Текст книги "Тю!"

Гостья

Всем советую: поосторожнее обращайтесь с уборщицами! Среди них могут оказаться кулибины в юбках, лобачевские в платьях, которых просто жизнь загнала в угол, где ведро и швабра.

Я никогда не дистанцировался от обслуживающего персонала. Наоборот. Полагаю, что именно уборщицы, дворники и мусорщики играют в нашей жизни самую важную роль. При возможности говорю хорошие слова всяким тетям Маням, которые старательно моют пол, убирают урны… Их труд гораздо важнее, чем наше повальное ковыряние в бумажках. Кому на фиг нужны эти статьи, интервью? Прочел – и забыл. Плохую публикацию можно не читать. А как работать в невымытом помещении? Будешь сидеть, и писать плохую статью…

…По вечерам в редакции я любил разминать свои оставшиеся мозги, разгадывая кроссворды. У нас убирала помещение импозантная сударыня, глаза которой меня сразу поразили, – они были фиолетовые!

На контакт первым я никогда не иду. (Если знакомлюсь вот в этой тупой форме: Петя-Маня, то тут же забываю имя человека.) Вот и с Ниной меня познакомил …кроссворд. После уборки она приходила в мою комнату и курила.

Тут надо сказать, что я люблю курящих женщин. Есть, конечно, особы, которые смалят, как водопроводчики. Никакого шарма. А вот когда в дамских наманикюренных пальчиках как бы затерялась сигарета, и вот это движение рукой, и… В общем, у некоторых весь этот минздравопредупредительный процесс выглядит так, что просто млеешь! Нина оказалась из этого числа.

И вот когда я в очередной раз морщил лоб в поисках слов, она предложила свою помощь. Я без всякой надежды (красивая, да еще и уборщица – что она может знать?) зачитывал определения, а она …без запинки отгадывала! Сначала меня это взбесило. Потом унизило. Кончилось все тем, что я смирился, – Нина знала определенно больше меня!

Оказалось, что она работала оператором ЭВМ, что у нее незаконченное высшее образование… А уборщицей подрабатывала. С’est la vie, как говорят французы. Или сэ ля, блин, ви, как говорю я.

Потом я ввел Нину в наш «творческий» коллектив. Со временем она поднялась по карьерной лестнице – стала экспедитором… Словом, наша газетная компания приобрела еще одного своего человека.

Вот теперь уже можно представлять очередную историю.

Перед тем, как вспениться Новому году, наша газетная «мафия» решила собраться у Инны. Все произошло, как всегда – собирались к шести, а сползлись к восьми. Состав предполагался почти прежним – Тамара, Нина и я. Из «новеньких» высказал пожелание присоединиться еще Костя, человек, который в любое время дня и ночи ходил в галстуке. Он нам всем был хорошо известен как радийщик, паяльщик и лудильщик. Мы с Инной работали вместе с ним на городском радио. Но в нашей компании он был пару-тройку раз. Поэтому так «новеньким» и остался.

В половине седьмого я и Костя, звеня бутылками, продефилировали мимо памятного подоконника и с чувством глубокого опоздания робко позвонили в квартиру. В наших мозгах рисовалось, как Инна открывает нам дверь в сексуальном платье и трясет маленьким кулачком, приговаривая: «Я вас убью!»

Дверь Инна открыла …в халате, по сексуальности не уступающем платью, потрясла кулачком куда-то в сторону и изрекла: «Я их убью!»

Оказалось, что мы с Костей были первыми. Что еще никого не пришло. Что звонила Тома и сказала, что ей звонила Нина в шампуне. Что они обе задерживаются. Что практически, они уже обе головой в мыле, а ногами на улице.

Рассказывая нам это, Инна метала на стол всякую снедь. Минут через 20 пришла Тома. Она была одна с грудой сумок и кастрюль. Инна заверила всех, что убивать теперь она будет только одну Нину.

Тома, примеряя на себя тапочки 45 размера, невесть кем оставленные, рассказала, что к Нине внезапно приехала подруга детства из какой-то Балбесовки. Эта подруга лет восемь сидела среди кастрюль и горшков, и вот только сегодня, мол, выгреблась из бытового плена, вышла в свет и уткнулась в Нину. Бросить в одиночестве подругу детства Нина не смогла, поэтому они придут в гости обе.

Шли они дольше, чем ходит Нина одна. И появились, когда собравшиеся приготовились уже выпить по первой. С собой подруги принесли немыслимый набор – бананы, водку и вареные яйца.

Подруга выглядела эффектно. Маленькая, как Ахеджакова, густо накрашенная, как Анжелика Варум. Все это вместе и было Ириной.

– Чего изволите? – пропел ей Костя, направив оба дула бутылок – вермута и водки – в Иру.

– Водки, водки, водки, – бархатным голосом ответила та. – Я так замерзла, так замерзла…

Костя от неожиданности не разобрал, что у него где, и шарахнул гостье полстакана водки.

– А перец тут есть? – неожиданно полупропела Ира.

– Есть горчица! – тоном официантки ответила Инна.

– И хрен, – добавила Тома. – Хрен очень хороший.

– А перец? – не унималась гостья.

– Да что же это такое? – фирменно возмутилась Инна и с последней буквой скрылась, а через мгновение возникла с перечницей и тарелкой с вареными яйцами, прокомментировав: «Сейчас яйца будем лупить друг об друга со страшной силой!»

Ира медленно опрокинула перечницу в стакан, медленно перевела взгляд на близ сидящую Нину и медленно спросила:

– А сколько нужно сыпать перца?

Нина метнула взгляд на то, как перец меняет место расположения, и быстро остановила эту насыпь. Ира хлобыстнула перец с водкой и приникла к рукаву.

«Ну, пьет – и пьет», – подумали присутствующие. Нину все знают хорошо. У человека, проверенного неоднократными совместными выпивками, не может быть плохих друзей… Да и Иру Нина знала с 4-го класса. Знала она подругу до этого вечера очень хорошо. Поэтому когда гостья «на минутку» вышла, Нина поверхностно предупредила, что когда Ира выбирается из дому, то она ходит с чувством, будто у нее не все дома.

– Да мы тут все ненормальные! – резюмировала Инна. Но когда гостья возобновила свое присутствие, все исподволь стали ожидать от нее странностей.

По мере опустошения спиртного и закуски заполнялись желудки, плавились мозжечки, воспаляя ранее нанесенные обиды. Над компанией снова витал образ редакторши газеты, вызывая словесную трепанацию оной. За то, что газету делала она не так, как можно бы было, за упрямство…

Употреблявшие благородный алкоголь чувствовали на себе его благородство. Влияние водки на отдельно взятый организм было более эффектным. После очередного полустакана движения у Иры стали пунктирными, как у медвежонка «коала». Она молча слушала наш разговор, вглядываясь в говорящих. Когда ее глаза споткнулись о мое изображение, прозвучал вопрос:

– Вот это он – кто?

– Михаил, – хором сказали ей.

– Михаил? – удивленно спрашивала она.

– Да, да…

– А-а, – будто что-то вспоминая, произносила Ира. – Так это я про него столько слышала?! – говорила Ира в воздух, будто вместо меня висела моя фотография.

Эти репризы несколько раз внезапно разрезали полотно общего разговора. Она интересовалась то моим именем, то фамилией, то всем вместе. Потом гостье надоело, наверное, слушать непонятные ей слова «верстка», «набор», «тираж», и она пригвоздила:

– Раз вы так умно говорите, то наверняка должны хорошо петь!

Своей интонацией она не столько утверждала, сколько повелевала.

Под тяжестью такой свежей мысли мы все умолкли.

– О! – осенило Инну. – У меня есть Новиков. Пойду поищу кассету.

– Я с тобой. Помогу, – загадочно промурлыкала Ира и двинулась вслед испарившейся Инне в другую комнату.

– Не обращайте внимания, – уже с сомнением в голосе сказала Нина.

Кассету женщины искали долго. Сначала была тишина. Потом раздался плеск упавшей груды кассет. Затем снова все замерло. Было такое впечатление, что женщины вытаскивали самую последнюю кассету наподобие того, как Вицин тащил последний горшок в «Операции «Ы».

Первыми вернулись глаза Инны. Они были необыкновенно большими и не моргали. Потом подошло тело, и глаза воткнулись в орбиты. Все это отрешенно село на стул. Через секунду вплыла Ира и, пододвинув стул к хозяйке дома, вальяжно уселась. Инна пружиной взмыла вертикально вверх и приземлилась на полу, где располагался магнитофон. Но кассета у Инны не вставлялась, кнопки не нажимались.

Можно было подумать, что Ира своей странностью заразила Инну. Петь как-то расхотелось. Захотелось курить. Костя, Нина и я ретировались на кухню. Перед нашей коллективной затяжкой материализовалась Ира, беспардонно взяла пепельницу и исчезла в коридоре. Кто-то сообразил:

– А, ну да – она ж странная…

В дыму возникла Инна с информационным сообщением о том, что Ира уволокла Тамару в маленькую комнату и закрыла за собой дверь. Потом Инна собрала все наши уши в кучу и прошептала, что гостья признавалась ей в любви…

– И я теперь не знаю, – нарочито громко, продолжила Инна, – что там происходит!

– Я не узнаю Ирину! – утопая в недоумении, пролепетала Нина и пошла на разведку.

Желание петь пропало окончательно. Вместо пения разыгралась свистопляска – на подиуме вечеринки солировала необычная гостья.

В комнатке происходило что-то сугубо женское – не то консультация, не то гадание. Тамара полулежала на кушетке, как Ахматова, а над ней Ира водила пепельницей. Нина разбила их уединение и привела с собой на кухню, которая сантиметра на три больше туалета. От переизбытка чувств закурила даже Инна. Это дело решили перекурить.

Ира опять вышла «на минутку». Все мы попеременно выдыхали табачный дым, чувствуя локоть друг друга. Под аккомпанемент сливного бачка появилась Ира и тоже втиснулась к нам. Инна тут же запрыгнула ко мне на колени. Весь ее вид говорил: «Я – не Инна. Я – колени Михаила».

Ира пунктирно вытащила сигарету, закурила и благоговейно стала рассказывать:

– У меня одна знакомая вышла замуж за африканца. Так вы представляете, она говорит, что у них то самое место… – тут она сделала многозначительную паузу, – все в пятнышках!

При этом взгляд говорившей упал на Инну, а рука – на Тому.

Все впали в неприличные размышления: почему говорилось о всех африканцах, а не об одном? И что это за пятнышки…

– Представляете? – всхохотнула одна Ира. – Это так интересно!

И без всякого перехода добавила:

– Давайте позовем Германа!

Будто Герман был негром, стоял за дверью и ждал, когда его позовут демонстрировать пятнышки. На самом деле, Герман был общим белым знакомым Нины и Иры. И в тот момент он находился в соседнем городе.

В следующее мгновение Ира опустилась на корточки на расстоянии вытянутого пальца от моих коленей. Инна чуть не забралась ко мне на шею. А Ира протянула руку в самую гущу скоплений коленей и стала там елозить ею.

– Ля-ля-а-а-а… – пропела Инна и, глядя в потолок, добавила:

– Колготки шерстяные. Шерсть толстая.

«Перед кем это она отчитывается?» – подумал я.

– Да-а-а, – журчала Ира, – представляете – пят-ныш-ки. Давайте позовем Германа…

Было такое впечатление, что Герман у Ирины ассоциировался исключительно с пятнышками.

Нина пыталась вернуть к логике поведение подруги, но та, видимо, оглохла от 8-летнего грохота кастрюль и теперь слышала только очнувшееся подсознание.

Странность гостьи потихоньку перешла из стадии непредвиденности в стадию потехи. Очередной взрыв страсти у Иры вызвал телефон. В начале 12-го ночи она стала набирать непонятные номера в поисках Германа. Кажется, даже разговаривала с неведомыми обладателями мужских голосов. Слышалось:

– Але, это ты, Герман? Не ты? А кто это? Это неважно… Мне нужен Герман… Да? Жаль… Ну, не зна-а-аю… Может быть… Зачем вам это?.. Просто незнакомка… Прекрасная, да…

Голос у Иры был настолько эротично бархатный, что любой Елпидифор согласился бы стать желанным Германом…

Пока она теребила телефон, Инна рассказала нам о том, как происходил поиск кассеты. Инна искала Новикова, а Ира – большую любовь в худенькой Инне. Но притязаний гостьи она не разделила. Гордо заявив об этом, Инна глянула на Тамару. Во взгляде бегал маленький огонек ревнивого подозрения.

– А у меня она почему-то ничего не искала! – удивленно хлопнула ресницами Тома. – Она пыталась мне что-то сказать, но я поняла только то, что она действительно странная…

Чтобы как-то скособочить разговор на другую тему, я оповестил присутствующих, что у меня есть телепрограмма на следующую неделю – неотъемлемый ингредиент нашей газеты. Телевизионные программы наша компьютерщица Таня перепечатывала из центральных изданий. Тома очень обрадовалась и сказала, что по дороге домой надо будет положить сию ценность в почтовый ящик Тани…

…Обычно промежуток времени от окончания чаепития до ухода гостей у Инны был предельно сжатым. На этот раз процесс затягивался. Все, конечно, были одеты, обуты и сыты. Но гости стояли в прихожей, их верхняя одежда начала покрываться потом, и только злополучная Ира не желала покидать это гостеприимное гнездышко. За ней гонялись по всей квартире, чтоб выдворить… Инна обреченно изрекла: «Этот цирк никогда не кончится», и пошла мыть посуду со всей страстью, оставшейся от неразделенной любви…

Вдруг Ира проскользнула на кухню и в тот же момент тарелки там заколошматились с утроенной силой. Нина не без усилия вынула подругу, освободив, тем самым, Инну из скрюченного состояния: зажатая холодильником, раковиной и Ириной, она стояла в бойцовской стойке кун фу.

На фоне эротического вопля Ирины «хочу Германа!» гости выкатились из квартиры.

Сначала мы пошли к дому, где жила Нина и где предстоящую ночь должна была жить Ира. По приходу мы попрощались с ними. Эту нашу любезность Ира проигнорировала. Она как-то скуксилась, повернулась к Нине, и, ковыряя пальчиком пуговичку на шубе, спросила:

– А вобла? Ты мне обещала купить воблу…

Тома, Костя и я взглядом посочувствовали Нине и пошли дальше. Дальше – это к компьютерщице Тане. Относить телепрограмму в почтовый ящик. Завтра Таня проснется, откроет ящичек, возьмет газеточку и с радостью побежит набирать программочку для «Ключа»…

Тишина, соответствующая второму часу ночи, звездное небо, чистый снег, легкий морозец – все это способствовало нашему замечательному настроению. А пережитые только что моменты – бойкому обсуждению прошедшей посиделки.

Дом Тани был поглощен темнотой: она царила в окнах и подъездах пятиэтажки.

– Икаром буду я! – сказал я и гордо зажег зажигалку «zippo». Брызнул язычок пламени. Мы доковыляли до гирлянды почтовых ящиков. Тамара воткнула руку в сумку. Рука наткнулась на кастрюли.

– А где же газета? – удивленные глаза Томы были видны даже в темноте. Три головы дружно посмотрели на сумку. Через мгновение в ней копошились уже шесть рук. Зажигалка начала плавиться…

Газеты не было.

– Идемте под фонарь! Там посмотрим, – предложил Костя.

Мы вышли на улицу и двинулись к фонарю, который не проходили. Я не понимал, зачем искать исчезнувший предмет там, где наша нога еще не ступала? Если газета вывалилась по дороге, то назад и надо идти! – размышлял я сам с собой. Но впереди двое рыли снег со страшной скоростью, будто за ними кто-то гнался. За ними гнался я.

Запыхавшись, мы остановились под освещаемым столбом. Только тогда до меня дошло – Тома с Костей притащились сюда потрошить сумки, используя освещение.

Из авосек и пакетов по очереди вываливались кастрюли, горшки и бидон. Когда все было высыпано на снег, все мы еще раз посмотрели в сумки.

Там было пусто.

Потом мы начали заглядывать в кастрюли, горшки и бидон. Искали так серьезно и тщательно, будто пропала не газета, а корона Российской империи. Когда мы это поняли, нас подкосил хохот.

– Идемте пить кофе ко мне! – утирая глаза, пригласила Тома.

Я и Костя отказывались всю дорогу, пока не расселись за кухонным столом у Тамары дома.

– Что там такое у вас сегодня стряслось? – вопросом нас приветствовал Толя, муж Томы. – Звонила Инна и высказала предположение, что она уже часа два как беременна!

Мы наперебой поведали о случившемся. Потом Тома позвонила Инне и в потоке периодических приступов хохота подробно изложила трагедию с телепрограммой.

– Так это она? – прозвучало на другом конце провода.

– Кто это – «она»? – Тома аж икнула.

– Ну, газета! Вы ушли, я выглянула на улицу. Смотрю, что-то белое валяется. Пригляделась – газета какая-то. И не загаженная еще. И кроссворд есть. Я ее и забрала…

…Около трех часов уходящей ночи Инна открыла мне дверь в сексуальном халате, потрясла кулачком и произнесла: «Я убью вас всех!» Опершись на высокую тумбочку в прихожей, она разгадывала кроссворд из злополучной газеты.

– Как называется любитель ухаживать за женщинами? – спросила она меня.

У меня выскочило:

– Ирина.

– Вот хам трамвайный! Тут в кроссворде загадано…

Инна громко вздохнула и пробормотала: «У-у-у-у, я, наверное, точна беременная…»

Прости нас, Марфа!
(почти детектив)

Бабушке Марфе Творец отмерил жизнь в 90 лет. Может, мы все появляемся на этот свет запрограммированными лет на сто жизни, кто знает? Но прогресс, возникший с развитием человечества, человечество же и убивает… А таких, как баба Марфа вообще можно по пальцам пересчитать, да и то уже навряд ли: она девой родилась, девой и провела весь свой век. Испытания семейной жизнью не изведала (может, поэтому и прожила столько?).

В генеалогическом древе нашей героини была масса «веток» – сестры, братья, племянники и т. д. Жила Марфа в деревне. С течением лет обилие родных умножалось и рассеивалось по городам и весям. В последние годы поблизости остался только один племянник Виктор, который со своей семьей регулярно наведывал ветхую тетушку. И не для того, чтобы выкапывать картошку, но и сажать и вообще помогать в хозяйстве. Тем более что поработать на свежем воздухе после городской загазованности – само удовольствие.

Бабуля всегда встречала гостей с радостью, присущей добрым старушкам. И хоть все новости она выслушивала с неоднократным «чаво?», чувствовала себя бодро. Никогда не жаловалась на здоровье и более того – ни разу в своей долгой жизни не обращалась к «фершалу». Весьма возможно, что Марфа не знала о существовании термометра или анальгина. Вся аптека у нее была на огороде.

…Как-то приехав в очередной раз, Виктор уткнулся в закрытую дверь. Настойчивый стук не дал никаких результатов. Галя, жена Виктора, обошла все окна. Но дверь никто не открыл, в окно никто не выглянул. Подозрение на неминуемое заставило силой войти внутрь. Позвали соседа Василия, который еще вчера вечером видел старушку бодренькой. Дверь высадили.

…На кухне мирно тикали настенные ходики. В доме как всегда было уютно и опрятно. Галина, хватаясь за последний шанс, жалобно протянула: «Бабушка-а-а». Тишина. Виктор пошел в спаленку. Там на койке лежала Марфа уже будучи во власти вечного сна.

Говорят, какая жизнь – такая и смерть. Жил себе человек тихонько, с добром да с миром, да так же и отошел в мир иной. Бог – не Тимошка, видит немножко…

Хоть и было Марфе 90 лет, да все равно жалко стало. Когда жила, то вроде все на месте было. А теперь как будто хрустнуло что-то, надломилось… Ушел еще один хороший человек. Будет ли ему замена?

Ну что делать? Смерть у нас – это не столько чувства, сколько хлопоты. На дворе разгорался субботний день. Виктор на своей «Ниве» поехал в сельсовет вызванивать скорую. Василий побежал к местному столяру гроб заказывать, а Галя пошла к соседкам – подсобили чтоб поминки организовать.

Перед тем, как возле калитки затормозила скорая помощь, родственники и соседи уже все сделали. Сидели и вспоминали, какой была Марфа. Кто-то предложил помянуть ее хоть одной стопочкой. Но все решили, что уж лучше дождаться медицины, а то потом скажут, что душа не успела отлететь, а они уже пьют…

Женщина в белом халате как-то уж чересчур по-деловому вошла, посмотрела на покойницу, которая в ожидании гроба лежала на кровати, потом открыла свой чемоданчик, достала какой-то журнал и стала записывать фамилию, имя, отчество, даты рождения и смерти. Обыденно спросила «какое сегодня число?», будто нигде больше она этого узнать не могла. Затем потребовала медицинскую карту.

– Чью? – не поняла Галя.

– Ну не вашу же! – ответил белый халат.

– Какую медицинскую карту? – подхватил Виктор.

– Нужна история болезни умершей, чтоб знать, чем она болела, отчего умерла. Неужели не понятно? – нервно объяснила врачиха.

– Да не болела она! – почти хором сказали присутствующие.

У тетки выпала ручка. Видимо, она впервые не верила своим ушам. Как можно умудриться за 90 лет жизни ни разу не посетить больницу? Полный бред. А с другой стороны – ну не могут же пять взрослых людей обманывать! Да еще в такой ситуации.

Женщина всех обвела взглядом, как на медосмотре, свернула свой саквояж и заявила, что она не может зафиксировать факт смерти Марфы… как ее? Да, Харлампиевны. Потому что нет очень важного документа, на основании которого медицина имеет право… А вдруг покойница умерла не своей смертью? Вдруг ее кто-нибудь отравил или еще что? Вы ж не знаете, что тут случилось.

– Да ну что вы! Она ж старенькая была уже! – мягко уточнила Галя.

– Возраст тут может быть совершенно ни при чем! Нет, нет. Нужна медкарта. А нет ее – мы не можем выдать свидетельство о смерти. Вызывайте милицию. Ну и что, что врагов у Марфы вашей не было? Об этом милиции и расскажете.

Тетка вышла в наступившей тишине. Сама. От сказанного все остолбенели.

– Так что ж, теперь получается, что она живая? – со злостью бросил Виктор.

– Господи, – очнулась Галя, – без бумажки даже и помереть нельзя.

У мужиков в желваках перекатывались ругательства. Но делать нечего. Виктор опять покатил в сельсовет. Теперь уже вызывать «02». А остальные решили все-таки накрыть на стол, – может, чем быстрее помянуть, тем быстрее все утрясется?

До приезда милиции успели выпить по одной, и закусить, чем Бог послал, и о жизни нашей нелепой погутарить.

…Сержант сдержанно поздоровался и добавил: «Ну что тут у вас?»

Что-что. Тут уж как посмотреть. Для близких – усопшая, для милиции – труп.

Осмотр смиренного тела повторился. Милиционер достал блокнот, повертел им и засунул обратно в карман. Потом стал высыпать на окружающих вопросы: где обнаружили тело, в каком положении оно было? Чистый допрос. Бр-р-р-р.

Когда Виктор сообщил, что старушка лежала на кровати, сержант сказал «хорошо». Но когда услышал, что усопшую переодели, у стража порядка брови полезли вверх:

– Ка-а-ак? На ней была другая одежда?

– Ну а как же?! – заволновались женщины, – надо ж переодеть! Вы ж поймите – такое дело…

Сержант потребовал платье, в котором Марфа ушла на тот свет. Может, там следы какие-нибудь остались? Отчего следы? Да от чего угодно! Или от кого угодно! Вдруг ее действительно кто-нибудь прикончил! Тогда отпечатки пальцев должны быть. Да мало ли…

– Да кто ж тут мог быть, если дверь-то закрыта была изнутри на щеколду, ну?! – не выдержал Виктор.

– Не знаю. И вообще. Положено так. Как нашли, так и отдайте.

– Кого отдать?

– Куда отдать?

Народ не понимал, о чем идет речь. Сержант стал загибать пальцы: медкарты нет, доказательств в своей смерти нет, поэтому надо делать вскрытие, которое делают в морге, значит что? Значит тело надо вести в морг.

– Да зачем же, Господи?! – на стадии немоты выговорила Галя.

– Чтобы зафиксировать факт смерти! – милиционер понял, что в данной ситуации он умнее всех присутствующих.

– О-ой, жила б ты, Марфуша, еще. А умирать к нам бы пришла… – запричитала соседка Евдокия.

– А куда ж ее везти-то? – вонзил вопрос Виктор.

– В морг, говорю ж, – ответствовал сержант.

– Эвона как! И где ж он есть-то, морг-то ваш? – изумился Василий.

– А везти на чем? Кого теперь-то нам вызывать? – теперь вопросы посыпались на сержанта. Он посоветовал вызвать труповозку – так и сказал! – и она уж отвезет покойницу точно по адресу. Сделав под козырек, милиционер вышел из дома.

На этот раз терроризировать телефон в сельсовете побежала Варвара. Виктор уже выпил, куда ж ему за руль-то?

Примчалась она и не знает, что сказать. «Куда звонить-то надо?» «Да в морг теперь». «В мо-о-орг? А какой же там телефон-то?!» Искали-искали, наконец, просто позвонили в больницу, а там подсказали. Теперь Варвара была сама в смятении: кто ж в морге поднимет трубку, если там одни мертвые?

Но кто-то живой там все-таки оказался. Голос в трубке безучастно сообщил, что труповозка сломалась. «Везите сами! Вот адрес…»

С пожеланием «чтоб вас там всех положило рядышком», Варвара пошла восвояси. Появившись на пороге, она выдала полученную информацию. Оглушенные услышанным, присутствующие впали в размышления. Ну, вот и чего теперь? Такси ловить: «Не подбросишь ли, шеф, до морга, груз с собой?» Да и какое такси в деревне? Просить кого: «Подкинь, браток, усопшую?!»

Мозги не ворочались совершенно. Тут Виктор рубанул ладонью об стол:

– Я повезу.

На него посмотрели так, будто он волшебник какой. Потом очнулись:

– Да ты че хоть? Как в твою «Ниву» можно уложить покойницу?! – скептически заметила Галя.

– А зачем ложить-то? Посадим сзади. Кто-то придержит. Пусть последний раз прокатится!

Кто-то пытался еще перечить, но потом замолчали. В тишине думали-рядили, но деваться ведь действительно было некуда.

С оханьями и причитаньями женщины засуетились вокруг Марфы. Мужчины перекрестились, подняли тело и, вздохнув «Ох, прости ты нас, бабушка», перенесли ее в машину и усадили на заднее сидение.

– Как живая! – неожиданно всплеснула руками Галя и тихо заплакала.

– Вить, а как же ты за рулем-то? Вдруг гаишник остановит, а ты – выпимши? – опомнилась Варвара.

– А я скажу, что не хотел ехать, да бабушка настояла. Вот пусть тогда с ней и разговаривает!

…Когда в морге узнали, что покойнице 90 лет, что дело было так-то и так-то, то поверили на слово. Не стали резать тщедушное тело. И даже пошли навстречу – нашли транспорт для умершей и сами привезли ее обратно.

А ГАИ Виктора не останавливала. Может, это и к лучшему…