Текст книги "Тю!"

В гостях

Дог – собака нежная и трепетная. Она не может совладать со своим огромным организмом, если что-то или кто-то вдруг нарушит ее покой. Во всяком случае, такая собака – достояние моих знакомых, к которым я изредка наезжаю для новых впечатлений о жизни.

В тот момент, когда я звоню в дверь их 3-комнатной квартиры, там начинается вселенское метание: здоровый дог несется в коридор, разрывая тишину всей пятиэтажки взрывом своих голосовых связок; за ним летит кто-нибудь из взрослых; 10-летняя Ася кричит собаке «фу!»; оставшийся «без работы» член семейства пробирается к двери. Я вхожу и созерцаю уже процесс – дог гавкает и одновременно выливает все свое волнение в вовремя подставленный таз.

Мне подают тапочки, которые мощнее моих ботинок раза в два (чтоб пес не смог их слопать), пальто вещают где-то под потолком, чтоб животное не сжевало, шапку закидывают вообще в такое место, которое завтра мы будем искать все вместе…

Глава семьи – Рома. Его жена – Оля. Ася – ее старшая дочь (10 лет), Муся – их младшая (10 месяцев). Такое разделение детей – следствие того, что жизнь Ромы и Оли представляет собой журналистское полотно, сшитое из разных кусочков. Оля – первая жена Ромы, Рома – ее второй муж. Первый супруг – Андрей – друг Ромы и всей семьи в целом. Смена мужских декораций произошла полюбовно. Рома увидел Олю, бывшую еще женой Андрея, и сказал: «Люблю». «Ну ладно» – ответил Андрей и отошел в сторону. Т. е. в другую комнату. Некоторое время они жили вместе (в бытовом смысле). Оля периодически находила Андрею каких-то женщин. Он периодически к ним уходил, но неизменно возвращался. Затем он сам нашел что-то такое, что даже съехал с квартиры. Доказательством любви Ромы к Оле и явилось появление Муси.

Все семейство приводит в движение лось без рогов по кличке не то Мухтар, не то Тризор (от чувства ничтожности и беспомощности в сравнении с ним я никак не могу запомнить, как зовут эту громадину). Пес грозный до знакомства и добрый – после. Поэтому таз всегда на видном месте.

Оля почти круглосуточно печет пироги. Или шаньги. Или еще что-нибудь.

– У него всегда есть что-то печеное! – гордится она собой.

– Где еще поискать такую жену, правда?

– Конечно! – одобрительно восклицаю я.

– О, Господи! – от счастья заламывает руки Рома.

Трехкомнатная квартира, в которой обитают четыре человека и огромная собака, не знала ремонта лет 400. Хотя самому дому от силы 50 лет. Потолки в трещинах, пол в дырках, водопроводные трубы в ванной привязаны шнурками, унитаз, конечно, не работает. (О доме всегда можно судить по состоянию клозета. Почему-то такая взаимосвязь у меня возникла с течением жизни…)

…Все мои возгласы, охи и ахи Рома сопровождает неизменной фразой «А, тут надо все делать». Когда я зашел на кухню, то обнаружил еще полтора живых кота – один маленький допустимых размеров, а второй – недопустимых. Они спали на вытяжке над газовой плитой.

– О боже, у вас еще и коты!!! – поразился я.

– Где? – Ромка стал искать их. – А-а, да. Я даже забываю, что они есть…

Для общения с этими удивительными людьми нужны только уши и глаза гостя. Чтоб слушать бесчисленные байки, а эмоции выражать просто расширением зрачков.

Меня усаживают в кресле. Справа сидит Оля, слева – Ася, по центру комнаты ходит туда-сюда Ромка. Ольга констатирует печальный факт, что Ромка не приносит денег, на что тот воздевает руки к трещинам в потолке и протестует: «А на прошлой неделе кто приволок аж 300 рублей?!» Собака реагирует на поднятые руки и прыгает на Рому. Он дает затрещину псу и гонит его на место. Тот поджимает хвост, плетется ко мне и плюхает свою морду на колени. Тут включается Ася – она говорит, что Мутякин ее уже не бьет, а наоборот – защищает от Гвоздякина.

– Да-а?! – искренне удивляюсь я. – А кто это?!

– Ну, что-о-о вы! Я же вам рассказывала полгода назад, что меня в классе бил Мутякин. Вы забыли, что-ли?!

– Боже сохрани! Конечно, помню!

– А еще у нас в классе…

– Ася! – вонзается в начавшийся монолог дочери мать, – иди учи уроки! У тебя и так двойка в четверти по математике!

Девочка нехотя уходит, пес полностью залезает на меня, кресло угрожающе скрипит, все мое тело прощально ноет… Дог вентиляторно машет хвостом, тыкается носом в мое лицо, ставшее сразу маленьким-маленьким. Я глажу его из последних сил.

– Ой, у нас сосед – совершенно уникальный тип! – с чего-то вдруг вспоминает Рома.

– Это который даун? – предварительно хохоча, спрашивает Ольга. И они вперемежку рассказывают о соседе, у которого наличие головы ни о чем не говорит:

– Как-то он купил себе нунчаки, а пользоваться ими никак не мог научиться – палки постоянно дубасили его по кумполу, – поясняет Ольга. – Однажды захожу к нему, – продолжает Рома, – а он стоит с нунчаками и в каске на голове! Чтоб не так больно было!!!

За это время дог водрузил свои передние лапы на мои плечи.

– Он меня сейчас изнасилует! – пищу я из-под тела животного.

– А что ты иронизируешь? У животных встречаются «голубые»! – почти с радостью комментирует Ольга мой «SOS».

Рома орет на пса, тот вскакивает и бежит к нему. Неожиданно заходит Ася, занимает освободившееся на кресле место и заговорщицки начинает мне говорить: «Я совсем забыла вам рассказать…» Вдруг собака без всякой команды исчезает в коридоре.

– Ася!!! – кричит Ольга. – Посмотри, куда пошел Тризор!

Дочка вскакивает и бежит за животным. Затем кричит из коридора:

– Он сейчас будет писать!

Ольга взлетает с места, наметанным жестом схватывает таз, и, выкрикивая фривольные словосочетания, становится в позу доярки.

– А все потому, что с собакой надо гулять! – звучит из коридора.

– А я и пойду! – обещает Рома. – О, пошли, я тебе покажу новое из ненаписанного!

И увлекает меня в другую комнату.

Потом туда же заходит Ольга, и они вспоминают какой-то Новый год. Тогда они пригласили в гости одного старинного приятеля, с которым Рома в эпоху юношеских экспериментов пытался перейти границу с Польшей (?!). Так вот этот товарищ пришел 31 декабря к ним один. Они оставили его в квартире с накрытым столом (с печеными, разумеется, пирожками) минут на 40, – сходить им надо было куда-то рядом. Буквально за угол куда-то… Когда они вернулись, жилище напоминало штаб-квартиру татаро-монгольского ига. В квартире валялось человек 30, все было съедено и выпито…

В процессе этого повествования опять появляется дог, опять пристает ко мне, опять приходит Ася со своей какой-то так и не рассказанной историей. Я чувствовал, что во мне начали вырастать по третьему уху и глазу.

…До «отбоя» собака еще неоднократно орошалась на территории квартиры. Рома говорил, что пойдет с ней погулять. Оля доставала из серванта печеные пироги, приготовленные в разные дни недели. Ася брала у меня автографы для Мутякина и Гвоздякина, а махонькая Муся пару раз завывала, после чего все мы рыли недвижимость в поисках соски…

Первым рухнул я. Это было часа в два ночи. Взрослые укладывали спать маленьких, а собака вопросительно смотрела на пироги, оставленные на столе со сломанными ножками…

Тогда мне приснилось, будто я, дог и Мутякин переходим границу с Польшей. Я был в каске…

Терешкова

Кошка выла. Выла она из глубин воскресного утра. Поэтому Ромка спал с полной уверенностью, что ему снится кошмарный сон. До того кошмарный, что его стало трясти. Т. е. его тело бултыхалось из стороны в стороны. Ну что такое?! Недовольно сморщив все, что располагается на лице, он разлепил веки. Рядом с ним стоял 10-летний цветок жизни по имени Ася. Глядя куда-то в сторону, она толкала отца и приговаривала: «Па-а-ап, а, пап…»

Почувствовав очередной раз прилив отцовской радости, Рома уже на яву услышал душераздирающее ма-а-а-у. На тощей ветке, как раз напротив Ромкиного балкона, вцепившись всеми своими коготками, сидела белая мурр-мышка – серые ушки. У нее двигался только рот, чтобы исторгать рев испуганной души. Видимо, что-то испугало ее на земле. От страха ее занесло ввысь. Но и высота оказалась не менее страшной.

– Спаси кошечку! – канючила дочка, вытягивая отца на балкон. Рома зевнул, потянулся, и первым, что он произнес в тот день, было хриплое «кыс-кыс». Животное в очередной раз разинуло рот, и в этом момент раздалось:

– Да что кыс-кыс?!

Кошка закрыла рот, впившись своими обезумевшими глазами в человека, появившегося практически перед ней. Ромка оторопел. Кто эту наглость сейчас произнес? Господи, неужели?!!

– Стащить ее надо. Слышь, сосед? – прозвучал снаружи тот же голос. Ромка опрокинул голову за балкон. Снизу на него смотрел сосед Семеныч. – Она тут верещит уже все утро. Мне не дотянуться.

– И мне тоже, – обрушилось сверху.

Ромка передислоцировал голову в противоположное положение. На него смотрел сосед сверху, Петька. – Надо только что-то протянуть, как-то зацепить, и водрузить бедолагу на твердую почву.

Пообещав что-то придумать, Ромка воззрился на Мурку, или как там ее…

В голове начали ворочаться мозги: до ветки метра полтора. Если положить, допустим, какую-нибудь палку, то кошка увидит в ней свое спасение и тут же перебежит на балкон. Ромка пошел и откуда-то из-под ванны извлек брусок искомой длины. Чертыхаясь, приткнул его в то место, где ветка отходила от ствола дерева (при этом чуть не смахнул притихшую кошку) и стал ждать. «Вот я бы, – думал Рома, – так с удовольствием протопал бы». Мурка испуганно прокомментировала возникшее сооружение своим мерзким «Ма-а-а-а-у», при этом не пошевелив ни одним вонзенным в дерево когтем.

– Дура! – крикнул Ромка. – Иди давай, ну! Кыс-кыс.

– Гав-гав! – шарахнуло по ушам. На крик спасателя принесся дог, Тризор этот, который до чертиков обожает кошек. Воздушной волной от его галопа Асю прибило в угол балкона. Огромные передние лапы огромной собаки плюхнулись на балконную раму, и огромная голова стала вращаться в поисках киски. Завыделявшейся обильной слюной окропило голову соседа снизу. Ромка – по весу раза в два легче собаки – начал молотить языком разные слова в адрес незваного гостя, а руками и ногами – мутузить псину. Выгнал. Закрыв балконную дверь, продолжил свою гуманную миссию: «Ну, ты, пигалица, ползи сюда быстро!»

Но от увиденного гиганта кошка чуть в обморок не упала. У нее перестали двигаться даже зрачки… Внутри прогрессировали те процессы, которые стремительно тормозили малейшее желание шевелиться. Куда идти? В пасть к тому медведю? Вот еще. Уж лучше прикинуться мумией. Копилкой. И лучше молчать. Животное застыло в животном страхе.

Рома закурил. Может, самому снять ее с дерева?!

– Мда-а-а-а, – посочувствовал Петька. И будто читал мысли, добавил: – Пацаны хотели на дерево залезть, но оно такое неудобное, что бросили эту затею.

Шмыгнув носом, обозначила свое присутствие Ася.

– Мать-то где? – оглянулся Рома.

– В магазин пошла.

В магазин. Одним советником меньше. И следопытом.

– О! – воскликнул он и пулей пронесся мимо дочки, чем-то осененный.

Через секунду материализовался снова.

– Так-так-та-а-ак. Бум-бурум, брык-штрандык, – барабанил пальцами Ньютон.

Затем он втащил брусок обратно на балкон и снова скрылся в квартире. Тут же возник опять, лихорадочным взглядом измерил доску и метнулся обратно. Ася перестала хныкать – она еле успевала вертеть головой за передвижениями отца. Через мгновение Рома появился на балконе с ворохом кусков колбасы и мотком ниток. Рассудил так: если на доску по всей длине привязать по колбасине, то кошка это проклятая, поедая кусок за куском, подойдет к балконным перилам, и тогда все. Он спасет ее во-первых, от голодной смерти, и во-вторых… Во-вторых… ну и от чего-то еще – это уж как пить дать! Вдохновленный своим ноу-хау, он быстро обколбасил брусок и водворил его на место, предварительно помахав перед Муркой съедобными флюидами. Теперь перед ней простиралась почти что ковровая дорожка из вкуснятины. (Если б это увидела жена – ой…)

– Ну, ты, диссидентка, – потирая руки, запрыгал Ромка, – Ну! Ням-ням хочешь? Хо-о-очешь! Я сам хочу, блин. Давай-давай, жри быстрее!!! Ну?!

Но неподвижное тело диссидентки сидело с выражением «фигушки тебе!» Мурка даже не пошевелилась. Она даже… Даже… У Ромки улыбка сползла. С восклицания и заискивания он перешел на грозность вопросительной интонации:

– Ну, ты чего, идиотка?! Колбаса-а-а же, ду-у-ура! – для убедительности он постукал себя по лбу.

– С кем это ты?

Ромка опять снизу услышал голос. Только на этот раз он был женским – рядом с деревом стояла жена. Руки обвисли под тяжестью сумок, голова задрана вверх. Тьфу, блин! он еще раз хлопнул себя по башке.

– C кошкой я.

– С какой кошкой?

– Вот я тебе сейчас все подробно проору. Или ты домой все-таки зайдешь?

Жена что-то хотела сказать. Уже открыла рот, но тут же закрыла и пошагала к подъезду. Ромка затащил облепленный колбасой брусок обратно на балкон.

– Хы-ы-ы-ы, – сопроводила Ася неудачную попытку спасения.

– Да ты-то хоть успокойся. И так повеситься можно, – в в сердцах бросил Ромка. Повеситься. Взять веревку и… Веревку. Ну конечно, – веревку! Ха! Чего ж раньше-то не сообразил?! Вошедшая супруга была встречена вопросом:

– У нас есть веревка?

Но чтобы получить желаемое, пришлось рассказать действительное.

Вторая половина выудила откуда-то старую бельевую веревку – для кошки и такая сойдет – и первая половина семьи снова устремился на балкон. С пятой попытки накинул лассо на требуемую ветку в желательном месте. Получилось очень крепко. Почти посередине отростка. Кошка только расширила глаза и покрепче впилась в дерево. Мало ли, чего там удумал этот…

Сначала тянул только Ромка. Когда веревка превратилась в натянутую струну, к этому процессу подключилась и жена. Ветка успешно кренилась к спасителям. Из всех балконов повысовывались болельщики и подбадривали. Молодец, мол, давай-давай, мол… Ася от радости стала подпрыгивать и бить в ладошки.

– Я буду тянуть, а ты стой на стреме. Как только дотянешься, хватай ее, – скомандовал Рома.

Ольга бросила веревку и выпростала руки навстречу кошке. До встречи оставалось сантиметра три. Ветка не подавала никаких тресков. Крепкой оказалась. В отличие от веревки. Та порвалась моментально. Никто ничего не успел зафиксировать даже. Ромка с одним куском веревки отлетел к стене, ветка с другим куском со свистом вжикнула, взмахнула листвой и, попружинив, вернулась в привычное положение уже без наседки – кошка превратилась в улетающую точку. Сначала большую, потом все меньше и меньше, пока совсем не скрылась из виду. Жена так и осталась стоять с распростертыми руками. Дочка, подпрыгнув, застыла почти в воздухе…

Летать Мурке еще не доводилось ни разу. По тысячелетнему рефлексу кошка неслась по воздуху с прочно выдвинутыми четырьмя шасси. Описав дугу, она шлепнулась на лужайку, на которой еще ни разу не была. Кругом тишина. Ах, какая жалость никто не увидел, как она с неба упала.

Зато на балконе творилось невообразимое. Бедная Ася чуть с ума не сошла, захлебываясь горестным «Ты убил кошечку-у-у-у-у. А-а-а-а, ы-ы-ы-ы-ы-ы». Если б не ребенок, родители еще сами постояли бы с раскрытыми ртами, но пришлось успокаивать дочь. Да не убилась она, мол. Она просто… ну это… ее подбросило вверх… и она уже внизу… Они не разбиваются, мол…

Семья скрылась в квартире. Их место на балконе занял освобожденный из комнаты дог.

Асю долго успокаивали. Весь день ходили перед ней на цыпочках. Словом, обволокли такой лаской, о которой 10-летний ребенок имел уже смутное представление. Ближе к вечеру Рома сел перед дочкой на корточки и улыбнулся: «Пойдем погуляем, малыш!»

Они вышли во двор без собаки. Покачались на доморощенных качелях, потопали дальше. Очутились в районе детского садика. Отец сел на лавочку, Ася стала бродить. И тут в траве увидела две серых кисточки. Пригляделась. Кисточки были похожи на чьи-то ушки.

– Ой! – выронила Ася.

Из травы поднялась белая кошачья голова.

– О-о-о-й! – добавила девочка. – Па-а-ап, па-а-а-апа-а-а-а!!! – вовсю закричала Ася. – Это она!!! Она живая!!!

– Что такое? Кто там живой?

Ромка поднялся и подошел ближе. Когда кошка увидела папу, она грозно выдала свое ма-а-а-у и прыжками унеслась подальше от своего мучителя.

Домой вернулись веселые. Обрадовали маму.

– Ну, хоть что-то хорошее!

– А что плохого-то у нас? – насторожился Ромка. —

– А что хорошего, когда твой ненасытный Тризор деревяшку обглодал?! Что теперь с ним будет – понос, запор, или все вместе?!! я уж и не знаю?!!

– Какую деревяшку?

– Да на балконе какая-то стояла… Он прямо кусками ее пооборвал всю. Я еще думала, что это так трещит все время?!..

– Ну, идиот! – вздохнул Рома.

Он подмигнул Асе – не выдавай, мол! – и пошел разбираться с собакой. Еще неизвестно, как бы отреагировала Ольга, если б узнала, сколько колбасы вместе с деревом было слопано этим чудом природы…

Говорящие ноги

70-е годы. N-ское городское телевидение. Взрывоопасная техника, расшатанная мебель в сочетании с прямым эфиром, помноженный на героизм телевизионщиков, дарили пикантные эффекты из цикла «будем помирать, будет что вспомнить».

…На передачу «Город – селу» (или «село – городу», которая всегда была ни к селу, ни к городу) пригласили доярку Дусю. Потому что в плане стояли молочные фермы. Нашли, как всегда, лучшую из лучших: Дуся эта доила 700 коров за три минуты (или что-то в этом роде), играла в сельском драмкружке, вязала, пела… Словом, плясала все 24 часа в сутки.

Она имела габариты любимой коровы Зорьки. Телевизор у нее был, конечно, но смотреть она его не часто успевала. А уж об участии в съемках и разговору-то никогда не было…

Когда Дусю привели в студию, она смотрела на помещение, как на идеальный коровник – места много, света – еще больше, чисто и тепло…

Помощник режиссера, тонюсенькая, как клевер, объясняла гостье:

– Не волнуйтесь, пожалуйста. У нас тут может случиться все, что угодно. Сами понимаете – прямой эфир. Можете снять шаль – у нас тут очень жарко скоро будет. В самые неожиданные моменты не теряйте самообладания. Главное – четко отвечайте на заданные вам вопросы. Что бы ни случилось. Хорошо?

– Дык, че ж не ответить-то? – вняла Дуся.

Она не сообразила, что такое «прямой эфир», не уразумела слова «самообладание», но поняла, что орать на нее, как бригадир, тут не будут – эвона, как заботятся…

– Садитесь сюда, – помреж указала Дусе на хлипкий стул за столом с зеленой скатертью.

Дуся села. Зажглись софиты. Студия накалялась предэфирной нервотрепкой и, собственно, накалялась вообще. «Ой, лампочки-то какие яркие. Ну, прям, как молнии, – подумала доярка. – И тепло-то как идет отовсюду…» Перед ней очутился какой-то мужик и сел рядом с ней за стол.

– Внимание! Мы в эфире!!! – с матерным акцентом рявкнул голос режиссера.

У ведущего возникло деланное лицо, на лице – такая же улыбка:

– Здравствуйте, дорогие телезрители!

– Здрасьте! – куда-то в воздух пробормотала Дуся.

– Сегодня героиня нашей передачи – Евдокия Леонтьевна Цапко.

Камера крупным кадром дала крупную Дусю.

– Здрасьте! – еще раз брякнула гостья ведущему.

– Она… – диктор уткнулся в бумажку, оператор – в Цапко, Дуся впаялась в стул. Она ничего не понимала – про какую-то «ее» говорили, что она – герой, передовик, что благодаря ей, что у нее, что от нее…

«Про кого это он?» – Дуся решительно ничего не понимала. Потом ведущий оторвался от бумажки и обратился к ней:

– Евдокия Леонтьевна, скажите, сколько же коров у вас на руках?

– Так стадо ж!

Ведущий ждал, что Дуся назовет количество, но она молчала. Попытки представить, сколько коров может быть в стаде, ни к чему не привели. Подбоченившись, Дуся потихоньку елозила на стуле. Неуютно как-то вдруг стало…

– А есть среди них любимцы? – осенило ведущего.

– Ну а ка-а-ак же?! – резко всплеснула руками Дуся – мол, как же без любимцев-то? – и резко откинулась на спинку стула. Спинка сначала захрустела. Но поскольку нагрузка не ослабевала, хруст перешел в треск, треск – в грохот. Спинка отвалилась. Вместе с ней опрокинулась спина Дуси, за спиной – ее живот. Потом поползло все остальное не менее тяжеловесное туловище доярки куда-то под стол. За несколько секунд вместо головы из-за стола торчали две толстые ноги Дуси в калошах.

Все оцепенели. Камера застыла на торчащих ногах. Никто не ожидал, что доярка способна на такой кульбит.

Когда Дуся «приземлилась», она вспомнила слова помрежа – «в любой ситуации не волнуйтесь, отвечайте на вопросы». «Ой, неудобно-то как… А может, тут у них все опрокидываются?» – успокоила себя Дуся, и в следующее мгновение из-под стола раздалось:

– Так это… Самая любимая у меня корова-то – Зорька, – закричала Дуся так, чтоб ее все услышали. – А вот Милка, так та с характером…

Она сделала паузу, чтоб отдышаться.

Все, кто был за режиссерским пультом, легли на кнопки, которые от хохота чуть не проглотили. Режиссер еле-еле закрыл дусины калоши заставкой «Вы смотрели передачу «Город – селу»…

Доярку поднимали ведущий и оператор, утирая слезы.

Потом Дуся всем говорила, что не понравилось ей на телевидении. Непонятно, как там можно работать? Даже сказать нельзя. Как вот приходит пьяный бригадир в коровник и начинает песни орать Зорьке. Не объяснить, словом…