Текст книги "Игрок"

Глава 5

Гриффин не хотел обедать с Ларри Леви. В одиннадцать можно было еще отменить встречу, тогда Леви был бы вынужден обедать в одиночестве или звонить кому-нибудь, говоря, что у него неожиданно освободилось время. И тогда на протяжении всего обеда Леви не переставал бы думать, с какой знаменитостью встречается Гриффин. Но шутка насчет Клинта Иствуда лишила его такого преимущества.

Он внушал себе, что представляет такую же угрозу для Леви, как Леви для него, что Леви знал – его взяли в качестве случайной карты, а не короля. Ресторан, который выбрал Леви, сияющая хромом итальянская кухня на Мелроуз, не был банальным выбором, как «Ле Дом» или «Гриль», где часто обедали люди из Голливуда. Гриффин понял, что обед не задумывался как публичное мероприятие. Теперь уже всем было известно, что Леви пригласили на студию, и им бы не дали поесть спокойно. Леви хотел поговорить. До этого момента Гриффин не понимал, что Леви боится предстоящей работы. У Гриффина не было никакой особой тактики предстоящей беседы, которая могла бы помочь устоять перед натиском Леви; однако, принимая во внимание его неуверенность в себе, можно было нескучно провести время.

Леви уже был в ресторане, когда пришел Гриффин. Официантка, худая женщина в черном, провела Гриффина к столику во втором зале. Гриффин знал ее по ресторану в Беверли-Хиллз, где она тоже встречала посетителей. Пока они шли к столику, она сказала Гриффину, что они с шеф-поваром купили этот ресторан. Гриффин сказал: «Мои поздравления», и почувствовал зависть к этой женщине. Он спросил себя, почему он ей завидует, и сам себе ответил: потому что она создала бизнес на пустом месте.

Леви стал подниматься, и Гриффин знаком попросил его не вставать. На нем был темно-синий костюм, слишком теплый для дневного времени, но с утра было прохладно. Он был высоким и подтянутым, как человек, работающий с личным тренером. Гриффин, имевший фунтов двадцать лишнего веса, смотрел на него с завистью. Но Леви явно не повезло с носом: тот был слишком мал для его лица, хотя и довольно правильным сам по себе. В сочетании с густыми темными бровями и редкими волосами он придавал ему не то мрачный, не то глупый вид.

– Знаете, вам не придется носить костюмы, когда вы начнете работать на студии. Левисону нравятся спортивные пиджаки. – Хорошее начало.

– Я сдам их на хранение на склад, пока студию не приобретет какая-нибудь нефтяная компания и они не захотят обновить имидж руководящих работников.

– Это последние новости? Нас собирается купить «Мобил»?

– Кто знает. Иногда я думаю, не вернуться ли в коммерческий отдел. После слияния производство всегда страдает, а коммерция остается коммерцией.

– Я забыл, что вы пришли из бизнеса, – сказал Гриффин с долей удивления, давая понять, что хорошие люди не приходят в кинопроизводство из бизнеса или если приходят, то их немного и клеймо это не смыть. – Но, – сказал он, – вы там работали недолго. – Это был выпад. Гриффин взял инициативу в свои руки.

– Не больше часа, – сказал Леви. – Когда я работал на «Уорнер Бразерс», я постоянно заключал контракты на сценарии, которых никогда не читал. Через какое-то время до меня дошло, что все эти авторы, о которых я по большей части никогда не слышал и по сценариям которых ничего не снимали, получали от семидесяти до трехсот тысяч за сценарий. Сценарии поступали, и я выписывал чек, а потом оформлял заказ другому автору на переделку. Когда наконец студия снимала фильм, оказывалось, что сценарий куплен у другой студии, потому что руку к нему приложил Сидни Поллак[14]14
  Сидни Поллак (р. 1934) – известный постановщик и продюсер, автор фильмов «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» (1969), «Три дня Кондора» (1975), «Тутси» (1982), «Фирма» (1993), «Переводчица» (2005) и др.


[Закрыть] или Чеви Чейз.[15]15
  Чеви Чейз (р. 1943) – известный комедийный актер из команды «Гарвардского пасквилянта», в середине 1970-х гг. писал сценарии сатирической телепрограммы «Субботним вечером в прямом эфире». Снимался в фильмах «Флетч» (1985), «Шпионы как мы» (1985) и др.


[Закрыть] Поэтому через год я начал читать сценарии. Я читал каждый сценарий, на который заключался контракт, каждый переписанный сценарий и каждый вариант сценария. И после того как я прочитал триста сценариев, в буквальном смысле триста, я сказал, что уйду, если меня не переведут в производственный отдел. Меня не перевели, и я ушел. Я поступил на студию «Юнайтид Артисте». Меня любили, мне нравилась моя работа, у меня было много друзей и хорошая репутация, и мне везло. По трем сценариям, которые я курировал, сняли фильмы. Съемки одного из них стоили девять миллионов, а он принес тридцать пять миллионов, и Левисон сделал предложение, от которого я не мог отказаться. Такова моя история.

– И теперь вы нацелились на руководство студией.

– Я слышал, Левисон дал понять на двух студиях, что он к их услугам за приемлемую цену. Если он уйдет… – Леви развел руками. Жест означал «Я готов».

Подошел официант, принять заказ. Леви заказал салат, а Гриффин, намазывая масло на булочку, заказал маленькую пиццу. Он был рад, что не стал заранее готовить стратегию разговора, потому что выбрал бы такую же тактику и такой же тривиальный заказ, как Леви. Теперь он был спокоен, в то время как Леви нервничал, что он заказал только салат, не решившись на булочку или блюдо из макарон. Наверное, Леви когда-то прочитал книгу о том, как вести себя на деловых обедах, но, очевидно, пропустил главу о том, как полагается смотреть в глаза человеку, сидящему за столом напротив, и что не полагается таращиться на его углеводы. Гриффин знал, что продемонстрировал уверенность в себе, заказав больше еды, чем Леви. Это было небольшое сражение, и он одержал в нем победу.

– А вам никогда не хотелось уйти с работы? – спросил Леви, наблюдая, как Гриффин намазывает маслом еще одну булочку.

– Мне нравится то, чем я занимаюсь.

Все остальное время они говорили о кинозвездах и режиссерах. Леви нравилось сплетничать, Гриффин ему не препятствовал. Тот быстро съел свой салат и отказался от предложенного Гриффином кусочка пиццы.

Гриффин даже откликнулся на предложение официанта и заказал десерт – кусок шоколадного торта. Он предложил Леви попробовать.

– Нет, спасибо.

– Вы уверены, что не хотите?

Леви махнул рукой, отбросив всю запланированную тактику, и согласился. Гриффин скормил ему торт со своей вилки.

Когда Гриффин вернулся на студию, Джан встала и прошла за ним в кабинет.

– В чем дело? – спросил Гриффин.

– Вам звонили из полиции Пасадены, снова заходил Уолтер Стакел, и Силия сказала, что они также звонили Левисону.

Джан рекомендовала Силию на работу, и та всегда все ей рассказывала.

– Она только вам об этом рассказала или всем остальным тоже? – Лучше бы Гриффин сказал что-то вроде: «Вы не знаете, с чем это связано?» Он решил упредить события и сказал: – Похоже, я был последним, кто видел человека, которого убили. Автора. Однажды он излагал мне свою идею сценария.

– Какой ужас. Вы его хорошо знали?

– Практически не знал.

– Не беспокойтесь из-за Силии. И не глупите. Нет ничего зазорного – быть свидетелем.

– Я не был свидетелем. Я ничего не видел.

– Я хотела сказать, нет ничего зазорного – быть последним, кто видел человека живым.

– Проблема в том, что излишнее внимание может навредить. Мне и без этого уделяют много внимания. Я сказал Уолтеру, что видел этого человека после фильма. Это все. Соедините меня с Левисоном. Лучше я поговорю с ним до того, как позвоню в полицию.

Джан сняла трубку телефона у него на столе и связалась с Силией по внутренней связи.

– Привет, он у себя? Это Гриффин.

Через секунду она протянула ему трубку. Левисон хотел его видеть немедленно.

Он вышел из кабинета и пошел по коридору, с каждым шагом все больше злясь на полицию Пасадены и на Уолтера Стакела. Ему хотелось накричать на них, узнать, почему они еще не догадались позвонить его матери и классному руководителю. Силия сказала, чтобы он сразу проходил в кабинет.

Левисон встал из-за стола, закрыл за Гриффином дверь и пригласил его сесть на диван. На планшетном листе была нарисована кривая, разбитая на три отрезка. Под третьим отрезком было написано: «Чудовище умирает дважды». Это была разбивка сюжета на действия. Заметив, что планшет привлек внимание Гриффина, Левисон оторвал лист.

– Итак, что все это значит? – сказал Левисон. – Вы знали этого человека? Мы давали ему какую-нибудь работу?

– Я хотел ему кое-что предложить.

– Впервые о нем слышу.

– Иногда я даю людям шанс.

– Вам его кто-нибудь рекомендовал?

– Почему все так разволновались?

– Почему вы не сказали, что встречались с ним, когда узнали, что он мертв?

– Потому что я встречался с ним, и только. Потому что у меня полно других забот и я не хочу еще больше раскачивать лодку.

– Хотите сказать, вам нужно защищать фланги, готовясь к приходу Леви?

– Хочу сказать, моя работа и без того достаточно сложна, чтобы еще и привлекать ненужное внимание. Если бы я подумал об этом хорошенько, я бы понял, что огласки не избежать и что надо было все рассказать, как только я узнал, что он мертв.

– Я ваш друг. Забудьте про босса. Когда у вас проблемы, надо звонить другу.

– У меня проблемы?

– Разумеется нет. Вы ведь его не убивали.

– И что мне теперь делать?

– Пусть этим займется Уолтер Стакел. Мы не хотим, чтобы ваше имя попало в газеты, а он знает, как улаживать подобные дела. После того как копы поговорят с вами, он даст им контрамарки на закрытый просмотр, где они будут сидеть за Мишель Пфайффер, и все уладится.

Гриффину понравилось, как повернулся разговор – от гнева к действию. Левисон поднялся, давая понять, что встреча окончена.

Выходя из кабинета Левисона, Гриффин почувствовал родство с ним. Ему захотелось пригласить Левисона с женой на ужин. Он представил, как он моет салатные листья, а Левисон стучится в дверь с бутылкой хорошего вина в руке. Они проведут вечер втроем, он даже не станет приглашать подругу. Им будет хорошо и спокойно. А если они выпьют лишнего и не захотят ехать домой, он оставит их на ночь в гостевой комнате. Он приготовит им завтрак, или лучше он спустится вниз, а они уже будут готовить яичницу. «Насколько же действительно плохи мои дела?» – подумал он.

Позвонил Уолтер Стакел, сказать, что в пять к нему придут двое из полиции Пасадены.

– Не говорите много, – сказал он. – Они набили руку на такого рода беседах, но им не часто приходится встречать молодых богатых студийных начальников. Они могут попытаться запутать вас, но если что-то и заподозрят, то только то, что вы что-то видели, но не хотите им помогать, поскольку считаете себя слишком большой шишкой. Они также могут подумать, что это связано с гомосексуализмом, что убийство было совершено на гомосексуальной почве. Может, он приставал к какому-то парню или какой-то парень пристал к нему. Так что они могут задать несколько вопросов в этом ключе. Вы ничего не знаете о его личной жизни? У них не должно возникнуть никаких подозрений, за исключением того, что вы встречались с ним, но не позвонили в полицию, когда узнали, что он был убит.

– Как отвечать на этот вопрос?

– Говорите правду. Вы большая шишка. У вас нет времени вмешиваться в то, что вы не в силах изменить. Не пытайтесь устанавливать дружеские отношения, Гриффин. Это моя работа.

– Я правильно понимаю, вы встретите их у себя в кабинете и проведете сюда?

– Правильно. И я поведу их хорошей дорогой, через задний вход. До встречи. – Он повесил трубку.

Гриффин прошел в туалет, вымыл лицо и посмотрел на себя в зеркало. Он примерил несколько фальшивых улыбок и снова вымыл лицо; на этот раз он включил такую горячую воду, что руки покраснели. Он подумал о Ларри Леви, о том, как кормил его шоколадным тортом, и перестал бояться полиции. Он развязал галстук и снова завязал его в тугой узел у самого горла. Сложил пальцы пистолетом, подмигнул зазеркальному Гриффину и выстрелил в него.

Без четверти пять он попросил Джан ни с кем его не соединять. Кнопка на его телефоне несколько раз вспыхивала, пока он примеривался, куда ему лучше сесть. Сначала он сел за стол, потом на диван, потом посидел поочередно в двух мягких креслах. Если сесть за стол перед раскрытым сценарием, не будет ли он смотреться слишком занятым, чтобы врать? А если сесть на диван и предложить мягкие кресла полицейским, не покажется ли он надменным человеком, который пытается перехитрить людей ниже его по положению? А если сесть в одно из мягких кресел, Стакелу и одному полицейскому предложить сесть на диван, а второму – в другое мягкое кресло, они будут сидеть слишком близко друг к другу. Ему был нужен барьер, письменный стол или кофейный столик, защищающий его от полицейских. Ему нужно, чтобы они сидели вместе, ниже его, на чем-нибудь мягком.

Джан сообщила, когда они пришли, и провела их в кабинет. Уолтер Стакел представил детективов Пола Делонгпре и Сьюзен Эйвери. Гриффин думал, они будут в форме. Делонгпре было около сорока, у него были усы и густые волосы. Он был похож на бейсболиста. Эйвери была моложе; на ней был светло-серый костюм, под пиджаком угадывалось оружие. У нее были коротко подстриженные светлые волосы. Гриффин удивился, насколько она не скрывала своей профессии в манере одеваться. Она была копом. Гриффин пожал руки обоим полицейским, а Джан спросила, что они будут пить. Никто ничего не хотел. Джан закрыла дверь, жестом пожелав удачи.

Стакел сел в одно из кресел, Эйвери заняла другое, а Гриффин и Делонгпре оказались рядом на диване. Он был в невыгодном положении, окруженный полицейскими с обеих сторон. Он решил не ждать.

– Сожалею, что не позвонил вам, как только узнал, что Кахане не стало.

Начала Эйвери:

– Почему вы не позвонили?

– Уолтер тоже задал этот вопрос. Хорошо бы, на этот раз у меня нашелся более удачный ответ, но единственное, что могу сказать: я не посчитал, что произошло что-то особенное. Я не видел, чтобы кто-то шел за ним, и ничто не предвещало, что с ним могло что-нибудь случиться. Все было совершенно обыденно.

Теперь была очередь Делонгпре:

– Вы специально отправились туда, чтобы встретиться с ним?

– Его жена сказала, что он пошел смотреть «Похитителей велосипедов». Мне не сиделось на месте, и я решил сходить посмотреть фильм, и если он окажется в кинотеатре, я бы поговорил с ним о работе, которую собирался ему предложить.

Гриффин знал, что Джун Меркатор не была женой Кахане, но полицейские не поправили его, а значит, его рассказ был убедителен, как коврик индейцев навахо с намеренно допущенной ошибкой в узоре, чтобы нарушить симметрию, которая считалась уделом богов. Если он так мало знал о человеке, с чего ему его убивать?

– Вы встретились в кинотеатре, – сказала Эйвери, – потом пошли в японский бар, выпили, потом он ушел раньше вас. Почему вы не ушли вместе?

– Он сказал, что торопится домой.

– Почему вы остались в баре?

– Вам не сказали о песне? Он спел песню из «Голдфингера» на японском. Это потрясающе интересное место, и мне захотелось узнать его получше. Можно было бы использовать для съемок.

– Это то, что вы с ним обсуждали?

– Нет, это неожиданно пришло мне в голову.

Эйвери:

– Если сцена в баре была настолько важна, почему вы так быстро ушли?

– Они перестали играть на пианино. И бар превратился в обычное питейное заведение. А я не пью.

– С Кахане вы пили. – Делонгпре.

– В чужой монастырь…

Эйвери:

– Вы не встречались с Кахане в неофициальной обстановке, так?

– Нет.

– Вы когда-нибудь были у него дома?

– Нет.

– Вы знали что-либо о его частной жизни?

– Нет.

– Как вы думаете, он мог быть гомосексуалистом?

– Мы же не дружили. Откуда мне знать?

Эйвери подняла глаза от записей.

– Поступали жалобы от гомосексуалистов в этом районе, что на них нападали.

– Кого-нибудь убили?

– Мы думаем, это может быть связано, – сказала она, и допрос перешел в беседу. Он был в безопасности.

Уолтер Стакел похлопал по ручкам кресла. Гриффин подумал, он тоже играл свою роль.

– Ну что, не будем вас, наверно, больше отвлекать…

Эйвери не спешила подниматься. Гриффин решил ее очаровать.

– Вас что-то беспокоит. Что именно? – спросил он.

– Вы пошли вслед за Кахане на стоянку, после того как он ушел? Вы видели его на стоянке?

– Нет, – сказал Гриффин, – я припарковал машину на улице. И скажу вам честно, после того, что случилось, я никогда не буду ставить машину на стоянку, даже если придется сменить мою машину на более дешевую.

Он старался выглядеть несколько шокированным, как будто не понимал, чего от него хотят. Она встала. Когда Стакел повел детективов к двери, Гриффин сказал:

– Это был обычный вечер. Вот в чем самый кошмар. Потому я, наверно, и не позвонил в полицию. Мне стало страшно, и я просто выбросил газету. Жаль, что я так мало чем могу помочь. Если вы арестуете кого-то и вам понадобится его опознать, можете мне позвонить, вдруг я узнаю кого-нибудь, кого видел в кинотеатре или на улице. Не уверен, смогу ли я установить связь между этим человеком и Кахане, но, может быть, я помогу решить часть ребуса.

Они поблагодарили его и ушли. В коридоре они остановились у фотографии Гленна Форда,[16]16
  Гленн Форд (р. 1916) – знаменитый голливудский актер, звезда фильмов-нуар, вестернов, психологических драм, комедий и др. Основные роли – в фильмах «Гильда» (1946), «Кармен» (1948), «Человек из Аламо» (1953), «Чайная церемония» (1956), «Четыре всадника Апокалипсиса» (1962), «Горит ли Париж?» (1966), «Время убивать» (1967), «Супермен» (1978) и др


[Закрыть] и Гриффин закрыл дверь, когда Уолтер начал рассказывать очередную историю.

Сразу постучалась Джан. Он разрешил ей войти.

– Это была не самая лучшая для вас неделя, – сказала она.

– Для Дэвида Кахане она выдалась еще хуже.

– Ну да, и плюс еще открытки, Ларри Леви…

– Может быть, мне слишком долго везло.

– Не говорите так.

– В прежние дни, после того как у вас в кабинете побывала полиция, полагалось выпить виски.

– А теперь?

– Теперь полагается работать.

Она хотела еще поговорить. Он не хотел. Может, она уволится? Что бы такое сделать, чтобы она уволилась?

– Шесть часов, – сказала она, – я ухожу домой. Гриффин сел за стол. Он смотрел в окно, как спешат по домам офисные работники. У некоторых был напряженный день, у их начальников на стенах висят рекламные плакаты десяти фильмов, и на каждом написаны их имена, у них репутация, у них телевизионные шоу, им звонят режиссеры, зарабатывающие миллионы, в поисках хороших сценариев. Другие весь день просидели у молчащих телефонов, читая журналы, потому что их начальники были мелкими игроками, и такие, как Гриффин, поручили им заниматься одним-двумя мелкими проектами. Гриффин знал продюсеров и сценаристов, зарабатывающих сотню тысяч долларов в год, оклад мэра крупного города, которые носятся с никому не интересной идей, но все равно ее поддерживают, потому что для игры нужны игроки. В конце концов сценарий будет написан, сдан, прочтен, отвергнут и отдан в переработку. Обычно студия требовала полностью возместить затраченные суммы, прежде чем позволить другой студии переработать сценарий. Иногда сценарий отдавали за процент. Можно называть это по-разному, но сценарий выставлялся на продажу. Джордж Батлер из организационного отдела студии звонил продюсеру, у которого были права на сценарий со всеми переработками, и сообщал, что он уволен. Секретарша либо получала новое место, либо уходила вместе с продюсером, либо оставалась без работы.

Глава 6

Гриффин проснулся с мыслью о похоронах Дэвида Кахане. Он выбежал из дома за номером «Таймс» и нашел объявление в разделе некрологов. Похороны были в два. Из уважения к Кахане он попытался вспомнить убийство, но картина, которую он воскресил в памяти, была слишком опрятной и механистической, чтобы достигнуть желаемого – вызвать связь между именем в некрологе и тем, как это имя туда попало. На похороны он хотел пойти лишь для того, чтобы увидеть Джун Меркатор. Ему показалось, он ей понравился, когда они говорили по телефону впервые. Она несколько раз приходила ему на ум, и теперь ему было любопытно увидеть, какая она. Кахане не был знаменитым, но производил впечатление человека, которому достался густоволосый, длиннорукий и широколицый подарок – женщина, способная заглянуть в глаза и ошеломить своим колдовством. Его свободное владение японским и новый автомобиль наводили на мысль, что если он равнодушен к Голливуду – а разве Джун Меркатор не равнодушна к Голливуду? – значит, у нее должны быть иные, отличные от голливудских, мерки успеха, и, может быть, она не станет сразу улыбаться, как это делают жены неудачников, – а сколько он встречал таких на просмотрах и вечеринках, вечно все обо всем знающих, не смущенных присутствием звезд и богатым антуражем? – может быть, вначале она будет молчаливой и покажется даже замкнутой, пока не решит, что вечеринка заслуживает ее внимания, и тогда блеснет остроумием, как в тот раз по телефону. В смысле – в первый раз; во второй-то раз она была мрачной и печальной. Естественно, у нее были на то причины. Ее любовник был зверски убит.

На два тридцать было назначено совещание с отделом маркетинга, но это может подождать. Как долго длятся похороны? Он давно не был на похоронах. Когда он выезжал из дома, он так еще и не решил, пойдет на похороны или нет, но на всякий случай надел темный костюм.

Первый звонок был от Уолтера Стакела.

– Молодец, парень, очень хорошо. – Гриффин понимал, что фамильярность была нарочитой.

– Спасибо, Уолтер. Я старался исполнить свой гражданский долг.

– Вам удалось их одурачить.

– Что вы имеете в виду?

– Что-то там все-таки произошло, верно? На месте детектива из Пасадены, будь у меня время, я бы разузнал все, что возможно, о красавцах вроде вас, а потом прозондировал бы Уолтера Стакела, что ему о них известно, и вызвал бы вас в участок для второго допроса.

– А что известно Уолтеру Стакелу?

– Ему известно, что красавцы вроде вас не болтаются по вестибюлям кинотеатров, выжидая авторов.

– И что тогда, по-вашему, произошло?

– Вам известно, что он торговал наркотиками?

– Не может быть.

– Я проверил.

– Но он бросил это?

– Какие теперь покупатели? Он этим занимался недолго, однако успел скопить достаточно, чтобы купить несколько многоквартирных домов. Сорвал небольшой куш на рынке недвижимости. Полиция не связывает убийство с его прошлым. Несколько лет назад все было бы очевидно – убийство на почве наркотиков. Вы больше не употребляете наркотики, так?

– Бросьте, Уолтер, я не курил марихуану два года с лишним и не помню, как выглядит кокаин.

– Он белый.

– Я никогда не покупал наркотиков у Дэвида Кахане. Я не был с ним знаком.

– Ну, раз вы так говорите…

Стакел повесил трубку. Гриффину хотелось сказать: «Я и тебя могу убить, если что».

Он попытался погрузиться в работу. Сделал три звонка за десять минут. Двоим сказал, что прочитал сценарий. Поговорил с другом друга, который окончил юридический факультет, но не хотел работать по специальности и искал место на студии или у продюсера.

Гриффин первым явился в кинозал на ежедневный просмотр. Когда вошел Левисон, с ним был Ларри Леви, в джинсах и свитере стоимостью в четыреста долларов.

– Он должен приступить к работе только через несколько недель, но я подумал, неплохо ввести его в курс дела.

– Отличная мысль, – сказал Гриффин, широко улыбаясь и вставая, чтобы пожать руку Леви. Он хотел показать Левисону, что уже побеждает. Леви сел впереди Левисона и Гриффина.

Сорокаминутный материал со съемок двух фильмов был неубедителен. Натурная сцена в Чикаго изображала, как к отелю подъезжает автомобиль и из него выходит водитель, персонаж второго плана. На кадрах, сделанных в съемочном павильоне номер 12, крупным планом показывалось, как рука в перчатке открывает ящик.

Во время второго эпизода Гриффин позвонил Джан, чтобы узнать, кто звонил.

Джо Джиллис сказал, что его планы на вечер не изменились, он будет вас ждать в «Поло-Лаунж». Он сказал, что будет там поздно, в десять.

– Джо Джиллис? – переспросил Гриффин. – Кто такой Джо Джиллис?

Он знал, что выглядит растерянным. Имя ни о чем ему не говорило. Левисон фыркнул и повторил имя в тот момент, когда Джан произнесла:

– Он сказал, вы его знаете.

– Минуточку, – сказал Гриффин, – вы говорите одновременно. Мистер Левисон, пожалуйста, давайте сначала вы.

– Джо Джиллис – это персонаж, которого сыграл Уильям Холден в «Бульваре Сансет». Ну, вы знаете, сценарист, поселяющийся у Глории Свенсон.[17]17
  «Бульвар Сансет» (1950) – знаменитая нуар-драма Билли Уайлдера о бедном молодом сценаристе, которого берет под свое крыло стареющая дива немого кино, планирующая вернуться на экран.


[Закрыть]

– Он сказал, у вас есть его номер телефона, – сказала Джан.

Гриффин попросил Джан отменить назначенную на вторую половину дня встречу с отделом маркетинга. Он решил, что поедет на похороны. Ему придется продолжать вносить коренные изменения.

– Кто-то вам позвонил и назвался Джо Джиллисом? – спросил Левисон.

– Это мой приятель по колледжу. Он большой шутник и постоянно умничает. На прошлой неделе взял и оставил сообщение от Монро Стара.

– А это кто? – спросил Левисон.

– Этого я знал, – сказал Гриффин. – Списанный с Ирвинга Тальберга персонаж в «Последнем магнате».[18]18
  «Последний магнат» (1976) – драма Элиа Казана, экранизация неоконченного романа Скотта Ф. Фицджеральда по сценарию Гарольда Пинтера. Прообразом главного героя романа и фильма (его сыграл Роберт Де Ниро) послужил Ирвинг Тальберг (1899–1936) – знаменитый голливудский продюсер по кличке Вундеркинд, помощник главы студии «МГМ» Луиса Б. Майера (см. прим. к с. 228). Также в «Последнем магнате» снимались Тони Кертис, Роберт Митчум, Жанна Моро, Джек Николсон, Дональд Плезенс, Дана Эндрюс, Тереза Рассел, Анжелика Хьюстон.


[Закрыть]

– Ничего не понимаю, – сказал Ларри Леви. – Кто-то постоянно звонит вашему секретарю, по-разному представляется и она не узнает его голоса?

Левисон бросил на него сердитый взгляд:

– Нас вряд ли это должно беспокоить.

Вернувшись к себе, Гриффин попросил Джан заказать обед в офис – салат. Ей не терпелось узнать о Джо Джиллисе.

– Я совершенно о нем забыл. Это спец по налогам, которого мне порекомендовал мой финансовый консультант. Тот, мол, хочет предложить одну свежую схему оптимизации.

– А по-моему, нет. По-моему, вы хотите перейти на другую студию. И этот Джо Джиллис – большая шишка оттуда, и он использует пароль, а вы его забыли. Спец по налогам, как же. Обсуждать схему оптимизации в десять вечера в баре? Зачем вы мне врете?

– Вы отчасти правы. Виноват. Не стоило водить вас за нос. Я понятия не имею, кто такой Джо Джиллис. Возможно, кто-то ошибся номером.

– Когда я сняла трубку, я назвала ваше имя. Он что, не слышал?

– Очевидно, не слышал.

– Мне не нравится, как вы со мной обращаетесь, – сказала она.

Что именно вам не нравится?

– Вы хотите, чтобы я ушла с работы? Чтобы я ушла?

– Да, на обед. И выпейте бокал вина. Можете сегодня уже не возвращаться, сходите на массаж. Я оплачу. Я отпускаю вас на весь день.

– Я не хочу вина, и мне не нужен массаж.

– Мне показалось, вы сегодня не в духе, вот и решил улучшить вам настроение. – Он понимал, все это выглядит глупо. Что у нее на уме?

Она не сдавалась.

– А завтра – снова то же самое? Извините, но я не собираюсь этого больше терпеть.

– Что терпеть?

– Ваш голос меняется, как только я вхожу в комнату. Похоже, вы с трудом сохраняете вежливость.

– Похоже, вам нужен недельный отпуск.

– Не нужен. Со мной все в порядке. Не знаю, как вам это объяснить, но дело не во мне. Это с вами не все в порядке.

– Что? – Он поднял руку, показывая, что она слишком далеко зашла, забыла свое место. Он ждал извинений.

– Мне больно видеть, как вы катитесь вниз, вот и все. – Итак, она избрала тактику сочувствия и этим оправдывала свой выпад. – Я не хочу уходить, мне нравится работа. Я хочу, чтобы у вас все было хорошо. Если у вас все будет хорошо, у меня тоже.

– Тогда не обращайте на меня внимания. Не обращайте внимания на то, как меняется мой голос. У меня трудный момент, и если это отражается на вас, я сожалею. И я по-прежнему хочу, чтобы вы сегодня отдохнули. – Потом он позвонил в салон красоты в Беверли-Хиллз и записал ее на массаж лица и тела. За счет студии. – А теперь идите.

Она стояла на пороге, и он видел, что она сдается.

– Я попрошу Силию отвечать на звонки. – Она подмигнула и исчезла.

Он позвонил Бонни Шероу.

– Хочешь отменить сегодняшнюю встречу, да? – спросила она.

– Почему мы работаем в этом бизнесе? – Он старался казаться утомленным, как иностранный корреспондент, изнуренный, привыкший к скромным заработкам и одиночеству.

– Все кончено?

– Только если ты этого хочешь.

– Я не знаю.

– У тебя есть планы на утро воскресенья?

– У тебя есть планы на вечер субботы? – спросила она, но без малейшего кокетства; в ее голосе слышались удивление и страх.

– Я как раз это и имел в виду.

– В таком случае, Гриффин, позвони мне в субботу днем. – Теперь в ее голосе было раздражение. – Я не хочу назначать свидание.

– Ты это только что сделала.

– Позвони, а там посмотрим.

Пора было ехать на похороны.

Он оставил машину в квартале от похоронного бюро и пошел туда пешком по противоположной стороне улицы. Перед домом стоял коренастый седовласый мужчина, одетый в синий пиджак и серые брюки. Гриффин решил, что он сотрудник бюро. Что-то неладное было в его бровях, они почти срастались на переносице, и в том, как он осматривал улицу, подобно продавцу мужских сорочек из разорившегося магазина, который ищет взглядом покупателей. Мужчина остановил взгляд на Гриффине, и Гриффин подумал, что он сейчас скажет: «Вы пришли на похороны?», но мужчина ничего не сказал, посмотрел на часы и прошел внутрь. Гриффин тоже посмотрел на часы. Два пятнадцать. Он сказал себе, что не обязан входить. Потом сказал, что обязан.

На стоянке около похоронного бюро почти не было машин. Он насчитал четырнадцать. К своему удивлению, он увидел новый «сааб» Дэвида Кахане. Не может быть, что Джун Меркатор приехала на похороны своего любовника одна. Рядом с черным катафалком было припарковано несколько белых лимузинов. «И все это из-за меня», – подумал он и перешел на другую сторону.

Гриффин осторожно открыл дверь часовни и оказался в длинном помещении в бежевых тонах. Толстый ковер в ритуальном зале напомнил ему детство – как в семь лет мама водила его по магазинам и ему было невероятно скучно. Что там говорят психологи? Мол, скука – это не что иное, как чувство разочарования. Почему он чувствует разочарование, он не мог объяснить.

Первые два ряда были заняты, на следующих рядах у прохода сидело несколько человек. Семья японцев сидела в конце зала. Чтобы проститься с Кахане, всего собралось человек тридцать. Гриффин почувствовал ненависть к Кахане из-за того, что Джун Меркатор вынуждена терять время: она заслуживала большего. Как мог Кахане рассчитывать на успех в кино, если он не пользовался популярностью? Неудивительно, что по его сценариям не было снято ни одного фильма. Неудивительно, что он умер, не сопротивляясь.

Дверь позади открылась, и мимо Гриффина протиснулся мужчина в костюме, чуть задев его плечом и извинившись. Он медленно прошел по проходу к переднему ряду и тихо принес свои соболезнования. Две женщины, на вид лет двадцати пяти – тридцати, одна из которых могла оказаться Джун Меркатор, сидели вместе. Рядом с ними у прохода сидел мужчина в возрасте, который мог быть отцом Кахане. У одной из женщин были такие же светлые волосы и острый нос, как у молодого человека студенческого возраста. Гриффин решил, что это брат и сестра. Семья Джун Меркатор вряд ли приехала, и она здесь одна. Но, с другой стороны, почему бы им было не приехать? Если бы ее родители были живы и жили в Лос-Анджелесе, они бы обязательно приехали на похороны друга дочери. Приехали бы они на похороны из другого штата, если Кахане и Джун Меркатор не были женаты? Возможно, только кто-нибудь один. Любая из женщин могла бы быть Джун Меркатор. Какая ему больше нравится – у которой есть брат или та, что одна? Сегодня вечером в «Поло-Лаунж» ему снова придется выбирать и решать, кто Джо Джиллис. Он подумал, что это будет сделать легко: Автор должен быть один и казаться робким.