Текст книги "Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна"

II

Люпэн посмотрел на нее долгим взглядом. Граф проронил:

– По-моему, она знала, что делала.

– Нет-нет, она этого не знала. Но дед должен был доверить ей эту книгу как величайшее сокровище, семейное достояние, которое никто не должен был прочитать. И в приступе безумия она предпочла бросить ее в огонь, чем выпустить из рук.

– А дальше?

– Что – дальше?

– Вы теперь не доберетесь уже до тайника?

– Ах, ах, дорогой граф! Хотя и на минуту, мой успех показался вам возможным! И Люпэн, в ваших глазах, теперь – не совсем шарлатан! Будьте же спокойны, Вальдемар, у лука нашего Люпэна – далеко не одна тетива. Я добьюсь своего.

– До завтрашнего полудня?

– До нынешней полуночи. Но я просто умираю с голоду. И если ваша добрая душа не промолчит… Его провели в один из залов, отведенных под офицерскую столовую, и подали плотный ужин, в то время как граф отправился с докладом к своему повелителю. Двадцать минут спустя Вальдемар возвратился. И они уселись друг против друга, молчаливые и задумчивые.

– Добрая сигара, Вальдемар, была бы совсем не лишней… Благодарю. Приятно потрескивает в пальцах, как полагается настоящим гаванским, уважающим свое достоинство…

Он закурил и, по прошествии двух минут:

– Можете курить, граф, меня это не потревожит.

Так прошел час. Граф Вальдемар подремывал и, чтобы отогнать от себя сон, время от времени выпивал бокал шампанского. Мимо них, по делам службы, деловито сновали солдаты.

– Кофе! – попросил Люпэн.

Ему принесли кофе.

– До чего он, однако, скверный, – проворчал Люпэн. – Неужто такой пьет сам кесарь! Еще чашечку, тем не менее, Вальдемар. Ночь, возможно, будет трудной. Ох! Какой скверный кофе!

Он закурил вторую сигару и не сказал более ни слова.

Внезапно Вальдемар вскочил на ноги и с возмущенным видом крикнул Люпэну:

– Эй, вы! Встать!

Люпэн как раз насвистывал. И мирно продолжал это безобидное занятие.

– Встать, говорят вам!

Люпэн обернулся. Его величество кайзер вошел в зал.

Он встал.

– Ну, как наши дела? – спросил монарх.

– Уверен, сир, в скором времени ваше величество будет удовлетворено.

– Что? Вы уже знаете?

– Где тайник? Приблизительно, сир… Некоторые детали от меня ускользают, но… на месте все должно проясниться, сомнений уже нет.

– Мы останемся здесь?

– Нет, сир, я буду просить ваше величество проследовать со мной до дворца. Но время еще есть, и, если Ваше величество позволит, я хотел бы прежде поразмыслить над двумя или тремя подробностями.

И, не ожидая ответа, к великому возмущению Вальдемара, Люпэн снова сел.

Несколько минут спустя, поговорив в стороне с графом, император подошел опять.

– Мсье Люпэн на сей раз готов?

Люпэн безмолвствовал. Вопрос повторился; голова Люпэна свалилась набок.

– Но он же спит! Черт возьми, он спит!

Взбешенный Вальдемар с силой стал трясти его за плечо. Но Люпэн сполз со стула, вытянулся на паркете, два или три раза дернулся в судороге и застыл в неподвижности.

– Что с ним? – воскликнул кайзер. – Он не умер, надеюсь?!

Взяв лампу, он склонился над упавшим Люпэном.

– Смотри, как он бледен! Восковое лицо! Смотри, Вальдемар! Послушай сердце… Он жив?

– Да, ваше величество, – сообщил вскоре граф, – сердце бьется очень ровно.

– Что же тогда? Ничего не понимаю! Что случилось?

– Может быть, вызвать врача?

– Конечно, прикажи…

Врач нашел Люпэна в том же состоянии, в мирной неподвижности. Он велел положить его на койку, внимательно осмотрел и спросил, что ел сегодня пациент.

– Вы подозреваете отравление, доктор?

– Нет, ваше величество, признаков отравления нет. Но, полагаю… Что с этим подносом, этой чашкой?

– В ней был кофе, – сказал граф.

– Для вас?

– Нет, для него. Я кофе не пил.

Врач налил себе из того же кофейника, попробовал напиток и заключил:

– Я не ошибся. Пациента усыпили с помощью наркотика.

– Но кто мог это сделать? – вне себя крикнул император. – Послушай, Вальдемар! Здесь творятся возмутительные вещи!

– Ваше величество…

– С меня довольно! Да, довольно! Я теперь уже думаю, что этот человек прав, и в замке действительно кто-то есть. Эти монеты, этот наркотик…

– Если бы кто-нибудь проник за наши кордоны, это стало бы известно, ваше величество… Вот уже три часа люди ищут во всех углах.

– Но не я ведь готовил этот кофе, можешь быть уверен… Если это не ты…

– О, ваше величество!

– Так вот, ищи, проверяй… У тебя двести человек, а службы не так уж велики. Этот бандит, ясное дело, рыщет где-то здесь, вокруг этих зданий, возле кухни… Не знаю, где еще… Давай! Шевелись!

Всю ночь напролет толстяк Вальдемар добросовестно шевелился, выполняя приказ своего господина, хотя и без особой убежденности, поскольку было просто невозможно, чтобы кто-нибудь чужой сумел затаиться среди охраняемых с такой строгостью руин. И дальнейшее подтвердило: поиски оказались бесполезными, никто не смог также обнаружить, чья таинственная рука приготовила усыпляющий напиток.

Люпэн провел эту ночь на своей койке, словно бездыханный. Утром врач, не оставлявший его ни на минуту, отвечал посланному кайзером офицеру, что больной еще почивает.

В девять часов, однако, он совершил первое движение, нечто вроде усилия проснуться. Немного позднее сумел пробормотать:

– Который час?

– Девять тридцать пять.

Он совершил новое усилие, и было видно, что, борясь с оцепенением, все его существо отчаянно напрягается, чтобы вернуться к жизни. Часы прозвонили десять раз. Он вздрогнул и проронил:

– Пусть меня отнесут… Отнесут во дворец…

С разрешения врача Вальдемар вызвал своих людей и послал с новостью к кайзеру. Люпэна переложили на носилки и двинулись ко дворцу.

– На второй этаж, – прошептал он.

Его подняли наверх.

– В конце коридора, – сказал он, – последняя комната слева.

Его отнесли в указанную им комнату, оказавшуюся двенадцатой, и принесли стул, на который усадили, обессиленного вконец.

Прибыл император. Люпэн не пошевелился, с отсутствующим видом, с ничего не выражающим взором. Несколько минут спустя он, казалось, опять начал приходить в себя. Обвел глазами вокруг стены, потолок, присутствующих, затем спросил:

– Это был, наверно, наркотик?

– Да, – кивнул доктор.

– Того… человека… нашли?

– Нет.

Он, казалось, еще поразмыслил, несколько раз, словно в раздумье, кивнул, но скоро заметили, что он опять спит.

Император подозвал Вальдемара.

– Прикажи подать твой автомобиль.

– Ах? Но тогда, ваше величество?..

– Чего уж там! Мне теперь кажется, что он просто над нами смеется. Что все это – комедия, разыгранная для того, чтобы выиграть время.

– Возможно… Действительно… – согласился граф.

– Да это же очевидно! Он пользуется некоторыми любопытными совпадениями, но не знает при этом ничего, и история с монетами, с наркотиком, все это – чистые выдумки. Если будем и дальше играть с ним в эти игры, он ускользнет у нас промеж пальцев. Прикажи подать авто, Вальдемар.

Граф отдал приказ и вернулся. Люпэн все еще не просыпался. Между тем кайзер, осматривавший зал, спросил:

– Это зал Минервы, не так ли?

– Да, сир.

– К чему же здесь, в двух разных местах, буква «Н»?

В зале действительно были видны два «Н» – над камином, другой – над старинными часами, вделанными в стену и давно разбитыми; из комнаты был виден их сложный механизм, неподвижно повисшие на цепях гири.

– Это два «Н», – начал Вальдемар…

Кайзер не дослушал ответ. Люпэн опять зашевелился, открыв глаза и издавая нечленораздельные звуки. Он поднялся, сделал несколько шагов и упал, утратив снова силы. И тогда последовала борьба, отчаянная борьба его разума, нервов, воли против страшного онемения, которое его парализовало, борьба умирающего против смерти, борьба жизни против небытия. Зрелище поистине вызывало сострадание.

– Ему плохо, – прошептал Вальдемар.

– Либо, по крайней мере, он прикидывается, что ему плохо, – объявил император, – и делает это мастерски. Какой великий артист!

Люпэн тут пробормотал:

– Укол, доктор… Укол кофеина… Скорее…

– Вы позволите, ваше величество? – спросил врач.

– Конечно… До полудня – все, чего он ни пожелает, будет сделано… Я ему обещал.

– Сколько минут… до полудня? – спросил Люпэн.

– Сорок.

– Сорок?.. Я успею… Наверняка успею… Я должен успеть…

Он охватил голову руками.

– Ах, будь у меня мой мозг! Мой настоящий, послушный мозг, способный думать! Достаточно было бы и секунды… Осталась лишь одна темная точка… Но я не в силах… Мысли ускользают… Не могу их удержать… Это ужасно…

Его плечи вздрагивали. Может быть, Люпэн плакал? Нет, было слышно, как он повторяет:

– 813… 813…

И, потише:

– 813… Восьмерка… Единица… Тройка… Да, это очевидно… Но почему же… этого недостаточно?..

Кайзер тут прошептал:

– Это потрясающе. Не верится, что человек может так играть простую роль… Половина двенадцатого… Три четверти…

Люпэн оставался в неподвижности, прижав кулаки к вискам. А кайзер ждал, глядя на хронометр в руках Вальдемара.

Еще десять минут… Еще пять…

– Вальдемар, машина подана? Твои люди наготове?

– Да, ваше величество.

– У твоего хронометра есть звонок?

– Да, ваше величество.

– При последнем сигнале в двенадцать ровно…

– Но все-таки…

– При последнем сигнале, Вальдемар!

В этой сцене действительно был свой трагизм, то величие и тождественность, которые обретают мгновения перед возможным чудом. В такие минуты всем кажется, что вот-вот прозвучит голос самой судьбы. Сам кайзер не скрывал тревоги. Этот странный авантюрист, которого звали Арсеном Люпэном, чья необыкновенная жизнь была ему известна, этот удивительный человек сумел его взволновать. И, как он ни решил положить конец этой двусмысленной истории, кайзер не мог ждать… Не надеяться еще…

Еще две минуты… Еще одна… Счет пошел на секунды…

Люпэн опять казался уснувшим.

– Приготовься, – сказал император графу. Вальдемар подошел к пленнику, положил ему руку на плечо.

Серебристый звонок хронометра подал голос… Один удар… Два… Три… Пять…

– Вальдемар, натяни гири старых часов!

В зале все оцепенели. Это сказал Люпэн – отчетливо и спокойно. Граф пожал плечами, возмущенный фамильярностью обращения.

– Исполняй! – приказал ему кайзер.

– Ну да, исполняй, дорогой граф, – настойчиво повторил за ним Люпэн, вновь обретший обычную насмешливость, – это тебе по силам; надо только потянуть за цепи… За одну… Теперь за вторую… Отлично! Вот так заводили часы в прежние времена.

Старые часы действительно заработали, маятник пришел в движение, послышалось ровное тиканье.

– Теперь берись за стрелки… Поставь их чуть впереди двенадцати. Все, больше не двигайся. Я сам…

Он встал, не дальше чем на шаг подошел к часам, пристально глядя на циферблат, весь – внимание. Прозвучало двенадцать ударов, глубоких, тяжелых.

Долгая тишина. Ничто не случилось. И все-таки кайзер ждал, словно был уверен, что чему-то суждено произойти. Застыл в неподвижности, с вытаращенными глазами, и граф Вальдемар.

Люпэн, наклонившийся было к циферблату, выпрямился и прошептал:

– Отлично… Я у цели…

Он вернулся к своему стулу и опять скомандовал:

– Вальдемар, переставь стрелки на полдень без двух минут…

Нет, старина, не двигай их обратно… В обычном направлении… Ну да, получится не сразу, но что поделаешь!

Все часы суток со всеми половинами были отмечены звучным боем, вплоть до половины двенадцатого.

– Теперь слушай внимательно, Вальдемар, – сказал Люпэн.

Он говорил серьезно, без тени усмешки, словно сам был взволнован.

– Теперь слушай, Вальдемар, – продолжал Люпэн. – Видишь на циферблате маленький закругленный выступ, которым отмечен первый час? Вроде пупырышки? Ее можно утопить, не так ли? Нажми на нее указательным пальцем левой руки. Хорошо. Нажми теперь большим пальцем на такой же выступ под цифрой «3». Вот так. А правой рукой нажми на такую же кнопку перед цифрой «8». Спасибо. Садись, дорогой.

Прошло мгновение, и большая стрелка передвинулась, коснулась двенадцатого выступа… Опять пробило полдень… Люпэн безмолвствовал, бледный, как смерть. Двенадцать ударов прозвучали в полной тишине. На двенадцатом раздался громкий щелчок. Часы резко остановились. Замер и маятник. И бронзовое украшение, венчавшее циферблат и изображавшее голову барана, повернулось на петлях, открывая небольшую нишу, высеченную в самом камне. Внутри лежала резная серебряная шкатулка.

– Ах! – воскликнул кайзер. – Вы оказались правы.

– Разве вы сомневались, сир? – спросил Люпэн.

Он взял шкатулку и подал ее монарху.

– Вашему величеству надлежит самолично ее открыть. Письма, которые ваше величество поручило мне найти, находятся внутри.

Император поднял крышку. И не скрыл своего удивления.

Шкатулка была пуста.

III

Шкатулка была пуста!

Это был сюрприз – ужасный, ничем не предвещавшийся. После успеха расчетов, выполненных Люпэном, после столь искусной разгадки секрета больших часов кайзер, для которого благоприятный исход не оставлял уже сомнений, казался обескураженным. Стоя перед ним, Люпэн, бледный, сжав челюсти, с кровавыми бликами в глазах, скрипел зубами от ярости и бессильной ненависти. Он вытер мокрый от пота лоб, живо схватил шкатулку, перевернул ее, осмотрел со всех сторон, словно надеялся обнаружить двойное дно. Наконец, в приступе бешенства, сломал, с нечеловеческой силой ее сдавив.

Это доставило ему облегчение. Он вздохнул свободнее.

– Кто же это сделал? – спросил его кайзер.

– Все тот же, сир, кто следует по тем же путям, что и я, и преследует те же цели. Убийца господина Кессельбаха.

– Когда?

– Этой ночью. Ах, сир, зачем вы не позволили свободно выйти из тюрьмы! Будучи на свободе, я прибыл бы сюда, не теряя ни часа. Был бы здесь раньше, чем он. Раньше приручил бы Изильду подарками. Раньше прочитал бы дневник Мальрейха, старого французского слуги!

– По-вашему, значит, именно благодаря указаниям, содержавшимся в дневнике…

– Конечно, сир, он успел прочитать их. И, оставаясь невидимым, не знаю уж, где, осведомленный о каждом нашем шаге, не знаю кем, сумел усыпить меня, чтобы избавиться хотя бы на эту ночь от Люпэна.

– Но дворец охранялся!

– Вашими солдатами. Разве они помеха для таких, как он? Уверен также, что граф Вальдемар сосредоточил в это время поиски на службах, ослабив стражу у дверей во дворец.

– Все это представляется мне совершенно невероятным.

– А мне – совершенно ясным, сир. Если можно было бы проверить карманы всех ваших людей, либо узнать, сколько денег каждый из них потратит в течение следующего года, наверняка найдутся трое или четверо, ставшие владельцами нескольких банковских билетов, французских билетов, разумеется.

– О! – протестующе воскликнул Вальдемар.

– Ну да, дорогой граф, вопрос только в цене, и тот за нею не постоит. Если бы он очень захотел, уверен, что даже вы сами…

Кайзер не слушал, погруженный в собственные мысли. Он прошелся из стороны в сторону по комнате, затем подал знак офицеру, стоявшему в галерее.

– Мой автомобиль… Всем – приготовиться… Мы уезжаем.

Он остановился, посмотрел с минуту на Люпэна и, подойдя к графу, добавил:

– Ты тоже, Вальдемар, в дорогу… Единым махом – в Париж.

Люпэн навострил уши. Он услышал ответ Вальдемара:

– Лучше бы мне взять еще дюжину молодцов… С этим дьяволом…

– Возьми, сколько хочешь. И торопись, этой ночью ты должен быть на месте.

Люпэн пожал плечами и проговорил:

– Какая нелепость!

Император повернулся к нему. Люпэн продолжал:

– Ну, конечно, сир, ибо Вальдемар не в состоянии меня удержать. Мой побег – решенное дело, и тогда…

Он с силой топнул ногой.

– И тогда – я не стану терять ни минуты. Если вы отказываетесь от борьбы, этого не могу сделать я. Я ее начал – я и доведу до конца.

Кайзер на это возразил:

– Я не отказываюсь. За дело возьмется моя полиция.

Люпэн рассмеялся.

– Прошу прощения у вашего величества! Но это смешно! Полиция вашего величества! Но она стоит столько же, сколько все полиции на свете, то есть ничего! Нет, сир, я не вернусь в Санте. Плевать мне на тюрьму. Для борьбы против этого человека мне нужна свобода, и я останусь на свободе!

Император дал волю своему раздражению.

– Этот человек! Ведь вы не знаете даже, кто он такой!

– Я узнаю это, сир. Только мне это под силу. И он – он тоже знает, что только я могу его разоблачить. Я – его единственный враг. Единственный, на кого он нападает. Именно в меня он хотел попасть, когда стрелял в нас недавно на дороге. Меня был вынужден этой ночью усыпить, чтобы действовать, как ему было нужно. Борьба идет между нами двумя. Всему свету до этого дела нет. Никто не может помочь ни ему, ни мне. Нас двое – в этом смысл всего происходящего. До сих пор счастье было на его стороне. В конце концов, однако, просто неизбежно, роковым образом предопределено, чтобы я одержал над ним верх.

– Почему?

– Потому что я сильнее.

– Но если он вас попросту убьет?

– Ему это не удастся. Я вырву у него когти, я лишу его возможности вредить. И добуду письма. Нет на свете человеческой силы, способной мне помешать.

Он говорил с глубокой убежденностью, уверенным тоном, который придавал этим предсказаниям видимость свершившихся фактов.

Император не смог подавить необъяснимого смутного чувства, в котором странным образом смешались воедино восхищение и даже то доверие, которое Люпэн требовал с такой силой внушения. В сущности, только из щепетильности он не решался еще использовать этого человека и сделать его своим союзником. И, в раздумье, не зная, как поступить, он расхаживал от галереи к окну, не произнося ни слова.

В конце концов он спросил:

– А где доказательства того, что письма украдены этой ночью?

– Время кражи четко отмечено, сир.

– Что вы говорите?!

– Присмотритесь к внутренней части фронтона, за которым был скрыт тайник. Время записано там мелом: полночь, 24 августа.

– Правда… Правда… – озадаченно молвил кайзер, – как я этого не заметил?

И добавил, не скрывая любопытства:

– То же самое с двумя «Н», обозначенными на стене… Не могу никак понять… Ведь здесь зал Минервы!

– Это зал, в котором ночевал Наполеон, император французов, – заявил Люпэн.

– Откуда вы это знаете?

– Спросите графа Вальдемара, сир. Для меня, когда я просмотрел дневник старого слуги, все стало ясно сразу, как при свете молнии. Я понял, что и Холмс, и сам я пошли по ложному пути. АПООН, неполное слово, начертанное великим герцогом Германном на смертном одре, было сокращение не слова «Аполлон», а «Наполеон».

– Верно… Вы правы… – сказал император. – Те же самые буквы встречаются в обоих словах, причем – в том же порядке. Но это число – 813?

– Ах, это обстоятельство было труднее всего прояснить. Мне всегда казалось, что все три цифры, восьмерку, единицу и тройку следует сложить, а полученное число – 12 – указывает этот зал, двенадцатый по ходу галереи. Но этого было мало. Было еще кое-что, чего не мог сформулировать мой затуманенный мозг. Находка часов, установленных как раз в наполеоновском зале, стала для меня настоящим откровением. Цифра «12», безусловно, обозначала определенный час. Полдень или полночь! Люди охотнее всего выбирают мгновение, не лишенное торжественности, полное значения. Но почему именно эти цифры, 8, 1 и 3, вместо других, которые могли дать подобный же итог?

– Именно тогда я решил послушать звон часов, для проверки. И увидел при этом, что выпуклые точки под этими цифрами были подвижными. Я получил таким образом три цифры, которые, проставленные в указанном ранее порядке, давали число «813». Граф Вальдемар нажал на все три точки. Механизм пришел в движение. Вашему величеству известно остальное…

– Мы получили, таким образом, сир, объяснение этого таинственного слова и трех цифр, которые великий герцог записал перед кончиной и благодаря которым он питал надежду на то, что его сын однажды обнаружит тайну замка Вельденц и завладеет драгоценными письмами, которые он там скрывал.

Кайзер слушал с напряженным вниманием, все более удивленный находчивостью, проницательностью, тонкостью и волевой ясностью ума – всеми качествами, которые он обнаружил в этом незаурядном человеке.

– Вальдемар! – позвал он.

– Ваше величество?

Но в ту минуту, когда он собирался заговорить, в галерее послышались громкие возгласы. Вальдемар вышел и тут же вернулся.

– Это сумасшедшая девушка, сир; ей не дают войти.

– Пусть входит, – с живостью вмешался Люпэн, – пусть она входит, сир!

По знаку кайзера Вальдемар отправился за Изильдой.

При ее появлении всех охватило оцепенение. Ее личико страшно побледнело, покрылось черными пятнами. Сведенные судорогой черты лица отражали крайнее страдание. Она тяжело дышала, прижимая руки к груди.

– Ох! – с ужасом вскричал Люпэн.

– Что случилось? – спросил кайзер.

– Вашего врача, сир! Нельзя терять ни минуты!

И, выступив вперед, спросил:

– Ты что-нибудь видела, девочка? Говори!

Изильда остановилась; ее взгляд, прежде затуманенный, стал более ясным, словно его просветлила боль. Она издала какие-то странные звуки… и ни слова.

– Послушай, – сказал Люпэн, – отвечай – да или нет, делай знак головой… Ты видела его?.. Знаешь, где он?.. Знаешь, кто он такой? Если ты мне не ответишь…

Он сдержал гневный жест. Но вспомнив вчерашнюю встречу, подумав о том, что от прежнего времени она сохранила остатки зрительной памяти, начертал на стене большие буквы «Л» и «М».

Она протянула руки к буквам и закивала головой, словно соглашаясь.

– А после? – спросил снова Люпэн. – Потом? Возьми, напиши сама!

Но она издала страшный крик и свалилась на пол. Затем внезапно затихла и более не двигалась.

– Умерла? – спросил монарх.

– Отравлена, сир.

– Ах, несчастная! Кем же?

– Все тем же, им, ваше величество. Она, видимо, его знала. И он побоялся, что она его выдаст.

Прибежал доктор. Император без слов показал на Изильду. Потом, обращаясь к Вальдемару, приказал:

– Поднять всех на ноги! Обыскать как следует все здания! Пошли телеграммы на вокзалы, пограничной страже!

Он подошел к Люпэну.

– Сколько времени нужно вам, чтобы вернуть письма?

– Месяц, ваше величество.

– Хорошо, Вальдемар будет ждать вас здесь. Он получит приказ и полномочия, чтобы представлять вам все, что потребуется.

– Прежде всего мне нужна свобода, сир.

– Вы свободны.

Люпэн постоял еще, глядя, как он удаляется, и проговорил сквозь зубы:

– Вначале мне нужна свобода… А после, когда я верну тебе твои письма, о великий властитель, – рукопожатие. Именно так, доброе рукопожатие между императором и взломщиком… Чтобы доказать тебе, что ты напрасно мною пренебрегаешь. Ибо, в конце концов, это уже слишком! Поглядите на этого господина: ради него я оставил роскошные апартаменты в отеле Санте, оказываю ему кучу услуг, а он передо мною еще задирает нос! Если только этот клиент встретится мне еще раз…