межпланетные аппараты уже не сделают – они будут работать все дольше и передавать информации все больше, они картографируют планеты и доберутся до самых дальних «уголков» Солнечной системы и, возможно, отыщут какие-то иноземные формы жизни, они невероятно расширят наши знания о Вселенной. Однако чего стоят все эти знания, если сам человек останется на Земле?..

Давайте взглянем на межпланетные аппараты с высоты стратегии космического развития нашей цивилизации, оставив их научную ценность в стороне. Мы увидим, что по сути они нужны только для решения двух главных задач: разведка «местности» и отработка технологий связи и управления на больших дистанциях. Решение первой задачи необходимо для того, чтобы четко понимать, куда и зачем человеку лететь в первую очередь, с какими трудностями он там встретится. Решение второй – для того, чтобы снабдить пилотируемый корабль всеми необходимыми в таком рейсе системами, надежность которых будет гарантирована предшествующей эксплуатацией аналогов.

Увы, приходится признать: человек пока не готов лететь к соседним планетам. Нефтяная и информационная революции много дали космонавтике, но мы пока в самом начале трудного пути. Должны произойти еще как минимум два потрясения основ человеческого общества, случиться еще две научно-технические революции, прежде чем земляне смогут приступить к планомерному освоению Солнечной системы. К счастью, прогресс не стоит на месте, а циклы Кондратьева неумолимы. Новый дивный мир уже не за горами.