Текст книги "Синяя лилия, лилия Блу"

41

– Я здесь, – сказала Блу, вбегая в дверь дома номер 300 на Фокс-Вэй.

Она вспотела, была раздражена и нервничала, разрываясь между надеждой на ложную тревогу и на то, что случившееся достаточно важно, чтобы оправдать ее спешный уход в разгар смены в «Нино».

Калла встретила Блу в коридоре, когда девушка бросила сумку у двери.

– Иди сюда и помоги Адаму.

– А что случилось с Адамом?

– Ничего, – ответила Калла. – Все как обычно. Он ищет Персефону!

Они зашли в гадальную. Адам сидел во главе стола. Очень неподвижно, с закрытыми глазами. Перед ним стояла черная гадальная миска из комнаты Моры. Свет исходил лишь от трех мерцающих свечей. В животе у Блу что-то неприятно сжалось.

– Сомневаюсь, что это хорошая идея, – сказала она. – В последний раз…

– Знаю. Он мне рассказал, – перебила Калла. – Но он готов рискнуть. И будет лучше, если мы поучаствуем втроем.

– А почему он ищет Персефону?

– Он думает, с ней случилось что-то плохое.

– Где она? Она сказала тебе, куда пошла?

Калла устремила на Блу испепеляющий взгляд. Ну конечно. Персефона никогда никому ничего не говорила.

– Ладно, – сказала Блу.

Калла закрыла за ними дверь гадальной и жестом велела Блу сесть рядом с Адамом.

Тот открыл глаза. Блу не знала, о чем его спросить, а он просто слегка качнул головой, как будто сердился на себя, или на Персефону, или на весь мир.

Калла уселась напротив и взяла Адама за руку. Она приказала Блу:

– Возьми другую. Я буду его удерживать, а ты усиливать.

Блу и Адам переглянулись. Они не держались за руки со времен разрыва. Блу положила руку на стол, и Адам сплелся с ней пальцами. Осторожно. Ненавязчиво.

Блу сжала их.

Адам сказал:

– Я…

И замолчал. Он смотрел в гадальную миску краем глаза, не напрямую.

– Ты – что? – уточнила Калла.

Он договорил:

– Я вам доверяю.

Блу стиснула его руку чуть крепче. Калла сказала:

– Мы тебя не оставим.

Миска замерцала, и он посмотрел в нее.

Адам смотрел и смотрел, свечи мигали, и Блу уловила момент, когда его тело выпустило душу, потому что в ту секунду отражение свечей в миске сделалось странным, а пальцы Адама обмякли в ее руке.

Блу внимательно посмотрела на Каллу, но та продолжала сидеть, как прежде, держа светлую руку Адама в своей темной, вскинув подбородок и устремив на юношу внимательный взгляд.

Его губы двигались, словно он говорил сам с собой, но с них не слетало ни звука.

Блу задумалась, каким образом усиливает его транс, заставляя Адама погружаться глубже в эфир. Адам теперь блуждал, оторвавшись от своего тела и разматывая нить, которая прикрепляла душу к оболочке. Калла цеплялась за конец этой нити, а Блу гнала Адама дальше.

Он нахмурился. Его губы разомкнулись, глаза сделались совершенно черными – черными, как зеркальная поверхность миски. То и дело в них появлялись три изогнутых язычка пламени, отражавшиеся в воде. Но иногда в одном глазу их было два, а в другом только один, или три в одном и ничего в другом, или по три в обоих… а потом темнота.

– Нет, – шепотом сказал Адам.

Его голос звучал непривычно. Блу со страхом вспомнила ту ночь, когда наткнулась на Нив, гадавшую среди корней бука.

И вновь она посмотрела на Каллу.

Но та по-прежнему оставалась спокойна и внимательна.

– Мора? – позвал Адам. – Мора?

Он произнес это голосом Персефоны.

«Я не выдержу», – вдруг подумала Блу. Ее душа не могла этого вынести. Она боялась.

Свободной рукой Калла потянулась через стол и сжала руку Блу. Теперь они сомкнулись в кольцо вокруг гадальной миски.

Адам дышал рывками, медленно.

«Только не это».

Блу почувствовала, как шевельнулась Калла, крепче стискивая руку Адама.

– Нет, – повторил он, уже своим собственным голосом.

Пламя в его глазах стало огромным.

Затем они снова почернели.

Он не дышал.

Мгновение в комнате стояла тишина. Две секунды. Три.

Свечи в гадальной миске погасли.

– ПЕРСЕФОНА! – закричал Адам.

– Давай! – велела Калла, выпустив руку Блу. – Отпусти его!

Блу разжала пальцы, но ничего не произошло.

– Рви! – рыкнула Калла. – Я знаю, ты это умеешь. А я притащу его обратно!

Она прижала большой палец свободной руки к середине лба Адама, а Блу принялась отчаянно вспоминать, каким образом она отключила Ноя, там, на Монмутской фабрике. Но одно дело – выдернуть вилку из розетки, когда Ной швырялся разными вещами. И другое – когда она смотрела на неподвижную грудь и пустые глаза Адама. Совсем другое – когда его плечи обмякли, а лицо уткнулось в подставленные руки Каллы, не позволившей ему упасть в гадальную миску…

«Он доверяет нам. Он никому не доверяет, но доверяет нам. Он доверяет тебе, Блу».

Она вскочила и возвела стены. Чтобы укрепить их, она попыталась представить яркий свет, льющийся сверху, но в присутствии безжизненно распростертого на другом конце стола тела Адама это было трудно. Калла хлопнула его по щеке.

– Очнись, сукин сын! Вспомни свое тело!

Блу повернулась к ним спиной.

Закрыла глаза.

И сделала это.

Настала тишина.

Потом включилась лампа над головой, и голос Адама произнес:

– Она здесь.

Блу развернулась.

– Что значит «здесь»? – спросила Калла.

– Здесь, – повторил Адам, оттолкнулся и встал. – Наверху.

– Но мы искали в ее комнате, – сказала Калла.

– Не в комнате, – Адам нетерпеливо помахал рукой. – Выше… какое тут самое высокое место?

– Чердак, – ответила Блу. – Но что ей там делать? Гвенллиан?..

– Гвенллиан на дереве на заднем дворе, – сказала Калла. – Общается с птицами, которые ее ненавидят.

– На чердаке есть зеркала? – спросил Адам. – Какое-то место, куда она могла отправиться на поиски Моры?

Калла выругалась.

Она распахнула дверь чердака и влетела туда первая. Адам и Блу следовали за ней. Остановившись на пороге, Калла сказала:

– Нет.

Блу проскочила мимо нее.

В промежутке между зеркалами она увидела груду кружев, ткани и…

Персефону.

Адам бросился к ней, но Калла схватила его за руку.

– Нет, идиот. Не вздумай оказаться между ними! Блу, стой!

– Я рискну, – ответила та.

И опустилась на колени рядом с Персефоной. Нельзя было нарочно упасть так, как лежала она – на коленях, с заведенными назад руками и задранной головой (ее подбородок покоился на ножке зеркала). Черные глаза смотрели в никуда.

– Мы ее вернем, – сказал Адам.

Но Калла уже плакала.

Блу, совершенно не заботясь о внешнем достоинстве, подхватила Персефону под мышки и потащила прочь легкое, не сопротивляющееся тело.

Они вернут ее. Как и сказал Адам.

Калла упала на колени и закрыла лицо руками.

– Хватит, – дрогнувшим голосом велела Блу. – Иди сюда и помоги.

Она взяла Персефону за руку. Та была холодной, как стены пещеры.

Адам стоял, обхватив себя руками, с вопросом в глазах.

Блу уже знала ответ, но не могла его выговорить.

Калла сказала:

– Она умерла.

42

До тех пор Блу не верила в смерть.

Не верила всерьез.

Это случалось с другими людьми, другими семьями, в других местах. В больницах, автомобильных катастрофах, зонах боевых действий. Это происходило (Блу вспомнила слова Ганси, сказанные у гробницы Гвенллиан) с церемониями. Смерть как-то оповещала о себе.

Она не могла наступить просто так, на чердаке, солнечным днем, пока они сидели в гадальной. Она не могла взять и наступить за одну-единственную секунду – необратимую секунду.

Этого не могло случиться с людьми, которых Блу знала всю жизнь.

Но случилось.

И теперь, отныне и навсегда, стало две Блу. Одна, которая была раньше, и вторая, которая появилась теперь. Та, которая не верила, и та, которая знала.

43

Ганси приехал в дом номер 300 на Фокс-Вэй после того, как уехала «Скорая», не потому что недостаточно спешил, а из-за проблем связи. Понадобилось двадцать четыре звонка от Адама на мобильник Ронану, прежде чем Ронан удосужился взять трубку, а потом ему потребовалось некоторое время, чтобы разыскать Ганси на кампусе. Мэлори где-то странствовал с Псом, исследуя Вирджинию; впрочем, профессору пока необязательно было об этом знать.

Персефона умерла.

Ганси не мог в это поверить не потому, что не верил в близость смерти – он не мог перестать в нее верить, – но потому что не ожидал, что Персефона поступит настолько по-человечески. Возьмет и умрет. В трех обитательницах дома на Фокс-Вэй было нечто неизменное – Мора, Персефона и Калла напоминали ствол, от которого отходили все остальные ветки.

«Мы должны найти Мору», – подумал он, вылезая из «Камаро» и шагая по дорожке. Ронан брел за ним, сунув руки в карманы; Бензопила мрачно перепархивала с дерева на дерево, следуя за Ронаном. «Потому что если Персефона умерла, значит, ничто не помешает умереть и Море».

Адам сидел в тени крыльца. Глаза у него были пустые, меж бровей – складка. Миссис Ганси обычно касалась большим пальцем лба Ричарда Ганси Третьего и разглаживала морщинку; она до сих пор делала так с Ганси Вторым.

Ему сильно захотелось разгладить лоб Адама, но тот поднял голову и сказал:

– Я нашел ее. И что толку?

Адам ждал, что Ганси его успокоит, и, пусть радоваться было нечему, тот собрался с силами и произнес:

– Ты сделал все, что мог. Калла мне позвонила и рассказала. Она гордится тобой. Легче сейчас не будет, Пэрриш. Не надейся.

Адам, освободившись, горестно кивнул и уставился на ноги.

– Где Блу?

Адам хлопнул глазами. Очевидно, он не знал.

– Я зайду, – сказал Ганси, а Ронан сел на ступеньку рядом с Адамом. Закрывая за собой дверь, Ганси услышал голос Адама:

– Я не хочу говорить.

И ответ Ронана:

– Блин, а я что, собираюсь?

Он нашел Каллу, Джими, Орлу и двух других молодых женщин, которых не узнал, на кухне. Ганси хотел начать со слов «примите мои соболезнования» или с еще какой-нибудь вежливой фразы, которая имела бы смысл за пределами этой кухни, но в данном контексте все вежливые фразы выглядели фальшивее, чем обычно.

И тогда он сказал:

– Я иду в пещеру. Мы идем.

Это было невозможно, но какая разница? Невозможным было все. Он ожидал, что Калла возразит, но она молчала.

Отчасти Ганси хотелось, чтобы она попыталась их отговорить; это была та его часть, которая чувствовала ползущие по шее маленькие ножки.

«Трус».

Он потратил много времени, учась загонять эту мысль в глубины сознания, и теперь одержал верх.

– Я иду с вами, – сказала Калла, крепко сжимая в руке бокал. – Хватит этой самодеятельности. Я так зла, что могу…

Она швырнул бокал на пол, и он разбился у ног Орлы. Орла уставилась на осколки, потом на Ганси – лицо у нее было виноватое, но Ганси долго прожил бок о бок с горем Ронана и мог опознать его с первого взгляда.

– Вот! – крикнула Калла. – Вот, пожалуйста. Я его просто разбила безо всякой причины!

– Я за пылесосом, – сказала Джими.

– Я за успокоительным, – сказала Орла.

Калла вылетела на задний двор.

Ганси отступил и прокрался вверх по лестнице в телефонную (швейную, кошачью) комнату. Это было единственное место на втором этаже, куда его приглашали, и единственное, где, как он знал, имело смысл поискать Блу. Впрочем, там он ее не нашел – как и в соседней комнате, которая, очевидно, служила ей спальней. Ганси обнаружил Блу в конце коридора, в каморке, которая явно принадлежала Персефоне; там пахло ею, и все было странно и умно.

Блу сидела у кровати, яростно царапая лак на ногтях. Она посмотрела на Ганси. Вечерний свет резко и ярко падал на матрас у нее за спиной, заставляя девушку щуриться.

– Отчего так долго? – спросила она.

– У меня был отключен телефон. Прости.

Она соскребла на косматый коврик еще кусочек лака.

– Конечно, в любом случае не было смысла торопиться.

«Ох, Блу».

– Мистер Грей здесь? – спросила она.

– Я его не видел. Слушай, я сказал Калле, что мы собираемся в пещеру. Чтобы найти Мору… – и он поправился: – Твою маму.

– Ради бога, не говори со мной тоном Ричарда Ганси! – огрызнулась Блу, а потом вдруг заплакала.

Это было против правил, но Ганси присел рядом, коснувшись одним коленом ее спины, а другим ног, и обнял Блу. Она прижалась к нему, положив стиснутые руки на грудь Ганси. Он почувствовал, как горячая слеза упала в ямочку над ключицей. Ганси закрыл глаза от солнца, лившегося в окно, – ему было жарко в свитере, нога немела, в локоть впивалась металлическая рама кровати, Блу Сарджент лежала у него на груди, и он не двигался.

«Помогите», – подумал он. И вспомнил слова Гвенллиан: «Оно начинается». Он чувствовал это. Что-то раскручивалось, все быстрее и быстрее, как катушка, подхваченная ветром.

«Начинается, начинается…»

Он сам не знал, кто кого утешает.

– Я – часть бессмысленного нового поколения, – наконец сказала Блу, уткнувшись в него.

Желание и страх жили рядом друг с другом в его сердце и обострялись от такого соседства.

– Компьютерное поколение. Все время кажется, что можно нажать кнопку перезагрузки и обновиться.

Ганси отстранился и поморщился от колотья в ноге, а потом дал Блу листик мяты и прислонился к спинке кровати. Подняв голову, он обнаружил, что на пороге стоит Гвенллиан. Ганси понятия не имел, сколько времени она там провела. Она стояла, вытянув одну руку и ухватившись за косяк, словно боялась, что ее впихнут в комнату.

Она подождала, пока не убедилась, что Ганси смотрит на нее, а затем запела:

 
                           – Короли, королевы,
                           Королевы, короли,
                           Синяя лилия, лилия синяя,
                           Короны и птицы,
                           Мечи и безделушки,
                           Синяя лилия, лилия синяя.
 

– Ты пытаешься меня разозлить? – спросил Ганси.

– А ты злишься, маленький рыцарь? – нежно ответила Гвенллиан. Положив щеку на руку, она принялась качаться туда-сюда. – Мне часто виделась смерть. Я много раз пропела все песни, какие знала, пока лежала ничком в том ящике. Каждый глаз! Каждый глаз, к которому можно было обратиться, я умоляла посмотреть на меня. И – ничего в ответ, кроме тупости и слепоты!

– Как ты пользовалась чужими глазами, если ты такая же, как я? – поинтересовалась Блу. – Если у тебя нет собственных магических способностей.

Рот Гвенллиан приобрел самые презрительные очертания.

– Этот вопрос! Все равно что спросить, как можно вбить гвоздь, если ты не молоток.

– Ладно, – сказала Блу. – Проехали. Мне, в общем, дела нет.

– Меня учил Артемус, – продолжала Гвенллиан. – Когда не пытался опорочить моего отца. Вот тебе загадка, моя любовь, моя любовь, моя любовь, что растет, моя любовь, моя любовь, моя любовь, из темноты, моя любовь, моя любовь, моя любовь, в темноту, моя любовь, любовь, моя любовь.

Блу сердито поднялась на ноги.

– Хватит игр.

– Дерево ночью, – ответил Ганси.

Гвенллиан перестала раскачиваться на косяке и уставилась на него, по-прежнему сидевшего на полу.

– Многое от моего отца, – сказала она. – Многое от моего отца вижу в тебе. Артемус, дерево ночью. Твоя мать ищет его, синяя лилия? Тогда разыщи моего отца. Артемус будет рядом с ним, как можно ближе, если только ему ничего не помешает. Лучше говорить шепотом.

Она плюнула на пол рядом с Ганси.

– Я и ищу его, – сказал Ганси. – Мы спустимся под землю.

– Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя, маленький принц, – проговорила Гвенллиан. – Покажи свой королевский нрав.

– Таким образом и твой отец заставлял других ему служить? – спросил Ганси.

– Нет, – ответила Гвенллиан с легкой досадой. – Он просил.

Хотя все это было неправильно и невероятно, ее слова согрели душу Ганси. Да, так: Глендауэр правил прося, а не приказывая. Это был король, которого Ганси искал.

– Ты пойдешь с нами? – спросил он.

44

Когда Колин Гринмантл вышел на крыльцо исторической фермы и посмотрел на поле, он обнаружил вдалеке стадо коров, а поблизости – двух молодых людей.

Точнее сказать, Адама Пэрриша и Ронана Линча.

Он посмотрел на них сверху вниз.

Они посмотрели на него снизу вверх.

Обе стороны молчали. Парни выглядели как-то тревожно – в частности, у Адама Пэрриша было интересное лицо. Не в том смысле, что он был интересным человеком. Скорее, что-то необычное крылось в его чертах. Он был чужаком, красивым образчиком представителей Западной Вирджинии – тонкие, как перья, скулы, впалые щеки, светлые, чуть заметные брови. Дикий и костлявый, как портреты времен Гражданской войны. «Брат убивал брата, а их фермы превращались в руины…»

А Ронан Линч походил на Ниалла Линча – иными словами, выглядел той еще сволочью.

Ох, молодость.

Поэтому Гринмантл первым разбил лед. Он спросил:

– Вы принесли домашнюю работу?

Они продолжали стоять там как пара близнецов из ужастика – один светлый, другой темный.

Адам Пэрриш слегка улыбнулся и сразу помолодел на два года. Зубов у него был полный набор.

– Я знаю, кто вы.

Это было интересно.

– И кто же?

– А вы не знаете? – безмятежно спросил Адам Пэрриш.

Гринмантл прищурился.

– Мы играем в какую-то игру, мистер Пэрриш?

– Возможно.

Игры, по крайней мере, были одной из специальностей Гринмантла. Он прислонился к перилам.

– В таком случае, я тоже знаю, кто вы.

Ронан Линч передал Адаму Пэрришу здоровенный коричневый конверт.

– Сомневаюсь, – ответил Адам.

Гринмантлу не понравилось бесстрашие, написанное на его лице. Нет, даже не бесстрашие – это было отсутствие выражения в принципе. Гринмантл задумался, что в конверте. «Признания юного социопата».

Он сказал:

– Знаете, что не позволяет беднякам подняться, мистер Пэрриш? Отнюдь не отсутствие дохода. Скудость воображения. Обитатели трейлеров грезят о домике в пригороде, обитатели домика в пригороде грезят о большом городе, большой город грезит о звездах и так далее, и тому подобное. Бедняк может представить себе трон, но он понятия не имеет, как вести себя по-королевски. Бедность воображения. Но вы… вы – кукушонок, проникший в чужое гнездо. Вы – мистер Адам Пэрриш, Энтитем-лейн, двадцать один, Генриетта, штат Вирджиния, и у вас хорошее воображение, но все равно вы – самозванец.

Парень был молодцом. Кожа вокруг глаз у него натянулась лишь самую малость, когда Гринмантл назвал адрес.

– Поверьте, ничего не стоит швырнуть вас наземь, – добавил Гринмантл, на тот случай, если Пэрриш еще недостаточно нервничал. – Вы бы с тоской вспоминали дни, проведенные в трейлере.

Адам Пэрриш смотрел на него. И Гринмантл вдруг понял, что Пэрриш пугает его точно так же, как Пайпер, когда он застал ее перед зеркалом.

Адам перевернул пухлый конверт, и Гринмантл увидел коричнево-красное пятно. Это всегда был плохой знак. Адам сказал:

– Если не уберетесь из Генриетты к пятнице, все, что лежит в этом конверте, станет правдой.

Ронан Линч тоже улыбался, и его улыбка была вроде ножа.

Они оставили конверт и ушли.

– Пайпер! – крикнул Гринмантл, когда они скрылись.

Но она не ответила. Невозможно было понять, где она – дома, но в трансе, или ушла искать нечто, о чем ей напели зеркала.

Генриетта. Проклятая Генриетта. Да пусть подавятся.

Гринмантл спустился с крыльца и нашел калитку, которая вела наружу. Он открыл конверт. Коричнево-красным истекала отрубленная гниющая рука. Маленькая. Детская. Кроме нее, в конверте лежал заклеенный полиэтиленовый пакет, испачканный кровью, а в нем – бумаги и фотографии.

Каждая по отдельности была отвратительна.

Все вместе они были убийственны.

Содержимое конверта повествовало о Колине Гринмантле, хитром массовом убийце и закоренелом извращенце. Там были описания мест, где находились тела и части тел. Скриншоты изобличающей переписки и фотографии с мобильника – а когда Гринмантл достал собственный телефон, то обнаружил их на нем, во всем своем ужасающем блеске. Там были письма, домашнее видео, фотографии… груда улик.

Все это было неправдой.

Все это было выдумано.

Но какая разница? Выглядело вполне достоверно. Правдивее правды.

Грейуорен существовал на самом деле, и эти двое мальчишек обладали им, но что толку? Они были неприкасаемы – и знали это.

Проклятая молодость.

На самом дне конверта, полного мерзостей, нашелся клочок бумажки. Почерком, который настолько походил на почерк Ниалла Линча, что мог принадлежать лишь его сыну, было написано: Qui facit per alium facit per se.

Гринмантл знал эту пословицу.

«Тот, кто действует через другого, действует сам».

45

– Так. Мы уезжаем, – сказал Гринмантл. – Срочные семейные дела. Возвращаемся в Бостон. Собирай вещи. Позвони друзьям. Я избавил тебя от книжного клуба.

Пайпер взяла сумочку.

– Нет, я собираюсь кое-куда с парнями.

– С парнями!

– Да, – сказала Пайпер. – Этот ужасный Серый Человек водит белую машину? Такую, на которых любят гоняться мальчишки. Ну, знаешь, с большим крылом сзади. Это, видимо, должно означать, что у водителя большой член? У меня такое ощущение, что кто-то из них за мной ездит. Я имею в виду, ха, чаще обычного, потому что сам понимаешь, – и она встряхнула волосами.

– Я не желаю говорить про Серого Человека, – сказал Гринмантл. – Я говорю с тобой про твои вещи.

– Я не стану собираться. Кажется, я кое-что нашла, – заявила Пайпер.

Гринмантл показал ей конверт.

Она впечатлилась далеко не так сильно, как он. Она сказала:

– Ради бога. Если я нашла именно то, что думаю, мы запросто избавимся от всех проблем. И дадим детишкам по рукам. Извини. О, это я неудачно пошутила, – она расхохоталась. – Ладно, я пошла.

«С парнями». Гринмантл встал.

– Я поеду с тобой. И по пути уговорю тебя поехать со мной обратно в Бостон.

Пайпер никоим образом не могла найти нечто, способное перевесить целый конверт компромата. Единственное, что Пайпер могла найти, – это очередной дурацкий мастер-класс и лысую собачонку.

– Как хочешь. Надевай сапоги.

Оказалось, что Пайпер собиралась встретиться с двумя громилами, которых нанял Гринмантл. Вообще-то они были не такие брутальные, как он думал. Одного звали Моррис, и на преступный путь его толкнула проблема с алиментами. Второго звали Зверь… ну, хотя бы он выглядел именно так, как думал Гринмантл.

И они оба смотрели на Пайпер, как будто она знала, о чем говорила.

– Покажите, что у вас есть, – велела она.

Когда село солнце, Моррис и Зверь отвели их к убогой ферме. Даже в свете фар было нетрудно понять, что эта ферма видала лучшие дни. Крыльцо просело. Кто-то попытался улучшить облик дома, высадив перед ним ряд веселеньких цветочков.

Зверь и Моррис повели Пайпер и Гринмантла по полю. У них было с собой всякое снаряжение. У Пайпер тоже. У Гринмантла были сапоги. Он чувствовал себя четвертым колесом в транспортном средстве, которое вообще-то не планировалось четырехколесным.

Он посмотрел через плечо, чтобы убедиться, что Серого Человека, вечно стоящего у него за плечом, на самом деле там нет.

– У меня мало практического опыта по части преступлений, – сказал Гринмантл, пока они шагали через поле, – но разве нам не следовало оставить машины в каком-нибудь конспиративном месте? Укромном, – пояснил он для Зверя.

– Здесь никто не живет, – буркнул Зверь.

Гринмантла одновременно напугал и впечатлил его утробно-низкий голос.

Моррис, у которого голос был гораздо цивильнее, добавил:

– Мы съездили заранее и проверили.

Два спецсотрудника – громилы – громила и Моррис – привели их к какому-то каменному строению. Гринмантлу показалось, что у него нет крыши, но спустя несколько секунд его глаза привыкли к темноте, и он понял, что это каменная башня, уходящая в ночь. Он сам не знал, почему сначала счел ее развалиной. Бог весть каким образом она оказалась в самом сердце вирджинского захолустья, но как минимум это было интересно, а Гринмантл любил интересное.

– Там пещера, – сказал Моррис.

На двери висел замок, но он уже был взломан, возможно, клыками Зверя.

– И эта пещера соответствует описанию, которое я вам дала? – уточнила Пайпер.

– Откуда у тебя описание пещеры? – поинтересовался Гринмантл.

– Заткнись, пока не повредило, – любезно сказала та.

– Да, – ответил Моррис. – Я не видел никаких дверей типа той, что вы описали, но мы не заходили далеко.

Он толкнул дверь, а Зверь включил массивный фонарь.

Он осветил огромного мужчину, сидевшего у входа в пещеру. На коленях у него лежало ружье.

– К ВАШЕМУ СВЕДЕНИЮ, ПЕЩЕРА ПРОКЛЯТА, – сообщил он. – И ЛУЧШЕ ВАМ УЙТИ СЕЙЧАС ЖЕ. КОРОТКАЯ ДОРОГА – ЧЕРЕЗ ПОЛЕ.

Пайпер посмотрела на Морриса и Зверя.

– Этот тип сидел здесь, когда вы приезжали в прошлый раз?

– Нет, мэм, – ответил Моррис. – Эй, дружище, мы войдем в пещеру. Есть простой вариант, есть сложный. Так?

При этом он бросил взгляд на Пайпер.

– Так, – ответила та. – В любом случае спасибо за предупреждение.

Огромный лоб незнакомца нахмурился.

– ТАМ ВНУТРИ ЕСТЬ ТО, ЧТО НЕЛЬЗЯ БЕСПОКОИТЬ.

Гринмантл, опасаясь, что впоследствии этот человек его опознает, тактично отступил в тень, чтобы скрыть лицо.

И стукнулся спиной о чью-то грудь.

– Колин, – произнес Серый Человек. – Я разочарован. Ты разве не изучил содержимое конверта?

– Господи боже мой, – заскулил Гринмантл. – Я вообще не хотел сюда ехать!

– ТЫ, – сказала Пайпер.

– Да, – ответил Серый Человек.

Странно, но он был экипирован не хуже Пайпер, как будто тоже собирался спуститься в пещеру.

– Мистер Диттли, как дела?

– НОРМАЛЬНО.

Серый Человек сказал:

– А всем остальным лучше уйти.

– Нет, знаете что? – возразила Пайпер. – Мне страшно надоело, что вы являетесь и всюду суете свой нос. Я приехала сюда первая, и у меня свои планы. Мужчины, ведите же себя по-мужски!

Гринмантл понятия не имел, что это значит, но Моррис и Зверь немедленно шагнули к Серому Человеку. Диттли встал.

За обескураживающие две секунды Серый Человек отправил Зверя в могилу или в больницу. А Моррис внезапно оказался неплохим противником. Они дрались молча, тяжело сопя и выдыхая от полученных ударов. Джесс Диттли отложил ружье и ухватил Гринмантла за обе руки, как капризного ребенка.

– А теперь все бросьте всё, – велела Пайпер.

Она целилась из пистолета в голову Серого Человека. Из серебристого. Гринмантл по-прежнему сомневался, что серебристые пистолеты выглядят опаснее черных. Зато явно не сомневались остальные. Серый Человек прищурился, но Морриса выпустил.

Пайпер явно была довольна собой. Она сказала Серому Человеку:

– Ну, как ощущения? Круто? Помнишь, ты приставил к моей голове пушку? Да. Это было мерзко.

Выражение лица у Серого Человека не изменилось. Вполне возможно, опция «страх» у него просто отсутствовала.

– Откуда ты это взяла? – спросил у жены Гринмантл. – А для меня не прихватила?

Пайпер испепеляюще взглянула на него и вздернула подбородок.

– Возьми вон то.

Она имела в виду ружье Джесса Диттли, которое тот отложил, чтобы схватить Гринмантла. И Гринмантл подумал, насколько бессмысленно милосердие. Если бы Джесс Диттли выстрелил, Гринмантл теперь не держал бы его под прицелом.

Он направил ружье в грудь Джессу Диттли. Все это ему страшно не нравилось. Гринмантл не любил что-либо делать сам. Он предпочитал нанимать других. Предпочитал оставлять отпечатки пальцев при себе.

Он не хотел в тюрьму.

Во всем была виновата Пайпер.

– Уйди с дороги, – сказал он и тут же пожалел, что не придумал фразу поинтереснее.

– Я ВАМ ЭТОГО НЕ ПОЗВОЛЮ.

Гринмантл взглянул на Джесса Диттли. С ума сойти, такой рост нужно объявить вне закона.

– Честное слово, ты без необходимости усложняешь дело.

Джесс Диттли просто покачал головой – очень медленно.

Гринмантл сделал еще одну попытку:

– Отвали!

В кино это срабатывало мгновенно. Ты направляешь на человека ствол, и он спешно убирается с дороги. Он не должен стоять, глядя на тебя.

Джесс Диттли сказал:

– ЭТО НЕ ТВОЯ ПЕЩЕРА.

И тогда Пайпер выстрелила.

Три раза, быстро. Три черных пятна появились у него на футболке и на голове.

Когда все пришли в себя и взглянули на нее, она уже держала под прицелом Серого Человека.

Гринмантлу просто не верилось, каким… невероятно мертвым был этот великан. Однозначно мертвым, простреленным. В нем были дырки. Гринмантл не мог отвести от них взгляда. Возможно, пули прошли насквозь…

– Пайпер, – сказал он. – Ты только что убила человека.

– Потому что остальные ничего не делали. Нашли время мериться длиной, – сказала Пайпер. И обратилась к Серому Человеку: – Тащи его в пещеру!

– Нет, – ответил тот.

– Нет? – и у Пайпер сделалось лицо убийцы – впрочем, такое лицо у нее было всегда.

– Не стреляй, – вмешался Гринмантл.

Пульс у него так и прыгал. Он думал только о том, насколько убедительно будут выглядеть документы из конверта в сочетании с событиями нынешнего вечера. Разве Пайпер не знала, что преступление предполагает тщательное планирование и заметание следов? Самое трудное – не стрельба, а уничтожение улик.

– Я не собираюсь таскать трупы без перчаток, – произнес Серый Человек ледяным тоном, ясно давая понять, каким образом он достиг таких высот в своем ремесле. – Я бы и стрелять в него без перчаток не стал. Глупо оказаться в тюрьме из-за отпечатков и порохового осадка на руках.

– Спасибо за совет, – сказала Пайпер. – Моррис, ты в перчатках. Тащи этого парня, и пошли.

– А с ним что? – спросил Моррис, глядя на Серого Человека.

– Свяжи его. Прихватим с собой. Колин, что ты стоишь как столб?

– Вообще-то, – сказал Гринмантл, – я, пожалуй, лучше пережду.

– Ты издеваешься.

Нет, он не издевался – более того, его тошнило. Не нужно было жениться. Не нужно было уезжать из Бостона. Нужно было жить в Бостоне и не жениться. Он двинулся к двери. Гринмантл хотел обеспечить себе хоть какое-нибудь прикрытие на тот случай, если Пайпер разозлится и решит пальнуть и в него.

– Я просто… пойду обратно. Пойми меня правильно. Ты потрясающе выглядишь с пистолетом, но…

– Вот так всегда. Ты говоришь: «Мы будем делать это вместе, ты и я», но кто в конце концов вынужден трудиться? Я. А ты идешь и начинаешь что-нибудь новенькое. Прекрасно. Иди. Но не думай, что я побегу за тобой.

Он встретился глазами с Серым Человеком. Тому как раз связывали руки за спиной. Надежно, кабельной стяжкой.

Серый Человек посмотрел на тело Джесса Диттли и на мгновение закрыл глаза. Невероятно, но лицо у него было злое. Значит, все-таки он обладал какими-то чувствами.

Гринмантл помедлил.

– Или делай, или вали отсюда, – резко сказала Пайпер.

– Идите, Колин, – произнес Серый Человек. – Вы бы избавили нас обоих от массы неприятностей, если бы вообще не приезжали сюда.

Гринмантл воспользовался возможностью и ушел. Он заблудился, пока брел через поле – он всегда был топографическим кретином – но, как только он оказался в машине, дорога стала очевидна. Прочь отсюда. В любую сторону. Все дороги вели прочь.