Текст книги "Синяя лилия, лилия Блу"

10

– Мы живем среди провинциалов!

Колин Гринмантл высунулся из окна. Снизу на него посмотрело стадо коров.

– Пайпер, погляди на этих коров. Эта так и уставилась на меня. Она как будто говорит: «Да, Колин, ты теперь действительно живешь в деревне».

Пайпер отозвалась:

– Я в ванной.

Впрочем, ее голос доносился из кухни. Его жена (впрочем, Гринмантлу не нравилось использовать слово «жена», поскольку оно наводило на мысль, что он разменял четвертый десяток… допустим, и правда разменял, но все-таки не хотел, чтобы ему об этом напоминали; и в любом случае выглядел он очень моложаво – кассирша в магазине заигрывала с ним не далее чем вчера вечером, и пусть даже причиной, возможно, было то, что он ошеломляюще разоделся для выхода за печеньем, Гринмантл, тем не менее, полагал, что дело в его аквамариновых глазах, в которых она буквально купалась) – так вот, жена восприняла переезд в Генриетту лучше, чем он ожидал. До сих пор единственным актом неповиновения со стороны Пайпер было разбить взятую напрокат машину – она гневно въехала на ней в указатель торгового центра, чтобы продемонстрировать, насколько она не приспособлена для жизни в таком месте, где невозможно ходить по магазинам пешком. Возможно, Пайпер сделала это не намеренно, но она вообще мало что делала случайно.

– Просто чудовища, – добавил Гринмантл, хотя думал сейчас в основном не о коровах, а о новых учениках. – Живут подачками, но сожрут тебя в момент, если у них будет соответствующее настроение.

Они только что въехали в свое «историческое» съемное жилище на скотной ферме. Гринмантл, который много занимался историей, сомневался в претензиях данной фермы на «историчность», но выглядела она довольно мило. Ему нравилась идея сельского хозяйства; в базовом лингвистическом смысле он сам был теперь фермером.

– Они придут за твоей кровью в пятницу, – крикнула Пайпер.

Коровы любопытно замычали. Гринмантл ради эксперимента показал им неприличный жест. Их выражение не изменилось.

– Они уже здесь.

– Не коровы. Я оформляю еще одну страховку для тебя, и им нужна твоя кровь. В пятницу. Будь дома.

Гринмантл втянул голову обратно в окно и зашагал на кухню. Пайпер стояла за столом в розовом лифчике и трусах и резала манго. Светлые волосы занавеской свешивались вокруг лица. Она даже не взглянула на мужа.

– В пятницу у меня уроки, – сказал он. – Подумай о детях. И вообще, сколько страховок нам нужно?

– Я привыкла к определенному уровню жизни и не желаю от него отказываться, если посреди ночи с тобой случится что-нибудь ужасное.

Она ткнула в сторону Гринмантла ножом, когда тот стянул ломтик манго. Он избежал раны только благодаря собственному проворству, а вовсе не из-за того, что Пайпер плохо целилась.

– Приезжай сразу после уроков. Не шляйся нигде, как ты это обычно делаешь.

– Я не шляюсь, – возразил Гринмантл. – Я как раз действую очень целенаправленно.

– Да, да, мстишь, доказываешь, что ты мужик, и все такое.

– Можешь присоединиться, если хочешь. Ты гораздо лучше ориентируешься на местности.

Пайпер не сумела скрыть, что обращение к самолюбию ей польстило.

– До воскресенья – не могу. В среду у меня брови. Линия бикини в четверг. В субботу лучше не приезжай. Шляйся в субботу. Здесь будет ритуал очищения.

Гринмантл стянул еще кусочек манго, и нож на сей раз мелькнул ближе.

– Это что такое?

– Я видела объявление. Обещают избавить дом от негативной энергии. А тут ее полно.

– Это всего лишь твое присутствие.

Она бросила нож в раковину, где ему предстояло оставаться до самой смерти. Пайпер не любила заниматься хозяйством. Набор умений у нее был весьма ограниченный. Она зашагала по коридору, намереваясь принять ванну, вздремнуть или развязать войну.

– Только смотри, чтоб нас не убили.

– Никто не собирается нас убивать, – уверенно сказал Гринмантл. – Серый Человек знает правила. А остальные…

Он сполоснул нож и убрал его.

– Остальные – что?

Он и не заметил, что Пайпер еще не ушла.

– Я просто вспомнил, что сегодня увидел одного из сыновей Ниалла Линча.

– Он тоже незаконный? – поинтересовалась Пайпер.

Ниалл Линч нес ответственность за семь умеренно неприятных и четыре просто отвратительных месяца их совместной жизни.

– Возможно. Но, боже мой, выглядит он точь-в-точь как этот ублюдок Ниалл. Жду не дождусь, когда провалю его. Интересно, знает ли он, кто я такой. Может, стоит ему сказать?

– Ты садист, – беззаботно отозвалась Пайпер.

Он постучал костяшками пальцев по столу.

– Пойду посмотрю, на какой челюсти у коров растут зубы.

– На нижней. Я по телику видела.

– Все равно схожу.

Пока он пытался вспомнить, какая дверь ведет в прихожую, Пайпер что-то сказала ему вдогонку, но Гринмантл не разобрал. Он уже набрал номер бельгийского знакомого, который разыскивал пряжку от пояса пятнадцатого века, по слухам, насылавшего на своего обладателя дурные сны. У бельгийца ушла уйма времени, чтобы ее обнаружить. Жаль, что Гринмантл не мог отправить за ней Серого Человека; он был лучшим в своей области. Пока не предал Гринмантла, разумеется.

Гринмантл задумался, сколько времени пройдет, прежде чем Серый Человек явится к нему.

11

Когда Ганси и Ронан после уроков приехали на Фокс-Вэй, на Каллу в гостиной нападал человек, одетый полностью в серое. Блу, Персефона и мебель жались к стенам. Мужчина стоял в идеальной бойцовской стойке – ноги чуть шире плеч, одна ступня выдвинута вперед. Он крепко держал Каллу за руку. В другой руке та держала коктейль, который старалась не разлить.

Серый Человек тонко улыбался. У него были превосходные зубы.

Юноши вошли без стука, как старые знакомые, и Ганси, бросив сумку на покоробившиеся половицы, встал в дверях гостиной. Он не знал, требует ли ситуация вмешательства. Серый Человек был наемным убийцей (предположительно, ушедшим на покой). Шутить с ним не стоило.

Но в любом случае, если бы Калла нуждалась в помощи, она бы поставила бокал. И Блу не уплетала бы йогурт.

– Покажи еще раз, – потребовала Калла. – Я не поняла.

– Я повторю посильнее, – сказал Серый Человек, – но не хочу сломать тебе руку по-настоящему.

– Не бойся, не сломаешь, – заверила Калла. – Давай, не бойся.

Она отхлебнула коктейль. Серый Человек ухватил ее за руку (по сравнению с Каллой он казался совсем бледным) и снова потянул, а потом быстро выкрутил. Плечо Каллы резко дернулось вниз; она чуть не выронила бокал и хихикнула.

– Вот теперь я почувствовала.

– Теперь повтори то же самое со мной, – велел Серый Человек. – Я подержу бокал.

Сунув руки в карманы, Ганси прислонился к косяку. Он инстинктивно сознавал, что ужасные новости, которые он принес, были из тех, которые становятся только хуже, если ими поделиться. И он позволил себе минуту удовольствия перед бурей. Атмосфера этого дома оказывала на него обычное влияние. В отличие от Монмутской фабрики, дом номер 300 на Фокс-Вэй был битком набит странными людьми и причудливыми предметами. Он полнился разговорами, музыкой, телефонными звонками, старой электроникой. Ганси никогда не забывал, что все эти женщины были подключены к прошлому, имели доступ к будущему и ощущали свою связь более чем с одним миром.

Ганси не столько ходил в гости, сколько погружался.

Ему это нравилось. Ему хотелось быть частью дома номер 300 на Фокс-Вэй, хотя он и понимал, что по бесчисленному множеству причин это невозможно. Блу была естественным порождением своей семьи – уверенная, странная, доверчивая, любопытная. А он… невротичный, слишком сложный. Продукт совершенно иной среды.

– Что еще? – спросила Калла.

– Могу показать, как вывихнуть мне челюсть, если угодно, – добродушно произнес мистер Грей.

– О да – а вот и Ричард Ганси Третий, – сказала Калла, заметив гостей. – И змея. Где кока-кола?

– Работает, – ответил Ганси. – Не смог отпроситься.

Персефона слабо помахала, держа в руке высокий бокал, полный светло-розовой жидкости. Блу не стала махать. Она заметила выражение лица Ганси.

– Имя Колин Гринмантл вам о чем-то говорит? – спросил он у мистера Грея, хотя и так знал ответ.

Передав Калле бокал, Серый Человек вытер ладони о брюки. Превосходные зубы исчезли.

– Колин Гринмантл – мой бывший наниматель.

– Он наш новый учитель латыни.

– О боже, – произнесла Персефона. – Хочешь выпить?

Ганси понял, что она обращается к нему.

– Нет, спасибо.

– А я хочу, – сказала она. – Сейчас принесу и вам, мистер Грей.

Тот отошел к окну. Его машина, неизящный белый «Мицубиси» с огромным спойлером, стояла во дворе. Они с Ронаном задумчиво посмотрели на нее. После долгого молчания Серый Человек сказал:

– Это тот, кто попросил меня убить отца Ронана.

Ганси знал, что не стоит обижаться на бесстрастность интонации: мистер Грей был киллером, Ниалл Линч – его жертвой, в то время они с Ронаном еще не дружили, и с этической точки зрения профессия мистера Грея, пожалуй, не так уж отличалась от профессии наемника. Но это не отменяло того факта, что отец Ронана погиб. Ганси напомнил себе, что Серый Человек был просто равнодушным орудием. Рукой, направившей его, был Гринмантл.

Ронан, до сих пор молчавший, сказал:

– Я убью его.

И Ганси вдруг увидел ужасную картину: испачканные кровью руки Ронана, пустые, непонятные глаза, труп у ног. От этого безумного и жестокого образа он никак не мог избавиться, тем более что уже видел все фрагменты порознь – и в точности знал, как они будут выглядеть, если сложить их воедино.

Серый Человек быстро повернулся.

– Нет, – сказал он, с неслыханной прежде силой. – Ты меня слышишь? Не убьешь.

– Да неужели? – поинтересовался Ронан. Его голос звучал негромко и опасно, и в нем заключалось куда больше угрозы, чем если бы Ронан крикнул.

– Колин Гринмантл неприкасаем, – сказал Серый Человек. Он широко растопырил пальцы и продолжал: – Он – паук, висящий на паутине. Каждая ножка касается нити, и если с пауком что-нибудь случится, начнется ад.

Ронан ответил:

– Я уже жил в аду.

– Ты и понятия не имеешь, что такое ад, – заверил Серый Человек, хотя довольно добродушно. – Думаешь, ты первый, кто хочет отомстить за отца? Или твой отец – первый, кого убил Гринмантл? И тем не менее он жив и невредим. Потому что мы все знаем, как это работает. Прежде чем приехать сюда из Бостона, он присоединил шестнадцать ниточек к разным людям вроде меня, к компьютерным программам, к банковским отчетам. Паук умирает, паутина дергается – и внезапно твои счета пустеют, младший брат становится инвалидом, старшего расстреливают за рулем машины в Вашингтоне, предвыборная кампания миссис Ганси терпит крах из-за поддельных скандальных фото, Адам лишается стипендии, Блу теряет глаз…

– Перестаньте, – сказал Ганси. Он подумал, что сейчас его вырвет. – Господи. Пожалуйста, хватит.

– Я просто хочу, чтобы Ронан понял: он не имеет права наделать глупостей, – объяснил Серый Человек. – Убить Гринмантла – значит положить конец своей жизни, в ее привычном виде. Да и что хорошего принесет тебе месть?

– Это говорит киллер, – прорычал Ронан. Он явно обиделся.

– Говорит киллер, да… но я профи, – напомнил мистер Грей. – Даже если бы Гринмантл не был гениальным пауком, ты хотел бы сесть в тюрьму ради удовольствия убить его?

Без единого слова Ронан вышел и захлопнул дверь. Ганси не последовал за ним. Он разрывался между двумя желаниями – умерить боль друга или оставить его обиженным, зато предупрежденным. Жестокость была болезнью, которую, по мнению Ганси, он не мог подцепить. Но все вокруг – его друзья – медленно заражались ею.

Персефона принесла Серому Человеку коктейль, и себе тоже. Они дружно выпили.

– Хочешь? – спросила Блу.

Она наклонила стаканчик с йогуртом, показывая, что остались только кусочки фруктов на дне. Ганси не кивнул, но она все равно отдала ему стаканчик и ложку. Эффект был потрясающий – удивительно скользкая черника, удар сахара по пустому желудку, мысль о том, что этой ложки только что касались губы Блу.

Та посмотрела, как он проглотил первую порцию, и быстро повернулась к мистеру Грею.

– Это Гринмантл приходил вчера на сеанс, так?

– Да, – ответил мистер Грей. – Как я и думал. А теперь он преподает ребятам латынь.

– Почему? – спросил Ганси. – Почему мы?

– Не вы, – сказал мистер Грей. – Я. Разумеется, он не поверил, что я смылся с Грейуореном. Он явился сюда в поисках Моры, поскольку считает, что она для меня значима. Он проник в школу, поскольку выяснил, что мы с вами знакомы. Он хочет, чтобы я знал, что он знает, что я по-прежнему здесь, – а еще, чтобы я знал, как много ему известно о моей теперешней жизни.

– И что нам делать? – спросил Ганси.

Он чувствовал себя так, как будто этот день был ошибкой; настоящее начало учебного года должно было выглядеть как-то иначе. Лучше бы он остался в постели до завтра и попробовал еще разок.

– Это не ваша проблема, а моя, – кратко ответил мистер Грей.

– Он приезжает в мою школу. Каждый день. Ронану придется смотреть ему в лицо. Каждый день. По-вашему, это не моя проблема?

Мистер Грей сказал:

– Но ему нужен не ты. Я все улажу. Твоя забота – позволить мне все уладить.

Ганси опустился на кушетку. Он верил в намерения мистера Грея, но не в слова. Если за последний год он чему-то и научился, так это тому, что Генриетта представляет собой сплошной клубок.

Калла ухватила мистера Грея за запястье и медленно сделала вид, что ломает ему руку. Слегка покачав головой, он снова обернулся к ней, взял одной рукой за кисть, другой за запястье и повернул – неторопливо и четко. Несколько раз, чтобы Калла поняла, как это происходит. Отчего-то приятно было наблюдать за тем, как он со знанием дела изображает жестокость. Это напоминало танец. Нечто абсолютно контролируемое и прекрасное. Его аккуратное мускулистое тело и аккуратные, полностью осознаваемые движения гласили: «У меня все под контролем». И правда – все.

Как же Ганси хотелось, чтобы Гринмантл и правда был проблемой одного Серого Человека. Но он вновь увидел сужающийся черный туннель и пропасть, а на ее дне могилу.

Калла выругалась и схватилась за плечо.

– Извини, – сказал мистер Грей. И повернулся к Ганси: – Я выясню, чего он хочет.

– Только смотрите, чтоб вас не убили, – немедленно сказала Блу.

– Обязательно.

Наконец заговорила Персефона – как всегда, очень тихо:

– Пожалуй, хорошо, что вы уже почти нашли своего короля.

Ганси понял, что она обращается к нему.

– Да?

– Конечно, – сказала Калла. – И ты еще долго провозился.

12

В тот вечер, вскоре после возвращения с работы, Адам услышал стук в дверь своей квартирки. Открыв, он с удивлением обнаружил, что человек на пороге абсолютно реален. А потом удивился дополнительно: это был Ганси, а не Ронан.

– О, – сказал он. – Уже поздно.

– Знаю, – Ганси был в пальто и очках с металлической оправой; до тех пор он явно пытался заснуть, но тщетно. – Извини. Ты сделал задание по алгебре? Я не понимаю четвертый номер.

Он не произнес слова «Гринмантл». Говорить было нечего, пока они не получили известий от мистера Грея.

– Да, можешь посмотреть.

Адам впустил Ганси, по пути засунув письмо – то самое – под шкафчик у двери. В отличие от Ронана, Ганси в этой квартире выглядел неуместно. Низкий потолок словно давил его, трещины в штукатурке выступали яснее, практичные пластмассовые корзины, в которых лежали вещи Адама, казались еще более лишенными эстетического обаяния. Ганси отлично сочетался со старыми вещами, но эта обстановка была не старой, а просто дешевой.

Он спрятал письмо? Да. Адам буквально видел раскаленный контур конверта под шкафчиком. Ганси пожалел бы друга, нанял адвоката, и Адам почувствовал бы себя полным дерьмом, и тогда они бы поссорились…

«Мы не поссоримся».

Ганси сбросил пальто – под ним оказались футболка и штаны от пижамы, возможно самый символический наряд, какой Адам только мог вообразить для своего друга, разве что Ганси умудрился бы надеть под футболку еще одно пальто, а под него опять футболку и штаны от пижамы и так далее, и так далее, бесконечная матрешка – и плюхнулся на кровать.

– Мама звонила, – сказал Ганси. – Не хочу ли я встретиться с губернатором на следующих выходных, потому что было бы здорово, если бы я согласился, и не хочу ли пригласить друзей. Нет, мама, вообще-то не хочу. Но там будет Хелен! Да, мама, я так и подумал, но для меня это не плюс – я боюсь, она похитит Адама. Ладно, ладно, ты не обязан, я знаю, что ты занят, но бла-бла-бла и так далее, и так далее. О. Я забыл. Я принес плату за вторжение.

Он подтянул к себе пальто за рукав и достал из кармана два шоколадных батончика. Один он бросил на колени Адаму, а второй развернул.

Адаму страшно хотелось шоколадку, но он отложил ее, чтобы съесть завтра вечером на работе, во время перерыва.

– Это не даст мне заснуть.

Ему польстил намек на то, что изящная старшая сестра Ганси сочла его привлекательным. Недостижимость Хелен превращала эти слова в приятное поглаживание самолюбия.

– Так ты едешь?

– Не знаю. Если да, поедешь со мной?

Адам ощутил инстинктивную тревогу. Мышечную память того последнего раза, когда он побывал на политическом мероприятии в доме Ганси.

– Лучше пригласи Блу. Она устроила мне разнос за то, что ее не позвали в прошлый раз.

Ганси моргнул. Его глаза за стеклами очков стали испуганными.

– За то, что я ее не позвал?

– Нет, я. Но она захочет поехать. Поверь. Она меня реально напугала.

– Верю. Господи, я представил, как Блу знакомится с губернатором. И какие вопросы задает.

Адам ухмыльнулся.

– Он все это заслужил.

Ганси провел карандашом по тетрадке, сверяя свое домашнее задание с заданием Адама, хотя тот видел, что Ганси и сам выполнил номер четвертый вполне верно. Адам взглянул на шоколадный батончик и потер руки. Каждую зиму они шелушились, что бы он ни делал, и уже начали пересыхать. Он понял, что постукивание карандаша прекратилось, поднял голову и обнаружил, что Ганси сидит, хмуро уставившись в пространство.

– Все говорят: «Просто найди Глендауэра», – вдруг произнес он, – но вокруг меня рушатся стены пещеры.

Рушились не стены. После того как Адам в пещере услышал тревогу в голосе Ганси, он мгновенно уловил ее появление теперь. Он отвел глаза, чтобы дать Ганси возможность собраться с духом, а потом спросил:

– Что Мэлори советует делать дальше?

– Его по какой-то непонятной причине приводит в восторг Могила Великана, – Ганси действительно воспользовался моментом, который предоставил ему Адам, и вернул себе спокойствие; тревога преобразилась в ироническое порицание (это был давно отработанный ритуал). – Профессор говорит о внешних знаках, об уровне энергии, о том, как все указывает на эту гору. Он твердит, что обожает нашу силовую линию. У него просто глаза горят.

– У тебя тоже горели, – напомнил Адам.

У них обоих. Какими же неблагодарными они стали. Теперь им хотелось чудес покруче.

Ганси постучал карандашом, молча соглашаясь.

В тишине до Адама донесся шепот со стороны ванной. По опыту он знал, что этот звук исходил от воды, которая капала из крана. Язык оставался ему непонятен. Ронан, возможно, опознал бы слово-другое – у него была коробка-головоломка, которая переводила разные древние языки. Но Адам продолжал слушать, ожидая, когда голоса начнут нарастать или утихать. То ли энергия силовой линии прибывала, то ли Кабесуотер пытался выйти на связь…

Он понял, что Ганси, нахмурившись, смотрит на него. Адам сам не знал, что означало это выражение и как долго он сидел, сосредоточившись на том, что Ганси не мог расслышать. Судя по лицу друга – некоторое время.

– Мэлори целый день торчит на Монмутской фабрике? – быстро спросил Адам.

Лицо Ганси прояснело.

– Я дал ему «Шевроле», чтоб он мог поездить по окрестностям. Храни нас бог, водит он так же, как ходит. Ох, кажется, Монмутская фабрика ему не нравится.

– Изменник, – сказал Адам, поскольку знал, что это польстит Ганси (и правда польстило). – А где Ронан?

– Сказал, что поехал в Амбары.

– Ты ему веришь?

– Пожалуй. Он взял с собой Бензопилу, – ответил Ганси. – Вряд ли он станет связываться с Гринмантлом – мистер Грей был очень настойчив. Во что еще Ронан способен ввязаться? Кавински мертв, так что… господи, послушай меня.

Стены пещеры осыпались еще немного; ритуал был проведен недостаточно. Ганси откинулся назад и закрыл глаза. Адам видел, как он сглотнул.

И вновь он услышал голос Ганси, висящего в пропасти.

– Все нормально, – сказал Адам. Его не волновало, что Джозеф Кавински умер, но он радовался, что Ганси было не все равно. – Я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Нет. Это отвратительно, – ответил Ганси, не открывая глаз. – Все стало каким-то жутким. Так не должно было быть.

Для Адама все и начиналось жутко, но он понимал Ганси. Его благородный, оптимистичный, полный неведения друг постепенно открывал глаза и видел мир как есть – грязный, жестокий, грубый, несправедливый. Адаму всегда казалось, что он хотел именно этого – чтоб до Ганси дошло. Но теперь он сомневался. Ганси не походил на остальных – и внезапно Адам подумал, что, наверное, он и не хочет, чтобы тот на кого-то походил.

– Так, – сказал Адам, встал и схватил задание по истории. – Читай. Вслух. Я буду записывать.

Так прошел час. Ганси читал вслух своим милым старческим голосом, Адам делал пометки своим чрезмерно аккуратным почерком. Закончив, Ганси закрыл учебник и положил на перевернутое пластмассовое ведро, которое служило Адаму тумбочкой.

Он встал и надел пальто.

– Я думаю, – сказал он, – что если – когда – мы найдем Глендауэра, я попрошу его вернуть Ною жизнь. Как по-твоему, Глендауэр согласится?

Это настолько не вытекало из предыдущего разговора, что Адам не сразу подобрал ответ. Он просто смотрел на Ганси. Что-то в нем стало другим; он изменился, пока Адам сидел к нему спиной. Складка меж бровей? Манера опускать подбородок? Или, мож, жестко стянутые губы, как будто их уголки опустились под грузом ответственности.

Адам уже не помнил, почему они так долго ссорились летом. Ганси, его лучший друг. Его глупый, добрый, прекрасный лучший друг.

Он сказал:

– Нет. Но, по-моему, спросить стоит.

Ганси кивнул. Один раз. Дважды.

– Прости, что не даю покоя. До завтра?

– Обязательно.

Когда Ганси ушел, Адам достал спрятанное письмо. В нем стояла новая дата судебного слушания. Какая-то часть души Адама с удивлением поняла, что при виде слов «Роберт Пэрриш» в животе у него все тоскливо и тошнотворно свернулось.

«Смотри вперед, Адам». Скоро это останется в прошлом. Скоро учебный год закончится. Скоро они найдут Глендауэра, скоро все станут королями. Скоро, скоро.