Текст книги "Пробуждение к новой жизни. Беседы на Евангелие от Марка"

И вот в Евангелии есть рассказ о том, как парализованный человек был принесен четырьмя своими друзьями к Спасителю, с тем чтобы Он его исцелил. Народа была толпа, пробиться было невозможно; но они настолько любили, уважали своего друга, так твердо верили, что Христос может ему помочь, что они поднялись на крышу, прокопали ее и спустили одр, на котором лежал их больной друг, к ногам Христа. И в Евангелии говорится, что, видя их веру, Христос сказал больному, что исцеляет его[21]21
  См.: Мк. 2: 3–12.


[Закрыть].

Нам надо помнить, что наша вера – не просто наша собственность, которая действует только в нас и нас ради; наша вера может совершать дела милосердия и может открыть путь к Божественному воздействию.

Но с другой стороны, есть еще нечто, связанное с этими четырьмя людьми и их больным другом. Почему они его принесли? Не только потому, что верили, что Христос его может исцелить, a потому, что этого человека они достаточно полюбили, чтобы сделать все возможное ради него. Этот больной человек, разбитый параличом, который, в понимании многих, являлся как бы обузой для окружающих, сумел своей личностью возбудить в них достаточно любви, достаточно уважения для того, чтобы они захотели ему исцеления.

Очень часто бывает, что стареющие люди, которые прежде были деятельными, творческими, порой даже верховодили своими домашними, по мере того как стареют, делаются бессильными. Они уже не могут делать того, что делали раньше, и чувствуют, будто они «никому не нужны», и на них находит тоска, отчаяние. Им надо помнить рассказ об этом человеке, который, хотя и парализованный, сумел родить в своем окружении столько любви, столько уважения к себе, что они все сделали, лишь бы ему помочь.

Нам кажется часто, что наша роль – быть деятельными, что-то делать, и, если мы перестаем что-либо делать, мы уже никому не нужны. Есть стихотворение французского писателя, где он описывает разницу между молодостью и старостью и говорит: старик, который возвращается к первоисточнику бытия, оставляет постепенно текущее время и вступает в незыблемую вечность; в глазах молодого человека можно видеть огонь, в глазах же старика может светить свет[22]22
  Имеются в виду строки из стихотворения В. Гюго «Спящий Вооз»:
Тот возвращается к первичному истоку,Кто в вечность устремлен от преходящих дней.Горит огонь в очах у молодых людей,Но льется ровный свет из старческого ока.(Пер. Н. Рыковой.) – См.: Гюго В. Собр. соч. В 15 т. М., 1956. Т. 13. С. 91.

[Закрыть].

И вот этот больной, который ничего ни для кого не мог сделать, который во всем зависел от окружающих людей, был предметом их постоянной заботы, который без них никак не мог бы живым даже остаться, вероятно, сиял благодарностью, сиял любовью, сиял пониманием, воспринимал все их заботы с такой лаской, что для них забота о нем была радостью, и из этой радости выросла такая благодарность, что они решили все сделать для него.

Мы должны это помнить: помнить это и когда стареем, и когда болеем и нам кажется, что мы лишь обуза для других. Мы должны это помнить и тогда, когда нам дано воздать любовью, заботливостью, благодарностью старому, больному человеку за годы его любви. Тогда действительно, как говорит апостол Павел, «в немощи совершится сила Божия»[23]23
  См.: 2 Кор. 12: 9.


[Закрыть]Этот немощный человек станет источником новой жизни, вечной жизни для тех, которые сумели его полюбить. И это будет исцеление не только больного, это будет исцеление и здоровых, в которых победило сострадание и любовь.

Продолжим чтение Евангелия от Марка:

При наступлении же вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему всех больных и бесноватых. И весь город собрался к дверям. И Он исцелил многих, страдавших различными болезнями; изгнал многих бесов, и не позволял бесам говорить, что они знают, что Он Христос (Мк. 1: 32–34).

Мы долго говорили о том, как в течение Своей земной жизни Христос исцелял больных душой, больных телом. Евангелие не раз указывает, что причиной этих болезней было бесовское воздействие: бесы овладевали человеком, и Христос их изгонял. Сейчас я хочу ответить на вопрос, который мне ставится постоянно: откуда же взялись бесы? Бесы – это зло, a мы знаем, что Бог зла не сотворил, – об этом и святой пророк Исайя говорит. Мы знаем, что Бог – Добро, значит, Он не может быть источником зла; мы знаем, что Он свят, что Он – Свет немерцающий (незаходимый), Он не может быть источником тьмы. Каким же образом сотворенное Им добро, без единой трещины, без всякого зла внутри, могло превратиться в зло? На протяжении христианской истории этому были предложены разные объяснения, и я хочу изложить вам одно из них, которое кажется мне наиболее убедительным и над которым нам, людям, стоит задуматься, потому что, может быть, и нам грозит та же самая опасность, что и ангелам Божиим, превратившимся в ангелов тьмы.

Бог сотворил ангелов светлыми и совершенными. Как и все сотворенное Им, они были невинны, но должны были возрастать к святости, так же как и человек рождается невинным, но должен путем внутренней борьбы, сопротивления злу вы расти в полную меру святости. Конечно, Адам и Ева до грехопадения не имели нужды сопротивляться злу – зла еще не было на земле, но они должны были как бы вырастать из младенчества во взрослость; a эта взрослость и есть святость.

Говоря теперь об ангелах, можно так представить себе: Господь их создал, они были светлы, прозрачны. Святой Григорий Палама замечательно их описывает; он говорит, что ангелы подобны были (и ангелы Божии такими и остаются) хрусталикам, которые пропускают через себя свет и отражают его во все стороны. В них нет никакой тьмы, они прозрачны до конца, и потому свет Божий через них может литься свободно, изливаясь во все стороны. Вот такими они были созданы; и в течение какого-то времени они должны были возрастать – не в том смысле, конечно, что они могли стать чище и светлее: они уже были чистыми. Но речь здесь идет не о хрусталиках, a о настоящих живых существах, которых Бог призвал идти к Нему, возрастать, освобождаться от своей тварности и приобщаться ко всему Божественному, – не слиться с Богом, a приобщиться ко всей Его святости, ко всей Его Божественной чистоте и красоте. Один из древних писателей говорит, что ангелы начали так возрастать и на каждой ступени, на каждом шагу своего возрастания видели, что делаются все более прекрасными, что общение с Богом делает их все более светлыми, святыми, совершенными. Но для того чтобы достигнуть большей святости, большего совершенства, большей красоты, им каждый раз надо было внутренне отказаться от той красоты, от той полноты и совершенства, которых они уже достигли. И пришел момент, когда некоторые ангелы заколебались, как бы загляделись на себя, и им стало жалко потерять то, что у них есть, ради того чтобы двинуться в неизвестность. Да, они знали слово Божие, Его призыв: оставь все, отрекись от себя, и ты вырастешь в новую меру совершенства и красоты, – но им стало страшно: «Как же потерять ту дивную красоту, которая во мне уже есть?!»

Есть древний рассказ из греческой мифологии о том, как изумительно прекрасный юноша увидел свое отражение в воде и так пленился этой красотой, что не мог оторвать взора от своего отражения и умер, оказавшись неспособным закрыть глаза на свою собственную красоту. Нечто подобное, может быть, случилось и с ангелами. Некоторые заколебались: как я могу отрешиться от того, что у меня есть, что так чисто, светло, прекрасно, так божественно, для того чтобы вырасти в новую меру? И в момент, когда ангел Божий загляделся на себя и как бы отвел свой взор от Бога, отказался забыть о себе, чтобы знать только Бога, он стал тварью до конца, погрузился в тварность и потерял свое общение с Богом. Он стал иным существом, не имеющим общения с Богом, находящимся уже не в единении с Ним, a отдельно. Он стоял перед Ним лицом к лицу, но уже потемневший, пленник своей тварности, a быть пленником тварности в отрыве от Бога – значит погрузиться во зло, в смертность, в разрушение. Это и случилось с некоторыми ангелами, которых теперь мы называем бесами.

Для современного человека, особенно воспитанного в безрелигиозном или антирелигиозном мире, трудно принять мысль о том, что действительно существуют темные силы, – не только затемненные области в нашей собственной душе, но темные силы бесовские. И однако у нас есть свидетельства множества людей, тысяч святых, которые опытно знают и познали существование бесов и их страшную силу над нами. Если только мы в себе носим скверну, то темные силы используют эту скверну. Мы слишком слепы, мы бессильны против них, мы не знаем, как с ними справиться, что нам сделать, поэтому в молитве Господней «Отче наш» мы молимся: Избави нас от лукавого… (Мф. 6: 13) Защити, Господи! Ты Один (и это видно из всего Евангелия) Своим державным словом можешь остановить их действие, изгнать их…

Далее я хочу остановить ваше внимание на одном стихе:

А утром, встав весьма рано, [Спаситель] вышел и удалился в пустынное место, и там молился (Мк. 1: 35).

Когда мы молимся, мы обращаемся к Богу, Который как бы вне нас в каком-то отношении. Но Христос – Сын Божий, Он Сам – Бог. И встает вопрос: если Христос – Бог, ставший человеком, если Он – Сам Бог, что для Него значит молитва?

Мы знаем, что такое молитва в нашем опыте. Иногда охватывает нас восторг, восхищение о том, что́ Собой представляет Бог, даже в той малой мере, в какой мы сами это знаем. Мы тогда поем Ему хвалу, ликуем о Нем. Иногда Божия милость простирается до нас, Он оказывает нам Свое милосердие, Свою любовь, и тогда мы Ему можем выражать нашу благодарность. Иногда мы видим вокруг себя нужду человеческую, и Бог возбуждает в нас сострадание, и мы опять-таки поворачиваемся к Нему и говорим: «Господи, помоги!» А иногда мы обращаемся к Нему с собственной нашей нуждой. Но о чем здесь может идти речь?

Конечно, мы можем себе представить, что Христос встал перед лицом Бога и Отца Своего с такими же чувствами. Мы можем себе представить, что Он стоял перед Богом и Отцом, принося Ему трагическую Свою благодарность за то, что Ему было дано стать человеком для спасения мира, который иначе погибал бы. Мы можем себе представить, что Он стоял и молился о Своих учениках. В Евангелии от Иоанна сказано, что Христос молится об апостолах и о всех тех, которые благодаря им уверуют в Него[24]24
  См.: Ин. 17: 9, 20.


[Закрыть]. Но все это предполагает личные отношения. Кроме того, молитва не заключается в одной хвале, в одной благодарности, в одном печаловании, в одной мольбе. Молитва в основе своей – глубинное общение между человеком и Богом. И в данном случае Христос общался со Своим Небесным Отцом и как Человек, и как Единородный Сын Божий. Как Единородный Сын Божий Он общался с Ним всей Своей любовью, всей Своей отдачей Ему, всей Своей готовностью выполнить на земле дело спасения, порученное Ему Отцом и принятое Им на Себя вольной волей, в полной, царственной, Божественной Своей свободе. Но с другой стороны, Он общался с Богом и Отцом и как человек. Мы знаем из Евангелия, что когда ученики поставили перед Спасителем вопрос о конце мира, Он им ответил, что об этом никто не знает, кроме Отца Его, Который на Небесах, – и Сын Человеческий не знает этих сроков[25]25
  См.: Мк. 13: 32.


[Закрыть]. Христос, став человеком, принял на Себя некоторую ограниченность человеческого знания, и, как человек, Он нуждался в молитвенном общении с Богом. Вне этого общения, как Бог, Он существовал в полноте Своего бытия, но в пределах Своего человечества Ему нужно было это постоянное обновление молитвенного общения, приобщенности к Богу. В Своем человечестве Он нуждается в углубленной укорененности в Своем Божестве, и Он молится, общается с Отцом, углубляет Свое человеческое единство с Ним, и только из глубины этого единства действует.

Есть место у одного средневекового писателя, где говорится следующее. Мы называем Христа Словом Божиим, но это Слово может прозвучать в своей чистоте и совершенстве только из глубин бездонного молчания. И когда мы думаем о Боге Отце, то здесь Он открывается нам как та глубина молчания, из которой может прозвучать одно слово – Слово, являющееся полным, совершенным выражением этих глубин, и Его действие есть совершенное выражение извечной Божественной воли Отца.

Мы можем это понять, может быть, с особенной силой и резкостью, если мы вспомним, что жизнь, вся сила жизни – только от Бога, что вне Бога не может быть жизни тварной. Вы, наверное, помните, как в момент Своего распятия Христос, желая вольной волей приобщиться ко всей человеческой трагедии, принял на Себя богооставленность. Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15: 34) – воскликнул Он с Креста. В этот момент Он приобщился именно к богооставленности всякого человека, потерявшего Бога, и, потеряв Его в Своем человечестве, Он умер, как всякий человек умирает.

После совершения чудес, после того, как Он изгонял бесов, проявил Божественную Свою силу через Свое человечество, Он должен был погрузиться в общение с Богом и Отцом не как Сын Божий Единородный – между Ним и Отцом не могло быть никакого разрыва, отдаления, – но как Человек Иисус Христос (и эти слова принадлежат не мне, a апостолу Павлу[26]26
  См.: Рим 5: 15.


[Закрыть]). И когда мы думаем о Христе, о том, какой дивный подвиг самоотвержения, отдачи Себя Он понес, как, будучи Живым Вечным Богом, Он согласился войти в тварность, приобщиться ко всем ограничениям тварности и ко всему ужасу, созданному человеком на земле, мы можем не только преклониться перед Ним. Мы можем понять и поверить, что если Бог так нас любит, так в нас верит, так надеется на то, что мы отзовемся на Его любовь, то, по слову апостола Павла, все нам возможно в укрепляющем нас Господе Иисусе Христе[27]27
  См.: Флп. 4: 13.


[Закрыть].

Затем следует отрывок:

Симон и бывшие с Ним пошли за Ним и, найдя Его, говорят Ему: все ищут Тебя. Он говорит им: пойдем в ближние селения и города, чтобы Мне и там проповедовать, ибо Я для того пришел. И Он проповедовал в синагогах их по всей Галилее и изгонял бесов (Мк. 1: 36–39).

Я хочу обратить ваше внимание на решимость Спасителя не остаться в среде тех людей, которые не только уже услышали Его проповедь, но и восприняли ее. У нас, в нашей церковности, есть всегда соблазн верующим собираться, проводить возможно больше времени вместе, получать все больше, и больше, и больше – и научением, и слышанием Слова Божия, и приобщением Святых Таин, и общей молитвой, и совершением различных церковных обрядов. Все это не только законно, это хорошо и спасительно, – но это только часть того, что является нашим призванием.

Наше призвание – быть вестниками Христа, как и Спаситель Христос был вестником Бога и Отца и вместе с Собой к этому призванию привел и Своих учеников. Это очень важно. Спаситель говорил какой-то группе людей, исцелял многих, изгонял бесов; и люди, конечно, хотели, чтобы Он остался с ними неразлучно, чтобы свет Его лился все больше, больше в их души и в их жизнь. Но Христос знал, что за пределом этой малой группы – бесчисленное множество других людей, которым тоже нужен свет, нужна истина, нужно свидетельство Его жизни и смерти. Мы должны это помнить, потому что мы являемся, по слову Священного Писания, «телом Христовым»[28]28
  См.: 1 Кор. 12: 27.


[Закрыть], a быть телом Христовым, как отец Сергий Булгаков говорил когда-то, значит быть как бы через века и на всем пространстве земного шара телесным, воплощенным присутствием Христа Спасителя. Я как-то спросил патриарха Алексия[29]29
  Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I (Симанский) (1877–1970).


[Закрыть], как бы он определил Церковь. И он мне ответил: «Церковь – это тело Христово, распинаемое за спасение своих гонителей». И конечно, не только гонителей, но и всех тех, которые алчут, жаждут, которые лишены полноты жизни, которые не познали света вечности.

И здесь мы видим и призыв себе, и предупреждение. Призыв: если мы хотим быть Христовыми, уподобиться Ему, мы должны сеять слово и, когда оно посеяно, дать этому слову взрасти. Мы не должны, оставаясь постоянно на одном месте, сеять все новое благовестие, a, посеяв то, что человек может понести, идти дальше.

Вы, может быть, скажете: как же так – разве не нужна нам постоянная забота? разве не нужно нам постоянное напоминание? Нам нужна эта забота и напоминание только потому, что мы недостаточно серьезно, не глубоко воспринимаем то, что нам уже дано. Святость можно построить на одном изречении Евангелия, на одном слове Божием. Мы слишком порой бываем богаты воспоминаниями, знанием и слишком бедны воплощением этого знания в жизнь. Я вам могу пример этого дать.

Есть рассказ из жизни древних египетских подвижников, как пришел к одному из них крестьянин из Египта и спросил: «Что мне делать, чтобы спастись?» Старец, который тогда жил в пустыне, ему говорит: «Стань монахом». – «А что это значит?» – «Это значит, что ты будешь жить в пустыне, есть меньше, чем требует твой голод, жаждать, работать тяжело, спать на голой земле и молиться». Пришедший отвечает: «Я нищий крестьянин, постели у меня никогда не было, я всегда жил впроголодь и работал сверх сил.

Но одного я не умею делать: я не знаю молитв». Тогда старец ему говорит: «Я тебя научу. Сядь рядом со мной, будем вместе плести корзины, я буду тебе вслух читать Псалтирь, a ты повторяй». И начал: «Блажен человек, который никогда не идет по пути нечестивых…» Ученик повторил раз, другой, третий; потом говорит: «Память-то у меня слабая: разреши, я похожу и затвержу эти слова». Он стал ходить, пошел дальше, дальше и исчез. И старец его долгие годы не видел. После многих лет он встретил его в пустыне, поспешил к нему, говорит: «Что ты за ученик? Я тебя научил одному стиху из Псалтири, и ты ушел от меня; что же ты все это время делал?!» И тот со слезами ему отвечает: «Ах, отче, вот уже сорок лет я стараюсь стать таким человеком, который никогда не ходит по пути нечестивых». Вот нам пример. Если бы мы одно слово евангельское могли принять до конца, то мы могли бы святость на нем построить. И этим объясняется, почему Христос не оставался на одном месте. Сказав нужное од ним, Он шел дальше говорить нужное другим и к тому же призвал Своих учеников, в том числе и нас. Это мы должны помнить: мы – посланники Божии. Как говорит один английский писатель, мы – авангард Царства Небесного[30]30
  Цитата из перевода Нового Завета (Флп. 3: 20) Дж. Моф фата (1870–1944). Библеист, специалист по Новому Завету. Его перевод (1913, пересмотренное издание 1935) тяготеет к разговорному языку.


[Закрыть].

Вот конец первой главы Евангелия от Марка:

Приходит к Нему [ко Христу] прокаженный и, умоляя Его и падая перед Ним на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, умилосердившись над ним, простер руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись. После сего слова проказа тотчас сошла с него. И он стал чист. И, посмотрев на него строго, тотчас отослал его и сказал ему: смотри, никому ничего не говори, но пойди покажись священнику и принеси за очищение твое, что повелел Моисей, во свидетельство им. А он, выйдя, начал провозглашать и рассказывать о происшедшем, так что Иисус не мог уже явно войти в город, но находился вне, в местах пустынных. И приходили к Нему отовсюду (Мк. 1: 40–45).

Я хочу обратить внимание ваше на целый ряд моментов в этом рассказе. Приходит к Спасителю прокаженный, падает перед ним на колени, умоляет Его очистить его – потому что в то время проказа считалась скверной, считалась осквернением, знаком греховности и осужденности – и говорит: «Если только Ты хочешь, Ты можешь меня очистить». Иисус умилосердился, коснулся его и сказал: Хочу, очистись.

Мы уже говорили о том, сколько милосердия, сострадания было во Христе, и нас не удивляют Его слова: Хочу, очистись… Но для окружающих Его людей то, что Христос коснулся прокаженного, которого никто не посмел бы тронуть, чтобы не оскверниться и не стать самому прокаженным, показывает Его уверенность в том, что нет нечистоты, которой Божия любовь не может очистить. Тут мы должны вспомнить и о себе. Речь не идет о том, конечно, чтобы кто-нибудь рукой коснулся нас. Но часто мы думаем: я пал так низко, я так осквернен жизнью, грехами своими – как я могу подойти к другому человеку, в котором я вижу чистоту, прозрачность, светлость, красоту? Как бы моя нечистота не стала бы его долей… Но мы можем спокойно подойти: если только в этом человеке есть сколько-то сострадания, милосердия к нам, он может прикоснуться к духовным, душевным нашим ранам, он может тронуть оскверненность нашей души и через любовь нас возродить.

В этом ряде бесед по Евангелию от Марка я хочу сделать отступление и сказать о силе любви, о том, что любовь может сделать над человеком. На этих днях я посетил в больнице юношу Георгия, который вот уже почти три года умирает от неисцельной болезни и сейчас почти дошел до порога смерти, до порога вечности. В беседе с ним я услышал такие слова: «Я самый счастливый человек на свете, потому что я окружен такой любовью – и со стороны Бога, и со стороны родных и окружающих меня людей». Это говорит человек, который два года с лишним постепенно умирает, которому возврата к жизни нет, которому путь только в вечность, причем не без страдания. Вот что делает любовь. Потому что он так любим, ему нипочем его болезнь и его умирание.

Меня это так поразило, потому что связалось у меня в мыслях с первой заповедью блаженства, где Христос нам говорит: Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное (Мф. 5: 3). Кто такие эти «нищие духом»? Это люди, которые познали, что они с собой ничего на землю не принесли, что ничем не обладают: все, что у них есть, это дар от Бога и подарок от людей. Ведь человек приходит в существование не своей волей, a потому что любовь Божия его призывает к жизни, он делается живым, потому что Бог ему дает жизнь. Он познает Бога, потому что Бог ему открывается. Он окружен с самого раннего детства любовью, заботой сначала самых близких и родных, a затем и большего числа людей. Он сталкивается с невзгодами всякого рода, но его поддерживает любовь, и не извне, но та любовь, которую любовь Божия и человеческая зажигает в его сердце и позволяет смотреть на гонителей, на врагов, на людей, которые к нему безразличны, с любовью и побеждать тьму – светом, нелюбовь – непобедимостью любви.

И вот этот юноша Георгий, который дошел теперь до полного бессилия, который не может себе сохранить жизнь, не может ничего сделать без помощи других людей, познал, что ничто, чем он обладает, ему не принадлежит: ни тело, ни ум. Он мне говорил с тревогой, что тело свое он уже давным-давно отдал Богу, ожидая, что это тело умрет, превратится в прах. Но ему страшно потерять разум, и у него чувство, что разум его колеблется, – что ему с этим делать? Я ему сказал: «Если ты веришь, что Бог тебя любит, не бойся! Когда разум уйдет от тебя, когда поколеблется твое понимание и восприятие вещей, ты увидишь, что ты с Богом общаешься на такой глубине, где разум тебе не нужен, – в недрах твоей души, в глубинах твоего существа». И это он воспринял: значит, ему не страшно и разум, и сознание потерять, потому что он не потеряет ни Божией любви, ни человеческой любви, которая его будет окружать и тогда, когда он не сможет уже никаким образом выразить благодарность и ответную любовь. И мне вспомнилось тоже слово Писания: более блаженно давать, нежели получать[31]31
  См.: Деян. 20: 35.


[Закрыть]. Какие мы счастливые, когда мы можем другому человеку дать любовь! Какое это чудо, что Бог в наши сердца вливает сострадание, жалость, ласку, любовь во всех оттенках этого слова. И как мало мы этим пользуемся! Мы могли бы превратить все окружающее в Царство Божие, потому что Царство Божие – это Царство любви, и мы этого не делаем. Мы мог ли бы не только Георгия сделать самым счастливым человеком на земле, но каждого человека в нашем окружении сделать самым счастливым человеком на земле, как бы ни тяжела его жизнь, как ни мучительны его страдания, как ни растерян он. Мы этого не делаем, потому что у нас не хватает ни сострадания, ни любви, ни жалости. А почему? Потому что мы за себя боимся, мы боимся погрузиться в чужое горе, мы боимся прикоснуться к чужой ране. Мы боимся оскверниться чужой скверной и забываем, что любовь как огонь. В огонь можно кидать не только драгоценное дерево, но можно кидать мусор, что угодно можно бросить в огонь, и огонь охватывает все и превращает в пламя, в чистое пламя. Вот к чему мы призваны – так возлюбить грешника, так возлюбить нуждающегося, так возлюбить больного, так возлюбить человека, который нам – да, по-человечески может быть отвратителен, – чтобы для него открылась тайна Царства Божия: что он так любим, что он при всем этом – самый счастливый человек на свете[32]32
  Вскоре Георгий скончался. Поэтому владыка захотел добавить еще несколько слов: «Мне хочется вернуться к тому, что я говорил в прошлый раз, о юноше Георгии, который столько лет не только болел, но и умирал, сознавая, зная, что он умирает, и который выразил все, чему он научился от своей жизни и от своего умирания, этими дивными и страшными словами: „Я самый счастливый человек на свете, потому что вокруг меня столько любви, такая любовь“. Он теперь умер. Теперь остались за ним его родители в скорби, с болью сердечной, и теперь, мне кажется, центр тяжести перенесся в другое место. Раньше он был окружен любовью, теперь его любовь в виде молитвы, предстояния перед Богом должна излиться на его родителей, на всех тех, которых его смерть так глубоко ранила. Поминайте Георгия, поминайте его мать, его отца, его сестру. Они в большой скорби, но то, что они видели, то, что они пережили, они не забудут никогда. Жизнь сына не привела бы их к тому, к чему привела его дивная, изумительная смерть».


[Закрыть].

После последней беседы мое внимание обратили на то, что то, что я говорил, очень подходит в виде объяснения или толкования к притче о неправедном богатстве. Коротко говоря, в притче говорится следующее: что у человека некоторого был домоправитель, который правил домом нечестно. Обнаружив это, хозяин хотел прогнать его; и домоправитель подумал: куда же мне деться? Вот что я сделаю: приглашу сюда должников своего хозяина и уменьшу их долги; в благодарность они, может быть, меня сами примут. Так он сделал[33]33
  См.: Лк. 16: 1–13.


[Закрыть].

Мы знаем, что подобное бывает постоянно, но нас удивляет в этой притче, что хозяин похвалил недобросовестного, нечестного своего домоправителя, сказав, что тот поступил удачно, умно. Как это понять? Неужели Бог нам говорит, что мы имеем право поступать бесчестно?

Мне кажется, что это можно объяснить так: мы все подобны домоправителю. Всем нам, каждому из нас без исключения, поручено заботиться об имуществе Божием, a не о нашем, потому что нашего имущества нет и не может быть; все – Божие или Богом дано каким-то другим людям. Нам поручено заботиться об этом имуществе, но мы заботимся о нем или небрежно, или прямо-таки нечестно, стараемся свою выгоду получить из того, что принадлежит не нам.

Вы, наверное, помните рассказ о том, как диавол искушал Спасителя в пустыне и Ему говорил: «Если Ты – Сын Божий, преврати эти камни в хлебы, чтобы Тебе Самому насытиться». То есть: если у тебя есть возможность, право, сила, власть, почему тебе не воспользоваться ими для своей личной пользы? Христос ему ответил: Не хлебом единым жив будет человек. То есть Христос дает ясный ответ: нет, этого делать нельзя… Но вместе с тем мы видим в этой притче, что домоправитель надеялся только на одно: он себя оправдать не мог, но, распоряжаясь добром хозяина, в конечном итоге – Божиим добром, он надеялся стяжать себе благодарность и любовь людей. И вот здесь стоит ударение, в этом центр тяжести всей притчи: не в том, что он был честен или нечестен, a в том, что никакое добро нам не принадлежит. Мы все домоправители, которые плохо правят Божиим добром, но, несмотря на это, если мы через наше управление, каково бы оно ни было, родим в других людях благодарность и любовь, то этим можем себя спасти.