Текст книги "Тю!"

Высокая печаль
Поздравления несостоявшимся друзьям

Прелюдия

Пурга отчуждения замораживает только верхний слой почвы отношений. Добро и благодарность находятся глубже. Они-то и проклюнулись ростком поздравлений среди арктической зимы, в которой мы с вами и имеем бесчестие пребывать…

С их днем рождения

Поздравляю себя с вашим днем рождения. Отсутствие вашего «спасибо» я спроецирую на наличие моего «пожалуйста».

Биография из цикла «полет шмеля» продолжается. Но без вас.

Пожалуйста – за пожелания, которых вы не почувствуете, но я посылаю вам их отсюда. А это – дальше, чем то место, куда вы можете послать меня с моим поздравлением.

Пожалуйста – за новое отсутствие старого подарка, за незлое и тихое слово…

Простите за назойливость мухи. Благодарю за вспомин меня, автора этой поздравительной дерзости. Надо же девать куда-то эту жизни, которая немногим дольше жизни насекомых…

С собственным днем рождения

Поздравляю вас же с уже моим очередным рождением. Полностью с вами солидарен… Очередная цифра из ряда тех, счет которым вы никогда не вели, брякнула кляксой и что-то очистила…

Спасибо вам, если вы еще не порвали эту бумажку с этим текстом. Если уже – спасибо тем более. Я об этом узнаю никогда.

Спасибо за полное отсутствие пожеланий.

Я выпью за все плохое между нами и закушу тем же…

Лакомое…
(не для мужчин)

…И было утро, которое среднего рода. Оно было атмосферным, как осадки, которые вечные, как глаголы прошедшего-настоящего-будущего времен.

Распахиваешь шторы, и лавина среднего рода сдергивает с тебя сон и напоминает о той доменной печи, на которой все время что-то подгорает.

Среди всеобщей суеты твое утро тебя одну направляет в то пустынное русло, где можно шагать с достоинством и в шляпе. Где небо примагничивает взгляд и красота начинает спасать мир, который бардак.

И ты думаешь, например, о том, что если длинные ресницы не расчесывать, то они могут спутаться. Или о том, что в положительных эмоциях есть адреналин. Он когда вырабатывает сам себя, то бегает внутри крови, которая не водица. А когда он не вырабатывает-ся, то капают слезы и застревают в спутанных ресницах, а потом слезинка ка-а-ак шлепнется и прожжет дырку на фартуке. И тогда утра как не бывало. Т. е. оно было и несло что-то, но не донесло. Оно несло-несло, а к обеду все расплескало по тарелкам, которые избили ложками и быстро все съели.

А над раковиной ты думаешь, – не тяжело ли колибри так суматошно махать крылышками и чем ты от нее отличаешься? Или – не холодно ли ежику спать зимой на одних иголках?.. Или – кто муж гвоздики? Неужели гвоздь?! Или просто думаешь, что ты думаешь о чем-то своем…

Но тут обязательно начнут выхолащивать ковер с тупой целью выколотить из него пыль. Ее тут же вдыхают и снова выдыхают на бедный ковер, на который копили-копили, потом ехали-ехали, потом выбирали-выбирали, чтоб теперь избивать… Как же это называется бойня с пылью и инфаркты от моли? Жизнь, кажется…

Хорошо иметь часы с кукушкой. Спроси ее за секунду до одного часа – сколько жить осталось? Она успокоит – осталось одно ку-ку. А в одну секунду второго встрепенешься и пойдешь дошивать юбку, которую шьешь уже не знамо сколько… Потому что – себе.

А утро, обойдя день, с легкостью наточенного ножа вонзится в масло сумерек. Кругом – зажженные фары, фонари и еще что-то на «ф». И даже в это полувременье, если в тебе адреналин, то на вопрос «скоко время?» брякнешь – утро!

Чтобы расчесаться, нужны волосы и расческа, которая есть у всех лысых.

Чтобы увидеть звезды, надо заглянуть в небо или в колодец. Они там светят в вечно настоящем времени. С той же вечностью, с которой «до свидания» пишется раздельно, а «здравствуй» – вместе.

Так будет всегда, как были, есть и будут глаголы прошедшего-настоящего-будущего времен.

Главное, чтоб в тебе было утро.

В любое время суток!

Счастье есть

Люди отличаются друг от друга, как запор от поноса. Скажет кто-нибудь:

Куда б пойти?

А ты:

– Пошли за счастьем!

И идете вдвоем. Первые часа два. Или годы. Или десятилетия. А потом – снова один. Дойдешь до Счастья в полном одиночестве, глянешь – а оно тоже сидит само и обливается слезами. Потому что позабыто позаброшено. И хлюпая носиком, жалится:

– Меня все хотят, а никто не берет! Все проходит мимо меня, потому что не видят…

Сядешь так, посочувствуешь Счастью, и – обратно, в свою каморку. Только очнешься, и ка-а-ак шлепнешь себя по лбу: ба!!! Да ты ж никуда не уходил! Счастье-то к тебе само приходило. Оно сидело, говорило, курило… Буквально ж надысь… Ну, максимум – вчера. А сегодня хлопаешь ладошками, а Счастье твое уже в другом месте где-то. Значит, оно у тебя не прижилось. Оно уже других больных принимает и кому-то укол в попу делает…

Ближнему моему

Есть люди, которые как граната без чеки – вот-вот взорвутся. Мне это не близко, потому что я совершенно противоположен и противопоказан. Потому что оптимизм торчит внутри, как лопата в земле. В этой жизни, которая похожа на катание на водных лыжах, сделанных из чугуна, хохоток выручает!

Ближний мой! Подставь локоток! Не коленку под тощий зад, а локоть под мощи! Ты где-то там ходишь своими упругими ногами по склизлой земле. Мало спишь, ибо все под лозунгом: «Спи быстрее – подушка нужна!»… Давай объединим усилия, ибо когда не один – не так все страшно…

Дайте спичек, ктто не курит, дайте выпить, кто не пьет! В поисках – логика не товарищ! Искать чего-то (или кого-то!) всегда надо там, где, казалось бы, искать не надо… Чихнешь от недоумения – и самый здоровый здоровяк протянет носовой платок! На долгую память и вечное сморкание…

А случится находка – и трясешься над ней, как голый на айсберге: останется или уплывет? Апчхи.

И что там сейчас видит твой глаз? Светят ли тебе звезды в мутном небе, под которым мы все и толчемся? А что же нам еще светит в этой жизни, кроме звезд?

Слышит ли что-нибудь твое ухо, кроме таких же кратких слов с теми же двумя буквами?..

Ближний Восток – чушь. Будто он ближе, чем Дальний. Рядом – масса ртов, глаз, ушей. А всковырнешь взглядом – сплошной понос бессознательности…

Дайте горшок, кто с запором!!!

И не надо бетонировать двери на ночь! От судьбы не уйдешь. Это она, хорошая, все время норовит сменить нрав…

Для кривого настроения причин полно с самого утра, начиная с зеркального отражения. Хорошее же – просыпается раньше организма. Встаешь – и какую-нибудь песню поешь… Отчего? Просто так!

Улыбаешься ли ты встречным пешеходам, ближний мой?

А они тебе?

И они?! Не в сумасшедшем ли ты доме?..

В жизни много прелестей: прелесть недосказанности, прелесть расхождения, прелесть одиночества… Чувства меняются, а прелесть остается. В этом-то и вся жуть.

Пятница. Вечер…

…И хочется звонить кому попало именно тогда, когда все, кто ни попадя, уже спят.

И писать хочется разными чернилами, чтобы отобразить усю палитру чувств-с моёй души…

И вспомнить, как к Красоте, встреченной в утренней толпе, хотелось протиснуться сквозь столпотворение польт и сказать: «До чего же вы красивы! Даже с утра…» И пусть бы все думали, что хотели…

И – радоваться пятнице. Не той, что на твоем острове (тем более что ее на нем нет!), а календарной. Потому что в том зачатке субботы, жизнь которому дают пятничные конвульсии, ты один находишь кайф, а все вокруг стремятся задавить его храпом после тяжелой трудовой…

И пить хочется, и говорить. И именно с теми, кого сейчас возле тебя нет. Они либо на другом конце метро, либо где-то за горизонтом.

И хочется не думать, что те, о ком думаешь ты, о тебе не думают до тех пор, пока ты сам себя не выдашь. У них 100 пятниц на неделе и им некогда, а ты – одинокий Робинзон… Что тебе еще делать?

И еще хочется не думать о людях, о которых все время кто-то думает. Им звонят, а они говорят: «Сейчас некогда…» Вот о таких – думают, таким – звонят…

Ну, иди и прими душ от этого бездушия. Выпей что-нибудь. Как его?!.. Валидол! Или его под язык?! И не думай о том, о чем думать не хочешь.

И в такие минуты если уж смотреть, то «Полет над гнездом кукушки», если читать, то «Москву – Петушки», если слушать, то «Лунную сонату». И курить, курить, курить…

Сон, как промокашка, все впитает, растворит и даже вмятины на висках не оставит. И проснешься с мыслью: «Вчера выпил – и столько мыслей появилось. А проснулся – и как будто не пил вовсе…»

И избив струей унитаз, сморщившись в зеркале (где только такие зеркала делают?!?!), примешь кофейное противоядие от послевчерашнего и будешь думать – какой же в календаре наступил день недели, жизни, судьбы…

Старая Душа

Старость – это брэнд: «Старый Таллинн», «Старый аптекарь», старый пень… А у молодости – никакой репутации. Она интересна сама себе.

У человеческих Душ, как выяснилось, тоже есть градации – от младенческой до старой. У меня она оказалась последней, «брэндовой». То-то мне всегда казалось, что я прошел через все и был всем: королем и шутом, академиком и бродягой, убийцей и убиенным, монахом и развратником, полководцем и конюхом, богачом и нищим, долгожителем и абортированным…

Потрясающее чувство оттого, что моя душа примеряла на себя тела отца и матери, сестры и брата, жены и мужа…

Вроде б то как у меня была уже своя свита, карета, дворец, хижина, лучина и тысяча солнц. И был я всяким ребенком – здоровым и больным, сытым и голодным, со слугами и сиротой…

И чувства все знакомы мне. Все чувства – и те, которые уже забыли, и те, что еще остались. И любовь – была, и не было. И заботился я, и третировал. И – все ко мне, а я – никому ничего. Даже себе…

Будто бы я ездил, плавал и летал на всем, что придумал человек. И побывал я всюду, где есть люди, и где их нет…

И будто я купался в шелках, и лечил сирых-убогих. И лицедействовал я. И знаменитость была.

Помнится, что это Крест…

Когда слышу Каллас, по телу пробегает дрожь. Отчего-с?! Кто докажет? Я-то помню… Анасисс паразит. И чего я в нем нашла?

И придумывал я что-то, и бился за это, и мне отказывали, а потом моим именем называли пароходы…

Мне подозрительно близки Шекспир и Клеопатра. Ньютон и Мессалина. И какая-нибудь бабушка Фрося из деревеньки Хоругвино…

Вот при Ленине меня не было – отдыхала Душа моя… Четко помню.

Словом, всем перебыл, все повидал и перечувствовал.

И вдруг кольнуло что-то – вспомнил это все!

Теперь хожу, созерцаю битвы-сражения остальных душ – от младенческих до зрелых. Они все в борьбе. Им что-то надо все время. Порванные колготки для них – повод для трагедии. Полное «тю»!

Все так жаждут страдания и мук, что за неимением оных остервенело вопят на детей: «Я кому сказала – не ходи по лужам, паразит такой!»

А когда ж еще по ним шлепать, как не в детстве?! Это же так интересно!!!

Горечь поражений дает больший заряд жизни, чем улыбка. Юмор вообще рассматривают как суфле к борщу. То-то от меня все отмахиваются…

Я долго не понимал, – почему? А вот вспомнил себя – и понял. И тут никакие советы не помогут. Если разобраться… Скажешь – ну отремонтируйте же унитаз-то! А они из рюмки сольют – и опять страдают…

И умирал я всяко. Т. е. мое тело. А на небесах моя Душа каждый раз наполняется свежестью приобретенного опыта!

Вот такие дела…

Вместо финала

…Вам остается только дочитать считанные буквы и захлопнуть их сгусток.

Благодарю всех, кто дошел до этих строк и всех, кто волей-неволей стал героем содержимого.

Добавлю только немного.

Рождение человека – акт общей радости.

Смерть близкого человека – сугубо личное потрясение. Никакие соболезнования и слезы родных и близких не способны разделить твою личную боль утраты. Это крест, который ты один будешь нести до момента твоего собственного выхлопа из земного притяжения. А уж там… Как писал Юрий Нагибин, «у мертвых свои дела».

Мое пожизненное одиночество начало пульсировать в апреле 1999 года, когда не стало матушки. В ноябре того же года ушел в вечность отец. Загадочность ахмадуллинского «…И ощутить сиротство как блаженство» только усилилась.

Мне пронзительно не хватает матушки. Не верится, что нет отца. Сплошная загадка – характер родной мамы. Теперь – ни послушать, ни утешить, ни увидеться.

Я глубоко верю, что жизнь дается не один раз. Что есть жизнь после жизни. И что все мы здесь – действительно только гости. В конце концов, судьба может зависеть от дел и мыслей даже прошлого земного пути…

Мне посчастливилось жить в тереме семейной гармонии. Оказалось, что это большая редкость…

Сейчас верю, что меня по жизни ведут матушка и отец. Им с неба виднее…

Любите своих родителей. Не за их жилплощадь и возможное наследство.

Любите детей своих. Они вовсе не цветы, а инструмент для выкорчевывания вашего же одиночества. Настоящего ли, будущего ли…

Глядишь, любовь-то и аукнется взаимностью.

Всем нам чего-то не хватает. От этого абстрактного дефицита можно избавиться, если в кетчуп нашей жизни добавить капельку доброты к ближнему. Это эффективно удаляет пятна отчуждения, прочно сшивает рваные раны.

Доброту во главу угла ставила Ванга.

Это по-божески.

А мы огороскопели – год Петуха, год Собаки. То клюнут, то искусают…

В конце позволю себе одно стихотворение о кромешной тишине:

 
Из звуков – лишь тикающий будильник,
Счетчик жужжащий да редкие электрички.
В углу – невостребованный светильник,
На кухне – чайник, плита и спички.
Я сижу на диване, сочлененном с кроватью,
Читаю книжку, смотрю на столик
В тиши, похожей на немую сватью,
Вернувшуюся со свадьбы соек.
Так тихо, что слышно, как распускаются почки,
Чтоб листьями стать средь человечьего шума.
Так буквы смолкают при виде точки,
Так цифры немеют, сложившись в сумму.
В такие минуты становишься ближе к Богу.
Либо он это чувствует как-то, либо
Ты сам возвышаешься и видишь дорогу,
Которая светится словом «спасибо».
 

Храни вас Небо!