Текст книги "Синяя лилия, лилия Блу"

– Хочешь, я что-нибудь понесу? – спросил Адам.

– Блин, не надо.

Адам придержал для него дверь.

Выйдя из комнатки, Ронан некоторое время бродил между коровами, иногда останавливаясь, чтобы посмотреть на них повнимательнее, или наклоняясь, чтобы разглядеть клеймо. Наконец он добрался до коровы шоколадного цвета, с неровной полосой на дружелюбной морде. Он потолкал ее неподвижное тело мыском ботинка и объяснил:

– Работает лучше, если животное… ну, не знаю… чем-то отличается. Если похоже на то, что я мог бы приснить сам.

Корова для Адама выглядела совершенно как корова.

– А что с этой не так?

– Она выглядит слишком дружелюбно. Заколдованный, блин, мальчик.

Ронан расстелил одеяло на полу. Осторожно. Потом велел:

– Пощупай пульс. Да не пялься на нее. Пульс. На морде. Там. ТАМ. Адам, господи. Там.

Адам неловко водил пальцами по коровьей морде, поросшей короткой шерстью, пока не ощутил медленное биение.

Ронан поднес лоскут мха к холке коровы.

– А теперь?

Адам не знал, что ему полагается увидеть. Он не чувствовал ничего, ничего, ничего – а потом… Пульс коровы слегка ускорился. И опять Адам представил себе Ронана здесь, в одиночестве, внезапно уловившего еле заметную разницу и исполнившегося надежды. Адам и не думал, что Ронан Линч способен трудиться с такой самоотдачей.

«Одиночество».

Он спросил:

– Это максимум, что у тебя получается?

Ронан усмехнулся.

– Думаешь, я притащил бы тебя сюда ради такой ерунды? Нет, есть кое-что еще. Может, сначала сходишь в туалет?

– Ха.

– Я серьезно.

– Все нормально.

Ронан повернулся к другому предмету, который принес с собой. Главным оказалось не синее одеяло, как думал Адам, а нечто завернутое в него. То, что лежало внутри, было не больше обувной коробки или толстой книги. Оно не выглядело тяжелым.

И, если глаза не обманывали Адама, Ронан боялся этой вещи.

Он сделал глубокий вдох.

– Ладно, Пэрриш.

И развернул одеяло.

Адам посмотрел.

И отвернулся.

И посмотрел еще раз.

Он подумал, что это книга. И тут же усомнился. Потому что это была птица. Нет, планета. Зеркало.

Ни то, ни другое, ни третье. Это было слово. Ронан бережно держал в руке слово, которое хотело быть сказанным, а Ронан хотел ему помешать, или нет, не хотел…

Адам снова отвернулся, потому что больше не мог за этим наблюдать. Он почувствовал, что сходит с ума, пытаясь дать этой штуке название.

– Что ты такое сделал? – спросил он.

Ронан окинул взглядом то, что держал в руке, но искоса, слегка отвернувшись. Он выглядел младше, чем обычно – неуверенность и осторожность смягчили его черты. Иногда Ганси рассказывал, каким был Ронан раньше, до того как погиб Ниалл; и теперь, глядя на друга, терзаемого сомнениями, Адам подумал, что, кажется, способен ему поверить.

Ронан сказал:

– Это кусочек Кабесуотера. Кусочек сна. Вот о чем я просил. И это… это… Наверное, так оно должно выглядеть.

Адам почувствовал, что он прав. Этот ужасный, невозможный и прекрасный предмет выглядел как сон, которому некуда вселиться. Кем надо быть, чтобы увидеть во сне – СОН, в конкретном воплощении? Неудивительно, что Ронан скучал в школе.

Адам еще раз посмотрел на то, что Ронан держал в руке. И отвернулся.

Он спросил:

– Оно работает?

Лицо Ронана сделалось резче. Он поднес «сон» к коровьей морде. От «сна» исходил свет, или нечто вроде света, озаряя подбородок и щеку Ронана и делая его суровым, красивым, пугающим, незнакомым. Затем Ронан подул на «сон». Его дыхание прошло сквозь слово, зеркало, ненаписанную строчку…

Адам услышал шепот. Что-то задвигалось и зашевелилось в его душе. Ресницы Ронана мрачно затрепетали.

«Что мы делаем…»

Корова шевельнулась.

Слегка. Но ее голова склонилась чуть вбок, одно ухо дернулось. Словно она во сне согнала с него муху. Возле позвоночника дрогнул мускул.

Глаза у Ронана были широко открыты, и в них пылал огонь. Он снова дохнул – и корова опять дернула ухом. Напрягла губы.

Но не проснулась. И не встала.

Ронан отступил, скрыв «сон» от обезумевшего взгляда Адама.

– Кое-чего все-таки недостает, – произнес он. – Объясни мне, чего именно.

– Может, просто нельзя разбудить чужой сон.

Ронан покачал головой. То, что это было невозможно, его не смущало. Он все равно собирался это сделать.

Адам не выдержал:

– Энергия. Нужно много энергии. Когда я латаю силовую линию, то в основном делаю именно это – налаживаю связь, чтобы энергия текла нормально. Может, ты найдешь способ отвести кусок линии сюда.

– Я уже об этом думал. Это неинтересно. Я не хочу строить клетку побольше. Я хочу открыть дверцу.

Они посмотрели друг на друга. Адам – светловолосый и осторожный, Ронан – темный и мятежный.

Адам спросил:

– Зачем? Назови мне настоящую причину.

– Мэтью… – начал Ронан и снова замолчал.

Адам ждал.

Ронан сказал:

– Мэтью мой. Один из.

Адам не понимал.

– Я его приснил, Адам!

Ронан злился: кроме радости, он знал только одну эмоцию – гнев.

– А значит, когда… если что-то случится со мной, он станет… таким, как они. Как мама.

Все воспоминания о Ронане и его младшем брате обрели в сознании Адама новую форму. Бесконечная привязанность Ронана. Сходство Мэтью и Авроры – еще одного существа из грез. Неизменная позиция Диклана как чужака. Ни сновидец, ни сон…

Только половина из уцелевших родичей Ронана была настоящей.

– Мне сказал Диклан, – продолжал Ронан. – Две недели назад.

Диклан уехал в вашингтонский колледж, но по-прежнему проделывал четырехчасовой путь каждое воскресенье, чтобы сходить в церковь вместе с братьями. Это был такой великодушный жест, что даже Ронан, видимо, признал его добрым поступком.

– Ты не знал?

– Мне было три года. Что я мог знать?

Ронан отвернулся, полуприкрыв глаза, с непонятным выражением лица. Это было бремя человека, которого родили, а не сотворили.

«Одиночество».

Адам вздохнул и сел рядом с коровой, прислонившись к ее теплому боку и приподнимаясь от медленного дыхания. Через несколько секунд Ронан уселся рядом, и они оба посмотрели на спящих животных. Адам почувствовал, как Ронан взглянул на него и отвел глаза. Их плечи почти соприкасались. Дождь вновь начал стучать по крыше – налетела еще одна внезапная гроза. Возможно, они ее вызвали. Возможно, нет.

– Гринмантл, – коротко сказал Ронан. – Паутина. Намотать бы ее ему на шею.

– Но мистер Грей прав. Не надо его убивать.

– Я и не хочу его убивать. Я хочу сделать с ним то, что он грозит сделать с мистером Греем. Дать понять, что я могу превратить его жизнь в ад. Если я сумел приснить это, – Ронан подбородком указал на одеяло, в которое был завернут «сон», – то почему бы не приснить что-нибудь, чем можно шантажировать Гринмантла.

Адам задумался. Насколько легко подставить человека, если тебе под силу создать какие угодно улики? Получится ли проделать это так, чтобы Гринмантл не вывернулся и не стал для них вдвое опаснее?

– Ты умнее, – сказал Ронан. – Вот и соображай.

Адам недоверчиво фыркнул.

– Ты, кажется, просишь меня посвятить все свободное время расследованию?

– Да, а теперь я объясняю почему.

– Но почему я?

Ронан вдруг рассмеялся. Этот звук – странный, радостный и ужасный, как сон, который он держал в руке – вполне мог разбудить спящих животных, если уж им не помогло ничто другое.

– Я слышал – если хочешь волшебства, обратись к волшебнику, – сказал он.

21

Было уже довольно поздно, когда Блу позвонила – прошло много времени, после того как на Монмутскую фабрику вернулись «Шевроле» и «БМВ», Мэлори и Ронан.

Все спали.

– Ганси? – сказала Блу.

И тревога в нем улеглась.

– Расскажи сказку, – попросила Блу. – Про силовую линию.

Он сразу же ушел на кухню, двигаясь как можно тише и по пути думая, о чем бы рассказать. Сев на пол, Ганси негромко начал:

– Когда я был в Польше, то встретил парня, который буквально пропел себе путь через всю Европу. Он сказал, что никогда не собьется «с дороги», пока поет.

Голос Блу в трубке тоже звучал тихо.

– Очевидно, ты имеешь в виду дорогу мертвых, а не федеральное шоссе?

– Мистическое шоссе… – Ганси почесал голову, припоминая. – Я прошел с ним миль двадцать. У меня был навигатор, а у него песня. Он не врал. Я мог миллион раз развернуть его на месте и миллион раз сбить с пути, но он упорно возвращался на силовую линию. Как намагниченный. Пока он пел.

– Он пел одну и ту же песню? Неужели «Стукни раз»?

– О господи.

Половицы холодили ему босые ноги. Почему-то это ощущение казалось глубоко чувственным. Оно приводило Ганси в смятение, напоминая о коже Блу. Он закрыл глаза.

– Пока мир не знал об этой песне, жить было проще. Просто уму непостижимо, до какой степени она привязалась к Ронану и Ною. Ронан собирается заказать футболку с надписью. Ты представляешь его в такой футболке?

Блу хихикнула.

– А что стало с тем поляком?

– Наверное, сейчас он уже шагает по России. Он движется слева направо. С запада на восток, я имею в виду.

– А какая из себя Польша?

– Красивей, чем можно подумать. Очень славная.

Она помолчала.

– Однажды я бы хотела туда съездить.

Ганси не дал себе времени усомниться в разумности того, что он хотел сказать. Он ответил:

– Я знаю, как туда смотаться, если тебе понадобится компания.

После долгого молчания Блу произнесла – другим голосом:

– Пойду пропою себе дорогу ко сну. До завтра. Если понадобится компания.

Телефон замолчал. Общения с Блу всегда было слишком мало. Но хоть что-то. Ганси открыл глаза.

Ной сидел, прислонившись к дверному косяку. Ганси вдруг подумал, что, возможно, Ной просидел тут уже долго.

Ничего постыдного в случившемся не было, но Ганси горел от стыда, возбуждения, желания и смутного ощущения, что его по-настоящему понимают. Это все было у него внутри – и только на внутреннюю сторону Ганси Ной всерьез обращал внимание.

Выражение лица у Ноя было понимающее.

– Не говори остальным, – попросил Ганси.

– Я мертвый, а не тупой.

22

– Я очень на тебя сердита, – сказала Пайпер с обидой в голосе.

Гринмантл лежал на крыше машины, скрестив руки на груди и подтянув колени. Он думал о раннесредневековой погребальной позе.

– Знаю, – ответил он, открыв глаза. Небо над головой было издевательски синим. – Почему теперь?

– Сегодня приезжали люди из страховой компании, а тебя не было. Я же просила.

– Я был.

Целый час после возвращения домой Гринмантл провел, лежа ничком. Таким образом хоронили незначительный процент средневековых покойников; историки полагали, что это были самоубийцы или ведьмы, хотя, честно говоря, они просто тыкали пальцем в небо. И в первую очередь сам Гринмантл.

– Ты не ответил, когда я звонила!

– Но это не меняет того факта, что я был дома.

– Я что, должна была искать тебя на крыше машины? Зачем ты вообще туда залез?

– У меня творческий кризис.

– По поводу?

Он перекатился на бок и взглянул на Пайпер. Она стояла рядом с машиной, в платье, для снятия которого, судя по виду, требовалось утомительное количество действий. Еще она держала на руках какое-то маленькое животное в блестящем ошейнике. Оно было лысым, не считая длинного, шелковистого пучка на голове, такого же оттенка, как светлые волосы Пайпер.

– Что это? – поинтересовался Гринмантл.

Он всерьез заподозрил, что это физическое воплощение его дурного настроения.

– Отто.

Он сел. Взятая напрокат машина шумно вздохнула.

– Это кошка? Грызун? Что это за животное?

– Отто – китайский хохлатый.

– Китайский хохлатый кто?

– Не будь идиотом.

Поскольку роль существ, которые следовали за Гринмантлом с безмозглой преданностью, вывалив язык, всегда исполняли люди, у него никогда не было желания завести собаку, но в молодости он иногда представлял себе пса с пушистым хвостом и мохнатыми лапами. Ну, такого, который плавает за утками, как он там называется.

Отто выглядел так, как будто утка запросто могла сплавать за ним.

– Он еще вырастет? Покроется шерстью? Откуда ты его вообще взяла?

– Заказала.

– По Интернету?

Пайпер при виде такой наивности закатила глаза.

– Так почему у тебя творческий кризис?

– Я хочу найти ясновидящую подружку мистера Грея, но, оказывается, никто не знает, где она. Она исчезла именно тогда, когда он меня надул.

Гринмантл слез с машины. Осторожно. От погребальной позы у него онемели руки и ноги.

– Как я могу уничтожить то, что ему дорого, если оно и так уже исчезло? Ее объявили в розыск и все такое. Я выкрал полицейский отчет. Она якобы сообщила своей семье, что находится под землей.

Гринмантл не крал отчет. Он нанял для этого человека. Но с ним самим в главной роли история выглядела лучше.

Пайпер уточнила:

– Под землей? Ясновидящая? Это имеет отношение к моим интересам.

– Каким образом?

– Пока ты где-то шлялся, я занималась делом, – ответила она. – Иди сюда.

Она провела Гринмантла в дом через дверь в гараже, о существовании которой он не подозревал до появления мистера Грея. В коридоре возле спальни показалась лестница. Пайпер спросила:

– Ты читал отчеты мистера Грея?

Он уставился на нее, давая понять, что не понял вопрос.

Пайпер произнесла медленно, как будто разговаривала со слабоумным:

– Когда он был здесь и искал для тебя ту ерундовину. Ты читал отчеты, которые он тебе присылал? О ходе поисков?

– Ах, это. Нет, конечно.

– Тогда зачем ты просил их присылать? Там целая куча накопилась!

– Я просто хотел, чтобы он не расслаблялся и помнил, что за ним наблюдают. Нет ничего лучше бумажной работы, чтобы человек почувствовал себя под колпаком. А что?

Пайпер открыла кладовку и показала груду свертков, снабженных почтовыми ярлыками с ее фамилией. Возможно, в одном из них прибыл Отто.

– Я читала их в ванной. Потом прочитала и другие, от тех полуграмотных головорезов, которых ты нанимал. Затем почитала новости.

Гринмантла не взволновала мысль о том, что она читала письма от Серого Человека, будучи обнаженной. Он открыл один сверток и заглянул внутрь.

– Что это?

– Наколенники, – сказала Пайпер и надела их, чтобы продемонстрировать. Она была непристойно довольна собой. – Этот ужасный человек писал о сверхъестественной подземной энергии, которая мешала ему в поисках, потому что она очень сильная. Я подумала: чем сильнее, тем лучше. А еще я подумала – вот бы узнать, что это за линия такая и насколько трудно ее найти. Потому что мне тут до смерти скучно. Тогда я заказала эти штуки.

– Наколенники?

– Мне совершенно не хочется сломать коленную чашечку, лазая под землей. Тебе не кажется, Колин, что эта чокнутая баба, подружка Серого Человека, может находиться в том же месте, где проходит сверхъестественная линия? Скажи спасибо – я купила наколенники и для тебя.

Он был впечатлен ее находчивостью. Не стоило, впрочем, так удивляться, поскольку Пайпер отличалась изобретательностью. Просто в норме она не использовала свои способности во благо – а когда использовала, то обычно не ради него. В общем, он сомневался, что она его любит.

Поскольку Пайпер столь вызывающе любовалась собой, у Гринмантла недостало душевных сил сказать ей, что для подземных поисков подружки Серого Человека он бы предпочел кого-нибудь нанять. А у платья, как выяснилось, была потайная молния, поэтому снять его оказалось совсем нетрудно. Наколенники Пайпер оставила.

Постфактум Гринмантл понял, что совершенно забыл о присутствии собаки, и это было как-то неприятно.

– Значит, будешь спелеологом, – сказал он.

– Это кто?

– Человек, который исследует пещеры. В буквальном лингвистическом смысле слова, ты будешь пещерной женщиной.

– Не важно. Ты пойдешь со мной.

23

Блу была не столько плохим водителем, сколько робким. Поскольку она, как заметил Джесс Диттли, «мало ела овощей», ей приходилось опускать водительское сиденье почти вплотную к педалям. Она цеплялась за руль с грацией циркового медведя. Приборная панель буквально вопила, требуя внимания. Светофор? Газу! Дует в лицо? Дует в ноги? Бензин, масло, мотор! Странный символ, похожий на беконную нарезку?

Она ехала очень медленно.

И хуже всего было то, насколько это ее бесило. В самом процессе вождения ничто не казалось Блу слишком сложным или несправедливым. Она прекрасно сдала экзамен на права. Она знала, для чего нужны все кнопки (кроме символа, похожего на беконную нарезку). Дорожные знаки не смущали Блу, право проезда было вполне логичным. Она уступала дорогу, как настоящий профи. Дайте ей сорок минут – и она припаркует свой «фордик» в любом заданном месте на Фокс-Вэй!

Но Блу не могла забыть, что она – крошечный пилот в орудии убийства весом в несколько тысяч фунтов.

– Просто ты еще недостаточно тренировалась, – великодушно сказал Ной.

Впрочем, за ручку он цеплялся с такой силой, которая казалась совершенно излишней для того, кто уже умер.

Разумеется, она практиковалась недостаточно. В доме номер 300 на Фокс-Вэй имелась только одна машина, поэтому спрос на нее был большой. Блу могла доехать на велосипеде до школы, работы и Монмутской фабрики, поэтому автомобиль обычно доставался тем, кто работал за пределами города или ездил со срочными поручениями. При той скорости, с какой она набиралась опыта, Блу предполагала, что будет уютно чувствовать себя за рулем годам к пятидесяти.

В тот день, впрочем, ей удалось завладеть машиной на пару часов. Ее единственным спутником во время этой экспедиции был Ной – Ганси занимался чем-то положенным «вороненку», Адам работал или отсыпался после работы, Ронан растворился в эфире, как обычно.

Они направлялись к Джессу Диттли.

– Мы едем так медленно, – заметил Ной, вытянув шею, чтобы обозреть неизбежный хвост машин позади. – Кажется, нас только что обогнал трехколесный велосипед.

– Не хами.

После продолжительного путешествия Блу свернула на ухабистую подъездную дорожку Джесса Диттли. При солнечном свете ферма выглядела не такой загадочной, мрачной и про́клятой, зато грязной и запущенной. Поставив машину на ручной тормоз («Мы ведь не на склоне!» – запротестовал Ной), Блу вылезла и зашагала к крыльцу.

Она постучала.

Понадобилось несколько попыток, прежде чем хозяин открыл. Увидев Джесса, Блу опять поразилась его вышине. Он снова был в белой майке, возможно той же самой. Из-за разницы в росте трудно было разобрать выражение лица.

– А, ЭТО ТЫ.

– Да, – сказала Блу. – Вот мои условия: вы позволяете нам исследовать пещеру, а я приберу у вас во дворе. У меня хорошие рекомендации.

Он пригнулся, а Блу встала на цыпочки. Джесс взял визитки, которые Блу распечатала и вырезала сама, чтобы убедить соседских старушек платить ей за вскапывание клумб. Пока Джесс читал написанное на карточках, Блу изучала его лицо и тело, ища признаки скрытой болезни, какой-нибудь патологии, которая впоследствии могла его сразить. Что-нибудь помимо проклятой пещеры. Но она не увидела ничего, кроме роста… и еще раз роста.

Наконец Джесс ответил:

– ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, ЧТО ТЕБЕ НЕ НРАВИТСЯ, В КАКОМ ВИДЕ У МЕНЯ ДВОР?

– Любому двору не помешают цветы, – сказала Блу.

– В ТОЧКУ, – отозвался он и закрыл дверь у нее перед носом.

Ной, который незаметно стоял рядом с Блу, спросил:

– Ты на это и рассчитывала?

Нет. Но, прежде чем Блу успела придумать новый план, Джесс вновь открыл дверь. На сей раз на нем были резиновые сапоги камуфляжной расцветки. Он вышел на крыльцо.

– СКОЛЬКО ТЕБЕ НУЖНО ВРЕМЕНИ?

– До вечера.

– И ВСЕ?

– Я очень проворная.

Он спустился с крыльца и обозрел двор. Возможно, Джесс пытался понять, справится ли Блу за полдня, ну или гадал, не будет ли скучать по своему бардаку, как только тот исчезнет.

– МОЖЕШЬ СКЛАДЫВАТЬ БАРАХЛО В КУЗОВ ВОТ ТОГО ФУРГОНА.

Блу проследила его взгляд и увидела ржавый коричневый грузовичок, который по ошибке приняла за металлолом.

– Круто, – сказала она, и вполне искренне.

Она сэкономила бы кучу времени, если бы ей не пришлось медленно ехать до свалки четыре раза.

– Значит, договорились?

– ЕСЛИ СПРАВИШЬСЯ ЗА СЕГОДНЯ.

Блу показала большой палец.

– Ладно. Тогда я приступаю. Не хочу тратить время зря.

Джесс как будто взглянул на Ноя, но затем его взгляд снова устремился на Блу. Он открыл рот, и на мгновение девушке показалось, что он действительно увидел Ноя и собирается что-то сказать по этому поводу. Но в итоге Джесс сказал лишь:

– Я ПОСТАВЛЮ ВОДУ ДЛЯ ТЕБЯ НА КРЫЛЬЦО. СМОТРИ, ЧТОБ СОБАКИ НЕ ПИЛИ.

Собак в поле зрения не было, но, возможно, они прятались под какой-нибудь сломанной кушеткой во дворе. В любом случае Блу это тронуло.

– Спасибо, – ответила она. – Вы очень любезны.

Эти слова, видимо, придали Джессу уверенности, которой ему недоставало раньше, чтобы высказать свое мнение. Почесав грудь, он с прищуром взглянул на девушку в рваной футболке, линялых джинсах и армейских ботинках.

– ТЫ ТАКАЯ КРОХА. УВЕРЕНА, ЧТО СПРАВИШЬСЯ?

– Это предубеждение. Потому что вы ели овощи в детстве. Но я больше, чем кажусь. У вас есть бензопила?

Джесс хлопнул глазами.

– БУДЕШЬ ВАЛИТЬ ДЕРЕВЬЯ?

– Нет. Пилить кушетки.

Пока он искал в доме бензопилу, Блу надела перчатки и принялась за работу. Сначала она сделала самое простое – подобрала куски железа размером с два кулака и треснутые пластмассовые ведра, сквозь которые проросли сорняки. Потом оттащила доски с торчавшими гвоздями и разбитые раковины, наполненные дождевой водой. Когда Джесс Диттли появился с бензопилой, Блу надела огромные розовые солнечные очки, чтобы защитить глаза, и принялась крошить остальной хлам на фрагменты приемлемого размера.

– ОСТОРОЖНО, ЗМЕИ, – предупредил Джесс Диттли с крыльца, когда Блу остановилась, чтобы перевести дух.

Она не поняла, о чем речь, пока он зловещим жестом не указал на сорняки вокруг крыльца.

– Со змеями я неплохо лажу, – заверила Блу.

Большинство животных не опасно, если не нарушать их границы. Блу провела тыльной стороной ладони по потному лбу и выпила стакан воды, который принес ей Джесс.

– Вам необязательно за мной присматривать. Я справлюсь.

– ТЫ ТАКАЯ СТРАННАЯ КРОХА, – решил наконец Джесс Диттли. – ПРЯМО КАК МУРАВЕЙ.

Блу запрокинула голову, чтобы взглянуть на него.

– Почему вы так думаете?

– НУ, ТЕ МУРАВЬИ, КОТОРЫХ ПО ЯЩИКУ ПОКАЗЫВАЛИ. КОТОРЫЕ В ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ, ИЛИ В АФРИКЕ, ИЛИ В ИНДИИ. ОНИ НОСЯТ ГРУЗ В ДЕСЯТЬ РАЗ БОЛЬШЕ СОБСТВЕННОГО ВЕСА.

Блу была польщена, но сказала сурово:

– Если не ошибаюсь, все муравьи могут носить груз в десять раз больше собственного веса. Нормальные муравьи.

– НУ А ЭТИ ЕЩЕ КРУЧЕ НОРМАЛЬНЫХ МУРАВЬЕВ. ЖАЛКО, НЕ ПОМНЮ, ЧЕГО ОНИ ДЕЛАЛИ. Я БЫ ТЕБЕ РАССКАЗАЛ.

– Вы хотите сказать, что я – улучшенный вид муравья?

Джесс Диттли покраснел.

– ТЫ ПОПЕЙ ВОДЫ.

Он убрался в дом. Ухмыльнувшись, Блу вернулась к работе. Ной возился в кузове машины; она взвалила туда несколько пакетов мульчи и какое-то количество растений, и еще одну кучу сложила на заднем сиденье. Ной наполовину вытащил пакет с мульчей, разорвал его и рассыпал деревянные опилки по дорожке.

– Салют!

– Ной, – сказала Блу.

– Да, да, – и он принялся скрупулезно подбирать каждый кусочек.

Блу продолжала разгребать хлам.

Работа была трудная, но приносящая удовлетворение, вроде уборки пылесосом. Приятно было сразу видеть результат. Блу умела трудиться до пота и не обращать внимания на ноющие мышцы.

Солнце снижалось, во дворе становилось темнее, и редкие деревья казались ближе. В их присутствии Блу невольно чувствовала, что за ней наблюдают. Она знала, что в основном это из-за Кабесуотера. Она никогда не забыла бы, как звучит речь дерева, – как не забыла бы тот день, когда обнаружила, что ее со всех сторон окружают разумные, но чуждые существа. А эти деревья, скорее всего, были самыми обычными.

Впрочем, Блу теперь сомневалась, что существует такая вещь, как обычное дерево. Возможно, в Кабесуотере они разговаривали внятно благодаря силовой линии. Возможно, здешние деревья были просто лишены голосов.

«Но я же работаю как батарейка», – подумала Блу. Она вспомнила, как отключила от себя Ноя. И задумалась, можно ли обратить процесс в другую сторону.

– Тяжеловато, – заметил Ной.

Он не ошибся. После дежурства у церкви, в апреле, когда десятки духов питались ее силой, Блу совершенно исчерпалась. Значит, нужно было найти золотую середину.

Так это разговаривали деревья или просто дул ветер?

Блу перестала утрамбовывать пакеты с мульчей и качнулась с мыска на пятку. Подняв голову, она посмотрела на деревья, окружавшие ферму Диттли. Дубы, терн, багряник, кизил.

– Вы разговариваете? – шепотом спросила она.

Ответом было то же, что и раньше. Шуршание листвы, легкое движение под ногами. Как будто шевелилась трава. Трудно было в точности определить, откуда исходило это шевеление.

Блу показалось, что она услышала нечто – слабый, тонкий звук…

tua tir e elintes tir e elintes

…но, возможно, это был просто ветер, пронзительно и неумолимо свистящий среди ветвей.

Блу вновь прислушалась, но тщетно.

Скоро должны были наступить сумерки, и Блу совсем не радовала перспектива медленно ехать обратно в город в темноте. По крайней мере, они наконец приступили к самой приятной части работы – сажать цветы. Двор обретал законченный вид. У Ноя хватало сил, чтобы помогать в этом, и он дружелюбно стоял на коленках рядом с Блу, копая пальцами ямки в земле – для корней.

Впрочем, в какой-то момент она взглянула на него в меркнущем свете и заметила, как он сунул в ямку растение целиком и засыпал его землей вместе с цветками.

– Ной! – воскликнула Блу.

Он взглянул на нее. Выражение лица у Ноя было какое-то пустое. Правой рукой он нагреб еще одну пригоршню земли поверх лепестков – автоматическим жестом, словно его рука была не связана с телом.

– Не так, – сказала Блу, сама не зная, что говорит. Главным было сохранять добродушную интонацию и не выказывать страха. – Ной, следи за тем, что делаешь.

Его глаза стали бесконечно черными; он так пристально смотрел на нее, что у Блу встали дыбом волоски на шее. Рука Ноя насыпала очередную порцию земли поверх цветка.

Он стал ближе, хотя Блу и не заметила, как он двигался. Ной не сводил с нее черных глаз. Его голова вдруг дернулась совершенно нечеловеческим образом. В нем было нечто… Точнее, в нем не было Ноя.

Деревья задрожали.

Солнце уже почти скрылось; отчетливо видимой оставалась лишь мертвенная белизна кожи Ноя. И вмятина на лице, куда пришелся смертельный удар.

– Ты, – сказал он.

Она облегченно вздохнула.

Но тут же он добавил:

– Лилия.

– Ной…

– Синяя лилия.

Она встала. Очень медленно. Но ей по-прежнему не удавалось отстраниться от него. Ной встал одновременно с девушкой, в точности копируя ее движения и не сводя с Блу глаз. Она ощутила ледяной холод.

«Создай защиту», – велела себе Блу. И представила вокруг себя пузырь, непроницаемую стену…

Но, казалось, Ной был в этом пузыре вместе с ней, еще ближе, чем раньше. Нос к носу.

Даже прямую агрессию Блу перенесла бы легче, чем его пустые глаза, черные, похожие на зеркало, в котором отражалась лишь она.

Внезапно на крыльце вспыхнул фонарь, залив Ноя светом и пронзив его насквозь. Ной сделался клетчатым.

Входная дверь со стуком распахнулась. Джесс Диттли зашагал по ступенькам, так что загремело все крыльцо. Огромный как башня, он подошел к Блу и резко выбросил руку вперед. Девушке показалось, что он хочет ударить ее или Ноя – но Джесс поместил нечто плоское между нею и мертвым мальчиком.

Зеркало.

Блу видела неровную заднюю сторону зеркала. Ной смотрел на отражение.

Его глаза потемнели и углубились. Он закрыл руками лицо и закричал:

– Нет!

Как от ожога.

– НЕТ!

Ной попятился прочь от Джесса, Блу и зеркала, по-прежнему прижимая руки к лицу. Он издавал ужасный вой, который казался еще ужаснее оттого, что теперь Ной вновь стал похож на самого себя.

Он споткнулся о цветочный горшок, упал, стукнувшись спиной оземь, и остался лежать, не отнимая ладоней от лица. Плечи у него тряслись.

– Нет…

Ной не отрывал рук от глаз, и Блу, внезапно устыдившись, поняла, что она этому рада. Она тоже дрожала. Она подняла голову (выше, выше) и посмотрела на Джесса Диттли, который высился рядом с ней, держа зеркало, казавшееся в его руке маленьким, игрушечным.

Он сказал:

– Я РАЗВЕ ТЕБЕ НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО ТУТ ПРОКЛЯТИЕ?