Текст книги "Тень короля"

– Эх! – Русич рывком поднялся с кровати и, склонившись над тюфяком, выдернул из складок пледа заикающегося побродяжку. – Эх-х!..

– Оставь его в покое, – ровно сказал Ивар. И посмотрел в глаза парню: – Ты все слышал, Финви?

– Я все забуду! – заскулил тот. – Все до последнего слова, господин, клянусь святой Бригиттой!

– Вот еще, – усмехнулся наниматель. – Зря я, что ли, тут полчаса распинался?.. Нет, Финви, не забудешь.

– Т-так вы… вы нарочно?!

– Разумеется. Творимир, отпусти, ты порвешь ему куртку, а этот балбес и без того стоил мне немалых денег… И не корчи такие зверские рожи, он сейчас со страху окочурится.

– Эх… – с искренним сожалением отозвался русич, но дрожащего паренька все-таки на пол поставил.

Ивар, выбив звонкую дробь по столешнице, окинул взглядом своего «слугу» и покачал головой:

– Жаль, не попалось кого покрепче!.. Ну да что уж, какой есть… Не жмись к кровати, Финви. Да, хозяева мы не самые безопасные. И то место, куда ты попал, тоже далеко не райские кущи. Но выбора теперь у тебя нет: ты слишком много знаешь. И кому-то это знание может сильно помешать…

– Да понял я!.. – чуть не плача, простонал бродяжка. – Лучше бы глухим родился… Или в монастырь служкой пошел… Лишь бы вас обоих никогда не встречать! Что вы улыбаетесь? Вам смешно, да?!

– Вот мне-то как раз совсем не смешно.

– Ага, конечно… – Финви шмыгнул носом и посмотрел в лицо лорду: – Так неужто все это взаправду, господин? Про убийцу, про хозяев…

– Вполне может быть, – пожал плечами Ивар. – Да не трясись ты, ну!.. В конце концов, всех бояться не стоит. Это, как я понял, не семейное предприятие, а чья-то личная инициатива…

– Разве ж тут разберешься? – с опаской взглянув на дверь, вздохнул парнишка. – Вы ж вон каждого приложили!

– Это да. – Королевский советник успокаивающе улыбнулся. – Но по факту, Финви, я могу и ошибаться. К примеру, если убийца – Дэвин, то он слишком рискует – все-таки он главный претендент на трон Аргиаллы… В случае с Карой – вообще мотив очень сомнительный, несмотря на ее пагубную привычку. Дейдре рискует еще побольше брата, она к нам ближе всех. К тому же, чтобы сделать Энгуса королем, хватило бы и первых умерших вождей – как оправдание письма его величеству. Продолжать список после нашего с Творимиром приезда смысла вроде бы не имеет… Энгус – ему все равно трон не светит. Он даже не О’Нейлл. Ну выпил бы Лиам то вино, так Дэвин бы нашел, кому, в случае чего, передать главенство. У вождя, на минуточку, еще две сестры помимо Дейдре, старшие к тому же. И тоже при сыновьях… А что касается Эрика – он хромой. Калека никогда не сможет стать королем, таков закон.

– Да, это я помню. – Бродяжка замолк, почесал кончик носа и сказал: – Только вы знаете, господин, а ведь Конгалу[32]32
  Конгал Каэх, более известный как Конгал Кривой (умер ок. 639 г.), правитель Далриады, король Улада. Был прозван так из-за слепоты на один глаз.


[Закрыть] в свое время его увечье совсем не помешало!

– Кому?

– Ну Конгалу Кривому, – пояснил не в меру начитанный Финви. – Он ведь был королем Улада! И королем Далриады[33]33
  Далриада (от гэльск. Dál Riata) – раннесредневековое гэльское королевство, охватывавшее западное побережье Шотландии (современная территория области Аргайла и Бьюта) и север Ирландии (современная территория графства Антрим).


[Закрыть]! И слепым на один глаз!..

– Хм… А ведь и правда… – задумчиво пробормотал Ивар. – Только, если мне память не изменяет, именно последний факт помешал Конгалу стать верховным королем Тары?

– Так то Тара…

– Согласен. – Лорд Мак-Лайон снова забарабанил пальцами по столу. – А с троном Улада у Конгала трудностей не возникло… Видишь, Творимир? А ты все плевался, что от мальчишки никакого толку!..

– Эх, – пренебрежительно отмахнулся русич. Мнения своего он не поменял и теперь.

Финви тяжело вздохнул:

– Уж лучше бы вы мне совсем ничего не рассказывали. Такие-то страсти!.. Эдак я скоро и Бренне верить начну!

– Бренне? – без особенного интереса переспросил Ивар. – А кто это?

– Да есть тут одна, – сморщил нос Финви. – Я ее сам не знаю, но служанки все время ее за глаза сплетницей ругают. Дочка старосты деревенского вроде, ужасть до чего языкатая! Вот вы смеяться будете, давеча Пэгги про нее рассказывала – мол, Бренна видела, как наш глава дружины волком оборачивается. Ну смех, да и только!

Бродяжка весело фыркнул. А его наниматель, напротив, нахмурился. И, быстро переглянувшись с Творимиром, впился в проводника знакомым сверлящим взглядом:

– Грихар? Волком? Она это видела?

– Ну да… говорю же, брехунья та Бренна, каких поискать! А… вы чего, господин?.. Это ж такая глупость, что…

– Глупость или нет, я сам разберусь, – перебил его лорд. – Присядь-ка вот здесь, друг Финви. И давай по порядку: кто что конкретно видел, где видел, когда… И почему, черт побери, я об этом ничего не знаю?!

Глава 22

За окнами спальни серым покрывалом дрожал дождь. Недолго продержалось солнце на землях Англии… Впрочем, на такую мелочь, как дурная погода, обитатели поместья лорда Кэвендиша внимания не обращали. Появление на свет долгожданного наследника – пусть он и оказался наследницей – взбудоражило весь дом и словно наполнило его изнутри солнечным светом. Прислуга ходила на цыпочках, переговариваясь почти что шепотом, адмирал не вылезал из покоев супруги, а сама Грейс, сияющая от счастья, не спускала дочь с рук. Вставать с постели молодой матери пока еще не полагалось, так что люльку с новорожденной Нэрис Лиллиан Кэвендиш придвинули к самому изголовью кровати, чтобы не гонять туда-сюда верную горничную по сто раз на дню.

– Она чудо, правда? – склонившись над колыбелью, спросила Грейс.

Сидящий тут же сэр Дэвид кивнул:

– Правда. – Он обнял жену и свободной рукой поправил дочке одеяльце. – Красавицей будет. Вся в маму…

– А глаза твои. Как море синие, – любуясь малышкой, сказала Грейс. И, что-то вспомнив, озабоченно наморщила лоб: – Дэвид, ты видел Ульфа? Как он?

– Утром ездил в деревню. – На лицо адмирала легла тень. – Лекарь говорит, что самое страшное позади, но мне почему-то так не кажется.

– Он все еще без сознания?

– Третьего дня в себя пришел. Говорить почти не может, двигаться – и того хуже. Оно и понятно – такая рана! Удивительно, что выжил.

– Он же норманн. Они очень сильные. А уж Ульф… Надеюсь, он скоро поправится!

– Лекарь делает все, что в его силах, – сказал сэр Дэвид. И, помолчав, прибавил тихо: – Как очнулся, так первым делом о леди Мак-Лайон спросил. Все ли, мол, благополучно?..

– И ему…

– О нет! – Лорд мотнул головой. – Я запретил рассказывать. Ульф и без того едва держится, а узнай он, что стряслось? Ты же его знаешь – для него служба превыше всего! Изведется весь – что не успел, не защитил, недоглядел… И сам же себя в гроб вгонит. Я такое видел.

– Но ведь когда-то придется рассказать, – вздохнула леди Кэвендиш, которую, на самом деле, грызли примерно такие же чувства.

– Тут ты права. Вечно это скрывать мы от него не сможем… Но пускай сначала на ноги встанет.

Лорд опустил плечи:

– Да что там Ульф!.. Я как подумаю, что за разговор мне предстоит с лордом Мак-Лайоном, – повеситься хочется. Пригласили, называется, погостить… Это кошмар какой-то.

– Не напоминай, ради всего святого!.. Мне и так Нэрис уже которую ночь снится. И каждый раз в пот бросает, только стук копыт у крыльца заслышу. Вдруг Ивар?.. Как я ему в глаза посмотрю?

– Ты ведь ни в чем не виновата, милая, – сказал адмирал. А про себя подумал: «В отличие от твоего дурака-супруга. Надо было что-то придумать! Делать что-то, а не на душевные терзания размениваться! Вот и дотерзался, слюнтяй… Мак-Лайон мне этого никогда не простит. И сам я себя никогда не прощу».

– Лучше просто не думать об этом. Пока есть возможность. – Грейс, отогнав снова вставшие перед глазами картины кораблекрушения, которые преследовали ее уже неделю, перевела взгляд на дочь. – Дай мне ее, Дэвид! Скоро Лилли придет, а она все время ребенка у меня отнимает.

– С чего бы? Неужто ей своих четверых сорванцов мало? – хохотнул лорд, поднимаясь.

Жена недовольно надула губы:

– Нет. Говорит, что я ее от большой любви насмерть затискаю. Ну же, Дэвид!..

– Тихо, тихо. Никуда от тебя не денется твое сокровище…

Он встал и склонился над люлькой. Отвлекся на звук хлопнувшей двери – вошла горничная леди Кэвендиш, легка на помине. В руках у нее был поднос с ужином на две персоны.

– Так и думала, что вы здесь, хозяин! – обрадованно сказала Лилли, пристраивая свою ношу на край кровати. – А вас там ищут по всему дому.

– Ищут? – Сэр Дэвид выпрямился, держа на руках дочь. – Кто?

– Ваш адъютант и еще какой-то господин, дюже важный. Только что приехал, весь в пух и прах разодетый. Он письмо привез, говорит, срочное… И сердиться изволит. Торопится, видать.

– Срочное письмо? – нахмурил брови адмирал. – Как бы не из Лондона!.. Возьми ребенка, Лилли… Где гость?

– Джонатан его проводил в ваш кабинет. – Горничная забрала малышку и добавила, понизив голос: – Розали велела господам бренди подать, покуда они дожидаются. Но тот человек и пить не стал, все ругается только.

– Ругается?.. – Сэр Дэвид, спешно одергивая камзол, направился к двери. – Не иначе как Рочестер. Он тот еще склочник… Только что ему в моем доме понадобилось на ночь глядя?

– Уж не знаю, хозяин, – пожала плечами Лилли, тихонько укачивая захныкавшую девочку, – да только лучше б вы уж спустились к ним. Адъютант ваш извелся весь – господин тот уж больно строгий. Как глянет свысока, так прямо под землю провалиться охота.

– Точно, Рочестер, – кисло резюмировал адмирал. – Принесла же нелегкая!.. Грейси, ужинай без меня, не жди. Наш милейший граф, как бы ни торопился, обычно любит поездить по ушам…

– Значит, это надолго? – огорчилась супруга.

Лорд философски вздохнул и, подмигнув ей, весело улыбнулся:

– Не беспокойся, до ночи выпровожу! А если граф погостить рассчитывает, прикинусь дурачком. Рочестер, с его гордыней, сам напрашиваться не станет.

– И слава богу, – сморщила носик Грейс. – Терпеть его не могу! К тому же та пощечина… Уф!

– Уверен, ты тогда исполнила заветную мечту половины придворных дам, – хмыкнул адмирал и посерьезнел: – Однако мне все же стоит поторопиться! Его сиятельство и так меня недолюбливает, не будем дразнить гусей… Я постараюсь быстрее.

– Удачи, – сочувственно кивнула леди Кэвендиш и, проводив глазами спину мужа, повернулась к горничной: – Дай мне малышку, Лилли.

– Вы покушайте сначала. Только и тискаете бедняжку, а кормить кто будет? И чем?

– Да я не голодная…

– Знать ничего не знаю! – отрезала горничная, укладывая притихшего ребенка обратно в колыбель и берясь за поднос. – Вам кушать надо, госпожа! Да побольше. Зазря, что ли, Элинор с обеда от плиты не отходит?..

– Ну Лилли! – надулась Грейс, нехотя беря в руки ложку. – Вы меня и без того на убой кормите… Кстати, ты сливки наверх отнесла?

– Еще час назад, госпожа, – кивнула служанка, подвигая миску с густым супом ближе к краю подноса. – Дайте-ка, салфетку повяжу… А сливки уж в гостевой спальне на столе благодетеля нашего дожидаются! Вы об том не беспокойтесь, я обычаи знаю… Самых лучших у Элинор выпросила, девонширских. Жирненькие, сладкие, уж как он доволен будет!..

– Хорошо бы. – Грейс, не донеся до рта полную ложку, подняла глаза к потолку. – Совсем загрустил. Я, знаешь, ночью проснулась, когда Несси заплакала, а он на колыбельке сидит. Песенку какую-то мурлычет тихонько, печальную-печальную… А сам на малышку смотрит, и глаза такие – сердце разрывается!

– По хозяйке горюет, бедненький, – тяжело вздохнула Лилли. – Они ведь привязчивые. Да вы кушайте, кушайте!.. А что до брауни – так, даст бог, успокоится со временем…

– Он-то да, – в тон горничной вздохнула леди Кэвендиш. – А вот Ивар… Ох, Лилли!

– Да бросьте вы о нем думать, госпожа. – Женщина покачала головой. – Или все еще к лорду Мак-Лайону не остыли?..

– Какое там «не остыла»! – простонала Грейс, вжимаясь в подушки. – Да я его боюсь до смерти!

– Вот глупости!.. Это еще с какой стати?!

– А с такой! Ты Ивара не знаешь!.. – Красавица, закусив губу, швырнула ложку обратно в суп – только брызги полетели. – Это с виду он спокойный весь да бесстрастный. А на самом-то деле…

Леди Кэвендиш покачала головой:

– Я ведь помню ту историю. Еще в Стерлинге, когда была замужем за Уолтером… Один из лордов подставил другого, очень сильно подставил, по-подлому. И несчастного сослали куда-то на острова, где он даже месяца не прожил – простудился дорогой, да и отдал богу душу. При дворе такое, конечно, частенько случается… И обычно более сильному да хитрому все сходит с рук. Но тут мерзавцу не повезло – сосланный дворянин оказался другом лорду Мак-Лайону. Ивар сам при скандале не присутствовал, в отъезде был. А как вернулся и узнал… Ох!

– Убил, что ли? – не поверила Лилли, округлив глаза.

– Не убил, – мрачно отозвалась Грейс. – Он его уничтожил. Злопыхатель лишился всего – сначала королевского доверия, потом положения при дворе, потом большей части земель, родового замка… Он, конечно, остался жив. Но жизнь эта была ему хуже смерти. От него даже собственная семья отвернулась.

– Ну дак вы себя-то с крючкотворами придворными не сравнивайте! – всплеснула руками горничная. – Вы ж лорду Мак-Лайону, извиняюсь, не чужая будете… Да и что вы такого сделали, в конце-то концов?! Откуда ж вам про пиратов знать-то было? И вообще, если по мне, так господин советник сам виноват – не отправил бы леди одну в даль такую, ничего бы как есть не случилось!

– Легко тебе говорить…

– Ну все, хватит об этом, – решительно сказала Лилли. И, смягчившись, погладила сникшую хозяйку по руке. – Только себя растравляете. Еще и молоко пропадет, упаси бог!.. Не виноваты вы, и лорд Кэвендиш не виноват, что оно так вышло. Знать, судьба такая, что уж теперь?.. Вы кушайте. Надо кушать. Не хватало еще, чтоб вы от огорчения и спать перестали, как тот брауни. А ему, страдальцу нашему, я перед сном еще и коржиков сдобных снесу! Они ведь сладенькое любят. Глядишь, хоть чуток повеселеет. Уж самой глядеть больно, как бедняжка по леди Мак-Лайон убивается, храни Господь ее душу…

Дом был тих. Темнота внутри, темнота снаружи. И все тот же дождь за окном, и холодный камин, и бессонница… В большой миске на столе белым стоячим озерцом застыли нетронутые сливки, рядом, на чистой салфетке, лежали черствеющие коржики: брауни есть не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось, разве что поднять мордочку к луне и тихонько завыть, как одинокому волку.

Хранитель очага вскарабкался на подоконник, протер лапкой запотевшее стекло и вгляделся во тьму. Луны – и той не было. Ничего не было, кроме дождя и черной тоски. Брауни понуро отвернулся от окна. Прислушался безразлично – под полом тихо скреблась мышь, с первого этажа доносились приглушенные мужские голоса. Чужой дом, чужие люди… Даже малышка, сладко посапывающая внизу, в своей колыбельке, не могла развеять грусть. Сразу вспоминалась та, другая, которой больше нет, и от этого становилось еще тяжелее… Домашний дух шмыгнул носом и медленно сполз с подоконника. Что толку там сидеть? «Хоть дом обойду, – подумал он. – Своего Хозяина у них нету… Сливки вон принесли. Благодарят. Нужно уважить». Брауни издал тяжкий вздох и поплелся к двери. Если по правде, ему не было никакого дела до этих людей и их жилища, просто надо было хоть чем-то себя занять. Что еще оставалось маленькому хранителю очага? Домой, в Шотландию, вернуться пока что не представлялось возможным, да и как он туда теперь вернется? С чем вернется?.. Нет, думать об этом определенно было выше его сил.

«Котлы тут в порядке, – стараясь сосредоточиться на привычных хлопотах, думал брауни, спускаясь по темной лестнице. – Кухарка дело знает, да и экономка служанок в ежовых рукавицах держит… Разве что дымоход прочистить не помешает. Нагару вона сколько!.. И под лестницей в углу паутина». Домашний дух приостановился у закрытой двери спальни Грейс и, поколебавшись, бесшумно скользнул внутрь. «Погляжу одним глазком, да и за работу, – решил он. – Чай, успею, еще ночь целая впереди!»

Леди Кэвендиш спала. Рядом, в глубоком кресле, навалившись на мягкий подлокотник, сладко посапывала одна из младших горничных. Брауни на цыпочках подошел к люльке, стоящей возле кровати, и вскарабкался наверх. Привычно уже уселся на бортик колыбели и, подперев лапкой шерстистую щеку, уставился на причмокивающую во сне малышку. Она напоминала ему Нэрис в детстве. А уж если вспомнить, какое имя дали девочке при рождении… «Одна надежда, – подумалось брауни, – что не такой егозой вырастет!.. Ишь, жмурится-то во сне. Как котенок у печки… Ох, детки! Знать бы, как вас от жизни-то уберечь…»

Чувствуя, что притихшая было беспросветная тоска вновь поднимает голову, домашний дух встряхнулся. Ласково коснулся кончиком лапы розовой щечки ребенка, тихонько вздохнул и спрыгнул на пол. Уходить не хотелось. В конце концов, эта девочка – единственное, что хоть как-то примиряло брауни с суровой реальностью. «Но ежели я тут застряну, – сам себе сказал он, выскальзывая обратно в коридор, – дак опять рассироплюсь, к бабке не ходи. Лучше уж по хозяйству… Работа – она завсегда нашего брата от горестей спасает». Он оглянулся на спальню, снова тихонько вздохнул и, взяв себя в лапы, заторопился вниз по лестнице. Так, сначала в кухню, а уж потом можно будет паутиной заняться. «Еще в обеденной зале подсвечники со вчера не чищены, – вспомнил хозяйственный дух, поправляя сбившийся на нос колпачок. – И петли на входной двери скрипят… Совсем я о деле позабыл! Распустил сопли, самому стыдобственно. Они ж вон ко мне по-доброму, со всем уважением… А это ктой-то у нас тут не спит?»

В кабинете хозяина дома ярко горели свечи. Сам лорд Кэвендиш в расстегнутом камзоле, озабоченный, рылся в высоком шкафу, вынимая оттуда какие-то длинные свитки. За спиной адмирала, с кипой бумаг в руках, стоял его адъютант.

– Куда же я дел эту карту? – бормотал сэр Дэвид, влезши в пыльные недра шкафа по самые плечи. – Ирландия, Ирландия…

– Может, я помогу, сэр? – встрепенулся адъютант. – Я ростом повыше.

– Погоди, вроде нашел…

Брауни, услыхав знакомое название, навострил ушки и просунул голову в приоткрытую дверь кабинета. «Сговорились они все, что ли? – настороженно подумал он, не сводя глаз с двух топчущихся у шкафа мужчин. – Ирландия! Будто бы других земель в мире нету…»

– Она, – развернув очередную карту, удовлетворенно кивнул адмирал. – У самой стенки лежала. Держи, Джонатан. Положишь в сундук. Да смотри, чтоб не как в тот раз!.. Я снова по звездам идти не намерен…

– Простите, сэр, – сконфузился помощник, потупив взор. Та злосчастная история, когда он, будучи еще зеленым юнцом, от волнения да впопыхах перепутал сундуки, аукалась адъютанту и по сей день. Правда, слава богу, всего лишь в виде постоянных подколок со стороны лорда Кэвендиша – адмирал был человеком с чувством юмора. Окажись на его месте тот же граф Рочестер – парня бы в лучшем случае с позором разжаловали… А сэр Дэвид, вместо карт обнаруживший в сундуке обрезки тканей и кучу выкроек для платьев любимой матушки, только хохотал на весь корабль, чем изрядно взбесил лорда Оуэна, по мнению которого веселого там было мало. Адъютанта простили, благо поход был не столь серьезный, как планировалось нынче. Но с тех пор Джонатан проверял сундуки командира раз по пять на суше и еще разок – перед самым отплытием. Снова так осрамиться ему не хотелось…

– Личные вещи я сам уложу, – говорил между тем адмирал, снова усаживаясь за стол. – Ты иди. Карты прибери в сундук, вон у кресла, снеси его вниз и ступай спать. Завтра выезжаем рано утром… Ральфа известили?

– Так точно, сэр! – вытянулся во фрунт Джонатан, роняя на пол свитки. – Ой, простите…

– Ничего, – отмахнулся сэр Дэвид. И откинулся в кресле. – Как же все это не вовремя!..

– Понимаю, сэр, – сочувственно донеслось от сундука. – У вас такая радость! А тут поход. Да еще и в Ирландию!..

– И не говори, – поморщился лорд. – Если бы не приказ его величества!.. Просто разведка – это одно, а вот разведка боем…

– Думаете, придется драться?

– Это же норманны, Джонатан.

– Но, сэр… Нужно быть сумасшедшим, чтобы выйти против целой эскадры! У нас тридцать тяжелых кораблей, а в сравнении с флотом северян…

– Никогда не следует недооценивать силы противника, – задумчиво глядя на неподвижный огонек свечи, проговорил адмирал. – Да, их суда легче и вместимостью сильно уступают нашим… Но как раз поэтому они куда более быстры и маневренны. Кроме того, повторяю – это норманны! И если хочешь, да – они сумасшедшие. По крайней мере, в том, что касается боя. Там, где англичанин отступит перед лицом смерти, норманн пойдет в атаку. И, возможно, зубами выгрызет победу! Они другие, Джонатан. И в бою им равных нет.

– Но численность…

– А с чего ты решил, что королевская эскадра намного больше? – невесело усмехнулся командир. – Согласно донесениям нашей разведки к южному побережью Ирландии движется норманнский флот общим счетом в шесть десятков кораблей.

– Шесть… десятков?!

– Именно. И еще что-то около пятнадцати было замечено неподалеку от берегов Уэльса. Англии вроде пока что ничего не грозит, однако… Подумай сам, Джонатан, долго ли мы удержим наши рубежи, если сыны севера подомнут под себя Зеленый Эрин?

– Если позволите, сэр, – кашлянул адъютант, – для начала норманнам нужно это сделать! Гэлы – они ведь тоже далеко не безобидные. В прошлом году северяне уже пытались – помните, в Мумане?..[34]34
  Муман (от гэльск. Mhuma) – древнее название исторической области Ирландии, находящейся на юге страны. Ныне провинция Манстер.


[Закрыть] Их ведь тогда тоже было много! Но правители Мумана отбились…

– Да, отбились, – горько усмехнулся сэр Дэвид. – Но с какими потерями?.. Кроме того, сейчас норманны заходят не только с юга. И Муману уже нечего выставить против них.

– То есть, сэр, – неуверенно предположил адъютант, – мы идем на помощь гэлам?

– Нет, Джонатан. – Лорд Кэвендиш медленно покачал головой. – Мы идем смотреть, как их будут резать.

– Но я не понимаю…

Адмирал сунул руку за пазуху и вынул свернутый в трубочку лист пергамента со сломанной печатью. Повертел его в пальцах и поднял голову:

– Наша цель – наблюдение. Любое вмешательство строго запрещено. Его величество не желает рисковать собственным флотом. Просто у целой эскадры больше шансов вернуться. А что касается Ирландии… Она нужна короне. И желательно без норманнов. Ты прав – гэлы будут защищать свою землю до последнего человека. Но только каждый – свой кусок. Понимаешь?

– Междоусобицы?

– Да. А норманны хорошо объединены… Разумеется, ирландцы врага потреплют, на то они и ирландцы. Но сколько их самих уцелеет?..

– Наверное, немного, что тех, что других, – подумав, предположил адъютант. И после паузы добавил: – И вот тогда придет наше время? Вы это хотели сказать, сэр?

Адмирал не ответил. Встал, подошел к круглому столику у камина, плеснул себе в чашу бренди и невидящим взглядом уставился на огонь.

– Сэр? – осторожно позвал адъютант.

– Ты закончил с картами? – Тот даже не обернулся. – Отнеси сундук в холл и иди спать. Только тише. У леди Кэвендиш очень чуткий сон. Ее и так мой отъезд не обрадует, так пускай хоть эта ночь пройдет спокойно.

– Будет исполнено, ваше сиятельство. – Джонатан почтительно склонил голову, поднял с пола сундучок и вышел.

Сэр Дэвид поднес к губам чашу и усмехнулся:

– Как ты прав, мой дорогой Джонатан… Как ты прав! Скоро придет и наше время…

Он дернул плечом и поставил кубок обратно, даже не пригубив. Подошел к столу, еще раз пробежал глазами содержимое королевского послания, потом, скомкав лист, бросил его в камин и вышел из кабинета.

Брауни, притаившись за креслом, смотрел, как скукоживается мгновенно вспыхнувший пергамент. «Ирландия, – снова подумал он. – Одни от нее беды! От нее да от правителей земных, до чужого добра жадных…» Хранитель очага подождал, пока на лестнице затихнут шаги адмирала, и выкатился на середину комнаты.

– Свечи не погасил, – осуждающим тоном проворчал он, – решетку к камину не придвинул… А еще хозяин!.. Ну как уголек на ковер отскочит? Эдак ведь утро на пепелище встретим!

Брауни взобрался на кресло, оттуда – на стол и, осторожно переступая лапками через беспорядочно наваленные груды карт, принялся задувать свечи.

– Остаться, что ли? – бормотал он себе под нос. – Сызнова жизнь начать?.. Подумаешь, англичане! Хозяйка-то нашей крови. И обычаи понимает… Малышка опять же присмотру требует…

Кабинет быстро погружался в темноту – не прошло и нескольких минут, как свечи были погашены, и только невысокие язычки пламени в камине задорно плясали на обуглившихся поленьях. Брауни спрыгнул вниз и, поплевав на ладошки, потянул на себя громоздкую железную решетку.

– Ух, тяжела, бестия… – пропыхтел он, скользя задними лапами по каменному полу. – Еще чуток… Ф-фух. Как они ее двигают?..

Он встряхнулся, окинул комнату пристрастным взглядом… И вдруг сник – кабинет лорда Кэвендиша живо напомнил домашнему духу маленькую гостиную в замке Максвеллов. Ту, в которой обычно по вечерам собиралась вся семья: лэрд Вильям в углу за столиком разбирал бумаги, его супруга шила, а Нэрис – тогда еще угловатая смешная девчонка – сидела на низенькой скамеечке у камина с какой-нибудь книжкой. Вот так же, как сейчас, потрескивали поленья, пахло сургучом, кожей и старым добрым виски из графина, который по глоточку тянул хозяин дома. А он, брауни, сидя в укромной нише за стенной панелью, тихонько грыз коврижку или орехи – смотря что Нэрис удавалось потихоньку стянуть за ужином… Потом девочка выросла, вышла замуж, и такие вот безмятежные семейные вечера стали редки – первое лето после свадьбы Мак-Лайоны провели в Хайленде, а сменившую его осень и зиму – в Стерлинге, при дворе. Но они все же старались при первой возможности навестить родителей. И тогда прошлое возвращалось: все тот же прерывистый гул огня в камине, скрип пера, звон хрустальной пробки графина, шелест шелка в руках госпожи Максвелл, шорох книжных страниц и негромкий голос Ивара, которого на этих посиделках обыкновенно просили рассказать что-нибудь занятное – в конце концов, повидал он в своей жизни немало… А за той же дубовой панелью все так же, с каким-нибудь сладким гостинцем в лапах, сидел брауни. Сидел и тихо наслаждался своей причастностью к этому маленькому уютному мирку, скрытому от чужих глаз. Мирку, над которым, как ему тогда казалось, даже время не властно… И который разлетелся вдребезги, когда один пиратский корабль налетел на рифы в открытом море.

Домашний дух прерывисто всхлипнул и, стащив с головы колпачок, плюхнулся на ковер у каминной решетки. Мир никогда не будет прежним. И этот дом, эти люди, даже эта малышка с небесными глазами – они никогда не станут ему, брауни, родными…

– Ой, тошнехонько-о-о… – срывающимся голосом завыл хранитель осиротевшего очага, уткнувшись мокрой мордочкой в свой колпак и вцепившись обеими лапами в шерсть над ушами. – Кончено! Все кончено!.. Ничего уж не воротишь, не исправишь… И не видать мне теперь покою, горемыке полоротому-у-у!..

Всплывшая в памяти недавняя картина былого благополучия совершенно подкосила брауни. Все благие намерения вроде чистки дымохода и уборки паутины вылетели у него из головы в одно мгновение. Осталась только все та же гнетущая тоска да горе слезное, которое, как ни старайся, ничем не убавишь… Домашний дух, всхлипывая, как ребенок, отшвырнул в сторону насквозь пропитанный слезами колпачок и вскарабкался на кресло у камина. Рядом с креслом стоял круглый столик, а на столике – это брауни запомнил – лорд Кэвендиш оставил свою чашу. С бренди.

Хмельное – отрава редкостная. И все, кто живет рядом с человеком, это знают. И ни капли дряни той в рот не возьмут никогда, ни за какие коврижки. Это вон люди пускай травятся, коли думают, что веселей им от чарочки станет… Раньше брауни считал именно так. Но сейчас, когда его мир рухнул, ему уже было все равно. Он встал на задние лапы, подтянулся и стащил со столика тяжелый кубок. Сжал теплые стенки дрожащими ладошками, выдохнул, как, бывало, делал лэрд Вильям, и единым глотком осушил чашу до дна.

– Ох-х-х! – просипел он, смаргивая брызнувшие из глаз слезы. – Ох-х-х!.. – повторил, когда горячая волна прожгла его всего от макушки до пяток. – Ох-х-х… – через минуту протянул домашний дух, чувствуя, как по телу разливается тепло, мысли путаются, а глаза самым непостижимым образом разъезжаются в стороны. – Ик!.. Га-а-адость… Но… ик! Волшебная-а-а…

Брауни неуклюже плюхнулся с кресла на ковер, поднялся на непослушные лапы и, покачиваясь, поплелся вон из кабинета. Кое-как вскарабкался по лестнице, оскальзываясь на гладких деревянных ступенях, и понял, что до гостевой спальни на третьем этаже он попросту не дойдет.

А потом увидел распахнутую дверь. Свечу на столе. Адмирала, склонившегося над листом бумаги и скрипящего пером. И – рядом с ним – большой просмоленный сундук с откинутой крышкой. Такие сундуки брауни любил – в похожих лэрд Вильям дома держал меха. Теплые, мягкие, как лебяжий пух… «П-подойдет…» – пьяно обрадовался домашний дух, заикаясь уже даже в мыслях. После чего, не обращая никакого внимания на сэра Дэвида, проскользнул в комнату и, подпрыгнув, лаской нырнул в манящую темноту обитого кожей ящика. Мехов внутри не оказалось, но брауни это не расстроило. Его больше уже ничто не расстраивало. «Хорошо-о-о… – блаженно подумал упившийся в стельку хранитель очага, зарываясь поглубже в ворох штанов, рубах и курток. – Ох-х, хорошо же-э…» Он уткнулся носом во что-то колюче-шерстяное и закрыл глаза.

Лорд Кэвендиш, отвлекшись на шум, повернул голову. Никого не увидел и, пожав плечами («Померещилось!»), вновь вернулся к своему занятию. Выехать к месту стоянки королевской эскадры ему предстояло на рассвете, а будить жену в такую рань он не хотел. Поэтому все объяснил в письме… Закончив, посыпал лист песком, широко зевнул и поднялся:

– Хоть на час прилягу… Черт бы побрал эту Ирландию!..

Адмирал скинул с плеч камзол, стянул сапоги и, взяв со стола подсвечник, захлопнул крышку своего дорожного сундука.

Брауни внутри даже не проснулся.

Отец Бэннан, не открывая глаз, прислушался. Да нет, показалось… «Кажется, я становлюсь слишком подозрительным», – с неудовольствием подумал аббат, привычно огладив рукой заветный сундучок и чуть приподнял веки. В окошко сарая светила луна, резко очерчивая тени от массивных деревянных балок и выбеляя кучи сена, в которых, закопавшись по самую шею, спали монахи. Бескрайние торфяные болота были уже позади, и братьям наконец посчастливилось добраться до человеческого жилья. Искать постоялый двор община не стала – все были слишком измучены дорогой. Поэтому, когда впустивший их отдохнуть добродушный фермер предложил едва волочащим ноги монахам ночлег, никто даже не подумал отказываться. В доме бы они все не поместились, да и стеснять радушных хозяев аббату не хотелось, поэтому община расположилась на сеновале… Ароматная сухая трава грела не хуже одеяла, желудки были полны свежим молоком и ржаными лепешками, так что братья уснули практически мгновенно.

Только к отцу Бэннану сон не шел. Он лежал неподвижно, держа левую руку на сундучке, а правую – на рукояти меча, и чутко прислушивался к ночной тишине. Шмыгал носом во сне Гален, негромко похрапывал брат Даллан, ворочался, что-то невнятно бормоча, брат Колум… Вроде все как всегда. Но аббата не отпускало странное чувство, что в сарае помимо монахов есть кто-то еще. Неслышный, невидимый в темноте и – не спящий, так же как он, Бэннан… И этот «кто-то» знает, что аббат не спит. Знает и ждет. «Нет, я так с ума сойду, – окончательно поддавшись недостойному гневу, подумал святой отец. – С тех пор, как ушел брат Лири, мне все время бог знает что за спиной чудится!» Аббат едва удержался, чтоб не скрипнуть зубами от досады. Чувство было знакомое. Ох какое знакомое!.. Оно не посещало главу общины с самой боевой молодости, хотя тогда, если вспомнить, не раз сослужило Бэннану хорошую службу… Интуиция, чутье – называйте как хотите, но оно у аббата было. И, промолчав не один десяток лет, вдруг проснулось снова. И игнорировать его святой отец попросту не мог.