Текст книги "Черный тан"

– Приношу вам свою благодарность, принц Текумсех, – в свою очередь поклонился он сиду. – Вы нам окажете большую честь. Давайте тогда как можно скорее покинем это место. Мои легкие уже отказываются здесь дышать.

Принц согласно кивнул и опять стал трансформироваться.

Тристану не приходило в голову, что он боится высоты, до тех пор, пока ему не пришлось в первый раз в жизни оказаться в тысяче футов от земли. Сначала он почувствовал облегчение, освободившись от пелены едкого дыма, уже несколько недель покрывавшей Ор Койл. Воздух наверху был очень холодный, но свежий и чистый. Они поднялись сквозь покрывало дождя, над темными тучами, в странный, залитый солнцем мир, где поверхность облаков образовывала замороженное, золотое покрывало. Талискер предупредил Тристана, что наверху будет очень холодно, и тот краем своего пледа обмотал нос и рот. Даже так сначала было трудно дышать, потому что легкие не сразу привыкли к перемене воздуха.

Принц Текумсех подготовился к тому, что ему придется переносить людей. Он захватил веревку, которой они обмотались сами и перекинули ее под грудь орла. Скоро небо очистилось от облаков, и когда под ними появился пейзаж Сутры, юноша громко вскрикнул от благоговейного страха. За своей спиной Тристан услышал, как тихонько усмехнулся Талискер, и подумал с раздражением: существует ли что-нибудь, чего его отец боится?

Текумсех выбрал для полета восходящий поток теплого воздуха и, к беспокойству Тристана, очень редко взмахивал крыльями. Ему показалось странным, что они могут просто висеть в воздухе. Он никогда раньше не задумывался над тем, как происходит полет.

Страх, однако, не так уж долго одолевал юношу. Уже после первых десяти минут Тристан почувствовал, что понемногу расслабляется. Он с изумлением уставился на землю внизу. Текумсех летел на юго-запад. Сначала по направлению к океану, а потом вдоль береговой линии. Монотонность мертвых коричневых папоротников, прихваченных морозом, сменилась картиной неровных темных скал с крутыми откосами и утесами, врезающимися в стальную гладь океана. То там, то здесь теснились дома, но их было так мало. Большинство жителей Сутры поселялись в больших городах из соображений безопасности, а те, кто предпочитал жить в таких местах, считались отважными и дерзкими людьми. Дальше на юг, где располагались владения Хью и Лэхлена, было теплее и гораздо больше людей жили изолированно в своих родных местах.

Ни Тристан, ни Талискер не знали, где будет заседать Совет сидов, но путешествие привело их далеко на юг, так что был виден край королевства Лэхлена. Текумсех круто повернул на запад, и, не успев сообразить, что происходит, они уже летели над морем, видя, как побережье Сутры исчезает у них за спиной.

– Не беспокойся, Дункан Талискер. Это место находится недалеко. Эскариус сказал мне, что ты обладаешь даром слышать мысленную речь сидов…

Голос Текумсеха раздался в голове Талискера совершенно неожиданно. Тон был строгий и авторитетный. Талискер передал суть сообщения Тристану, который угрюмо кивнул в ответ, все еще крепко вцепившись в веревку.

На Совет они прибыли буквально через десять минут. Выглядящий бесплодным остров из красного камня поднимался из глубин океана. Теплый цвет камня казался абсолютно неуместным среди серых волн. В его северной части поднималась почти на милю в высоту, врезаясь в облака, гора. Когда подлетели ближе, стало заметно, что состоит она из монолитов. На половине высоты основания колонн находилось плато, на котором располагались невысокие дома. Текумсех сложил крылья и стал кругами опускаться.

– Что это за место? – спросил явно заинтересованный Тристан.

Как правитель он получил больше знаний, чем большинство Великих, и знал, что этого острова нет ни на одной карте западных морей. Юноша говорил вслух, не ожидая ответа, но через несколько секунд ему ответил Талискер.

– Ты прав… – пробормотал Дункан. – Он говорит, что остров создан с помощью магии. – Последовала пауза, так как беззвучная беседа продолжалась. Потом Талискер по какой-то причине насмешливо фыркнул. – Неужели сиды так ничему и не научились? – заметил он горько. – Он называется Лис. Тристан, перестань задавать вопросы…

Как только они опустились на землю, им навстречу вышли сиды как в облике животных, так и в виде людей. Тристан узнал двоих старейшин из Совета, с которыми был знаком еще с тех пор, когда отношения между Сулис Мором и сидами были гораздо лучше. Это были Маркомет из клана медведей и Тсали из клана рысей, оба в человеческом обличье. Тристан немного нервозно засмеялся и убрал с лица растрепанные ветром волосы. Талискер похлопал его по плечу.

– Добро пожаловать, тан Тристан, добро пожаловать, – пробасил Маркомет. – Пусть наша встреча повернет обстоятельства к лучшему.

Он низко поклонился, перебросив свой вес на палку, которую воткнул в землю перед собой.

– Может быть, пока мы отдыхаем от путешествия, вы просветите меня, что за обстоятельства сложились здесь в мое отсутствие? – попросил Тристан мягко.

За их спиной Текумсех вновь трансформировался в человека и вышел вперед, приняв командование делегацией на себя.

– Маркомет, – произнес он. – Вместе с Тристаном прибыл его приемный отец Дункан Талискер…

Маленькая группа людей застыла в изумлении.

– Нет-нет, это невозможно, – хмуро заявил Маркомет. – Моя кузина Ашка спасла Талискера и его друга в снегах двадцать пять лет назад. А этому человеку немногим больше тридцати лет.

– На самом деле тридцать четыре. – Талискер поклонился церемонным поклоном. – Я… вернулся назад в свой мир, чтобы найти тана Тристана, и результатом стала моя вновь обретенная молодость. – Он улыбнулся Маркомету. – Ашка была мужественной молодой женщиной. Она пожертвовала своей жизнью ради нас, и я ее никогда не забуду. Ваш клан должен гордиться ею.

Маркомет кивнул, его потускневшие голубые глаза засветились от удовольствия, когда он услышал комплимент Талискера.

– Ты прав, – важно проговорил он и снова переключил свое внимание на Тристана. – Боюсь, у вас не будет много времени для отдыха. Совет состоится завтра. Суд будет вскоре после него.

– Суд? Какой суд?

Маркомет посмотрел на принца Текумсеха с раздражением и тревогой.

– Ты им ничего не сказал?

– У меня было слишком мало времени. Они задыхались в Ор Койле, что мне оставалось делать? – хмуро ответил Текумсех. – Ждать, пока они умрут во время моего рассказа?

Маркомет вздохнул и посмотрел в землю, явно не желая встречаться взглядом с Тристаном. Тсали похлопал его по плечу, стараясь приободрить.

– Думаю, вам надо пойти с нами, ваше величество, – пробормотал он.

Они вошли в лабиринт камер, вырубленных в красной скале. Тристан чувствовал, что его ждет что-то неприятное, но пока сохранял спокойствие. Когда они вошли в относительно темное помещение, которое освещали только несколько фонарей, его взгляд стал с беспокойством метаться по сторонам, наблюдая за тенями.

Как только миновали череду камер, Тристан заметил впереди теплый, зеленый свет. Некрашеный дверной проем вел в следующую камеру, именно оттуда был виден свет. Около двери сидел огромный волк, будто на страже, хотя, когда они вошли, он, похоже, просто дремал.

– Эскариус, – позвал его Талискер.

Сид поднял голову, и глаза его расширились от удивления. Когда путешественники подошли поближе, то увидели, что он весь изранен. Тристан вспомнил трупы скооров, валявшиеся на пепелище в лесу.

Не издав ни звука, волк встал и начал трансформироваться. Через мгновение перед ними предстал Эскариус в своем человеческом обличье. Хотя он явно был очень рад видеть Талискера, но ничего им не сказал, а повернулся к делегации сидов, состоявшей из Маркомета, Тсали и Текумсеха.

– Я отведу их, – сказал он. Текумсех кивнул:

– Отлично. Мы поговорим позже.

Трое старейшин ушли, оставив Тристана и Талискера наедине с Эскариусом.

– Эскариус, что здесь происходит? – спросил Талискер, нахмурившись.

Тот не сразу ответил, а обратился к Тристану:

– Я отведу вас первым, ваше величество. Талискер, ты подожди здесь. Только один человек может войти за один раз.

Глаза Талискера угрожающе сузились, а рука потянулась к мечу.

– Если я услышу что-нибудь необычное, то обязательно войду, Эскариус…

– Уверяю тебя, там нет ничего опасного, – ответил тот. Талискер кивнул, хотя все еще неохотно доверял сиду из клана волков, несмотря на то, что старейшины совершенно спокойно оставили их на его попечение. Он смотрел, как Тристан и Эскариус вошли в узкую дверь, но как Талискер ни вытягивал шею, чтобы увидеть, что там, внутри, кроме зеленого света, больше ничего нельзя было рассмотреть, а через несколько секунд вообще стало темно, потому что Эскариус задвинул какую-то штору, полностью скрывшую весь обзор.

Тристан прошел вперед, в мерцающий свет камеры. Из-за болезни его ноги действовали вразнобой и в лучшие времена, а сейчас было так темно, что он не мог разглядеть свои собственные башмаки, что очень его нервировало. Зеленый свет впереди стал таким ярким, что на него невозможно было смотреть, так сильно слезились глаза. Кроме того, мерещились какие-то тени, потому что сама камера не была освещена.

– Что это?

Он щурил глаза, пытаясь смотреть на свет, чтобы увидеть то, что находилось в центре. Но с того места, где он стоял, никаких деталей рассмотреть было невозможно.

– Вы должны идти вперед.

Эскариус показал на дорожку, которая вела к свету. Когда Тристан взглядом проследил путь, он заметил, что через двадцать шагов или около того дорожка переходит в мост, потому что пол обрывается в пропасть.

– Когда дойдете до каменной статуи, вам следует остановиться, – продолжал Эскариус.

– Но я не могу, – затряс головой Тристан.

– Вы боитесь? – нахмурился Эскариус.

– Нет, не боюсь. – Тристан поднял глаза на сида. – Это из-за моих ног, Эскариус. Они… очень ненадежны, а дорожка такая узкая.

– Простите, тан Тристан. Конечно, для вас это очень трудно, – вздохнул Эскариус. – Я отнесу вас туда.

– Так важно, чтобы я увидел, что там?

Сид ничего не ответил, он опять трансформировался в волка. Тристану показалось, что он сделал это так быстро, чтобы избежать дальнейших расспросов, но с благодарностью вскарабкался на спину сида, раз уж выбора не было. Его ноги до сих пор дрожали, их сводила судорога после полета на спине Текумсеха. Эскариус был широким, как лошадь, а ноги и бедра Тристана болели, но, по крайней мере, волк бежал по земле. Если юноша справится со своими нервами и не упадет, все будет отлично. Тристан решительно уставился вперед между мягких лохматых ушей волка, но абсолютно ничего не могло подготовить его к тому, что он увидит.

Яркий зеленый свет исходил от трех различных источников света, направленных на огромный драгоценный камень, подвешенный под потолком. Лучи соединялись в камне, потом преломлялись и отражались в тысячах маленьких зеркал. Весь этот эффект создавал сияющую клетку. Внутри нее, привязанная к столбу за руки, связанные за спиной, находилась узница. Голова опущена. Когда-то прекрасные волосы сейчас свисали сосульками. Платье и накидка обожжены и порваны. Тристану не было нужды видеть лицо узницы. Он инстинктивно узнал ту, что была знакома ему целую жизнь.

– Риган?

Она подняла голову и посмотрела на него твердым взглядом.

– Трис? Ты вернулся…

– Что случилось? – прошептал он с ужасом. Риган горько засмеялась.

– Добро пожаловать, маленький братец. Давай прекратим играть в игры. Когда ты сбежал, то отправился к сидам за помощью. Мое заключение – это то, чего ты ждал. Я думала о тебе с большим уважением, надеялась, что ты будешь штурмовать Сулис Мор и захватишь меня в честной борьбе…

– Но это был не я, Ри… Мне ничего об этом не известно. Я был в мире отца и… – Он вдруг замолчал. Риган всегда так поступала с ним, заставляя быть слабым и похожим на ребенка. Тристан почувствовал обиду и выпрямился на спине Эскариуса, насколько это было возможно. – Ты сама во всем виновата, Ри. Сиды слишком много страдали по твоей милости.

Она смеялась над ним, горько, но все равно издевательски, будто одержав моральную победу. В этом была вся Риган, загнанная в угол, побежденная, но все-таки бросающая вызов. Впервые Тристан увидел ее со стороны и понял, что сила Риган заключалась в обыкновенном высокомерии. Потом смех резко оборвался, девушка с тревогой посмотрела ему в лицо.

– Сиды хотят отомстить мне, мой маленький братец. Они решили, что бы ни случилось, казнить меня. Суд будет обыкновенным спектаклем.

– Мне очень жаль, – сказал Тристан спокойно, – но я вряд ли что-нибудь смогу для тебя сделать.

Риган резко наклонилась вперед, натянув кожаные ремни, которыми были связаны ее руки.

– Жаль? И это все? Когда ты наконец начнешь вести себя как правитель? Прикажи им отпустить меня!

– Вести себя как правитель – значит начать с себя, Ри, – проговорил Тристан. – Не может быть справедливости для избранных. Справедливость является частью обязанностей правителя.

– Но, Трис… Трисси…

Он бросил на Риган сердитый взгляд, когда она употребила одно из его уменьшительных имен. Краска прилила к его щекам.

– Поехали, Эскариус. – Волк начал разворачиваться в узком пространстве. – Нет, подожди, – вдруг сказал Тристан. Он с трудом повернулся на спине волка к Риган. – Послушай, Грейс все еще в Сулис Море?

– Грейс? Твоя девка? – Риган хихикнула, издав неприятный, резкий звук. – Она мертва, Тристан. Джалу стало скучно как-то ночью, ну, ты знаешь, как это бывает со слугами. Он говорил, она сильно кричала. Вот Джал взял и вырвал ей язык.

Неожиданно выражение лица Риган изменилось, потому что, вспоминая, что пришлось выстрадать молодой женщине, она содрогнулась при мысли, что Джал, как дикий пес, издевался над ней так же, как над служанкой. А она считала себя его госпожой. Эта мысль разозлила Риган еще больше. Она закатила глаза и остекленевшим взглядом человека, покинувшего этот мир, посмотрела на брата.

– Негодяйка! – вскричал Тристан. Отчаяние захлестнуло его, но он нашел в себе силы плюнуть в ее сторону. – Она никому никогда не причиняла вреда! И Джал негодяй, вот кто вы…

Тристан разрыдался, казалось, он не в силах был больше переносить горе и гнев. Юноша зарылся лицом в мех волка и дал выход эмоциям. Эскариус не стал ждать ответа Риган, а Тристан не хотел видеть реакцию сестры. Собственно, там не на что было смотреть. Риган, в очередной раз явив миру свою темную, испорченную душу, ушла в себя. Волк попятился назад по дорожке к дверному проему, надеясь, что его рыдающая ноша найдет в себе силы держаться покрепче.

– Риган?

– Отец! Вот так сюрприз! – Она жизнерадостно улыбнулась, как будто все еще стояла в дверях дома с охапкой полевых цветов в руках или с какой-то интересной находкой, которую она подобрала во время прогулки. – Они собираются меня убить. Ты знаешь об этом, отец?

Взгляд, который Талискеру часто приходилось видеть, когда она была ребенком, исчез, подобно тому как бледная луна исчезает при ярком солнце. Это был тот самый взгляд, который он старался не замечать до того дня, когда она пришла, чтобы сообщить о несчастном случае, который убил ее маму. Злой, лукавый, отражающий ту заразу, которая инфицировала Риган и разъедала ее, словно раковая опухоль…

– Что ты сказала Трису? Почему он так расстроен?

– Я ему сказала, что один его хороший друг умер, пока его не было в Сулис Море. – Риган сделала печальное лицо. – Он воспринял это известие очень тяжело. Мне кажется, Трис считает меня виноватой. Люди всегда ненавидят того, кто сообщает им неприятные новости, правда, отец?

– Да.

– Ты придешь на суд?

Она опять улыбнулась светлой улыбкой прежней Риган. Создавалось впечатление, что дочь обсуждает погоду или намечающуюся вечеринку. Талискер кивнул, не в силах больше ничего сказать, пытаясь унять противоречивые эмоции, бушующие внутри. Он видел перед собой гордую, надменную молодую женщину и понимал, что без выгоды для себя она не стала бы изображать из себя такую хорошую дочь. И всё-таки… это была прежняя Риган. То, что сейчас делает ее такой властной, несущей угрозу людям, было частью характера, еще в детстве позволявшего ей одной, с коротким копьем, противостоять кабану. А ведь ей тогда было всего двенадцать лет.

Но сейчас Талискер был зол, и он не хотел уходить, не высказав своего мнения.

– Ведь я предупреждал тебя, Ри, что он плохой человек. Господи, ну почему ты меня не слушала?

– К тому времени уже было слишком поздно, отец. Но не обвиняй Джала… вернее, не во всем его обвиняй. Я была добровольным сообщником… – Теперь Риган выглядела искренне расстроенной. – Знаешь, если бы он тогда вложил меч в мои руки и сказал, чтобы я шла и убивала детей и женщин сидов… – Она помедлила. – Я думаю, что сделала бы это. Я не могу прийти завтра на суд и притвориться, что не виновата. В этом Тристан прав. – Она обезоруживающе усмехнулась. – Справедливость. Не могу сказать, что не знала, чем он занимается. Просто закрывала на это глаза. – Она вздохнула. – Обмануть можно сердце, но не разум.

– Но почему, Риган? – Голос Талискера был полон грусти и боли. – Помоги мне понять, я нуждаюсь в этом.

Риган посмотрела на отца с таким выражением, будто он задал глупый вопрос, ответ на который и дураку понятен.

– Но ведь они просто сиды, грязные животные. Они задушат Великих. Их численность постоянно растет. Некоторые даже позволяют себе связи с женщинами Великих. Нам необходимо избавиться от них, вот и все. Посмотри вокруг, этот остров создан с помощью сильной магии… Неужели ты чувствуешь себя спокойно, зная, что сиды обладают такой мощью?

– Просто сиды? – ахнул он. – Просто сиды? О господи, как я мог породить такого злобного маленького монстра. Сиды мирные люди… как ты можешь… Откуда взялась твоя ненависть, Риган?

Его голос сорвался от гнева. Дочь смотрела на него с удивлением. Он вдруг почувствовал, что больше не может с ней разговаривать, и повернулся, чтобы уйти.

– Отец! Не уходи. Не оставляй меня вот так просто. Я хочу знать, ты заступишься за меня на суде? Скажи им, что я хорошая… – Талискер повернулся к ней, по его лицу текли неконтролируемые слезы ярости. Он долго молчал, и Риган сникла под суровым взглядом. – Скажи им, что я хорошая.

Эти слова вырвались у нее как шепот, скорее даже как вздох. Она смотрела на отца. Зеленые глаза наконец наполнились искренними слезами.

Талискер, казалось, смотрел сквозь нее.

– Я скажу им, что не знаю тебя, – ответил он. – Я скажу им, что моя дочь, – его голос дрогнул, – моя Риган умерла.

Выходя из камеры, Дункан услышал звуки, которые разбили ему сердце. Это был плач Риган.

ГЛАВА 14

Далеко-далеко на севере, минуя места, где умирают легенды Великих, бушевал шторм. Он был очень сильный. Яростный смерч вырывал с корнем скудную растительность и сжигал ее своим собственным огнем молний. Прямо под эпицентром смерча находился островок другого мира – купол, созданный из материала, который можно было бы назвать чем-то вроде стекла, неизвестного в Сутре. Он отражал и отталкивал ярость шторма, который был вызван обитательницей купола для собственного развлечения. Звук бури, услышь его обычный человек, был бы принят за Конец Света. Буря хлестала купол с дикой яростью, а внутри было спокойно и тихо. Там все было похоже на осеннюю поляну в лесу, да, собственно говоря, так и было. Фирр перенесла свое любимое место сюда и для защиты накрыла его куполом. Здесь никогда не менялись времена года. Листья всегда были золотыми и красными. Всегда на грани опадания. Леди Фирр приносило удовлетворение состояние потенциального конца.

Над поляной пролетела большая черная птица, как бесшумная тень, освещенная бело-голубыми отсветами молний. Она села на ветку древнего дерева и, вытянув голову, смотрела на нижние ветви, под которыми стояла Фирр, глядя на себя в зеркало, подвешенное на дереве.

Богиня устала находиться в человеческом обличье, а попробовала она уже все. Фирр вяло смотрела на свое отражение. На ее лице уже двадцать лет оставался дефект, который нанес ей брат в приступе ярости. Богиня улыбнулась и дотронулась до щеки как раз под поврежденным глазом, который переливался всеми цветами радуги, словно опал. Когда Джал был маленьким, он часто напоминал ей Корвуса: такие же темные глаза, такой же эмоциональный напор… и ему тоже нельзя было доверять. Но Фирр больше не беспокоилась о Джале. Она решила иметь то, чего ей хочется, мира и забвения. Фирр достала из ножен на талии длинный серебряный кинжал, пристально глядя на отражение чего-то в зеркале, но не желая поворачиваться, будто ей было невыносимо сталкиваться лицом к лицу с реальностью.

Она не боялась. Тем, в ком течет кровь богов, нечего бояться. Действительно, кончина по собственному желанию была единственно возможной для тех, кого перестало привлекать обладание истинной властью. Осознание того, что ничто в жизни больше не имеет значения, было больше похоже на рассказанную сеаннахом сказку, которую прервали на середине предложения, отчего все стало бессмысленным…

– Я вижу тебя, Слуаг, – пробормотала Фирр с отсутствующим видом.

Она подняла глаза и посмотрела на ворона, встретив его холодный взгляд с обычной смесью презрения и сочувствия. Слуаг долгое время был другом ее брата, и появился он на следующий день после рождения Джала. Фирр всегда ненавидела ворона, очевидно, ревнуя его из-за привязанности, которую Корвус всегда испытывал к этому ничтожному существу. И тем не менее, в ее сердце оставалось место жалости к нему. Без своего хозяина ворон чувствовал себя потерянным и бесполезным. Итак, вместо того чтобы убить птицу, она дала ей шанс. Ворону было разрешено остаться, хотя Фирр и мучило его присутствие – он напоминал ей о потерянном брате-близнеце.

– Если я уйду, то и тебе придется сделать то же самое, – улыбнулась она печально. – У тебя больше нет цели в жизни, старая птица. И ты, и я – остатки прежних времен.

Она поправила свою низкую кровать и легла, подняв кинжал.

Но потом на мгновение отвела его в сторону. Фирр всегда больше ценила предвкушение события и не видела причин, чтобы ее уход был исключением. Ей следовало сделать это вместе с братом, хотя тот ушел не по своей воле, убитый Талискером и его воинами… Фирр вздохнула и опустила оружие, отложив его в сторону.

Талискер. Стоило ей закрыть глаза, и она слышала спокойный стук дождя по крыше, чувствовала холод и жар той ночи. И помнила тот момент, когда они вступили в схватку, а их глаза встретились во время борьбы за меч, который был у нее в руках. Фирр хотела убить Талискера сама, чтобы потом бросить его голову под ноги Корвусу, но вместо этого встретилась с ним взглядом… и что-то возникло между ними. Позже Фирр вернулась, не в силах преодолеть любопытство, и соблазнила Талискера, замаскировавшись под его любимую женщину Уну. Но, в конце концов, он все-таки взял над ней верх и посеял семя в ее чреве, таким образом сделав Фирр способной к единственному акту истинного созидания, который она совершила в жизни. Талискер стал отцом ее сына Джала, но если быть честной, самым волнующим моментом их связи был тот самый первый мимолетный взгляд. Именно к нему возвращалась ее память всякий раз, когда Фирр думала о Талискере. Дункан был бы очень удивлен, узнай он, что богиня Фирр часто вспоминает о нем.

Но теперь со всем этим покончено. Она уже сказала все слова, необходимые, чтобы состоялось самоубийство, и планировала совершить последнее телепатическое путешествие, чтобы сообщить Джалу о своей смерти. Фирр не ожидала, что он будет плакать по ней. Привязанность и сыновние чувства не присущи богам, да и полубогам тоже. И все-таки она почувствовала легкое сожаление, что Джал вырос таким чудовищем. Хотелось бы ей, чтобы она поддалась своему первому побуждению и отправила его жить в семью обыкновенных смертных, прежде чем у него появился хотя бы один шанс побаловаться с магией. Теперь Джал все еще неудачник во всех отношениях.

Богиня подняла кинжал и улыбнулась клинку, как будто освобождая его от ответственности за убийство. Фирр делала это и раньше, все происходит очень быстро, надо только одним ударом проткнуть себе горло…

– Фирр, почему ты до сих пор не пришла? Ты обещала, что скоро придешь…

С раздраженным вздохом Фирр отбросила кинжал.

– Я солгала, – сказала она. – И не собираюсь в Сулис Мор. С меня хватит.

Богиня оглянулась вокруг и наконец увидела его. Изображение было ясным и четким, как будто сын стоял здесь, перед ней, а не передавал свое изображение из крепости. На Фирр это произвело впечатление, его умение значительно возросло. Выражение лица Джала было, как и всегда в разговорах с Фирр, нетерпеливым.

– Но ты должна была прийти и посмотреть, что я сделал, — возразил он. – Сулис Мор теперь мой навсегда…

— Отлично, – вздохнула она.

Фирр уже видела Сулис Мор, проверяла, как дела у Джала. Город был закован в лед и заполнен такими демонами, что Джалу вскоре придется приложить немало усилий, чтобы контролировать их. Он всего лишь полубог и уже исчерпал свои возможности. Мысли Фирр перескакивали с одной на другую, потом вдруг резко остановились на одном подозрении, неизвестно откуда появившемся. Она прищурила глаза и пристально посмотрела на сына.

– Очень хорошо, Джал, – сказала Фирр, стараясь, чтобы голос звучал как обычно. – А что ты собираешься делать теперь?

– Н-ничего.

Он никогда не умел ей врать. Фирр не смогла сдержать удовлетворенной улыбки.

– Ничего? Как ты будешь жить? Как Сулис Мор будет поддерживать себя, если продукты заморожены в складах? Почему, когда пришел Кернуннос, чтобы забрать души, ты отказал ему? Разве можно вечно держать людей в подвешенном состоянии? Он очень сильно рассердился.

Фирр наблюдала за его реакцией. На лице сына появилась смесь упрямства и злости.

– Все уже улажено, у меня есть план. Я послал ультиматумы всем танам, требуя их сдачи и преданности, и я…

— Что?

– Ничего… ничего важного. Почему ты не пришла?

— С меня хватит, Джал, – сказала Фирр. – Я очень устала. Быть бессмертной когда-нибудь надоедает. Всегда – это большой срок.

Джал нахмурился, понимая, что она имеет в виду, хотя принять то, что матери надоела жизнь, которой он так жаждал, он не мог.

– Нет, я не хочу отпускать тебя, — заявил он. – Наступает такое волнующее время, Фирр. Ты должна прийти и стать моей супругой. Мы вместе будем управлять Сутрой, так управлять, что…

Она опять вздохнула, прервав его вдохновенную тираду.

– Поверь мне, Джал, я все это видела раньше. И теперь ухожу. Фирр подняла кинжал и приготовилась к удару.

– Не-е-ет!

Его душераздирающий крик удивил богиню. Голос Джала стал похож на ветер, который нарушил ее положение на кровати, привел в беспорядок волосы, одежду и покрывало, поразив своей силой и яростью.

– Отойди! – закричала Фирр.

Твердые, сильные пальцы вырвали кинжал из ее рук и швырнули в другой конец комнаты. Хотя шум ветра был оглушающе громким, возмущенный крик Фирр был еще громче.

Потеряв контроль над собой, она выросла до верхушек деревьев, так что буря бушевала где-то на уровне ее ног.

– Я решаю! – закричала она. – Я решаю, когда мне уходить, а не ты!

Богиня подняла ногу и наступила на фантом Джала, как будто он был просто надоедливым насекомым. Джал, чье изображение трансформировалось в свет и энергию, обвился вокруг рук, вокруг каждого пальца богини. Фирр смотрела на свет, и ее ярость пошла на спад.

– Пойми, Джал, между нами не может быть любви. Ты знаешь это.

– Я не бог, Фирр. Я люблю и страдаю. И… и ты нужна мне… Фирр была тронута его словами и приняла свой обычный вид и размер.

– Зачем?

– Что ты имеешь в виду?

— Зачем я тебе нужна?

Богиня опять почувствовала, что в душу закралось подозрение, но позволила себе усомниться в его правильности. Свет оставил ее руки, и Джал опять принял человеческий вид. Выражение лица его было таким, что других подтверждений своим подозрениям ей больше было не нужно. Он намеревался сам убить ее. Ему требовалась энергия матери для какого-то темного дела… Богиня не сомневалась в этом, хотя сын улыбался ей своей самой подкупающей улыбкой. И в этот момент Фирр показалось, что в его чертах появилось что-то от отца. Богиня улыбнулась ему в ответ, продолжая играть свою роль, хотя предательство Джала ранило ей сердце. Честно говоря, Фирр даже удивило, что она все еще может чувствовать такую боль.

– Понимаешь, мама, моя победа ничего не значит, если тебя нет рядом.

Фирр хотела посмотреть на кинжал, лежавший на полу, чтобы рассчитать свою позицию на случай, если понадобится схватить его. Если бы ее сын находился здесь в своем физическом теле, это было бы легче, она смогла бы остановить его простым заклинанием. Но ей ничего не удастся сделать, чтобы повлиять на его фантом, когда тело прячется в Сулис Море. Фирр поборола импульс, потому что заметила мимолетное движение взгляда сына и поняла, что он заметил ее порыв.

– Хорошо, Джал. Хорошо. Я пойду в Сулис Мор.

– Правда?

Он засмеялся и захлопал в ладоши от восторга, как маленький мальчик.

Фирр снисходительно улыбнулась.

– Я буду там через три дня. Сначала мне необходимо кое-что сделать здесь.

– Замечательно. Я подготовлюсь к твоему приходу. Ты займешь лучшие комнаты, Фирр.

Она кивнула в ответ, опасаясь много говорить, чтобы голос не выдал ее.

– В таком случае до свидания, Джал.

– До свидания.

Фантом Джала стал постепенно таять, и Фирр смотрела, как последние отблески света исчезают среди темной линии деревьев. Потом она бросилась в другой конец комнаты.

Фирр знала, что опоздала, когда добежала до ножа. Сын возвращался, как она и ожидала. Опять возник шум ветра, и она узнала безумный, глухой звук хаоса, в который погружалась душа Джала. Но Фирр была сильнее сына. Она схватила кинжал и повернулась лицом к буре.

– Возвращайся назад, Джал! – воскликнула она. – Возвращайся или я заберу твою душу с собой!

Фирр не могла выразить свой гнев через трансформацию, потому что ей нужно было сохранить человеческий размер на случай, если придется убить себя. Но она выбросила мощный поток энергии из левой руки прямо в центр теперь уже бесформенного фантома Джала. Раздался вопль ярости, доносившийся, казалось, отовсюду, но Фирр, не обращая на звук внимания, не колеблясь больше ни секунды, с силой вонзила кинжал прямо себе в горло.

Было больно. Очень больно. Она зашаталась, ослепленная обжигающей болью. В голове все перемешалось от шока. Это не могло быть смертью… Почему не проходит боль? Почему она не оставляет ее несчастное тело?

– Джал…

Она последний раз окликнула его, не понимая толком, прощает или обвиняет сына, да и какое это имело значение. А он все еще был зол, ледяной ветер рвал ее волосы и одежду.