Текст книги "Пробуждение к новой жизни. Беседы на Евангелие от Марка"

Это замечательное место. Мы видим в начале Ветхого Завета, что в седьмой день Бог почил от дел Своих[39]39
  См.: Быт. 2: 2.


[Закрыть]. Что это значит? Бог не отвернулся от Своего творения, не стал к нему безразличен. Бог не отступил от Своего всесозидательного творчества, но поручил человеку продолжение Своего дела на земле. Он все заготовил – теперь человеку велено (или дано, доверено) довести дело Божие под Его водительством до совершенства. Седьмой день – это история человечества, это то время, в котором мы живем и в которое мы должны войти творчески, как соработники Божии, как строители того Царства, в котором будет Бог все во всем (1 Кор. 15: 28).

В Ветхом Завете этот седьмой день считался святым днем, когда человек должен был отдохнуть от своих обычных земных дел, посвятив день Богу, молитве, чтению Священного Писания и изучению его, подвигу духовной жизни. Но не только человек должен был почить: должна была почить вся природа. Человек не творил земных дел, не пахал; на природу этот седьмой день распространялся тем, что каждый седьмой год было предписано дать покой земле, дать отдых полю, пахать следовало другие области. Этим уже в Ветхом Завете завязывается экологическая тема, которая сейчас стала столь трагически важной.

Вот и ставится вопрос: творить ли добро в этот день (что, по мнению фарисеев и книжников, нарушало субботу) или, воздерживаясь от всякого доброго дела, фактически творить зло? Ясно, что эту «субботу» – период времени, который является историей, человек должен употребить на то, чтобы все дело Божие довести до совершенства, не заковывая его в такие законы, которые не дают никакой твари, ни человеку, ни остальному миру дышать, действовать, возрастать, перерастать свое естественное состояние, из плотского делаться духовным. Вот о чем говорит Христос в этом отрывке.

Глава 3

Третья глава Евангелия от Марка начинается так:

И пришел опять в синагогу; там был человек, имевший иссохшую руку. И наблюдали за Ним, не исцелит ли его в субботу, чтобы обвинить Его. Он же говорит человеку, имевшему иссохшую руку: стань на средину. А им говорит: должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить? Но они молчали. И, воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их, говорит тому человеку: протяни руку твою. Он протянул, и стала рука его здорова, как другая (Мк. 3: 1–5).

В этом евангельском отрывке говорится, что Христос «прогневался». Как можно себе представить Христа, который является таким прозрачным, стройным, – во гневе? Есть ли гнев в Боге? Существует ли «праведный» гнев?

Это выражение надо сопоставить с тем, что немножко дальше мы читаем о боли Христовой, о Его жалости. Его гнев был без греховной примеси. Когда мы гневаемся, мы злимся. Христос не злился, Он пылал гневом в совершенно ином смысле. Боль, которая в Нем рождалась при виде намеренного зла, выражалась в том, что Он не мог этого выдержать, не сказав строгого, сурового слова. К нам же апостол Павел обращается с предупреждением о том, что и наш гнев должен быть святым гневом, т. е. без греха, без раздражения; такой гнев может быть выражением предельной боли:

Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места диаволу. Кто крал, впредь не кради, a лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся. Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, a только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим. И не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления. Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас (Еф. 4: 26–32).

Я хочу обратить ваше внимание на два места: гневаясь, не согрешайте; и дальше: не оскорбляйте Святого Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления. Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас. Такой подход мы встречаем не только в Священном Писании, a везде, где говорится слово из глубин опыта человеческого – не злого, a опыта, достойного человека. Вы, наверное, помните, как в «Братьях Карамазовых» старец Зосима рассказывает о своем брате Маркеле. В ответ на замечание, что люди были злы, он говорит: люди-то были хорошие, да поступали плохо…[40]40
  Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Полное собрание сочинений. В 30 т. Л.: Наука, 1970–1990. Т. 14. С. 268.


[Закрыть]

Он умел различить между поступком и человеком, умел, ненавидя зло, жалеть преступника и не обманываться, будто, ненавидя человека, мы ненавидим действующее в нем зло. Зло в человеке – это раненность грехом. Зло в человеке – это болезнь, в худшем случае – это одержимость, это состояние, которое должно было бы вызывать в нас жалость и сострадание. Это мы и видим во Христе в предельном смысле, потому что Он пришел грешников спасти – и какой ценой!.. Он Сам говорит: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15: 13). Христос каждого человека считал Своим ближним, Своим другом. Он берет на Себя всю тяжесть человеческого отпадения от Бога, все его последствия, и Он к каждому человеку, к тем, кто Его ненавидит ярой ненавистью, относится с этим состраданием. Вспомните, как в момент, когда Его пригвождали ко Кресту, Он обратился к Богу с молитвой: «Прости им, Отче, они не знают, что творят!»[41]41
  См.: Лк. 23: 34.


[Закрыть]

Иногда говорят, что нельзя не прощать своим врагам, но ненавидеть врагов Божиих – законно. Это же безумие! Бог возлюбил тех, которые (это слово апостола Павла, не мое) были врагами Ему[42]42
  См.: Рим. 5: 10.


[Закрыть], стал человеком, умер за них, чтобы иметь власть их прощать. А мы своей ненавистью к тем, кого считаем врагами Божиими, как бы бросаем Ему укор, говоря: «Ты ошибся, Ты был не прав. Я их буду ненавидеть „праведной“ ненавистью, хотя Ты их любил крестной любовью». Христос пришел грешных спасти. Я пришел не судить мир, но спасти мир (Ин. 12: 47), – говорит Он Сам. В тех местах Священного Писания, Евангелия, где Бог как будто с гневом обращается к окружающим, этот гнев выражает предельную боль, горячность, ожог боли, a не ненависть.

Да, Христос относится сурово к тому злу, которое происходит от соблазнов, Он порой сурово обращается к тем, которые не хотят видеть правды и отвергают эту правду, хотя знают, где правда и где неправда. Вы, наверное, помните некоторые места в Евангелии от Матфея, которые в этом отношении особенно разительны. Вот пример: Горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись (Мф. 11: 21). Да, горе! Это не проклятие, это крик боли: «Ведь Я творил чудеса в вашей среде, Я исцелял больных, Я произносил слова, которые переворачивали души самых грешных людей, a вы Меня изгнали и отвергли… Горе вам, горе, пока вы не опомнитесь!»

И в другом месте есть слова, которые большей частью священниками читаются очень сурово, забывая именно о боли Христовой. Можно их читать и так, сурово, но можно, представляя себе боль Христову о том, что эти люди погибают, сказать с оттенком горькой печали: Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры… что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хоть одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны [а да], вдвое худшим вас (Мф. 23: 13–15). И дальше мы читаем: Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять <…> Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их (Мф. 23: 23–26).

Конечно, здесь идет речь не о чашах и блюдах, a о том, чтобы человек очистил свое сердце, свой ум, выправил свою волю и чтобы та правда, которая живет в глубинах его души, нашла себе выражение вовне.

И еще одно замечание хочу сделать о зле. Злоба, раздражение, ненависть являются порой (мне кажется, очень час то) обратной реакцией человека, который испытывает несправедливость, который страдает в себе и особенно в ближних, любимых им людях. Такой человек порой делается злобным, жестоким и может даже произнести слова такие страшные, каких он не сказал бы, если бы боль не вызвала этих слов.

Мне вспоминается очень меня поразивший случай. Во время войны я был хирургом на фронте. У одного пленного немца развился огромный нарыв на ноге. Он просил меня его оперировать, но я отказался, так как среди пленных был хирург, который по Женевскому соглашению имел право оперировать пленных немцев, и я старался соблюдать это правило. Оперировать должен был этот немецкий хирург, я же предложил ему, что буду давать анестезию во время операции. «Зачем? – сказал он мне. – Он молодой человек, солдат, пусть стиснет зубы и выносит страдание». Он действительно так и оперировал: ножом разрезал всю ногу под крики этого несчастного. Тот сначала кричал и плакал, потом начал ругаться, потом проклинать этого офицера, затем произнес хульные слова на Бога. А когда операция была кончена, он вытянулся под караул на операционном столе и сказал офицеру: «Простите за слова, которые я произнес!» И этот хирург ответил что-то очень страшное и очень правдивое; он сказал: «Ты меня этим не обидел. Когда человек страдает, он сначала кричит и плачет, потом он начинает ругаться, потом он начинает проклинать свою судьбу, потом, если у него есть возможность, он проклинает человека, который ему причиняет зло, a если страдание дойдет до предела, выше человеческих сил, он начинает проклинать Бога». Этот врач в своем безумии – потому что он был безумен в своей жестокости – уловил нечто очень важное: порой человек говорит злое или даже творит зло, потому что в нем такая боль, которую он ничем иначе не может выразить.

Но здесь речь идет не об этом. Книжники и фарисеи никакой такой боли не чувствовали. Они из своей успокоенности и своей лжеправедности творили зло тем, что отказывались творить добро; и вот почему Христос с такой болью и с таким святым гневом к ним обращался.

Читаем далее:

Фарисеи, выйдя, немедленно составили с иродианами совещание против Него, как бы погубить Его. Но Иисус с учениками Своими удалился к морю; и за Ним последовало множество народа из Галилеи, Иудеи, Иерусалима, Идумеи и из-за Иордана. И живущие в окрестностях Тира и Сидона, услышав, что Он делал, шли к Нему в великом множестве. И сказал ученикам Своим, чтобы готова была для Него лодка по причине многолюдства, дабы не теснили Его. Ибо многих Он исцелил, так что имевшие язвы бросались к Нему, чтобы коснуться Его. И духи нечистые, когда видели Его, падали пред Ним и кричали: Ты Сын Божий. Но Он строго запрещал им, чтобы не делали Его известным (Мк. 3: 6–12).

На протяжении всей третьей главы Евангелия от Марка мы видим, как нарастает против Христа оппозиция книжников и фарисеев, a также трусливая сдержанность окружающих, которые не решаются стать против своих обычных вождей. За Христом наблюдают, с тем чтобы Его обвинить и вместе одновременно защитить свое собственное положение, Его противники закрываются, не хотят слышать, не хотят видеть. Судьба Христа – непонятого, отвергнутого, оставленного – проходит красной нитью через все Евангелие. Кульминационный, может быть, пункт ее – это вход в Иерусалим.

Вход Господень в Иерусалим – один из самых трагических праздников, который нам приходится пережить. В нем как будто все двоится. Есть ряд событий очевидных, которые обращают на себя внимание, и есть какая-то глубина этих событий, которая почти неприметна и уже носит на себе печать Страстей Господних.

Внешне – торжество. Господь въезжает в Иерусалим, как царь, на Нем исполняется пророчество: «Ликуй от радости, дщерь Иерусалима, Царь твой грядет к тебе… кроткий, сидящий на ослице»[43]43
  См.: Зах. 9: 9.


[Закрыть].

Он окружен учениками; народ, который в течение последних недель видел проявляющуюся в Нем славу Божию, встречает Его ликующе. Невзирая на негодование первосвященников, фарисеев, книжников, на сопротивление политических вождей, люди встречают Его с восторгом, постилают на Его пути пальмовые ветви, снимают с себя одежду, чтобы Он прошел по ней. Кричат: Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне!.. (Мф. 21: 9) И казалось бы, это торжественное шествие; казалось бы, мы можем ликовать вместе с народом. Но когда мы вдумываемся в события последующих дней, мы видим какое-то трагическое недоразумение, потому что это торжество, эта радость народная непонятным как будто образом через несколько дней превращается в ярость, в ненависть толпы, которая перед Пилатом будет кричать: «Распни, распни Его! Не Его – Варавву нам отдай!..»

Понять это можно только так, мне кажется: как бы глубже слоем, чем внешнее торжество, это событие несет печать глубинного недоразумения. Встречают Христа как царя, ожидают в Нем политического вождя. До сих пор Он скрывался, теперь Он открыто въезжает в город со Своими учениками. И люди думают, что приближается время, когда Он возьмет в Свои руки судьбы Израиля, когда настанет время политической, государственной и общественной независимости еврейского народа, когда наступит время возмездия язычникам, мести Израиля, когда он воцарится, восторжествует. Народ ожидает, что кончается время его унижения и начинается слава – последняя, победная слава Израиля.

А Христос вступает в Иерусалим как кроткий Царь, Царство Которого не от мира сего. Он пришел принести это Царство в сердца человеческие, Он пришел установить новое Царство, от которого страшно становится человеческому сердцу, потому что оно – Царство совершенной, самоотверженной любви, самоотречения, Царство изгнанничества ради правды и ради истины, Царство, которое всецело в человеческих сердцах и определяется пока только тем, что в чьих-то сердцах – немногочисленных или многих – единственным Царем является Господь Бог. Люди ожидали от Него земной победы, обеспеченности, покоя, устойчивости; Христос им предлагает оторваться от земли, стать бездомными странниками, проповедниками этого Царства, которое и самому человеку бывает так страшно…

И вот эти люди, которые недавно встречали Его с таким торжеством, восстают на Него с таким негодованием и ненавистью, непримиримой ненавистью, потому что Он обманул все их надежды. Жить без надежды человек едва ли может; но воспламениться надеждой, когда она уже угасла, – и увидеть эту надежду поруганной порой бывает невыносимо. И тот, кто явился причиной такого поругания, падения последней надежды, едва ли может надеяться на милость человеческую. Это и случилось со Христом.

Приступаем теперь к чтению следующего отрывка Евангелия от Марка:

Потом взошел [Христос] на гору и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему. И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов; поставил Симона, нарекши ему имя Петр, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть «сыны громовы», Андрея, Филиппа, Варфоломея, Матфея, Фому, Иакова Алфеева, Фаддея, Симона Кананита и Иуду Искариотского, который и предал Его (Мк. 3: 13–19).

С этого времени заметно старание Иисуса выделять из общего числа учеников более тесный круг лиц, лучше понимавших Его или порой хоть не понимавших, но слепо, преданно, с любовью за Ним следовавших. Господь Иисус Христос старается развить из них полезных деятелей. Общественная проповедь Христа постепенно отходит на второй план, и главное усилие Его начинает сосредотачиваться на этом кружке будущих апостолов. И с каким терпением Он воспитывает их! Мы можем видеть целый ряд моментов, которые я хочу выделить раньше, чем вернусь к тому отрывку, который я читал.

В Евангелии от Иоанна мы читаем: Фома сказал Ему: Господи! не знаем, куда идешь; и как можем знать путь? Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его. Филипп сказал Ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты говоришь: покажи нам Отца? Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне? (Ин. 14: 5–10)

Здесь видно абсолютное непонимание учеников. Несмотря на то что они постоянно следовали за Христом, внимали Его словам, что Он отдельно учил их, они многого не понимали до последнего момента, пока Христос не воскрес.

И согласно 16-й главе Евангелия от Иоанна, Он говорит: Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить (Ин. 16: 12). И еще есть место в Евангелии от Луки: Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим. Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, a вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как служащий. Ибо кто больше: возлежащий или служащий? Не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий (Лк. 22: 24–27).

Это я вычитываю для того, чтобы показать, как долго и терпеливо Христу приходилось воспитывать Своих учеников, приготавливать их к исполнению того, к чему они были призваны, т. е. к проповеди Евангелия. Содержанием их проповеди не должно было быть нечто, что они слышали, но чего не испытали и не познали глубинным внутренним опытом. Апостол Иоанн пишет в одном из своих посланий: [Мы говорим о том], что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши (1 Ин. 1: 1). Апостолы знают, о чем они говорят. Так ли мы говорим о Христе? Способны ли мы так пронести свидетельство нашей веры? Христос их – и нас! – посылает на проповедь именно быть свидетелями Его. А свидетель – это тот, кто видел, кто знает из внутреннего опыта, из глубинного переживания, убежденно.

И затем, как следствие этой приобщенности Христу, они получают власть исцелять болезни и прогонять бесов. К этому мы вернемся в другом месте. А сейчас я хочу объяснить еще одно слово из прочитанного отрывка. Христос избрал Иакова Зеведеева и Иоанна брата его, нарекши им имена Воанергес, то есть «сыны громовы». Объяснение этого странного названия мы находим в другом месте: [Ученики] вошли в селение Самарянское, чтобы приготовить для Него; но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим. Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, a спасать (Лк. 9: 52–56).

Вот почему они названы Воанергес, что значит «сыны громовы».

Вернемся к Евангелию от Марка.

Приходят в дом; и опять сходится народ, так что им невозможно было и хлеба есть. И, услышав, ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя <…> И пришли Матерь Его и братья Его и, стоя вне дома, послали к Нему звать Его. Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя. И отвечал им: кто матерь Моя и братья Мои? И, обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мк. 3: 20–21, 31–35).

Недоумение ближних Христа весьма понятно. Он бросил Свое ремесло, увлекается проповедничеством, не радеет о Своем здоровье и даже о пище, нарушает общепринятые правила и религиозные обычаи, возбуждает против Себя книжников и придворную партию и т. д.

Поэтому родные Христа, естественно, опасались, что Он лишился разума, и хотели уговорить Его вернуться домой. Он и это горе испытал на Себе: быть непонятым самыми близкими родственникам и; да же братья Его и те не верили в Него; они поверили только тогда, когда убедились в факте Его воскресения.

Тут ставится вопрос о том: кто же мой ближний? Сказано в Евангелии, что пришли к Христу самые близкие Ему люди: Мать Его и сводные Его братья и сестры. Как же определить, кто мой ближний? Мы считаем ближними своих кровных, близких, но если мы начинаем жить согласно евангельскому духу, мы должны понять, что не можем разделять мир на своих и на чужих. Если наши близкие по крови, наши родные вовсе чужды Евангелия, Христа, Бога, они не приобщены тому самому основному, что является нашей жизнью. Это не значит, что мы должны от них отвернуться, это не значит, что они нам делаются чужими; это значит, что на другом плане есть какие-то люди, которые нам даже ближе, с кем мы разделяем опыт такой глубины, такой значительности, какого не можем разделить с нашими единокровными. Христос говорит об этом: Кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь.

Тут встает перед нами – не проблема, a задание. Если мы познали Бога, a наши самые близкие, родные Его не познали, они нам остаются и матерью, и отцом, и братом, и сестрой, и другом; но мы посланы к ним для того, чтобы раскрыть перед ними глубины нашей собственной души. Сделать это можно не «проповедью», не тем, чтобы «возвещать правду» не знающим ее, и, конечно, не упреками, a тем, чтобы им показать всей своей жизнью, сиянием нашей жизни, что есть иное измерение, чтобы они через любовь к нам, через близость к нам приобщились тому, что для нас является предельной и последней глубиной жизни.

И в других местах Христос говорит о том, кто наш ближний. Вы все, наверное, помните притчу Христову о милосердном самарянине. В ней рассказывается, как на человека напали разбойники, как он лежал при дороге и мимо него прошли и священник, и левит. Первый взглянул, второй даже остановился посмотреть – и оба прошли, им до него дела не было, потому что был «чужой» человек: какое им до него дело?.. Этим же путем шел самарянин, т. е. человек, к которому евреи и не прикоснулись бы; еретик, безбожник, враг, чужой. Он остановился, увидел этого человека зрячими, a не слепыми глазами и позаботился о том, чтобы его вылечить и вернуть к жизни. И Христос в конце этой притчи говорит: вот кто твой ближний; иди, и ты поступай так же (Лк. 10: 37).

Ближний, в понимании Евангелия, это тот, кто нуждается в нас. И если наши родные чужды Бога, они нам делаются ближними, самыми близкими ближними, потому что они нуждаются в исцелении, которое было дано этому человеку, попавшемуся разбойникам. Но кроме них, всякий человек, который находится в какой-либо нужде, является нашим ближним. В 25-й главе Евангелия от Матфея Христос нам указывает: что бы мы ни сделали человеку в нужде – ввели его в дом, потому что он бездомный, накормили, потому что он голодный, одели, потому что он нагой, и т. д. – все это мы сделали Ему Самому, поскольку все это проистекает из глубин нашей души, из способности любить, видеть нужду и служить нуждающемуся.

Попутно мне хочется затронуть один вопрос, который порой вызывает недоумение: вопрос о братьях Христовых. В православной вере мы утверждаем, что Мать Христа, Мария, была Девой, когда родился Спаситель; мы утверждаем, и верим, и каким-то внутренним опытом знаем, что Она осталась Приснодевой, т. е. Девой навсегда, что Она не знала мужа. О ком же идет речь, когда Евангелие говорит о братьях Христовых?

Исследования указывают на два момента. Во-первых, на то, что обрученный Марии Иосиф был немолодым человеком, был ранее женат, овдовел, и у него были дети. То есть братья Христовы – это сводные братья. Это дети человека, обрученного Марии, который телом никогда не стал Ее мужем, был хранителем Ее девства.

Кроме того, не только в древности, но и в наше время слова «брат», «сестра», «дети» не всегда употребляются в прямом смысле, указывая на родовое соотношение. Например, о двоюродных братьях и сестрах, если они нам действительно близки, мы часто по-русски говорим просто «мой брат», «моя сестра», не указывая собеседнику, которому это знать и неинтересно, в какой точной степени родства это лицо находится по отношению ко мне. В древней литературе, в Ветхом Завете говорится о «детях» в общем смысле, т. е. не только о сыновьях и дочерях, но о потомках. Например, «чада (дети) Авраама» – это весь израильский народ, все те, которые родились как бы от одного источника. Поэтому употребление в Ветхом и в Новом Завете этого слова не обязательно указывает на прямое рождение от данного человека.

Когда мы думаем о Богородице, Матери Спасителя Христа, если мы верим, что Иисус Христос был действительно Самим Богом, ставшим человеком, – как можем мы себе представить, что Его Матерь, родив в мир воплощенного Бога, потом могла вернуться к обычной жизни замужней женщины? Можем ли мы себе это воображением представить? Я говорю даже не о чутье, но о спокойном разуме. Женщина, которая сознает, что в ней девственно был зачат Сын Божий, не может себя чувствовать иначе, как навсегда – не только на время, но на всю вечность Храмом Живого Бога, который должен остаться неприкосновенным, святым.

Поэтому когда мы читаем о братьях Христовых, мы знаем, что это сводные братья, дети Иосифа и что Матерь Господа нашего Иисуса Христа была, как мы говорим на церковном языке, до рождества, в рождестве и после рождества – Дева.

А книжники, пришедшие из Иерусалима, говорили, что Он имеет в Себе веельзевула и что изгоняет бесов силою бесовского князя. И, призвав их, говорил им притчами: как может сатана изгонять сатану? Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот; и если сатана восстал на самого себя и разделился, не может устоять, но пришел конец его. Никто, войдя в дом сильного, не может расхитить вещей его, если прежде не свяжет сильного, и тогда расхитит дом его. Истинно говорю вам: будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы ни хулили; но кто будет хулить Духа Святаго, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению. Сие сказал Он, потому что говорили: в Нем нечистый дух (Мк. 3: 22–30).

Я хочу обратить ваше внимание на ряд пунктов в этом рассказе. Первый относится к хулению Святого Духа. Для того чтобы подорвать авторитет Христа, для того чтобы погубить Его всеконечно, враги Его стали распространять слух, будто Он силой зла творит мнимое добро, будто Он улавливает людей чудесами, которые исходят не от Бога, a от сатаны, обманывает людей видимым добром, для того чтобы окончательно их погубить, поработить Себе и через Себя – смерти и окончательному проклятию и разрушению. Христос резко и определенно высказывается на эту тему, произносит строгое осуждение такому их отношению к Себе.

Но почему? Неужели фарисеи, книжники, противники Христа не могли в Нем просто ошибаться? Нет! Они не могли своим внутренним опытом не видеть, что во Христе качествует и действует добро, что Он сострадательно, любовно относится ко всем, кто Его окружает; они не мог ли не знать, что каждое слово Его проповеди созвучно тому Ветхому Завету, в который они верят, что даже тогда, когда Он как будто нарушает то или другое правило, Он не нарушает их, a исполняет правила более совершенные.

Вы, наверное, помните слова Христовы: суббота для человека, a не человек для субботы (Мк. 2: 27). Закон дан для того, чтобы человек рос, чтобы человек жил, чтобы он мог творчески действовать, чтобы он мог строить жизнь; и поэтому подчинять человека закону так, чтобы закон убивал, – неправильно, греховно, богопротивно. Буква убивает, дух животворит, – говорится в другом месте Писания (2 Кор. 3: 6). Дух, т. е. смысл, который вложен в закон, намерение, которое вложено в него. Фарисеи и книжники, которые обличали Христа, будто Он духом нечистым творит добро, этим же утверждали, что Его проповедь будто бы является делом зла. Но они знали – внутренним своим опытом и ученостью своей, – что Он никаким образом не идет против учения Священного Писания, Богооткровенного Писания. И поэтому, отвергая Христа, они хулили того Святого Духа, Который внушил Писания Ветхого Завета, Который выдвигал пророков и Который сейчас говорил устами Спасителя Христа.

Нам надо понять, что это относится не только к проповеди Самого Христа, это относится к каждому из нас как грозное, строгое предупреждение. Когда мы знаем, что в том, что совершается вокруг нас, действует сила Божия, когда мы знаем из внутреннего опыта, из какой-то внутренней очевидности, правды, совести, которые у нас есть, что слова, которые мы слышим, являются не ложью, a правдой, кто бы их ни произносил, но не хотим их принять, потому что произносит их человек нам «чужой», то мы тоже стоим на пороге хулы против Святого Духа. Апостол Павел в этом отношении выразился удивительно смело. Он говорит, что радуется проповеди Евангелия, даже если она лицемерна: хотя тот, кто лицемерит, будет осужден, но слово истины, которое он проповедует, дойдет до души каждого человека, способного его принять.

И вот мы должны над собой задуматься. Очень часто бывает: из-за того, что мы человека не уважаем, потому что он не принадлежит нашей среде, потому что он в чем-нибудь является нашим соперником или противником – идейным противником, не вещественным, не шкурным, – мы легко готовы видеть в нем зло, готовы отрицать то добро, которое он творит, и то живое, доброе слово, которое он произносит. Так отнеслись ученики Христа к человеку, который именем Христовым творил чудеса, но не был с ними.

Они ему запретили, потому что он не ходит за нами (Мк. 9: 38). Да, многие люди «с нами не ходят», но ходят с Богом. И поэтому нам следует быть очень осторожными и не спешить осуждать людей за то, что они «не наши», тем более – не спешить считать, что то, что они говорят, не от Святого Духа, неправда, потому только, что они «не из нашей» группы людей. Мы грешим против Святого Духа гораздо более тонко, чем если бы мы просто отрицали, что Христос – Сын Божий. Этого мы, конечно, не делаем. Но как осторожно должны мы относиться к тому, что слышим от нашего ближнего, когда мы слышим правду, звучащую в его словах, несмотря на то что он не является нашим товарищем, нашим соратником!