Текст книги "Тю!"

Из жизни миллионеров

…Однокурсник Андрей радостно написал, что сломал позвоночник. Катался на яхте где-то во Франции. Хлынула волна. Яхту резко подбросило и опустило. Андрюха лежал на кушетке. Его швырнуло здоровым, а шлепнуло сломанным. И хорошо, что во Франции – ему там сделали какой-то немыслимый корсет, который одевается и снимается. У нас бы заковали в ведро из гипса и оставили на полгода…

Я с Володей, еще с одним нашим студенческим другом, поехали бедолагу проведать. В Калужскую область. Да и не виделись мы лет 15… Андрей предложил побывать у него на добротной даче, которая находится в приличном расстоянии от городской цивилизации с наличием, однако, всех благ. Рядом – речка. Калеку водрузили в большую иномарку его родного брата и поехали.

Вечером выпивали, говорили – радовались встрече, словом. Выяснилось в подробностях, что и личная жизнь у пострадавшего тоже разлетелась вдребезги. От жены ушел. И вместо нее – две женщины. Замужние. Обеих любит.

Утром ему кто-то позвонил. Он оповестил: «Сейчас приедут двое приятелей. Я им не могу отказать».

…Около полудня ввалились двое. Уже «под мухой». Внешности – никакой. Встретил бы сейчас – и не узнал бы. Нас, разумеется, познакомили. Мы обменялись рукопожатиями, но обращались они к нам исключительно наоборот – мне говорили: «Понимаешь, Вован, жизнь такая штука…» И к Вовке: «Мишка, ты даже не знаешь, как оно бывает…»

Поначалу мы пытались их поправлять, но потом оставили как есть. Им было без разницы – кто перед ними.

Андрей как-то неуловимо передал им пальму первенства. Внимание было отдано им. А болтали они без умолку. Несли одну чушь – про водку, женщин и то, что за этим обычно следует. Вспоминали «геройские» походы, начиная: «А помнишь, как в ночном баре мы…»

Приехали они в эту глушь почти на весь день (как оказалось) на такси. Машина с водителем стояла у забора. В обед я подал голос – таксисту-то хоть еды какой дали бы… «Ему бабки капают!» – отреагировал один из прибывших, более трезвый.

Было лето. Солнце.

– А идите покупайтесь! – предложил лежачий Андрей.

– Да, да! – поддержал его брат.

Они, по всей вероятности, уже устали от этих визитеров.

Мы вчетвером и пошли на речку.

Пляж. Людей было немного. Но были! Мы с Вовкой предусмотрительно взяли с собой плавки. А эти двое сдернули с себя штаны и остались в… семейных трусах. Плюхнулись, поплавали, выползли. После чего, не заходя в кабинку для раздевания, сняли свои тряпочки и стали выкручивать…

При этом рот у них не закрывался. Тема была все та же. Они оглашали пространство густым набором ненормативной лексики и с громкостью, которая у реки была более внушительной, чем на даче.

Я предпочел не выходить из реки и продолжил купаться. Володя взял их на себя – стоял на берегу, слушал их, искусственно всхохатывая из чувства… Уж не знаю, из какого чувства. Просто как вежливый человек.

По возвращении я сказал Андрюхе – кто это такие? Лучше застрелиться, чем общаться с ними. Оказалось, что эти оба – евро-миллионеры. У одного больше, у второго – меньше миллионов этих. Акции какие-то завода какого-то.

«М-да» – подумал я, умолкнув.

Андрей сказал, что они ему здорово помогли во Франции после травмы позвоночника (тоже там были). Едой. Выпивкой. И вообще – надежные люди. Если что – можно всегда обратиться…

Ну что ж, в принципе, хорошо, когда деньги сближают…

После обеда мы с Володей вызвались помочь в подготовке к приготовлению плова на вечер. Вытащили мангал, носили дрова и проч. А миллионеры расположились на шезлонгах и отдыхали. На изредка звонившие телефоны они отвечали, растягивая: «Аллоу!» Ни дать, ни взять – кастрированные кролики. Пушистые и спокойные…

Они отчалили, не дождавшись плова. Когда уехали, Андрей облегченно произнес: «Ну, слава богу!»

…Встреча с третьим знакомым миллионером однокурсника произошла следующим вечером уже в его квартире. Мы с Володей фиксировали, как уважают нашего однокашника. Какие-то люди постоянно приходили и уходили. Проведывали. Потом в дверь кто-то робко постучал. Открыл я – за столом шел какой-то разговор на местные темы, который мне был непонятен.

У двери я увидел мужчину небольшого роста, лет пятидесяти, лысого, прилично одетого, но вусмерть пьяного.

– Вы к кому? – обалдел я.

– Ан… Ан… Анрюш… – выпало из него.

Я вернулся к публике за столом и сообщил, что пришел какой-то пъянчужка. Один из гостей вышел, увидел и обалдел не меньше моего:

– Па-а-алыч! Ты чего это такой?!

Приволокли его к столу. Палыч по скорости телодвижений был похож на ленивца.

– Ты водку будешь? – спросил кто-то.

У Палыча одобрительно упала голова на грудь.

– Да вы что? – не сдержался я. – Ему чаю горячего надо!

– Или чаю тебе? – полетел к нему второй вопрос.

Палыч повел голову на мой голос, сфокусировал на мне взгляд, и снова уронил голову.

– Ну, на тебе водки! – не унимался кто-то, придвинув к нему стопку.

Гость стал поступательно придвигать руку к рюмке, и… промахнулся, зацепив емкость. Рюмка упала, водка пролилась.

Я пошел заваривать чай. Вернулся с чашкой горячего напитка, думая – как же он возьмет-то…

Палыч сидел безжизненно.

И нам рассказали, что этот человек – давнишний знакомый всех присутствующих. Но таким его они все видят впервые в жизни. Денег у него – больше, чем у всех в этом доме, если не во всем квартале: миллионер. Но его жена и дочь постоянно что-то с него требуют. Он им все время что-то дает, а им все мало. Усадил их на BMW, а они Мерседесы захотели. Купил дочке квартиру, а потом она затребовала жилье в Москве… И вот, видать, опять они что-то захотели такое, что он не выдержал и нализался.

Сказано это было при самом Палыче. Он услыхал, и вдруг как-то встрепенулся. Соскреб с себя пуловер, и шваркнул на пол, едва сам не последовав туда же.

– Па-алыч, ты че, Палыч? Че случилось-то? – спросил Андрей.

Палыч абстрактно обвел головой сидящих, соорудил слабую фигу, выпростал руку вверх и пролепетал:

– Вот… ш… што они по… получат!

Рука, поболтавшись в воздухе, упала на колени, голова – на грудь, и он затих.

Больше от него в тот вечер мы ничего не слышали. Он только сидел птенчиком на стуле, периодически встряхивался, выкидывал лапку с фигой, и снова скукоживался.

Попытки уложить его, однако, не увенчались успехом. Пьяный организм при всей расхлябанности имеет обыкновение впадать в ступор – ни руку не отодвинуть, ни положения не поменять.

Так Палыч и просидел минут сорок. Потом кто-то все-таки достучался до его сознания – он отреагировал на предложение поехать домой. Взял свой пуловер, надел его сам (!), и под руку с попутчиком потилипался к выходу.

– Он хороший! – прокомментировал Андрей. – Надежный мужик…

Остальные гости тоже стали откланиваться. Я сгреб посуду и пошел на кухню. Мыл тарелки и думал, что счастье и деньги, видимо, не пересекаются друг с другом. А если и да, то счастье получается весьма специфическим.

…Андрей, конечно, выздоровел. Из двух своих избранниц оставил одну. Это оказался прочный вариант.

Семейная арифметика

В нашем доме живет уникальная семья, в которой необъятная Варвара – муж, а тонкий Владимир – жена. Потому что он – размазня, а она – кремень. Володя не знает, сколько он получает на работе, не знает, что есть выходные дни, не умеет включать газовую печь. Варвара из этого списка знает все, кроме одного – сколько все-таки ее муж получает?

От этого хронического безответья они иногда вдвоем поддают для ясности ума. После чего Владимир засыпает, а Варвара в платочке и видавшем виды халате выходит на лавочку. Со «Здрасьте, бабоньки!» начинает упоительно манипулировать числительными подъездным бабушкам:

– Вот, как в песне – «давит грудь подоконник!» Мой опять уткнулся в подушку. Я ж живу с ним уже 20 лет. Все это время его кормлю. Стираю ему. И говорю, что вся эта любовь требует денег. А он кивает башкой своей и молчит. Он, видите ли, работает! Возит кого-то. Причем, – сутками! Кого возит – он и сам не знает. Ему обещали тыщу четыреста. А проходит месяц – дают только 400. Почему ж такое? – спрашиваю. А он: «Сколько дали…» А порошок стиральный взять надо? Надо. А эти ляжки из Америки он кушает? Кушает. Я и сказала, что теперь он будет у меня сидеть на перловке, потому что его характер у меня уже вот где сидит! А ему что?

Варвара вздыхает, достает «Пегас», закуривает. Икает.

– Хосподи, жалко вот мне его… Дал мне тут 300. Сколько дали, говорит… А когда дадут еще? Так он не то, что из будущего, он из прошлого ни черта не знает! Когда, – говорю, – у тебя выходной был? Молчит. Думает. А чего думать, когда он без выходных? На работе той сели со всеми ногами на его одну шею, и сидят. А шея уже на цыплячью похожа. Ну и что из того, что он принес мне 250 рублей? Куда я их ткну? Бутылку взяли. Мы ж уже с ним 30 лет живем. У меня дети – там, у него – сям. Мы ж недавно с ним сошлись. Если бы я не работала, то я не знаю, как бы и жили. Ну что такое эти 200 рублей сейчас? Ни выпить толком, ни закусить. Сейчас выпил и заснул. А мне ж поговорить охота! Я ему: «Ты пошто так мало получаешь? Что это за сто пятьдесят рублей ты мне дал вот сейчас?» А ему чего – на боковую и спит. Вообще-то, он хороший у меня. Только сегодня почему-то по голове меня стукнул…

– Ка-а-ак? – удивились бабоньки такой новости. – Вы ж все время мирно проживали…

– Да немножко перепил он. Ему ж ведь немного-то и надо, чтоб перепить-то. Во-о-т столечко, – Варвара раздвигает большой и указательный пальцы на ширину сигаретной пачки, – и все. И он уже перепьет!

– Так не давай ему перепить-то! – советует кто-то.

– А как же я не дам, если он сам берет? Вот из этих пятьсот он же мне не все отдал-то! Сунул мне стольник, а остальные-то где? У его оне! Дык когда мы с ним взяли чакушечку, для него ж она была уже вторая! Первая-то уже была у него внутри! Вот он и перепил. Глянул на меня исподлобья (показывает) да и не узнал, видно… Уходи, говорит, отсюда! И бац мне по кумполу. Обвязала голову платком, чтоб сосуды не поразбухали там… У меня аж все нервы поднялись!

Бабки неодобрительно кивают головами, Варвара, как попало, поправляет косынку, в результате чего та съезжает на полголовы.

– Гм, надо же – уходи! Да, так и сказал! А куда я пойду? Мы ж с ним уже… Сколько же это мы уже с ним?.. Лет десять уж как вместе-то. И заявлять вот так – уходи. Ну, уйду я. К дочери. У нее близняшки, внучки мои драгоценные. Стасику 5 лет, а Катеньке – шесть. Но у них ситуация отрицательная. Денег нет, мужа нет, горячей воды – дефицит – дом там нигде не регулируется. А тут еще я свалюсь! Здрасьте, ваша теща блин испекла, да? Нет. Я Вовке так и сказала – я не уйду! Что с тобой тогда будет? Ну, приносишь ты 150, ну и ладно. Я ж тоже работаю… Не голодаем же, холодными не ходим…

Варвара на минуту задумывается. Потом внезапно спрашивает:

– А сколько сейчас стоит поезд до Красноярска?

– До Красноя-а-арска? – ошалело реагируют слушательницы. – Да много, поди… А что ж такое то?

– Да у меня ж там племяшки мои любимые… Тоже блед… Блед… Бледняшки. У нас порода такая – все по двое да по трое рождаются. Правда, тройни еще ни у кого не было… А этих я помню еще во-о-от такими. (Опускает руку на уровень щиколотки.) В колясочке помню их еще. Соскучилась вот вчера. Вспомнила – и соскучилась. Вот в Красноярске-то они и есть.

– А сколько ж им сейчас-то?

– О, уже лет тридцать небось… Так разве сейчас к ним уедешь? Моя-то получка вся уходит на огурцы да помидоры. А Вовкины деньжищи – это ж куры хохочут! 250! И сколько он мне отдал? Ну, от силы полтинник!

Бабки по-доброму смеются.

– Ой, Маш, – обращается она к какой-нибудь слушательнице, – у тебя есть червонец? Займи, а мой, может, скоро опять чего принесет в клювике, так я тебе отдам. Или крупой какой отсыплю. Ты ж меня знаешь!

Так Варвара и подрабатывает к семейному бюджету.

Да и вправду сказать, – такой монолог денег стоит…

В Судаке

По побережью идет мальчик лет пяти с отцом. Вдруг ребенок как закричит:

– Па-а-а-па, па-а-а-апа!

– Что такое?

– У меня… У меня… Па-а-ап, у меня…

– Что случилось?! – всполошился папа.

– У меня в карманке ды-ы-ы-ы-ырка!!!

Толстый дядька, толстая тетка, худая девочка. Семья. Зашли в прибрежное кафе. Дядька, фухнув, погрузился в стул. Женщина с девочкой пошли делать заказ.

– Шо тебе брать? – кричит жена. – Хгамбургер чи хот-дох?

– Хгамбургер, – ответил муж. – Або хот-дох.

– Чем тебе поливать – майонезом чи кетчупом? – встречный вопрос.

– Майонезом… Чи кетчупом. Та лей уже чем хочешь, и неси быстрее!

В бесконечном торговом ряду стоит продавец меда. Выставлены банки от 3-литровых до майонезных. Проходит парень с рюкзаком за спиной. В рюкзаке – 50 тысяч кармашек. Останавливается рядом с торговцем медом, смотрит на лоток с изделиями из ракушек. «Медовик» предупредительно произносит:

– Молодой человек, у вас в рюкзаке…

– Что такое?

– Сзади… В пятом карманчике в третьем ряду…

Тот снимает свою ношу с одной тесемки, заглядывает через левое плечо.

– С правой стороны, – уточняет продавец меда.

Рюкзак полностью снимается.

– Вон в том кармашке…

– В каком? В этом? – удивленно спрашивает парень.

– Да, в этом. Вот в нем совершенно свободно поместилась бы маленькая баночка меда!!!

Парень ничего не купил, но ушел под хохот всех, кто слышал этот диалог…

Перекрикиваются две торговки:

– Василина, иди постой за меня!

– Ой, ну я ж не могу разорваться на все части!

Хозяйка, у которой я остановился, переехала в Судак из Питера в 1987 году. Очень миловидная женщина. Во дворе две собаки… Ну, как – две? Большая на цепи где-то в зарослях чего-то, а Боня… Пикинесы – они и взрослые-то размером с кукиш, а тут – вообще кутенок. Бонифаций. От одного его было столько счастья! Кот взрослый. Тишка. Проникся ко мне, – спал в моей комнате!!! Во дворе – две кухни, холодильников штук пять и постройки, сарайчики, кабушетики. В каждом – постояльцы. Я так и не сосчитал – сколько их там было… Утром – здрасьте-здрасьте, кого увидишь, вечером – уже другие лица. Здрасьте… Ой, и вам…

Запомнилась одна пожилая пара. Утром женщина интенсивно шкворчала на кухне, а мужчина что-то беспрерывно носил из холодильника в «перекусочный» павильон. Потом они садились и тщательно все это пережевывали. Однажды утро выдалось дождливым. Я проснулся, когда они уже загрузились на завтрак. Ждал их, чтоб себе попить кофе с сигаретой. А они там сидели и сидели. И я подумал: «Ну не завтракать же они сюда приехали!!!»

Да здравствуют бабульки-бабуленции, стражницы платных туалетов! Такие домашние, опрятные и благодарные до невозможности! Вход – 30 копеек. Даю 50. Синеокая бабулечка начинает колупаться в поисках сдачи.

– Да бросьте, что вы! – говорю. – Это вам за чистоту!

– Ой, сыночек! Ой, спасибоньки! Приходи еще!

– А как же! Только к вам!

– Дай Бог тебе здоровья! Ой, хосподи, хоть бы не было войны!..

Смотрю, тетенька продает что-то непонятное. Размером с головку чеснока. Цветом – фиолетовый.

– А что это такое?

– Инжир.

– Да-а?! Ух, ты! А как его есть? Чистить или как? – спросил я, обнаружив полную профанацию человека, который ел инжир только сушеным (или какой он там?).

– Да не надо ничего! Так и кушайте!

Я взял пять штук и… затолкал в себя, комментируя: «Миша, ешь, это оч-чень полезно!» – он каким-то не очень вкусным оказался. Пришел вечером домой и похвалился хозяйке, что вот вкушал такой продукт… Она:

– И почем?

– Ой, пять штучек две гривны, кажется…

– С ума сошли! Если хочешь, завтра полезешь и соберешь у нас желтый инжир. А то нам туда не добраться…

Оказывается, там растет огромное дерево этого фрукта!!! Впервые в жизни рвал инжир! Желтый гораздо вкуснее!!! А я думал, что это кустарник какой-нибудь…

А уж когда последний раз залазил на дерево – и не упомню…

Сбытие мечт

В субтильной юности мечтал жить в Москве и непременно в коммуналке. Почему-то… Хотя отец, как только речь заходила о столице, произносил всегда одну и ту же фразу:

– Давай мне хоть триста рублей пенсии – ни за что не буду жить в Москве!

Но отдых природы на детях дал о себе знать: 1. Мой батя мастер на все руки (не умел только валенки валять). 2. Всю свою жизнь периодически сопровождал: «Давай мне хоть 300 рублей пенсии…».

Я же умею только валять дурака и все время тянусь к Москве.

…Сейчас по-прежнему волнуюсь при виде не забитого гвоздя. Но что касается мечты, она почти что воплотилась в жизнь – 20 лет жил рядом с белокаменной и таки в коммуналке.

Конечно, по сравнению с лавочкой на вокзале, мое жилище представляло собой цитадель комфорта и уюта: были отопительные батареи, холодная вода, газовая плита и туалет. Не было только горячей воды и ванны.

Дополню этот примитивный набросок еще одним штрихом – это трехкомнатная квартира, две из которых до моего появления занимал один человек. Третья комната пустовала.

Я ахнул, когда вошел на смотрины предоставленного мне куска жилья. Нет, сначала я вдохнул, а ахнул уже на выдохе. И подумал, что процесс дыхания у меня прекратится совсем, ибо такого букета «ароматов» мои легкие никогда не испытывали и, естественно, не были готовы к такой газовой атаке. По этой причине сравнить этот запах не с чем – в ноздри ударила помесь выделений старого дома со всеми выделениями человеческого тела. Точнее, – нечеловеческого.

Дверь отворил мужик лет 50-ти в чепчике. На улице было лето, в квартире – сауна. Мужик этот что-то стирал, отчего все помещение было заполнено паром. Что можно было стирать и каким средством, чтобы сей очищающий процесс источал изысканный смрад, – для меня до сих пор загадка.

Дыша через глаза, я глянул на комнату, предназначенную теперь для меня. Внутри что-то оборвалось – ветхие обои эпохи Тутанхамона, деревянный пол, покрашенный, видимо, еще при заселении дома, окно, залепленное фанерой, разбитая форточка…

«Как можно всем этим дышать?!» – вопили мои легкие.

Я проскользнул на кухню. Все 4 газовые колонки источали голубое пламя, в центре кухни стояло полное мусорное ведро, возле которого копошилась орда …тараканов. При поем появлении они заструились в разные стороны – видать, испугались чужака, остолбеневшего рядом с их хозяином. В полуметре от ведра стоял таз с бельем… Потолок был в черной паутине. Стены украшали полуоборванные останки синюшных обоев. Газовая плита представляла собой интерес для археологов – там было столько наслоений, что уж если не уголь, то торф там должен был образоваться непременно…

Шатаясь, я полюбопытствовал М&Ж. Одинокий унитаз располагался в довольно большой комнате. Клозет по цвету соответствовал бурому кафелю… Словом, все было в стиле дома, который построили еще пленные немцы.

После такой экскурсии захотелось стремглав бежать во все паспортные столы и ЖЭКи, чтобы проситься обратно в общежитие.

Мужик же, обитавший в двух комнатах, чувствовал себя бодро. Иногда я думаю, – может он и есть один из тех самых пленных фашистов, которые и строили это двухэтажное счастье, и в память о той эпохе оставил в неприкосновенности стены, полы и потолки?

Два года после увиденного я предпочитал работать на государство и жить у друзей в Москве. Все 24 месяца я собирался с духом, чтобы подступиться только к мысли о том, что надо будет сделать ремонт хотя бы косметический, хотя бы в своей комнате… Казалось, что для этого нужен был как минимум, экскаватор!

Но в роли этого могучего механизма выступила …Инна Ивановна – моя коллега по фрязинской газетке, неутомимый и неугомонный внутренне человек с хрупкой наружностью.

С ней мы наклеили новые обои, более-менее навели общий порядок. Во всяком случае, мерзкий запах из моего угла исчез. Вдохновленный скоропостижным убийством вековой затхлости, я вооружился лопатой, ломом, наждаком и отскоблил раковину, унитаз, плиту. Причем в духовке обнаружил истлевший скелетик мыши…

За время моего двухлетнего отсутствия появился еще один сосед, вселившийся в третью комнату. Она числилась за какой-то бабушкой, которая исчезла лет сто назад и больше не появлялась…

«Новоселом» оказался шофер Виктор, мужик степенного возраста, благородной внешности и тихого поведения. Зато к нему захаживало создание, по размерам граничащее с параметрами нашего микрорайона…

Первая встреча с ней случилась, когда мы с Инной клеили обои. Тишину нашего мирного труда потревожила какая-то вибрация. Не скажу, что стены заходили ходуном, но было что-то похожее. Оказалось, что эта «лягушонка в коробчонке» поднималась по лестнице. Когда она шагнула в квартиру, было ощущение, что жилище, как корабль, накренилось на один бок. Мы притихли.

– Виктор, … твою мать! – разверзлось грозное приветствие гостьи.

Я, как законный комнатосъемщик, выглянул в коридор. Возле существа, похожего на трехстворчатый шкаф, уже суетился сосед, забирая многочисленные сумки. Увидев меня, эта субстанция произнесла:

– О, кто это тут у нас? – и расширила глаза.

– Это сосед, – информировал ее Виктор, беря под руку с намерением ретировать в свою комнату.

Женщина отмахнулась от мужика, как от мухи, и двинулась в направлении меня.

Ноги у нее были маленькие и хлипкие, как и у шкафа. И двух конечностей для перемещения ей явно не хватало. Гостья была во власти «зеленого змия» и поэтому передвигалась очень осторожно. Когда она делала шажок, то вся масса тела, естественно, обрушивалась на ступающую ногу. Та, не выдерживая тяжести, тут же сгибалась и весь этот «шкаф» начинал заваливаться. Тогда вторая нога тут же шаркала в наступательном направлении и корпус этого шатающегося «крейсера» немного стабилизировался. Через секунду и вторая нога начинала угрожающе сгибаться в колене… Вот тут бы очень пригодились еще бы две ножки, но за неимением оных, женщина прибегала к помощи рук – она опиралась на стену…

Пододвинувшись к моей комнате, и заполнив собой дверной проем, обвела взглядом происходящее:

– А-а, молодцы. Вы тут будете жить? Тогда будем дружить семьями! Я с Виктором здесь уже полгода живу, – начала она свой монолог с паузами от опьянения.

Инна, закатила глаза, потом очнулась и продолжила обдирать старые обои. Я стоял рядом с гостьей на стреме – ибо она должна была обязательно завалиться вместе с косяком двери…

– А этот… тут ни… не делает! – она абстрактно мотнула плохо держащейся головой, намекая на соседа в чепчике. – А я с Виктором здесь уже год живу! Во-о-т… У вас есть дети? У меня есть. Как тебя зовут? – спросила она видимо только потому, что ее мутный взгляд споткнулся о мое изображение.

– Михаил.

– А тебя? – она воткнула свой вопрос в спину Инны.

– Маша! – не оборачиваясь, выдала Инна.

– А я – Галя. Я уже два года живу с Виктором.

Я понял, что в следующей фразе она скажет, что живет здесь всю свою жизнь.

Галя долго бы, наверное, еще снабжала нас информацией о своей судьбе, обильно поливая сей соус ненормативной лексикой, если бы сзади ее что-то не потревожило. Она поначалу отмахивалась, как могла. Но потом не выдержала назойливости неведомо чего, и повернулась боком. (Впрочем, для колобка это понятие условное.) За спиной Галины оказался Виктор, который ловил ее порхающие руки.

– Пойдем, пойдем, – тихо приговаривал он.

– Да подожди ты!

Однако разбалансировка всего тела дала себя знать, и Галя, потеряв опору на косяк, вверила своей вес Виктору, чем он тут же и воспользовался. Он осторожно развернул свое счастье и поволок к себе в комнату. По пути она возмущалась чем-то, а перед самым порогом застопорила движение:

– Как тебя зовут? – крикнула она туда, куда смотрели глаза.

– Михаил его зовут, Михаил, – ответил ее путеводитель.

– Я не тебя спрашиваю! – строго пресекла Галина подсказку и начала поворачивать голову в мою сторону.

– Михаил, Михаил, – подтвердил я.

Впрочем, можно было назваться и Ларисой – эффект оказался бы одинаково результативным.

Пока она переваривала услышанное, Виктор последним усилием затолкал Галину в комнату. Предсмертный скрип дивана возвестил о том, что она наконец-то приземлилась на пятую точку…

…Впоследствии выяснилось, что они оказались забавной парой. Союз напористой женщины и безропотного мужчины дает поразительные эффекты.

Сосед в чепчике перестал стирать, зажигать все конфорки на плите просто так… Словом, он вообще старался делать вид, что в этой квартире его нет. Галина даже возмущалась:

– Ты его видел сегодня?

– Нет, не видел. А вы?

– Что-то такое промелькнуло… Наверное, это был он. Что это за человек? Все тут загадил и нос не кажет. И потом – я ни разу не видела, чтоб он ходил в туалет!!! Он – что?.. – и далее следовали умозаключения, неподъемные для воспроизведения на бумаге. Говорено это было очень громко, сочно.

Меня она уважала. Когда я отдраил все, что можно было отдраить, она одарила меня комплиментом:

– Какой ты молодец! При тебе эта квартира просто засверкала!

Выпивали они по-разному. То Галя выпимши, то Виктор. Как бы чередовались. Когда они одновременно прикладывались к чарке, то случались упоительные диалоги на расстоянии. В большинстве таких случаев зачастую происходило следующее: Галина шествует на кухню и оттуда кричит:

– Ви-иктор, принеси мне сковородку!

Ответом обычно служит тишина. Галя повторяет свое требование, сдабривая его матом. Из комнаты доносится спокойный голос Виктора:

– Да пошла ты …!

Галина возвращается туда, откуда вышла (и, видимо, куда ее послали!), произнося при этом речь прокурора. Шаркает снова на кухню, некоторое время возится с чем-то. Потом снова:

– Ви-иктор, принеси мне тарелку!

Следующие события идут уже по распорядку – тишина, посылание, хождение. Словом, сама ходит, сама кричит, сама возвращается с едой.

А Виктор, наверное, лежал на диване, и думал о том, почему ночью темно, допустим… Словом, счастливая пара…

Когда оба трезвые – тихо кругом. До такой степени, что на кухне были слышны перебежки оставшихся тараканов.