Текст книги "Тень короля"

– А кто? – удивилась девушка.

– Послушники, – жалобно сказал высокий. Несмотря на рост, он оказался самым младшим из троицы. – Из монахов на Скеллиге только брат Августин остался…

– А остальные куда делись? – ляпнула Нэрис.

Чарли насупил брови:

– Тебе какая разница, кто куда делся?.. – Он перевел взгляд на снова затрясшихся послушников. – Признавайтесь, подлецы, мазью его уже мазали?!

– К-какой мазью?

– А такой! Вонючей, как труповозка, вот какой!

– Ничем не мазали, – открестился лысый. – Мы вообще пока не начинали, брата Августина ждем. Мы ведь не лекари, у брата Эдриана на подхвате были. Боязно самим-то! Брат Августин, конечно, тоже не врачеватель, но с ним все одно как-то спокойнее…

– А он не идет, – добавил высокий юноша. – А у нас иголок маленьких нету… А большой несподручно, лицо-то.

– У меня есть маленькие иглы, – сказала Нэрис и, по привычке схватившись за пояс, дернула плечом: – Ах, господи, они же в кармашке на платье были! А платье какие-то паломницы забрали на просушку…

– Я сейчас принесу! – с готовностью выпалил молодой послушник. – Я мигом, госпожа!

Нэрис вопросительно посмотрела на сопящего медведем Чарли. Пират чертыхнулся и опустил нож.

– Иди, хрен с тобой. Да поживее!

Тот обрадованно кивнул и испарился. Кажется, он сейчас был готов бежать за чем угодно и куда угодно – лишь бы подальше от страшного гостя… Девушка опустилась на колени возле тела Десмонда Ханта. Наклонилась, нахмурилась и сказала отрывисто:

– Слишком темно! Одной свечи не хватит.

Старый пират повелительно шевельнул кустистой бровью – и низенький упитанный послушник со всех ног бросился за свечами… Оставшийся склонил голову:

– А что делать мне?

– Помогать, – ответила Нэрис. – Брат Августин, сдается мне, не скоро появится. Вы его тщательно осмотрели, мм…

– Амос, – подсказал высокий. – Меня Амос зовут, госпожа. Осмотрели хорошенько, вроде ничего смертельного. Только нос сломан и синяк на голове огромный, вот здесь… видите?

– Да. – Она приблизила единственную свечу к голове капитана. – О господи! Это даже не лицо, это ужас какой-то!

– Угу, знатно располосовало… – протянул из-за ее спины Чарли. – Ну да видал я и похуже. Чай, не баба, красота ему ни к чему!

– Все равно жалко, – честно сказала Нэрис, вспомнив правильные черты смуглого лица Ханта. – И я совсем не уверена, что смогу хоть как-то исправить… Раньше не приходилось.

– Ты, главное, нос ему на место поставь, – отозвался Рваное Ухо. – Черт с ней, с мордой, уж…

– Само собой. – Она кивнула и закатала рукава. – Дайте мне фляжку из узелка, Чарли. О, свечи. Наконец-то. Встаньте у изголовья, пожалуйста… Ага, вот так хорошо.

– Я принес иголки! – донесся голос от порога. – Только нитки вот… толстоваты, нет?

– Нитки тут не подойдут, – вздохнула девушка. И, подумав, распустила волосы. – Кожа на лице уж больно тонкая. Ай!..

– Ты чего себе волосья дергаешь? – моргнул Чарли.

– Они длинные, – невнятно пояснила она, вдевая в крохотное игольное ушко собственный волос. Собралась, сделала глубокий вдох, потом резко выдохнула… Ивар, когда хотел успокоиться и сосредоточиться, всегда так делал. Значит, помогает.

– Молитву прочтите, что ли, – буркнул пират, подняв глаза на замерших у тюфяка послушников. – Всяко нелишне будет…

«Это уж точно», – подумала девушка. И склонилась над изуродованным лицом капитана.

Солнце неспешно опускалось за горизонт, окрашивая море багряным золотом. Нэрис смотрела на всю эту красоту уже без эмоций – она слишком устала. Болели глаза, болела спина, подергивались исколотые иголкой пальцы… «Не знаю, что получилось, – думала она, опускаясь на вросшее в землю бревно у стены каменного «улья», – но будем надеяться на лучшее. Плохо, что он в сознание не приходит! И кровоподтек во всю голову… Кость не пробита, но такие удары обычно ничем хорошим не заканчиваются». Девушка с наслаждением откинулась на прохладный камень и сложила натруженные руки на коленях. Перед глазами прыгали черные мушки. Она прикрыла веки и принялась массировать затекшую шею.

– Ну ты это… сама как? – спросил чей-то голос.

– Ничего, – ответила Нэрис, узнав Чарли. – Только пить очень хочется.

– И жрать, – согласно прогудел разбойник. – Щас пошуршу, может, раздобуду чего-нибудь… Голова не болит?

– Нет, – удивилась она, открывая глаза, – а что, должна?

– Ну ты ж цельный клок из косы выдернула! – со смешком пояснил он.

Она молча улыбнулась. Помолчали.

– Как тебя кличут-то? – вдруг спросил Чарли. – А то привыкну бабой звать, мне потом кэп, когда очухается, второе ухо оборвет. Достал со своим благородным воспитанием…

– Нэрис, – снова улыбнулась она. По смущенной физиономии старого пирата было видно, что дело тут не в капитанской строгости, но сам Чарли ни за что в этом не признается. «Ну и пускай, – она зевнула, – хоть по имени будет звать, и то хорошо. Уф-ф, спины совсем не чувствую. Полежать бы…»

– Ты это, – снова подал голос пират, сунув ей что-то в руки, – вот, подложи под спину-то, что ли. Камень холодный…

– Спасибо. – Растроганная этой неуклюжей заботой, Нэрис опустила глаза: – Ряса? Вы где ее взяли, Чарли?

– Да там… висела, – неопределенно махнул рукой он. – Подумал, вдруг пригодится? А чего?.. Они ж аскеты, им не привыкать!

Девушка фыркнула. Потом подумала и, скатав рясу валиком, пристроила себе под спину. Да, так гораздо приятнее… Ну и пускай она немножко ворованная. «Мы же вернем, – подумала Нэрис. – Как уходить соберемся, так и вернем… Правда, вот куда уходить и как?.. Скеллиг-Майкл – остров. Лодку-то, пожалуй, найти можно будет – ведь попадают же сюда как-то паломники. И до большой земли нас доставить упросим… А дальше? Чтобы домой вернуться, корабль нужен. И за место на нем надо платить. А у меня ни монетки. И кольцо на дне моря осталось… Хотя что я тут голову ломаю?! Я к пиратам в спутники не напрашивалась – так вот пусть у них теперь голова и болит!»

Она вздохнула – вот про голову точно. Она у капитана Ханта болеть будет теперь очень долго! Сотрясение же… А пока лицо заживет, пока гематома сойдет, пока он на ноги встать сможет… Бог знает сколько пройдет времени. Девушка вспомнила о муже и впервые порадовалась, что он далеко и от него никаких вестей, – значит, и о том, что с ней случилось, он до поры до времени не узнает. А там, глядишь, удастся договориться с капитаном, чтоб вернул ее родным поскорее! В конце концов, это в его же интересах.

Девушка зевнула, прикрыв рот ладошкой. Слипающимися глазами посмотрела на купающееся в воде солнце и пробормотала:

– Скеллиг-Майкл… Я слышала, что монахи живут здесь уже не одну сотню лет. И даже норманнские набеги на остров их отсюда выжить не в состоянии…

– Норманнские набеги? – пренебрежительно хмыкнул пират, окинув взглядом неприютные уступы Скеллига. – Да на кой северянам эта кучка камней? Тут и брать-то нечего! Чайки, рясы да тюфяки соломенные…

– Ну, значит, все-таки есть что брать, – задумчиво сказала девушка. – Раз они сюда дважды в год лезут? Папа рассказывал… Только вот знаете, Чарли, мне другое странно! Община на Скеллиг-Майкле существует почти четыре века. И монахи никогда – ну ни разочка за все это время! – не покидали утес. А тут вдруг взяли, все бросили – и исчезли… И брат Августин какой-то странный. И мазь эта, будь она неладна… Но все-таки не это главное! Я понять не могу – вроде ни норманнов, ни другой какой угрозы сейчас нет, паломников полон остров, все тихо да мирно… Так почему же ушли монахи?.. Почему?

Глава 15

Аббат Бэннан перебросил свой мешок с левого плеча на правое, вытер ладонью мокрый лоб и остановился. Оглянулся на плетущуюся за ним следом вереницу монахов:

– Поспешайте, братья! Уже темнеет… Мы должны добраться до Уотерфорда к ночи.

– Зачем такая спешка, отче? – Джеральд догнал аббата и понизил голос: – Простите мне мою дерзость, но мы уже с ног валимся! С утра ни одного привала…

– Не ной, Джерри. – Подошедший Алби утешительно хлопнул приятеля по плечу. – Тут уж недолго осталось. Экие вы, дворяне, неженки.

– Да при чем здесь я? – вздохнул послушник. – Ты на Галена посмотри – совсем мальчишка умаялся. Жалко.

– Сын мой, – пожал плечами Бэннан, – я ведь всех предупреждал, что путь будет не из легких. И раз вы сами вызвались сопровождать, придется потерпеть. Останавливаться прямо тут, в лесу, мы не будем.

Сгрудившиеся вокруг монахи опечаленно вздохнули. Тяжелее всех вздыхал брат Колум, привыкший работать руками и головой, но уж никак не ногами. Все утомились, промокли под снова зарядившим дождем и проголодались, но раз аббат велел… Что уж тут поделаешь?..

– Согласен с вами, отче, – проронил Годфри, – окраина леса возле главной дороги не лучшее место для ночевок… Гален, соберись!

Юный послушник, притулившийся на камушке, опустил плечи. Ему было стыдно за свою усталость. Особенно глядя на того же Годфри – старший товарищ был бодр и деловит, ни разу не отстал от группы и с такой легкостью тащил на плечах две здоровенные торбы, будто в них был не тяжелый общинный скарб, а лебяжий пух. То же самое можно было сказать и о брате Даллане – могучий монах, нащупывая дорогу верным посохом, шел себе и шел, только посвистывал… А щуплый Гален совершенно выбился из сил.

– Тронулись, – сказал аббат, посчитав, что пятиминутной передышки вполне достаточно. – Алби прав, до Уотерфорда рукой подать. Держись, дитя мое, – уже мягче прибавил он, бросив сочувственный взгляд на несчастного мальчишку. – Господь терпел и нам велел. Вставай. Свою котомку можешь отдать мне, полегче идти будет.

– Я сам, отче, – склонил вихрастую голову послушник, поднимаясь на дрожащие ноги. – Я… я ничего! Я уже отдохнул.

– Вот и хорошо, – с улыбкой отозвался святой отец. И двинулся вперед сквозь мокрые заросли по направлению к дороге. Он устал не меньше остальных, но, как глава общины, не имел никакого морального права хоть чем-то это выказать. «Слабо тело человеческое, – думал аббат, – и лишь твердость духа способна укрепить его в движении к цели! Давненько я не путешествовал. И тренировки забросил, тоже не дело. Вот Годфри закаляется. Даллан камни таскает, бывает, что и не присядет за целый день… А я? Стыдно! Будет же мне впредь наука». Отец Бэннан отвлекся от недовольства собой и покосился на идущего рядом Лири:

– Как вы себя чувствуете, брат мой?

– Сносно, – отозвался монах. И тут же зашелся в приступе кашля.

Аббат покачал головой:

– Что-то не нравитесь вы мне. Доберемся до постоялого двора, позовем лекаря. Путь неблизкий, а весна нынче холодная и дождливая.

– Не стоит, отче, – хрипло сказал брат Лири. – Обыкновенная простуда. А на крайний случай у нас есть лекарства, что остались от брата Эдриана. Наверняка там что-нибудь и от кашля найдется.

– Надеюсь, – кивнул аббат, с беспокойством глядя на бледное лицо монаха. Выглядел тот не лучшим образом.

…Харчевня «У дядюшки Эмера», стоящая на окраине Уотерфорда, заведением была весьма и весьма сомнительным. Кормили из рук вон плохо, полы мыли только по большим праздникам, комнаты сдавали тесные, убогие и втридорога. Тем не менее недостатка в клиентах владельцы не испытывали – постоялый двор был набит под завязку всяким подозрительным сбродом, которому не с руки было мозолить глаза приличным людям. В Уотерфорд они отправлялись на заработки (не имеющие ничего общего с честным трудом), а в харчевне столовались, спали и между делом проворачивали свои темные делишки… Поэтому явление десятка монахов повергло хозяина заведения во вполне понятный шок. Впрочем, члены общины были людьми неизбалованными и постоять за себя, в случае чего, тоже могли, так что дело решилось к обоюдному согласию – братья получили комнатушку на верхнем этаже, послали Алби на местный рынок за хлебом, молоком и сыром (убоявшись трактирных разносолов) и разместились на ночлег. Большинство просто попадали на грязные матрасы и уснули, не дождавшись ужина. А самые стойкие: аббат, брат Даллан и брат Лири уселись возле закопченного камина, который больше чадил, чем грел.

Слепой монах сушил мокрое одеяние у огня, отец Бэннан тихо звенел разложенными на коленях склянками с целебными настойками, брат Лири кутался в шерстяной плед и натужно кашлял. Несмотря на то что в комнатке было тепло, его бил озноб.

– Это от несварения, – бормотал аббат, разглядывая ярлычки на склянках, – это болеутоляющее… Ну не может такого быть, чтоб от простуды не было ничего!

– Не беспокойтесь, отче, – прокашлял Лири, – сейчас Алби молока принесет, согреем, выпью с ложкой меду и прилягу. Сон – лучшее лекарство!

– Трудно спорить, – вздохнул святой отец. Потом поглядел на осунувшееся лицо монаха и с сомнением покачал головой: – Не уверен я, что сон тут поможет. Даже и в тепле. Схожу-ка я за лекарем!..

– Это лишнее, отче, – поморщился брат Лири, натягивая плед на голову. – Я крепкий. Вот увидите – с утра буду как новенький…

Очередной приступ булькающего кашля весьма наглядно опроверг оптимистический настрой болящего. Аббат сдвинул брови, ссыпал бесполезные бутылочки обратно в торбу и поднялся с лавки:

– Нет уж! Этак вы совсем сляжете. Брат Даллан, позаботьтесь о нем, а я все-таки схожу вниз, спрошу хозяина насчет лекаря… Сдается мне, нам нужно кое-что посущественней молока да отдыха.

– Хорошо, – кивнул слепой, откладывая в сторону одеяние. – Идите с Богом, отче! Я присмотрю за братом.

Аббат благодарно склонил голову, как всегда забыв о том, что могучий монах его не видит, накинул свой плащ и вышел. Даллан повернулся к Лири:

– Ты бы прилег. Давай я тебе прямо у камина постелю?..

– Сам постелю, – просипел монах. – Не при смерти же. И что за фантазии у аббата? Подумаешь, кашель…

– Кашель нехороший, – прогудел слепой. – Отец Бэннан правильно сделал, что за лекарем пошел. Ты ложись. И еще плед сверху набрось, чтоб теплее было. Вот, возьми мой.

– Спасибо. – Лири принял скатанный валиком плед, перетащил свой матрас поближе к огню и, закутавшись, словно гусеница в кокон, улегся. – Даллан, ты бы сам прилег. Завтра с рассветом отправимся.

– Ничего, – махнул рукой тот. – Мне и пяти часов хватит, чтоб выспаться. А одеяние надобно просушить… И еще Алби вернуться должен.

– Проголодался?

– Есть маленько…

Но когда долгожданный Алби наконец переступил через порог, неся в руках котомку с провизией, кормить оказалось уже некого. Братья спали вповалку. Тихо постанывал во сне измаявшийся брат Колум, глухо кашлял простуженный брат Лири, а у камина, опершись на навершие трости, сопел брат Даллан. Рядом валялось сползшее с его колен недосушенное одеяние.

– А есть что, никто не будет?.. – растерянно пробормотал Алби, прикрывая за собой дверь. Понятное дело, ему не ответили. – Ну вот. Битый час торговался, и все зазря… Ну да что уж!.. На завтрак-то, чай, еще как пригодится!

Он тихонько, чтоб никого не разбудить, пробрался меж матрасов к камину, пристроил на его широкой крышке свою котомку, поднял с пола одеяние брата Даллана, подумал, повертел в руках и аккуратно разложил на свободной части лавки. И позвал:

– Отец Бэннан! Вы спите? Вы где?

Снова не дождавшись отклика, послушник вздохнул, зевнул во весь рот и скинул плащ. Огляделся в поисках места, куда бы можно было его пристроить – крохотная комнатушка и без того была забита людьми, матрасами, баулами… Крестьянин почесал в затылке и склонился над наваленными в углу мешками.

У дверей на своем матрасе сонно завозился Годфри:

– Алби, ты, что ли?.. Я думал, крысы…

– Ты спи, – обернулся послушник. – Щас свою торбу найду, плащ приберу и тоже лягу. Чего ужина-то не дождались?

– Спать охота, – зевнул Годфри, снова ткнувшись лицом в подушку. И засопел.

Алби улыбнулся. Окинул взглядом комнату, выискивая свободный матрас, такового не нашел и притулился возле Галена. Мальчишка был щуплый, много места не занимал, а вдвоем оно даже теплее…

Не прошло и минуты, как все члены общины братьев-аскетов спали мертвым сном. Переход был длинным и утомительным… Вернувшийся через пару часов аббат, взглянув на сонное царство, хмыкнул добродушно, склонился над братом Лири и легонько тронул его за плечо. Тот открыл глаза и вопросительно посмотрел на него снизу вверх.

– Все в порядке, брат мой, – тихо шепнул аббат, боясь разбудить сподвижников. – Врачевателя я не привел, уж больно время позднее… Но лекарство от вашего недуга он мне дал. Хорошее лекарство. Сказал, то, что нужно.

– Было бы неплохо, – кивнул брат Лири. И принял из рук святого отца крепко закупоренный пузырек. – Как принимать?

– Непосредственно по мере необходимости, половину склянки. Но только на полный желудок. Лекарь предупредил, средство сильное…

– Это хорошо, – обронил монах, аккуратно пряча пузырек на груди. – Даст Бог, справимся!.. Вы ложитесь, отче. Скоро уж рассвет…

Аббат Бэннан кивнул, снял с лавки высохшее одеяние брата Даллана и улегся на освободившееся место. Подложил ладонь под голову, повертелся, устраиваясь удобнее на жестком своем ложе, и смежил веки. В комнатке стало совсем тихо. Большая облезлая крыса, высунув нос из щели в полу, пошевелила усами и ловко вскарабкалась на камин. Ткнулась острым носом в принесенный послушником мешок со снедью, прижала уши и принялась тихонько выгрызать дыру в холстине. Люди спали… Но не все. Один из них, лежа с закрытыми глазами, чутко прислушивался к обманчивой ночной тишине. А пальцы его левой руки, закинутой за голову, привычно поглаживали неровные бугорки шрама на затылке.

Длинного шрама, оставленного каленым железом.

Ивар, позевывая, задрал лицо кверху и посмотрел на небо. Оно светлело с каждой минутой – приближался рассвет. Скоро смена караула. Лорд Мак-Лайон тихонько скосил глаза в сторону ворот, где, подпирая спиной забор, клевала носом пара наемников, еще раз демонстративно зевнул и, не поворачивая головы, сказал негромко:

– Финви, поди сюда. Иди-иди, кухня обождет. Я же знаю, это ты там шастаешь… только не высовывайся, так поговорим.

– Глаза у вас на затылке, что ли?.. – с тяжелым вздохом донеслось из приоткрытого оконца столовой. – Ну вот он я, здесь. Чего изволите?

– Ты там один в комнате? Рядом нет никого?

– Бог с вами, сударь! Хозяева, понятно дело, почивают, а прислуга тока-тока глаза распахнула. Кухарка печь растапливает, младших за водой услала… Никого нету.

– Ночью не дрых? Все сделал, как я тебе велел?

– В точности, – отрапортовали из окошка. – Бдел, пока все не угомонились.

– И?

– Ну что… Молодые господа, Эрик с Энгусом, в карты полночи играли. Опять же пили, дело понятное!

– Понятное, говоришь? – пробормотал Ивар. – Ну ладно – Энгус! А уж Эрик, святоша наш?..

– Пил как миленький, – доложил Финви. – Он посты, мож, и соблюдает, да только от винца доброго все одно не откажется. К тому ж господин Энгус жуть до чего в карты везуч – тут и трезвенник с горя запьет… Глава дружины вон чуть не запил неделю назад – когда вождев племянник у него пояс выиграл! С бляхами серебряными, дорогущи-и-ий!.. Грихар, конечно, после отыгрался и свое вернул, но теперича только хмельное на кон ставит, обжегшись-то… И все одно через раз в пух проигрывается. Вот молодые господа и гуляют, считай, каждый день!

– Каждый?

– Ну как хозяин изволил приказать из дому никому не отлучаться, так они и шалят. У господина Энгуса подружка есть, скучает он по ней, вот вином страдания и заливает, значится…

– А! Дочка мельника. Знаю… Весь в братца сводного. Того, помнится, тоже все на простолюдинок тянуло. Гхм!

– Простите, сударь, а вы о чем это?..

– Не твоего ума дело. Допоздна играли, говоришь?

– Часов этак до трех. А потом разошлись. То есть господин Энгус к себе ушел, они у господина Эрика обыкновенно время проводят. Оно и понятно – старший хозяин ежели увидит, дак обоим нахлобучит за выпивку-то. А его покои в аккурат рядышком с покоями госпожи Мак-Кана и комнатой господина Энгуса… Вот тот к брату и бегает, чтоб не поймали. Только вчера и у себя мог бы. Не до него хозяевам было – так ругались, жуть!

– Так уж прямо и жуть? – вздернул бровь Ивар. – И кто с кем ругался?

– Вождь с супругою, – шепотом ответил Финви. – Я уж думал, до драки дойдет! Вождь-то, он того… мужчина с характером. И с кулаками, ага… А почему ругались, так тут, уж простите, сударь, я и сам не понял толком. Госпожа Кара хозяину все пеняла, что он, мол, против клана и совести идет, что так-де никак неможно, а что неможно – черт их разберет. Хозяин сразу как пошел шипеть – рот, мол, прикрой, женщина, да на себя оборотись! Была б сама без греха, тогда, мол, еще куда ни шло…

– Хм. Интересно, на какие это грехи он намекал, а?..

– Дак оно ж известно, сударь, на какие! Об госпоже Каре и Шейне Мак-Грате вся прислуга по углам шепчется. Говорят, что вроде как госпожа вождю с соседом рога наставляла. И до замужества еще, говорят, и после.

– Кара О’Нейлл? – изумился Ивар. – Рога?!

– Да я тож не очень-то верю, – признался бродяжка. – Я того Мак-Грата не видал, но уж что касается госпожи О’Нейлл – ну ведь ничего же особенного! Разве ж к такой будешь от собственной жены-то столько лет бегать?

– Ну это смотря какая жена, – раздумчиво вставил лорд. Потом припомнил вдову Шейна Мак-Грата и покачал головой: похоже, пустые домыслы. Она не в пример краше бледной серой мышки Кары, да к тому же еще и моложе лет на пять. «С другой стороны, нет дыма без огня, – подумал он. – И если слухи не врут – тогда понятно, отчего супруга нашего вождя ходит с заплаканными глазами и почему Дейдре так краснеет при упоминании об этом… Надо будет прижать госпожу Мак-Кана к стенке и выяснить точно!» Лорд Мак-Лайон выбил пальцами дробь по коленке и сказал: – А что она имела в виду под тем, что вождь идет против совести?

– Не знаю, сударь! Не успел разобрать. Почудилось мне, что в коридор вышел кто-то. Побоялся, что застукают меня у господских дверей, да и шмыгнул в кладовку… А когда вылез, дак они уже угомонились.

– Так быстро?

– Ну я ведь чуть не четверть часа в кладовой просидел… Они уж помириться успели… Госпожа как пошла рыдать, дак хозяин весь пыл и растерял. Женщины, сударь, завсегда слезами нашего брата берут…

– Не умничай, философ несчастный… Ладно, пусть их, господ. Как там дела с шорниковой дочкой?

– Ох, сударь, даже и не знаю… Она, кажись, скоро решит, что я в нее по самую маковку втюрился. А папаша у ней строгий. Ежели поймает, на месте прибьет! С его-то кулачищами мне и мизинца хватит… Может, ну их, а? Она мне и не нравится-то особо…

– Не ной! Тебя жениться на ней никто не заставляет. И не трясись – делай что велено, а уж с суровым отцом я сам разберусь, если надо будет… Узнал что-нибудь?

– Узнаешь тут, – кисло донеслось из глубины столовой. – У ней только глупости бабские на уме, а всякой нечисти она как огня боится!.. Только разговор заведу – виснет на шее, как хомут, и причитать начинает… А я только и думаю, как бы шорник не нагрянул да не отоварил бы меня по шее за такие-то вольности. Он же разбираться не будет – сама она мне на коленки влезла или я намерения имею…

Он вдруг затих. И быстро зашептал:

– Сударь, сюда идут! Наверное, горничные. Может, как вы с караула сменитесь… Эбби! Чтой-то ты так раненько поднялась сегодня?

– Да где же раненько, когда уж того и гляди солнце взойдет? – ответил ему озабоченный женский голос. – Хозяин с минуты на минуту спустится, пора стол накрывать… А ты чего тут болтаешься, Финви? Коли господин твой в карауле, дак помог бы на кухне. Только есть и горазд, а воду вон девицы носят!

Ивар недовольно поморщился. Принесла же нелегкая ворчливую супругу Кирелла в столовую с утра пораньше! Она, конечно, старшая горничная, это ее обязанность… но хоть пять минут не могла подождать?.. Королевский советник снова зевнул – на этот раз уже без притворства – и поднялся с чурбака у стены дома. Солнце восходит. Дежурство кончилось. Теперь бы миску каши с лепешками – да соснуть хоть пару часов… Где Айзека носит? Сменять пора, а от него ни слуху ни духу. Вчера на похоронах Ласера набрался, как будто покойный ему кровный родственник был, и сейчас небось глаза продрать не может. «А мне бы еще к О’Фланнаганам сьездить успеть до вечера, – подумал королевский советник. – И как удачно все складывается – Дэвина не будет, никакого надзора… Только бы Морда не подвел. Обещал с дозорными договориться, чтоб пропустили. Жаль, Творимира с собой нельзя взять. Мало ли что… Но за Энгусом, шилом этим, глаз да глаз нужен. И без того ни секунды на месте не высидит, а тут еще дядин запрет! И так уже извелся весь, как бы не сорвался да не слинял потихоньку к этой своей Уне».

Маленькая каменная церковь утопала в зелени деревьев. От чисто выметенного крыльца прямо к широкому ручью спускалась аккуратно мощенная булыжником дорожка. Ивар остановился у деревянного мостика без перил, нагнулся и зачерпнул ладонью воду. Чистая, холодная… И дно ручья вычищено от веток и сора. По всему видно, преподобный Мэлдуин О’Фланнаган любит порядок. «Надеюсь, мой визит его не слишком стеснит, – подумал лорд, стреноживая своего коня. – Ребята, конечно, уверяли, что он никогда не отказывает страждущим в помощи, но… Дело все-таки к ночи, уже и солнце село. Не поздновато ли для исповеди?.. А все Дэвин, черти б его взяли! Собирался куда-то на рассвете – не поехал. До самого вечера в поместье торчал. А как темнеть начало – прыг в седло, да только его и видели!.. Охрану не взял. Сопровождать не велел… Грихар, бедняга, измучился весь – а вдруг что случится?»

Лорд Мак-Лайон сердито нахмурился. По его мнению, вождь вел себя преступно легкомысленно – еще и недели не минуло со дня той памятной лесной засады, а он уже как ни в чем не бывало по темени один разъезжает. Жить надоело, что ли?.. И ведь куда поехал, не сказал. И где его искать, в случае чего?

– Ладно, будем надеяться, что искать не придется… – пробормотал себе под нос Ивар, ступив на дорожку, ведущую к церкви. В наползающих на лес сумерках мягко светились маленькие окошки, тяжелая дверь была чуть приоткрыта, и узкий луч колеблющегося света падал на ступени крыльца. Значит, отец Мэлдуин бодрствует. Прекрасно!..

Лорд, поколебавшись, шагнул с дорожки в густые заросли, темнеющие по обеим ее сторонам. И, как вор, поминутно оглядываясь, тенью скользнул к освещенному окошку. Приподнялся на цыпочках, ухватился руками за подоконник и вытянул шею. «Интересно, чем же у нас занят преподобный О’Фланнаган?.. – подумал он. – Вот бы чем-нибудь неподобающим (прости меня, Господи!). Тогда бы дело быстро сдвинулось с мертвой точки».

Но ничего подобного богохульнику, увы, не обломилось. И представшее глазам любопытной ищейки зрелище оказалось как нельзя более ожидаемым: святой отец, стоя на коленях у скромного алтаря, зажигал одинокую свечу. «Молиться собирается, – понял Ивар. – Подожду. И без того не ради спасения души явился… Совесть надо иметь все-таки». Он быстро обшарил глазами полутьму церкви, ничего подозрительного не увидел, еще раз скользнул взглядом по коленопреклоненной фигуре в черном одеянии и оставил подоконник в покое. Молитвы недлинные, пару минут можно просто воздухом подышать…

Из-за приоткрытой створки окошка донесся глубокий баритон преподобного Мэлдуина:

 
Боже, Которого вечное милосердие и прощение!
Смиренно молю Тебя о душе раба Твоего Риана,
Которого призвал Ты от мира сего.
Да не предашь ее во власть врага и не забудешь ее вовеки.
Повелишь святым Твоим ангелам
Принять ее и ввести в райскую обитель,
Чтобы, веровавшая в Тебя и на Тебя уповавшая,
Не подверглась она мучениям адовым,
Но получила вечное блаженство.
Через Христа, Господа нашего…
Аминь![25]25
  Заупокойная католическая молитва.


[Закрыть]
 

Лорд Мак-Лайон медленно моргнул и повернул голову в сторону окна. «Заупокойная по Риану? Риану О’Фланнагану?! Вот это новости!.. Я, значит, как дурачок, голову ломаю – где О’Фланнаганы вождя потеряли, а он, оказывается, помереть изволил? Милое дело… Но возникает закономерный вопрос: раз преподобный знает, что отец мертв, значит, и остальные родичи в курсе, так? Отчего же они до сих пор никому ни гугу?..» Ивар задумчиво постукивал кончиками пальцев по колену. То, что Риан О’Фланнаган наконец нашелся, – это радовало. Но то, что нашелся он в виде покойника, кончину которого родня не пойми зачем тщательно скрывает от соседей… Гончая Кеннета Мак-Альпина нахмурила брови и привалилась плечом к стене церкви. «Итак, что мы имеем? – напряженно думал Ивар. – Вождь погиб – это раз. В клане О’Фланнаганов – по крайней мере, самые близкие родственники! – об этом знают. Это два. И никому не признаются – это три… Не сами же они его пришибли? Хотя, даже если и так, кто об этом узнает?.. Хм… Подозрительно, очень подозрительно. Что в мертвом вожде такого ужасного, что его предпочли «потерять», нежели спокойно похоронить?.. Разве что… Разве что…» Лорд Мак-Лайон знакомо сощурился и замер, как самая настоящая гончая в стойке.

– Кажется, этому есть только одно объяснение! – пробормотал он, круто разворачиваясь и продираясь сквозь кусты к крылечку. – Объяснение дикое, но других я не вижу… Осталось только добыть ему подтверждение. И, чтоб я сдох, я его добуду!.. Гхм. Доброго вечера вам, преподобный. Я не помешал? Можно войти?

– Входите, сын мой, – прозвучало от алтаря. Священник поднялся на ноги и обернулся к гостю. – Двери этой церкви открыты для всех… Что вы хотели?

– Исповедаться, отче, – опустив глаза долу, признался Ивар, топчась у порога и по мере сил изображая крайнее смущение. – Поздновато я до вас добрался, но ребята говорили, вы посочувствуете?

– Разумеется, сын мой, – с усталой улыбкой кивнул тот. – Проходите…

Лорд Мак-Лайон с почтением поклонился и, терзаясь про себя угрызениями совести, последовал за преподобным Мэлдуином к потертому деревянному креслицу, возле которого поблескивала в полутьме высокая скамеечка для исповеди. Священник производил самое приятное впечатление. Еще и служитель Господа к тому же. «А я сейчас информацию из него тянуть буду и врать безбожно, – подумал Ивар. – Да еще и по больному месту расспросами своими бить… Что ж у нас за служба такая скотская, а?»

Он ткнулся коленями в полотняный коврик, оперся локтями на гладкую теплую полочку скамьи, покосился снизу вверх на профиль отца Мэлдуина и начал:

– Confiteor Deo omnipotent, beatae Mariae semper Virgini…[26]26
  Первые строчки латинской исповеди: «Каюсь перед Богом Всемогущим, блаженной Марией вечной Девственницей…», далее строки той же исповеди.


[Закрыть] – «Только бы чего не напутать, ведь правда со свадьбы не был на исповеди…» – …omnibus Sanctis, et vobis… – «Что ж там дальше-то?.. Как бы он не заснул, пока я тут мычать буду» – …mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa… – Лорд собрался, вспомнил наконец святой текст и, речитативом выпалив в темноту церкви строки исповеди, с облегчением закончил: – …orare pro me ad Dominum Deum nostrum. Amen!..

– Amen!.. – отозвался преподобный. – Слушаю тебя, сын мой.

– Грешен, святой отец, – с покаянным вздохом проговорил Ивар. – Постов не соблюдаю, к исповеди редко хожу, молитвы вечерней с детства не читал… За делами суетными о бессмертии души своей совсем позабыл!