Текст книги "Заря востока"

У Жана застучало в висках, однако он, усилием воли, заставил себя собраться.

«Я видел из окна, как он выходил из дома. Наверное, пошёл прогуляться», – стараясь, чтобы его голос звучал как можно более равнодушно, ответил он.

«Прогуляться? На ночь глядя? Куда это его понесло?», – недовольно передёрнувшись, произнесла мадам Элиабель. Жан в ответ только пожал плечами.

«Ладно! Я иду спать. И ты ложись!», – махнула рукой мадам Элиабель, и, уходя, так хлопнула дверью, что у Жана зазвенело в ушах. Он, еле передвигая ноги, подошёл к столу, и задул горевшую лучину, а потом опустился на свою кровать, вытирая пот, выступивший на лбу.

Какое-то время он лежал, распластавшись на своём тюфяке, борясь со сном. Ему всё казалось, что если он заснёт, то мёртвый Патрик вылезет из сундука, и задушит его. Так страшно ему ещё не было никогда в своей жизни. Но вокруг была тишина, Патрик из сундука вылезти не пытался. Только мягкий лунный свет просачивался сквозь затянутое бычьим пузырём приоткрытое окно. Луна в эту ночь была полной и светила необычайно ярко.

«Да, что это я! Нужно избавиться от тела, и как можно быстрее!», – пробормотал Жан, и ущипнул себя за руку, чтобы привести в чувство.

Нужно было приниматься за дело. Перекрестившись, он, усилием воли открыл сундук. Тело Патрика скрючившись, лежало внутри. Когда он его доставал, ему на мгновение показалось, что тот еле слышно дышит.

«Чепуха! Он мёртв! Я его хорошо приложил подсвечником по голове. После такого удара не выживают!», – пробурчал себе под нос Жан, помотав головой. Он старался не смотреть на лицо юноши. Тело Патрика было ещё тёплым, и неожиданно тяжёлым.

«Вроде худосочный, а весит как хороший боров!», – удивился тогда Патрик.

Вдруг, он нащупал, на груди у Патрика, под одеждой что-то небольшое,

144

округлое, и твёрдое. Некоторое время в голове Жана боролись страх и любопытство. Любопытство победило. Он расстегнул куртку Патрика, и, увидев внутренний карман, запустил туда руку. Ладонь обожгло чем-то холодным. Когда он вытащил из кармана Патрика вещицу, и разжал кулак, то чуть не лишился чувств.

У него в ладони, в лунном свете, сиял и переливался розовым цветом большой драгоценный камень необыкновенной красоты. То, что это настоящий алмаз, причём редкого розового оттенка, Жан даже не сомневался. Его дружок, сын ювелира, Гастон, много чего интересного рассказывал ему про это ремесло. По крайне мере, Жан хорошо знал виды драгоценных и полудрагоценных камней, и легко мог отличить

подделку от оригинала. Алмаз в ладони Жана, безусловно, был настоящим. Грани и чистота его были идеальны. Вставлен он был в золотую, изящно выполненную оправу, на золотой же цепочке.

«Господи! Оказывается, у приблудыша была тайна!», – ошарашено произнёс Жан, и, машинально надел цепочку с камнем себе на шею.

Но это было ещё не всё. За пазухой у Патрика оказались свёрнутые листы старого пергамента. Жан зажёг лучину, и попытался разобрать, что там написано. Так как пергамент был старым, Жану пришлось быть очень осторожным, когда он разворачивал свитки, чтобы не повредить их. Внутри оказался свёрнутые два листа бумаги.

Письмена на пергаменте были на неизвестном Жану языке. А вот текст на листах бумаги, был написан по-французски. Жан очень пожалел, что в своё время был, не слишком усерден в изучении грамоты. Он смог с трудом, по слогам разобрать заголовок текста. Там было написано: «Завещание». Внизу висела сургучная печать с гербом какого-то знатного рыцаря.

«Ну, и ну! А бумаги-то видать, нужные. Попробую позже их прочесть. Правда, придётся изрядно попотеть, а если не получится, то следует их показать человеку, хорошо разумеющему грамоте. А потом, возможно, продать за звонкую монету! Алмаз, да ещё и старинный пергамент, завещание! Вот уж повезло, так повезло!», – обрадовался Жан .

«Непонятно только, как алмаз, пергамент и завещание попали к приблудышу?», – подумал он.

Однако Жан, не стал мучиться этим вопросом. Прежде всего, необходимо было, избавится от тела. Жан быстро засунул листы пергамента с завещанием себе за пазуху. Затем, подойдя к двери, он осторожно приоткрыл её, и выглянул. В доме было тихо и темно.

«Вот и хорошо! Все уже спят! Только бы не наткнуться на кого-нибудь случайно. Особенно на эту стерву Элиабель», – подумал он.

Взвалив тело Патрика себе на плечи, он, стараясь ступать как можно тише, и не шуметь, вышел через чёрный ход, ключи от которого, к счастью, у него были. Он сделал дубликат тайком от отца и мачехи, чтобы уходить по ночам, когда захочет, и приходить под утро незамеченным.

145

На улице приятный ветерок обдул его голову, удаляя из неё хмель. В голове у него прояснилось. «Сена! Ну, конечно, он сбросит тело в Сену! А там потом разбери, кто убил приблудыша! Река всё скроет!», – решил он.

Дотащив Патрика до сарая, он прислонил его к деревянной стенке, и открыл засов. В загоне мирно спал их каурый*1 жеребец Каштан. Перевязав ноги Патрика верёвкой, которая, кстати, нашлась в сарае, он перевалил тело юноши через круп Каштана, и, взяв его под уздцы, вывел из стойла.

Мерно цокая копытами, конь послушно шёл за Жаном, везя свою ношу. Жан всё время вздрагивал, боясь, что ему по пути попадётся какой-нибудь загулявший парижанин, или, что ещё хуже, королевские солдаты. Но, к счастью для него, кругом было тихо, на улице ни души, и только

огромная Луна освящала дорогу.

Когда они добрались до Сены, Жан призадумался. Нужен бы груз, чтобы утопить тело. Жан решил поискать камень побольше, чтобы привязать его верёвкой к ногам Патрика.

И тут он услышал глухой стон. Это стонал Патрик, который, по мнению Жана, был хладным трупом. Жана затрясло, словно в лихорадке. Одна мысль сверлила его мозг: «Так, значит, приблудыш жив, жив! И он может всё рассказать».

Всё что он тогда хотел, чтобы этот кошмар закончился. От страха, Жан сам не понимал, что делает. Забыв про камень, он подхватил Патрика, и, собрав всю свою силу, сбросил его с крутого берега, прямо в реку.

«Ничего, всё равно ты сдохнешь! Когда тебя хватятся, то решат, что ты ограбил отца, и сбежал с деньгами. У Сены быстрое течение, оно унесёт твоё тело подальше отсюда. Даже, если его найдут, то решат, что ты связался со злодеями, которые ограбили тебя, отняли ворованные деньги, и убили!», – отдышавшись, пробормотал Жан, стоя на берегу.

Затем он развернулся, и, взяв под уздцы Каштана, пошёл обратно. Дома Жан, не раздеваясь, без сил свалился в свою постель. Его колотило. Силы придавало лишь то, что у него был алмаз и пергамент с завещанием. В ту ночь, он так и не заснул.

Едва забрезжил рассвет, как Жан подскочил от вопля мадам Элиабель. Он тотчас побежал наверх, в покои отца, и увидел следующую картину. Его отец лежал бездыханным в своей кровати. Голова его была откинута на подушки. Черты лица застыли. Мадам Элиабель рыдала, и картинно заламывала руки. Жан знал, что она никогда не любила отца, вышла за него из-за денег, а сейчас просто изображала убитую горем вдову, и скривился в презрительной ухмылке.

«Он умер?», – поинтересовался Жан, подойдя поближе, и разглядывая лицо усопшего, словно не веря, что тот мёртв. Он не мог поверить, что отец больше не будет отчитывать его за леность, и грозиться лишить наследства. Что ему уже никогда не нужно будет скрывать своё увлечение игрой в кости.

146

И что отец никогда не посмотрит на него своим строгим взглядом, в котором читалось презрение и разочарование сыном.

«Ему стало лучше, он уснул. Я тоже задремала. А когда очнулась, он уже не дышал!», – всхлипывая, объяснила мадам Элиабель.

«Надеюсь, у моего отца хватило ума написать завещание, и всё оставить мне, законному наследнику, а не своей похотливой жёнушке», – со злобой произнёс он.

«Ах ты, гадёныш! Я законная жена, и имею право на его деньги!», – взвизгнула мадам Элиабель, скидывая с себя маску безутешной вдовы.

«Это мы ещё посмотрим!», – процедил Жан, и вышел из комнаты.

Потом была суета с похоронами. Народу было довольно много. Месье Франсуа был уважаемый человек. Через положенное время в их дом явился нотариус*2, мэтр Ламбре, и зачитал завещание покойного. Согласно ему, пекарня и дом отходила Жану, причём в течение 25 лет он не имел права их продать. Помощником Жана, согласно воле покойного, был назначен Патрик. Ему полагалось хорошее содержание. Мадам Элиабель имела право проживать в доме умершего мужа, и получать определённое содержание, правда, не столь большое, на которое она рассчитывала.

Причём, только в том случае, если будет верна покойному мужу, будет блюсти себя как честная вдова, и до конца своих дней не выйдет вновь замуж. Если же она будет замечена в прелюбодеянии, или вновь вступит в брак, то лишиться всего. В итоге, все были недовольны.

Мэтр Ламбре поинтересовался, почему на оглашении завещания не присутствует Патрик. «Я бы тоже хотела бы знать, где он шляется, в то время как его хозяин, мой дорогой Франсуа скончался!», – зло, сверкнув глазами, воскликнула вдова.

«Злится! Думает, что он сбежал из-за её домогательств. Она словно обжора, у которого из-под носа увели аппетитную жареную баранью ногу.

Ну, ничего, теперь этот красавец кормит рыб в Сене. И с этой стервой Элиабель я разберусь. Она тоже мне за всё заплатит! Подошлю к ней

какого – нибудь смазливого парня, а потом застукаю их при свидетелях! И тогда прогоню её с позором прочь», – мстительно подумал тогда Жан.

Где он найдёт подставного красавца, он пока ещё не знал, но точно знал, что мадам Элиабель получит своё. Позже. Ох, как он потом пожалел, что недооценил её, не разобрался с ней сразу.

Мадам Элиабель порекомендовала Жану, совершенно не понимающему в финансовых делах отца, взять себе помощника. Она прекрасно понимала, что от состояния финансов её покойного мужа, будет зависеть регулярность выплачиваемого ей жалования.

Свой выбор, Жан остановил на некоем венецианце, Чезаре Манчинни. Тот работал в банке весьма уважаемого банкира-ломбардца синьора Джузеппе Толомео.

Именно в банке синьора Толомео, хранил свои деньги покойный отец Жана. Месье Франсуа любил говаривать, что даже если разверзнуться

147

небеса, и провалится земля под ногами, банк синьора Толомео устоит, и

будет вовремя выплачивать проценты своим кредиторам, и взимать долг с заёмщиков.

Жан знал Чезаре. Не раз видел его в банке. А пару раз даже выпивал с ним. Парень был весёлый, общительный и компанейский. Всегда при деньгах, но азартными играми, в отличие от Жана не увлекался.

Рекомендации у Манчинни были отличные. И что важно, сам Чезаре был красивым молодым человеком, двадцатитрёх лет. Высоким, стройным и длинноногим. С осиной талией, широкими плечами, тонкими чертами лица, чуть смугловатой кожей, густыми смоляными кудрями, и большими голубыми глазами.

Жан обрадовался, увидев, что мадам Элиабель тотчас же уставилась на

Чезаре плотоядным взором, как только он пришёл к ним в дом.

«Прекрасно! Скоро эта стерва попадёт в ловушку, и за всё заплатит.

Всё идёт как нельзя лучше», – подумал он тогда, и успокоился. И это было ошибкой.

Чезаре бойко взялся за дело, проверил счета, выявил крупную недостачу денег.

«Ну, понятно! Это приблудыш Патрик стащил деньги, а потом сбежал с ними», – заявил Жан, мадам Элиабель.

«Гореть ему в аду! Нужно заявить на него, пусть поймают и четвертуют», – тоном обманутой женщины, со злобой процедила мадам Элиабель.

«Надеюсь, там он сейчас и пребывает!», – подумал тогда Жан.

«Но, дражайшая матушка! Во-первых, у нас нет доказательств, что это он. Лишь только предположения! А, кроме того, мы потратим уйму денег на суд! Всем известно, что люди короля любят золото!», – усмехнувшись, в слух заметил Жан.

Он совсем не хотел, чтобы искали Патрика. Вдруг, что-то всплывёт, и выясниться, что Жан, причастен к его исчезновению, а так же к краже денег у отца.

«Но он должен быть наказан!», – покривилась мадам Элиабель.

«Господь покарает его!», – сотворив крестное знамение, бесстрастно произнёс Жан. В гневе, махнув подолом платья, мадам Элиабель удалилась.

«Похоже, её любовь превратилась в ненависть. Да, нет ничего страшнее разочарованной женщины. Однако, похоже, наживка сработала! Вон как она смотрит на Чезаре, и томно вздыхает! Нужно будет поговорить с Манчинни, и хорошо ему заплатить, чтобы он затащил эту стерву в постель», – решил Жан.

Сказано – сделано. Чезаре легко согласился на предложение Жана, тем более что тот подкрепил его мешочком с золотыми монетами. Жану бы насторожиться тогда, заметив, как жадно заблестели глаза Чезаре при виде золота, но он не придал этому значения. Ну, любит Чезаре деньги, так кто же их не любит? Как же он потом кусал себе локти, что оказался таким

148

болваном!

Казалось, всё шло по плану. Однако мадам Элиабель, неожиданно, оказалась крепким орешком. Очевидно, жадность победила в ней похоть.

Жизнь шла своим чередом. Так прошёл год, потом другой. Чезаре не оставлял своих попыток соблазнить мадам Элиабель, и часто бывал у них в гостях, одаривая вдову, то лучезарной улыбкой, то страстным взлядом. Мадам Элиабель изо всех сил старалась сдержать свою вспыхнувшую страсть к нему, вела себя словно монахиня, но Жан видел, как блестят её глаза, и высоко вздымается грудь, когда она видит Чезаре. И понимал, что она держится из последних сил, и вот-вот сдастся, тем более что срок траура год как закончился.

Он уже предвкушал, как пригласит нотариуса, мэтра Ламбре, и несколько других уважаемых людей, и они застанут мадам Элиабель в объятьях Чезаре, засвидетельствовав, таким образом, факт распутства вдовы отца.

И вот тогда он выгонит из дома эту шлюху, на улицу голой, и без сантима*3 в кошельке. Вот уж будет зрелище!

Ну, а потом он по праву будет распоряжаться деньгами отца так, как ему хочется. Он сделает очень крупную ставку во время игры в кости, и обязательно выиграет! Обязательно! У него же ещё есть дивный алмаз. Ну, его он ставить не будет, нет! Этот алмаз принесёт ему удачу. А потом он станет очень богатым и уважаемым человеком. Жениться на какой-нибудь дочке богатого купца, из тех, что сейчас воротят от него нос. И будет жить в своё удовольствие. Ну, а работать на него будут другие. Так мечтал Жан, но судьба посмеялась над ним.

Это был самый худший день в его жизни. Сперва, он крупно проигрался. Очень крупно. Столько он ещё не проигрывал. Человека, которому он проиграл, Жан видел впервые. Но, при одном взгляде, на него, мороз продирал по коже. А нужно сказать, что Жан в своей жизни повидал не мало опасных людей.

В этом человеке, на первый взгляд не было ничего

примечательного. Среднего возраста, среднего роста, стройный, смуглый,

черноволосый, со словно выточенными, чёткими чертами, и шрамом на лице, он сразу внушил Жану страх. А, заглянув ему в чёрные, словно уголь, глаза, Жан понял, что этот человек убивал. И не раз. Причём убить для него человека, всё равно, что выпить стакан вина для пьяницы. Убийство доставляло ему удовольствие.

Сперва Жан хотел уйти, но, азарт взял верх, тем более, что дружки над ним подтрунивали, и он сел за игральный стол.

Но, в тот день, удача отвернулась от Жана. Он сразу же крупно проиграл, тем не менее, продолжал игру, желая отыграться. Но в итоге, проиграл не только, все деньги, которые были при нём, а это была немалая сумма, но и деньги, которые лежали в банке синьора Толомео, и предназначались на расширения пекарни, выплату жалования рабочим, и содержания мадам Элиабель. Без согласия мачехи, он не мог их получить. Да и тех ему едва

149

хватило бы, чтобы покрыть долг. Сроку на покрытие долга у него была неделя. Но, это было ещё только начало.

«Ещё не всё потеряно!», – утешал он себя тогда, возвращаясь, домой.

«Со стервой Элиабель я скоро разберусь. И все деньги достанутся мне. По долгам с трудом, но расплачусь. К тому же, у меня есть алмаз, пергамент и завещание. В конце – концов, если жизни будет угрожать опасность, расплачусь им», – решил он.

Он вспомнил то сладостное чувство, когда впервые прикоснулся к алмазу, чудесное сияние, исходящее от него, его красоту, и порадовался, что спрятал своё сокровище в надёжном месте.

«Ну, уж, нет! Не отдам я тебя никому! Ничего, как-нибудь, выкручусь!», – обращаясь к камню, пробормотал он.

Когда Жан подходил к дому, было раннее утро. Обычно в это время в доме уже все просыпались. Работники замешивали тесто, затапливали печь,

чтобы к завтраку каждый желающий парижанин, у кого имелись деньги,

смог купить вкуснейшие, ароматные булочки. А мадам Элиабель контролировала процесс.

Особенно славились булочки с корицей. Эту пряность, отец Жана, а теперь и он сам, покупали у одного знакомого торговца с Востока. Стоила она ужасно дорого, поэтому и булочки были не дешёвые, однако шли влёт, не смотря на цену.

Около дома Жана ждал неприятный сюрприз в виде рабочих его пекарни, с суровыми лицами.

«Вы, почему ещё здесь? Почему не у печи? Разве я вам плачу за то, чтобы вы здесь околачивались без толку?», – прикрикнул на них Жан.

«Да вы нам, хозяин, уже два месяца, как не платите!», – нахмурившись, произнёс Люк, самый бойкий из них, белобрысый крепыш, с грубоватыми чертами лица.

«А что касается, почему мы здесь, на улице, так поинтересуйтесь у мадам Элиабель, где она есть, и почему заперла дверь!», – добавил он.

Действительно, Жан заметил, что на входной двери красовался замок. Это наводило на плохие мысли.

«И куда делась эта стерва? Неужели в объятьях Чезаре? Мы же договаривались с ним, что как только Элиабель согласится на свидание, он тотчас сообщит мне, где бы я ни был! И, вот на тебе! Стою у запертой двери собственного дома, как дурак!», – недовольно подумал Жан.

Хорошо, ещё, что он не забыл взять с собой ключ.

«Ну, что стоите? Живо за работу!», – отперев дверь, и оглянувшись на

работников, которые словно застыли на месте, буркнул Жан.

«И не подумаем! Сначала, хозяин, вы выплатите нам всё, что должны, до последнего сантима», – с угрозой в голосе, произнёс Люк.

Товарищи поддержали его дружными криками: «Правильно! Нам семьи кормить надо! Не будем за так спину гнуть!».

«Ах, вот как вы заговорили? Значит, не желаете работать?», – зло,

150

сощурившись, произнёс Жан.

Ответом ему было гробовое молчание, и полные ненависти взгляды.

«Мы всё сказали!», – наконец, после затянувшейся паузы, произнёс Люк.

«В таком случае, убирайтесь вон!», – взвизгнул Жан.

«Мне не нужны такие работники! Я найму других! Вы не получите от меня ни сантима! Сдыхайте от голода, вместе со своими жёнами и детьми!», – мстительно добавил он.

«Мы-то уйдём! И не сдохнем! Умелые пекари везде нужны! А вот твоя пекарня без нас загнётся! К такому нерадивому хозяину, как ты, вряд ли кто захочет наниматься. А что касается наших кровно заработанных денег, они тебе ещё поперёк горла станут!», – с холодной яростью произнёс Люк.

И, сплюнув на землю, обращаясь к своим товарищам, произнёс: «Идёмте, друзья! Нам тут нечего делать!».

Возмущённо гомоня, и посылая в адрес Жана проклятия, работники

удалились.

«Ну и пусть убираются к дьяволу, найму других! Главное сейчас выяснить, куда делась эта стерва Элиабель!», – подумал Жан, и направился в её комнату. Дверь в покои Элиабель была приоткрыта. Зайдя туда, Жан увидел, что вещей мачехи нет.

«Это что ещё такое? Да куда же она делась?», – подумал он, почувствовав неприятный холодок в груди.

Заперев дом, он отправился в банк синьора Толомео. Там его ожидал ещё один удар.

Синор Толомео, смуглый пожилой, круглолицый мужчина, с чёрными, как смоль волосами, подёрнутыми, словно дымкой, кое-где сединой, и небольшими проницательными карими глазками, был вне себя от ярости. Таким Жан этого уважаемого человека, ещё не видел. Обычно спокойный, и флегматичный, синьор Толомео рвал и метал. Поинтересовавшись, где Чезаре, Жан услышал ответ, который его не обрадовал.

«Этот негодяй, вонзил мне нож в сердце, накажи его Господь!», – в негодовании, вздымая руки, воскликнул он, и из глаз его брызнули злые слёзы.

«Он обворовал меня! Обворовал и сбежал! А я столько сделал для него! Но, что самое страшное, он нанёс удар по репутации моего банка! Разве уважаемые люди будут теперь доверять мне?», – сокрушался банкир.

«Синьор Толомео, сочувствую вашему горю, но мне хотелось бы проверить свои счета!», – чувствуя, как у него пересохло в горле, произнёс Жан.

«Конечно!», – кивнул синьор Толомео.

«Ваш счёт закрыт, месье Жан», – сообщил он, сверив свои записи.

«Как же так? Я не забирал деньги!», – ошарашено воскликнул Жан, чувствуя, как его сердце бешено заколотилось, а на лбу выступила испарина.

«Деньги взяла мадам Элиабель по вашей, месье, доверенности!», – развёл руками синьор Толомео, показывая Жану какую-то бумагу, с печатью мэтра

151

Ламбре.

«Это подделка! Я не составлял никакой доверенности у мэтра Ламбре!», – нервно воскликнул Жан, не веря, что этот кошмар происходит с ним.

«К сожалению, мой друг, я ничем не могу вам помочь! Документ составлен правильно, печать в наличии», – развёл руками синьор Толомео.

«Да, как же так! Отдайте мне мои деньги!», – в ярости вскричал Жан.

«Успокойтесь, Жан! Я понимаю ваше негодование, но, к сожалению, не могу вам вернуть деньги. Их просто у меня нет! Не забывайте, что я тоже пострадавшая сторона. Этот прохвост, Чезаре, обманул всех.

Ко мне приходил владелец комнаты, которую он снимал. Так он и ему, за три месяца, задолжал плату за жильё, и исчез! А знаете, что он говорил этому доброму человеку? Что я постоянно, из жадности задерживаю ему жалование, и поэтому, он вовремя не может расплатиться за комнату! Это я-то, который не разу ни на день не задержал ни одному своему служащему

полагающиеся им деньги за работу!», – всплеснул пухлыми руками синьор

Толомео.

«А вам, мой друг, могу лишь посоветовать, выясните всё у мэтра Ламбре. Если печать украдена, и документ поддельный, обратитесь в королевский суд! Лично я собираюсь обратиться к королю за справедливостью!», – вздохнув, добавил он.

Жану хотелось обложить синьора Толомео отборной бранью, а потом вцепиться ему в глотку, и душить до тех пор, пока его лицо не побагровеет, глаза не вылезут из орбит, язык не вывалится изо рта, и он не отдаст Богу душу. Однако он не сделал этого. А лишь тяжело дыша, стоял напротив синьора Толомео, сжимая кулаки, и открыв рот. Постепенно он почувствовал, как приступ ярости уходит, и голова проясняется.

«Как этот, умный и проницательный человек, столько лет, руководивший своим банком, и сделавшим его столпом надёжности, мог не раскусить эту змею Чезаре?», – задавал себе вопрос Жан.

«А ты-то сам разве не доверился Чезаре? А он обвёл тебя вокруг пальца, как ребёнка! Сговорившись с этой шлюхой Элиабель, сбежал с ней, ограбив банк синьора Толомео, и прихватив твои кровные денежки!», – ехидно поддел сам себя Жан.

«Эта дура Элиабель жестоко просчиталась, думая, что Чезаре влюбился в неё. Скорее всего, он прирежет эту стерву, а тело сбросит в какую-нибудь зловонную канаву!», – мстительно подумал он.

«Надеюсь, что этого мерзавца Чезаре вскоре поймают, и он не успеет потратить ворованное. А потом его четвертуют. И умирать он будет долго и

мучительно!», – скрипнув зубами, произнёс Жан, и, попрощавшись с синьором Толомео, удалился.

Он направился к нотариусу, месье Ламбре, хотя понимал, что это пустая трата времени, и заранее знал, что услышит. Просто он не хотел сейчас возвращаться в свой проклятый дом, и сидеть там, в одиночестве, предаваясь мрачным мыслям. Месье Ламбре подтвердил, что доверенность никакую не

152

составлял, что это подделка.

«Но печать-то на бумаге ваша!», – нахмурившись, заявил Жан.

«Печать действительно моя! Ума не приложу, откуда она взялась на этой фальшивке?»,– задумался нотариус.

«А скажите, не приходила ли к вам моя мачеха, мадам Элиабель?», – поинтересовался Жан.

«Да, действительно, она была у меня!», – кивнул нотариус.

«А по какому вопросу?», – взволнованно спросил Жан.

«Я умею хранить секреты тех, кто обращается ко мне», – строго произнёс мэтр Ламбре. Жан уже хотел схватить нотариуса за грудки, и вытрясти из него душу. Однако, помолчав, тот произнёс: «Но здесь особый случай. Подделана доверенность, на ней стоит моя печать, а значит под угрозой моя репутация, поэтому я вам всё расскажу!».

«Мадам Элиабель приходила, чтобы составить завещание», – заявил

нотариус.

«Завещание?», – удивился Жан.

«Вот именно, завещание! Она хотела, чтобы после её смерти, все её деньги отошли монастырю святой Урсулы», – сообщил мэтр Ламбре.

«Завещание было составлено?», – поинтересовался Жан.

«Нет! Она сказала, что всё хорошенько обдумает», – поджав губы, произнёс нотариус.

«Скажите, вы оставляли её одну?», – спросил Жан.

«Мадам Элиабель стало нехорошо от духоты, и я принёс ей вина. После этого она ушла», – сообщил мэтр Ламбре.

«Я так и думал!», – хлопнул себя по коленке Жан.

«Вы полагаете, что она, пока я отсутствовал, сделала оттиск с моей печати? А потом подделала доверенность», – потерев пальцами виски, уточнил нотариус.

«Вот именно! И у неё был сообщник!», – воскликнул Жан.

«В таком случае, обращайтесь в королевский суд. Я буду свидетельствовать в вашу пользу», – сцепив пальцы в замок, произнёс мэтр Ламбре.

«Непременно, так и сделаю!», – мрачно кивнул Жан. А про себя подумал: «Если я выкручусь с долгом, и доживу до того времени, когда будут четвертовать Чезаре, с удовольствием пойду посмотреть на казнь. Жаль, что скорее всего не увижу казни стервы Элиабель. Наверняка, Чезаре её уже прирезал».

Раскланявшись с мэтром Ламбре, Жан отправился к себе домой. Мысли у

него были невесёлые.

«Всё-таки, придётся расстаться с алмазом, и пергаментом!», – с досадой подумал он.

Однако на этом, в тот день, его неприятности не закончились. Он шёл

153

ничего, не видя и не слыша вокруг. По дороге домой, на одной из узких немноголюдных улочек на него выплеснули из окна дома помои. Подняв вверх голову, Жан увидел дебелую, рыжеволосую девицу, высунувшуюся из окна. Он разразился отборной бранью в её адрес.

«Прикуси свой поганый язык!», – крикнула в ответ девица.

«А ты не видишь, что человек идёт?!», – возмутился Жан.

«Сам виноват! По сторонам надо смотреть! Идёт, словно слепой и глухой, ничего кругом не видит и не слышит! Я крикнула тебе, а ты продолжал идти!», – огрызнулась девица, и с треском затворила ставни.

Жан ещё раз выругался, и вдруг, услышал сзади тихий смешок. Резко обернувшись, Жан увидел человека, которого меньше всего хотел бы видеть в своей жизни. Это был Ричард, тот, кому он был должен.

«Ловко она тебя окатила!», – рассмеялся он. У Жана от этого смеха всё похолодело внутри.

«Месье, что, следил за мной?», – побледнев, поинтересовался Жан.

«Я оказался здесь случайно, и очень кстати встретил тебя! Нам нужно поговорить! Ты ушёл слишком поспешно, не попрощавшись со мной!», -

произнёс Ричард, сверкнув глазами.

«Если вы беспокоитесь о долге, то, поверьте, напрасно. Я знаю правила. Через неделю я рассчитаюсь с вами!», – дрожащим от страха голосом, уверил Жан.

«Конечно, рассчитаешься! Вот только чем? Насколько мне известно, твой дружок Чезаре сбежал с твоей мачехой, прихватив с собой все денежки, которые достались тебе от отца, и ограбив банк своего благодетеля синьора Толомео. А рабочие твоей пекарни отказались на тебя работать, потому, как ты задолжал им за два месяца. У тебя ничего нет. Ты нищий! Так чем долг отдавать будешь?»,– нехорошо усмехнувшись, поинтересовался он.

«Откуда вы всё знаете?», – пробормотал Жан.

«Умный человек всегда осведомится о делах своего должника», – заявил Ричард.

«Что ж вы правы, дела мои плохи, но поверьте, у меня есть то, чем я могу расплатиться за долг», – заискивающе, произнёс Жан.

«И что ты мне можешь предложить?», – недоверчиво спросил Ричард.

«Алмаз, месье, дивный алмаз!», – понизив голос, сообщил Жан.

Лицо Ричарда словно застыло.

«Что за алмаз?», – поинтересовался он, с волнением в голосе.

«Большой, красивый алмаз. А ещё старинный пергамент, и завещание одного благородного рыцаря, если они, конечно, вас заинтересуют. Если я не найду деньги, через неделю вы их получите. Поверьте мне месье!», – умоляющим голосом тихо произнёс Жан.

Ричард помолчал, а затем, произнёс: «Мне не нужны деньги. Если ты не принесёшь мне алмаз, пергамент, и завещание, я лично вспорю тебе твоё толстое брюхо, и намотаю кишки себе на руку. Встречаемся через неделю в харчевне месье Ренье в десять!», – и резко развернувшись, ушёл

154

прочь, оставив Жана в одиночестве.

Жан ещё долгое время стоял на одном месте, привалившись к стене дома, и открыв рот. Затем, несколько придя в себя, он быстрыми шагами пошёл прочь.

«Как не жаль отдавать алмаз, а жизнь дороже!», – твёрдо решил Жан.

Спустя неделю он достал алмаз и пергамент с завещанием из тайника, и пришёл в харчевню задолго до назначенного времени. В тот день с самого утра его колотило от страха.

«А что, если тот страшный человек заберёт алмаз и пергамент, а потом убьёт его?», – задавал он себе вопрос. Ответа у него не было. Он не знал, как поведёт себя Ричард, но кожей чувствовал опасность, исходящую от него.

Дома сидеть было мучительно, и Жан решил придти в харчевню пораньше, чтобы оглядеться. Кроме того, на людях ему было не так страшно. Когда он вышел из дома, у него появилось чувство, что за ним кто-то идёт. Он несколько раз останавливался, и оборачивался, но никого подозрительного не увидел. Все прохожие спешили по своим делам, и до Жана им не было ровно никакого дела.

«Если так дальше пойдёт, я окончательно свихнусь! Не буду больше оборачиваться!», – решил он, и действительно, дошёл до самой харчевни, не

оглядываясь.

И вот теперь он сидел в харчевне месье Ренье, и пил вино не останавливаясь. Он надеялся, что оно притупит его страх, но чем больше он пил, тем страшнее ему становилось, и тем более мрачные мысли одолевали.

Чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, Жан решил, что ему пора выйти освежиться. С трудом, поднявшись из-за стола, он тяжёлой походкой, покачиваясь, направился к выходу.

«Я выйду на двор освежиться, и вернусь!», – буркнул он месье Ренье, поддержавшего его, когда он покачнулся.

«Если хочешь Жано, я попрошу своего виночерпия Анри проводить тебя!», – любезно предложил месье Ренье, указав на высокого и плечистого белобрысого парня, который ловко разливал вино по кувшинам.

«Не стоит!», – пробормотал Жан. Месье Ренье пожал плечами, и отошёл от него.

На улице уже стемнело, Луна скрылась за тучами, и лишь масляный фонарь, висящий у входа в харчевню, освещал небольшое пространство. Жан привалился к стене, и с удовольствием вдыхал прохладный ночной воздух, подставив лицо ветру. Ему, вдруг, захотелось упасть прямо здесь, уснуть, и ни о чём не думать, особенно о встрече с Ричардом, до которой осталось совсем немного времени.