Текст книги "Прибалтийский фашизм: трагедия народов Прибалтики"

Мобилизация в «Латышский легион СС»

Рейхсфюрер СС Гиммлер начал задумываться о создании национальных легионов в Прибалтике еще в мае 1942 года, однако тогда он счел эту идею чересчур рискованной⁷⁴⁶. В июне 1942 года высший фюрер СС и полиции в «Остланде» Фридрих Йеккельн встретился с офицерами латышских Schutzmannshcaft-батальонов и выступил с речью, в которой заявил, что в скором будущем, возможно, будет проведено формирование «Латышского легиона» в рамках войск СС. Одновременно он высказал свое личное мнение о том, что после войны можно будет подойти и к вопросу о восстановлении независимости Латвии – разумеется, в союзе с Рейхом или под его протекторатом.

Так впервые прозвучала мысль о формировании национальных легионов СС. С самого начала эта идея была тесно связана с обещаниями автономии или независимости республик Прибалтики. Это было приманкой: дескать, если коллаборационисты в Латвии (а также в Литве и в Эстонии) так стремятся получить независимость, то платой за это будет мобилизация своей молодежи в вооруженные силы Германии.

Гиммлер и начальник Главного управления СС Готлоб Бергер поначалу не одобрили высказываний Йеккельна. Их недовольство объяснялось тем, что Йеккельн открыто высказал то, о чем пока следовало бы молчать. Вопрос о создании легионов СС в Прибалтике как раз рассматривался, но его рассмотрение держалось в строгой тайне, в особенности потому, что он был тесно связан с предоставлением автономии⁷⁴⁷. К тому же предложение о формировании легионов СС должно было исходить от самих коллаборационистов – пусть думают, что нам не нужны новые воинские контингенты из Прибалтики, а прежде всего им самим, раз уж они что-то там толковали о независимости.

Проще говоря, это был маркетинг на самом высшем уровне. Вот поэтому фюрер СС и полиции Латвии Вальтер Шрёдер должен был – с санкции Гиммлера – подкинуть идею создания легиона Латышскому самоуправлению. Но Шрёдер не был маркетологом и сделал все довольно неуклюже. 3 ноября 1942 года он созвал совещание, на которое была приглашена вся верхушка коллаборационистов – в том числе генеральный директор внутренних дел Данкерс и командиры некоторых латышских полицейских батальонов, полковники Крипенс и Силгайлис и подполковники Вейсс и Осис. Шрёдер предложил им обратиться к Йеккельну с просьбой разрешить формирование добровольческого «Латышского легиона СС»⁷⁴⁸.

Директора Латвийского самоуправления, разумеется, поняли «намёк» и решили, что наступил подходящий момент предъявить свои требования. На следующий же день, 4 ноября, они обратились к Шрёдеру с заявлением. В нем говорилось, что они готовы провести мобилизацию, но без «некоторых политических и экономических условий» ожидать ее успеха бессмысленно. Подразумевалось частичное восстановление независимости и возвращение крупной частной собственности бывшим владельцам.

Генеральный директор юстиции Валдманис пошел дальше других и направил немецкому генеральному комиссару Дрекслеру от своего имени меморандум, озаглавленный «Латвийская проблема». В нем Валдманис рисовал довольно неприглядную картину, которая во многом соответствовала истине. «Любой латыш, – заявлял он, – даже тот, кто никогда не задумывался о политике, задает сегодня вопрос, что же собственно произошло? Действительно ли немцы пришли как освободители или как завоеватели?» Валдманис заключал, что для большинства латышей настоящее положение невыносимо только потому, что их первейшим желанием является восстановление государственности Латвии. Поэтому в качестве взаимоприемлемого решения он предлагал предоставить Латвии относительную независимость по образцу Словакии, в результате чего она должна стать «свободным и независимым государством, участвующим в войне под верховным немецким командованием» в качестве союзника Германии. Взамен Валдманис заверил, что «в течение некоторого гарантийного срока в Латвии будет проводиться подготовительная просветительская работа с целью дальнейшего сближения с Рейхом».

На этом критика оккупационного режима и заканчивалась. Ни слова о гетто, концлагерях, массовых казнях, угоне населения на работы в Германию, расистских законах… Выходило, что если бы оккупанты восстановили хотя бы частичную независимость Латвии и возвратили частную собственность, ошибка была бы исправлена. «Бывшие» завоеватели стали бы «освободителями» и лучшими друзьями всей латвийской правящей элиты.

За восстановление независимости Латвии, по словам Данкерса, Валдманис обещал цену в 200.000 человек! Именно столько своих сограждан он обещал мобилизовать для отправки на Восточный фронт⁷⁴⁹.

Дрекслер, ознакомившись с меморандумом, дал понять Валдманису, что подобное письмо сейчас «в высшей мере нежелательно». Однако в начале декабря 1942 года все директора Латышского самоуправления еще раз единодушно заявили, что они присоединяются к предложениям Валдманиса. В меморандуме Латвийского самоуправления на имя Дрекслера было вновь заявлено, что «при определенных условиях» (имелось в виду, прежде всего, решение вопроса о государственно-правовом статусе Латвии и возвращение частной собственности), самоуправление готово сформировать латвийскую армию в 100.000 человек (!), которая через три месяца будет боеспособна. Фактически это была цена, которую самоуправление назначило за то, чтобы немцы вернули собственность бывшим фабрикантам и землевладельцам и предоставили хотя бы ограниченную независимость.

Рейхскомиссар Лозе немного поумерил пыл националистов. 23 декабря 1942 года он дал устный ответ на письмо Латвийского самоуправления, заявив, что оно попросту не сможет мобилизовать армию в 100 тысяч человек, так как большинство годных к воинской службе мужчин уже задействовано в военной промышленности. Что же касается «независимости по образцу Словакии», то эту просьбу он также не может поддержать, поскольку тогда независимости попросят Эстония, Литва, Бельгия и все остальные оккупированные страны. В заключение Лозе обвинил всех латышей в целом в антинемецких настроениях, которые он не намерен терпеть дальше, и ненавязчиво упомянул, что в Голландии недавно расстреляли 80 видных граждан по обвинению в антинемецкой пропаганде. Латышские гендиректора поняли, что такое может случиться и с ними⁷⁵⁰.

Тем временем эсэсовцы, не тратя лишних слов, дали ход «ходатайству» Латышского самоуправления и начали вовсю готовиться к проведению мобилизации в Латвии. 24 января Гиммлер вызвал в свою штаб-квартиру Йеккельна и сообщил ему о том, что фюрер дал добро на формирование такого добровольческого легиона⁷⁵¹. О начале формирования «Латышского легиона СС» было объявлено по радио 10 февраля 1943 года⁷⁵².

24 февраля 1943 года во всем рейхскомиссариате «Остланд» началась совместная мобилизация в войска СС, вспомогательные службы вермахта и германскую военную промышленность призывников 1919–1924 годов рождения. Два дня спустя, 26 февраля, практически целиком из новобранцев, призванных в результате мобилизации, была сформирована «15-я латышская добровольческая дивизия СС»⁷⁵³. На самом деле, конечно, «добровольческой» она не была. С начала 1944 года она была переименована в «15-ю гренадерскую дивизию войск СС (латышскую № 1)». Командиром ее был назначен бригадефюрер СС Ханзен, а инфантери-фюрером – латыш, штандартенфюрер войск СС Артур Силгайлис⁷⁵⁴.

Незадолго до начала тотальной мобилизации, 8 февраля 1943 года, из латышских полицейских батальонов была сформирована «Латышская добровольческая бригада СС». В нее вошли три латышских полицейских батальона (21, 19 и 16-й), которые еще с 1942 года действовали на Восточном фронте в составе 2-й пехотной бригады СС⁷⁵⁵. Но теперь бригада стала целиком латышской, а все нелатышские части, включая легионы «Фландрия», «Нидерланды» и «Норвегия» и немецкие полицейские батальоны, были переданы в другие соединения.

На должность генерал-инспектора (но не командира!) «Латышского легиона СС» немцами был назначен генерал-майор бывшей латвийской армии Рудольф Бангерскис. Правда, назначение состоялось только 30 апреля 1943 года, то есть через два месяца после формирования легиона⁷⁵⁶, и лишь 3 марта Бангерскис получил звание легион-группенфюрера СС (генерал-лейтенанта) ⁷⁵⁷. Начальником оперативного отдела в штабе легиона должен стал полковник латвийской армии (впоследствии – легион-штандартенфюрер СС) Артур Силгайлис⁷⁵⁸.

Всего в ходе весенней мобилизации (проходившей с марта по август 1943 года), по данным штаба генерал-инспектора Бангерскиса, в «Латышский легион СС» было зачислено 22.500 чел., во вспомогательные службы вермахта – 12.700 чел., то есть в общей сложности 35.200 человек. Около 6.000 человек уклонилось от призыва⁷⁵⁹. К тому времени в различных карательных организациях, находившихся под немецким контролем, включая и полицейские батальоны, на 1 сентября 1943 г. числилось всего около 36.000 жителей Латвии (не считая латышей, служивших в вермахте). Численность же немецких полицейских на территории Латвии в конце 1943 года составляла около 15.000 человек⁷⁶⁰. За полтора года их число увеличилось в несколько раз.

Мобилизация в «Латышский легион СС» проходила далеко не так гладко, как представляли некоторые немецкие и американские историки. Разведсводки Латвийского штаба партизанского движения в эти дни пестрят сообщениями о стычках между немцами и латышскими легионерами. В конце февраля 1943 года произошла перестрелка в Кокнисе, в результате которой латышские добровольцы (полицейские или легионеры – неизвестно) убили двух немцев⁷⁶¹. В марте 1943 года сообщалось, что призывники скрываются от мобилизации, и на них организуются облавы⁷⁶². Месяцем позже в Риге произошел бой между немцами и легионерами, после чего распространился слух о расформировании «Латышского легиона СС». В последних числах апреля произошли перестрелки между немцами и латышскими легионерами в Валмиере и Тукумсе, а в деревне Клечи – рукопашная драка. Недовольство было вызвано главным образом тем, что латышские добровольцы получали меньше немцев, зато их чаще посылали в бой против партизан⁷⁶³. И неудивительно. Ведь такое количество немецких полицейских частей было пригнано в Латвию не столько затем, чтобы своими руками воевать с партизанами, сколько чтобы следить за латышскими легионерами, как бы те не отступили, не дезертировали или не перешли на сторону партизан. Оккупанты предпочитали большинство карательных акций проводить чужими руками.

Часть новобранцев была передана в 15-ю дивизию из латышских частей вермахта и ВВС; значительная часть добровольцев прежде проходила службу в латышских полицейских батальонах⁷⁶⁴. Подготовка рекрутов должна была осуществляться под руководством инструкторов из латышских полицейских батальонов, не на территории Латвии, но не менее чем за 10 км от линии фронта⁷⁶⁵. В конце марта 1943 года часть рекрутов, набранных непосредственно среди населения и еще не прошедших соответствующей подготовки, была срочно передана в «Латышскую бригаду СС», которая в то время вела затяжные бои на фронте и несла тяжелые потери⁷⁶⁶. Некоторым из легионеров-новобранцев удалось дезертировать по дороге на фронт. Так, в апреле 1943 года из Митавы в сторону села Новосокольники, где шли бои, вышел эшелон с легионерами. 15 апреля из этого эшелона в 8 км от Лудзы в сторону Зилупе сбежало 15 новобранцев⁷⁶⁷.

Назначенный командиром дивизии бригадефюрер СС Ханзен выразил свое возмущение тем, что его солдат используют как «пушечное мясо». По слухам, за такое своевольное поведение он был вскоре снят со своего поста. Как бы там ни было, в мае 1943 года его сменил на этом посту бригадефюрер СС граф Пюклер-Бургхауз⁷⁶⁸. В последующие месяцы наскоро обученных новобранцев стали все чаще передавать в другие части – в том числе в «Латышский авиационный легион». В сентябре 1943 года бригада получила новую партию рекрутов⁷⁶⁹. Но и на этот раз не обошлось без случаев дезертирства. 23 сентября 1943 года партия легионеров была отправлена на фронт в закрытых вагонах под охраной немецких автоматчиков. 25 сентября, по пути на фронт, на перроне в Пскове, 25 солдат-латышей взломали дверь вагона и бежали. По сообщению перебежчика из 1-го полка СС (в составе 2-й латышской бригады СС), настроение легионеров в бригаде также было плохим, все были обозлены на немцев. По его же словам, отправка на фронт проводилась насильственно, и многие солдаты не хотели воевать против Красной армии⁷⁷⁰.

К началу 1944 года в различных латышских вооруженных формированиях числилось в общей сложности 40.000 человек: во 2-й латышской бригаде СС – 5.000—6.000 чел.; в 15-й латышской дивизии СС – 17.000 чел.; в латышском полицейском полку «Рига» – около 3.000 чел.; в латышских полицейских батальонах – 14.000 чел.⁷⁷¹ К лету 1944 года численность латышских формирований в целом возросла до 60.000 человек⁷⁷², так как в начале марта 1944 года было сформировано 6 латышских полков «пограничной стражи» – все четырехбатальонного состава, а в 6-м полку имелась еще и противотанковая рота⁷⁷³.

Численность латышских дивизий на 30 июня 1944 года составляла: 15-я гренадерская дивизия войск СС: 541 офицер, 2.322 унтер-офицера, 15.550 нижних чинов, всего 18.412 человек⁷⁷⁴. 19-я гренадерская дивизия войск СС (бывшая 2-я латышская добровольческая бригада СС): 329 офицеров, 1.421 унтер-офицер, 8.842 нижних чина, всего 10.592 человека⁷⁷⁵. Численность латышских полицейских батальонов составляла на тот же период 42.386 человек; численность латышских полков «пограничной стражи» – 12.118 человек⁷⁷⁶.

Карательные акции и партизанское движение

Тотальная мобилизация в «Латышский легион СС» породила небывалое до сих пор партизанское движение, так как многие призывники, чтобы уклониться от службы в легионе или от угона в Германию, предпочитали бежать в леса. Особенно массовый размах это движение приобрело в юго-восточных районах Латвии, граничащих с Белоруссией и Россией, – и прежде всего в Даугавпилсском округе.

В ходе всех мобилизаций 1943–1944 гг. Даугавпилсский округ показал самые худшие результаты (по данным до марта 1944 года) ⁷⁷⁷. И это неудивительно, если учесть то, что нацистские «расоведы» выделяли латгальцев в отдельную группу «леттизированных восточноевропейцев», то есть «неполноценных» латышей. В действительности, конечно, само различие между «латышами» и «латгальцами» было создано искусственно, что было весьма характерным для германской оккупационной политики, руководствовавшейся принципом «разделяй и властвуй». Как пример, стоит вспомнить «Замечания рейхсфюрера СС по поводу «Генерального плана «Ост» и документы о дискриминационной политике в Польше, в которых нацисты пытались искусственно раздробить единые народы на мелкие национальные группы; той же цели служили и многочисленные таблицы «расовой полноценности» наций, разрабатывавшиеся нацистскими расоведами перед войной.

По воспоминаниям гауптмана охранной полиции Буркхардта, который 1 декабря 1943 года был назначен начальником «Призывного штаба «Рига» при «Латышской добровольческой бригаде СС» и занимался подготовкой новобранцев для ее пополнения и преобразования в дивизию, ему были даны следующие указания: «…Среди призывников указанных возрастов особое предпочтение следовало отдавать латышам, хорошо зарекомендовавшим себя сотрудничеством с штабом генерал-инспектора [Латышского легиона], латышской и германской полицией и руководящими германскими органами… Особенно пригодными являются бывшие офицеры и унтер-офицеры латвийской армии, а также резерва, латыши с высшим образованием или буржуазного происхождения, сыновья зажиточных крестьян, а также те латыши, чьи антикоммунистические настроения хорошо известны. Латгальцев, в особенности русского и польского происхождения, сельскохозяйственных рабочих (промышленные рабочие в основном не подлежали призыву) и бывших коммунистов я должен был отсеивать»⁷⁷⁸.

В марте 1944 года некоторые уроженцы Даугавпилсского округа были насильно зачислены в так называемые латгальские полицейские батальоны. Всего их было сформировано не менее четырех (325, 326, 327 и 328-й)⁷⁷⁹. Но немцы не без оснований считали латгальские батальоны ненадежными. Ниже них по своему статусу были только штрафные батальоны, сформированные летом и осенью 1944 года из бывших легионеров, осужденных за «самовольное отсутствие» (дезертирство) и отбывавших наказание в Рижской тюрьме и в концлагере Саласпилс. Всего в штрафбаты к декабрю 1944 года было зачислено около 3.000 арестантов, образовавших три батальона⁷⁸⁰.

То, что латгальцев не брали в войска СС, а только в полицию, еще не значило, что немцы вообще их не трогали. Жителям Даугавпилсского округа отводилась примерно такая же роль, что и литовцам или белорусам, – служить рабочей силой для Рейха.

«…Как обычно проходили насильственные мобилизации рабочей силы в Прибалтике? – рассказывает далее Йеккельн. – На каждый регион – Латвию, Литву, Эстонию – Берлином время от времени спускались разнарядки. В их реализации мне оказывали активную помощь местные органы полиции. …Нашли способ, кого угонять в Германию и из Латвии. Бангерскис и Данкерс обратились с просьбой к Гиммлеру разрешить им угонять только тех лиц, которые находились в прифронтовой полосе и могли быть освобождены в скором времени Красной армией. Разрешение было получено…»⁷⁸¹

Треугольник на стыке границ Латвии, России и Белоруссии стал оплотом советских партизан.

«Славный Освейско-Россонско-Себежский партизанский край, возникший с осени [1942 года], когда партизаны вытеснили фрицев из городов Освея и Россоны» – так назвал его знаменитый латышский партизанский командир Вилис Самсонс. Его еще называли «Россонской партизанской республикой»⁷⁸². Этому партизанскому краю предстояло стать тыловой базой для партизанского движения в Латвии. В конце 1942 года ЦК компартии Латвии направило в этот край «Отдельный латышский партизанский отряд» под командованием 22-летнего Вилиса Самсонса. Комиссаром – можно сказать, душой отряда – был Отомар Ошкалн по кличке «Старик» (в радиограммах для Центра – «Мазайс», то есть «Малыш»). Его заместителем стал кадровый военный «Большой Вилис» Вилхелм Лайвиньш. Позже к ним присоединилась оперативная группа ЦК компартии Латвии, в которую вошли К. Озолиньш, М. Биркенфельд, М. Озолиньш и Ф. Бергс. Они должны были сформировать партийные комитеты на территории Латвии, которые возьмут на себя организацию партизанского движения⁷⁸³.

Воска охраны тыла генерала фон Рока и полицейские батальоны обергруппенфюрера Йеккельна с 1942 года проводили регулярные антипартизанские операции крупными силами, пытаясь покончить с этим партизанским краем. В этих операциях участвовали немецкие, латышские и литовские полицейские батальоны. Участвовали в них и два батальона «Латышской полиции безопасности» под командованием штурмбаннфюреров В. Арайса и К. Озолса (его не следует путать с его тезкой лейтенантом/оберштурмфюрером Озолсом). Целями этих операций была не только борьба с партизанами и уничтожение деревень как их материальной базы, но и угон их жителей в рабство.

Операция «Болотная лихорадка» (нем.: Sumpffieber), проводившаяся в сентябре 1942 года под личным руководством группенфюрера СС Фридриха Йеккельна, стала одной из первых широкомасштабных антипартизанских операций в Даугавпилсском округе, на границе с Белоруссией и Псковской областью.

«Гиммлер поручил мне лично руководство этой операцией, – заявил Йеккельн в своих показаниях на суде в Риге. – Причиной для ее проведения послужила угроза немецким коммуникациям со стороны местных партизан. В операции были задействованы 1-я пехотная бригада СС, до полутора полков танков [из состава 3-го танкового корпуса вермахта], 28-й полицейский полк и подразделения жандармерии. Тогда мы сожгли несколько деревень и с десяток хуторов. Люди, бывшие там, были увезены представителями СД в лагеря вместе с детьми, стариками и старухами. Скот был также угнан. Продукты забраны и употреблены в рамках сдачи гражданскими организациями германской армии. Граждане, которые с оружием в руках боролись против наших оккупационных властей, обычно расстреливались. А те лица, которые содействовали партизанам, отправлялись в лагеря»⁷⁸⁴.

Итог операции, согласно все тому же отчету Йеккельна от 6 ноября 1942 года, был таков:

«В ходе этих операций были достигнуты следующие успехи:

а) очищено и разрушено 49 партизанских лагерей, укрепленных точек и опорных пунктов, а также несколько населенных пунктов в заболоченной местности, служивших убежищем для партизан;

б) убито в бою 389 вооруженных бандитов, осуждено и расстреляно 1274 подозрительных лица, казнено 8350 евреев;

в) выселено 1217 человек…»⁷⁸⁵

С началом тотальной мобилизации 1943 года оккупационные власти предприняли еще несколько карательных операций в «партизанских районах» Латвии – «Зимнее волшебство» (Winterzauber) и «Снежный заяц» (Schneehase), которые прошли одна за другой в феврале и в марте 1943 года.

«Целью их, – как заявил Йеккельн, – являлась очистка от партизан района, ограниченного городами Великие Луки – Витебск – Даугавпилс – Себеж. Этот район считался партизанской республикой. Все пути, ведущие туда, были разрушены, мосты взорваны. В секторе действий, которым было поручено руководить мне, со стороны Латвии участвовали два батальона армейских войск вермахта и три латышских батальона, выделенных комендантом Даугавпилса [боевая группа Шрёдера]. Партизаны в этих боях потеряли свыше ста человек. Остальным удалось уйти. В ходе операции было арестовано свыше тысячи мирных граждан, которые подозревались в помощи партизанам. Часть из них была расстреляна. Другая часть вместе с детьми была отправлена в концлагеря. За время операции «Зимнее волшебство» мы сожгли около 10 населенных пунктов, которые встретились на пути»⁷⁸⁶.

4 февраля 1943 года приказом высшего фюрера СС и полиции в «Остланде» обергруппенфюрера СС Йеккельна с целью борьбы с партизанами в юго-восточных районах Латвии были сформированы две боевые группы для борьбы с партизанами, действовавшими на границе Латвии и Белоруссии.

Боевая группа Шрёдера (под командованием бригадефюрера СС и генерал-майора полиции Вальтера Шрёдера, фюрера СС и полиции в Латвии) в составе 3 латышских батальонов включала в себя оперативный штаб, 273, 280 и 281-й латышские полицейские батальоны, одну украинскую роту и одну литовскую роту⁷⁸⁷.

Боевая группа Кнехта, носившая кодовое название «Берта» (под командованием полковника охранной полиции и штандартенфюрера СС Макса Кнехта, командира полиции порядка в Латвии), насчитывала в своем составе 4 латышских батальона, всего около 2.500 человек, в том числе оперативный штаб, 10-й взвод моторизованной жандармерии, 217-ю зенитно-артиллерийскую батарею (под командованием Хатье), взвод связи (под командованием Левинского), 276, 277, 278 и 279-й латышские полицейские батальоны⁷⁸⁸. Позже, в конце марта 1943 года, боевая группа Кнехта была переформирована, в результате чего в ее состав помимо оперативного штаба вошли 275-й латышский полицейский батальон (в составе одной роты⁷⁸⁹), приданный боевой группе для особых поручений⁷⁹⁰, 276, 265, 266 и 279-й латышские полицейские батальоны, полицейский полк «Норд» (сформированный из прибалтийских немцев специально для выполнения карательных операций в Прибалтике) и «группа особо ценных евреев» (предположительно, отряд еврейской полиции из одного из гетто)⁷⁹¹.

Вслед за полицейскими батальонами следовали команды немецкой и латышской полиции безопасности и СД. Это была печально известная «команда Арайса», к тому времени уже преобразованная в «Латышскую полицию безопасности» и СД, во главе с штурмбаннфюрером Виктором-Бернхардом Арайсом⁷⁹².

«В интересах защиты границы бывшей Латвии от нападений партизан с сопредельной белорусской территории, – говорилось в отчете о проведенной операции, – генерал Йеккельн, высший фюрер СС и полиции «Остланда», в период с начала февраля по середину апреля 1943 года предпринял военную операцию с целью создания нейтральной зоны шириной 40 км. Эта полоса земли без жителей и населенных пунктов должна была лишить партизан их опорных пунктов. Операцией руководил лично Йеккельн».

«Оперативное пространство лежало между Дриссой на юге, Зилупе и Смольнаталь на севере, – говорилось далее в отчете. – Около года назад немецкие комендатуры из-за опасности партизанских нападений оставили эту территорию. Полосы шириной 5 км вдоль железной дороги оставались под контролем вермахта. Отступая, комендатуры предоставили жителям-мужчинам право выбора: либо уйти вместе с немецкими войсками, либо остаться. Многие ушли и чаще всего несли затем охранную службу.

Операция разворачивалась следующим образом: войдя в деревню (вначале никакого сопротивления не оказывалось), солдаты расстреливали всех, кого можно было подозревать в принадлежности к партизанам. Таковыми считаются практически все жители-мужчины в возрасте от 16 до 50 лет. Обосновывалось это тем, что они в свое время не ушли из этих мест, когда уходили комендатуры. Вслед за регулярными войсками появлялись части СД, которые действовали примерно так: всех подозрительных среди тех, кто остался, расстреливали. Стариков и инвалидов, которым был не по силам долгий пеший марш – расстреливали. Остальные – в основном женщины с детьми – направлялись пешком к месту так называемого второго шлюзования. Тех, у кого в пути отказывали силы, расстреливали. Из сборных лагерей людей направляли в другие лагеря, например в Саласпилс под Ригой, где женщин отделяли от детей и направляли на работу в Германию. Дети в возрасте от грудного до 16 лет распределялись среди латышского населения.

Деревни в большинстве случаев еще до прибытия хозяйственных команд с целью сбора оставшихся ценностей подвергались разграблению и сожжению. …В ходе продолжающейся операции сопротивление все возрастало. В отдельных случаях разыгрывались настоящие сражения, в ходе которых пускали в ход и артиллерию. Причем партизанам почти всегда удавалось после окончания сражения скрыться, захватив с собой не только раненых, но и убитых. На завершающей стадии операции все чаще бывало, что жители заранее покидали свои деревни и русские их поджигали. Всего было уничтожено несколько сот деревень, среди них и такие, где насчитывались тысячи жителей».

По окончании операции, как отмечалось в отчете, «…латышские члены охранных отрядов возвратились домой с богатой добычей и теперь похваляются своими «славными делами»⁷⁹³.

Правда, боевые успехи были мало впечатляющими. В отчете о результатах второй части операции за время с 25 февраля по 5 марта 1943 г. приводились следующие результаты: «убитых в бою бандитов – 1», «подвергнутых особой обработке [то есть казненных] – 633», сожжены 31 деревня, несколько отдельных хуторов и кирпичный завод, захвачено около 1650 кг зерна (это было то, что «шутцманы» не смогли разграбить и унести с собой). В графе «захваченное оружие, боеприпасы и другое вооружение» значился «один противогаз»⁷⁹⁴. Тем не менее в ходе одной только операции «Зимнее волшебство» каратели уничтожили 2.558 мирных жителей Латвии и советских партизан, а еще 3.951 человека угнали на каторжные работы в Германию⁷⁹⁵.

В 1941–1943 гг. латышские полицейские батальоны и члены «команды Арайса» неоднократно участвовали в карательных операциях на территории Белоруссии. Так, например, летом 1942 года немецкая полиция безопасности передала охрану г. Слоним 18-му латышскому полицейскому батальону. Его командир Рубенис буквально в тот же день отдал приказ об уничтожении гетто (2.000 человек⁷⁹⁶)⁷⁹⁷.

Следом за полицейскими батальонами шли подразделения «команды Арайса», которые участвовали в уничтожении Минского еврейского гетто, а также еврейского населения г. Слуцк, Барановичи и Великие Луки на территории Белоруссии и Псковской области. Впоследствии об этом рассказал один из участников, бывший член «Латышской полиции безопасности» Индрикс Круминьш, один из 120 латышских полицейских, которые в марте – июле 1942 года проходили обучение в Фюрстенбергской школе СД, а затем служил в 5-й роте особого отряда Арайса под командованием обер-лейтенанта Карлиса Озолса⁷⁹⁸.

Карательные рейды в Белоруссию продолжались как минимум до весны 1944 года. По данным Государственной Комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников, «только за февраль и март 1944 года каратели из «Латышской дивизии СС» уничтожили в одной лишь Витебской области 138 деревень, расстреляли и повесили 17 тысяч человек и угнали в рабство в Германию еще 13 тысяч…»⁷⁹⁹

Осенью 1943 года в Россонско-Освейском районе (Себеж – Пустошка – Невель – Полоцк – Дрисса – Освея) силами немецких полицейских частей и 11 латышских полицейских батальонов была проведена операция «Генрих» (Heinrich), в ходе которой было уничтожено до 7 тысяч человек и было сожжено 12 деревень. Так, в 1943 году в районе Идрицы, Себежа и Невеля карательные акции осуществлял 1-й латышский полицейский полк «Рига», общей численностью до 2.300 человек. За «храбрость, проявленную в боях с большевиками», националисты получили право носить специальные отличительные ленты на левом рукаве с надписью на немецком языке «Lett. Freiw. Pol. Regt. Riga» («Латышский добровольческий полицейский полк СС «Рига»). В 1944 году, вслед за полком «Рига», 2-й и 3-й латышские полицейские полки также вошли в специальную «оперативную группу Йеккельна», действовавшую против псковских партизан и Красной армии на бывшей советско-латвийской границе⁸⁰⁰.

Даже солдаты и офицеры «Русской освободительной армии» (РОА) генерала Власова писали о кровавых деяниях латышской полиции в Белоруссии и на Псковщине: «Когда немецкие части…ушли, им на смену пришли части латвийского СС. И сразу же начался страшный беспричинный террор. Жители были вынуждены по ночам разбегаться по лесам и скрываться в них, как дикие звери… латышские эсэсовцы говорили, показывая на сотни трупов: «Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских»… Пережившие это страшное время крестьяне Псковщины рассказывали, что немцы перед своим уходом предупреждали их о том, что следует спасаться и уходить из деревень, поскольку «скоро придут эстонцы или латыши и сожгут всех»⁸⁰¹.

Не менее жуткий рассказ приводится в донесении офицера по особым поручениям тыла РОА поручика В. Балтиньша, латыша по национальности, представителю РОА в Риге полковнику В. Позднякову от 26 мая 1944 года:

«В середине декабря 1943 года по делам службы пришлось мне быть в Белоруссии… Деревни занимали немецкие части и вполне терпимо относились к населению, но когда им на смену пришли латышские части СС, сразу начался беспричинный страшный террор…. Вокруг этих деревень лежало много трупов женщин и стариков. От жителей я выяснил, что этими бесчинствами занимались латышские СС. 23 апреля 1944 г. пришлось мне быть в д. Морочково. Вся она была сожжена. В погребах жили эсэсовцы… Я спросил у одного из них, почему вокруг деревни лежат трупы убитых женщин, стариков и детей, сотни трупов непогребенных… Ответ был таков: «Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских». После этого сержант подвел меня к сгоревшей хате. Там лежало несколько обгорелых полузасыпанных тел. «А этих, – сказал он, – мы сжигали живьем»… В начале мая в районе д. Кобыльники в одной из ложбин мы видели около трех тысяч тел расстрелянных крестьян, преимущественно женщин и детей. Уцелевшие жители рассказывали, что расстрелами занимались «люди, понимавшие по-русски, носившие черепа на фуражках и красно-бело-красные флажки на левом рукаве» – латышские СС»⁸⁰².