Текст книги "Девушка с Рублёвки. История о любви в забавных обстоятельствах"

Глава 6

– Поедем на тук-туке!

Пенкин решительно забрался в повозку, и мне ничего не оставалось, как лезть следом. Тук-тук напоминал детский аттракцион: открытый красно-голубой вагончик с четырьмя, по два вряд, пассажирскими сиденьями и водительским местом. Пока пустым. Наш водитель наверняка стоял среди чернявых парней, болтающих непонятно и хохочущих неподалёку, и подходить к нам он не торопился.

– Узнай, доедем мы до центра, или нет, – опять распорядился босс, поправляя чёрно-коричневую бейсболку с плейбоевским кроликом над козырьком. Тоже мне, плейбой, не лучше ли было сначала узнать, куда едут эти тележки, а уж потом вскарабкиваться? И как мне узнавать, орать, что ли? На моё счастье, а может, в ответ на мой призывный взгляд, к тук-туку подошёл один из чернявых и начал что-то лопотать по-французски. Нет, дружок, по-французски я никак не могу. По-английски – и то не очень.

– Ду ю гоу то зе сенте оф сити? – поднатужилась я.

– О, ес, – обрадовано закивал парень – ай нид ту пипл мо!

По-английски абориген говорил ничуть не лучше меня, наверное, поэтому я его легко понимала.

– Едем, как только сядут ещё двое, – перевела я Пенкину.

– И сколько нам этих ещё двоих ждать? – сварливо спросил он, как будто это я заставила его садиться на тук-тук. Впрочем, буквально через несколько минут подсела ещё одна пассажирка, – худощавая, рыжеватая, молодая, с большой сумкой через плечо – и наш «вагоновожатый» решил трогать. Тук-тук – сдаётся мне, на мотороллерной тяге – споро набрал ход и затарахтел по шоссе со скоростью километров в сорок. Асфальт замелькал практически у моих ног: никаких дверок вагончику не полагалось и, случись какой ухаб, можно было запросто вывалиться наружу.

– Не вывалиться бы… – я изо всех сил вцепилась в поручень.

– О, вы русские! – оглянулась к нам пассажирка. – Откуда вы?

– Из Москвы, – приосанился Пенкин.

– А я из Вильнюса.

– Давно вы в Тунисе? – спросила я.

– Седьмой день.

– И сколько стоит приехать сюда из Вильнюса? – поинтересовался шеф.

– Я взяла экономичный вариант для студентов, три звезды за триста евро, – улыбнулась девушка. – А загорать сюда езжу, здесь можно пройти на пляж отеля.

– Ну и как у вас в Вильнюсе русским живется? – не отставал мой любознательный шеф. А я, пока он беседовал, разбиралась с собственными ощущениями: мой страх вывалиться под колеса этого тук-тука смешивался с восторгом от свободной, с ветром в лицо, поездки. И восторга, кажется, было больше.

Девушка вышла возле маленького трёхэтажного отельчика, помахав нам рукой, а мы ехали ещё минут десять, пока наш водитель не остановился и не показал в сторону какой-то глухой высокой стены с бойницами.

– Медина!

– Это что, центр? – спросил у меня Пенкин

– Ес, сенте, – закивал водитель. Пришлось вылезать.

Медина оказалась чем-то вроде старого укрепления. За стеной с бойницами, окружавшей территорию размером с футбольное поле, располагался рынок. Разумеется, мы пошли его смотреть.

Так вот ты какой, восточный базар: помидоры, дыни, клубника, орехи, мешки с пряностями, женские платья в пол с восточным орнаментом на груди и головными платками в тон, мужские белые свободные рубахи, ювелирные лавки, лавки с посудой. И рядом: кроссовки, футболки, бейсболки, джинсы.

– Велкам, велкам! – зазывают торговцы, сплошь усатые мужики в белых накидках.

– Зайдём? – оглядывается на меня Пенкин, и торговцы тут же меняют пластинку:

– Эй, давай, заходи, недорого!

Ну нифига себе, не дорого! Какие-то паршивые футболки – восемьсот рублей на наши деньги. Эй, ребята, в Москве возле метро такие за триста продают! Но Пенкин выбрал себе одну, сине-голубую, якобы «Адидас». Мне кажется, из чувства самосохранения: торговец так активно расхваливает свой товар, перебегая с места на место и перекрывая нам путь к выходу, что кажется – не купишь ничего, обидишь до смерти. Не исключено, что своей собственной.

После полутемного склепа лавчонки солнце ослепило. Пенкин встал, щурясь. Толстенький, невысокий, в белом батнике и белых льняных штанах, основательно измятых в тук-туке, в чёрной бейсболке и жёлто-синих кроссовках, – на фоне связок чеснока и длиннющих тыквенных мочалок он выглядел очень экзотично. За его спиной открывалась улочка-коридор с лавчонками и хищными арабами, поджидающими добычу.

Я достала фотокамеру:

– Виктор Алексеевич, а давайте, я вас сфотографирую!

Есть, готово! И вот этих манекенов в женских платьях щёлкну. У одной «дамы» отбит нос, у второй сломана рука, но осанка гордая и драпировки ярчайшие: фиолетовое с золотом и оранжевое с зелёным.

– Лариса, не отставай, – Пенкин проморгался, и теперь ему некогда ждать, пока я нафотографируюсь. Он топает к выходу, я спешу следом – как-то страшновато отстать и остаться среди этих разбойников, маскирующихся под мирных торговцев.

Пройдя всю Медину насквозь, мы вышли к набережной. На волнах, носами друг к другу, покачивались два парусника с собранными парусами. И каких парусника! Круглые дощатые бока с медными заклёпками, верёвочные снасти и потрясающие носовые фигуры. На том, что слева – птичья голова, на правом – какой-то Синдбад в чёрной бороде, белой чалме и вытаращенными глазами. Ну, Голливуд, да и только! Стоп, снято!

Я буквально впала в экстаз. Город был таким необычным, ярким, как с картинки. Синее-синее небо, чуть более синее море, белый песок и, в тон ему, белые домики на чистеньких узких улочках. По улочкам ходят женщины в ярких платьях до пят, мужчины в светлых штанах и свободных рубахах (это явно местные) вперемешку с мужчинами в шортах и панамках и женщинами в брюках и майках (это туристы). Дома низкие, в один-два, изредка – три этажа. Рядом – пальмы, тоже невысокие, не выше домов.

Я продвигалась короткими перебежками, то и дело жужжа фотоаппаратом, пока Пенкине не придержал меня за локоть:

– Пошли сюда.

И мы вышли на Апельсиновую улицу. По крайней мере, я её назвала так. Там и сям вдоль обочин расположились маленькие кафешки – столы вынесены прямо на улицу, под тень каких-то раскидистых деревьев. И возле каждого – оранжевые «фонарики». Апельсины навалены горкой в плетёные корзины, в какую-то круглую проволочную конструкцию – похоже, это птичья клетка – в вазы на каждом столике.

Пенкин выбрал один и уселся, кивнув мне, чтобы и я присела. Я присела и тут же сфотографировала льва на нашем столе. Лев – белый, гипсовый. Через спину у него перекинуты две плетёные корзинки с апельсинами. Вьючный лев. Однако! Я взяла апельсин и начала чистить. К нам подошел усатый восточный мужчина и принялся по-французски расхваливать местную кухню. По крайней мере, я так решила – о чём ещё можно говорить так долго и эмоционально? Разве что апельсина пожалел!

– Скажи ему, чтобы принёс кус-кус, – распорядился шеф.

– Туа кус– кус! – обрадовался официант.

– Ноу туа, один, – не согласилась я и показала один палец, а потом на Пенкина:

– Ему!

Официант опять о чем-то спросил по-французски (бывшая французская колония, второй государственный язык, что тут поделаешь), я поняла только «мадам».

– А ты что будешь? – посмотрел на меня шеф.

– Сок апельсиновый, свежевыжатый. И воды, пить хочется.

– И мне закажи.

Так, братец, надеюсь, ты меня поймешь:

– Плиз, ту колд воте энд ту оранж джус!

– О кей! – блеснул зубами из-под усов «братец». И вскоре принес две бутылочки холодной воды и два бокала выжатого сока. Я приложилась к тому и к другому по очереди, – хорошо! Оказывается, я перегрелась, пока бегала по улице с фотоаппаратом.

Пенкин потягивал свою воду с таким видом, будто только что сделал мне величайший подарок и теперь ждет благодарности. Я не заставила долго ждать:

– Виктор Алексеевич, а командировочные вы мне когда выдадите?

– Что выдам?

Кажется, он решил, что ему послышалось.

– Я же тебе зарплату заплатил!

– А вы ещё обещали мне командировочные выдать. Мы же здесь в командировке?

– Ладно. Потом, в гостинице, напомнишь мне, – надулся шеф. Да, похоже разговоры про деньги портят ему настроение.

Появился официант с кус-кусом и объявил:

– Ройял кус-кус!

– Кус-кус по-королевски, – перевела я, пока официант ставил перед моим шефом тарелку. На тарелке лежала горкой пшенная каша в томатной подливке, сверху – куски то ли тыквы, то ли кабачка, половинка вареной луковицы, обрезок морковки и два куска мяса. Однако, простые ребята их короли. Незатейливая здоровая еда, и никаких изысков.

Быть тунисским королём моему шефу не понравилось, – поковыряв кашу и куснув мяса, он отодвинул тарелку. А может, не проголодался ещё. Обед же часа два всего как в отеле случился, и какой! Уж если где и кормили по-королевски, так это там.

Но кус-кус и вправду оказался королевским: счёт за угощение нам притащили соответствующий. Пшёнка стоила что-то около двадцати долларов, вода и сок – по доллару.

После кафешки шеф продолжил шествие по улице, а я топала рядом, словно собачонка на привязи, иногда фотографируя что-нибудь интересное. Мы заходили в магазины – Пенкин искал какое-то тунисское серое вино. Магазины (и это в центре города!) напоминали бараки с прилавками самообслуживания. Спиртного нигде не было, и только в третьей или четвертой лавчонке мы его нашли. Оказывается, спиртное здесь содержалось в строгости: бутылки были выставлены в специальном решёткой отгороженном от остального магазина отсеке с отдельным входом. Бутылки теснились у стены, выставленные аж до потолка, и никакого самообслуживания – прилавок с продавцом. Ну да, ислам же вино не одобряет.

– Спроси, где у них тут серое тунисское вино, – распорядился шеф.

– Я не знаю, как это спросить. Вы название помните?

– Не знаю я названия. Я читал про него, хочу попробовать.

– Ну ладно, я попытаюсь. До ю хэв… э… локал вайн? – это уже продавцу.

– О, вайн. – закивал тот и махнул рукой на полку, мол, выбирай, какое.

– Ай нид э грей Тунис вайн, – сделала я ещё одну попытку. Продавец кивал, улыбался и показывал на полки.

– Он предлагает выбрать самим, – сдалась я.

– Идиоты, не могут по нормальному вино продать, – раздражённо фыркнул шеф. – Ладно, пошли отсюда.

Он шёл надутый несколько минут, пока не остановился возле витрины с обувью. Непродовольственные магазины здесь были вполне современными – практически, бутики.

– Пошли, поможешь выбрать какие-нибудь сандалии.

Мы выбирали минут двадцать, перемерив пять или шесть пар. Нога у моего шефа оказалась некондиционно широкой, стандартные туфли ему не подходили. Наконец, я наткнулась на мягкие кожаные мокасины и принесла их страдальцу – а он сдался уже после третьей примерки и теперь сидел на банкетке с брюзгливой миной на лице, поджидая, пока я ему подам очередную пару. Мокасины (кстати, совсем недорогие, что-то в тысячу рублей на наши деньги) подошли идеально, и из прохладного магазина Пенкин вышел в новой обуви.

Потом мы опять ходили по улицам, и когда ноги принесли моего неугомонного шефа к ювелирной лавке, сдулась уже я. Ходить по жаре, да так много, да не сама по себе, а привязанной к начальнику, да ещё и терзать свой убогий английский, общаясь с продавцами! Нет, это точно не отдых – это работа. Шеф вошёл в прохладный полумрак лавки, я плелась следом. У витрин с серебром слегка ожила. Ух ты, как красиво! Судя по всему, ручная работа!

За стеклом лежали кольца, серьги, кулоны с цепочками. Все разные, каждая штучка в единственном экземпляре. Ой, а эта подвеска, кроха-бабочка, как хороша! Будто выложена из проволоки, голова – прозрачный гранёный камушек. И стоит недорого, долларов пятнадцать.

– Спроси, сколько стоит цепочка, – шеф ткнул в витрину по соседству, и я отвлеклась от бабочки. Я не знаю, как по-английски цепочка. Как же спросить?

– Плиз, хау мач… цепочка… сингл? – пытаюсь объяснить женщине в тёмном платке, спокойно наблюдающей за нами из-за прилавка. Кстати, первая женщина-продавец за все время нашего шопинга. Она улыбается, подходит к витрине, достает цепочку с подвеской – нечто с цветами и загогулинами – и показывает на цену.

– Ноу, сингл, отдельно! – я закрываю пальцами лишнее и трясу цепочкой. Она виновато улыбается, пожимает плечами и мотает головой.

– Кажется, по-отдельности не продаётся, – перевожу я шефу.

– Не может быть, ты плохо спросила!

– Как умею, так и спросила. Сами попробуйте.

– Мне нужна цепочка. Только цепочка, ферштеен? – спрашивая, шеф повысил голос, видимо, надеясь, что так до продавщицы быстрее дойдёт. Но та испуганно смотрела на него и пятилась к прилавку.

– Виктор Алексеевич, вы её пугаете, – вмешалась я. – Купите весь кулон, потом подвеску кому-нибудь подарите.

– Кому подарю? Тебе? Хочешь?

– Маме своей подарите. А мне дарить не надо. Я сама себе могу купить, если командировочные заплатите.

– Да на, на, плачу уже!

Шеф открыл портмоне, вытащил, не глядя, несколько местных купюр и сунул их мне в руки.

– Вот, и мне тоже купи, аллах с ними.

Так, хватает на бабочку, на его загогулину с цепочкой, и ещё остается динаров пятьдесят. Отлично!

– Пожалуйста, – улыбнулась я продавщице, не переходя на английский. Все равно она, похоже, не понимает. Лучше жестами.

– Ещё вот эту бабочку!

И дала ей одну из бумажек. Она подала мне бабочку, а потом, заговорив на своём языке, тоненькую плоскую серебряную цепочку. Видимо, на сдачу. Я не стала отказываться, и надела кулончик на шею. Настроение сразу резко улучшилось, и даже усталость отступила.

Мы вышли из прохлады полутёмной лавочки и вернулись на центральную улицу. И тут же наткнулись на наших Татьяну с Ириной. Жанщины тащили пакеты с покупками.

– О, привет! Что купили? – обрадовались они нам.

– Мокасины Виктору Алексеевичу и, вот, кулоны серебряные, – показала я свою бабочку.

– Симпатичная, – оценила Ирина. – А вы скоро в отель возвращаетесь?

– Не знаю. Виктор Алексеевич, мы скоро? А то я уже устала гулять по жаре.

– И мы устали! – подхватила Ирина. – Правда, Тань? Мужики здесь какие-то дикие. Особенно в этой Медине. Мы с Танькой сунулись – думали, не выберемся. Как будто голышом сквозь строй прошли, только и слышно в спину «Наташа, пошли трах-трах», да и матов наслушались. Научил же кто-то уродов!

– Я читала, что в исламских странах женщинам неприлично ходить без мужчины, – невозмутимо кивнула Татьяна. – Но чтобы вот так реагировали, впервые вижу. Я и в Египте была, и в Стамбуле – там, как здесь, не лезут. И догадались ведь, что мы русские! Французам своим, наверное, такого не орут.

– Откуда ты знаешь, может быть говорят «Мадам, па се жюр», – хихикнула Ирина. – Ладно, народ, такси ловим?

– Ловим, – согласился Пенкин и распорядился: – Лариса, лови.

Я махнула проезжавшему такси, показала водителю карточку отеля, и тот кивнул согласно. Загрузились: Пенкин впереди, мы сзади. Я уселась позади водителя и наслаждалась сквознячком из водительского окна.

Мы уже проехали с полдороги, как в водительское окно влетела какая-то плюха и затормозила на моём фотоаппарате, который я держала у живота, попутно забрызгав мне пальцы.

– Что это? – вскрикнула Ирина.

– Кажется, птичка покакала, а я словила, – рассмотрела я. – Это ж надо так прилететь! На полном ходу и в открытое окно! Есть у кого-нибудь салфетка?

– На, – Ира протянула мне бумажный носовой платок. – Слушай, а ведь дерьмо в руках – это к удаче.

– Точно, столько удачи привалило, и прямо мне на фотик. Хорошо хоть, в футляре был. А вообще, конечно, это как надо было той вороне изловчиться, чтобы нагадить именно мне на руки через открытое окно машины, едущей на скорости шестьдесят километров в час!

– Слушай Лариска, это точно к удаче. И к деньгам. Дай подержаться за тебя, может быть, поделишься! – хохотала Ирина, цепляясь за мой локоть.

В холле гостиницы мне удалось сбежать от шефа, пока он ходил к бару запивать нашу прогулку. Мне было страшно даже представить, что он опять придумает мне какие-нибудь поручения, – от жары и лингвистических упражнений голова просто раскалывалась. Второпях я даже не проверила на ресепшн ключ от номера, так и пошла к лифту вслед за Татьяной и Ириной. Мы поднялись на наш этаж, я ткнулась в закрытую дверь своего номера и приуныла: Алёнки, конечно же, не было. Придётся спускаться вниз за ключом, и осторожно, чтобы не наткнуться на босса.

Судьба была ко мне милостива – с Пенкиным я не столкнулась ни в лифте, ни в холле. Но ключа на ресепшн не оказалось. Она что, с собой его утащила? И где мне теперь искать эту Алёну?

Я, от расстройства забыв, что хоронюсь от Пенкина, прошла в бар и взяла себе стакан холодной газировки.

– Лариска, вот ты где! К нам иди!

Я оглянулась – в баре собралась тёплая компания: Алёнка, Пенкин, две девчонки из «Зверя», Слава, наш гид Абдель и ещё какой-то дядька из местных, коренастый усач лет так пятидесяти. Алёнка сидела рядом с этим усачом, чуть ли не налегая грудью ему на плечо, и делала мне призывные жесты.

– Здравствуйте. Алёна, где ключ от номера?

– Вот, – она протянула мне ключ излишне размашистым движением, и я поняла, что девушка слегка поддатая. – Садись, знакомься, это господин Саид, глава принимающей нас компании.

– Здравствуйте.

Сразу сбегать было невежливо, и я, позаимствовав стул у соседнего столика, села рядом со Славой, который явно переусердствовал с загаром и стал абсолютно краснолицым.

Господин Саид спросил меня что-то по-английски, я не поняла, и Абдель перевёл:

– Господин Саид спрашивает, как вам хорошо.

– Типа, всё ли тебя устраивает и довольна ли ты сервисом, – дополнила перевод Алёнка.

– Да, все просто отлично, спасибо, – кивнула я.

– Так и я говорю, все просто отлично, хотя может быть ещё лучше, – протянула Алёнка и погладила господина Саида по руке, слегка пожимая ему пальцы. Однако! Она с ним заигрывает, что ли?

Господин Саид не возражал. Он опять что-то сказал по-своему, и Абдель перевёл:

– Господин Саид говорит, что постарался так составить программу вашего прибытия в Тунисе, чтобы вы увидели всё, чем красивая наша страна. Завтра вас в два часа отвезут на талассо, послезавтра мы поедем в оазис, потом вы увидите соль пустыни, а потом три дня будете жить в очень хорошем отеле. Господин Саид надеется, что вам понравится Тунис и вы напишите, как здесь хорошо и русские туристы станут много сюда приезжать.

– Куда уж больше, – хмыкнул в свой бокал Слава, а девчушки переглянулись и захихикали.

Я допила лимонную газировку, извинилась и пошла в номер – очень хотелось под душ. После душа прилегла подремать, и проснулась от того, что в дверь барабанила Алёнка.

– Лариска, ты там? Открывай!

Пришлось вставать и топать к двери через весь наш громадный номер. Голова была совершенно чумной. Перегрелась я, что ли?

– Ты что, дрыхнешь? – Алёнка вошла, покачиваясь на своих платформах, и плюхнулась в кресло, задев столик и чуть не опрокинув вино и вазу с орешками. – А там уже ужин начинается. Идёшь?

– Сейчас умоюсь, и пойдём, – я всё никак не могла проснуться.

– Ты иди, я не пойду. – помотала головой Алёнка. – Меня Саид на ужин в ресторан пригласил.

Она плеснула вина в бокал из «подарочной» бутылки, отпила:

– Фу, тёплое! Надо его в холодильник убрать.

– В ресторан пригласил? – я плеснула в лицо водой из-под крана, чтобы проснуться. – Это он тебе что, как старшей группы особое внимание оказывает? Или ты его как женщина очаровала?

– Или, – многозначительно поиграла бровями Алёнка. – А что, нормальный мужик, богатый, может, склеиться чего.

– А! Ну, удачи тебе.

Значит, не зря она ему пальцы пожимала… Ладно, разберутся. А вот во что мне переодеться к ужину? Наверное, в цветастую юбку в пол и чёрный топ на бретелях. С моей бабочкой смотрится очень даже славно.

– Ой, а что сегодня на пляже было! – пьяновато хихикнула Алёнка, пока я переодевалась. – Ты видела, как Славка обгорел? Представляешь, лежит на пляже, никого не трогает, а какая-то баба подружке орёт на чистом русском: «Маш, смотри как мужик обгорел, вся морда красная!». Думала, он не понимает! Наши девчонки от хохота аж в песок зарылись!

– А Слава что? – улыбнулась я.

– Что. Как обычно, сделал морду чемоданом. Ик, ой. Что-то я разыкалась, надо запить.

Она опять отхлебнула вина из бокала.

– Алён, ты бы поаккуратнее с алкоголем, – заметила я. – А то испортишь свидание-то.

– Не бзди, прорвёмся, – махнула рукой Алёнка. – С мужиками я и на автопилоте общаться могу. Ик, ой.

– Ты к ужину будешь переодеваться, или так в ресторан пойдёшь?

– Буду. Помоги подняться.

Я протянула руку, помогая ей выбраться из кресла. Алёнка пошла к чемоданам, и вскоре блистала платьем из серебристого трикотажа с люрексом и переступала ногами в серебристых босоножках на шпильке. Я рядом с ней в своей юбке и сандалетах выглядела дачницей. Да и ладно. Это у неё свидание, а я так, погулять вышла. И поужинать.