Текст книги "Древний свет"

– Пожалуй, неблагоразумно с моей стороны болтать, но, полагаю, это все равно дошло бы до вас. У меня есть для вас сообщение… дословное сообщение, если ортеанцы, служащие в Башне, говорят правду. От Чародея. Из ваших старых отчетов следует, что вы и прежде получали подобные сообщения.

– Дугги, Бога ради, что они сказали ?

– Сообщение следующее: «Придите, потому что вы помните комнату в Цитадели, в городе-острове Таткаэре».

Я осторожно остановила все мысли, все ощущения. Солнце обжигало, как раскаленное добела железо, где-то кричали рашаку . В воздухе слышались приглушенные голоса находившихся в дюжине ярдов от меня ортеанцев из хайек .

– Дуг, идемте к Башне.

Возле входа стояли двое бледнокожих ортеанцев с рыжевато-бурыми гривами, в коричневых мантиях мешаби . Я ощущала под ногами теплую пыль, доходившую почти до лодыжек, запах лапуура и кацсиса , по-паучьи преодолевая свой темно-красный путь по высившейся передо мной стене из коричневого кирпича.

– Приветствую вас, – сказал мужчина. Его тень, черная, как яма, лужей лежала у него под ногами.

Женщина стояла спиной к металлической плите около десяти футов высотой и около семи шириной, представлявшей собой единственное нарушение кирпичной кладки. Плита была вмонтирована в простую кирпичную арку и имела цвет ила.

Дуг прикоснулся к наручному коммуникатору.

– Я буду связываться с вами через каждые пять минут. Дайте им понять, что это связь, налаженная с орбитальной станцией через «челнок». Линн, я бы хотел, чтобы обошлось без этого.

Его резервный коммуникатор был закреплен на моем левом запястье, и это казалось мне постоянным неудобством. Я на миг положила Дугу руку на плечо, а затем двинулась вперед. Металлическая плита скользнула вверх, открыв находящийся за нею коридор с ровными стенами. Входя, я не оглянулась.

Что-то в сухом воздухе заставило смолкнуть разговор. Это был мягкий звук, с которым опустилась обратно металлическая плита, отсекая жару и белый солнечный свет. Рядом со мной стояли двое в коричневых мантиях. Я протянула руку и провела пальцами по стене. Сухой камень, блеклый, без каких-либо стыков. Да. В Башне есть определенные места, которые иногда видят ортеанцы. И там не видно ничего, что их могло бы беспокоить.

– Идемте, шан'тай , – сказала женщина. Оба показались мне молодыми, чуть старше двадцати.

Идя за ними, я ощущала действующий на подсознание гул, мощность которого была чуть ниже порога восприятия. Я подумала: «Уходила ли я когда-нибудь отсюда? Последние десять лет могли быть просто сном. Но это тело – не тело молодой женщины, а что касается меня…»

Наконец мы пришли в комнату, некогда знакомую мне. Она была одною из немногих, где были окна, и белый свет Звезды Каррика наклонно падал внутрь, обесцвечивая и без того бледные стены. Комната была невелика, ее затемняли полки, занимавшие почти каждый свободный участок пространства; на этих полках громоздились свитки, связки книг, бумаги, карты. Я шла вперед, терзаясь желанием узнать, есть ли здесь все-таки большой стол перед камином.

– Вам не нужно тешить мои нежные чувства, – сказала я, – мне известно, что в Архивах Башни больше техники, нежели перо и чернила…

Мир отодвинулся. Разум отказывался верить, но тело реагировало: я ощутила головокружение, озноб, потрясение.

За столом сидела и что-то писала стройная ортеанка. Белая сорочка и черные брюки, сильно выпуклые ступни босы. Взглянув на меня, она повернулась, закинув руку на спинку кресла. Рукав был небрежно закатан, демонстрируя пыльную, цвета антрацита, кожу предплечья и длинные пальцы, державшие палочку для письма. Другой рукав был пуст, ткань завязана простым узлом ниже плеча.

Я не верю…

Грива, словно крыло ворона, падала ей на лоб, где (наполовину прикрытая) виднелась черная кожа, сморщенная шрамом от старого ожога. Клеймо изгнания. Выжженное в камере под Цитаделью в городе-острове Таткаэре. Теперь этому продолговатому лицу за сорок. Его пропорции слегка неверны: скулы делают лицо слишком широким, а челюсть – слишком узким. Она быстро прижала тыльную сторону запястья к носу и губам, и глаза ее, когда с них соскользнули мигательные перепонки, прояснились. Печальные, непоколебимые глаза, желтые, как солнечный свет; они почти светились в тени этой комнаты. Стройная стареющая женщина: небрежная, облеченная достаточной властью, молчаливая.

Она бросила на стол палочку для письма и встала, резко отодвинув кресло, все это – одним движением. И застыла в позе птичьего равновесия, нахохлившись, глядя на меня.

– Рурик, – сказала я. Смогла лишь сказать. Амари Рурик Орландис. Постаревшая, но я узнала бы ее и из десяти тысяч.

И, поскольку мне нужна была уверенность, что это не только воспоминание, я шагнула вперед, протянула руки и схватила эту шестипалую руку, эту сухую, горячую кожу.

– «Рурик»… – ортеанка покачала головой, затем сказала: – Кристи, я хотела бы быть, кем была… хотела бы быть вся Рурик, вся Орландис, но нет. Теперь я Чародей.

Глава 15. Зеркало, увиденное в тумане и жемчуге

Там, куда через окно падал белый свет Звезды Каррика, стояла простая деревянная скамья. Я устроилась на ней. Пылинки в солнечном свете были яркими, отчетливыми. Ортеанка стояла рядом со мной, положив мне на плечо свои длинные пальцы и снимая ими часть пережитого мной потрясения.

Ты не можешь быть кем-то другим, а потому должна быть…

–  Рурик?

Она подошла к столу, села на край, подтянув одну ногу, и налила вездесущего чая из арниака с привычной, несмотря на увечье, сноровкой.

– Я вынуждена просить вас сохранить эту тайну Башни. В Ста Тысячах не должны узнать, кто Чародей. – Женщина поставила бокал, откинула назад нависшую гриву. Клеймо представляло собой зубчатую линию, проходившую от брови до виска, светло-коричневую на черной коже: рельефная полоса плоти. Клеймо изгнания. На мгновение тонкая сеть морщин вокруг желтых глаз разгладилась: она могла быть молодой Рурик, Т'Ан Командующей армии, Т'Ан Мелкати.

– Полагают , что вы мертвы.

В моем голосе прозвучала некая претензия. Женщина ухмыльнулась.

– Сожалею, что не могу сделать вам такого одолжения. Вы были бы не единственной, кто при этом ощутил бы разочарование.

– Я не имела этого в виду.

– Разве? Вы, тем не менее, испытывали те же чувства.

Полуденный свет делал ее тенью, черной на черном. Стройная сорокалетняя ортеанка с молодой улыбкой. Как узнать, связано ли происшедшее с ней изменение с тем, что она Чародей, или с тем, что она стала старше на десять лет?

– Если вы Чародей… – В таком случае я говорю с тем стариком, которого встретила в Башне, когда Рурик Орландис устраивала заговоры и интриговала в Таткаэре… Я помню его голос: «И когда она будет говорить с вами, она будет помнить это так же, как я сейчас, и будет мною ».

Женщина опустилась на корточки перед скамьей, и я встретилась со взглядом ее желтых глаз.

– Да, я Чародей. Кристи, вы полагаете, будто понимаете, что я под этим подразумеваю. Но вы не понимаете.

– Как вы можете так говорить? Вы знаете, что мне известно!

Она состроила гримасу, встала, прогнула спину. Расстегнутая белая сорочка с вырезом на спине демонстрировала ее небольшие высокие груди и вторую пару рудиментарных сосков на расположенных ниже ребрах. Она повернулась, и я увидела, что черная грива, образуя V, спускалась вдоль спины к пояснице.

– Нет харур-нилгири , – удивленно сказала я. – Пожалуй, вы уже убедили меня. Ортеанец из телестре без харура , да к тому же Рурик Орландис…

Она резко повернулась ко мне, сверкнув глазами.

– Они изгнали меня, но это не значит, что у меня нет земли!

Помещение в Цитадели в Таткаэре…

– Рурик Орландис, прежде Т'Ан Командующая, а теперь Т'Ан Мелкати, именуемая прежде «Однорукой» и «Желтым Глазом», кого отныне и навеки будут называть убийцей, заговорщицей и платным предателем Ста Тысяч.

И сами эти слова, написанные предателем.

Я встала, нетвердо держась на ногах, и подошла, чтобы взять бокал с арниаком . Она наблюдала за мной. Темно-красная жидкость была едва тепловатой, и я выпила ее залпом.

– Прежде всего, я хотела поговорить с вами. – Она посмотрела вниз. – Я послала мои коричневые мантии, чтобы пригласить сюда правительственного посланника и двоих инопланетян из «ПанОкеании».

– Вы позволите им войти внутрь Башни?

– Башне нужно посоветоваться с Землей. Я планировала это. Проблема заключается в вас, Кристи… – Ортеанка помедлила и кисло сказала: – Я думала, что никогда более не произнесу этого имени. Проблема в вас. Вы мутите воду. И я не вижу иного способа решения вопросов.

В открытое окно дунул горячий воздух, зашелестели бумаги на полках, легко постукивала о кирпичный свод лоза кацсиса . Рурик Орландис дотянулась и придавила лежавшие на столе бумаги керамическим бокалом.

– А как именно я делаю мутной воду?

– Разглашая нечто, во что вас заставил поверить мой предшественник… нет, не стану лгать. Нечто, во что он заставил вас поверить. Умышленно.

В этот момент с удвоенной и утроенной силой полностью вернулись страх и ощущение зыбкости, какие я испытывала в Махерве, а потом стали медленно убывать. Я внимательно изучала лицо Рурик.

– Возможно, с годами я поглупела, Рурик. Расшифруйте же то, что вы сказали.

Я увидела, как она сделала вдох. Это резкое движение выгнутых ребер не характерно для землян. Мигательные перепонки скользнули вниз, прикрывая глаза.

– За это я не отвечаю. Тогда меня даже не было здесь. Кристи, мне стыдно. – Она потерла лоб. Когти на ее шестипалой руке были аккуратно подстрижены. Потом бросила на меня резкий, жесткий взгляд. – О, Мать-Солнце! Нелегко мне с вами. Тогда вот что. Чародей, носивший этот титул до меня… Так вот, это все наркотики, как вы их называете. И способы, рождающиеся иногда во внутреннем городе, посредством которых кого-нибудь заставляют видеть или слышать нечто нереальное. Кристи, не верьте ничему из того, что, как вы считали, произошло с вами, когда вы были здесь прежде! Он лгал вам, как Башня всегда лжет про память, но он заставил вас в это поверить.

Рурик помолчала, а затем, наконец, добавила:

– Как мне объяснить, что я очень сожалею об этом? Тогда меня даже не было здесь. Не знаю, что побудило его это сделать и знал ли он, что это причинит вред обитателю другого мира, как причинило вред вам. Было сделано недоброе дело.

Я с изумлением смотрела на нее.

– Нет. Нет, я знаю. Я помню …

И снова та же кривая улыбка.

– Я не жду, что вы поверите моим словам или словам кого-то из Башни. Это еще одна причина того, почему я приглашаю и других инопланетян. Им также понадобится доказательство. Доказательство того, что вы… дезинформированы. Вы наполовину убедили этого мужчину, Клиффорда.

– Ради Бога, я пережила последний месяц не только для того, чтобы… я знаю , что я знаю! Рурик, это было довольно трудно преодолеть. Я знаю, я уверена.

И тут я снова подумала о темногривой женщине с Побережья, Хавот-джайр. Ей причинили вред. Мое воспоминание о том, как это произошло, было четким, ясным… и неточным. Это не я приговорила ее к подобному, то была Эвален Керис-Андрете (хотя я могла остановить ее). Если это воспоминание – никакое не воспоминание…

Времени на раздумья не было. Рурик повернулась: в дверь комнаты вошел слуга в коричневой мантии; она коротко обменялась с ним несколькими словами и кивнула.

– Мне сказали, что здесь находится правительственный посланник.

В состоянии полного неверия и смущения я смогла лишь сказать:

– Как вы можете впускать в Башню посторонних?

– Потому что они посторонние. Я не могла позволить войти сюда своим людям. В Башне есть кое-какие вещи, если даже это и совсем не то, что, по-вашему, здесь есть. А Земле и мне нужно поговорить, – тихо сказала Рурик. – Если я еще что-то и изучила за восемь лет, так это природу проблемы. На сей раз я не стану стараться решить ее огнем и харур ом. Кристи, минуло много времени, но поверьте в одно: я по-прежнему не стану зрителем, наблюдающим, как ваши люди губят Орте.

«Это невозможно понять, – подумала я. – «Он лгал вам, как Башня всегда лжет про память, но заставил вас в это поверить».

…уверяю вас, что это великая честь, – спокойно сказал Дуг Клиффорд, когда ортеанцы в коричневых мантиях ввели его в небольшое помещение библиотеки. Он огляделся с неодобрением, затем скрыл его.

– Приветствую вас, – сказала Орландис. – Необычная встреча, наконец, Т'Ан Клиффорд. У меня были косвенные дела с вами и вашим правительством… теперь уже шесть лет назад.

– Чародей. – В его голосе звучал едва слышный вопрос. Достаточно ли он знаком с моими старыми отчетами, чтобы понять, кто она? Потом я заметила на лице Дуга любопытство, которого не могла скрыть даже его дипломатичность, и поняла: да, он знает.

Рурик отошла в сторону, чтобы переговорить со светлогривым мужчиной в коричневой мантии Башни. Пока она разговаривала, ее глаза цвета золота, прикрытые перепонками, ловили мой взгляд.

Дуг тихо проговорил:

– Линн, вы хорошо себя чувствуете?

– Нет, но погодите немного.

– Я не ожидал этого, – сказал он. – Я отправил через «челнок» на орбитальную станцию сигнал временной тревоги. Если мы не выйдем отсюда в течение приемлемого времени…

– Предупредить людей о том, что мы здесь, – одно. Выйти же отсюда – возможно, нечто совсем иное.

Частью сознания я отметила, что это разумное замечание, учитывая мое душевное состояние. Остальная часть моего «я» была в панике.

Человек в коричневой мантии ушел, и Рурик повернулась, глядя нам в лицо.

– Скоро здесь будут двое инопланетян из Компании «ПанОкеания». Я узнала кое-что и должна сказать вам об этом до их прихода сюда. Т'Ан Клиффорд, вы и Линн Кристи имеете влияние, насколько это касается Орте; вы за политику невмешательства…

– Могу ли я спросить, как вы пришли к такому заключению? – с подчеркнутой вежливостью осведомился Дуг.

– Слухи. Внутренний город. – Она посмотрела на меня. – «Я буду действовать как внутренний источник информации». И прочее.

Я наблюдала за нею и ждала. Она прошла к окну и протянула вверх руку, чтобы наполовину закрыть арку окна металлическим ставнем с резными украшениями. Ослепительный полуденный блеск уменьшился. Тень пятнами падала на белую дел'ри -ткань ее сорочки. Кожа и грива исчезли, смешавшись с тьмой.

– Я знаю, что вам сказала Кристи. Важно, что мы начинаем говорить начистоту, – сказала Рурик, – не веря в ложь и полуправду. Т'Ан Клиффорд, в Башне хранят науку Народа Колдунов. Но это не то, о чем вам рассказывала Кристи. Мы должны вместе поработать для Орте. Мы должны верить друг другу. И потому мне нужно показать вам, чем в действительности являются Архивы Башни.

Сделав шаг и перейдя границу тени, отбрасываемой ставнем, она оказалась на свету Звезды Каррика. В этом белом ослепительном свете ее лицо выдавало возраст.

– Что бы я ни выбрала, во всем есть риск. Привести инопланетян внутрь Башни, сказать им правду, которой не знают люди моей планеты… опасно. Позволять вам верить в ложь – еще большая опасность. Особенно с тех пор, как нам может понадобиться помощь Земли. – Выражение ее лица изменилось, когда она посмотрела на меня. – Мне не хотелось бы, чтобы вы находились сейчас здесь. Но я в долгу перед вами. За то, что сделал последний Чародей. И за ложь, которую я однажды сказала вам.

Все, что я смогла сказать, лишаясь воспоминаний десятилетней давности, было:

– Как можно верить вашим словам?

Ее глаза, как янтарная смола, излучали чистый и неясный свет.

– Я ни от кого не жду веры. Не было ли сказано: кроме вас?

–  Идемте, – решительно сказала она. – То, каким будет ваш отчет, я предоставляю решать вам, Т'Ан Клиффорд. Не говорите об этом лишь людям моей планеты.

Клиффорд втянул носом воздух, одна бровь поползла вверх.

– Мое правительство поддерживает невмешательство в чужую культуру. Поэтому оно следует, скажем так, практике нераспространения внутренней информации…

Я поднялась со скамьи, чувствуя слабость в ногах. Запах старой бумаги и пергамента мгновенно стал таким сильным, что у меня закружилась голова. Клиффорд взял меня за локоть. Несмотря на завесу многословия, он нервничал; его рука дрожала. Мы оба последовали за ортеанкой в коридор. Я подумала, что знаю дорогу…

Здесь не было солнца, лишь тусклый свет, отраженный зеркалами. Вот мы спустились глубже внутрь Башни, цвет и структура стен изменились, став гладким коричневым веществом. Мне подумалось, что теперь все кажется мне не таким большим, как десять лет назад. Но память выкидывает подобные шутки. В тупиковом коридоре мы с ортеанкой одновременно остановились, только Дуг Клиффорд был недостаточно бдителен.

Он взглянул на меня, на ортеанку и снова на меня. В выражении его лица угадывалось примирение с ситуацией. В данный миг он, пожалуй, поверил бы в невозможное: в мою историю.

Что она может показать нам, чтобы изменить это? Мне хотелось знать. Я настолько погрузилась в размышления, что едва заметила знакомое повторение входа в более глубокие уровни под Башней: стену, раздвинувшуюся и отошедшую в сторону, небольшую камеру, в которую мы вошли, давление под ногами, когда она пошла вниз. Я не могла сосредоточиться, пока кабина не остановилась, и стена снова не раздвинулась, выпуская нас наружу. Здесь, говорила память.

Я вышла за ними в прохладный зал с высоким потолком. Свет здесь был слабым, сиреневым. Стены – из серо-голубого хирузета . А менее чем в шести ярдах от того места, где я стояла, находился первый из ряда объектов в форме саркофагов. Саркофаги из хирузета . Достаточно большие, чтобы в них мог поместиться ортеанец или инопланетянин…

– Дугги, не это ли я видела? Помните, я говорила?..

Невысокий мужчина подошел и встал рядом со мной.

В лазурно-розовом свете цвет его лица казался нездоровым. На лбу выступили капли пота.

– Да. Что-то напоминающее зиирам . Я думаю, подобное могла создать цивилизация такого же уровня развития. – Он взглянул назад. – Как вы рискуете помещать кого-либо внутрь этой установки, Чародей?

– Т'Ан Клиффорд, я не хочу, чтобы Башню разорвали на части обитатели иного мира, ищущие Древнюю Технику. Я знаю, что «ПанОкеания» делает с каналами вокруг Махервы. Необходимо, чтобы они знали, что для них здесь нет ничего полезного.

Темнокожая ортеанка прошла мимо нас к походившему на саркофаг ближнему устройству. Пальцы ее единственной руки деликатно прошлись по его резной кромке. Внутри корпуса из хирузета появилась слабая иридесценция.

Но это не то, что произошло, когда я…

В корпусе саркофага почти неслышно зашептал голос и возникло изображение. Слабое, неподвижное. Неподвижное изображение.

– Добро пожаловать в Архивы Башни, – с насмешливой язвительностью произнесла Рурик. Она снова подтянула ногу, чтобы сесть на угол устройства из хирузета , и окинула взглядом обширное пространство зала. – Не так впечатляет, как могло бы, правда? Но красиво. Эти устройства нельзя восстановить. Не теперь.

Архивы?

Клиффорд подошел поближе к камере из хирузета .

– Чародей, я должен признаться, что совсем не вижу смысла в том, что вы нам говорите.

Рурик поймала мой взгляд, ухмыльнулась. Ее темная рука прошлась по поверхности хирузета .

Неподвижное изображение изменилось. Послышался шепчущий голос.

Я невольно сказала:

– Эти устройства для другого!

Ее голова склонилась над камерой, черная грива упала вперед. На картинке были зику и мох-трава. Они растут в Ста Тысячах. Рука Чародея непроизвольно поднялась, чтобы помассировать культю.

– Он не во всем лгал вам. – Она подняла голову. – Вот почему вы верите. Вы можете убедиться в этом двумя способами. В Башне есть техника Народа Колдунов. Чародей – любой, кто имеет титул Чародея, – обладает бессмертной памятью. Она хранится в этих устройствах. Башня занимается пополнением знаний, хранящихся здесь в течение срока жизни шестидесяти поколений.

Дуг Клиффорд внимательно смотрел на изображение в корпусе устройства.

– Хранение и восстановление информации.

– Империя Народа Колдунов… – Она состроила гримасу, демонстрируя явное отвращение. – И вот их нет, а эти устройства невозможно заменить.

Она соскользнула с устройства, встала, сохраняя присущее фехтовальщику равновесие, вскинула голову и на миг снова оказалась Рурик Орландис, Рурик Короны, Рурик из Мелкати, Рурик, о которой я грустила как о мертвой.

– Т'Ан , это ничего не меняет. Башня, тем не менее, – защита от возникновения другой Золотой Империи. Наши руки нечисты. Что из того? У кого же они чисты? Все Чародеи использовали любой способ, какой был в их власти, чтобы уберечь нас от того, чем стала Золотая Империя… чем являются ваши люди. Простите меня, но это так. У нас есть информация, умение хранить тайну и мало что еще. – Она криво улыбнулась. – Но я знала это, когда согласилась стать Чародеем.

Лицо Клиффорда было внимательным, взгляд прикован к корпусу из хирузета . Хранение и восстановление информации. Не глядя на Рурик, он сказал:

– Если вы намеревались установить и поддерживать контакт с произоляционистской группой, то уже одно это некоторым образом влияет на правительства и мультикорпорации Земли…

– Нет . – Оба повернули головы в мою сторону. Я перевела дух. – Я хочу, чтобы вы объяснили мне вот какой факт. Что вы сказали? Будто меня – что же? – заставили гипнозом, наркотиками поверить, что возможна подобная передача памяти? А она невозможна?

Орландис сказала:

– Последний Чародей очень хорошо умел убеждать людей в том, что они не общались с Башней. Или что он обладает возможностями, которые не существуют. Кристи, он не мог знать, что это нанесет вред инопланетянину, как произошло с вами.

Слишком пораженная, чтобы говорить, я лишь смотрела на нее.

– Этого не следовало делать. – Она вздохнула. Потом в ее лице проступила жесткость. – Но Башня пользуется конспирацией только для того, чтобы защитить это, и Башня должна выжить.

Я прошла вперед и положила обе руки на край хирузетового корпуса. Всего-навсего канал передачи данных, головизор? Я вспомнила, как ложилась в один из этих гладких гробов и внезапную острую боль психического насилия.

Разбиваясь на миллион частей, на миллион жизней…

Прохладный воздух, свет как застывшая на миг вспышка молнии и серо-голубые стены… и этот почти незаметный гул. Внезапно перед моим мысленным взором появилось изображение белого зала в телестре Раквири, внимательные лица Барриса и Джахариена, железная чаша, исчезающая в процессе энергообмена и превращающаяся в хирузет . Эффект, которым обладает единственный реликт Империи. Неужели я могла построить целую систему иллюзий, основанную только на внеземных архивах для хранения информации?

Я обернулась и взглянула им в лицо: землянину и ортеанке.

– Какое право… как, черт побери, он осмелился так поступить со мной!

Говоря это, я знала: по-прежнему остается сомнение. Та, более молодая Кристи, впервые пришедшая сюда, видимо, выражала эти свои сомнения. Я посмотрела на вежливое лицо Дугги, на черты стареющего лица инопланетянки и замолчала. Потеряв надежду на то, что, выйдя из Башни, продумаю все это в одиночестве.

– Теперь это вас удовлетворяет? – спросила Рурик Клиффорда. – Вопросы позднее. Сейчас я отведу вас обратно. Мне нужно поговорить с инопланетянами из «ПанОкеании». Т'Ан , вам понятен риск, на который я иду. Я не могу воспрепятствовать вам в распространении этого знания на Побережье и в Ста Тысячах. Я могу лишь просить вас подождать.

– Кажется, это приемлемо.

Глядя на Клиффорда, когда он говорил, я не могла понять, о чем он думает. Хотя точно знала, что он подумал.

Все дети, когда они ходят на море, подбирают камушки, чернеющие, краснеющие и белеющие в воде. Потом от них не остается ничего, кроме пригоршни сухих камней, покрытых соляной коркой. Пириты, золото простаков.

Воспоминания же жестки, прочны и ярки: неужели и им теперь предстоит стать бесцветными?

– Объясните мне насчет языков, – сказала я, когда мы вышли из высохшего сада вокруг Башни и пошли вниз между куполами домов-Орденов. – Это только одна из вещей, которые я знаю. Объясните же, как я могу свободно говорить на большинстве языков Побережья и Ста Тысяч.

Клиффорд не обратил внимания на мой вызов.

– Линн, насколько я знаю, вы потратили последние десять лет на изучение Орте. Не сердитесь… я говорю то, что сказали бы и другие. Я должен сохранять объективность, пока мне не представят доказательство.

– Как ты мог?.. Дугги!

Реальные миры и жесткие факты – они решают исход дела. Я кивнула ему, и он пошел к Западным воротам. Холод пронизывает до костей, а страх – это холод. Хотя излучает беспощадный жар Звезда Каррика, дуют горячие ветры Побережья, а под ногами теплая пыль – я ощущаю страшный озноб…

Моего плеча коснулась шестипалая рука. Я взглянула вниз и увидела узколицего мужчину в выцветшей мантии мешаби . Мигательные перепонки так широко открыли его глаза, что стали видны края белков вокруг зеленых зрачков.

– Кто отрезал вам гриву и повредил глаза?

Его интерес был подобен детскому.

– Я не ортеанка, шан'тай , я из другого мира.

Его голова склонилась набок, как у птицы.

– На вас маска Башни. Сколько масок вы носите?

«Не сейчас, – подумала я и потерла рукой свое лицо без маски. – В этот самый момент мне не нужен внутренний город и его сумасшедшие».

Он добавил:

– Я привык иметь имя, и это была маска.

Я стряхнула его руку и быстро пошла прочь. Он кричал что-то непонятное. Извилистые улицы увеличивали расстояние между нами, я шла между выпуклыми белыми стенами куполов; жар солнца заставил меня, наконец, замедлить шаги и искать убежища. Между белыми куполами промелькнули блоки песчаника: то были стена внутреннего города и массивная низкая арка Портовых ворот.

Какой-то инстинкт подсказывал мне: «В том психическом состоянии, в каком ты сейчас находишься, они будут говорить с тобой. Все те, кто стоит в стороне и у кого нет другого мира, куда они могли бы уйти. Все те, кто приходит сюда излечиться, прежде чем вернуться и изменить этот мир. Все те, кто никогда не уйдет отсюда, потому что для них вообще не существует никакого мира…

– Покажите мне руки.

На меня упала тень. Я подняла глаза и на низкой ступени дома-Ордена увидела женщину. Там сидели развалясь около полдюжины ортеанцев. У нее был акцент, по которому я не могла определить ее происхождение. Грива, утратившая на солнце всякий цвет, кожа, черная как уголь, и никакой одежды, кроме шнурков, на которые были нанизаны просверленные камни.

– Покажите руки! – повторила она. – Они по локти в крови.

Она сошла вниз, на сухую землю. Я сказала:

– Я могу, однако, защищаться…

– Вы одна, но с вами множество других. Вы ожидаете поражения, но до победы совсем недалеко. Я вижу, где вы. Мантия ваша грязна, а глаза закрыты. – Ее темное лицо осветилось улыбкой, слишком лихорадочной, чтобы чувствовать себя комфортно. Она подошла ближе. – Позвольте мне быть вашим зеркалом. Я покажу вам…

– Что вы видите.

– То, что, по-вашему, я вижу.

Адреналин заставлял сердце колотиться, как молот. Она не контролирует себя. От жары у меня кружилась голова.

Разве я отражаю тебя? Я знаю, каково быть тобой, как ты держишься; от страха встает дыбом грива, тянущаяся вниз по позвоночнику, глаза прикрыты перепонками от белого солнечного света.

Когда она снова заговорила, ее голос был мягок.

– Почему вы пришли сюда?

Была ли моя улыбка столь же безумна? Я безрассудно ухмыльнулась.

– Я пришла сюда, потому что думала найти… я хотела сказать: найти убежище. Теперь я думаю, что было одно – внутренний город, и оно действительно единственное, но совершенно в ином смысле!

Нанизанные на шнурок камешки скользили по темной коже. Она была на голову ниже меня ростом и потому смотрела вверх, прикрыв от света глаза. Сильный порыв теплого воздуха схватил ее гриву и окутал ею резко очерченные ребра: белое на черном. Она сказала:

– Руки ваши пусты, а глаза плачут кровью.

– Шан'тай , я не думаю, что вы более надежны, чем… чем любое другое зеркало.

После долгого молчания она отвернулась. Я пошла прочь от ступеней дома-Ордена, пересекая голую землю между ним и стеной города и думая при этом: «Не стану ли я такою же, как она?»

После смерти Макса я обнаружила, что способна верить именно в то, во что мне хотелось верить… пока дистанция между моими предпочтениями и истиной не выросла настолько, что я упала в пропасть, на дне которой был ад в госпитальной кровати. Могла ли я построить здесь систему иллюзий? Чужое вмешательство – это как раздражающая песчинка: миф о Башне – жемчужина, образовавшаяся вокруг нее? Конечно, нет…

Не все чудовища рождаются в голове. Не все иллюзии полностью свободны от истины.

Прохладная тень стены из песчаника упала на мою кожу. Я остановилась в арке Портовых ворот, глядя на яркий свет. Звезда Каррика лила свет на непрерывно движущуюся воду гавани. Блестели на солнце кольцеобразные мачты джат-рай . Я приложила обе ладони к поверхности песчаника, ощущая кожей ее шероховатость и сухость. Стоявший у сторожки при воротах мужчина в мантии дома-Ордена с любопытством взглянул на меня. Он ничего не станет делать, пока я не дам понять, что хочу покинуть внутренний город…

Куда мне идти?

Я моргнула, глядя на резкий свет, снова моргнула. Желая сделать то, чего не может тело земного человека: опустить третье веко, чтобы уменьшить действие ослепительного блеска. Неужели я только думаю, что знаю это ощущение?

Сейчас я не знаю: пришла ли я во внутренний город, чтобы научиться управлять этими видениями, или потому, что я научилась их контролировать… чтобы принимать их как воспоминания? Они по-прежнему переполняют меня. Овладевают мной. Все, чему я научилась – это укрощать страх перед ними. И если они суть иллюзии, а не воспоминания, то не вернется ли страх?

Я потерла руками песчаник, цепляясь за физическое ощущение. За камень и яркий свет.

В те потерянные дни я стала не только той, к кому приходили чужие воспоминания, но и Кристи-испытывающей-память. Так же, как кто-то иногда ясно мыслит во сне, я грежу. Два одновременных уровня осознания.

Или это тоже иллюзия?

Хорошо, девочка, теперь ты повторяешь то, что делала в течение тех двадцати пяти потерянных дней… осторожно вызывай в памяти и погружайся в это. Смотри, чтобы только в это время. Оценить его. Не фальшивка ли это? Не так ли?

Солнечный свет, отраженный от воды, потускнел. Я позволила ощущению завладеть собой, чувствуя это глубокое различие, собственное «я», которое не мое, чужое, и все же поразительно знакомо мне.

Перемещающийся тусклый серый свет и то, что я сейчас вижу, – это туман. Завихрения тумана надо мной, вокруг меня. Я шевелю шестипалыми руками, плотнее натягивая на себе мантию. Холод пронизывает до костей.

Эта яркая тень.

А под ногами неровная земля. Разбитые каменные плиты. Туман оставляет на серо-голубой поверхности капли воды. Нагибаясь, чтобы прикоснуться к ней, я обнаруживаю, что хирузет не разбит, а искривлен, расплавлен, покороблен.