Текст книги "Заря востока"

«Пусть я так и не вспомнил всё, что со мной случилось, но я твёрдо знаю, чего хочу!», – заявил юноша.

«И чего же?», – поинтересовался месье Робар.

«Я тоже хочу стать лекарем, и помогать людям!», – произнёс Патрик.

«Что ж, похвально, Патрик! У тебя есть способности. Это правильный путь, но трудный!», – помолчав, произнёс месье лекарь.

«Я готов к трудностям, месье Робар!», – с горячностью воскликнул юноша.

Лекарь повернул голову, внимательно посмотрел на Патрика, и произнёс: «Я верю в тебя, мой мальчик!».

120

«Я не подведу вас, учитель!», – с благодарностью произнёс юноша.

«А из чего состояла настойка от «чёрной смерти», которую вы изобрели?», – поинтересовался Патрик.

«О, я сейчас тебе расскажу! В её составе гвоздика, аконит*5, а также…», – начал рассказывать месье Робар, и глаза его загорелись. Вскоре они с Патриком с увлечением занялись изготовлением настойки.

В течении трёх лет Патрик постигал искусство врачевания у месье Робара, и нужно сказать, делал успехи. Его учитель был скуп на хвалебные слова, но похвалы его дорого стоили. Тем ценнее для Патрика были слова одобрения, и признания его трудов на ниве врачевания, которыми его удостаивал месье Робар.

Патрик целиком и полностью погрузился в лекарскую науку. Он научился сам вскрывать трупы, и уже не испытывал того суеверного страха, когда первый раз увидел, как это делает его учитель. Он пытался познать тайну природы человека. Причины его недугов, приведших к смерти.

Старался понять, можно ли было исцелить человека, и если да, то как.

Месье Робар стал доверять ему несложные операции, вроде накладывания швов на глубокий порез, чистки гнойной раны, или удаления поражённых гангреной конечностей. По ночам юноша зачитывался книгами по медицине, пока месье Робар, встав с постели, не гасил свечу, и не

отправлял своего ученика спать.

«Патрик! Я ценю твоё рвение. Ты напоминаешь меня в молодости. Я был, так же как и ты одержим врачеванием. Оно составляло и составляет всю мою жизнь. Но послушай мой совет! Ты молод. А молодость бывает лишь раз в жизни. Ты не должен превращаться в затворника. Тебе неплохо было бы развеяться. Завести друзей!», – заявил как-то месье Робар.

«Но учитель, мне хватает вашего общества. Мне с вами интересно. Я узнал за эти три года столько, сколько не узнал бы за всю свою жизнь!», – воскликнул юноша.

«Ты меня не понял, Патрик! Я не о знаниях!», – махнул рукой месье Робар.

«Ты симпатичный парень, Патрик! Девушки заглядываются на тебя, когда ты идёшь по улице, а ты словно их не замечаешь! Думаешь о чём-то своём. Так нельзя. Мой тебе совет, заведи себе подружку. Человек в этой жизни не должен быть один. Это плохо! Вот посмотри на меня, я старый холостяк, разве это хорошо?», – вздохнув, произнёс месье Робар.

Патрик покраснел, и хотел, было, ему напомнить, что мадам Беатрисса была бы счастлива, если месье Робар повёл бы её под венец, но благоразумно промолчал.

«Я знаю, ты подумал о мадам Беатриссе! Мол, если бы я захотел, она с радостью стала бы мадам Робар. Но тут всё не так просто, Патрик. Я уже познал настоящую любовь, но потерял её, именно поэтому не могу назвать Беатриссу своей женой, хотя по-своему люблю её, а у тебя всё впереди! Тебе нужна своя семья, Патрик, хорошая добрая жена, дети», – вздохнув, произнёс месье Робар.

121

«Но, месье Робар, плотское меня не интересует. Я могу подавлять свои желания. Я не хочу жениться и заводить детей. Я хочу всю свою жизнь

посвятить науке врачевания!», – с горячностью воскликнул Патрик.

«Святой Боже, Патрик! Ты себя слышишь? Я хочу, я не хочу, я могу! Какой же ты ещё маленький и глупый, уж прости! Любовь, это бесценный дар. Поверь, мне Патрик, когда ты влюбишься, ты не сможешь противостоять чувству. Оно нахлынет, подобно волне, и захлестнёт тебя целиком, без остатка», – покачав головой, произнёс месье Робар.

«Надеюсь, что этого не случиться!», – мрачно произнёс юноша.

«Но почему ты так боишься влюбиться?», – удивлённо вскинул брови месье Робар.

«Наверное, вы правы, я боюсь влюбляться. А знаете, почему? Любовь часто бывает несчастной. А, кроме того, если я полюблю девушку всем сердцем, и она полюбит меня, у нас родятся дети. В жизни всякое может случиться. Я могу потерять жену и детей. А вот этого я не переживу. Я уже

потерял родителей и сестрёнку, и знаю как это больно! Именно поэтому я боюсь заводить семью!», – подумав, признался юноша.

«Патрик, в этой жизни очень много потерь. Все мы рано или поздно теряем своих близких. В конце концов, все мы смертны. Но, поверь, отказываться, из страха потерять, от любви, глупо! Я благодарен своей покойной жене. Адель, за каждую минуту, проведённую со мной, за сыновей, которых она мне родила, и которые умерли, не успев пожить! Воспоминания о них, это самые счастливые, и самые горькие моменты в моей жизни! Я каждый день молюсь за мою покойную жену, и сыновей, и благодарю Бога, что они у меня были! А тебе я желаю встретить свою настоящую любовь, родить добрых, красивых и здоровых сыновей и дочерей. Прожить долгую счастливую жизнь бок о бок с женой, и скончаться глубоким стариком, в своей постели, в окружении любящей жены, детей, внуков, и правнуков!», – произнёс месье Робар.

«Спасибо за добрые слова, месье Робар! Надеюсь, милость Божия не оставит меня. Я благодарен Господу, что на моём пути встретился такой человек, как вы!», – воскликнул Патрик.

В ответ, месье Робар, лишь махнул рукой.

«Пообещай, мне Патрик, только одно!», – помолчав, сказал он.

«Чего же?», – поинтересовался юноша.

«Ты не будешь отказываться от любви, когда встретишь её!», – глядя Патрику прямо в глаза, произнёс месье Робар.

«Обещаю!», – серьёзно произнёс юноша.

Патрик вновь и вновь пытался вспомнить, что же с ним произошло после того, как он лишился семьи, и до того, как он попал в дом месье Робара. Ведь где-то же он жил всё это время, кто-то же обучил его грамоте, счёту, основам латыни. Он в совершенстве знал язык бриттов.

Очень часто его мучили кошмары. Кошмары были разные. Иногда ему

122

снился страшный чёрный человек со шрамом, который хотел убить его, и приставлял к его горлу нож.

Иногда снилась прекрасная мёртвая черноволосая девушка, с раной в груди, которая протягивала к нему руки.

А иногда, старый благородный рыцарь, со стрелой в шее.

Иногда, противный толстый рыжий мальчишка, который хохотал, и бил его камнем по голове. Каждый раз, после этого, Патрик просыпался от собственного крика, и с головной болью.

Разбуженный его криком, обеспокоенный месье Робар принимался хлопотать возле Патрика. Он заставлял юношу выпить настойку на травах, после которой кошмары, а с ними головная боль, уходили на какое-то время

Однажды ночью Патрика мучила бессонница. Он лежал в своей постели, и смотрел в потолок, пытаясь, всё вспомнить. Сначала воспоминания ускользали от него. Голова была тяжёлой, и гудела как чугунный котёл. Но ему очень хотелось всё вспомнить. Очень! Он чувствовал, что это важно. От усилий пот выступил у него на лбу.

И вдруг, словно молния ударила ему в голову. Воспоминания лавиной

обрушились на него. Он вспомнил всё. И монастырь святого Бенедикта, и

леди Розалинду, и сэра Роберта, и старую Меридит, и доброго повара Карла с его чудесной дочкой Маргарет. И старого истопника Лорме, и мажордома синьора Риккардо. И убийцу Ричарда, которого нельзя было назвать человеком, и который охотится за ним. А, так же пекаря месье Франсуа, который когда-то приютил Патрика, его похотливую жёнушку,

мадам Элиабель, и противного сынка, Жана.

«Жан! Ведь это он хотел его убить! Он ударил его по голове, чтобы Патрик не рассказал месье Франсуа, что его собственный сын обокрал его, для того, чтобы заплатить долг за игру в кости!», – обожгла юношу мысль.

««Заря востока»! У него был алмаз, который передала ему леди Розалинда перед смертью, а потом он поклялся её отцу, покойному сэру Роберту, хранить его», – пронзило Патрика воспоминание.

Он машинально провёл рукой по груди, чтобы прикоснуться к алмазу. Камня не было. Не было с тех пор, как он оказался в доме месье Робара.

С ужасом Патрик понял, что «Заря востока» пропала ещё три года назад. Ему хотелось кричать во всё горло, но его глотку словно сжали тисками. Отдышавшись, и поняв, что может говорить, юноша подошёл к кровати, где спал месье Робар. К счастью, этой ночью он был дома.

«Вставайте, учитель!», – произнёс Патрик, тряся месье Робара за плечо.

«Патрик? Что-то случилось?», – сонно произнёс месье Робар, садясь на постели, и протирая глаза.

«Случилось, учитель! Я вспомнил всё! И поверьте, некоторые вещи, лучше было бы не вспоминать!», – мрачно произнёс юноша.

Наши дни. Выборг. Санкт-Петербург.

Первое, что почувствовал Павел, это тупую, ноющую боль в голове. Его

123

нос уловил характерный запах лекарств. Не открывая глаз, он нащупал под собой неудобный тощий продавленный матрас, под которым была железная сетка от кровати, прутья от которой впивались Павлу в спину. Всё тело ломило.

«Я в больнице!», – догадался Стариков. «А раз я в больнице, то значит жив, и это уже хорошо!», – решил Павел, и открыл глаза.

Сначала, яркий солнечный свет немного резал глаза, но потом, Стариков пригляделся, и понял, что оказался прав. Он действительно лежал на кровати, в небольшой, но уютной одноместной палате. Одет Стариков был в больничную пижаму.

«Вот я болван! И преступника упустил, и сам в больницу загремел! Достанется мне от Немчинова на орехи! Но самое главное, что убийца остался на свободе, а значит, будет продолжать убивать», – с тоской подумал Стариков, потирая огромную шишку на затылке.

В это время дверь палаты открылась, и перед Павлом предстал человек в белом халате. Человек был небольшого роста, чуть за пятьдесят, абсолютно лысый, со спортивной фигурой, приятными чертами лица и большими проницательными карими глазами.

«Я ваш лечащий врач, Леопольд Иванович Штейман. Вы находитесь в Выборгской городской больнице № 3», – представившись, сообщил он.

«Очень приятно», – мрачно ответил Павел.

«Вы помните, что с вами произошло?», – поинтересовался Леопольд Иванович, после того, как осмотрел у Павла голову, и проверил реакцию зрачков.

«Отлично помню! Я проводил расследование. Был в одном из домов на окраине Выборга, и кто-то, очевидно преступник, ударил меня по голове!», – сообщил Павел.

« Ретроградной амнезии у вас нет! С памятью всё в порядке. Вот и отлично! Вам очень повезло, молодой человек! Вас обнаружила лежащим без сознания в доме по адресу Баррикадная 5, на лестничной площадке, Клавдия Петровна Завьялова. Она проживает в этом же доме. Она вызвала наряд полиции и Скорую помощь. К счастью, вам своевременно оказали медицинскую помощь. А ещё вам очень повезло, что у вас, Павел Юрьевич, оказался достаточно крепкий череп», – потирая руки, произнёс Леопольд Иванович.

«Да уж! Клавдию Петровну и врачей я до конца дней своих благодарить буду!», – произнёс Павел.

«Надеюсь, этот ваш конец дней наступит не раньше, чем лет через 100», – улыбнулся Леопольд Иванович.

«Вашими бы устами, да мёд пить!», – улыбнулся в ответ Стариков.

«Ну, вот что! МРТ мозга мы вам сделали. Серьёзных повреждений, слава Богу, у вас никаких нет. Однако сотрясение мозга в наличии. Вы были длительное время без сознания, поэтому, вам придётся провести несколько дней под нашим наблюдением. Возражений я не принимаю! Ну, а теперь

124

отдыхайте, выздоравливайте», – произнёс Штейман, хлопнув себя по коленке, и поднявшись со стула, вышел из палаты.

После того, как он ушёл, Павел выждал какое-то время, и, встав с постели, сделал несколько шагов по палате. Голова, конечно, кружилась, его пошатывало, но ничего, терпимо.

«Некогда мне здесь разлёживаться, пока преступник гуляет на свободе! Вот только, где одежду достать?», – подумал он.

«Это что ещё такое! Паша, а ну-ка немедленно ложись в постель! И куда только врачи смотрят!», – раздался возмущённый голос Немчинова.

Обернувшись, Стариков увидел стоящего в дверях палаты Василия Ивановича с пакетом в руках.

С Немчиновым спорить было бесполезно, и Стариков послушно поковылял обратно в кровать.

«Я тут тебе фруктов и всякого вкусненького принёс. Ребята из отдела собрали», – сообщил Василий Иванович, указывая на пакет.

«Спасибо за заботу!», – вздохнув, произнёс Стариков.

«Ну, вот! Ешь и поправляйся!», – кивнул Немчинов.

«Василий Иванович! Я виноват, я недооценил противника, и поплатился

за это. Упустил убийцу, а сам загремел сюда», – тихо произнёс Павел.

«Я уже в курсе всего! Успел поговорить и с директором Детского дома,

Юлией Сергеевной, и с Клавдией Петровной, и с местной полицией по поводу убийсва Любы Синицыной», – нахмурившись, сказал Василий Иванович.

« Ты действительно виноват, Паша в том, что переоценил свои силы, и недооценил противника, и очень хорошо, что признаешь это», – помолчав, добавил Немчинов.

«Однако я не знаю, как бы сам повёл себя в этой ситуации. Убийца жесток и беспощаден, свой путь он устилает трупами, и где гарантия, что он не захватил бы заложников, или убил бы жильцов дома, где в детстве жила Вера Степанова. Ты ринулся спасать людей, и у тебя не было время на размышления. Вспугнув, ты его упустил, это так, но возможно, спас жильцов дома», – заключил Василий Иванович.

«Да, кстати, пергамент, что ты нашёл, мне Клавдия Петровна передала.

И вот что интересно. При беглом осмотре специалист-историк, к которому мы обратились, заявил, что пергамент действительно подлинный, и очень древний.

А ещё внутри пергамента было несколько пожелтевших листов бумаги. Причём, один лист, предположительно относится к началу 12 века, два листа ко второй половине 12 века, и текст на них написан по-французски разными почерками. Они были пропитаны специальным раствором, потому и сохранились до наших дней. Листы же пергамента относятся примерно к 5 веку до нашей эры. И надписи на них, на древне-арамейском языке. На языке Христа, понимаешь?! Однако, точнее можно сказать лишь после проведения экспертизы », – сообщил он.

125

«Ничего себе!», – присвистнул Стариков.

«Знаешь, а убийца-то наш оказался настоящим ниндзя. И очень умным. Он забрался на выступ под самым потолком подъезда, прыгнул на тебя сзади, и ударил по голове чем-то тяжёлым, скорее всего, арматурным прутом. Вот так-то! Ну ладно! Не вини себя!», – произнёс он.

«Да, и ещё! Я навестил Антонину Матвеевну, бабушку Пети. Ты оказался прав. Помочь, к сожалению, она ничем не смогла. Только бормотала что-то насчёт чёрта, который хотел её утащить. Врачи сказали, что с головой у неё совсем плохо», – вздохнув, добавил он.

«Кстати, а что это за фотография? Мне её передали на медицинском посту, вместе с твоими личными вещами», – помолчав, поинтересовался Немчинов, доставая из кармана вместе с сотовым телефоном Старикова, фотокарточку, на которой была запечатлена свадьба родителей Веры.

«А это свадьба родителей Веры Степановой!», – произнёс Павел.

«А она нам как-то поможет?», – поинтересовался Немчинов.

«Пока не знаю! Вера взяла фамилию бабушки Степанова, а вот родной отец Веры носил фамилию Патрикеев, и, повидимому, был родственником Марины!», – сообщил Стариков. Немчинов тихо присвистнул.

«Ты, Паша, вот что! Марине позвони, сообщи о себе. Да, и ещё скажи ей, чтобы она зашла ко мне на досуге, посмотрела на фотографию. Может, узнает кого, расскажет что важное!», – произнёс Василий Иванович.

«Ну, поправляйся! Ты мне нужен живой, здоровый, и резвый! И не вздумай сбежать из больницы! Я тебя знаю! Лично тогда притащу обратно в палату!», – произнёс Немчинов, и, пожав Павлу на прощание руку, ушёл.

Старикова же в данный момент занимала одна мысль: как поскорее покинуть больницу. Проблема была с одеждой. Не может же он разгуливать по улице в больничной пижаме.

Ему вспомнился старый любимый фильм «Большая перемена», где один из героев сбежал из больницы, из любви к учёбе, и в больничной пижаме явился в вечернюю школу. Павел представил, как он заявится в отделение в таком виде, и нервно хохотнул: «Да, уж! И свой бенефис, майор Стариков, вы будете довершать в сумасшедшем доме!». Да и на улице не лето. Он лёг на койку, и тупо уставился в потолок.

Но определённо делать что-то было надо. Бездействие Павла угнетало.

В это время в дверь Палаты тихонько постучали.

«Входите!», – буркнул Стариков. Он решил, что это медсестра пришла ставить очередную капельницу. «И к чему такие китайские церемонии?», -

поправив одеяло, недовольно подумал он.

Однако в палату вошла не медсестра, а Марина Патрикеева. Её визита Стариков никак не ожидал, и уставился на неё с глупым видом, заморгав глазами.

«Марина, а как ты здесь?», – наконец, поинтересовался он.

«Ты не рад меня видеть?», – грустно улыбнувшись, поинтересовалась Марина.

126

«Нет, нет, что ты! Напротив!», – поспешно произнёс Стариков, испугавшись, что она обидится.

«Мне просто интересно, как ты узнала, что я оказался в больнице!», – заявил Павел.

«Очень просто! Земля слухами полнится. Мне сообщила коллега по работе, Наташа Самсонова. Она встречается с одним из ваших, полицейских. Он ей и рассказал про тебя. Я взяла отгул, и сразу к тебе», – заявила Марина, выкладывая из сумки фрукты, и лотки с голубцами, котлетами и какими-то салатиками.

«Вот! Ешь и поправляйся. А то, больничной едой сыт, не будешь! Уж я-то знаю!», – заметила она.

«Как ты себя сейчас чувствуешь, что говорят врачи?», – деловито поинтересовалась Марина, усаживаясь на стул, возле кровати Павла.

«Да всё нормально. Так, небольшое сотрясение!», – махнул рукой Стариков.

«Я вижу, как нормально! Паша, ты бледный ужасно! Под глазами круги!», – покачала головой Марина.

«Как голова, болит?», – спросила она.

«Да ерунда, до свадьбы заживёт!», – улыбнулся ей Павел.

«До чьей свадьбы?», – улыбнулась в ответ Марина.

«Надеюсь, что до нашей!», – тихо произнёс Павел, прикоснувшись к её

руке.

«Ты главное выздоравливай, Паша! А насчёт свадьбы, коли, не шутишь, обещаю подумать! Смотри, Стариков, а вдруг соглашусь, что тогда делать будешь?», – полушутя произнесла Марина.

«Да, я серьёзно!», – тихо произнёс Павел, глядя ей в глаза.

«И я серьёзно!», – ответила Марина. Они молча сидели какое-то время.

«Поправляйся, Паша, тебе надо отдыхать и набираться сил, а я, пожалуй, пойду!», – произнесла Марина, тихонько высвобождая свою руку, из его руки.

«Марина, погоди!», – приподымаясь на подушке, и поморщившись от боли в голове, произнёс Стариков.

Марина вопросительно посмотрела на него.

«Скажи, пожалуйста, тебе знаком Дмитрий Патрикеев?», – поинтересовался Павел.

«Да!», – кивнула Марина, удивлённо вскинув брови.

«Дмитрий Патрикеев, если это конечно не однофамилец, был моим двоюродным братом. Мой отец и его отец были родными братьями. Папа был на десять лет младше дяди Саши. Дима давно умер, погиб в Чечне. Дядя Саша не намного его пережил. А почему ты спрашиваешь?», -

поинтересовалась она.

«Дело в том, что Клавдия Петровна мне сказала, что отцом Веры был

некий Дмитрий Патрикеев.

«Погоди! Так это что получается! Вера могла быть моей двоюродной

127

племянницей?!», – воскликнула Марина, потирая виски.

«Возможно это и так!», – кивнул Стариков.

«Скажи, а у тебя не осталось фотографий Димы и дяди Саши?», – поинтересовался Стариков.

«Да, была одна где-то. Там дядя Саша, тётя Вика, его жена, и Дима. Но там Дима ещё совсем ребёнок», – подумав, сообщила Марина.

«Вот что, пожалуйста, найди её, и занеси Немчинову в управление», – попросил Стариков.

«Хорошо», – кивнула Марина.

«А что ты можешь ещё рассказать о своём дяде и двоюродном брате?», – спросил Павел.

«Да больше ничего. Мы не общались. То есть теоретически я знала, что у меня есть дядя и двоюродный брат, но мы никогда не встречались. Да, и, кроме того, я была совсем маленькая, лет шесть, наверное, когда сначала погиб Дима, а потом умер дядя Саша», – пожала плечами Марина.

«Скажи, а почему вы не общались?», – поинтересовался Стариков.

«О, эта давняя и грустная история», – вздохнула Марина.

«Дело в том, что дядя Саша всегда был, серьёзным, обстоятельным, целеустремлённым. Отлично учился, и подавал большие надежды. С ранней юности решил, что будет врачом. Мои родные бабушка и дедушка, ответственные партработники, его в этом решении поддержали.

А вот папа, другой был. Про таких говорят «талантливый раздолбай». Учёба давалась ему легко, особенно точные науки. Его родители прочили ему карьеру авиаконструктора. Хотели, чтобы он поступил в МАИ*1. Но единственное что папе по настоящему нравилось, это музыка.

Удивительно, но он с радостью ходил в музыкальную школу.

С удовольствием играл в школьном ансамбле. Именно там он познакомился с моей мамой. Они вместе увлекались тяжёлым роком. Папа с мамой тогда только школу закончили. Ходили вместе на концерты Цоя*2. Это в те времена! Представляешь? Да при родителях партработниках!

Дедушку тогда начальство на ковёр вызвало, и пропесочило, как следует. Что это мол, у тебя, Илья Григорьевич, младший сын, Николай, по подпольным концертам шастает. Неформалом*3 заделался? Нехорошо.

А дедушка строгий был, старой закваски. Накричал на папу. Поставил ему ультиматум. Или ты бросаешь свою музыку, и начинаешь заниматься серьёзным делом, или ты мне не сын.

Дядя Саша, в то время уже перспективный молодой хирург, имел жену, Викторию Петровну, врача-гинеколога и сына, Диму, моего деда поддержал. Как, впрочем, и бабушка, своего мужа.

А папа ни в какую! Музыка, говорит, моё призвание, буду поступать в Гнессинку*4. И рок*5не брошу. В общем, много они наговорили в тот день друг другу. Нашла коса на камень. Папа хлопнул дверью, и ушёл из дома, как оказалось, навсегда.

Вместе с мамой они поступили в Гнессинку. На втором курсе поженились,

128

потом родилась я. После окончания Гнессинки сколотили музыкальный коллектив «Радуга». Суперзнаменитыми они не стали, но всё же были достаточно популярны, и колесили по всей стране. Время тогда было тяжёлое, но они удержались на плаву.

А дедушка, Илья Григорьевич умер в 1991 от инфаркта. Не выдержал распада страны и унижения. Новые демократические власти отправили его на пенсию, лишили всех привилегий. Ему стало плохо, когда он стоял в

огромной очереди, чтобы оформить грошовую пенсию.

А папу ни бабушка, ни брат не пустили на похороны отца. Сказали, что это во многом и его вина, что у деда отказало сердце! Вот так-то! Больше они не общались.

Бабушка умерла через год после смерти мужа. Дима погиб в 1997.Дядя Саша умер в 2000, тоже сердце. А родители погибли в страшной аварии два года назад. Я тоже была в той машине, но выжила. Папа до конца своих дней жалел, что не успел помириться с родными. Жизнь коротка, а мы порой, поддавшись глупой гордыне, запальчивости и гневу, тратим её на нелепые обиды », – вздохнув, сообщила Марина.

Павел обнял её, и, посмотрев прямо в глаза, произнёс: «У нас с тобой всё будет хорошо».

В это время дверь в палату открылась, и перед Павлом с Мариной предстала молоденькая медсестра.

«Время посещений прошло. Мне нужно ставить капельницу больному», – недовольно сообщила она.

«Уже ухожу!», – произнесла Марина, поспешно вставая со стула.

«Марина! Пожалуйста, приди вечером, и принеси мне одежду! Очень

нужно!», – прошептал ей на ухо Павел, удерживая её руку.

«Как же я попаду к тебе домой? У меня нет ключей!», – прошептала в ответ Марина.

«Ну, это не проблема!», – ответил Павел.

«Один звонок!», – взмолился Стариков, обращаясь к медсестре.

«Только быстро!», – поджав губы, разрешила та.

Павел быстро переговорил с соседкой, и тихо сказал Марине.

«Ключи у соседки, бабы Мани. Я с ней договорился. Она тебя ждёт. Моя квартира 98, её 97». Марина молча кивнула, и, поцеловав на прощание Старикова в щёку, ушла, а Павел, лёжа под капельницей, с нетерпением стал ждать.

Наступил вечер. Марины довольно долго не было. Стариков нервничал, думал, уж не случилось ли с ней что. Наконец, Марина появилась.

«Марина, ну почему так долго? Я уже начал волноваться!», – нервно произнёс он.

«Я сначала заехала к Немчинову, а потом уже к тебе. Долго стояла в пробках. Да ещё у меня, как на грех, телефон сломан, нужно новый покупать», – объяснила Марина.

«Прости, я что-то переволновался», – извинился Павел.

129

«А знаешь, приятно, когда за тебя так переживают!», – улыбнулась Марина.

«Привыкай!», – улыбнулся Стариков в ответ.

«Ну, рассказывай. Что с фотографиями? Что Василий Иванович сказал?», -

засыпал её вопросами Павел.

«Я нашла фотографию с маленьким Димой, дядей Сашей, и тётей Викой. Диме там лет пять-шесть. Так вот, мы с Василием Ивановичем сравнили две фотографии, и пришли к выводу, что мальчик на одной фотографии и молодой человек на другой, чрезвычайно похожи. Больше пока сказать нечего», – сообщила Марина.

«Как я полагаю, алмаз «Заря востока», скорее всего, тайно хранился в вашей семье. И кто-то очень хитрый и жестокий узнал про это, и захотел заполучить его, не считаясь с жертвами», – задумчиво произнёс Павел.

«Допустим! Хотя в такое трудно поверить. Но как он попал к Патрикеевым? Семья у нас не из богатых. Мы не олигархи», – озадаченно произнесла Марина.

«А вот это вопрос! Скажи, а в твоём роду, по линии отца, не было дворян или богатых купцов?»,– поинтересовался Стариков.

«Точно сказать не могу. Дедушка был убеждённым коммунистом, и прадедушка тоже. Дедушка во время войны совсем мальчишкой попал

в партизанский отряд. Ещё до войны его отца осудили как врага народа, и расстреляли, матери дали десять лет лагерей, а его отправили в детдом.

Когда детдом эвакуировали, эшелон разбомбили. Он выжил, и попал к партизанам. В общем, хлебнул мальчишка. И войну пережил, и голод, и сиротство. Может, поэтому, у деда такой жёсткий характер был. Папа мне немного о нём рассказвал», – произнесла Марина.

«Да, чем дальше, тем запутанней», – сделал вывод Павел.

«Ну, ничего, мы этот клубок распутаем! Одно знаю, пора мне делать отсюда ноги», – добавил он.

«Может не стоит, Паша? Может, стоит долечиться?», – возразила Марина.

«Ну, уж нет!», – упрямо помотал тот головой.

Быстро переодевшись, Стариков выглянул из-за двери палаты. Марина караулила у входа. «Быстрее! Медсестра на посту как раз отлучилась», – прошептала она.

Быстро миновав отделение, они вышли на улицу.

Марина поддерживала Павла под руку. И ему это было даже приятно. Чувствовал он себя сносно, если не считать лёгкого головокружения.

«Ну и что дальше, Паша?», – поинтересовалась она.

«Для начала поеду домой, высплюсь, а завтра постараюсь разыскать Викторию Петровну, мать твоего погибшего кузена», – сообщил Стариков.

Проснувшись рано утром, он сел на кровати. Голова гудела, словно чугунный котёл, виски и затылок ломило. Поморщившись, Стариков, встал, выпил таблетку обезболивающего, приложил кусочек льда к огромной

130

шишке на затылке, а затем поплёлся в ванную.

Картина, которую он увидел в зеркале своей ванной, не внушала оптимизма. Физиономия у Павла была бледной и опухшей, под глазами синяки.

«Ну и видок у тебя, Стариков!», – пробормотал Павел, берясь за бритву.

Вскоре затрезвонил телефон. Сначала звонила Марина, интересовалась его самочувствием. Павел постарался бодрым голосом убедить её, что с ним всё в порядке. Кажется, она не поверила.

Затем позвонил Василий Иванович. Как же он кричал! Павел не ожидал такого от обычно флегматичного и спокойного Немчинова. Подождав, когда тот выпустит пар, Стариков попытался тем же бодрым голосом, убедить Василия Ивановича, что он здоров, отлично себя чувствует, и готов к работе. Кажется, Немчинов тоже ему не поверил. Буркнув на прощание: «Делай, как знаешь, чёрт с тобой! Не могу же я тебя под конвоем в больницу отправить!», – он бросил трубку.

Связавшись со своими ребятами из управления, Стариков выяснил, что Виктория Петровна Патрикеева жива, и находится в одном из Хосписов Санкт-Петербурга. Собравшись, Стариков отправился в Хоспис.

Он долго трясся сначала в трамвае, потом в автобусе, а когда, наконец, добрался до Хосписа, какое-то время не решался войти, стоя у входной двери.

Большинству из нас тяжело наблюдать страдания и смерть чужих людей.

А уж, если умирает твой близкий человек, и ты не можешь ему ничем помочь…

«И как врачи тут работают? Постоянно видеть горе и смерть! Быть

может, они привыкают. Хотя не знаю, можно ли к этому привыкнуть?

Но ведь за смертельно больными, должен же кто-то ухаживать. Облегчать им страдания, насколько это возможно. Да, к сожалению, такова жизнь! И смерть, это завершающий этап жизни», – вздохнул Стариков, и решительно толкнул дверь.

В Хосписе оказалось не мрачно, а довольно уютно, и чисто.

«Вы куда молодой человек?», – поинтересовалась у Павла приятная женщина средних лет, в белоснежном халате медсестры, с некоторым подозрением посмотрев на него. На бейдже, приколотом на груди у дамы, значилось: старшая медицинская сестра Алексеева Ольга Ивановна.

«Да уж, моя помятая физиономия внушает подозрение. Наверное, я выгляжу как зомби», – усмехнулся про себя Стариков.

«Мне бы с Викторией Петровной Патрикеевой поговорить!», – произнёс Стариков.

«Виктории Петровне очень плохо. Не думаю, что она сможет вас принять

сегодня. А вы ей кто? Родственник? Её раньше вроде внучка навещала.

Приятная такая девушка. Правда, приходила не часто. А потом и вовсе пропала куда-то. Не все, знаете – ли, выдерживают вид умирающего человека», – произнесла медсестра.

131

«А внучку, случайно, не Вера звали?», – произнёс Павел, показывая удостоверение.

«Да, именно так! А что с ней что-то случилось?», – встревожено поинтересовалась медсестра.

«Случилось! Она умерла! Вернее, её убили!», – вздохнув, сообщил Павел, показывая удостоверение.

«Господи! Как жаль! А Виктория Петровна так её ждала!», – расстроено произнесла Ольга Ивановна.

«Я сейчас спрошу у нашего заведующего, можно ли вам пройти к Виктории Петровне! Да вот он идёт! Андрей Владимирович!», – окликнула она молодого, высокого роста, серьёзного брюнета в очках, проходящего мимо по коридору.

«Что случилось, Ольга Ивановна?», – поинтересовался он, сначала остановившись, а потом подойдя к медсестре и Старикову.

«Да вот, товарищ майор хочет поговорить с Викторией Петровной по поводу гибели её внучки Веры Степановой», – сообщила Ольга Ивановна.

«Вот как! Значит, внучка Виктории Петровны погибла? Печально! Я помню эту девушку, она навещала Викторию Петровну, правда не так часто, как хотелось бы. Жаль, очень жаль! Такая молодая, и умерла!», – с сочувствием произнёс Андрей Владимирович.

«Наверное, несчастный случай?», – предположил он.

«Нет, её убили!», – уточнил Стариков.

«Даже так!», – вздохнув, покачал головой заведующий отделением.

«Не знаю, что и сказать! Виктория Петровна очень слаба! Боюсь, эта новость её убьёт!», – развёл он руками.