Текст книги "Арсен Люпен"

Сейф мадам Эмбер

В три часа ночи на дороге перед маленькими домами художников, выстроившимися в ряд вдоль бульвара Бертье, еще стояло с полдюжины экипажей. Дверь одного из домов открылась, вышла группа гостей. Четыре коляски разъехались в разные стороны, и на улице не осталось никого, кроме двух господ, которые расстались на углу улицы Курсель, где жил один из них. Другой решил пройти пешком до заставы Майо.

Итак, он пересек улицу Вилье и пошел дальше по тротуару, параллельному земляному валу. В такую прекрасную зимнюю ночь, когда воздух холоден и свеж, прогулка доставляла удовольствие. Было легко дышать. Каблуки весело стучали по мостовой.

Но через несколько минут возникло неприятное ощущение, будто его кто-то преследует. И действительно, обернувшись, молодой человек заметил тень, мелькнувшую меж деревьев. Он был не из пугливых, но тем не менее ускорил шаг, чтобы как можно скорее добраться до Тернской заставы. Преследователь тоже ускорился, молодой человек, встревоженный не на шутку, решил дать отпор и собрался вытащить револьвер.

Но он не успел сделать это, мужчина стремительно набросился на него, и на пустынном бульваре завязалась драка. Молодой человек сразу почувствовал, что сила не на его стороне, поэтому стал звать на помощь. Преследователь опрокинул его на груду камней, сжал горло и заткнул рот платком. Глаза у побежденного закатились, в ушах зашумело, и он чуть было не потерял сознание, но вдруг тиски разжались, а человек, придавившей его своей тяжестью, вскочил, чтобы, уже в свою очередь, защититься от неожиданного нападения.

Удар тростью по руке, затем сапогом по лодыжке… Мужчина взвыл от боли и, хромая и ругаясь, убежал прочь. Не собираясь преследовать его, победитель наклонился и спросил:

– Вы не ранены, месье?

Пострадавший был сильно оглушен и не мог держаться на ногах. К счастью, на крики прибежал один из служащих заставы. Нашли экипаж, в который сели господин со своим спасителем; их повезли на проспект Гранд Арме, где жил потерпевший. У двери дома, окончательно придя в себя, хозяин осыпал своего спутника словами благодарности.

– Я жизнью вам обязан, месье, смею вас заверить, что никогда этого не забуду. В данный момент я не хочу пугать жену, но настаиваю на том, чтобы она сама, уже сегодня, могла выразить вам нашу признательность.

Он пригласил его на завтрак и назвал свое имя: Людовик Эмбер, затем добавил:

– Могу ли я спросить, с кем имею честь…

– Ну конечно, – ответил тот. И представился: – Арсен Люпен.

В то время Арсен Люпен не обладал еще той известностью, что принесли ему ограбление барона Каорна, побег из Санте и многие другие нашумевшие подвиги. Он даже не был пока Арсеном Люпеном. Это имя, столь прославившееся в дальнейшем, было специально выдумано для спасителя месье Эмбера, и можно сказать, что именно в этом деле оно получило боевое крещение. Готовый к борьбе, вооруженный до зубов, но, не имеющий ни средств, ни авторитета, способствующих успеху, Арсен Люпен был не более чем подмастерьем в том ремесле, где в скором времени ему предстояло прослыть настоящим мастером.

Именно поэтому, проснувшись, он был взбудоражен, когда вспомнил о ночном приглашении! Наконец-то он приблизился к цели! Наконец совершит поступок, достойный его умения и таланта! Миллионы Эмберов! Великолепная добыча, под стать его аппетитам!

Он оделся соответствующим образом: потертый сюртук, поношенные брюки, шляпа из порыжевшего шелка, потрепанные манжеты и пристежной воротничок – все очень чистое, но отдающее бедностью. Вместо галстука – черный бант, приколотый булавкой с фальшивым бриллиантом. Он спустился по лестнице дома на Монмартре, где недавно поселился, на четвертом этаже, не останавливаясь, постучал набалдашником трости по закрытой двери. Вышел на улицу и поднялся в салон как раз подоспевшего трамвая, рядом с Арсеном Люпеном сел человек, им оказался жилец с четвертого этажа.

Через секунду сосед обратился к нему:

– Ну что, шеф?

– Порядок, дело сделано.

– Как это?

– Я у них завтракаю.

– Вы там завтракаете?

– Я вырвал месье Людовика Эмбера из лап смерти, которую ты ему уготовил. А месье Людовик Эмбер – человек признательный. Он пригласил меня на завтрак.

Молчание. Затем сосед осмелился спросить:

– Значит, вы не отказались от этого?

– Мой милый друг, – ответил Арсен, – раз уж я сегодня ночью разыграл это представление и неподалеку от земляного вала наградил тебя ударом трости, рискуя покалечить своего единственного друга, то делал это, конечно же, не для того, чтобы потом отказаться от вознаграждения за столь искусно организованное спасение.

– Но ходят нехорошие слухи по поводу их состояния…

– Пусть себе ходят. Я уже шесть месяцев занимаюсь подготовкой к этому делу; шесть месяцев собираю сведения и расставляю сети; расспрашиваю прислугу, поставщиков и подставных лиц; шесть месяцев живу в тени мужа и жены. Я знаю, что делаю. Досталось ли это состояние от старика Брофорда, как они утверждают, или появилось из другого источника – неважно. Оно существует, а раз существует, то оно – мое!

– Черт, сто миллионов!

– Да если десять или даже пять, неважно! В сейфе хранятся пачки ценных бумаг. Черт меня побери, если в один прекрасный день я не добуду ключа от него.

Трамвай остановился на площади Этуаль. Мужчина прошептал:

– Итак, что делать сейчас?

– Сейчас? Ничего. Я предупрежу тебя, у нас еще есть время.

Пять минут спустя Арсен Люпен поднимался по парадной лестнице особняка Эмберов, и Людовик представил его жене. Жервеза была добродушной полненькой дамой и очень болтливой. Она приняла Люпена чрезвычайно любезно.

– Я настояла на том, чтобы на приеме в честь нашего спасителя не было никого из посторонних, – сказала она.

Действительно, со «спасителем» обращались как со старым другом. К десерту воцарилось полное доверие, и в откровенных признаниях недостатка не было. Арсен рассказывал о своей жизни, об отце – неподкупном судье, о печалях детства, нынешних трудностях. Жервеза вспоминала о молодости; замужестве; о доброте старика Брофорда, который завещал ей сто миллионов; об оспаривании судебного решения на запрет распоряжением имуществом; о займах, полученных под немыслимые проценты; о бесконечных распрях с племянниками Брофорда. О чем она только не рассказывала!

– Подумать только, месье Люпен, ценные бумаги совсем рядом, в нашем сейфе, но если мы возьмем оттуда хотя бы один купон[9]9
  Купон – отрывная часть акции, предназначенная для получения дивиденда.


[Закрыть], мы потеряем все! Они совсем рядом, но мы не можем даже коснуться их.

Гостя будоражили мысли о таком соседстве, и Арсен Люпен совершенно четко понял, что ему не хватает душевного благородства, чтобы посочувствовать этой достойной даме.

– Они здесь? – прошептал Арсен; во рту у него пересохло.

– Да, они здесь.

Дружеские отношения, начавшиеся со спасения жизни, неизбежно крепли. Во время деликатного допроса мсье Люпен признался, что беден и находится в отчаянном положении. Несчастного юношу сразу же назначили личным секретарем супругов с жалованьем в сто пятьдесят франков в месяц от каждого. Жить он продолжал на своей прежней квартире, но ежедневно приходил в дом Эмберов, чтобы получить распоряжения, а для большего удобства ему под рабочий кабинет выделили одну из комнат на третьем этаже.

Комнату он выбрал сам. По счастливой случайности она оказалась прямо над кабинетом Людовика.

Месье Люпен очень скоро убедился, что его секретарская должность номинальная. За два месяца работы он написал всего лишь четыре письма, и только раз патрон вызвал его к себе в кабинет, что позволило ему рассмотреть сейф. Кроме того, он заметил, что секретари не фигурируют в одних списках с такими важными чиновниками, как депутат Анкети или глава гильдии адвокатов Грувель, поэтому Люпена попросту не звали на знаменитые светские рауты.

Он на это ничуть не жаловался, предпочитая оставаться в тени, не теряя времени. Месье Люпен несколько раз тайно посетил кабинет Людовика и засвидетельствовал свое почтение сейфу, который, увы, так и остался наглухо закрытым. Это было огромное сооружение из чугуна и стали; к нему не подступиться было ни с напильником, ни со сверлом, ни с фомкой.

Арсен Люпен умел мыслить оригинально. «Там, где сила не поможет, надо брать хитростью», – сказал он себе. Он начал действовать, тщательно обследовал паркет в своей комнате, просунул свинцовую трубку в отверстие между двумя лепными украшениями в потолке кабинета хозяина. Через это приспособление, своего рода слуховую и подзорную трубу, он собирался подглядывать и подслушивать.

С этого момента Арсен словно приклеился к полу и наблюдал, как Эмберы обсуждали что-то, стоя около сейфа, проверяли записи в учетных книгах. Когда они набирали шифр, последовательно поворачивая четыре ручки, чтобы открыть замок сейфа, он пытался расслышать, сколько поворотов было совершено. Следил за каждым их жестом, прислушивался к каждому слову. Куда они положили ключ?

Однажды месье Люпен увидел, что они вышли из комнаты, а сейф остался открытым, поэтому он быстро спустился вниз, но супруги уже вернулись в кабинет.

– Извините меня, я ошибся дверью.

Но Жервеза пригласила его в кабинет:

– Входите же, месье, чувствуйте себя как дома, дайте нам совет. Какие ценные бумаги лучше продать? Иностранные или государственные?

– Но запрет? – очень удивившись, возразил Люпен.

– Он касается не всех денег.

Она взяла с полки одну из папок, но муж запротестовал:

– Нет, нет, Жервеза, безумие продавать иностранные ценные бумаги, их курс может подскочить… Тогда как цены на государственные уже достигли предела. А как считаете вы, дорогой друг?

Дорогой друг никак не считал, но тем не менее посоветовал продать государственные акции. Тогда Жервеза взяла другую папку и вытащила из нее одну бумагу наугад. Это была трехпроцентная облигация, ценность которой составляло 1374 франка. После полудня Людовик вместе с секретарем продали эту бумагу через биржевого маклера[10]10
  Маклер – торговый посредник, который занимается посредничеством при покупке и продаже товаров и ценных бумаг.


[Закрыть] и получили 46 000 франков.

Что бы там ни говорила Жервеза, у Арсена Люпена не было ощущения, что он здесь как у себя дома. Как раз напротив, положение, которое он занимал в доме Эмберов, не переставало его удивлять. Неоднократно он убеждался, что прислуга не знает его имени. Они называли его просто «месье». Людовик говорил о нем так: «Предупредите месье… Месье уже пришел?» Зачем понадобилась эта загадочность в обращении?

К тому же, когда поутихли первоначальные восторги от спасения, Эмберы почти перестали с ним разговаривать и были учтивы настолько, насколько требуют приличия. Супруги считали его чудаком, который любит находиться в одиночестве, они, конечно, с уважением относились к его замкнутости, которую воспринимали как блажь. Однажды Арсен услышал, как Жервеза говорила о нем с двумя неизвестными господами:

– Он такой дикарь.

Пусть так, подумал он, не собираясь разбираться в странном поведении этих людей. Арсен Люпен продолжал осуществлять свой план, потому что убедился, что не нужно рассчитывать на рассеянность Жервезы, которая никогда не расставалась с ключом от сейфа и, более того, никогда не уносила этот ключ, прежде чем сбросит шифр на замке сейфа.

Произошло событие – усиленная кампания, развернутая некоторыми газетами против Эмберов, – которое ускорило развязку. Их обвиняли в мошенничестве. Арсен Люпен, наблюдавший за событиями издалека, понял, что, промедлив еще немного, все упустит.

Пять дней подряд, вместо того чтобы, как обычно, уходить в шесть часов, он запирался в своей комнате. Хозяева думали, что его уже нет. А он, растянувшись на полу, следил за тем, что происходит в кабинете Людовика. Пять вечеров подряд благоприятного случая так и не представилось, и он среди ночи уходил через калитку во дворе, от которой у него был ключ.

Но на шестой день Арсен узнал, что Эмберы в ответ на злобные инсинуации своих врагов предложили открыть сейф, чтобы составить опись его содержимого. «Это произойдет сегодня вечером», – понял Люпен.

И действительно, после ужина Людовик расположился в своем кабинете. Жервеза тоже пришла туда. Они занялись разбором бумаг, находившихся в сейфе. Прошел час, затем другой. Люпен услышал, что слуги отправились спать. И вот уже никого не осталось на втором этаже. Эмберы продолжали заниматься своим делом.

– Пора, – прошептал Люпен и открыл окно, выходившее во двор.

За окном на небе – ни звезд, ни луны, одна непроглядная тьма. Арсен достал из шкафа веревку с узлами, привязал ее к перилам балкона, перелез через него, и медленно, опираясь на водосточный желоб, пополз вниз к окну, расположенному этажом ниже. Это было окно кабинета; плотные шерстяные шторы скрывали все происходящее внутри. С минуту он неподвижно стоял на балконе, навострив уши и вглядываясь в темноту.

Было тихо; Люпен слегка толкнул створки окна, надеясь, что никто не удосужился проверить шпингалет, который он после обеда повернул так, чтобы язычок не вошел в паз. Окно приоткрылось, очень осторожно Арсен растворил его, просунул голову и тут же замер. Сквозь щель между шторами он увидел Жервезу и Людовика, сидевших около сейфа.

Они изредка и очень тихо перебрасывались короткими фразами, не отрываясь от своего занятия. Арсен Люпен прикинул расстояние, отделявшее его от них, рассчитал действия, которые надо было совершить, чтобы нейтрализовать одного супруга за другим и не позволить им позвать на помощь. Он уже собирался ринуться вперед, как вдруг услышал слова Жервезы:

– Как холодно стало в комнате и всего за какую-то минуту! Пойду, пожалуй, лягу. А ты?

– Мне хотелось бы закончить.

– Закончить! Тут и до утра не разобраться.

– Да нет, работы на час, не больше.

Она удалилась. Прошло двадцать-тридцать минут. Арсен еще шире открыл окно, заколыхались шторы. Людовик обернулся и, увидев раздувшиеся от ветра занавески, поднялся, чтобы закрыть окно…

Все обошлось без борьбы и криков. Арсен Люпен несколькими точными движениями, не причинив особой боли, оглушил Людовика, закрыл ему лицо шторой, чтобы тот не успел разглядеть лица нападавшего.

Затем Арсен бросился к сейфу, схватил две папки, вышел из кабинета, спустившись по лестнице, пересек двор и открыл калитку. На улице его ждал экипаж.

– Спрячь это, – сказал он кучеру, – и следуй за мной.

В два захода сейф был опустошен, затем Арсен поднялся в свою комнату, отвязал веревку и уничтожил следы своего пребывания. Все было кончено.

Через несколько часов Арсен Люпен вместе с сообщником приступил к анализу содержимого папок. Обнаружив, что состояние Эмберов далеко не так велико, как все полагали, Арсен, предвидевший это, вовсе не был разочарован. Ни сотен, ни даже десятков миллионов здесь не оказалось. Состояние Эмберов исчислялось очень внушительной цифрой и было вложено в исключительно доходные отрасли: это были акции железнодорожных компаний, государственные ценные бумаги, акции Суэцкого канала, северных шахт и т. д.

– Конечно, – сказал Люпен, – без убытков не обойдется, когда придет время торговаться, придется не раз, и не два отдавать бумаги за бесценок. Не беда. Благодаря этому первичному капиталовложению я надеюсь начать жить, как хочу… и реализовать кое-какие проекты, которые задумал.

– А остальные?

– Можешь все сжечь, милый друг. Эти бумаги лежали в сейфе для внушительности, нам они не нужны. Что же касается нашей добычи, мы спокойненько запрем ее в шкафу и будем ждать подходящего момента.

На следующий день Арсен, как ни в чем не бывало, вернулся в особняк Эмберов. Но из утренних газет он узнал нечто совершенно неожиданное: Людовик и Жервеза исчезли. Вскрытие сейфа происходило в чрезвычайно торжественной обстановке. Понятные обнаружили в нем то, что оставил Арсен Люпен… то есть ничего.

Таковы факты, которые изложил мне месье Люпен, когда разоткровенничался. Он ходил взад-вперед по моему рабочему кабинету, и в глазах его плясали чертики, которых я не замечал раньше.

– Это одно из самых удачных ваших предприятий? – спросил я.

Не ответив мне напрямую, он продолжал:

– В этом деле еще остались загадки. Зачем они сбежали? Почему они не воспользовались помощью, которую я невольно оказал им. Ведь так просто было заявить: «Сто миллионов лежали в сейфе, а теперь их здесь нет, потому что они украдены!»

– Эмберы потеряли голову.

– Да, действительно, потеряли голову… Но с другой стороны, ведь правда, что…

– Что – правда?

– Так, ничего.

Что скрывалось за его недомолвкой? Он мне что-то недоговорил, и было очевидно, что не скажет. Я был заинтригован. Должно быть, речь шла о чем-то очень серьезном, если у такого человека возникли сомнения. И я наугад стал задавать ему разные вопросы.

– Вы с ними больше не встречались?

– Нет.

– А не испытываете ли вы что-то похожее на жалость к этим супругам?

– Я?! – воскликнул он, подскочив.

Его возмущение удивило меня. Может, я попал в точку?

– Разумеется, – упорствовал я. – Не появись вы, они, может быть, могли бы решить эту проблему… или по крайней мере уехать с полными карманами.

– Вы думаете, что я испытываю угрызения совести?

– Конечно!

Он сильно ударил по моему столу.

– Итак, по-вашему, я должен испытывать это чувство?

– Это может быть сожаление. Но хоть какие-то чувства…

– Испытывать какие-то чувства по отношению к людям…

– К людям, у которых вы отняли состояние.

– Какое состояние?

– Ну как же… ценные бумаги?

– Ценные бумаги? Так в этом мое преступление, моя вина? А вам не пришло в голову, черт побери, что они были фальшивыми, эти ценные бумаги?

ОНИ БЫЛИ ФАЛЬШИВЫМИ!

Я оторопело уставился на него.

– Четыре или пять миллионов – фальшивые?

– Именно! – в ярости воскликнул он, – фальшивые облигации, ценные государственные бумаги – все оказалось макулатурой! В этом сейфе не было ни одного су! А вы требуете от меня каких-то угрызений совести. Это чувство должны испытывать они, а не я! Эта парочка облапошила меня, как обыкновенного раззяву!

Люпен был зол не на шутку, уязвленное самолюбие, видимо, не давало ему покоя.

– Но, как ни крути, я был в проигрыше с самого начала! Угадайте, какую роль я играл в этом деле, точнее, они заставили меня играть? Роль Андре Брофорда. Да, дорогой друг, а я ничего не понял! Только позднее, по газетам и сопоставленным фактам я догадался об этом. В то время как я строил из себя благодетеля, рисковавшего своей жизнью и вырвавшего Эмбера из лап бандита, они выдавали меня за одного из Брофордов! Великолепно, не так ли? Чудак, занявший комнату на третьем этаже, дикарь, которого показывали издали, был Брофордом, и эту роль играл я! Только благодаря мне и тому доверию, которое я внушал под именем Брофорда, банкиры давали ссуды! Да, полезный урок для начинающего! Уверяю вас, он не прошел даром.

Арсен вдруг замолчал, схватил меня за руку, а затем с яростью, в которой все же нетрудно было уловить нотки иронии и восхищения, произнес немыслимую фразу:

– В данный момент, дружище, Жервеза Эмбер должна мне 1500 франков!

На этот раз я не смог удержаться от смеха. Воистину это была остроумнейшая шутка, Люпен и сам рассмеялся от души.

– Да, дорогой друг, 1500 франков! Мало того, что я не получил ни одного су за свою работу секретарем, так хозяйка ухитрилась вытянуть из меня 1500 франков! Все, что было мною накоплено в юности! И знаете для чего? Ни за что не угадаете… Для так называемых обездоленных людей, которым она помогала тайком от Людовика! И я попался на этом! Ну разве не смешно, а? У Арсена Люпена выудили 1500 франков, и сделала это милая дама, у которой он украл фальшивые бумаги на четыре миллиона! К каким только комбинациям и хитростям я ни прибегал, чтобы добиться столь блестящего результата! Вот так, единственный раз в жизни меня провели. Черт возьми! Обвели вокруг пальца и по высшему разряду!

Черная жемчужина

Звон колокольчика разбудил консьержку дома № 9 по улице Ош. Она с ворчанием заметила:

– Мне казалось, все вернулись. Ведь уже три часа, не меньше!

– Может быть, пришли за доктором, – пробрюзжал ее муж.

И действительно, послышался чей-то голос:

– Доктор Арель… на каком этаже живет?

– На четвертом. Но по ночам его не велено тревожить.

– Придется все-таки побеспокоить господина доктора.

Неизвестный вошел в вестибюль, поднялся на второй, затем на третий этаж, и даже не задержавшись на лестничной клетке у двери месье Ареля, дошел до шестого этажа. Первым ключом вскрыл замок, вторым – предохранительную задвижку.

– Замечательно, – прошептал неизвестный, – дело значительно упрощается. Но перед тем как приступить к нему, нужно обеспечить отступление. Так… по логике вещей, какое-то время мне потребовалось, чтобы позвонить к доктору, который должен был прогнать меня. У меня в запасе еще осталось немного времени…

Десять минут спустя он спустился вниз и постучал в окошечко консьержки, ругаясь на доктора. Незнакомцу открыли дверь, и он, выходя, хлопнул дверью. Однако она не закрылась, потому что этот господин вставил железяку в личину замка, чтобы язычок не вошел внутрь.

Затем он бесшумно вернулся, но уже не замеченный консьержкой. На случай тревоги отступление было обеспечено.

И вот незнакомец опять на шестом этаже. В прихожей при свете электрического фонарика он снял пальто, шляпу и положил их на стул, сел на другой и надел на ботинки толстые войлочные тапочки.

– Уф! Готово… Как все легко прошло! Интересно все-таки, почему основная масса людей не выбирает столь приятное ремесло грабителя? При наличии хотя бы капли смелости и расчета с ним может справиться каждый. Очень спокойное ремесло… достойное главы любого семейства… Пожалуй, даже слишком легкое… так что со временем это даже надоедает.

Он развернул подробный план квартиры.

– Сначала надо сориентироваться. Этот прямоугольник – это прихожая, где я нахожусь. Здесь гостиная, будуар и столовая – это пустая трата времени, вкус у графини, кажется, скверный… ни одной стоящей вещицы! Значит, идем прямо к цели… А! Вот план коридора, который ведет в комнаты. Через три метра я должен обнаружить гардеробную, пристроенную к спальне графини.

Он свернул свой план, погасил фонарь и пошел по коридору, отсчитывая расстояние:

– Один метр… два… три метра… Вот и дверь… Как все удачно складывается, Бог ты мой! Простая задвижка отделяет меня от спальни. Более того, мне известно, что эта задвижка находится на высоте одного метра сорока трех сантиметра от пола… Достаточно немного подрезать вокруг, и мы от нее избавимся…

Он достал из кармана нужные инструменты и… застыл.

– А вдруг задвижку забыли закрыть. Надо проверить… Хуже не будет!

Он повернул ручку. Дверь открылась.

– Молодчина Люпен, тебе везет. Тебе известно расположение помещений, ты знаешь, в каком месте графиня прячет черную жемчужину. Следовательно, для того чтобы жемчужина стала твоей, надо просто-напросто быть тише воды ниже травы и бесследно раствориться в ночной темноте.

Арсен Люпен провозился около получаса, открывая вторую дверь, ведущую в спальню. Он делал это так осторожно, что графиню, даже если б она не спала, не потревожил бы никакой непривычный звук.

Следуя обозначенному в плане маршруту, он должен обогнуть шезлонг, затем оказаться возле кресла, а затем подойти к ночному столику рядом с кроватью. На столе должна быть коробочка для почтовой бумаги, а в ней, как ни в чем не бывало, лежит черная жемчужина.

Он лег на ковер и пополз, огибая шезлонг, но вдруг замер, пытаясь успокоить участившееся сердцебиение. Никакого страха он не испытывал, но никак не мог справиться с нервным возбуждением, вызванным мертвой тишиной. Арсена это удивило, ведь ему приходилось переживать более волнительные моменты, причем безо всяких эмоций. Никакая опасность ему не угрожала. Так почему же сердце билось, как взбесившийся колокол? Может, его испугала эта спящая женщина, эта жизнь, бьющаяся рядом с его?

Люпен прислушался и различил ритм ее дыхания, это успокоило его, как присутствие друга.

Он обогнул кресло, затем в несколько коротких ползков пододвинулся к столику, вытянул руку, нащупывая ножку стола. Великолепно! Осталось лишь взять жемчужину и уйти. Слава Богу! А то ведь сердце, как испуганный зверь, снова забилось в груди, да с такой силой, что, пожалуй, могло разбудить графиню.

Невероятным усилием воли он попытался успокоить сердцебиение, но тут его левая рука задела предмет, лежащий на ковре, и Люпен предположил, что это подсвечник, опрокинутый кем-то; рядом лежала еще одна вещица – маленькие дорожные часы в кожаном чехле.

Что произошло? Подсвечник… часы… Почему они оказались не на своем месте? И вдруг от неожиданности у него вырвался крик. Он дотронулся… до странной, просто немыслимой вещи! Нет-нет, от ужаса у него помутилось в голове. Прошло несколько секунд, он не шевелился, его сковал страх от ощущений, вызванных прикосновением, а пот стекал по вискам.

Собрав все свои силы, он снова протянул руку, пальцы опять прикоснулись к волосам… и холодному, почти ледяному, лицу. Такой человек, как Арсен Люпен, способен быстро адаптироваться к любой ситуации, поэтому он включил фонарь. Перед ним в луже крови лежала женщина. Ее шея и плечи были изуродованы страшными ранами. Люпен наклонился, чтобы осмотреть тело, женщина была мертва.

– Мертва, мертва, – повторял он с ужасом, разглядывая лицо с застывшими глазами и искаженным ртом, посиневшее тело утопало в крови, залившей ковер и уже застывшей на нем густым черным пятном.

Он включил свет, и комната наполнилась светом, только тогда стали видны следы отчаянной борьбы. Кровать была в полном беспорядке, одеяла и простыни сорваны. На полу валялись подсвечник и часы – стрелки показывали одиннадцать часов двадцать минут – чуть подальше лежал опрокинутый стул и повсюду – кровь, лужи крови.

– А черная жемчужина? – прошептал Арсен.

Коробочка для почтовой бумаги оставалась на своем месте. Он быстро раскрыл ее. В ней лежал футлярчик. Он был пуст.

– Черт побери, – выругался Люпен, – ты слишком рано праздновал победу, дружище Арсен… Графиня убита, черная жемчужина исчезла… ситуация – хуже некуда! Пора бежать, иначе появятся проблемы.

Однако он не тронулся с места.

– Бежать? Любой другой наверняка сделал бы именно так. А Арсен Люпен? Может быть, он придумает что-то получше? Что ж, нужно разобраться. В конце концов, совесть твоя чиста… Предположим, что ты комиссар полиции и должен провести расследование… Да, но для этого в голове должна быть полная ясность. А у меня мозги набекрень!

И он сел в кресло, массируя виски.

Ни одно из происшествий, случившихся за последнее время, не вызывало такого жгучего интереса, как убийство на улице Ош, и я, разумеется, не стал бы рассказывать эту историю, не предстань она в совсем ином свете из-за вмешательства Арсена Люпена. О его причастности к делу мало кто подозревал. Во всяком случае никто ни в чем не был уверен до конца в этой необычной истории.

Ну кто же не помнит, кто не встречал в Булонском лесу бывшую певицу Леонтину Зальти, супругу, а затем вдову графа д'Андийо, роскошь которой двадцать лет назад ослепляла Париж? Графиню д'Андийо, которая прославилась во всей Европе своими бриллиантами и жемчугами? Поговаривали, что у нее на шее – капитал нескольких банковских компаний и австралийских золотодобывающих фирм. Знаменитые ювелиры выполняли заказы Зальти, как когда-то – заказы царских особ.

И кто не помнит о катастрофе, во время которой погибли все эти богатства? Банки и золотые прииски – все кануло в лету. От чудесной коллекции, распроданной на аукционе, не осталось ничего, кроме знаменитой черной жемчужины. Черная жемчужина, которая стоила целое состояние, если бы графиня захотела расстаться с ней.

Но она не захотела, предпочла урезать свои расходы, жить в скромной квартире с компаньонкой, кухаркой и слугой, но не продавать бесценное сокровище. На то была особая причина, и графиня не скрывала этого: черная жемчужина – подарок императора! И почти полностью разорившись, владелица сокровища, обреченная на жалкое существование, осталась преданной своей спутнице лучших времен.

– Пока жива, – говорила она, – я с ней не расстанусь.

Весь день, с утра до вечера, она носила жемчужину на шее. На ночь убирала ее в укромное местечко, о котором никто не знал.

Все факты, изложенные в газетах, только подогревали интерес, а арест предполагаемого убийцы еще сильнее запутал дело и накалил страсти. Через день газеты так изложили эту новость:

Стало известно об аресте Виктора Данэгра, слуги графини д'Андийо. Собранные против него улики – неоспоримы. Обнаружены пятна крови на люстриновом рукаве его ливреи, найденной шефом полиции Дюдуи в мансарде между пружинной сеткой и матрацем. Кроме того, не хватало одной обтянутой тканью пуговицы. Но как только начался обыск, эту пуговицу достали из-под кровати жертвы.

Возможно, после ужина Данэгр, вместо того чтобы подняться в мансарду, проскользнул в гардеробную и сквозь застекленную дверь увидел, куда графиня прячет черную жемчужину.

Следует добавить, что данное обстоятельство является предположением, потому что пока не обнаружено никаких доказательств. Как бы то ни было, остается неясным еще одно обстоятельство. В семь часов утра Данэгр ходил в табачный киоск на бульваре Курсель: консьержка, а затем и продавщица засвидетельствовали это. Но кухарка графини и ее компаньонка, спальни которых находятся в конце коридора, утверждают, что в восемь часов утра, когда они встали, дверь прихожей и дверь кухни были заперты на два оборота. Обе женщины, прослужившие у графини два десятка лет, – вне всяких подозрений. Возникает вопрос: как Данэгр вышел из квартиры? Быть может, он сделал для себя дубликат ключа? Расследование должно разъяснить эти противоречивые факты.

Но произошло обратное. Выяснилось, что Виктор Данэгр был опасным рецидивистом, алкоголиком и развратником, для которого удар ножом мог быть привычным делом. Но по мере расследования в деле появлялось все больше темных пятен и необъяснимых противоречий.

Прежде всего некая мадемуазель де Сенклев, кузина и единственная наследница жертвы, сообщила, что за месяц до смерти в одном из писем графиня сообщила ей, куда прячет черную жемчужину. На следующий день после того как письмо было получено, мадемуазель де Сенклев обнаружила, что оно исчезло. Кто украл его?

В свою очередь, консьержка рассказала, что ночью открыла дверь неизвестному, поднявшемуся к доктору Арелю. Расспросили доктора, к нему никто не звонил. Так кто же это был? Сообщник?

Версия, включающая сообщника, была принята прессой и общественностью. Старина Ганимар, главный инспектор, отстаивал именно ее, и не без оснований.

– Здесь замешан Люпен, – говорил он следователю.

– Вам везде мерещится этот Люпен. – возражал тот.

– Он мне мерещится везде потому, что везде замешан.

– Признайтесь лучше, что он всплывает в вашем сознании всякий раз, когда вам что-то не совсем ясно. Ну а в данном случае обратите внимание: преступление было совершено в одиннадцать двадцать вечера, как подтверждают часы, а ночной визит, упомянутый консьержами, был нанесен лишь в три часа ночи.