Текст книги "Червонный король"

Глава 12, в которой Шено жарко дышал

Шено жарко дышал и осторожно прикасался к моей груди и к плечам влажным мягким горячим носом. Это нехорошо, когда у щенка горячий нос, подумала я, придется идти к ветеринару. Но не сейчас же! Сейчас я хочу спать и еще пить, я даже не знаю, чего в данный момент я хочу больше. Нет, все-таки спать, а он все тычется своим носом.

– Отстань, Шено, – пробормотала я, чувствуя, как сильно пересохло у меня во рту. – Спи, к ветеринару мы пойдем завтра.

Он фыркнул, а я облизнула губы и попыталась перевернуться на другой бок.

– Софи, это не Шено, это я, – весело прошептал Виктор. – Пить хочешь?

– Да. – Я открыла глаза. Полная темнота! Я ослепла! – Я ничего не вижу! – От испуга я проснулась окончательно.

– Я сейчас включу свет.

Над изголовьем мягко зажглись два ажурных круглых голубоватых ночника, волосы Виктора загадочно засеребрились в их лучах, а глаза показались мне совсем черными, как и треугольник волос на его груди, мягкой дорожкой уходящий по плоскому животу вниз.

– Ты красивая, Софи.

Он провел пальцами по моему подбородку и по шее. На его руках от края тыльной части ладони примерно до локтя тоже росли редкие черные волоски. Скульптурные предплечья, сами плечи и широкая грудь на фоне темно-голубого шелка постели выглядели очень впечатляюще.

– Красивая и смешная.

– Где мы? Почему здесь нет окон? Где все?

Он смотрел на меня и улыбался уголками своих невероятных губ. Я невольно облизнулась и с отвращением вытерла рукой пересохший рот.

– Ты мне дашь пить? И вообще, почему ты голый?

– Будут еще вопросы, миледи?

Я промолчала, пытаясь разглядеть тонувшую во мраке обстановку комнаты. Он отвернулся, продемонстрировав мне не менее шикарную, чем его грудь, выпуклую сильную спину, и извлек откуда-то из темноты

бутылку минеральной.

– А сока у тебя нет?

– Нет. Пей, что есть, – Виктор усмехнулся, – мне тоже оставь.

Я сделала несколько глотков и вернула ему бутылку.

– На столе были апельсины, мог бы выжать сок из них.

Он опять усмехнулся и даже пролил на себя воду.

– Это предложение уже поступало, причем ты называла меня Анри и просила прощения!

– Правда?!

– Правда, правда, миледи. Хорошо хоть, что не при всех, а когда я укладывал тебя в постельку. Ты и без того вогнала меня в краску, заявив всем на прощание, что… Ладно. – Он махнул рукой и потянулся ко мне. – Давай снимем твое платье и займемся делом. Я ведь живой человек…

– Подожди, живой человек. – Я отпихнула его, хотя мне уже очень хотелось чувствовать и целовать его лицо, губы, крепкие рельефные плечи и эту темную шелковистую дорожку на груди… – Так что такого ужасного я сказала?

– Софи, ну не упрямься. Иди ко мне!

– Нет, я должна знать!

– Ты сидела в обнимку с Шено, кормила его из своей тарелки и что-то толковала про лестницу Маршана, периодически засыпая. Я предложил тебе пойти в спальню. Ты жалобно потребовала, чтобы я отнес тебя туда на ручках, но не пожелала расстаться со щенком. Хорошо, я взял тебя на руки, несу к двери, а ты тут громко: «Вы не, думайте, я ему вовсе не любовница и никогда не буду!»

– Всего-то?

– Если бы. – Виктор обиженно почесал горбинку носа. – Все развеселились, а Сиси ехидно так спрашивает: «Это еще почему?» Тут-то ты ее и порадовала: «Потому что он несуразный, как лестница Маршана!» Чего ты смеешься? Неужели я тебе совсем не нравлюсь? Ни вот на столько? – Он показал кончик мизинца.

Мне стало даже жаль Виктора. Только зачем он напомнил про эту распроклятущую лестницу? Она опять бесцеремонно замаячила перед моими глазами, как какое-то наваждение!

– Софи, ну посмотри же на меня! Неужели я действительно такой несуразный? Ну скажи честно!

– Виктор, у тебя красивая фигура. – Я с удовольствием погладила его давно манившие меня плечи, силясь отогнать видение лестницы. – Выразительные огромные глаза…

– А нос? Тебе не нравится мой нос?

– Да нравится мне твой нос!

– Так в чем же дело? Почему мы до сих пор не стали любовниками? Я целуюсь не так?

– Виктор. – Я вздохнула. – Ты действительно хочешь предложить Маршану эту идиотскую идею про колдунов?

– Иными словами, по-твоему, я похож на идиота?

– Ты как ребенок. – Я погладила его по волосам и зарылась в них пальцами. Убирать свою руку мне не хотелось. – Я говорю не о тебе, а о вашем несуразном проекте.

– У тебя все несуразное! – Он сбросил с себя мою руку. – Все, что связано со мной! Спокойной ночи! – Виктор выключил ночник и, резко упав в кровать спиной ко мне, потянул на себя одеяло.

От мгновенно наступившей темноты лестница воодушевилась, как и подобает настоящему привидению. Меня бы не особенно удивило, вздумай она могильно захохотать или, напротив, разрыдаться.

– Виктор. – Я подобралась к нему поближе и дерзко обняла за пояс. – Ты обиделся?

– Обиделся, – довольно согласился он и прижал к себе мою руку.

Его тело было горячим и веселым. Лестница погрустнела.

– Но ведь ваша затея действительно глупая.

– Глупая. – Моей рукой он погладил себя по животу. Я почувствовала нежное прикосновение волосков и слегка пощекотала его живот пальцами. – Очень глупая. – Виктор сжал мою кисть. – Не надо, я боюсь щекотки.

– Ты ревнивый? – Я потерлась щекой о его спину и легко коснулась шеи губами. Лестница все равно занимала мои мозги, но не все, а только, скажем так, их профессиональную часть.

Приватные же регионы мозга размышляли лишь о Викторе, не мешая профессионалам делать их дело. – Чего молчишь?

– Я думаю.

– Включать или не включать свет?

– Свет?.. – Он выпустил мою ладонь, заворочался, и я почувствовала его дыхание на своем лице, а его рука легла мне на плечи. – Софи…

Понимаешь, ты, конечно, права. Проект идиотский, но ведь можно придумать что-то действительно актуальное и достойное…

– Например, поцеловать меня.

– Да, конечно, я тебя поцелую, я давно этого хочу, – сказал Виктор, но не предпринял никаких действий, а задумчиво продолжил:

– Знаешь, это потрясающая идея: продать Пикассо и вложить деньги в искусство! То есть искусство поможет родиться новому искусству. Ты меня понимаешь?

– Конечно, Виктор. Когда-то Пикассо получал за свои картины гроши, это потом он стал известным. А сначала за них практически ничего не платили, и они как бы копили в себе цену искусства.

Я не видела ни единой черточки Виктора, лишь чувствовала жар его тела. Он молчал, а я поймала себя на мысли о том, как странно в темноте заниматься разговором об искусстве, сгорая от желания! На какое-то мгновение я тоже затихла, испугавшись неуместности своих рассуждений, но по напряженному дыханию Виктора я радостно поняла, что для него в эту минуту гораздо важнее услышать от меня то, что я думаю про Пикассо и Маршана, нежели просто по-человечески внять голосу физиологии, как давно бы поступил Анри, да и любой из знакомых мне мужчин.

И это даже хорошо, что сейчас вокруг нас темнота, потому что она убирает все лишнее, она освобождает и одновременно изолирует, лишая всего внешнего. В темноте каждый такой, какой он есть, и очень одинокий. Но сейчас, именно это-то и было самым удивительным, я была не одинока, я была с ним вместе. Подаренное темнотой уединение, а вовсе не одиночество, принадлежало нам обоим. Я никогда не думала, что «одиночество вдвоем» не литературная метафора, а оно возможно, но еще меньше я подозревала, что оно столь изысканно простодушно.

– То есть Пикассо наработал не только на себя, – уже не стесняясь показаться наивной, объяснила я, – но еще и на тех, кто сможет сделать что-то на эти как бы сэкономленные им деньги. Эти деньги с самого начала принадлежали искусству, и Маршан, если он действительно решится на такой жест, всего лишь честно вернет искусству то, что принадлежит искусству по праву.

– Потрясающе, Софи! Я чувствовал, что отталкиваться нужно именно от интересов искусства, а не от Маршана с его стремлением увековечить себя!

– Конечно, на искусстве Маршан заработал столько, что с его стороны вполне уместно вернуть хотя бы крохи.

– Вернуть, вернуть, именно вернуть…

– Виктор. – В полной темноте я на ощупь погладила его по лицу, признаться, опасаясь попасть ему в глаз.

– Ты удивительно умная, Софи. – Он ловко перехватил мою руку и поцеловал кончики пальцев. , – Кажется, кто-то пожелал мне «спокойной ночи».

– Понятия не имею, кто это был.

Виктор приподнялся на локте и зажег ночник. Я зажмурилась.

– Выключи. Нет, сначала дай мне попить, а потом выключи.

– В обмен на твое платье.

– Шантажист. Снимай. – Я подняла руки над головой. – Только расстегни на спине молнию.

– Сейчас, миледи. – Он прижал меня к себе, и, как бы несмело целуя мою шею, ловко расстегнул молнию и крючки бюстгальтера под ней, и тут же с проворностью фокусника освободил меня не только от платья, но и от всего остального. – Замечательно. – Виктор придирчиво осмотрел то, что получилось, как художник свою картину. – Очень красиво, когда на женщине только украшения и ничего лишнего.

– Ты дашь мне воды?

На свет появилась опять полная бутылка. Он открыл ее и отдал мне.

– У тебя там склад?

– Источник. Знаешь, к этим серьгам тебе бы пошло и такое же колье. Жаль, что его нет.

«Есть!» – чуть не вырвалось у меня, но я сделала еще один глоток и вернула бутылку, подумав, что такой бредовой ночи у меня не было в жизни: болтаем не пойми о чем, оба голые, оба на взводе, а «до дела» никак не доберемся!

– Выключать свет? – спросил Виктор.

– Ты любишь без света?

– Нет, при свете я люблю тебя больше. – Он придвинулся совсем близко. – Ты не рассуждаешь про лестницу Маршана и про искусство.

– Теперь будешь рассуждать ты?

– Софи, ты наговорила такого! Теперь у меня в голове вертится идея, но я никак не могу поймать ее.

– У меня который день вертится лестница Маршана… – Зачем я это сказала! Она с десятикратной энергией влезла во все мои мысли. – А я же ничего! – продекларировала я назло ей. – Давай, Виктор, быстро целуй меня!

– Хватит командовать!

Тем не менее мы наконец-то начали целоваться; бабочки забились в животе, закружилась голова, я с удовольствием закрыла глаза, а когда их открыла, чтобы перевести дыхание, вокруг опять была темнота и мое привидение…

– Зачем ты выключил свет?

– Молчи! Темнота – это тайна.

Губы Виктора были немножко шершавыми, но очень горячими и умелыми, а его руки!..

Его руки одновременно оказывались повсюду, сводя с ума каждую клеточку моего тела, и каким-то образом даже заставляли лестницу разбираться по ступенькам и одновременно утончали окружающие ее колонны, которые постепенно исчезли где-то в сияющей голубизне, а я, утратив ощущение времени, верха, низа, земного притяжения, жизни, смерти, собственного естества, забыв названия цветов и звуков, месяцев и дней, вдруг, как на экране монитора, на фоне этой сияющей голубизны увидела мастерский, точно выверенный чертеж знакомого мне до боли Маршанова дома, где на месте парадного зала было три этажа и три стройных лестницы с тонкими поблескивающими никелем перилами и прозрачными ступенями, соединяющими их! А через стеклянные плиты лились хрустальные потоки света!

И я бесплотно скользнула в них и закричала от счастья обретенной свободы!..

Глава 13, в которой я зажгла ночник

– Виктор! Виктор! – Я нашарила у изголовья выключатель и зажгла ночник. – Виктор, ты меня слышишь?

Он тяжело поднял с моей груди взлохмаченную голову и, глядя на меня совершенно безумными глазами, радостно произнес:

– Вернуть, Софи, вернуть!

Наверное, еще не пришел в себя, подумала я и как можно мягче, хотя от нетерпения у меня зудели ладони, спросила:

– Виктор, у тебя есть бумага и карандаш?

Он непонимающе посмотрел мимо и сел на кровати, обеими руками откидывая со лба спутанные волосы и почесывая в затылке.

– Виктор, ты был великолепен! – Кажется, именно этой фразы он ждет от меня, а я про нее забыла.

– Софи, я пойду немножко поработаю, – сообщил Виктор неожиданно будничным тоном, встал и как был в чем мать родила направился куда-то, не отреагировав ни на мою просьбу, ни на комплимент.

– Подожди, Виктор! – Я бросилась за ним, неуклюже заворачиваясь в простыню. – Мне срочно нужны бумага и карандаш, пока я ничего не забыла! Куда ты идешь?

– В кабинет. Спи! Чего тебе надо?

– Бумагу и карандаш! И не разговаривай со мной таким тоном!

Он поморщился, снова поправил волосы пятерней, взял меня за руку и сказал:

– Пойдем, только молчи, Софи. Ты меня сбиваешь!

– А ты меня нет? Дома я давно бы уже сидела за компьютером! А тут все придется рисовать самой! У тебя же наверняка нет проектировочной программы!

– Да помолчи ты! Сколько можно просить? – Виктор открыл какую-то дверь, как обычно не до конца, протиснулся в нее и щелкнул выключателем.

– Ну и бардак для такого чистюли!

– Заткнись! – Он сел за стол и включил компьютер. – Вон бумага, карандаши сама найдешь где-нибудь. И ради всего святого, – Виктор обернулся и прижал руки к груди, – не мешай!

Я примостилась в кресле с пачкой бумаги на коленях и от нетерпения и страха забыть увиденное сразу сломала карандаш. Ничего! Я прихватила еще полдюжины и все найденные среди завалов Виктора фломастеры и ручки. Конечно, на компьютере все было бы значительно быстрее и удобнее…

Рука сама собой привычно скользила по бумаге, криво, косо, неважно! Главное, не упустить ничего, а потом программа сама рассчитает все расстояния, углы и разновеликие длины.

Как же раньше мне не приходило в голову уменьшить высоту зала, отдав часть пространства третьему жилому этажу! Пусть окна спален тоже смотрят на клумбу и на дорожки подъезда, а для поражения воображения гостей и собственно выставки домашней коллекции вполне достаточно двух этажей, один из которых будет образовывать эдакую внутреннюю террасу, а три прозрачные изящные лесенки и соединят ее с этажом первым.

Но откуда же тогда литься дневному свету, если над залом теперь спальни? Как это откуда?

Из окон! Но тогда нужно менять фасад, а Маршан не хотел его трогать… А у меня есть глухие и, главное, пустые торцевые стены! Что мешает мне сделать их частично стеклянными?..

– Ты всегда так? – неожиданно спросил Виктор, я даже вздрогнула от его голоса.

– Ты о чем? – И едва удержалась от смеха: за столом у компьютера сидел голый человек и закладывал бумагу в принтер!

– Ты о чем-то думаешь и думаешь, а потом вдруг во время секса – как вспышка: хоп! И готовенькое решение в твоей голове!

– Не всегда, но достаточно часто, если проблема серьезная и секс, – я подправила форму окна на торце здания, – скажем так, удачный.

– Надо же, а я считал, что это только я такой ненормальный. – Принтер ожил и принялся старательно втягивать лист бумаги.

– А я была уверена, что только я! – Я как будто посмотрела на себя со стороны: я ведь наверняка выгляжу не менее курьезно, чем он сейчас, когда голышом выскакиваю из постели и бросаюсь к компьютеру. – Я спрашивала у своих однокурсниц, с ними не бывает такого.

– Ну и как к этому относится твой так называемый жених?

– А твои так называемые знакомые замужние дамы?

– Слушай, Софи, а мне нравится, что ты ревнуешь!

– Я не ревную, мне действительно интересно, как к этому относятся твои женщины? У меня, например, из-за этого до Анри всегда были проблемы.

– Я уже догадался, что его зовут именно Анри, постарайся больше не напоминать, в отличие от тебя я вправду ревную.

– В отличие от тебя Анри никогда не огрызается и по первой моей просьбе делает сок из апельсинов.

– Софи, а что, если я начну сравнивать тебя с другими женщинами?

– Сколько угодно! Все равно все будет в мою пользу! Хочешь знать почему? Потому что я такая же, как и ты! И мне, как и тебе, вот это, – я потрясла набросками, – дороже всего остального, и мне плевать, что там подумает мой партнер, когда я после интима займусь творчеством!

– Ты чего так завелась? Я разве не понимаю, что гениальные идеи нужно срочно закреплять на бумаге?! Это же хорошо, что нас осенило одновременно! Хочешь выпить за это?

– Хочу. Соку!

– Дался тебе этот сок! Пойдем, – Виктор встал и потянул меня за руку, – там полно вина.

Я отвела глаза и невольно поправила на себе шелковую эстетскую простыню, меня все-таки смущала его абсолютная нагота и особенно мгновенно возникшее от прикосновения ко мне состояние полной боевой готовности.

– Ну что еще, Софи? Пошли скорее!

– А здесь… Здесь нельзя? – Я погладила его по мускулистому бедру.

– Не придумывай, Софи! Это кабинет!

– В кабинете нельзя, в гостиной нельзя…

– Да идем же! – Виктор бесцеремонно выдернул меня из кресла, листы с эскизами скользнули на пол, я едва успела удержать на плечах простыню. – Нельзя, для этого есть спальня!

– Зануда!

Мы уже опрометью выскочили в коридор, хлопнув дверью кабинета, однако Виктор нашел нужным задержаться, чтобы проверить, закрылась ли она надлежащим образом, и опять поторопил меня с такой горячностью, как если бы мы опаздывали на самолет, причем виновата была я.

Чуть ли не бегом мы ворвались в спальню, и по логике вещей должны были бы тут же оказаться в постели. Ничего подобного! Виктор бесстрастно попросил меня вернуть простыню на кровать, а сам извлек откуда-то причудливые фужеры, бутылку вина, штопор и, словно забыв о своей повышенной готовности, не спеша выдернул пробку, плеснул несколько капель в один из фужеров, с видом дегустатора снял пробу и только затем принялся аккуратно наполнять их вином, В голубоватом свете ночника оно казалось густым и лиловым.

– Урожай восемьдесят третьего года. – Он протянул мне фужер. – Очень рекомендую.

– Я больше люблю белое, – с вызовом сказала я. Я давно уже привела в порядок постель и забралась под одеяло. Бабочки обиженно роняли с крылышек отяжелевшую пыльцу. – И сухое!

– Это достаточно сухое!

– А по виду – ликер или кагор!

– Ты хоть когда-нибудь можешь не спорить?

Держи!

Вино действительно оказалось сухим и немного терпким. Поверх бокала я видела, как Виктор, пригубив свой фужер, вертит его в руках и внимательно смотрит на меня, определенно ожидая восторгов по поводу напитка.

Я выпила все до капельки и попросила:

– Налей еще!

– Понравилось?

– Пить очень хочется.

На самом же деле я вполне утолила жажду, а налить попросила скорее из любопытства: мне было очень интересно, как долго Виктор еще будет оставаться в готовности, не предпринимая никаких естественных для мужской готовности действий?

– Как скажете, миледи.

Он улыбнулся и выполнил мою просьбу. Готовность не изменилась ни на йоту! Я выпила и потребовала еще.

– Если ты собралась меня изводить, учти, у меня большая коллекция.

– Ты же говорил, что не держишь спиртного дома! – После приличной порции вина мои бабочки заметно активизировались.

– Это не спиртное, это коллекция!

– Значит, днем – коллекция, а спиртное – ночью? Ты сноб!

– А ты! Ты! Ты… – Он не договорил, а вихрем налетел на меня. Или этот вихрь завертелся во мне от его губ, рук, дыхания, спутанных волос, от горячей тяжести мужского тела?.. – Ты спорщица! – Виктор на секунду оторвался от моих губ, зачем-то языком облизнул свои. – Ты самая ужасная, неисправимая спорщица!

И опять все закружилось, запульсировало, заликовало и засверкало!

Он был во мне, я была в нем, как эти самые изогнутые рыбками «инь» и «янь» на картинке в энциклопедии… А что, если окна в доме Маршана тоже будут в виде этого эротического древнего символа? Нет, нет, никаких кривых линий, только симметрия и ощущение простора, именно такого простора и свободно полета, как сейчас… А «инь» и «янь» переплетутся в рисунке наборного пола, чтобы ничто не отвлекало от картин! Белое или размыто-серебряно-голубое…

Или ампирная интимность теплой матовой терракоты?..

– Софи, скажи… Скажи, как ты хочешь? – Виктор вдруг застыл, не разжимая объятий. Самое сокровенное, что ты хочешь…

– Я хочу уснуть… Вот так, внутри друг друга…

Меня обволакивал дивный покой неспешного наслаждения, темно-синие бархатно-чувственные тона.

Глава 14, в которой странные звуки

Странные повизгивающие звуки и шепот Виктора:

– Софи! Проснись, пожалуйста! Мне нужно вставать!

Я нехотя открыла глаза. Ночник по-прежнему слабо освещал тонувшие в темноте предметы, а мы с Виктором крепко обнимали друг друга, как эти самые символические «инь» и «янь», причем я вполне определенно чувствовала внутри себя всю ту же готовность Виктора к любовным подвигам. А где-то за дверью поскуливал и скребся щенок. Я зевнула и потянулась, высвобождая из-под Виктора руки – странно, они почти не затекли от не особенно удобной для сна позы.

– Зачем ты меня разбудил? Ночь еще, давай спать.

– Нужно сводить на прогулку Шено. И потом, давно утро.

– Так темно же.

– Здесь глухие занавеси, на самом деле уже десять.

Он вытащил из-под подушки часы, они показывали начало одиннадцатого. Я совершенно не могла припомнить, когда он их положил туда, ведь я же перестилала постель.

– Ты чудо! – с неожиданным восторгом сказал Виктор, воодушевляя моих бабочек. – Я сам всегда мечтал уснуть вот так, как ты говоришь, «внутри друг друга». Но всегда все женщины хотели апогея, – неуместно добавил он.

– Все мужчины тоже, – не более уместно вырвалось у меня.

– Да дураки они! Нам с тобой они не указ!

Мы нашли друг друга!

Он жизнерадостно поцеловал мой лоб, скользнул губами к вискам, руками притягивая к себе мою голову, и необходимость апогея обрушилась на нас майской грозой. И все произошло захватывающе и феерически мгновенно, незатейливо, но до того удачно, что я расплакалась от забившихся во всех атомах моего существа счастливых мотыльков…

– Софи, но сейчас-то что не так? – переполошился Виктор.

– Все хорошо, – всхлипнула я. – Иди гуляй с собакой.

– Ты всегда ревешь, если не родится идея?

– Нет, в первый раз… Мне нужен платок. Где моя сумочка?

– Сейчас. – Виктор поднялся, подошел к окну и распахнул шторы. Ночник сразу потускнел, на улице светило солнце. – А погодка-то! – Он распахнул шкаф и извлек оттуда вельветовые брюки и какую-то рубаху. – Только не реви, как динозавр, терпеть не могу.

– А я терпеть не могу, когда меня будят. – Я обвела взглядом спальню. – Какой же ты пижон! Аквариум во всю стену! Ореховая мебель!

Дашь ты мне носовой платок?

– Держи. – Виктор швырнул в меня огромное махровое полотенце. – Где ванная, знаешь.

И не особенно залеживайся там, я вернусь скоро. И кофе свари к моему приходу.

Я хотела сделать ему замечание по поводу безобразного тона, неподобающего после ночи любви, но Виктор, беспечно бросив:

– Пока, любимая! – послал воздушный поцелуй и скрылся в коридоре. Я услышала, как он сказал Шено:

– Потерпи, потерпи, бедолага. Скорее бы объявился твой хозяин.

– Виктор! Купи сигареты! – крикнула я.

– Даже слово забудь! – отозвался он. – Иначе разлюблю!

Хлопнула входная дверь.

До чего же наглый, самоуверенный, самовлюбленный тип! – подумала я. Впрочем, следовало бы признаться, что курить мне не хотелось вовсе, и это было странно, как и то, что во всем моем организме, даже во рту, после вчерашнего неумеренного питья и обжорства была удивительная легкость и свежесть!

Может, и правда не обижаться на его ежеминутную смену настроения и сварить ему кофе?

Он ведь в сущности славный парень. Ну, не без причуд, зато добрый, щедрый… Я полюбовалась на кольцо, потрогала серьги и наклонилась за своей валяющейся на полу одеждой.

Выходное платье было безнадежно испорчено жуткими зацепками и просто дырами от когтей Шено. Колготки хранили те же щенячьи следы и годились разве на то, чтобы отнести их к ближайшему мусорному ведру.

Ладно, я отправилась в ванную, платье прикроет плащ, и с голыми ногами я не замерзну в машине, должен же Виктор по-джентльменски доставить меня домой, грустно утешала я себя, чувствуя, как стремительно события прошедших суток поворачиваются ко мне оборотной стороной и эта оборотная сторона оказывается неприглядной и отвратительной.

Я встала под душ, из суеверного страха не сняв серьги и кольцо. Что с ними будет? Они же золотые. А я? Я-то совсем не золотая… На что я рассчитывала, когда позволила себе увлечься Виктором? Разведать про «замужнюю даму», которая продала ему вещи моей семьи? Наивно и глупо, особенно если учесть, что я всю ночь отдавалась ему. Ну и с какими глазами я теперь сообщу полиции, что сервиз находится у Виктора? Но ведь я обязана это сделать! Это моя фамильная реликвия!

Вот уж позлорадствуют его коллеги, когда выяснится, что Виктор купил краденый сервиз! Они видели меня и то, как он относится ко мне. А я вдруг выведу его на чистую воду!

Может, и остальные «экспонаты» его «коллекции» краденые…

Да какое мне дело до мнения его коллег, в конце-то концов! Ну переспали, ну с кем не бывает! Это же еще ничего не значит! У меня есть Анри! Нет у меня никакого Анри, я его так обидела… А вдруг Анри простил меня, передумал и вернется? Или позвонит хотя бы, чтобы выяснить мое настроение…

– Ты тут не утонула, утка? – в ванную лукаво заглянул Виктор. – Вылезай, я сварил кофе!

У-у-у, какая ты красивая, когда мокрая! – В старой рубахе и в бесформенных брюках он походил на возмужавшего, но не повзрослевшего Гавроша.

– Ты уже вернулся?

– Сто лет назад! И Шено покормил, и подредактировал свой ночной опус. Хочешь, я принесу кофе сюда и мы будем пить его, сидя в ванне?

– Не придумывай, я уже помылась. Ты отвезешь меня домой?

– Ни в коем случае! – Виктор скинул обувь и, ухватившись обеими руками за мою талию, прямо в одежде полез ко мне под душ. – Что ты там забыла? – И поцеловал мою грудь. – Восхитительно!

– Ты ненормальный! Отстань!

– А ты нормальная? Ты такая же, как и я4 Мы вместе! – Он плюхнулся в ванну, увлекая меня за собой. – Нам никто больше не нужен!

– Надо было обязательно лезть сюда в одежде? – спросила я после продолжительного поцелуя.

– Если бы ты предусмотрительно набрала воды, а не стояла под душем, как бедная родственница… – Очередной поцелуй получился еще более продолжительным и страстным. – Могла бы помочь мне раздеться!

– Ты же делаешь это только в спальне!

– Иногда не мешает и творческий подход!

Но если ты настаиваешь… – Виктор подхватил меня на руки и потащил в спальню, боком двигаясь по коридору и оставляя за собой лужи воды. – В спальне так в спальне!

– Мы же все замочим! – Мы упали в постель. – Ты точно ненормальный!

– Это не единственный мой недостаток! Мокрая одежда Виктора полетела на пол. – Но он не мешает мне любить тебя!

И тут зазвонил телефон. Почему-то наличие телефона в спальне я заметила только сейчас, а он преспокойно висел между светильниками над изголовьем, похоже, со дня сотворения мира.

Виктор, недовольно кряхтя, приподнялся на локте и заученным движением снял трубку.

– Да, слушаю! Доброе утро, патрон. Да, были.

Нет, не смотрел. Нет, не нарочно, ну зачем ты так думаешь… Хорошо, сейчас приеду монтировать. Да брось ты, какие еще колдуны! Это пьяный бред, у меня есть настоящее предложение.

Нисколько я не интригую. Патрон, не переживай, я уже набросал кое-что. Да, ночью. Ты же знаешь, все ко мне приходит ночью. Патрон, это потрясающая девушка! У нас нет никаких разногласий, творчество – превыше всего!

Мне совсем не нравилось то, что он обсуждает меня с каким-то посторонним человеком, причем в достаточно интимный и деликатный момент! Я попыталась освободиться от его объятий, но Виктор прижал меня к себе еще сильнее.

– Патрон! Она сама такая же! Честно! Она тоже что-то там записывала после всего! – страстно, как если бы от моих качеств зависела его зарплата, убеждал Виктор своего патрона, успевая во время ответных реплик целовать меня. – Ну я не вру! Честное слово! Ты бы видел, какая она к тому же красивая!

– Хватит, Виктор! – не выдержала я. – Достаточно! – И, изловчившись, нажала на рычаги телефона.

– Ты в своем уме? – Он принялся набирать номер. – Я же разговариваю с шефом!

– Вам больше не о чем потрепаться? А я не лошадь, чтобы обсуждать меня, тем более в моем присутствии! – Я оттолкнула Виктора и встала с постели. Как постыдно я опять позволила себе поддаться на его разбойничьи чары!

– Ляг сейчас же! – Он потянулся ко мне, но телефон уже соединил его с шефом, а я отошла подальше и начала одеваться. – Извини, патрон, нажал ухом на кнопку. Хорошо, хорошо! Я сейчас приеду. Ты еще не успеешь отсмотреть материал… Ты уже отсмотрел? Монтируешь? Значит, не успеешь смонтировать, как я предстану перед вашей светлостью! Конечно, привезу все свои записи! Пока. – Виктор повесил трубку и поманил меня обеими руками, по-собачьи склонив голову набок. – Софи, иди ко мне!

– Хватит, Виктор. Одевайся и отвези меня домой. Тебя ждет патрон.

– Софи, он будет монтировать еще сто лет.

Иди ко мне.

– Нет.

– Софи, я тебя люблю.

– А я тебя – нет. Ты болтун и сплетник.

– Софи. – Виктор встал с постели и подбирался ко мне, как лиса к курице. – Просто мы с патроном – старые друзья, ты же тоже делишься с подругами?

Я поджала губы, потому что мне очень захотелось бросить ему в лицо, что о нашем знакомстве я поведаю в первую очередь полиции, а не подругам, каковых у меня, можно сказать, и нет.

– Софи. – Он все-таки положил мне на плечи свои руки.

Но я молчала. Он тоже. И тут в тишине очень тихонько и тоненько завякал мобильник.

– Это в твоей сумке, – сказал Виктор, убирая руки. – Вон она, лежит на кресле.

Я испугалась. Вдруг это Анри? Как я буду разговаривать с ним в присутствии Виктора?

– Ответь. – Виктор протянул мне сумку. – Вдруг это твой.., этот… Анри!

Если бы он не произнес имя Анри с таким вызовом, я бы не сняла трубку.

– Мадам Норбер, когда в ближайшие дни вы смогли бы выбраться и съездить со мной посмотреть загородный дом? – спросила моя давнишняя клиентка мадам Рейно, которой я оформляла квартиру года два назад.

– Вы купили дом?

– Собираюсь купить, но не могу решиться без вашей консультации. Я не уверена, возможно ли его слегка перепланировать по моему вкусу.

– Я могу встретиться с вами прямо сейчас, – обрадовалась я. – У меня как раз свободное утро, мадам…

– Вовсе даже не свободное. – Виктор полез целоваться и не дал мне договорить.

– Отстань, не сейчас! – Я попыталась отстраниться.

– Простите, мадам Норбер, я, видимо, позвонила не вовремя, – сказала клиентка, – вы там не одна.

– Нет-нет, все в порядке… – Я прикрыла трубку рукой. – Виктор, я прошу тебя!

– Виктор? – все-таки услышала клиентка.

– Да! – громко крикнул Виктор и поднял меня на руки. – Это я! Великий и непревзойденный Виктор Пленьи!

– Виктор, пожалуйста, опусти меня на пол!

Извините… – Я плотнее зажала мембрану. – Она же все слышит!

– Пусть слышат все! Я готов напечатать об этом в газетах и объявить по телевидению! Я люблю Софи!!!

– Извините, мадам… Виктор!!! Хватит!.. Да, я, конечно, сейчас встречусь с вами.

– Мадам Норбер, – в голосе мадам Рейно послышались лукавые нотки, – я вовсе не настаиваю на сегодняшнем дне. Можно в другой раз.