Текст книги "Родиться вопреки. Сказочный роман"

– Ну, а что ты хочешь, сейчас девочки еще раньше начинают, – попыталась успокоить его она.

– А ты во сколько… начала?

– По нынешним меркам, поздно, – засмеялась она: – В восемнадцать.

– Вот видишь! А Полинке всего шестнадцать!

– Ну и что… Я ж не эталон.

– Для меня – эталон, – сказал он без тени улыбки, глядя ей прямо в глаза.

Лере стало не по себе, и она предпочла свести все к шутке:

– Стоп, стоп, а то еще разовьешь во мне манию величия.

– Лерию величия, – пошутил Артем.

– Ой, а это вообще не дай Бог, – расхохоталась Лера. Ей нравились шутки с игрой слов, как и те, кто умел ими играть.

После работы они в сумерках сидели на лавочке в ближайшем парке. Неожиданно разоткровенничавшись под влиянием баночки джин-тоника, коллега поведал ей о собственном сексуальном опыте, который заключался лишь в том, что год назад его напоила и соблазнила женщина в два раза старше его. Попытки построить отношения с девушкой более близкого возраста к желаемому результату не привели. Артем рассказал о своей семье, о безответственном отце, которого в последний раз видел в глубоком детстве. После развода к матери не зарастала тропа поклонников. Сестра Полина родилась от второго мужа, после него был и третий, и четвертый, уже неофициальные… Последний супруг оказался человеком щедрым и оставил своей гражданской жене довольно крупную сумму. Долга. И недавно их семье пришлось продать квартиру, чтобы с ним расплатиться. Рассказывая об этом, Артем был похож на маленького обиженного ребенка, и мне стало жаль его. Я понял, почему так хотел видеть его своим папой: он и в самом деле был ребенком – добрым и открытым, капризным и упрямым… Мне кажется, мы бы хорошо понимали друг друга.

– А где ты сейчас живешь-то? – спросила Лера.

– Снимаю однушку на Просвете. Заезжай в гости, я диван купил. Дома виноград есть, фильм какой-нибудь посмотрим. У меня сегодня такое… киновиноградное настроение, – Артем наглел с каждой минутой.

– Презентация дивана?

– Ну, типа того. Надо же обновить!

– Зайду как-нибудь. Позже. Если у тебя будет горячая вода. А то у меня как раз скоро отключат, – отшутилась Лера. Ей почему-то не хотелось сообщать Артему, что у нее есть с кем «обновлять» диваны. Видимо, этот разговор дал ему повод думать, что между ними что-то возможно, потому что следующее сообщение, полученное ею в тот злополучный вечер, было следующего «поэтического» содержания:

Я толстой важной птицей

Влечу к тебе окно

И тонкой влажной спицей

Войду в твое лоно.

Лера прыснула. Во дает! «Я поэт зовусь Незнайка…» В этот момент телефон внезапно оказался в руках Вити:

– Это кто моей девушке пишет такие сообщения?

– Да петрушка один с работы, – махнула рукой Лера, давая понять, что это несерьезно. – «Напился в чебуречной „Ялта“ и телеграфирует». Не бери в голову.

– Как это не бери в голову? Дай-ка я ему позвоню!

– Ой, Вить, не надо… Не порти человеку настроение, жалко, что ли, – пусть дурачится.

– Я не порти человеку настроение? – взревел Виктор. – А мне он, значит, может портить настроение своими идиотскими стишками?

– Ну… Он же не тебе их шлет.

– Он шлет их моей девушке!

– Для твоей девушки они не имеют никакого значения, – очень спокойно произнесла она.

– А для меня – имеют! Значит, он не уважает меня! – Виктор стал похож на быка перед корридой, было ощущение, что у него скоро задымятся ноздри.

– О Господи, Витя… Да он вообще тебя не знает! Как он может уважать того, о ком ему ничего не известно? – поморщилась Лера. Ей совершенно не хотелось продолжать этот разговор.

– Ах, вот, значит, как! Значит, он не в курсе, что у тебя есть мужчина, ты ему об этом не сообщила… – его голос все больше набирал силу. – Запасной вариант? – взревел он.

– Витя, да ты что, перестань говорить глупости… Какой может быть запасной вариант, если у нас с тобой через семь месяцев ребенок будет!

– Не хочу я никакого ребенка! Я его сразу не хотел и продолжаю не хотеть. Пойми, я никогда не женюсь на женщине, которая не может создать дома ни уюта, ни порядка, вообще – ничего!

У Леры внутри все похолодело. Она физически ощутила, что такое «комок в горле». Из-за него она не могла произнести ни слова. Да и что она могла сказать? Моя мама молча встала со стула и пошла к входной двери. Витя остался в комнате. Она обулась, взяла куртку, открыла дверной замок и вышла, негромко закрыв за собой дверь. Забыв про лифт, Лера стала спускаться с седьмого этажа по лестнице. Перед глазами были ступеньки, и на каждой горели огромные огненные буквы: «НЕ УХОДИ».

– Я не могу, – отвечала она этим надписям. – Не могу…

Слезы подступили к глазам, но дальше не шли.

Наверху открылась дверь, и послышался Витин голос:

– Лера!

Комок был на месте и продолжал мешать.

Пауза. Еще раз:

– Лера!

Тишина. Дверь закрылась.

Автобус подъехал сразу, будто специально за ней. Лера смотрела в заднее стекло на удаляющийся дом, где был зачат их ребенок, которого она так давно хотела. Она уезжала, понимая, что это, скорее всего, конец. Если бы она не ушла – возможно, все могло пойти по-другому. Ведь с ее чувством юмора можно было свести разговор к шутке, сказав, например: «Знаю, знаю, что не умею поддерживать порядок в доме, но ты же в этом профи и дашь мне пару мастер-классов по уюту?» Но она не сказала. Такое легко только в теории, – если бы люди так спокойно реагировали на то, что их задевает, статистика разводов была бы совершенно другой.

«НЕОН» – она снова проехала мимо того самого рекламного стенда.

И тут слезы дали себе волю. В автобусе Лера плакала беззвучно, чтобы не привлекать внимания, но, когда вышла на своей остановке, проходя через парк, где не было ни души, зарыдала в голос. Ей было жалко себя, жалко своего будущего ребенка, а еще ей было просто страшно. Страшно за свое будущее. Она не хотела стать матерью-одиночкой. Да и просто любила Виктора, но навязать ему ребенка и себя в качестве спутницы жизни не представлялось возможным. А без ребенка… А как без ребенка? Он ведь уже есть. А если его не будет, то как такое можно простить? Лера была уверена, что после этого вместе быть невозможно.

– Подумаю об этом завтра, – вспомнились ей слова Скарлетт из «Унесенных ветром» – одной из любимых книг ее детства.

«Бедный малыш, – думала Лера, лежа дома на своем старом диване. – Он ведь, наверное, все слышит и все чувствует. И понимает, что я сейчас могу сделать непоправимую для него вещь».

Я действительно все слышал и все чувствовал. Я бы рвал на себе волосы, если б они у меня были, из-за того, что все складывалось именно так, ведь изначально я мог это предотвратить.

Виктору не было предначертано стать моим отцом, поэтому пазл и не складывался. Позже он непременно найдет себе подходящую жену, что будет терпеливо ждать его с работы с разогретым ужином, закрывать глаза на его неночевки дома и родит дочку Катю, которую он давно запланировал. Как в эту нить вплелась Лерина – непонятно… Какой-то недобрый рок. Она была временным человеком в жизни Виктора, как и он в ее, и, единожды расставшись, не стоило соединяться снова. Но моя мама по собственной воле дважды вошла в одну воду, и это стало ее главной ошибкой. Уходя – уходи.

А я – не помог, чем наказал и ее, и себя. Если она сейчас избавится от ребенка, ей уже нельзя будет стать моей мамой. А другую я могу начать искать не раньше, чем через два года. Этот срок мы находимся на «исправительных работах»: помогаем ангелам-хранителям в их нелегких ежедневных делах, – такова расплата за ошибку. У помощников ангелов не бывает ни одной свободной минуты, и совсем некогда думать о своем будущем рождении.

***

Весь следующий день Лера ждала Витиного звонка. Эта неделя была последней, и нужно было что-то срочно решать. После двенадцати недель беременность прерывают только по медицинским показаниям, а в женской консультации, где Лера уже успела встать на учет, сказали, что все идет прекрасно. Теперь даже мысль о том, чтобы избавиться от ребенка, которого она так хотела, приводила ее в ужас.

Звонок случился вечером третьего дня.

– Алло.

– Алло, привет, – после этих слов могло произойти чудо, но его не произошло. Виктор чужим холодным голосом сообщил, что хочет, чтобы она сделала аборт. Она ждала этой фразы, но когда услышала, разревелась, как маленькая, и крикнула в трубку:

– А давай… давай лучше тебе… тебе внутри что-нибудь вырежут безо всяких на то медицинских показаний!

– Это все эмоции, Лерочка, – отрезал Виктор. – В общем, решено. Я заеду послезавтра утром, и поедем к твоему любимому доктору.

Он повесил трубку.

На следующий день Лера взяла отгул и сидела дома на диване, обхватив колени руками и думая, как поступить. Ей было двадцать два года. Рожать одной было страшно. Впереди диплом, недавно устроилась на новую работу – начальство не одобрит такой поспешный уход в декрет. Родители люди творческие – сегодня здесь, завтра там, регулярно помогать ни материально, ни физически не смогут. У нее было ровно сутки на размышление: завтра был операционный день у того самого профессора.

Я хотел отправить ей сон, который придумал заранее, когда она отдыхала на море, будто предчувствовал то, что происходило сейчас. В этом сне мама стоит на солнечной лужайке, а в руках у нее – связка разноцветных воздушных шаров. Они тянут ее в небо. А рядом с ней мальчик лет пяти – такой, каким я буду потом, – просит: «Мама, не улетай!». Но я не стал посылать такой сон, вдруг осознав, что не хочу влиять на ее решение. Я не хотел, чтобы из-за моей ошибки она оказалась навсегда связана с этим случайным в ее жизни человеком.

– Пойми одно, – сказала Лере по телефону подруга Аня. Она была старше и мудрее на девять лет, и первый малыш, тот самый Рома, благодаря которому я почувствовал желание Леры стать матерью, появился у нее всего полгода назад. – Мужики приходят и уходят, а дети остаются с нами всегда. Если тебе нужен именно ребенок – оставляй. Если же ты хочешь родить его только ради того, чтобы быть вместе с Витей – то, наверное, не стоит. Я тебя люблю и поддержу в любом твоем решении.

Моя мама просидела на диване до ночи и приняла решение в мою пользу. Еще одна подруга, Надя, хорошо знавшая Лерину ситуацию, позвонила вечером, чтобы узнать, что та надумала:

– Ну, может, и правильно, – с некоторым сомнением в голосе отреагировала она.

– Правильно-правильно, – авторитетно одобрил решение ее отец, наблюдающий за жизнью дочери со стороны и мало что знавший о ней. – Надо рожать. Прерывать первую беременность опасно.

– Не знаю, Лера, я бы, наверное, не советовала. Я давно поняла, что Витя – не твой человек, – в приватном разговоре высказала свое мнение ее творческая мама.

Утром человек приехал, и она молча впустила его в квартиру. Увидев мать своего нежеланного ребенка в постели, Виктор изменился в лице:

– Что, решила рожать?

– Решила, – Лера сидела под одеялом в той же позе, что и вчера, и старалась выглядеть спокойной.

– Что ж, мой милый Рыжик, рожай, дело твое. Только меня ты больше никогда не увидишь.

– Ничего, когда ребенок родится, сделаем анализ ДНК, подтвердим твое отцовство, и будешь платить алименты, – огрызнулась будущая мать, натянув до подбородка одеяло.

– Вот как ты заговорила, Лерочка! – он был вне себя от злости. – Давай. Только знай, дорогая моя, что официальная зарплата у меня восемьсот рублей. Тебе отойдет целая четверть! – с нехорошей усмешкой съязвил он.

Я видел, с каким ужасом Лера смотрит на Виктора.

В этот момент мой нежеланный отец в самом деле выглядел жутко, с жестоким, искаженным от злобы лицом, похожим на лицо монстра.

Я услышал мысли моей мамы: «А что если родится мальчик, и лет через двадцать я на этом же самом месте увижу точно такое лицо?»

Решение, к которому она шла весь вчерашний день, изменилось в одну секунду.

Мне почему-то не было страшно. Наверное, так чувствуют себя солдаты на войне, когда понимают неизбежность смерти, зная, что это поможет кого-то спасти.

Витя сказал, что ждет ее в машине и вышел. Лера слышала, как в коридор выскочила мать, которая, я видел, не спала почти всю ночь, и со свойственной ей повышенной эмоциональностью выкрикнула:

– Я хочу, чтобы у моей дочери родился сын или дочь. А Вы, Вы… Будьте Вы прокляты! – эти слова раздались одновременно с хлопком дверью.

Проклятый ретировался.

Лера быстро оделась и позвонила Наде, которая недавно сдала на права и как раз нуждалась в водительской практике на своей первой машине:

– Надюх, утро добрым не бывает. Все изменилось. Он приехал, и я передумала. Заедешь за мной на Мориса Тореза, 72, к двенадцати? А то на автобусе после операции как-то стремно. А с ним я не поеду.

– Конечно, заеду. Держись там!

– Держусь, куда деваться…

Матери в коридоре уже не было.

Лера вышла на улицу и села в машину. По дороге до больницы они с Витей не сказали друг другу ни слова. Дальше тоже все происходило в молчании: осмотр, анализы, переодевание в ночную сорочку – для нее все было будто в полусне.

Виктор полностью взял на себя финансовые вопросы. Профессор Жигалов, который должен был оперировать, зная и видя ситуацию, попытался заговорить с молодым человеком, но быстро понял, что это бесполезно. Витя, несмотря на мучившие его жалость к Лере и стыд за свой поступок, испытывал чувство облегчения, что еще немного, и он избавится от этого балласта.

***

Мне было очень больно. Не физически, конечно. Физически было больно Лере, но, к счастью, люди придумали внутривенный наркоз. Я видел все, что происходило в операционной. Видел то, что могло бы вырасти и стать моим телом, но теперь никогда им не станет. Врачи переговаривались между собой на личные житейские темы. Происходящее для них было рутинной, ежедневной работой, как сотрудникам почты наклеивать марки на конверты. Сколько таких же душ, как я, потеряли надежду родиться здесь, в этом маленьком помещении, пахнущем лекарствами и кровью…

Лера еще спала. У нее пока не было «после».

Я мысленно прощался с этой удивительной, сильной и слабой девушкой, которая могла бы стать моей мамой. Я уже успел очень крепко полюбить ее и не хотел для себя другой. Но, по нашим правилам, возврата быть не может.

Когда Лера пришла в себя после наркоза и оделась, в холле ее уже ждала Надя. Рядом с ней на кожаном диванчике сидел бледный Витя. Лера обняла подругу и, уткнувшись в ее плечо, сказала, не глядя в его сторону:

– Не хочу тебя видеть никогда-никогда-никогда…

Девушки сели в машину. За окном появилась Витина фигура с литровым пакетом апельсинового сока в руках. Он открыл дверь и поставил его на пол рядом с Лерой:

– Вот. Тебе. А ключи от квартиры когда отдашь?

– Выброшу в форточку. Найдешь под окном, – она закрыла дверь.

Нить, два с половиной месяца соединявшая их благодаря мне, натянулась и порвалась, когда машина отъехала.

Теперь я мог находиться рядом с Лерой не больше суток. Потом меня ждал разбор моих полетов: как же все так вышло, как же вы допустили и тому подобные бла-бла-бла… Ну и, по традиции, приставят меня к какому-нибудь раздолбаю-ангелу-хранителю, не справлявшемуся со своими обязанностями, и буду я подмастерьем на ближайшие два года – вытаскивать его подопечных из внезапных передряг. И снова вспомнилось из «Федота-стрельца»:

Сознаю свою вину.

Меру. Степень. Глубину.

И прошу меня отправить

На текущую войну…

Снова в точку. Не справился – заработал наказание. Ну что ж, будет время подумать о бренности всего сущего. Целых два года. Я решил побыть рядом с Лерой еще один день, пока меня не станут искать. Информация о том, что душа осталась без дела, очень быстро поступает наверх. Но сутки у меня еще есть. Я хотел убедиться, что с мамой все будет в порядке.

Весь остаток дня Лера пролежала, уткнувшись в подушку. Не спала. Не плакала. Ни о чем не думала. Вечером позвонила какая-то Маша и чем-то насмешила Леру. Та хохотала, как ненормальная. Даже отец отвлекся от дел и заглянул в ее комнату, не веря своим ушам, вероятно, решив, что дочь сошла с ума.

На следующий день мать уговорила ее пойти прогуляться. День был солнечный, небо не по-питерски безоблачное и голубое-голубое. А в небе летели птицы – точно как и мы, души, только намного ниже, и их всем было видно. Мне оставалось быть рядом с моей несостоявшейся мамой меньше часа. Я зарылся в ее пушистые рыжие волосы, и мне невыносимо захотелось плакать от того, что больше никогда не увижу ее.

– Прости, что так вышло, – шепнул я ей.

Она посмотрела наверх на летящих клином птиц, и глаза ее наполнились слезами. Лера вдруг медленно опустилась на колени и громко зарыдала. Та, что могла бы стать моей бабушкой, растерялась. Женщина совершенно не знала, что делать, и только причитала, присев на корточки и гладя дочь по голове:

– Ну, Лерочка, что ты, что ты… Все пройдет. И это тоже пройдет. У тебя еще обязательно будут дети. И человек будет. Намного лучше этого! Обязательно будет! Сегодня праздник большой – день Веры, Надежды и Любви, я тортик испеку вечером, подружек своих позовешь, посидим все вместе. Ну, успокойся, пожалуйста!

А Лере хотелось зажмуриться, а потом открыть глаза, и как будто ничего не было. И чтобы они снова были вместе с Витей. Несмотря на то, что разум не мог простить того, что случилось, она вдруг поняла, что сердце уже простило, и ей не было нужно ни это небо, ни эти птицы, ничего – без него. Но возврата не будет. Ведь нет главного, ради чего стоило быть вместе – их ребенка. Такое простить она не могла. Ни ему, ни себе.

Невидимые нити уже тянули меня наверх, и я не мог контролировать себя: пришло время вернуться в родные пенаты.

– Прощай, мам, – напоследок сказал я ей.

– Прощай, – вдруг произнесла она, посмотрев на небо.

***

Когда я вернулся, главного на месте не было – он улетел вместе с другими ангелами-хранителями на место аварии туристического автобуса. Пока ангелы увлеклись игрой в лото, автобус разбился, и много туристов получили травмы. Как раз к таким невнимательным крылатым охранникам обычно и приставляли помощников из числа опростоволосившихся душ. Считалось, что два неудачника должны положительно влиять друг на друга, и это непременно вызовет взаимное исправление. Вроде как минус на минус должен давать плюс.

Я сел и стал ждать, к кому меня определят.

– Привет, – раздалось рядом.

– Здравствуйте, – повернулся я на голос.

Рядом со мной сидел внушительных размеров ангел. Выглядел он как обыкновенный парень лет тридцати, только с очень бледным лицом. Волосы у ангела были до плеч, черные-пречерные, как вороново крыло, и явно давно непричесанные. Из-за спины виднелись сложенные крылья, такие же огромные, как он сам.

– Ну что, давай знакомиться?

– А надо? – поначалу я отнесся к нему настороженно.

– Ты М-04041999?

– Я.

– Меня зовут Элиас. С этой минуты я твой непосредственный начальник, а ты, соответственно, мой помощник. Надеюсь, у тебя получится справляться со своими обязанностями лучше предыдущей сотни. (Я понадеялся, что он шутит.) Номер М-04041999 с сегодняшнего дня в течение двух лет будет неактивен. Ты можешь сам придумать себе новое имя, а то мне сегодня что-то ничего в голову не приходит.

Крылья у ангела были немного помятые и с сероватым оттенком. Давно не мешало бы под очистительный дождь. «Творческая личность, – предположил я. – Наверняка тоже стихи пишет, как мама Леры». Глаза были серо-зеленые и очень добрые. Хотя какие еще глаза могут быть у ангела? И еще у него были очень красивые пушистые ресницы. Слишком выдающиеся для ангела неженского пола.

– А воспитательная беседа… отменяется? – уточнил я.

– Откладывается, – и он зачем-то несколько раз поводил сомкнутыми губами вправо-влево. – Да ты ведь и сам знаешь свои ошибки. Но, когда главный вспомнит про тебя, не сомневайся, он тебя вызовет. А теперь ты мой. Скучать не придется, под моим крылом семь человек, но я пока не решил, кем именно ты займешься. До завтра тебе надо придумать имя. А сейчас я полетел, есть еще одно дело сегодня. Встретимся завтра в это же время здесь же.

Он улетел, громко хлопая крыльями.

Имя… Надо придумать себе имя. Может, взять себе какое-нибудь человеческое? Может, назваться Артемом, в честь милого бородатого юноши? Нет, нужно что-то более значимое и умиротворяющее. И покороче. О! Пусть я буду Мир! Звучит всеобъемлюще. И Элиас сможет при случае сказать: «Я пришел с Миром!» В смысле, прилетел. Да, красиво. Пусть так и будет. Буду дарить миру себя.

Пока у меня появилось свободное время, я решил навестить своих приятелей. У них как раз были вечерние танцы. Увидев меня, Д-16121998 вскрикнула:

– О, привет! Как ты?

– Разве вы еще не знаете? Ничего не получилось. Меня на два года отстранили.

– Да ты что… – с сопереживанием в голосе протянула она. – Ужасно жалко. Он все-таки оказался негодяем, как ты и предполагал?

– Как-то так.

– Ох, я тебе очень сочувствую! Ну, может, через два года…

– Да уж наверняка, – я попытался придать голосу оптимизм. – А как твои дела?

– О, у меня все прекрасно! – защебетала она. – Правда, сначала мне показалось, что возможен сценарий, похожий на твой, но папа, к счастью, одумался. Оля собирается с духом вот-вот окончательно выяснить отношения с мужем, а потом вместе с моим будущим братом переехать к Володе. Правда, здорово?

– Здорово, – сказал я без восторга.

– А вчера я ей приснилась, ну… для убедительности, – продолжала Д-16121998. – И с утра она написала моему папе сообщение: «Мне снилась девочка, похожая на тебя».

– А он?

– Он ответил, что, говорят, если девочка похожа на отца, значит, будет счастливая.

– Повезло тебе… – хотя я был рад за нее, мне все равно стало грустно.

– Ой, не говори. И тебе обязательно повезет! Подумаешь, два года! Пролетят, и не заметишь! – она вспорхнула с места. – Я полечу, ладно? Сегодня решила побыть рядом с папой.

– Конечно, лети.

Остальные «М» и «Д» занимались тем, что хаотично летали и устраивали друг с другом такие же трехминутные разговоры.

Между нами редко случались привязанности, как та, что была у меня с другом, который уже родился. После я так и не смог найти себе близкую душу. Улетая, Д-16121998 успела разболтать о моей незавидной участи сразу нескольким душам, и теперь они по очереди подлетали ко мне, чтобы посочувствовать.

– У меня было такое, пять лет назад, – сказал один из них. – После этого совершенно ничего не хотел делать, однако ангел, к которому меня приставили, завалил меня заданиями по самое «не хочу». Это так здорово отвлекло меня от мрачных мыслей, что их нет до сих пор. Правда, теперь я очень осторожен в выборе.

– А ты что-нибудь знаешь о той, которая решила не родить тебя?

– Нет. И не хочу. Я очень сильно обиделся тогда. Ничего не хотел о ней знать. Вроде, слышал, у нее кто-то родился потом… Не думаю, чтобы она очень переживала из-за меня. Легкомысленная попалась особа, больше такую ни за что не выберу. А твоя что, тоже оказалась дурой?

– Нет, зачем так грубо? Она отнюдь не дура.

– Чего ж тогда? Просто испугалась ответственности? – он был мудр не по годам.

– Наверное… Я еще не понял, – неуверенно ответил я.

– Ну и забудь. Живи настоящим. А о ней забудь, совсем. Как будто б ее и не было вовсе.

– Я так не могу…

– А ты смоги. Я же смог!

– А мне кажется, ты все равно помнишь. И до сих пор обижаешься, – сказал я ему, и ему это не понравилось.

– Возможно, – отреагировал он. – Но я стараюсь не думать об этом. Просто решил, что теперь буду искать себе в мамы серьезную, умную женщину лет сорока, для которой буду последним шансом. Чтобы мечтала обо мне лет десять минимум. И папа вместе с ней. Такие родители точно не наделают глупостей.

– Мудро. Что ж, удачи тебе!

– И тебе, друг. Как тебя теперь величать-то?

– Мир.

– О, сильно! Смотри, имя обязывает. Надо оправдывать.

– Я постараюсь, – заверил я.

И мы разлетелись в разные стороны.

Мне уже не терпелось приступить к моим новым обязанностям. О Лере я старался не думать.

***

Элиас опоздал на встречу, но это его, похоже, нисколько не беспокоило. В руках он держал бумагу с именами тех, кому была нужна наша помощь, рядом с каждым ангел обозначил текущую проблему. Одобрив мой выбор имени, он перешел к делу:

– Итак, Мир, смотри. Вот трое бедолаг, у которых вечно что-то не ладится. Конечно, у меня есть и другие, но с ними не возникает столько проблем. А эти… у них постоянно что-то происходит, причем всегда внезапно. И отнюдь не всегда хорошее. Они все время куда-то не туда сворачивают с предначертанного им пути. И – что самое забавное – двое из них недавно познакомились друг с другом. Но давай обо всем по порядку.

Владимир. У него давно уже должна быть семья и две чудесные дочки. И что делал он? Торчал целыми днями в своей комнате, отрастил ужасную бороду, а на девушек не обращал совершенно никакого внимания. Из-за него и у Марины, которая должна была стать его женой, все пошло наперекосяк: от одиночества она ушла жить в монастырь. В итоге приняла монашеский постриг, хотя, как говорится, ничто не предвещало. Вполне себе социальная личность. Сейчас живет в православном монастыре под Иерусалимом, помогает паломникам. А ведь их девочкам-близнецам могло быть уже по шесть лет!

– И что, Владимир и Марина даже никогда не встретились? – меня взволновала эта история.

– Конечно, встретились! В январе 1994 года на мосту через Фонтанку я помог ей сломать каблук, она стала ловить машину, и Владимир ее подвез. Но при этом всю дорогу молчал… Представь: с тобой рядом сидит твоя судьба, а ты думаешь о том, что дома пустой холодильник, и берешь у нее деньги за проезд! Каково? – Элиас от возмущения хлопнул крыльями. – Володя жил в своей комнате в коммуналке, как в заточении, пока я не устроил его знакомство с одной забавной особой. Нет-нет, не ради того, чтобы у них что-то получилось. Ему нужен был друг, наставник, и лучше, чтобы это была женщина. С ее помощью он по-другому взглянул на мир и стал похож на человека: побрился, стал задумываться о том, чтобы с кем-то встречаться, недавно купил дорогой мобильный телефон.

А благодаря тому, что мы добрые друзья с ангельшей-хранительницей этой дамы, та помогла мне, чтобы ее опекаемая избавила Владимира от одиночества. В общем, я снял это со своего контроля. Первые несколько попыток знакомить его с девушками были не слишком удачные. И вот, наконец, сложилось – даже неожиданно для нее самой. И как я раньше сам не видел среди собственных подопечных хорошую партию для него?! Так вышло, что познакомились они без моего участия. Она – зовут ее Ольга – стала его первой женщиной, если ты понимаешь, о чем я. Ведь наверняка понимаешь, ты ж как никто должен знать, после чего у людей появляются дети… – он вопросительно взглянул на меня.

Я кивнул.

– А сейчас вроде все прекрасно, – продолжил он. – Это, конечно, иной для него путь, не тот, что был бы самым удачным, если бы в 1994-м он лучше разглядел свою попутчицу, но ведь человек сам выбирает себе дорогу, а дорог, Мир, может быть несколько. И задача ангела-хранителя – помочь человеку, направить его… Я крайне рад, что Володя, наконец, влюбился, и испытываю по этому поводу большое облегчение. А одна из ваших, кстати, даже недавно облюбовала Ольгу как свою будущую мать, – закончил явно утомленный собственным рассказом Элиас. – И отец будущего ребенка – наш герой!

– Ну, так все отлично! В чем же проблема? – не понял я.

– В муже его возлюбленной, с которым их сейчас связывает только штамп в паспорте. Его зовут Клим. Ангел-хранитель давно махнул на него крылом, но его почему-то так никому и не передали. Сейчас Клим предоставлен самому себе. Не в моей власти его контролировать, но скажу тебе по секрету, что этот человек просто опасен. К жене и сыну он относится как к собственности и может причинить вред тому, кто пытается посягнуть на его вещь. Наша задача – попытаться как можно быстрее изолировать от него жену и ребенка. Надо как-то внушить эту мысль либо ей, либо Владимиру. На Клима мы влиять не можем.

– Хорошо. А кто еще? Вы говорили, бедолаг трое.

– Про третьего расскажу в следующий раз, я уже на встречу опаздываю. На сегодня и так много информации. Значит, первое задание. Лети домой к Владимиру и посмотри, что там делается. Вот адрес, – Элиас сунул мне бумажку. – Завтра доложишь обстановку.

– Будет сделано, шеф!

***

Первое, что я почувствовал в комнате Владимира – незримое присутствие одного из наших. Я никого не видел, но душа не родившегося пока ребенка точно была где-то поблизости.

– Вов, принеси мне, пожалуйста, полотенце! – донесся из ванной комнаты приятный женский голос. – Я забыла.

Из-за компьютера встал молодой мужчина среднего роста, открыл дверцу шкафа, взял светло-зеленое полотенце и отправился исполнять просьбу своей девушки. У Владимира были прямые русые волосы и удивительно большие голубые глаза. Такие бывают на иконах – огромные и пронзительные. В остальном он выглядел вполне обычно, на его лице не было и следа описанной Элиасом бороды.

Через минуту в комнату они вошли уже вдвоем с Ольгой, которая вытирала полотенцем мокрые волосы. В этой миниатюрной сероглазой девушке с пшеничными волосами до плеч была какая-то удивительная мягкость и женственность. На ее влажном от капель плече сидела Д-16121998. Увидев меня, она ойкнула и чуть не упала.

– А ты тут как… зачем? – ошалело спросила она.

– Я помощник их ангела-хранителя, – засмеялся я. – Забавное совпадение, да? Так что твоя судьба в моих руках.

– Ой, прям так-таки и в твоих! – фыркнула она. – Я и сама стараюсь, веду на сближение.

– Да, молодец, вижу, что у тебя получается. Значит, будем вести вместе.

Пока мы болтали, между влюбленной парой началось то, о чем говорил мой начальник. И, хотя я уже не был новичком, все равно смутился. Заметив мое смущение, душа будущей дочки столь пылких родителей захихикала.

– Что с тобой? – посмеялась она над моим культурным шоком. – Да они постоянно эти занимаются, когда мама сюда приходит!

– А смысл? Ведь ты же уже там.

– Ну, похоже, им это просто нравится.

Мы сидели на подоконнике, рядом с двумя горшками с землей: в одном росла маленькая елка, а в другом какой-то пышный кустик с красно-зелеными листьями. Было ощущение, что мы в лесу и смотрим фильм для взрослых, на который пробрались тайком.

– Отвезешь меня? – спросила Ольга после «сеанса связи».

– Может, не поедешь? – с жалобными нотками в голосе попросил Володя.

– Ну как ты себе это представляешь? Надо забрать Петьку из садика, и потом, что я скажу Климу? Куда я делась?

– Ляля, тебе давно уже пора сказать ему о нас и о разводе.

– Он, мне кажется, уже и так все понимает. Просто нужно еще немного подождать. В последнее время он какой-то другой стал. Раньше Петьку на него вообще не могла оставить, а вчера пошла к подружке, и он с ним посидел.