Текст книги "Синяя лилия, лилия Блу"

24

Пока Джесс разогревал две миски спагетти, Блу сидела на странной штуке, которая была одновременно столом и стулом. В тесной кухне Джесс выглядел настоящим великаном; вся мебель по сравнению с ним казалась кукольной. К стеклу над раковиной у него за спиной прижимался зловещий мрак. Блу радовалась, что оказалась в этом желтоватом оазисе. Она была не готова ехать домой в такую ночь, особенно теперь, в одиночестве. Ной исчез, и, честно говоря, Блу сомневалась, что хотела в обозримом времени увидеть его вновь.

Микроволновка пискнула. Поставив перед Блу миску, Джесс объяснил, что проклята не сама пещера, а что-то внутри.

– И эта штука убивает людей из рода Диттли, – сказала Блу, – и мучает моего друга.

– ТВОЕГО МЕРТВОГО ДРУГА, – поправил Джесс, садясь напротив за крохотный откидной столик. Зеркало лежало между ними, стеклом вниз.

– Он в этом не виноват. Почему вы не сказали, что видите его?

– Я И ПРО ТЕБЯ ЭТОГО НЕ СКАЗАЛ.

– Но я не мертвая, – заметила Блу.

– ЗАТО ОЧЕНЬ МЕЛКАЯ.

Та промолчала и принялась за спагетти. Было не супервкусно, но из вежливости следовало поесть.

– А что там такое в пещере?

– СПЯЩИЕ, – ответил Джесс.

Блу навострила уши.

– ПОД ЭТИМИ ГОРАМИ СПЯТ РАЗНЫЕ СУЩЕСТВА. НЕКОТОРЫМ ЛУЧШЕ БЫ НЕ ПРОСЫПАТЬСЯ.

– Правда?

Он кивнул.

– А почему?

Джесс продолжал поглощать спагетти.

– Только не говорите, что я пойму, когда вырасту. Я уже достаточно взрослая.

– ТЫ РАЗВЕ НЕ ВИДЕЛА СВОЕГО ПРИЯТЕЛЯ?

Видела. О, видела.

Со вздохом Джесс достал большой альбом с фотографиями – семейный альбом Диттли. Блу всегда казалось, что это приятно и интригующе – тайком бросить проницательный взгляд на чужое прошлое.

Она ошиблась. Это было очень скучно. Но из рассказов про дни рождения, которые проходили именно так, как ожидаешь, и про выезды на рыбалку, которые завершались, как положено, выплыла другая история: о семье, живущей неподалеку от пещеры, в которой спало нечто весьма беспокойное. Оно выглядывало из зеркал и из чужих глаз, шумело в динамиках, иногда заставляло детей сдирать обои со стен, а женщин – рвать на себе волосы. На протяжении очередного поколения этот беспокойный спящий становился все громче и громче, пока какой-нибудь Диттли не отправлялся в пещеру и не приносил себя в жертву тьме. Затем родные выносили его останки и наслаждались несколькими десятилетиями покоя и тишины.

А в альбоме снова появлялись фотографии членов семьи Диттли, строящих гараж.

– И вы должны стать следующим? – спросил Блу. – А кто примет вахту после вас?

– МОЙ СЫН, Я ТАК ДУМАЮ.

Блу умолчала о том, что не заметила в доме никаких следов присутствия иных людей. Но Джесс, видимо, догадался, поскольку добавил:

– ЖЕНА И ДЕТИ УЕХАЛИ ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД. НО ОНИ ВЕРНУТСЯ, КОГДА ПРОКЛЯТИЕ НАСЫТИТСЯ.

Блу так это напугало, что она съела все спагетти, даже не задумываясь о них.

– Я еще не встречала другого человека с проклятием.

– А ТВОЕ КАКОВО?

– Если я поцелую своего любимого, он умрет.

Джесс кивнул, словно хотел сказать: «Да, неплохо».

– Так. Но почему вы просто не можете уехать отсюда? Продайте ферму, и пусть кто-нибудь другой разбирается с обоями и прочим.

Он пожал плечами – очень могуче.

– ТУТ МОЙ ДОМ.

– Да, но его нетрудно перенести на другой конец Генриетты, – упорствовала Блу. – Вы всегда можете проехать мимо и сказать: «О-о, привет, старый дом с кровоточащими стенами, до встречи!» Все, проблема решена.

Джесс взял ее миску и поставил в раковину. Он не обиделся, но явно не согласился с Блу, а потому не собирался это дальше обсуждать.

– И когда… – начала Блу, но тут же ее прервал громкий стук.

Он как будто исходил отовсюду. Проклятие? Ной? Блу вопросительно указала на зеркальце.

Джесс покачал головой и ответил:

– ДВЕРЬ.

Он вытер руки о посудное полотенце, которое, в свою очередь, не мешало бы обо что-то вытереть, и направился к двери. Блу услышала, как щелкнул замок. До нее донеслись приглушенные голоса.

На пороге кухни показались двое, а за ними Джесс. Как ни странно, это были Ганси и Калла. Блу лишь с некоторым усилием могла представить, как они куда-то едут вместе, и еще с большим – осознать, что они действительно стоят здесь, на кухне у Джесса Диттли.

Они не сводили глаз с Блу.

Джесс размашистым жестом указал на нее.

– ВИДИТЕ?

Перескочив через порог, Калла протянула руку ладонью вверх. Она буквально источала яд.

– Ключи. Сейчас же. Не сядешь за руль, пока тебе не стукнет восемьдесят. Немедленно. Давай сюда ключи.

Блу уставилась на нее.

– Что? Что?!

– Думаешь, можно просто исчезнуть и не звонить?

– Ты сама сказала, что машина сегодня никому не нужна!

– И ты решила, что, значит, можно не звонить?

Блу уже собиралась ответить, что она взрослый ответственный человек и что совершенно незачем было беспокоиться о ее местонахождении, но тут она увидела за спиной Каллы лицо Ганси. Глядя в никуда, он слегка касался пальцами виска и скулы. Несколько месяцев назад Блу не сумела бы расшифровать это, но теперь она достаточно хорошо знала Ганси и понимала, что он испытывает облегчение. В его душе ослабла тугая спираль тревоги. Ганси выглядел скверно. Блу напугала их обоих. Всерьез.

– …полдесятка человек ищут тебя повсюду, мы уже начали подозревать, что ты лежишь мертвая где-то в кювете… – говорила Калла.

– Подожди. Что? Вы меня искали?

– Уже десять вечера! Ты уехала шесть часов назад, и не на работу. Мы понятия не имели, где ты. Я собиралась звонить в полицию второй раз!

Она сделала многозначительную паузу после «второй раз». Блу не смотрела на Ганси и Джесса.

– Я позвоню Ронану, – негромко произнес Ганси, – и скажу, чтоб возвращался на Монмутскую фабрику.

Неужели и Ронан ее искал? Если бы она и правда оказалась в опасности, это согрело бы ей душу.

– Я… – но, не успев еще договорить до конца, Блу поняла, что спорить не о чем: они были правы, а она ошибалась. Она неуклюже закончила: – Я не думала, что кто-то заметит мое отсутствие.

– Ключи, – повторила Калла. – Ключи от машины.

Блу покорно отдала их.

– И я больше не желаю садиться в его ужасную машину, – заявила Калла, указав на Ганси. – Можешь ехать обратно с ним, потому что я слишком зла, чтобы видеть твое лицо. Я наверняка скажу то, о чем пожалею.

Она двинулась к выходу и остановилась рядом с Джессом, раздув ноздри. Их руки соприкасались; она явственно производила психометрию.

Калла сказала:

– А, это был ты.

Он наклонил голову и добродушно взглянул на нее. Калла, без дальнейших любезностей и объяснений, скрылась за поворотом коридора.

– Э… – произнесла Блу, поднимаясь на ноги. – Извините.

– НЕ СТОИТ.

– Спасибо за макароны. Так как насчет пещеры?

– ТЫ ВСЕ ЕЩЕ ХОЧЕШЬ В НЕЕ ЗАЙТИ?

– Вы же сказали, она убивает только людей из рода Диттли.

– ПРОКЛЯТИЕ УБИВАЕТ ТОЛЬКО ДИТТЛИ. А ПЕЩЕРА МОЖЕТ УБИТЬ КОГО УГОДНО.

– И все-таки я готова рискнуть, если вы готовы нас впустить.

Джесс снова поскреб грудь.

– УГОВОР ЕСТЬ УГОВОР.

Они пожали руки. Ладонь Блу казалась крохотной в его лапище.

– ТЫ ОТЛИЧНО ПОРАБОТАЛА, МУРАВЬИШКА, – сказал он.

Ганси шагнул за порог, аккуратно убирая телефон в карман и доставая ключи от машины. Выражение лица у него по-прежнему оставалось натянутым. Он выглядел примерно так же, как в пещере, – беспокойно и незнакомо. Было настолько странно видеть его на публике без маски Ричарда Кэмпбелла Ганси Третьего, что Блу не могла отвести взгляд. Нет, дело было не в лице. Дело было в том, как он стоял. Согнув плечи, опустив голову и неуверенно глядя на Блу из-под бровей.

– С НЕЙ ВСЕ НОРМАЛЬНО, – уверил Джесс.

– Умом я это понимал, – ответил Ганси. – А душой нет.

25

– Поверить не могу, что ты не лежишь где-то мертвая, – сказал Ронан. – Ты должна лежать мертвая!

Ганси, очевидно, был очень раздражен: он даже не одернул Ронана.

– Спасибо за заботу, – ответила Блу.

Кухня в доме номер 300 на Фокс-Вэй была буквально битком набита. Мэлори, Ганси, Ронан и Адам сидели за кухонным столом. Персефона маячила возле раковины. Калла мрачно оперлась на стол. Орла то и дело показывалась в дверях, чтобы украдкой кинуть взгляд на Ронана, пока ее не прогнали. Этот клаустрофобический, полный неотложности вечер напомнил Адаму другой, много месяцев назад. Тогда, когда они обнаружили, что Ной мертв, Ганси сломал палец и чуть не получил пулю. Тогда все только начало меняться.

Адам украдкой взглянул на часы. Чтобы успеть встретиться с остальными, он попросил разрешения приехать на фабрику трейлеров на два часа позже и теперь хотел убедиться, что не опаздывает.

Блу спросила:

– Профессор Мэлори, хотите чаю?

Мэлори с облегчением ответил:

– О да, с удовольствием.

– Фруктовый или, э, подножный? – спросила она. – Если предпочитаете то и другое в форме чая.

Мэлори задумался.

– Подножный.

– Смелый выбор, – сказала Блу. – Есть еще желающие?

Несколько человек покачали головами. Адама и Ганси уже изводили напитками в доме 300 на Фокс-Вэй. Чаи здесь выращивали на заднем дворе или покупали на фермерском рынке, резали и смешивали вручную, затем раскладывали в пакетики, на которые наклеивали ярлыки с указанием основных ингредиентов или предполагаемого эффекта. Одни из них было проще пить ради удовольствия, другие сложнее.

Калла сказала:

– Лично я уже взялась за красное.

Они с Персефоной чокнулись.

Когда Блу заварила чай и налила воды Псу, Ганси сказал:

– Так. Значит, имеем следующее. Мы нашли другую пещеру, и, по некоторым данным, в ней кто-то спит. Пора понять, что делать.

– Нечего решать, – сказал Ронан. – Пойдем в пещеру.

– Ты так говоришь, потому что не видел сегодня Ноя, – заметила Блу, ставя кружку перед Мэлори. – У этого чая нет галлюциногенного эффекта, но возможна некоторая эйфория.

Ганси произнес:

– Из того, что я пил здесь, ничто не вселяло в меня ощущение эйфории.

– Конкретно этот чай ты никогда не пробовал, – сказала Блу. – Короче. Ной сегодня выглядел очень стремно. Джесс – человек, которому принадлежит пещера, – говорит, что она проклята.

Она подчеркнула последнее слово.

– А почему он просто не переедет? – поинтересовался Адам.

– Из родного дома? – спросил Ронан – сердито и серьезно.

– Дом – это сильно сказано, – заметил Ганси. – Я его видел.

– Ты, – сказала Блу, ткнув в него пальцем. – Заткнись, пока не успел ляпнуть что-нибудь оскорбительное. И вот что еще вам надо знать. Одна из женщин в этом доме весной предсказала смерть Джесса. Они не знакомы, но она узнала его имя.

Адам вскинул голову. Не потому что это откровение его шокировало, но потому что голос Блу слегка изменился, а Калла и Персефона поспешно опорожнили бокалы, старательно не глядя друг на друга. Адам, таинственное существо, с особой остротой ощущал чужие тайны. Он не вполне понимал, что такого секретного в предсказанной смерти постороннего человека, но твердо знал, что Блу Сарджент говорит правду лишь отчасти.

– Подожди, подожди, – потребовал Ганси. – То есть ты хочешь сказать, что этот самый Джесс Диттли не просто верит в проклятие, но что вообще-то он прав и скоро умрет?

– Или он умрет из-за того, что сделаем мы, – сказала Блу. – Вот почему я об этом заговорила. Мы должны принять решение ответственно.

– Вы составляете списки будущих покойников? – поинтересовался Ронан. – Черт, как готично. А я там есть?

– Однажды, надеюсь, окажешься, – ответила Блу.

– Можно посмотреть? – спросил Адам.

– Что?

– Можно посмотреть список?

Блу отвернулась, чтобы налить себе чаю.

– У меня его нет. Мама забрала список с собой. Я просто запомнила одно имя. Я вообще думала, что это женщина, потому что было написано «Джесси». Но фамилию Диттли я запомнила твердо.

Калла подняла тонкую бровь, но ничего не сказала.

«Ага, – подумал Адам с мрачной и внезапной уверенностью. – Вот в чем дело. Значит, кто-то из нас в списке».

– Ладно, проехали, – сказал Ганси. – Мы тратим время зря, а Адаму скоро уходить. Значит, завтра идем в пещеру?

«Который из нас?»

Мэлори вскинул голову.

– Полагаю, сейчас самое время заявить, что лично я ни в какую пещеру не пойду. Я охотно буду оказывать вам поддержку, сидя там, куда достигают солнечные лучи.

– Разумеется, мы пойдем в пещеру, – сказал Ронан. – Почему нет?

– Это рискованно, – ответил Ганси. – Вы не представляете, насколько мне неохота подвергать опасности кого-либо из здесь присутствующих.

– А еще, зайчатки, не забывайте, что спящих больше одного, – напомнила Калла. – Их трое. Одного разбудить нужно, а другого – нет.

– А третьего? – спросил Ронан.

Персефона, как всегда тихо, ответила:

– Просто такие штуки всегда лучше выглядят в виде троицы.

– Джесс тоже сказал, что там есть кто-то, кого не стоит будить, – добавила Блу, старательно не позволяя Адаму перехватить ее взгляд. – Поэтому – да, мы рискуем.

«Больше одного из нас?»

– Мы ходили в пещеру в Кабесуотере, – сказал Ронан. – Риск был точно таким же. Или даже больше, потому что в тот раз мы ничего не знали.

«Возможно, – подумал Адам, – умереть должна сама Блу. Возможно, поэтому она скрывает список ото всех».

– Я согласна с Ронаном, – сказала Блу, – но мне трудно судить объективно, потому что я хочу найти маму, и для меня это оправдывает любой риск.

Адам подумал про свои занятия с Персефоной. Стала бы она возиться с ним, если бы знала, что он скоро умрет? Сейчас Персефона смотрела на него неподвижным взглядом черных глаз, словно подначивая раскрыть все тайны.

– Мы должны обсудить кое-что еще, – неохотно начал Ганси. – А именно – что делать, если это правда Глендауэр. Если он нас одарит, когда мы его разбудим. Я не знаю точно, будет это один дар или несколько, но нам нужно точно знать, что́ мы скажем при любом развитии событий. Необязательно решать прямо сейчас, но тем не менее подумайте.

Некогда Адам только и думал об этом легендарном даре. Но теперь до окончания школы был всего год, и он наконец уехал от родителей, и вполне мог пробить себе дорогу и без помощи Глендауэра. Единственное, что оставалось, – попросить освобождения от Кабесуотера.

А он сомневался, что хотел этого.

Ганси и Ронан о чем-то вполголоса беседовали, Мэлори то и дело встревал, но Адам больше не мог сосредоточиться на разговоре. Он понял причину скрытности Блу. С той же степенью уверенности он знал, кто именно будил его посреди ночи и куда надо ехать, чтобы в очередной раз починить силовую линию. Он знал это… как истину.

Адам посмотрел на часы.

– Если мы обо всем договорились, мне пора.

Он мог не спешить. У него еще оставалось немного времени в запасе. Но дело не ждало. Одно предположение не давало Адаму покоя.

– Уже? – спросил Ганси, хотя и без тени сомнения. – Черт, жаль. Ну ладно.

– Да, – сказал Адам. – Но я взял отгул на эти выходные и еще на несколько дней. Блу, поможешь мне вытащить ту штуку из машины?

– Какую?

Он солгал быстро и привычно:

– Ну, ту, которую ты просила. Ты что, забыла? Эту, как ее… сетку.

Персефона не сводила с них глаз.

Блу покачала головой, но обращаясь не к нему, а к себе – она сожалела о провале в памяти. Она встала, а он стукнулся кулаками с Ганси и кивнул Мэлори и Ронану. Адам изо всех сил старался держаться спокойно, хотя удерживаемый секрет буквально наэлектризовывал его. Они с Блу вместе вышли и зашагали по темной дорожке к машине, стоявшей у обочины рядом с блистательным «Камаро».

На улице было тихо и прохладно, сухие листья шелестели так, как будто кто-то шикал, успокаивая толпу.

– Я не пом… – начала Блу и тут же замолчала, когда Адам схватил ее за руку и подтащил ближе.

– Который из нас?

– Эй, не трогай!

Она вырвала руку, но не отступила.

– Кто из нас в этом списке?

Блу уставилась в темноту, на какую-то машину на дальнем перекрестке. Она не ответила, но и не оскорбила Адама, сказав, что он не прав.

– Блу…

Она не смотрела на него.

Адам обошел вокруг, чтобы она не могла отвести взгляд.

– Блу, кто из нас?

Ее лицо казалось незнакомым и очень печальным. Блу не плакала. Впрочем, было бы лучше, если бы плакала. Адам задумался, как долго она несла это бремя. Сердце у него колотилось. Он все правильно понял. Одному из них грозила смерть.

«Я не хочу умирать, только не сейчас…»

– Блу.

Она предупредила:

– Ты не сможешь об этом забыть.

– Я должен знать, – сказал Адам. – Разве ты не понимаешь? Именно в этом будет заключаться дар. То, о чем я попрошу Глендауэра. Я должен знать. И если дар окажется только один, мы все попросим…

Она просто удержала его взгляд.

– Ганси, – произнес Адам.

Блу закрыла глаза.

Ну конечно. Конечно, его должны забрать у них.

В памяти Адама мелькнула картинка: Ганси, весь в крови, корчится на земле, рядом с ним сидит обезумевший от горя Ронан… Прошло много времени с тех пор, как Кабесуотер показал ему это видение, но Адам о нем не забыл. И не забыл, что в той версии именно он был виноват в смерти Ганси.

Сердце Адама представляло собой могилу.

«Если это твоя вина, – подумал он, – ты можешь поставить точку».

26

Блу проснулась сердитая.

Она не помнила, что ей снилось – только то, что сон был про Мору, – а проснувшись, захотела что-нибудь пнуть. Блу вспомнила, как однажды летом пришла в гости к Адаму и он пнул коробку. Примерно так сердита была и она. Только теперь пинать что-либо было незачем, потому что никто этого не видел.

Блу лежала и приказывала себе заснуть, но вместо сна разозлилась еще сильнее. Ей надоело, что Персефона, Калла и родная мать что-то от нее утаивали только потому, что Блу – не ясновидящая. Надоело, что она небогата и ей нельзя мечтать о крутых колледжах. Надоело, что она не в состоянии взять Ганси за руку – из опасения ранить чувства Адама; не в состоянии поцеловать Ганси в губы – из опасения его убить.

Надоело знать, что он скоро умрет, и бояться, что Моры тоже не станет.

Снова и снова Блу слышала голос Адама, угадавшего правильный ответ: Ганси.

Она сбросила одеяло, сердито оделась и сердито влетела в комнату с телефоном.

Там сидела Орла и красила ногти. В час ночи.

Блу застыла на пороге – намерение было написано у нее на лице.

– Что? – спросила Орла. – Заходи.

Блу не двигалась.

– Слушай, я не собираюсь тебе мешать. Я просто пыталась уберечь тебя от разбитого сердца, но, ради бога, валяй, – сказала Орла.

Блу зашагала через комнату, взяла трубку и вновь с подозрением уставилась на Орлу. Кузина принялась рисовать на ногтях крошечные мандалы. Она не притворялась, что не подслушивает, но в остальном вид у нее был безмятежный.

Блу позвонила Ганси.

Он сразу же ответил.

– Я не спал.

– Знаю, – сказала она. – Приезжай за мной.

В нем было что-то странное, когда он подъехал к дому. Ярость в глазах, намек на оскал в слабой улыбке. Нечто лихорадочное и беспокойное во всем облике. Блу встала на краешек этой улыбки и заглянула на ту сторону.

Перед ней был не тот Ганси, которого она видела на кухне несколько часов назад; это был Ганси, которому она тайком звонила по ночам.

Он не спросил, куда она хотела поехать. Им не позволялось об этом говорить, поэтому они не сказали друг другу ни слова.

Мотор «Камаро» работал вхолостую на тихой ночной улице. Блу залезла в машину и захлопнула дверь.

Ганси – беспечный, безумный Ганси – включил вторую скорость, едва они покинули квартал. Он заставлял машину метаться от светофора к светофору, а затем, оказавшись на пустом шоссе, стиснул рычаг в кулаке и позволил «Кабану» бешено набирать скорость.

Они ехали на восток, к горам.

Блу включила радио и стала крутить, пока не нашла нечто достойное того, чтобы звучать громко. Затем она опустила окно, так что вокруг нее завизжал ветер. Для этого, пожалуй, было холодновато, но Ганси тут же потянулся на заднее сиденье, не сводя глаз с дороги, и достал оттуда пальто. Блу надела его и вздрогнула, когда холодная шелковая подкладка коснулась ее голых ног. Воротник пах Ганси.

Они не разговаривали.

Радио запнулось, словно танцуя вальс. Мотор ревел. В салоне буянил ветер. Блу положила руку поверх руки Ганси и сжала ее побелевшими пальцами. На дороге не было ни души, кроме них.

Они ехали в горы – выше, выше, через перевал.

Вершины казались черными и негостеприимными в тусклом свете фар, а когда «Кабан» достиг высшей точки перевала, пальцы Ганси напряглись под ладонью Блу: он сбросил скорость и лихо развернул машину носом туда, откуда они приехали.

Они помчались обратно в Генриетту, мимо зловеще пустых магазинных парковок, мимо тихих домов, мимо Агленби, мимо делового центра… мимо Генриетты. На другом конце города Ганси повернул на новую, еще не открытую объездную дорогу. Четыре девственных, окаймленных фонарями полосы шоссе вели из ниоткуда в никуда.

Там он остановился, забрал у Блу пальто, и они поменялись местами. Девушка подняла сиденье как можно ближе к рулю и заглушила мотор. Потом еще раз заглушила. Ганси положил руку ей на колено, коснувшись пальцами голой кожи – спасательный трос, покоящийся у нее на коленной чашечке, – и не дал Блу выжать сцепление слишком быстро. Мотор взревел – сильно и уверенно. Машина рванулась вперед.

Они не разговаривали.

Полосы света от уличных фонарей проникали сквозь ветровое стекло. Блу проехала по одной стороне улицы, развернулась и покатила обратно, снова и снова. Машина одновременно пугала и покорялась – слишком много, слишком быстро, все сразу. Рычаг переключения скоростей стучал под рукой у Блу, когда они стояли; педаль газа залипала, а затем резко дергалась, когда они ехали. Воздух из вентиляционного отверстия под приборной доской, шепча, обдувал ночной прохладой ее голые ноги, жар от гудящего мотора обжигал верх ступней.

Звук… он сам по себе был чудовищем. Он усиливался – и она чувствовала его вибрацию, – дергал руль, ревом отдавался в ногах.

Блу боялась его, пока не нажала на газ, а потом ее сердце заколотилось так сильно, что забыло о страхе.

«Камаро» напоминал сегодняшнего Ганси – пугающего и восхитительного, готового исполнить любую ее просьбу.

С каждым поворотом Блу смелела. Несмотря на шум и прочие спецэффекты, «Кабан» был щедрым наставником. Он не возражал, что за рулем сидела миниатюрная девушка, которая раньше никогда не водила машину с механической коробкой передач. «Камаро» очень старался.

Блу не могла забыть руку Ганси на своем колене.

Она подъехала к обочине.

И подумала, что несложно было избегать поцелуев, когда она общалась с Адамом. Раньше ее тело не знало, что делать. А теперь знало. И ее губы не желали помнить, что они прокляты.

Она повернулась к Ганси.

– Блу… – предупредил он, но как-то хаотично.

На столь близком расстоянии от его горла пахло мятой, шерстяным свитером и виниловым сиденьем. Пахло Ганси, просто Ганси.

Она сказала:

– Я хочу притвориться. Притвориться, будто могу.

Он выдохнул.

Что такое поцелуй без поцелуя?

Скатерть, выдернутая из-под посуды на столе.

На несколько хаотических моментов все смешалось. Пальцы, запущенные в волосы, руки, касающиеся шей, губы, скользящие по щекам и подбородкам в опасной близости…

Они остановились, прижавшись друг к другу носами в странной позе, которой требовала эта близость. Блу чувствовала во рту дыхание Ганси.

– А может быть, ничего не случится, если я тебя поцелую, – прошептал Ганси. – Может, это опасно, только если ты поцелуешь меня.

Оба одновременно сглотнули, и чары спали. Они рассмеялись, опять одновременно, дрожащими голосами.

– И мы никогда больше не станем об этом говорить, – сказал Ганси, передразнивая самого себя, и Блу страшно обрадовалась, поскольку снова и снова мысленно повторяла сказанные в тот вечер слова и хотела верить, что он тоже это делал.

Он осторожно заправил ей волосы за уши – напрасный труд, потому что они изначально там не лежали и не пожелали бы оставаться на одном месте. Но Ганси повторил это несколько раз, а затем достал два листика мяты и один сунул в рот, а второй вложил в губы Блу.

Она не знала, то ли было уже очень поздно, то ли стало очень рано.

А потом катастрофическая радость схлынула, и Блу вернулась в реальность. Теперь она понимала, что Ганси выглядел почти совсем как в ту ночь, когда она видела его на церковном дворе.

«Скажи ему».

Она покатала языком листик мяты. И задрожала от холода и усталости.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы прекратить поиски? – спросила она.

Ганси явно удивился.

– Не делай такое лицо, – предупредила Блу. – Я знаю, что ты должен найти Глендауэра. И я не спрашиваю почему. Я все понимаю. Но это становится все рискованней… так вот, ты когда-нибудь думал о том, чтобы прекратить?

Он удержал ее взгляд, но глаза у него стали задумчивыми и словно подернулись дымкой. Ганси, возможно, взвешивал этот вариант – на одной чаше цена поисков, на другой неутолимое желание увидеть своего короля. Затем он вновь сосредоточился на Блу.

И покачал головой.

Блу откинулась на спинку и вздохнула – так тяжело, что получилось «прррр».

– Ну ладно.

– Тебе страшно? Ты это имеешь в виду?

– Не говори глупостей.

– Ты имеешь полное право бояться, – заверил Ганси. – Это только мое дело, в конце концов, и я не требую, чтобы кто-то еще…

– Не. Говори. Глупостей.

Это было просто смешно; она даже не знала, убьют ли его в конце концов именно поиски Глендауэра. Хватило бы одного дурацкого шершня. И Блу не могла сказать ему правду. Мора была права – это знание лишь отравило бы Ганси оставшиеся дни. Адам тоже был прав. Оставался один вариант: найти Глендауэра и попросить у него жизнь Ганси. Но как можно было знать такую важную вещь о нем и не сказать?

– Надо возвращаться.

Ганси выдохнул, но не стал спорить. Часы в машине не работали, но было уже до ужаса близко к утру. Они поменялись местами; Блу вновь закуталась в пальто и задрала ноги на сиденье. Подняв воротник, чтобы прикрыть рот и нос, она позволила себе представить, что это место принадлежит ей по праву. Что Ронан и Адам уже обо всем знают – и не сердятся. Что ее губы не несут никакой угрозы. Что Ганси не умрет, что он не уедет учиться в Йель или Принстон, что нет ничего важнее этого пальто, у которого воротник пах пшеницей и мятой.

На обратном пути в город они заметили у обочины блестящую машину, несомненно принадлежавшую какому-то «вороненку». В свете фонарей она сверкала и казалась каким-то астрономическим объектом.

Уродливое ощущение реальности вновь охватило Блу.

– Что это? – спросил Ганси.

– Кто-то из ваших, – ответила та.

Ганси остановился рядом и жестом попросил Блу открыть окно.

За рулем той, другой машины сидел лощеный черноволосый парень столь же астрономического вида.

– Ух ты. Девочка, – озадаченно произнес он, увидев Блу.

– Пять баллов, – отозвалась та с некоторым усилием. – Даже шесть, мне не жалко, потому что время позднее, и я великодушна.

– А, Чень. Что случилось? – спросил Ганси, наклоняясь к окну, мимо Блу.

Его голос немедленно изменился, когда он обратился к этому «вороненку», и Блу внезапно разозлилась оттого, что ее увидели рядом с Ганси. Как будто гнев, который она испытывала раньше, не угас полностью; чтобы он вспыхнул заново, было достаточно всего лишь осознания того, что она – девушка, которая сидит в машине с принцем Агленби.

Генри Чень выскочил и прислонился к окну «Камаро». Находиться столь близко к его острым скулам Блу было крайне неприятно.

Он сказал:

– Не знаю. Машина остановилась.

– Как остановилась? – уточнил Ганси.

Генри ответил:

– Она зашумела. И я остановился. Она как будто рассердилась. Не знаю. Я не хочу умирать. Впереди у меня целая жизнь. Ты, случайно, не разбираешься в машинах?

– Только не с электрическим приводом. А что за звук она издала?

– Тот, который я не желаю слышать вторично. Если я сломал машину, это конец! Прошлую я разбил, и отец дико разозлился.

– Тебя подвезти?

– Нет, лучше дай телефон. Мой разрядился, а пешком вдоль шоссе я не пойду – не хочу, чтоб меня изнасиловали местные.

Генри стукнул коленом в бок «Камаро» и сказал:

– Чувак, вот это круто. Настоящая американская тачка, которую за милю слышно. А я эти ваши англосаксонские штуки не очень понимаю. Ты, конечно, просто чемпион – только, по-моему, все делаешь наоборот. С девочками надо тусить днем, а с парнями ночью. Так говорила моя бабуля.

В этом обмене репликами было нечто ужасное. Блу не могла понять почему – то ли потому что разговор не предполагал ее участия, то ли потому что его вели двое непомерно богатых парней. Или потому, что это было зримое напоминание о собственном правиле, которое она нарушила (держись подальше от ребят из Агленби). Блу чувствовала себя пыльным и ненужным аксессуаром. Или еще хуже. Она чувствовала себя… дрянью.

Она молча протянула через окно телефон Ганси.

Когда Генри уселся в свой блестящий космический аппарат, чтобы позвонить, Блу сказала Ганси:

– К твоему сведению, мне не нравится, когда ты говоришь таким тоном.

– Каким?

Блу знала, что это невежливо, но ее губы сами произнесли:

– Фальшивым.

– Прошу прощения?

– Ну, каким ты обычно разговариваешь с ними. С другими богатенькими придурками из Агленби.

– Генри нормальный парень, – сказал Ганси.

– «Чтоб меня изнасиловали местные»?

– Это же шутка.

– Ха-ха. Ха. Ха. Ха. Да, это шутка – если шутит человек типа Генри, которому на самом деле не надо волноваться о таких вещах. Как типично…

– Я не понимаю, откуда эта неприязнь. На самом деле, Генри в чем-то похож на тебя…

Блу фыркнула.

– Ага, конечно.

Она знала, что перегибает палку, но не могла остановиться. Что-то в этих красивых лицах, красивых волосах, красивых машинах и безыскусной самоуверенности не давало ей покоя.

– Знаешь, хорошо, что мы не можем… что мы никогда…

– Да? – опасно вежливым тоном спросил Ганси. – Почему же?

– Просто мы живем в разных мирах. У нас разные приоритеты. Мы слишком далеки друг от друга. Ничего не получится.

– Две секунды назад мы чуть не поцеловались, – напомнил Ганси, – а теперь все кончено, потому что мы остановились и разрешили какому-то парню воспользоваться моим телефоном?

– Ничего и не начиналось!

Прежний гнев вспыхнул в душе Блу. Он стал еще сильнее.

– Потому что я не согласился, что Генри придурок? Я пытаюсь смотреть на вещи с твоей точки зрения, но сейчас мне это нелегко. Значит, у меня что-то с голосом не так?

– Проехали. Забудь. Просто отвези меня домой, – велела Блу.

Теперь она по-настоящему сожалела… обо всем. Она сама не знала, куда ее завела ссора. Блу понимала только, что отмотать назад уже невозможно.

– Когда он вернет тебе телефон.

Ганси внимательно взглянул на нее. Блу ожидала увидеть на его лице отражение своего гнева, но оно вдруг очистилось. Ганси, конечно, не был счастлив, но, казалось, справился с замешательством. Он спросил:

– Когда ты объяснишь мне, в чем дело?

Блу издала тяжелый дрожащий вздох. На грани слез.

– Никогда.