Текст книги "Пробка"

Потом Одинцова спустилась вниз и положила деньги на стол:

– Вот.

Это тоже было одной из ее привычек: не передавать денег из рук в руки. И вещей. Вообще постараться чужих рук не касаться. Когда у нее еще не было собственного бассейна, Алина ездила в «Аквацентр», и абонемент всегда клала на стол, перед девушкой, выдающей ключи от шкафчиков. И свой ключ тоже предпочитала брать со стола, чтобы не коснуться невзначай чужих пальцев. Если же это случалось, улучала потом момент, доставала из сумочки упаковку с гигиеническими салфетками, пропитанными лосьоном, и тщательно протирала пальцы и кольца на них.

Юрий Греков, не трогая денег, спросил:

– Сколько?

– Семь тысяч.

– Почему так мало?

– Я же сказала: наличных в доме нет.

– Что ж вы так, не подготовились?

– Я же не знала, что меня придут шантажировать.

– А как же похороны? Дорогое удовольствие. У вас должны быть на это деньги.

– Я же сказала уже, что расплачиваюсь кредитной картой.

– Ладно. Будем считать, что это аванс.

Греков протянул руку и взял деньги. Она следила за тем, как пачка купюр исчезает в кармане его пиджака. В душе образовалась пустота. Этот человек забирал ее деньги. Такого Алина Одинцова по отношению к себе совершенно не выносила.

Греков встал, застегнул пиджак и сказал:

– Я приду на днях, чтобы порадовать вас рассказом о ваших родственниках, Алина Сергеевна. А вы приготовьте еще три тысячи, чтобы я не искал липового психотерапевта.

Алина с ненавистью смотрела на грязные лужицы талого снега, натекшие с его ботинок. Домработница, конечно, вытрет, но как же все это мерзко! Грязный шантаж и ее беспомощность отвратительны!

– Скажите, а вы давно этим занимаетесь? – как можно безразличнее спросила Одинцова.

– Занимаюсь чем?

– Вымогательством?

– Вы ошибаетесь. Это называется по-другому.

– Я не сильна в юриспруденции. Просветите меня: как называется то, что вы сейчас проделали со мной?

– Я помогаю людям. У богатых людей много проблем. Часть их я беру на себя. Причем, заметьте, важную часть! Я беру на себя их проблемы с законом.

– И в случае чего можете подтасовать факты? Изъять из уголовного дела пару страниц? Подменить результаты экспертизы?

– А я вам о чем говорю? Нет проблем. У меня все схвачено. Так что платите денежки и живите спокойно.

– С этого и надо было начинать, – сухо сказала Алина, идя вслед за гостем к дверям.

– А вам следовало сначала спросить совета у меня, как обтяпать дельце, прежде чем пускаться в авантюру, – не остался в долгу Греков.

– В какую авантюру?

– Избавляться от любимого мужа. Мы бы все подчистили.

– Хотите меня поучить? – спросила она прищурившись.

– Да вам, похоже, учителя не нужны. Самоубийство – это хорошо. Это правильно. Большинство предпочитают несчастный случай. Автокатастрофу, взрыв бытового газа.

– У меня в доме электрические плиты.

– Можно, к примеру, забить дымоход в зале, где топится камин, и сообразить отравление угарным газом. Тоже верняк.

– Вы что, специалист по несчастным случаям?

– Я следователь. У меня богатая практика. Впрочем, сам виноват: давно надо было свести с вами знакомство. Но я не предполагал, что все так запущено. Я имею в виду вас и Михаила Одинцова. События развивались стремительно, да?

– Он покончил с собой, – устало вздохнула Алина. – Просто сейчас у меня нет сил вам сопротивляться. Я пережила ужасную трагедию.

– Да ну? А по вам не скажешь: выглядите прекрасно.

Алина молчала, всем своим видом давая понять, что ждет только одного: чтобы непрошеный гость поскорее ушел. А вот Греков не торопился. У входной двери он остановился. Алине тоже пришлось задержаться.

– Я загляну к вам на днях и расскажу что-нибудь интересное, – пообещал Юрий Греков. – Из своей богатой практики. Такой предприимчивой женщине, как вы, это может пригодиться. И еще… Кто-то же должен скрасить ваш вдовий досуг?

Он посмотрел ей прямо в глаза. Алина не шелохнулась и взгляда не опустила. Юрий Греков беззастенчиво глазел на ее грудь, виднеющуюся в глубоком вырезе домашнего платья, и усмехнулся с видом знатока. Хороша вдовушка! Он был очень интересным мужчиной, но сердце ее не дрогнуло, не забилось сильнее. Она не нуждалась в любовнике. Но если это часть игры, почему бы нет?

– Я буду очень ждать, – понизив голос, сказала она.

И Юрий Греков удовлетворенно кивнул:

– Тогда до встречи. Всего хорошего. Хороните своего покойника.

Он рассмеялся и легко сбежал с крыльца. Алина равнодушно посмотрела ему вслед, потом закрыла дверь и вернулась в гостиную.

Сев на диван, Алина машинально посмотрела на часы. Что-то дизайнер задерживается. Или она назначила ей на более позднее время? Мысли путались, она потянулась к блокноту, но рука бессильно опустилась. Визит Юрия Грекова выбил Алину из колеи. Это было неожиданно, не запланировано, чего в ее жизни последнее время не случалось. Она привыкла просыпаться с подробным планом в голове: что предстоит сделать за день. План составляла накануне, перед тем как заснуть, и в точности следовала ему. Протянула было руку к мобильному телефону – позвонить, узнать, когда ожидать дизайнера, но и этого сделать не смогла. Алина прикрыла глаза и замерла.

«Я приду на днях, чтобы порадовать вас рассказом о ваших родственниках…»

Родственники… Она ведь осталась совсем одна. Она и деньги. Ни детей, ни подруг, ни родных по крови людей, с которыми она бы поддерживала отношения. Со всеми ними надо делиться. Деньги в обмен на общение. Раньше у нее был для общения муж. Человек, который вместе с ней делал деньги. Это сближало. Алина считала его своим другом. Было время, когда они с Михаилом могли беседовать часами, обсуждая, как заработать деньги и как их потом рационально потратить. Это была ее психотерапия. Она убеждала себя и заставляла мужа убеждать ее в том, что никогда не будет нищей.

Но последний год Алина начала остро чувствовать свое одиночество. Муж отдалился, стал подозрителен, они уже почти не разговаривали, он не заходил больше к ней в спальню. Алина вдруг поняла, что молодость уходит. Каких-нибудь три года, и перевалит на пятый десяток. Детей у нее нет, внуков не будет. Одна. Совсем одна.

Так что? Завести подругу? Интимного друга? Алина мысленно делала калькуляцию. Ложиться в постель без удовольствия, да еще и платить за это – абсурд. Найти такого, с которого можно потребовать самой? Тогда он предъявит права. А потом, кто знает, может и счет предъявить! Делись, дорогая, раз мы с тобой так близки!

Подруга? С подругой надо куда-то ходить. В рестораны, в театры на модные премьеры, на выставки, по магазинам. Подруга должна быть богатой, иначе за нее придется платить. И еще: подруги зачастую просят помощи. У них случаются проблемы. А самые тривиальные проблемы какие? Денежные. Отказать – значит поссориться. Вот и выходит, что в такое предприятие как дружба деньги вкладывать бессмысленно.

Завести собаку? Домашних животных она с детства не выносила. Никакой от них пользы, только шерсть по всему дому и экскременты.

Отец! Ну, конечно! Как же она могла забыть про отца?! Она на него до сих пор зла, но суды, раздел имущества – это уже пройденный этап.

Вот и выходит, что общение с отцом обойдется дешевле всего. Во-первых, он перед ней виноват. Она делает снисхождение, следовательно, диктует условия. Во-вторых, отец получает пенсию и подрабатывает. Денег ему хватает. В-третьих, недавно овдовел во второй раз и живет теперь один. Такая уж судьба у человека: переживать своих жен. Дети второй жены заявили права на жилплощадь, и Алине пришлось отстаивать свои интересы и даже дать крупную взятку. Конкуренты оказались людьми ушлыми, но куда им тягаться с госпожой Одинцовой! Она утешила себя тем, что это выгодное капиталовложение: квартира в итоге все равно достанется ей. Еще один судебный процесс ее слегка развлек. Только и всего.

Сделав выбор, Алина стала наведываться к отцу. Иногда сталкивалась во дворе родного дома с подругами детства, что ее тоже слегка развлекало. Допускать их ближе Алина не хотела. Попрошайки. Увидев, на какой машине она приезжает, уже подумали, что можно попросить денег в долг. Когда, прощаясь с бывшими подружками, Алина садилась в свой красный «ягуар», ей первым делом хотелось вымыть руки. Пачка гигиенических салфеток всегда лежала в сумочке. Она протирала руки, потом протирала руль машины и только тогда трогалась в путь.

Отец же в последнее время стал сдавать. Глаза стали плохо видеть, а он, токарь с золотыми руками, так нуждался в хорошем зрении! Что его руки без глаз, которые оценивают точность сделанной работы? Вот и ходил каждый месяц к врачу, будто что-то можно было сделать со старостью, найти против нее какие-то лекарства. Алина убеждала его как могла, что это возрастное, но тщетно. На тумбочке перед кроватью отца и в шкафчике, на полке, стояли пузырьки с глазными каплями, валялись ампулы, пустые и запаянные.

Когда отец совал очередной рецепт и просил съездить в аптеку, Алина злилась:

– Папа! У тебя этого атропина – залежи! Ты посмотри! День покапаешь и ставишь на полку! Хотя бы выбрасывал!

– Срок годности еще не вышел, Аля.

– Зачем ты тогда взял рецепт, и посылаешь меня за новым пузырьком?

– Так выписали же, – виновато разводил руками отец. – Значит, надо.

Отец стал странным. Ну что он мучает окулистов и чуть ли не каждый месяц бегает в ближайшую поликлинику, выстаивая очередь за талончиками? Алина догадывается, как там лечат, если бесплатно. По старинке, раз кто-то еще выписывает атропин. Тоже мне, лекари! Сама Алина вот уже много лет пользовалась услугами только платной медицины.

– Выброси этот рецепт, – советовала она отцу.

– Аля, ну что тебе жалко? – говорил он. – А вдруг поможет?

– Что поможет? Атропин? Я же тебе русским языком сказала: он всего-навсего расширяет зрачок! Но не лечит!

– Разве? – удивлялся отец.

Невежа! Алина злилась. Потом успокаивала себя: ну, что с него взять? Всю жизнь у токарного станка. Пусть хоть пьет свой атропин! И тауфон! И еще кучу всякой дряни!

Пузырьки отец выбрасывать не давал. Когда ему перевалило за шестьдесят, в нем вдруг проснулась скупость, которая была сродни скупости первой жены. Он все чаще ее вспоминал и, поди ж ты! Считал, что жили они замечательно!

– Бывало, и водочка на столе, и селедка с зеленым лучком, – вздыхал он. – Огурцы соленые бочковые, помидоры тоже…

– Я тебе икры привезла.

– Что икра? Вот раньше бывало…

– Масло было масленее, трава зеленее, а проезд в метро стоил пять копеек.

– Что метро? Огурцы были бочковые. Помидоры. А сейчас – в банках. Люди в кинотеатры ходили. Какие очереди бывало выстраивались! А сейчас видиков накупили, или этих, как их там? Забыл. Вот память стала, а?

– Раньше было лучше не потому, что все было дешево. А потому, что ты был молодым. Тогда тебе любая проблема была по плечу. Ты внимания не обращал на бытовые неудобства. А теперь тебе нужен комфорт, а вовсе не очередь в кинотеатр.

– Много ты понимаешь! – начинал дуться отец.

– Хочешь, я куплю тебе новый мобильный телефон, а в нем будет телевизор? – спрашивала она, заранее зная ответ.

– Эх, Аля! Зачем мне? Да и вижу я плохо. Съездила бы ты лучше в аптеку.

Она выходила из родительской квартиры, машинально нащупывая в сумочке, через лакированную кожу, упаковку с гигиеническими салфетками. Ей хотелось вымыть руки, и поскорее. Отец впадал в старческий маразм.

В тот вечер, после ухода Юрия Грекова, Алина вновь подумала, что только он у нее и остался, отец. Родная душа. Прикрыв глаза, Алина вспоминала события последнего года. Сколько же всего случилось!..

Зазвонил мобильный телефон. Алина вздрогнула и открыла глаза. Надо же! Отключилась! Она уже поняла, что это ожидаемый ею дизайнер.

– Слушаю, – сказала она в трубку.

Женщина сразу же начала извиняться. На кольцевой, мол, огромная пробка, никак не может выехать из нее и потому опаздывает.

– На пробки надо время закладывать, – сухо сказала Алина. – Я давно уже вас жду. Меня не устраивает такая работа!

И вновь поток извинений. Женщина говорила безостановочно. Алина уже подумывала отказаться от ее услуг, но потом вдруг вспомнила Юрия Грекова и вздохнула: «Какие пустяки. Опоздание дизайнера – пустяки». И сказала в трубку:

– Хорошо. Как приедете, так и приедете. Я не занята.

Пробка. Вот так.

И тут раздался звонок в дверь. На этот раз Алина Одинцова проявила осторожность. Она уже знала, что человек, которого ждет, стоит в пробке и приедет не скоро, а больше она никого видеть не хочет. Хватит Юрия Грекова. Алина подошла к двери и посмотрела в глазок.

На крыльце стояла женщина в очках. Ее лицо показалось знакомым. Алина напрягла память. Ах да! Та самая серая мышка, которая иногда сидела в машине рядом с интересным Юрием Грековым! Его жена! А имя? Как ее имя?

Ха-ха! Следует ожидать сцены ревности? Жена следит за мужем? Что ж, такое сокровище, как он, да с такой неприметной внешностью, как у нее, надо сторожить.

Женщина в очках с толстыми стеклами еще раз неуверенно надавила на кнопку электрического звонка. Алина немного подумала и открыла дверь.

– Что вам угодно? – холодно спросила она.

– Я… Извините… – промямлила гостья.

Нет, сцены ожидать не приходилось. Маленькая серая мышка, похоже, не умеет выяснять отношения.

Алина окинула гостью оценивающим взглядом. А фигурка неплохая. Одета безобразно – это да. И очки. Эти отвратительные очки с толстыми стеклами! Алина вспомнила себя лет десять назад и сжалилась:

– Заходите.

– Меня зовут Ниной. Нина Грекова.

Вот так оно все и началось.

Третий час в пробке

«Жигули»

…Петров набрал номер Нининой сестры. Когда в трубке раздался женский голос, Грекова передернуло от отвращения: Валентина. Валька. Она всегда говорит громко, почти визжит. Отвратительная особа!

Все только удивлялись, как же не похожи сестры. Младшая, Нина, сдержанная, воспитанная, застенчивая. Чуть что – заливалась краской. Слова грубого не скажет, в просьбе никому не откажет. Сама деликатность. И институт закончила. Любимое занятие – книжки читать, а как оказалось, и писать.

Старшая, Валентина, женщина яркая, наглая, крикливая. Слушает только себя, собеседника все время перебивает. Какие там книжки! Греков сомневался, одолела ли она хоть что-нибудь, кроме букваря. Валентина неправильно ставит ударение в словах, но попробуй ты ее поправь! Отбреет так, что забудешь все уроки словесности! Насколько скромно одевалась Нина, настолько же вульгарно и вызывающе одевается Валентина. Короткие юбки, обтягивающие брюки, свитера «кислотных» цветов, которые Греков окрестил в честь известного напитка «Юппи». Волосы выбелены, губы всегда ярко накрашены. Услышав Валькин голос, Юрий Греков тут же представил, как она испачканной в муке рукой хватает телефонную трубку и визжит в нее:

– Але! А ну! Говорите!

И сыплет муку на дорогое ковровое покрытие, на полированный стол. Юрий поморщился: какая неряха! И дура набитая!

Валентина же считает себя умницей необыкновенной и все время хвастается своими подвигами и предприимчивостью. Она со скрипом окончила торговый техникум лет двадцать назад и с тех пор кочует с одной точки на другую. Без конца попадает в истории, то и дело промахивается, из каждой зарплаты у нее высчитывают недостачу. Но попробуй ты ей об этом скажи! Она упорно говорит, что кормит семью и без нее мать, отец, муж и двое детей пошли бы по миру. И он, Юрий Греков, если послушать Валентину, тоже. Хотя именно Греков не раз вытаскивал ее из переделок, попадать в которые Валька мастерица. По просьбе Нины вытаскивал, которая прощала всех и вся. А сколько сестра ей сделала гадостей! Сколько вещей перетаскала из дома «безвозмездно»! Греков невольно скрипнул зубами: ненавижу!

У Валентины есть еще одна отвратительная привычка, которая его раздражает. Эта особа не может усидеть на месте. Когда везешь Валентину в машине, она все время вертится и задает огромное количество глупых вопросов: «А когда мы приедем?», «Ой, а где поворот? А должен уже быть!», «А есть указатель? А что на нем написано?», «А когда мы приедем?»… Это невыносимо!

Вот и сейчас, Петров успел только «а» сказать, как Валька, словно из пулемета, застрочила:

– Ну наконец-то! Где вы пропадаете? У нас давно уже все готово! Салаты все сделали, колбасу нарезали, студень готов, сыр крошится, – потому надо нож все время мочить, как-мне-все-надоело, солянка уже остывает, горячее томится, картошку еще ставить рано… Где вы пропадаете?

– Валя, а Анастасия Петровна…

– Маме плохо. Лежит с утра. «Скорую» вызывали, врачиха сказала давление, сделали укол, соседка сказала, что столько ждать не может, горячее томится, студень готов, колбаса в тарелках засыхает, как-мне-все-надоело, а где вы пропадаете?

Греков от смеха закусил губу. А ну, Петров, занимай круговую оборону!

– Я хотел бы с ней поговорить.

– Мама лежит, «скорую» час назад вызывали, врачиха сделала…

– Пробка на кольцевой. Мы приедем через… два часа.

– Два часа?! – взвизгнула Валентина. – Студень давно готов! Солянка остывает! Салаты! Горячее на подходе! Где вы пропадаете?! – Трата-та-та… – И все-таки…

Валька перевела дух. Патроны кончились, надо заправить в пулемет новую ленту. Строчи, «максим»! Твои противники падают замертво!

– Может быть, ты знаешь? Что Ни… – заикнулся Петров, воспользовавшись паузой, – …что у Нины были приступы?

– Приступы? Ах, приступы! А Юрка где? Рядом? Это он ее довел! А с чего бы она такая стала! Ночевать меня к себе потащил! Глянь, мол, что с твоей сестрой делается! Она ночью как заорет: «Лови его! Лови!» Что мне, вязать ее? Я в сиделки не нанималась. У меня муж, двое детей. Работа. Я семью кормлю. Мать с отцом тоже. Как-мне-все-надоело. Я…

– Нина ведь давала вам деньги, – перебил Петров.

– А ты откуда знаешь?

Греков представил, как на том конце провода Валька вытаращила глаза и захлопала ресницами, которые даже в такой скорбный день не забыла накрасить. Что ж, сейчас на раскаленный кожух пулемета плеснули воды, и он зашипел. Пошел пар. Разговор о деньгах был для Валентины болезненным. Греков знал про ее долги. Не знал только, что Нина их оплатила. А скорее всего, это так.

– Валя, я знаю все, – мягко сказал Володя Петров. – Но не деньги меня интересуют. Правда ли, что у Нины были галлюцинации?

– Я не знаю, как это называется, но орала она как ненормальная! – отрезала Валька.

– А мама…

– И мама так сказала: с нашей Ниночкой что-то неладно. Никогда она такая не была. Нина, конечно, в детстве много болела. Не то, что я. Вечно у нее какие-то бронхиты, гланды, сопли, ветрянка, коклюш. А мне, между прочим, все это доставалось! Я тоже не железная! Я ей пеленки меняла, я…

– Ты старше ее только на два года, и никак не могла менять Нине пеленки, – заметил Петров.

– Да? Ты намекаешь на то, что мне уже сорок…

Петров еще какое-то время отбивался от Валентины, потом не выдержал.

– Я приеду, и мы договорим, – со вздохом сказал он.

– А когда вы приедете?

– Валя, этого никто не знает, – честно сказал Петров. – На кольцевой огромная пробка. И скажи Анастасии Петровне…

– Ага, щас! После укола! Мне одной все это надо? Сидеть с ней, уколы ставить, на стол накрывать! Мне одной все…

Петров прервал поток жалоб, дав отбой.

– Ты напрасно думаешь, что она оставит тебя в покое, – усмехнулся Юрий Греков. – Теперь все. Завелась машина. Закипела. Она так и будет тебя тюкать: «А когда приедете?»

– Я думаю, что не стоит беспокоить Анастасию Петровну, – вздохнул Володя.

– Это правильно, – согласился Юрий. – И потом, Валентина же тебе сказала, что с Ниной случались приступы, что она кричала по ночам.

– Но с чего?

– Ты же сам знаешь, она была писательницей, – усмехнулся Греков. – Значит, с того. Записалась. Если б я знал…

– То что?

– Да ничего! – Юрий с тоской посмотрел вперед, на стальной поток. – Такое ощущение, что это никогда не кончится. Тоска-a… Через два часа в пробке люди начинают сходить с ума. Мы здесь уже третий час. Как же выпить хочется, а? И жара здесь! Мозги плавятся.

– Согласен.

– А почему ты куртку не снимешь? Неужели тебе не жарко?

– Нормально, – отмахнулся Петров. – И все-таки вернемся к нашим баранам.

– Слушай, Володька, а тебе не надоело?

– Это моя работа.

– Работа! Нет… Ну откуда у Нинки, то есть у Нины такая сестра? – вдруг переключился Греков на другой раздражитель: Валентину.

– Можно и по-другому сказать: откуда у Валентины такая сестра?

– Да как ни скажи, суть вещей от этого не меняется. Небо и земля. Только что готовить обе хорошо умеют. Умели. Тьфу! Опять запутался! И что со мной сегодня происходит? В общем, обе хозяйственные. Этого не отнять. А в остальном…

– Значит, ты привозил к себе на дачу Анастасию Петровну и Валентину, – задумчиво сказал Петров.

– И что?

– Ты же их терпеть не можешь. Сам рассказывал.

– Ну! Опять из пустого в порожнее! Я же тебе уже говорил, что хотел ее родню предупредить, что Нина не в себе.

– Показать ее им в таком состоянии, – заключил Володя.

– А что, должен был прятать? – разозлился вдруг Греков.

– Врачу ты ее должен был показать в первую очередь.

– Врачу-у! А у меня было время? По врачам, между прочим, она ходила, а я работал.

– Знаю я, как ты работал.

– А ну-ка… Постой… Ты на что намекаешь?

– Я вот думаю: почему ты помогал Валентине выходить из разных передряг?

– Потому что она – сестра моей жены. Нина за нее просила.

– Если бы ты любил жену, то – да, логично помогать ее родственникам. Но при том, как ты относился к Нине, при твоей ненависти к Анастасии Петровне и к Валентине – это странно. Я же тебя знаю, Юра. Ты ничего не делаешь просто так. Бескорыстно.

– И какая же, по-твоему, у меня корысть в Валентине?

Петров молчал, смотрел на дорогу. «Неужели ему не жарко? Железный он, что ли?» – подумал Юрий Греков, а вслух спросил:

– Ну? Что молчишь?

– Думаю.

– Ты просто необъективен. Из-за того, что… В общем, ты понял.

– Из-за того, что я любил твою жену? Ты это хотел сказать?

– Хотел. Ты нарочно копаешь. Из мести. Это личное. Я как следователь тебе говорю: от этого дела тебя отстранят.

– Ну хорошо. А почему ты ушел из городской прокуратуры? Почему перешел в область – с понижением, с потерей в зарплате? При твоем-то отношении к деньгам?

– Я же тебе объяснял, – стараясь держать себя в руках, сказал Юрий Греков. – На работу стало ездить неудобно. Хотел больше времени проводить с женой.

– А меня такое объяснение не удовлетворяет.

– Это почему?

– Потому что последний год ты даже в выходные с ней не оставался. Как ни зайду к вам – она одна.

– Ага! Значит, ты специально подгадывал! Муж за порог, а воздыхатель тут как тут!

– А ты не перекладывай с больной головы на здоровую.

– Еще неизвестно, чем вы там без меня занимались, – перешел в наступление Греков, помня, что нападение – лучшее средство защиты.

– Зато чем ты занимался, известно, – усмехнулся Володя.

– То есть?

– Да хватит тебе притворяться! Всем известно, что ты ей изменял!

– Что-о?

– Что слышал. У тебя были любовницы.

– Может, известны и их имена? – раздраженно сказал Греков.

– Да достаточно налево посмотреть.

Греков покосился влево. Красный «ягуар» опять притерся с боку. Она повернула голову и смотрит на него в упор. Ведьма!

– Ты что, нам свечку держал? – со злостью спросил Греков.

– А ты думаешь, Нина не знала?

– Значит, и об этом тебе моя жена рассказала! И ты еще утверждаешь, что не спал с ней! Да о таких вещах кому попало не рассказывают!

– Замолчи!

– Сам замолчи! Почему я должен слушать о том, как вы с моей женой…

Грекову показалось, что друг сейчас сорвется. Нет, он не железный. Вон как желваки заходили! Стоит его провоцировать дальше? Нет, слово, обозначающее то, чем лучший друг занимался с его женой, Греков сказать не осмелился. Довольно. Пока довольно. Непродуманная атака может захлебнуться.

– Оставим тему, – выровняв дыхание, сказал Петров. – И все-таки, почему ты ушел из городской прокуратуры?

– Ушел и ушел.

– Я знаю, что тебя тогда вызывали на коллегию.

– Что-о?!

Вот, значит, как. Петров навел справки! Но ведь это не в его компетенции! Их организации принадлежат к разным ведомствам! Старший оперуполномоченный райотдела по особо тяжким преступлениям не может заниматься служебным расследованием старшего следователя прокуратуры. На то есть соответствующие органы. А дело пахнет служебным расследованием. Юрий Греков через это уже проходил. Так откуда Петров узнал?

– Тебе интересно, откуда я узнал? – словно читая его мысли, спросил тот.

– Да, черт возьми! – И Греков рванул ворот рубашки. Еще одна пуговица оторвалась.

– А ты догадайся.

– У тебя что, друзья в прокуратуре?

– А у кого их нет? – усмехнулся Петров. – Не забывай, сколько лет я в органах работаю. Мы ж сотрудничаем!

– Это утечка информации. Они не имели права.

– А ты имел право брать взятки?

– Это не доказано.

– Доказано. Еще тогда было доказано. Да тебя просто пожалели, Юра! Отпустили в область. Думали, ты исправишься.

– Все берут.

– Нет, не все.

– Большинство.

– А ты на статистику не сваливай. И потом, сейчас не те времена. Тем, кто берет, придется отвечать. Я знаю, что ты до денег жадный. И поверь, мне бы и в голову не пришло подозревать тебя в чем-то, если бы не…

– Если бы не…

Вновь зазвонил мобильный телефон Петрова. Юрия Грекова сегодня не беспокоили. Все знали, что он хоронит жену.

– Да, – сказал Володя в трубку.

Греков прислушался.

– Что ты говоришь? Старший Петухов пустился в бега? А откуда он узнал, что в доме у родителей обыск? Ах, неизвестно! Ну, лови. Я попробую с его матерью связаться. Представь себе, по иронии судьбы она рядом – в той же пробке, что и я. Да, я дурак, ей сказал. То есть она позвонила, и… В общем, глупо получилось. Попробую убедить ее уговорить своего старшего на явку с повинной. Все равно ведь поймаем. А что Павел? Напуган? Ладно, не трогай его и не дави. Поласковей. Запутался парень. Засаду у Анатолия? Ну попробуй. На связи. Давай.

Петров дал отбой и повернулся к Юрию Грекову:

– Все слышал?

– Только тебя, – нехотя сказал тот.

– Петухов-старший пустился в бега. Думаю, что мать его предупредила. Ах, Антонина Дмитриевна! Вот так всегда! Матери хотят им, как лучше, а получается…

Петров не договорил, махнул рукой и вздохнул.

– А чего это он сорвался? – мрачно спросил Юрий Греков.

– Камешки-то они украли. Ба! Совсем забыл! – и Петров хлопнул себя по лбу. – Я же собрался эксперту звонить! Заболтались мы с тобой. Надо бы узнать, что там.

И он принялся набирать номер. Лицо у Грекова при этом стало странное, словно тень по нему промелькнула. Он вновь покосился влево, на красный «ягуар». И тут Алина повернулась и подняла голову. Из-под шляпы сверкнул насмешливый синий взгляд.

«А помнишь?..»

Автобус

Киска, обидевшись на «маленькую шлюшку», тем не менее поднесла к уху трубку и замерла. Антонина Дмитриевна стиснула зубы, чтобы не застонать от отчаяния – таким долгим показалось ожидание. Гудки все длились и длились. Бесконечно. Киска уже начала терять терпение и кусать губки, как в трубке раздался грубый мужской голос:

– Да.

– Наконец-то! – сказала Татьяна.

Остальные тут же на нее зашикали.

– Толя, ты где? – пискнула Киска.

– В п… – заматерился тот. – Чего звонишь?

– Тут мама с тобой хочет поговорить.

– Чего? А вы где?

– Мы в автобусе.

– В каком на х… автобусе?

– С Нининых похорон едем.

Пауза. Анатолий напряженно о чем-то размышлял.

– Толя? – вновь пискнула Киска.

– Чего ей надо?

– Толя! – раненой птицей вскрикнула Антонина Дмитриевна и стала выхватывать трубку из Кискиных рук. – Дай сюда!

– Ой! Больно! Толя, я не виновата! – И Киска выпустила из рук аппарат.

– Толя! – торопливо заговорила Антонина Дмитриевна в трубку. – Что там у вас случилось?

– Не лезь не в свое дело, – отрезал старший сын.

– Да как же не в свое-то? Ты бы хоть брата пожалел! Ладно, мать не пожалел! Отца! Но брата-то зачем впутал? Ведь как ты с ним маленьким нянчился! Помнишь, Толя? В коляске его возил! В садик отводил! Как на рыбалку с ним ездили! Ведь ты его любишь, Пашку! Неужели для тебя нет ничего святого, Толя?

– Не капай на мозги, – мрачно сказал тот. – Да я и сам уже не рад, что Пашку втянул. Позвонил к Грековым на квартиру – хозяин там. Ну, думаю, надо на дачу наведаться. Нет никого – пошарим на кухне, если там хозяйка, так с ней потолкуем. Хотелось по-семейному дельце обтяпать. Не делиться ни с кем. Жадность погубила.

– Да как ты мог?! Как же ты на это решился-то? А?

– Сама виновата. Все про Нинку, про деньги. Каждый день об одном и том же. Надо было молчать. А ты растрещалась, сорока!

– Что ж теперь делать-то?

– Ноги в руки и бежать. Вот что.

– Ты где сейчас, Толя?

– В машине.

– Куда ж ты едешь, сынок?

– Куда надо. Тебе скажи.

– Толя, я тебя заклинаю: вернись!

– Еще чего!

– У нас в доме обыск.

– Это я уже знаю.

– Честно скажи: спрятали чего?

– Узнаешь.

– Ты вернись, сынок, скажи, что Павла с тобой не было. Правда, есть у них какой-то свидетель, но ведь темно уже было. Скажем: обознался, мол. А мы с отцом подтвердим: на диване сидели, телевизор смотрели. Не могу я вас двоих потерять. Скажи: друг с тобой был. Не брат.

– А труп я на кого спишу?

– Какой труп? – ахнула Антонина Дмитриевна.

– Бабы, вот какой! Хозяйки!

– Толя, да ты что?! Она же… – И заведующая в испуге прикрыла ладонью рот. – Толя, она же… Вы же ее не…

– Не грузи меня, мать. Самому тошно. Все. Отбой.

– Толя! Заклинаю тебя! Толя!

В трубке раздались гудки. Антонина Дмитриевна поспешно перенабрала номер и замерла.

– Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее, – раздалось оттуда.

– Господи-и-и… – застонала она. – Ну не могу я их двоих потерять… Не могу-у-у… Хоть Пашку спасти-и…

– О каком трупе он говорил? – подозрительно спросила дотошная Татьяна.

– Вроде бы они Нину… – Антонина Дмитриевна не смогла договорить.

– Убили, что ли? – охнула Галя. – Но она же…

– Застрелилась, – пискнула Киска.

– Вот и выходит, что нет! – с торжеством сказала Татьяна. – Убили ее! Из-за бриллиантов! Вот тебе и воспитание!

– Нет. Не верю, – покачала головой заведующая. – Только не Пашка.

– Ну старший, – пожала плечами Татьяна.

Все напряженно молчали. Наконец заговорила Татьяна:

– Тоня, ты честно скажи: как все было в тот вечер?

– А я-то откуда знаю? Мы с мужем на даче были, а Пашка в тот вечер дома остался. Я ему звонила.

– Тоня, скажи честно: ведь он не брал трубку? – вкрадчиво спросила Татьяна.

– Ну и что? Гулять пошел. К другу уроки делать.

– Уроки! – фыркнула ее заместительница. – К брату он пошел! К Тольке! Сели они в машину и поехали к Нине. А там…

– А когда Павел вернулся? – спросила Таисия Максимовна.

– Да, кто приехал раньше, вы или он? – спросила Галя.

– Мы, – призналась Антонина Дмитриевна. – Пашка около часу вернулся. Ужинать не стал, сразу прошмыгнул к себе в комнату и заперся. Странный такой.