Текст книги "Избранное. Молодая Россия"

Так она сохраняет красоту в самом страдании. Поплачет тихо, и овладеет собою: «да буди воля Его святая». Скорбь ее кротка и светла. Прошло уже три почтовых срока, от Сергея нет писем; столько месяцев! Страх томит ее, но она все-таки не ропщет, только кроткий вздох против воли срывается с ее уст: «Ах, мой друг, как жестоко жить в такой дальности с теми, кого любишь более всего на свете», и опять: «но да буди воля Его святая». Ее душа, младенчески простая, подвластна суеверию, но только светлому, знаменующему благое. Для нее не простая случайность, что в тот день, как пришло письмо от Сергея с цитатой из Евангелия, ей случилось прочитать ту самую главу Евангелия, которую он цитирует. И сны имеют для нее торжественный смысл. Я уже приводил один ее сон, а вот еще: «Скажу тебе, мой друг, очень, очень давно не видела тебя во сне, а 20 декабря вижу тебя и Пашу будто в любезном нашем Тимофеевском, и вы собираетесь куда-то ехать, и к вам обоим принесли хлеб и соль на дорогу Моховицкий и Каменский прикащики; все мне говорят, что это очень хорошо. А еще видела, будто сажаю рой в улей; и это мне сказали, что Бог даст, что я вас, мои милые друзья, соберу в одно место к себе, в чем и не отчаиваюсь на милосердие Божие».

Она пишет слово «Бог» неизменно так: бохъ.

X

Начальство к нам добрее стало —

Получше отвело тюрьму.

Некрасов

Каждое письмо к Сергею из Тимофеевского состояло из двух частей: по-русски, старинным и старческим почерком, с слуховым, а не грамматическим правописанием, писала мать; по-французски, тонким женским почерком и прекрасным слогом, писала сестра Анна, девушка под 30 лет, на три года старше Сергея. Она горячо любила брата; ее письма полны страстной боли за него, тревоги и нежности, точно вся ее душа мятежно рвется к нему чрез тысячи верст. Мать подчас даже ревновала к ней сына; однажды она в конце своего письма к нему приписывает: «Пиши пожалуйста письма, чтобы я могла свое отдирать от сестрина, ибо мы часто с ней спорим: она себе хочет прятать, а я себе». Но Анна, писавшая обыкновенно после матери, тут же под строкою приписала по-французски: «Не делай себе заботы из этого, это глупости».

Анна, по-видимому, ждала только известия о выходе Сергея на поселение, чтобы привести в исполнение мысль, созревшую у нее еще в самом начале. 20 июля 1828 г. она пишет ему, что теперь, когда срок его каторги кончился, Государь вероятно не откажет ей в дозволении ехать к нему; с другой стороны, и ее больше ничего не удерживает в России, так как с выходом Софьи замуж мать может жить у Софьи. Но прежде, чем писать к Государю, она должна иметь его согласие. Она напоминает ему разговор, бывший между ними еще в Петербурге: она тогда сумела убедить его, что лишения, которые она должна будет перенести, последовав за ним в Сибирь, ей не страшны, и они условились тогда, что она останется дома только до тех пор, пока мать будет нуждаться в ней, то есть пока Соня не выйдет замуж. Теперь это условие исполнено; ей нужно только некоторое время, чтобы скопить денег на дорогу – может быть, год, – пусть же он скажет ей, желает ли он ее приезда. «Скажи мне, – пишет она (по-французски), – будет ли для тебя некоторым утешением, если я приеду разделить твою участь? Я же буду счастлива там, где ты живешь. Сережа, я много думала об этом, поэтому не говори мне, что я не знаю, чему подвергаю себя: я готова на все. Но я боюсь стать тебе в тягость, потому что совершенно не знаю, в каких условиях вы живете».

Сергей отвечал ей на это письмо (тоже по-французски) 5 октября. Он писал, что решение стоило ему трудной борьбы с самим собою: он был бы счастлив, если бы ее план мог осуществиться; но он одержал верх над собою, и отказывается от этого счастья. Он верит, что она в силах справиться со всеми трудностями и лишениями, допускает даже, что, любя его, она будет внутренне счастлива, живя с ним; но подумала ли она о нем? «Смогу ли я быть спокоен, видя тебя отрезанной от всего, что тебе мило, и чувствуя себя единственной причиной этого? Подумай: каждый твой вздох, каждая слеза, пролитая тобою совсем по другой причине, будут ля меня неиссякающим источником мученья. Подумай о том, что, даже видя тебя спокойной, я буду подозревать тебя в неискренности, буду слышать в каждом твоем слове затаенное страдание, которое ты тщетно силишься скрыть от меня. А что будет со мною, если ты не выдержишь здешнего климата и всех лишений, которые тебя ожидают, – если ты заболеешь, и я, бессильный помочь тебе, должен буду ежеминутно упрекать себя за твои страдания?»

Анна не поехала к брату. Она и мать уже давно обдумывали способы добиться перевода Сергея из Туруханска, и теперь, в промежуток между письмом Анны к Сергею и получением его ответа ей, они как раз были всецело поглощены этим делом. В конце декабря Анна Ивановна написала сестре Захара Чернышева, Анне Григорьевне, по мужу Кругликовой{460}460
  Автор ошибается в имени. Сестра Захара Чернышева – Софья Григорьевна Чернышева (1799–1847), в замужестве Кругликова, с 1832 г. – гр. Чернышева-Кругликова. (См.: Долгоруков П. Российская родословная книга. Ч. 2. СПб., 1855. С. 103.).


[Закрыть], спрашивая у нее указаний, как пишутся прошения на имя императрицы. Кругликова прислала ей примерную форму такого прошения, а о брате Захаре сообщала в своем письме, что вчера получено известие о том, что Государь, вняв просьбе отца, графа Чернышева{461}461
  Чернышев Григорий Иванович (1762–1831), граф, обершенк, действительный статский советник.


[Закрыть], перевел Захара рядовым на Кавказ. Это известие, разумеется, сильно ободрило Кривцовых; решено было тотчас послать прошение. Сергею об этом ничего не писали, чтобы не тревожить его прежде времени, но Анна Ивановна еще в ноябре как будто мимоходом осведомилась у него: «если бы тебе предоставили самому выбрать место жительства в пределах Иркутской и Енисейской губерний, где ты желал бы поселиться?» Дело в том, что по тщательном обсуждении, они решили просить о перемещении Сергея не на Кавказ, куда – как они знали – уже были переведены рядовыми некоторые из осужденных по делу 14 декабря, – а только в какое-нибудь более обитаемое место в пределах той же Сибири, потому что они опасались, чтобы при его потрясенном здоровьи резкий переход из холодного климата в жаркий не оказался для него пагубным. Но они и не стали дожидаться Сергеева ответа: в начале января (1829 года) Вера Ивановна отправила прошение к императрице, составленное в указанном сейчас смысле.

Даже по осторожным письмам Сергея Ивановича к матери можно понять, как трудно далась ему и его двум товарищам туруханская зима. Он еще осенью получил из дому деньги, табак, чай и белье, с осени же сделал запасы на зиму; изба у них была, по-видимому, теплая, для хозяйства была нанята кухарка, баба лет 50-ти, так что особенных материальных лишений они не терпели. Но мучительно было это сонное прозябание в трехмесячную зимнюю ночь, когда, теснясь втроем в двух маленьких комнатках, при тусклом свете тогдашних свечей, по неделям не решаясь выйти на лютую стужу, они томились без воздуха, без движения, без всяких впечатлений. Ноябрь и декабрь Кривцов проболел скорбутом; родные узнали об этом только много позднее, сам же он по весне писал им, что был «немного нездоров, чувствовал какую-то слабость, которой, как думаю, причиной была сидячая жизнь». «Вы себе представить не можете, – писал он матери, – какое неприятное влияние имела на меня так называемая здесь темная пора. Бывало целый день ходишь как сонный, не имея сил ни за что приняться. Ляжешь в постель, думая заснуть, но совсем противное – сон пройдет, глаза прояснеют, но только до тех пор, пока встанешь». С января стало полегче, главное – день удлинился, Кривцов начал выходить; но затем снова пошли морозы, и прогулки пришлось прекратить. 4 апреля он пишет, что вот уже месяц опять стоят морозы в 20 и 25 градусов, еще вчера замерзла женщина, ехавшая в Туруханск говеть, но дни очень прибавились, так что в 9 часов вечера еще светло. Силы медленно возвращались к Кривцову, чему способствовали скудость и однообразие пищи: ежедневно на обед и ужин суп с тощей говядиной, а два или три раза в день чай. Когда затем потеплело, жизнь все-таки мало украсилась; рыбной ловли Кривцов терпеть не мог; он любил верховую езду, но верховая езда на местных малорослых и слабых лошадях не доставляла никакого удовольствия.

Прося сестру о присылке книг, Кривцов, во избежание присылки уже имеющихся, сообщил ей список книг, привезенных ими из Читинского острога. Это были:

Muller – Histoire universelle.{462}462
  Мюллер (Müller) Иоганн (1752–1809), швейцарский историк, работавший также в Австрии, Пруссии и других германских государствах. Автор трудов: Geschichte der sсhweizeгischen Eidgenossenschaft. Tl. 1–5. Leipzig, 1786–1808 (в первом варианте «Schweizergeschichte»); известна также работа «24 Bücher allgemeiner Geschichte». Tübingen, 1811 и ряд других трудов.


[Закрыть]

Robertson – Histoire du regne de l’Emp. Charles-Quint.{463}463
  Речь идет о работе английского историка Уильяма Робертсона (1721–1793) «The History of the reign of the emperor Charles V» (1769) (в переводе на французский язык). В русск. пер.: «История государствования императора Карла V».


[Закрыть]

Montaigne – Essais.{464}464
  Монтень Мишель (1533–1592), французский писатель, философ, моралист. Речь идет о его самой знаменитой работе «Опыты» (Essais de Messire Michel, Seigneur de Montaigne, chevalier de l’ordre et gentilhomme ordinaire de sa chambre. 1580).


[Закрыть]

Pascal – Pensées и Lettres provinciales.{465}465
  Паскаль Блез (1623–1662), французский философ. Речь идет о двух его работах: «Письма к провинциалу», которые Паскаль начал публиковать анонимно и порознь с 1656 г., и «Мысли» (1670). «Письма» представляли собой памфлет против иезуитов. В 1657 г. вышло два издания под названием «Les provinciales» или «Lettres écrites par Louis de Montalte à un provincial des ses amis et au R.R.P.P. Jésuites sur le sujet de la morale et politique de ces Pères». «Мысли» представляют собой фрагменты труда Паскаля «Apologie de la réligion chrétienne» и посвящены проблемам религии.


[Закрыть]

Bossuet – Discours sur l’histoire universelle.{466}466
  Речь идет о работе французского мыслителя Жака-Бениня Боссюэ (1627–1704) «Разговор о Всеобщей истории» в 3-х частях (М., 1761–1762).


[Закрыть]

Chois des chefs-d’oeuvres dramatiques.

Phédon.{467}467
  «Федон» – знаменитый диалог Платона (428/427—348/347 до н. э.), в котором древнегреческий философ рассказывает о смерти своего учителя Сократа (469–399 до н. э.).


[Закрыть]

Say – Economie politique.{468}468
  Речь, видимо, идет о Жане Батисте Сее (Say) и его «Трактате политической экономии» (Traité d’économie politique. 1803).


[Закрыть]

Lacroix – Cours de mathématique.{469}469
  Лакруа Сильвестр Франсуа (1765–1843), французский математик. Речь идет о его труде «Cours de mathématiques» (1797—99) («Курс математики»).


[Закрыть]

Francoeur – то же.{470}470
  Франкёр Луи Бенжамен (1773–1849), французский математик. Речь идет о работе «Cours complet de mathématiques pures». Т. 1–2. P., 1809 (в русск. пер.: Курс чистой математики, содержащий арифметику, начальную алгебру, основания геометрии, прямолинейную геометрию и аналитическую геометрию. М., 1819).


[Закрыть]

Imitation de J.C.{471}471
  Имеется в виду известная работа средневекового богослова-мистика Фомы Кемпийского (1380–1471) «De imitatione Christi», выдержавшая 5 тысяч изданий. Речь идет об одном из французских переводов, выходивших в 1818, 1822 и др. «L’imitation de Jésus-Christ». В русск. пер.: О подражании Иисусу Христу.


[Закрыть]

Denham et Claperton – Voyage en Afrique.{472}472
  Речь идет о работе английского офицера и путешественника майора Диксона Денхама (1786–1828) и капитана Х. Клаппертона «Narrative of Travels and Discoveries in Nothern and Central Africa» (London, 1826). Работа вышла и на французском языке в 1826 г. под названием «Voyages et découvertes dans le nord et dans les parties centrales de l’Afrique». (Путешествия и открытия в Северной и Центральной Африке).


[Закрыть]

Lamartine.{473}473
  Ламартин Альфонс Мари Луи де (1790–1869), французский поэт-романтик, писатель и политический деятель.


[Закрыть]

Dupaty – Lettres sur l’Italie.{474}474
  Речь идет о работе французского писателя и юриста Шарля Маргерита Мерсье Дюпати (1746–1788). В русск. пер.: Путешествие Г. дю Пати в Италию в 1785 году. Ч. 1–2. СПб., 1800–1801.


[Закрыть]

Noël (франц. – латинский словарь).{475}475
  Ноэль Франсуа Жозеф (1755–1841), составитель «Французско-латинского словаря» (Dictionarium latino-gallicum = Dictionaire latin-français. Paris, 1813).


[Закрыть]

Massilon – Les sermons и Le petit carême.{476}476
  Массильон Жан Батист (1663–1742), французский католический проповедник. Около сотни проповедей Массильона посмертно издал его сын. (В русск. пер.: Беседы.)


[Закрыть]

Утешение Христианина.{477}477
  Сочинение французского аббата Роассара «Утешение Христианина, или побудительные причины к упованию на Бога в различных обстоятельствах жизни» в 2 частях (СПб., 1806; 2-е изд. М., 1819).


[Закрыть]

Проповеди Иоанна Златоуста.

Сочинения Батюшкова{478}478
  Батюшков Константин Николаевич (1787–1855), русский поэт. В 1817 г. выпустил книгу «Опыты в стихах и прозе» в двух томах. Печатался с 1805 г., известность пришла к нему в 1809–1811 годах.


[Закрыть].

Несколько частей Шиллера (очевидно, по-немецки).

Несколько книжек из немецкой Etui-Bibliothek{479}479
  Речь идет о серии трудов немецких классиков, выходившей в Аахене в 1812–1818 гг., носившей название «Etui-Bibliothek der deutschen Classiker».Etui – букв. портсигар, футляр. В серии вышли труды Шиллера, Лессинга, Гердера и др. авторов.


[Закрыть].

А вот книги, которые были ему посланы по его требованию:

Rollin – Traité des études, 4 тома.{480}480
  Роллен Шарль (1661–1741), французский писатель. Речь идет о его труде «Traité des études» (1726). В русск. пер.: Правила о способе учения, извлеченные из сочинений Ролленя. СПб., 1823.


[Закрыть]

L’abbé Batteux{481}481
  Аббат Баттё Шарль (1713–1780), французский философ и педагог. Речь идет о его сочинении «Principes abrégés de littérature à l’usage des éleves de l’Ecole Royale militaire». («Краткие принципы литературы для учащихся королевской военной школы»).


[Закрыть] – Principes de la littérature, 6 томов.

Adam Smith, 4 тома.

Ancillon{482}482
  Ансильон Жан Пьер Фредерик (1767–1837), пастор, писатель, государственный деятель. Из семьи французских эмигрантов в Пруссии. Член Берлинской академии наук, придворный историограф, с 1804 г. на службе в Министерстве иностранных дел, с 1832 г. министр иностранных дел. Речь может идти о работе «Tableau des révolutions du système politique de l’Europe depuis la fin du quinzième siècle» («Перечень революций политической системы Европы с конца XV века»), берлинское издание 1803–1805 гг. в 4 томах; парижское издание 1823 г. в 4 томах.


[Закрыть], 4 тома,

и из русских: сочинения Державина, Жуковского, Пушкина, «История» Карамзина и «Грамматика» Греча{483}483
  Греч Николай Иванович (1787–1867), журналист и писатель. После поражения восстания декабристов стал агентом III Отделения. Издавал журнал «Сын Отечества» (1812—38). Вместе с Булгариным был издателем газеты «Северная пчела». Автор учебника «Практическая русская грамматика» (1827).


[Закрыть]. Он требовал еще сочинения Гёте и «Историю Швейцарии» Иоганна Мюллера – оба по-немецки. Это были все серьезные, веские книги, предназначенные не для минутного развлечения; легких книг, как то романов и тому подобное, туруханские изгнанники не привезли из Читы и не выписывали.

Чтение было, разумеется, их главным занятием. В октябре 1828 года Кривцов сообщает, что переводит Массильона на русский язык, а в марте 1829-го он так описывает свое времяпровождение: встаем между 7 и 8 час., до 9 пьем чай и болтаем, потом садимся за работу; сейчас я делаю извлечения из Ансильона – так лучше запоминается; в 2 обедаем, затем отдых, затем, если погода сносная, гуляю час – полтора; после этого до чая помогаю Аврамову переводить с французского на немецкий; после чая опять делаю извлечения из Ансильона до 9 час., потом играю с Аврамовым в пикет до 11, в 11 ужинаем и ложимся спать. – Так проходил день за днем.

Светлыми минутами в этом тусклом однообразии было получение писем из России. Почта приходила раз в месяц, около 20-го числа. Но осенью и весною, случалось, проходило и два, и три месяца в тщетном ожидании писем. В половине февраля 1829 года Кривцов знал о своих родных только то, что сообщили ему мать и сестра в письме от 15 сентября; только 26 февраля пришла, наконец, осенняя русская почта, привезшая ему сразу семь писем, в том числе два от матери. Исправно, раз в месяц, писали ему, как сказано, мать и сестра Анна, но в их письмах часто приписывали и другие сестры и иные из родственников. Семейных событий за этот год случилось не много: младшая сестра Софья в июле 1828 года вышла замуж за Григория Евгеньевича Лаврова, брат Павел в декабре получил камер-юнкера; о неприятностях, постигших Николая Ивановича, Сергею странным образом не писали, но по намекам в письмах можно заключить, что он знал все, может быть из двух писем, которые написала ему Екатерина Федоровна, жена Николая. Большое участие принимали в нем, как видно, Тургеневы, отец и мать десятилетнего тогда Ивана Сергеевича. Сергей Николаевич Тургенев был довольно близкий родственник Кривцовых, а одна из дочерей Веры Ивановны, Елизавета, выйдя замуж за Сомова, вступила в свойство с Варварой Петровной Тургеневой{484}484
  Тургенева Варвара Петровна, рожд. Лутовинова (1787–1850), мать И. С. Тургенева.


[Закрыть], чья мать, Катерина Ивановна{485}485
  Лутовинова Екатерина Ивановна, рожд. Лаврова – бабка И. С. Тургенева по матери.


[Закрыть], была во втором браке за Сомовым; между Тимофеевским и Спасским были частые сношения. В последний день своего пребывания в Петропавловской крепости Сергей Кривцов чрез сестру Анну послал письмо Варваре Петровне. 3 июля 1828 года сестра Анна писала Сергею: «У нас теперь Варвара Петровна Тургенева. Муж ее очень болен и едет лечиться в Москву. Владимир поручил ему купить для тебя по твоему реестру. Если тебе возможно, напиши к ней письмо в Москву, в собственном доме на Самотеке. Напиши, друг мой, они тебя очень любят и так заботятся, сами хотят писать к тебе». Варвара Петровна послала Сергею Ивановичу новые каталоги, только что полученные ею из Петербурга. Сергей Николаевич действительно выслал Сергею из Москвы вещи и книги, которых тот требовал; сохранилось и его письмо к Сергею Ивановичу от 30 августа 1828 г. со списком посылаемых вещей: часы серебряные – 270 р. (ассигн.), Карамзина «История» – 122 р., два термометра – 8 р., две бритвы – 30 р. и пр. Он подписался: «Тебя любящий Сергей Тургенев». Тургеневы заказали для себя копию того Бестужевского портрета Сергея Ивановича, который был прислан из Читы. Сергей Иванович по-видимому не любит Варвару Петровну. Анна Ивановна многократно, еще и весною 1829 года, напоминала ему, чтобы он написал Варваре Петровне: «Если ты не сделаешь этого – берегись: не ручаюсь, что при вашей встрече твои глаза останутся целы. Шутки в сторону, напиши ей, и полюбезнее. Если бы ты слышал, как она воркует (roucoule) о своей жалости и любви к тебе, ты был бы тронут. Будь же паинькой, сделай это, мой друг, пожалуйста; притом я могу давать ей разные комиссии для тебя, а если она решит, что ты разлюбил ее, она не станет их исполнять»[259]259
  Подлинник по-французски.


[Закрыть].

Изредка сестра пишет ему о его бывших товарищах: Александр Суворов пожалован в адъютанты к царю, Лукин – на войне, осаждает Шумлу{486}486
  Речь идет о русско-турецкой войне 1828—29 гг., вызванной обострением «Восточного вопроса» в связи с национально-освободительным движением в Греции. Военные действия начались в апреле 1828 г. Осаждая одновременно три турецкие крепости – Варну, Шумлу и Силистрию, русские войска лишь в конце сентября 1828 г. овладели первой из них; осада двух других была снята. Завершил войну Андрианопольский мирный договор в сент. 1829 г.


[Закрыть]. О Павле она пишет (в августе 1828 года), что он хорошо чувствует себя в Риме, стал, по его собственным словам, вдвое толще, и по обыкновению очень неаккуратен в переписке; недавно пришли от него сразу три письма в одном конверте, одно от марта, другое от апреля, третье от мая, и в майском он пеняет, что ему не ответили на его мартовское письмо. А мать жалуется Сергею на Анну: ей уже 30 лет, замуж идти не хочет, так хоть жила бы с нею у Лизы, а она без надобности живет у тетки-Карповой, и сама пишет, что ей там скучно, да еще вздумала теперь строиться в Писканице и потом жить там одиноко. Ты знаешь ее характер молчаливый, то я одна с ней никак не могу жить. Я, отдавши замуж Сонюшку, жила с ней (т. е. с Анной) месяц; я, право, думала, что я с ума сойду или получу жестокую ипохондрию. Поверишь ли, что в месяц верно она 10 слов не сказала; то ты можешь судить, при моей горести вести таковую жизнь – это бы была истома пуще смерти. Но ведь я не веселья желаю, но по крайней мере видела бы живых людей перед собой, а не мертвых. Я теперь живу у Лизы, меня сколько-нибудь развлекают дети, да и она при всех своих ужасных хлопотах очень, очень много находит время и со мной поговорить; но от Анны, кроме да или нет, ничего не дождешься. Она с посторонними довольно говорлива, но в своей семье как рыба молчит. Так, мой друг, пожалуйста, напиши к ней, но не говори, что я к тебе об оном писала, а как будто сам от себя скажи, что ты видал из моих писем, что я живу у Лизы, то для чего и она с нами не живет… Авось, Бог даст, она тебя послушает». – Но Анна Ивановна поставила на своем: в следующем году построила дом в Писканице (выделенном ей имении) и поселилась в нем, и мать потом подолгу живала у нее. Анна Ивановна была умна, и ум ее был даже не лишен чисто женской грации. Однажды она пишет Сергею, что несколько раз принималась изучать немецкий язык, но так как это очень скучно, то на днях она решила больше не неволить себя, утешаясь мыслью, что Бог на том свете наверное не потребует с нее отчета, почему она не выучилась немецкому языку.

Прошение Веры Ивановны на имя императрицы было послано в начале января 1829 года; 5 февраля Анна, очевидно желая подготовить Сергея, писала ему, что по какому-то предчувствию она с уверенностью ждет какой– нибудь счастливой перемены в его судьбе, всего вероятнее – перевода на другое место. А Сергей Иванович только в начале марта мог ответить на ноябрьское письмо сестры, в котором она спрашивала его, куда бы он хотел быть переведен. Он отвечал, что не понимает цели ее вопроса, но если уже она желает знать, то он назвал бы Минусинск, как такое место, где природа и климат по слухам очень хороши: «но зачем тешить себя пустыми надеждами?» Легко представить себе, как были обрадованы летом мать и сестра, получив это письмо; дело в том, что прошение Веры Ивановны увенчалось успехом, и Сергея Ивановича приказано было перевести именно в Минусинск! 25 февраля 1829 года секретарь императрицы, Шамбо{487}487
  Шамбо Иван Павлович (1783–1848), тайный советник, секретарь императрицы Александры Федоровны. Родился в Берлине, в 1814 г. поступил на службу секретарем к принцессе Прусской, будущей императрице, с которой прибыл в Россию в 1817 г.


[Закрыть], известил об этом Веру Ивановну французским письмом: «По Высочайшему повелению, сейчас полученному мною от Ее Имп. Вел. Государыни Императрицы, спешу известить Вас, что перемещение Вашего сына будет произведено, и что он будет переведен в г. Минусинск, если соответствующие власти не найдут препятствий к этому перемещению». – Сергей Иванович узнал о своем переводе из того самого письма, где сестра, еще сама не зная о судьбе прошения, подготовляла его сообщением о своем предчувствии: на этом письме (оно сейчас передо мною) чьей-то чужой рукой была приписана, и отделена чертой, одна строка: Вы переводитесь в Минусу через два месяца. – Красноярск.

Позднее, уже из Минусинска, Кривцов подробно рассказал в письме, как он узнал о своем переводе. 1 или 2 июня, часов в 5 утра, кто-то растолкал его во сне, и он услыхал шепотом произносимые слова: «Нарочный! За вами нарочный!» Открыв глаза, он увидал свою кухарку; она сквозь смех и слезы объявила ему, что приехал нарочный за ним, чтобы везти его в Россию. Взволнованный, в полном недоумении, он встал и разбудил своих товарищей; решили послать за нарочным, чтобы узнать, в чем дело. Но усталый казак на все их вопросы отвечал одним тупым «не знаю»; он мог только объяснить, что его прислали из Енисейска с бумагами и велели на обратном пути доставить Кривцова в Енисейск же. Но скоро дело разъяснилось: через час за Кривцовым приехал местный начальник – отдельный таможенный заседатель – и, объявив ему, что он должен немедленно отправиться в Енисейск, передал ему привезенное, очевидно, тем же казаком письмо из дому – то самое письмо Анны Ивановны, на котором какая-то добрая душа в Красноярске написала блаженную весть о переводе его в Минусинск{488}488
  Перевод в Минусинск разрешен 13 февраля 1829 г., Кривцов прибыл туда 13 июля 1829 г.


[Закрыть].

1 июля 1829 года Сергей Иванович писал матери из Красноярска: «Благодаря неусыпной заботливости вашей и милостивому снисхождению Государя Императора, я оставил Туруханск и благополучно прибыл сюда, откуда на сих днях отправляюсь в Минусинск. Все, которые там бывали, с восхищением говорят о том крае, называя оный здешней Италией. Итак, почтенная матушка, благодаря стараниям вашим, я увижу еще раз обработанные поля, увижу горы и по ним бродящие стада. И сколь восхитительна мне покажется сия картина после топкого болота, в котором я целый год находился и где думал окончить дни свои!»

Грустно было Кривцову расставаться со своими туруханскими товарищами; он возвращался к жизни – они оставались в проклятом месте, да еще без всяких средств к существованию. До сих пор они жили на его средства; чем они будут жить теперь? Этот вопрос немало заботил и Веру Ивановну и Анну Ивановну. Они тотчас списались с отцом Аврамова, побуждая его также войти с ходатайством о перемещении сына; Анна Ивановна писала и самим оставшимся в Туруханске, Елизавета Ивановна (Сомова) послала Аврамову 50 руб. и табаку. Аврамов и Лисовский больше не увидали родины. Об их дальнейшей жизни сохранилось мало сведений. В 1831 году им было с высочайшего разрешения дозволено заниматься торговыми оборотами в Туруханском крае и ездить для закупки хлеба и других припасов в Енисейск. Они, по-видимому, воспользовались этим разрешением; по крайней мере сохранилось известие, что Аврамов служил приказчиком у одного из местных купцов. Лисовский в 1833 г. женился на дочери туруханского протоиерея Алексея Петрова, Платониде. В январе 1856 года Аврамов и Лисовский были зарезаны в своей квартире в Туруханске с целью ограбления[260]260
  Лазарев Д. Политические ссыльные в Туруханском крае. – Историч. Вестник. 1896 г. январь. С. 337–39. – Портреты декабристов. Изд. М. Зензинова. – То же самое рассказывает о смерти Аврамова и Лисовского бар. А. Е. Розен{743}743
  Розен Андрей Евгеньевич (1799–1884), барон, поручик лейб-гвардии Финляндского полка. Воспитывался в Нарвском народном училище (1812), в 1815 г. поступил в I кадетский корпус, откуда выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк. Членом тайных обществ декабристов не был. Присутствовал на совещании членов Северного общества 11 и 12 декабря 1825 г. Участник восстания на Сенатской площади. Приговорен к каторжным работам на 10 лет, срок сокращен до 6 лет, по отбытии срока переведен на поселение в г. Курган Тобольской губ. В 1837 г. определен рядовым в Кавказский корпус. В 1839 г. по болезни уволен с военной службы. Проживал под строгим надзором на родине в Эстляндской губ., с 1855 г. в Харьковской губ. (освобожден от надзора с запрещением въезда в столицы). По амнистии 26 августа 1856 г. восстановлен в правах, после 1861 г. жил в имении Каменке Изюмского уезда. Его «Записки декабриста» появились на немецком языке в 1869 г., а затем неоднократно издавались в России.


[Закрыть] (Зап. декабр. 1907. С. 173 и 279). Г-жа Францева, без сомнения ошибочно, сообщает, что Аврамов умер от сибирской язвы (Историч. Вестник. 1888, май. С. 384 и д.). Четвертый декабрист, сосланный в Туруханск, Н. С. Бобрищев-Пушкин{744}744
  Бобрищев-Пушкин Николай Сергеевич (1800–1871). Поручик квартирмейстерской части. Член Союза благоденствия (1820 или 1821 г.) и Южного общества. Арестован в Тульчине в 1826 г. Приговорен к ссылке навечно, срок сокращен до 20 лет. Отправлен на поселение в Среднеколымск Якутской обл. (1826), откуда пытался бежать. В 1827 г. переведен в Туруханск. Поступил сначала в Троицкий монастырь близ Туруханска в 1827 г., затем переведен в Спасский монастырь в Енисейске в 1828 г. В 1829 г. находился на излечении в енисейской городской больнице, в 1831 г. переведен в дом умалишенных в Красноярск. В 1833 г. в Красноярск прибыл на поселение его брат, Павел Сергеевич. В 1839 г. разрешено перевести обоих братьев в Тобольск. В 1856 г. обоим было разрешено вернуться на родину в Тульскую губ.


[Закрыть], как известно, сошел там с ума; князь Шаховской{745}745
  Шаховской Федор Петрович (1796–1829), князь. Отставной майор. В службу вступил в 1813 г. в резервную команду лейб-гвардии Семеновского полка. Участвовал в военных действиях 1814 г. на территории Франции до взятия Парижа. Уволен в отставку майором (1822). Член Союза спасения и Союза благоденствия. Приговорен к ссылке на вечное поселение. Отправлен в Сибирь 27 июля 1826 г., поселен в Туруханске Енисейской губ. В 1827 г. переведен в Енисейск. В 1829 г. в связи с психич. заболеванием переведен в Спасо-Евфимиевский монастырь (Суздаль), где и умер. Автор записок о Туруханском крае.


[Закрыть], приехав в декабре 1826 г., уже в июне 1827 г. был переведен в Красноярск (см. Д. Лазарев. Цит. м.).


[Закрыть].

XI

Котильон есть танец преопасный и Амур вертится в нем.

Из частного письма 1810 годов.

В первый раз теперь легче вздохнула бедная мать после трех лет безутешного горя. Еще от Сергея не было известий с нового места его ссылки – он как раз был в пути, чего в Тимофеевском, конечно, не знали, а его последнее письмо было от 4 марта, еще из Туруханска, – как другая неожиданная радость опередила первую. 22 июля 1829 года Вера Ивановна писала Сергею: «Нынешний месяц меня Бог утешил сверх моего чаяния: в один день съехались ко мне Николай и Павел, и все они были вместе, только тебя, моего друга, не было, что много отнимало у меня удовольствия; но да будет воля Его святая. Николай пробыл 5 дней и поехал в Петербург по своим делам. Он очень постарел, а Паша все такой же дебелый и такой же милый и добрый, любит всех родных, но тебя, мой друг, кажется, всех больше, ибо разлука с тобой очень его огорчает». Павел приехал на целых три месяца. Он был необычайно толст, румян, жизнерадостен и благодушен. Никому ничем не жертвуя, эпикуреец, в котором эгоизм умерялся только ленью, он умел всех очаровывать. Он привез из Рима свой портрет; «мы поместили его, – пишет сестра Анна, – вместе с твоим в зеленой нише. Ты не можешь себе представить, как они противоположны или, вернее, как точно они воспроизводят его и твое положение: он – прямо из Рима – застегнутый до подбородка, с плащом на плечах и шляпою на голове, тучный, жирный и красный; ты – с обнаженной головой и воротом рубашки… ты понимаешь, Сережа, на какие мысли это наводит». Павлу нетрудно было тронуть мать несколькими грустными словами о Сергее, но он даже теперь, из дому, поленился написать далекому брату. Приехав в Тимофеевское 1 июля, он только 22-го собрался приписать полстраницы в общем письме к Сергею, да и эти строки, по-французски гладкие, не содержали в себе ничего о том, что могло интересовать Сергея: в каком состоянии он застал мать, сестер и братьев, что изменилось в родных местах, и пр. Их и перевести нельзя – так банальны эти уверения; он charmé[261]261
  Очарован (франц.).


[Закрыть] возможностью написать своему cher Serge[262]262
  Дорогому Сергею (франц.).


[Закрыть], он не станет расточать ему пустых уверений в своей любви, надеясь, что тот не сомневается в ней, ибо брат есть друг данный самой природой, и пр.; обо всем, что тебя может интересовать, пишут тебе мать и сестры, поэтому скажу тебе только, что я как нельзя более доволен своей службою, – и дальше идет описание необыкновенных качеств кн. Гагарина{489}489
  Гагарин Григорий Иванович (1782–1837), дипломат, писатель. Посланник в Риме (1827) и Мюнхене (1832).


[Закрыть], истинного представителя «de la civilisation perfectionnée»[263]263
  Совершенной цивилизации (франц.).


[Закрыть], – а под конец несколько слов бессодержательного ободрения: «твое несчастие нас удручает, но не подрывает нашей надежды на милосердие Божье и доброту нашего августейшего монарха» – de Notre Auguste Souverain. Сестра Анна сочла нужным оправдать Павла пред Сергеем: «Павел пишет мало, потому что он устал до полусмерти. Представь себе, что при его необыкновенной тучности, он ни на минуту не сходил с паркета и, разумеется, был весь в поту». – Уж лучше бы она промолчала; только и нашел времени написать брату, что между двух танцев!

Этот месяц почти весь прошел в танцах и праздниках. 15 июля, в двойной семейный праздник (рождение Сергея и именины Владимира), вся семья собралась у Владимира в Рагозине; оттуда Вера Ивановна с Павлом и Анною поехали в Вязовое, к брату Веры Ивановны, Дмитрию Ивановичу Карпову, праздновать именины его жены, Марьи Михайловны. Здесь к 22-му съехалось множество гостей, был домашний спектакль, организованный Плещеевым (в нем участвовал и Павел Иванович), был пир горой и танцы в течение целой недели, потому что все гости оставались до 29-го, когда праздновалось рождение Дмитрия Ивановича. Все это время стояла невыносимая жара, до 26 в тени. Вере Ивановне приходилось трудно поспевать за молодежью. «Теперь съезжаются гости, – пишет она днем 22-го, – народу будет бездна, жара смертельная, и я уже теперь задыхаюсь, как воображу, что должно будет часа три сидеть за столом. Признаюсь, мой друг, что все эти праздники становятся в тягость». Наконец, 31-го уехали назад в Тимофеевское. Приезд Павла помешал Вере Ивановне исполнить обет, данный ею без сомнения в связи с переводом Сергея в Минусинск, – съездить в Киев и Ахтырку на богомолье; пришлось отложить эту поездку на будущий год, «от чего, пишет она, мне очень грустно, что до сих пор не могу выполнить обещание». Она хотела по крайней мере говеть в Успеньев пост{490}490
  Успеньев пост – в память Успения Богородицы (15 августа ст. стиля).


[Закрыть] и подбила к тому же и Павла, что для нее было большой радостью, потому что он уже два года не говел; «но не думай, чтобы я его заставила, – нет, он сам это мне сказал». В Тимофеевском прожили две недели, мать с сыном говели и приобщились, потом мать с Анною поехали в усадьбу последней, Писканицу, Павел еще куда-то, а чрез несколько дней к ним же; и сюда наезжали гости – родные: Киреевские и другие. Здесь старушка отдохнула от разъездов и праздников. Здесь, в Писканице, они собирались отныне жить с Анною. «Что же, мой дружочек, тебе еще сказать? – писала она в конце августа Сергею, рассказав о трех поездках по родным. – Живу теперь в любезном своем Болховском уезде, собираемся строить домик, и когда Бог поможет построить, тогда буду покойнее, а то, право, скучно переезжать с места на место. У Лизы бы мне (было) прекрасно и спокойно как нельзя лучше, но беда моя – церкви нету и ездить чрез реку, то в дурную погоду переезда совсем нет; а мне, мой друг, только и утешения, когда слышу службу Божью. А тут церковь у ворот; только поп ленив служить обедни и выдумал служить какие-то обедницы без совершения таинств. Но как буду, Бог даст, здесь жить, тогда заставлю его служить как должно».

Наконец, 21 августа мать «с благодарностью Всевышнему и с душевной радостью» получила первое письмо, писанное Сергеем после перемены в его судьбе, – то письмо из Красноярска от 1 июля. Большим облегчением было уже то, что письмо шло всего семь недель, а не три месяца с лишним, как прежде; но главное, теперь она будет спокойнее, зная, что он не холоден и не голоден, и в болоте не тонет, дышит свежим воздухом и питается пищей человеческой, и более всего – драгоценное для нее здоровье его поправится. Она просит его написать ей подробно о Минусинске и его жителях, и есть ли там такие люди, которых можно назвать людьми, а об оставшихся в Туруханске товарищах, Аврамове и Лисовском, и она тревожится; Аврамов беден, но авось найдутся добрые люди, которые будут в складчину помогать ему, а родные Лисовского неужели тоже бедны? Она просит прислать ей адрес матери Лисовского, – она напишет ей. Есть же такие бессердечные родители, что оставляют в нужде своих несчастных детей: «вот в наших местах есть изверг барон Черкасов{491}491
  По-видимому, речь идет о Иване Петровиче Черкасове, бароне, секунд-майоре. В 1826 г. ему было около 65 лет.


[Закрыть], который имеет большое состояние, но сыну несчастному», – тоже декабристу{492}492
  Черкасов Алексей Иванович (1799–1855), барон, поручик квартирмейстерской части. Член Южного общества (1824). Приговорен к 2 годам каторжных работ. Срок сокращен до 1 года. Каторгу отбывал в Чите. В 1828 г. переведен на поселение в г. Березов Тобольской губ., а затем в Ялуторовск. В 1832 г. определен рядовым на Кавказ и в 1843 г. уволен в отставку в чине прапорщика. Жил в Орловской губ. В 1851 г. разрешен въезд в Москву.


[Закрыть], – «ни гроша не посылает, и брат его из своего жалованья уделяет»{493}493
  Брат А. И. Черкасова – Черкасов Петр Иванович (1796–1867), барон. Поручик. Подозревался в принадлежности к тайным обществам, был арестован, но 10 января 1826 г. освобожден с оправдательным аттестатом. Впоследствии отставной полковник.


[Закрыть]. – Павел в половине сентября еще был с нею, и она не нарадуется на него; «в доброте души и привязанности ко мне может равняться с тобой, моим милым другом, но не так еще умерен в своих желаниях, но как не-из-чего, то и остается покоен и всем доволен; но все это еще можно приписать к молодости, а не к внутренности». А всего более ее восхищают его принципы: я, говорит он, молод, здоров, богатство мое – служба, от которой буду сыт и одет, и честный человек: это самое большое богатство. – Она совершенно верно понимала Павла: ему действительно хотелось большего, чем он достиг (да он и был умен и способен), но у него было слишком мало внешних ресурсов, чтобы преуспевать без усилий: ни знатного происхождения, ни богатства, ни сильных родственных связей; даже брат Николай, на первых порах так много сделавший для него, теперь сам был лишен всякой силы. Пробиваться приходилось самому, но он был слишком барин, чтобы заискивать, и слишком сибарит, чтобы все забывать для службы. Итак, будущее, как он уже ясно видел, не сулило ему никаких блестящих перспектив; это было грустно, но так как он больше всего на свете любил покой, то он не давал напрасному честолюбию слишком тревожить себя и действительно был «всем доволен». На почве этого затаенного недовольства у него сложилась даже особенного рода философия, не раз высказывающаяся в его письмах: жизнь-де надо брать стоически, не стоит добиваться чего-нибудь, ибо все блага, так ценимые людьми, – богатство, почести и пр. – суета суетствий. Как ни легка была эта резиньяция, она всегда бросала тень на его жизнь.

Может быть именно ею, а не прямою любовью, был порожден комический роман, разыгравшийся у него в этот приезд. Будь он карьерист, упорно пробивающийся вперед или просто по случаю успевающий в своей карьере, он не дал бы мимолетному увлечению так легко сбить себя с пути. Но он не был ни тем, ни другим; свет и служба не обещали ему многого, и потому он не очень дорожил ими; а тут подвернулся роман, суливший в итоге тоже покойную и комфортабельную жизнь, хотя и в деревенской обстановке, – он и соблазнился, соблазнился, правда, без особенного пыла, так что не трудно оказалось и отвлечь его от этого решения.

20 октября, накануне отъезда из Тимофеевского, Павел написал Сергею письмо, содержание которого мы узнаем только из ответных писем Сергея. Он писал, что женится, что помолвка состоялась, а свадьба будет в январе; он едет в Петербург, чтобы поскорее выхлопотать себе отставку, и потом, забыв все прелести неверной славы, поселиться в Тимофеевском и посвятить свою жизнь счастью родных и подданных. К его письму было приложено письмо его невесты, Варвары Николаевны, которая рекомендовала себя Сергею и подтверждала написанное Павлом. Получив эти письма в декабре, Сергей поспешил поздравить мать, брата и невесту; последнюю он знал лично из прошлого.

Но затем известия о Павле прекращаются; ни мать, ни сестра Анна в письмах к Сергею ни словом не поминают о предстоящей свадьбе. Сергей недоумевает, но получает в ответ лаконическое сообщение, что Павел уехал на место своей службы, в Рим. Наконец, только в марте (1830 г.) мать собралась подробно описать ему весь ход этой истории, стоивший ей немалых волнений. Под ее простодушным пером портрет Павла обрисовывается, как живой.

«Любезный мой друг, Сережинька, – писала она. – Письмо твое от 23 декабря я получила, поблагодарила Всевышнего, что ты здоров. Насчет же свадьбы Павловой, она не состоялась по обстоятельствам состояния, да и молодости его лет, да и мне кажется, ни он, ни она большого желания не имели. Она точно прекрасная девушка с самыми лучшими достоинствами. И сперва наша тетка стала разведывать, что за ней, и сказала нам, что она наверное узнала, что брат дает ей 460 душ и 30 тысяч денег. Вот Паша мне говорит: девушка прекрасная, родство тоже и состояние порядочное, и что он решается жениться. А как ты меня знаешь, что я слишком к вам слаба во всяких случаях, – и говорю: дай Бог час. Но только сказала ему: не забудь, что тебе 24 года и на хорошей дороге по службе, но женясь, он должен будет оставить службу. Это было его остановило, но потом опять вздумал, поехал к Николаю советоваться. Тот по своей флегме не сказал ни да, ни нет. Приехавши от брата очень скучен, но решился, поехал к ним и помолвил, и любезный братец при помолвке объявляет ему, что он дает сестре 350 душ и 70 тысяч долгу. Вот тебе первый подарок. Он присылает мне сказать о помолвке, но об этом подарке ни слова, а пишет к Анне очень грустное письмо и объявляет эту радость, и просит ее, чтобы она никак мне не сказывала. Она мне и не сказала, а сказала Владимиру. Тот к нему посылает нарочного и представляет все резоны. Он им отвечает, что уже поздно; но как видят, что дело без меня не обошлось, сказывают мне. Я так и обезумела. Его долгу 35 тысяч, ее 70, да на свадьбу и приданое верно бы еще истратили 50, а там бы начали заводить строение, а у Павла очень много замашек Николаевых. Так бы наконец вышло, что должно продать либо его, или ее имение. И как я уже вижу беду неминуемую, я тот же час решилась писать к ним, а он уже от них уехал в Петербург просить позволения жениться; и пишу к ним все обстоятельства насчет их молодости и состояния, что они могут быть оба несчастливы, и прошу их, чтобы они ему отказали, а к нему пишу, что так как он мне всегда говорил, что он ничего так не хочет, как видеть меня покойною, то я его и прошу, что ежели он хочет меня успокоить, то чтобы не женился. Получаю от него письмо самое отчаянное; говорит, что с его стороны будет очень бесчестно, и прочее. Мне кажется, он думал, что я его заставляю отказаться, но как получил от них отказ, то, мне кажется, он и сам был доволен, и пишет ко мне письмо, что он получил от них отказ, а не он отказал, и что он очень рад, что выполняет мою волю».