Текст книги "Черное Солнце. За что убивают Учителей"

Глава 28. Чай с шафраном

Эпоха Черного Солнца. Год 359.

Сезон пробуждения насекомых

Запускают воздушных змеев.

День двадцатый от пробуждения

Ангу. Лес Кукол

*киноварью*

Потревоженный сквозняком, сонно звякнул на двери металлический колокольчик.

Пробудившись от этого уютного звука, Элирий немедленно вспомнил, как накануне едва не остался навсегда в зазеркалье лесного озера, но кто-то помешал ему утонуть; чьи-то крепкие руки вытащили его на поверхность, стянули промокшую насквозь одежду, пропитавшуюся водой и потому отяжелевшую и невыносимо холодную; а после этот кто-то старательно высушил его волосы и всю ночь согревал теплом, бережно синхронизируя потоки энергии. Вспомнил, как с него полностью сняли остатки вервия бесцветия и энергия свободно потекла по всем четырнадцати меридианам. Как сам он доверчиво приник к таинственному спасителю, бессознательно ища покоя и защиты. Как рука его случайно коснулась рубцов, затейливо переплетающихся на широкой спине.

Он действительно вспомнил, или все это только привиделось в предсмертном эйфорическом полубреду? На память в последнее время рассчитывать не приходилось. Так что же произошло минувшей ночью? Он спал и видел сны?

Расплывчатые воспоминания приходили как будто из видения.

Кажется, прошлой ночью он дрожал не только из-за пронизывающего насквозь холода и мокрой одежды, противно облепившей тело, а из-за кое-чего еще, постыдно спрятавшегося в сердце.

Старый дом весь зарос вьюном и создавал впечатление заброшенного. Возможно, его используют только в теплое время года, для ловли сезонной рыбы, сбора ягод и лекарственных трав. Сквозь прорези ставен в незастекленное окно втекал сладковатый лесной воздух, шорох сосновых ветвей и редкие всплески близкой воды.

Белый призрак рассвета слабо колыхнулся в оконном проеме. Первые солнечные лучи робко пробивались через неплотно подогнанные доски: из неровных щелей начал сочиться пока еще тусклый свет. Ветер приносил из леса сладкие и тревожные ароматы весны: прелый запах влажной земли и молодой зелени, от избытка силы пробивавшей ее насквозь.

Сегодняшняя постель привычного к роскоши выходца из Лианора была грубой, но сухой и теплой. Бережно укутанный стеганым покрывалом до самого подбородка, Элирий был полностью обнажен. Чуть приподняв веки, он смутно разглядел стоящего подле него человека. Разумеется, то был его ученик – без доспехов, в удобной дорожной сутане простого жреца, пригодной и для многочасового пешего перехода, и для длительной верховой езды. В этот момент меньше всего на свете Элирий желал бы видеть волчонка, но все же не удержался от соблазна бросить краткий взгляд из-под ресниц.

Любопытным глазам предстал суровый лик кочевника, склонившегося над ним и осматривавшего его с видимым беспокойством. В этот миг Элиар отчего-то показался красивее, чем Элирий привык считать. Кажется, мужественная грубость одежд только подчеркивала эту странную, необыкновенную красоту. Да, то была не каноническая утонченная красота Совершенных, но с притягательностью внешности Элиара было сложно спорить. Золотые глаза, очень ясные, похожие на осенний рассвет, с неожиданно теплым выражением наблюдали за ним; приглушенный тон кожи оттеняла природная яркость волос, в отсутствие прислуги собранных в простой высокий хвост, словно во времена ученичества.

Элирий исподволь разглядывал ученика и не мог знать, как бросается тому в глаза его собственный изнуренный вид. Ночные купания в холодной озерной воде определенно не пошли на пользу юному организму: нездоровая бледность покрывала щеки, скулы резко выделялись на осунувшемся от волнения узком лице. Серебряные змеи вились в небрежно распущенных волосах, еще не приведенных в порядок после сна.

Не вынеся столь пристального внимания, Элирий вновь притворно смежил веки, но поздно: волчонок заметил, что он пришел в себя.

Не желая насильно вытягивать из-под покрывала руку Учителя и тем самым принуждать демонстрировать наготу, Второй ученик молча положил пальцы ему на горло, принимаясь прощупывать пульсацию крови. Элирий не отстранился, позволяя воспитаннику делать то, что нужно: считать пульс и слушать дыхание.

– Учитель понимает, что находится в моих руках? – прерывая тишину, осторожно начал разговор Элиар.

Проклятье, разве обязательно приступать к допросу с таких мучительных для самолюбия признаний?

– Да, – с трудом разлепив пересохшие губы, тихо произнес Совершенный, – понимаю.

С прошлой жизни Элирий забыл многое, но отчетливо помнил положение, лучше всего подходящее для прослушивания пульса на шее; а потому, чтобы облегчить процедуру, без слов развернул голову навстречу цепкой хватке. Он не будет препятствовать, чтобы чужие пальцы заняли верную позицию и перестали болезненно пережимать горло, пытаясь расслышать кровь. Такой энтузиазм вреден. Элирий со вздохом закатил глаза: сразу видно, по натуре своей Второй ученик его скорее воин, чем лекарь, хоть и изучал целительство. Пальпировать сонную артерию следует мягче: чрезмерным сдавлением легко спровоцировать обморок или даже остановку сердца, что особенно опасно после переохлаждения и переутомления такого слабого тела.

Мыслимо ли: своими собственными действиями надменный Красный Феникса Лианора сам помогает врагу контролировать себя! Но, во всяком случае, пока это происходит по доброй воле, он не теряет достоинства.

Золотые глаза Элиара расширились от этой неожиданной демонстрации смирения. Пальцы тут же скользнули за чуть выступающий кадык и немного расслабились, точно нащупав пульсирующую артерию.

Дышать стало легче, но в то же время труднее: Красный Феникс замер, остро ощущая беззащитность. Средний и указательный пальцы ученика сместились еще немного и установились наконец на нужной точке – важнейшей энергетической точке контроля. Горло – сакральное место выхода энергии. Именно поэтому изобретенная им наиболее эффективная печать контроля, большая печать Запертого Солнца, замыкалась на горле.

Теперь малейшее движение мысли Черного жреца может убить его почти мгновенно. Убить – или подчинить, вытянув до капли духовную энергию цвета.

Осознание этой власти неприятно щекотало нервы. Однако, против ожиданий, опасное прикосновение вытянуло не энергию, а угнездившуюся в переохлажденном теле слабость.

Немудрено, что ученик не попытался сразу установить пальцы, как положено: должно быть, ни секунды не сомневался, что Учитель будет защищаться до последнего, и хотел избежать нового конфликта. Элирий принял четко взвешенное решение не сопротивляться, но ситуация взбрызнула в кровь слишком много возбуждения и испуга. Он будто слегка опьянел от этого гремучего коктейля: сердцебиение ускорилось, кровь бушевала в жилах, и Элиар немедленно заметил столь сильную эмоцию.

– Я внушаю Учителю страх?

Да – внезапный приступ физического, почти животного страха перед учеником был так неодолим, так ошеломителен, что на некоторое время лишил способности трезво оценивать ситуацию. Однако, взяв себя в руки, Элирий подавил малодушные настроения, чтобы задуматься о возможных вариантах развития событий, которые бы его устроили.

– Ты и сам видишь это. – Он равнодушно пожал плечами.

Теперь пальцы Элиара по-хозяйски лежали на его горле, тесно прижимаясь к сонной артерии. От них не укрылось бы ни малейшее изменение в ритме и наполнении пульса, ни одно, даже самое крохотное движение сердца. Находясь под чутким контролем этих внимательных сильных пальцев, Элирий не мог солгать. Даже если губы его произнесут уверенную ложь, биение крови немедленно откроет правду, вступая в противоречие со словами.

– Давайте поговорим, – мягко предложил Элиар, пытаясь преодолеть возникшую эмоциональную дистанцию. – Кажется, пришло время для откровенности. Но, прошу, вы не должны решительно ничего скрывать от меня, ваша светлость.

Элирий мысленно усмехнулся: если бы он мог! Увы, кровь не вода – она никогда не лжет.

Конечно, можно было что-то придумать, что-то предпринять, но Красный Феникс осознанно не делал попыток так или иначе помешать ученику прослушивать его кровь. Сложившееся положение, мягко говоря, не располагало к бунту. Элирий не знал, возможно ли быть более беспомощным и униженным. И не желал проверять.

– Учитель согласится покориться мне добровольно?

– В этом нет необходимости, – спустя мгновение тишины глухо отозвался Совершенный. – Моя непокорность не сможет остановить тебя.

Элирий сделал глубокий вдох. Звереныш еще не убрал руку с горла, а он уже чувствовал, как успокаивается взбесившийся пульс, как страх покидает тело, оставляя его совершенно пустым – и равнодушным. Бежать некуда, бежать невозможно, а значит, страх бесполезен.

– Учитель думает, я оскорблю его насилием? – От заметного нервного напряжения ученик умудрился задать этот простой вопрос очень грубо и властно.

– Я не знаю. – Элирий желчно рассмеялся. – Так или иначе, ты сделаешь все, что захочешь. Наслаждайся, волчонок: ничто не сможет помешать тебе… как и в прошлый раз.

Элиар вздрогнул. Пальцы чуть сжались на незащищенном горле Учителя.

Красный Феникс рефлекторно задержал дыхание, ожидая немедленного наказания за свои слова, которые, кажется, проникли глубоко в сердце и достали его ученика.

Волк играет с ним тяжелыми жесткими лапами, и лучше не заводить эту игру слишком далеко. Он замер, словно жертва, примеряющаяся под рваные движения насильника, чтобы не разозлить того и не вызвать еще большей жестокости. Делано смирившись со своей слабостью – в надежде на снисхождение.

Кажется, Второму ученику тоже пришли на ум такие нелестные параллели, и лицо его потемнело.

– Не бойтесь, – устало бросил волчонок. – Я не сделаю того, что причинит вред Учителю… больше не сделаю. Каждый ваш вдох важен для меня – больше, чем мой собственный.

Он медленно отнял пальцы.

– Я заслужил каждую каплю вашего гнева. Вы ненавидите меня, не так ли?

– Нет. – Элирий медленно покачал головой и, заметив слабую надежду, мелькнувшую в глазах ученика, холодно закончил: – Я ничего не чувствую по отношению к тебе.

Элиар вздрогнул и отвел взгляд, а Красный Феникс ощутил неожиданное мстительное удовлетворение. Острые слова его достигли цели, подействовали прекрасно – лицо ученика на миг застыло в растерянности.

– Позвольте мне все объяснить…

– А этому может быть объяснение?

Сейчас Элирий никак не мог воздействовать на него, не мог приказать или заставить силой, как прежде. Он мог только ранить ученика словами. И без раздумий немедленно сделал это снова, гневно возвысив свой голос:

– Я взрастил твои таланты, а ты обратил их против меня. Ты отобрал у меня все и уничтожил меня дважды. Как еще хочешь ты унизить своего Учителя? Какие новые пытки ты для меня измыслил? Давай, пади на самое дно!

Некоторое время Элиар не отвечал. Конечно, он мечтал добиться прощения и понимания, но что мог сказать в свое оправдание предатель, отступник и убийца? Порой люди, которые значат для нас больше других, терпят от нас наибольшую несправедливость.

– Не думайте, что это далось мне легко. – На высоких скулах заходили желваки, давая понять, что Черный жрец не так спокоен, как хочет казаться. – Постоянные перепады между надеждой и отчаянием истощили мой разум… в бесконечных попытках вернуть мессира из небытия я добровольно погрузил свою душу во тьму. Но, наконец добившись успеха, я вынужден был принести вас в жертву небожителям, чтобы остановить начавшийся из-за моих действий черный мор. Не знаю, бывают ли шутки судьбы злее этих.

Элирий ничего не ответил. Воистину, нет никого опаснее безутешного и отчаявшегося человека, который залечил самые глубокие раны без помощи, в одиночку.

Сердце прошедшего столь трудный путь человека, отшлифованное чрезмерной болью, становится подобным драгоценному камню. Такое сердце способно на многое, но остается ли оно человеческим? Особенно погрузившись во тьму.

– Ты выучился жестокости.

«Правду ли говорят, что любовь – самое жестокое, что есть на свете?»

– Только искупительная жертва вашей крови могла остановить черный мор, – тихо сказал Элиар, с большой неловкостью выталкивая слова. – Я не должен был отнимать вашу жизнь. Но не смог найти другого способа. Мне не оставалось ничего, кроме как совершить грандиозное жертвоприношение… ради спасения человеческого рода. Я убил вас, чтобы спасти… всех. Я хотел бы, чтобы вы навсегда позабыли о прошлом, но, увы, это невозможно. Понимаю, скорее всего, вы не сможете простить столь серьезный грех.

– А у меня есть выбор?

Элиар снова вздохнул.

– Простите меня.

– Кажется, придется прощать за очень многое.

– Да. Возможно, это больше, чем можно простить. Но я буду просить вашего прощения до скончания моих дней, если необходимо. Если вы решите остаться в Бенну, вам ничто не будет грозить: я стану вашим защитником.

– Не бери на себя слишком много ответственности, глупый звереныш.

Элиар грустно улыбнулся.

– Я наполнил землю многими мертвецами, ушедшими до срока. Вот за что я устал нести ответственность.

Элирий нахмурился и неожиданно вспомнил кое-что, взволновавшее его.

– Твои шрамы… кто подарил их тебе? – непроизвольно спросил он и немедленно осекся.

Зачем спрашивать очевидное? Разве не одно-единственное духовное оружие способно нанести такие ужасные повреждения, незаживающие паутины шрамов, которые за столько лет не смог исцелить даже великий жрец. Судя по характерным следам, ему доставалось от Хвоста Феникса, и не раз.

Похоже, в прошлом он переходил границы, и ученики подвергались жестокому обращению.

– Тот человек научил меня терпеть боль и стойко переносить любые пытки, – кратко ответил Элиар. – Воспитание порой требует много строгости, – и в этом смысле вы были отменным воспитателем.

– Не надо, волчонок, – резко сказал Элирий. – Не будем об этом теперь.

Красный Феникс хотел бы спросить и еще кое-что, но совершенно утратил желание продолжать беседу: у него не было для ученика слов.

Большая печать Запертого Солнца, очевидно, была сломана еще при жизни Учителя и окончательно потеряла силу после его смерти. Тогда Элиар мог бы свести позорное клеймо со своего горла, но по какой-то причине не стал делать этого. Вероятно, он оставил клеймо как память обид, что затаил на него.

Чтобы сталь выдержала любой удар, ее нужно закалять, – и вот как он сумел закалить дух своего ученика. Наверное, он был прав в своих воспитательных методиках. Наверное.

Элиар в свою очередь промолчал, подчиняясь желанию наставника оборвать разговор. Прежде он искренне думал: если Учитель просто вернется в мир, этого будет достаточно. Но сейчас, когда Красный Феникс действительно был здесь во плоти и полностью зависел от него, Элиар понял: нет, этого недостаточно. Кажется, он не сумеет отпустить Учителя и позволить тому жить так, как он хочет. Обладая абсолютной властью, трудно удержаться, чтобы не применить ее. Власть пьянила и заставляла терять рассудок. Это плохо – он может, поддавшись эмоциям, совершить непоправимое.

– Завари мне чай.

– Что? – не сразу сообразил Элиар, слишком глубоко погрузившись в свои невеселые мысли.

– Чай. – Элирий поморщился. – Здесь по-прежнему холодно, глупый волчонок.

…Само собой разумеется, когда Элиар вернулся в маленькую спальную комнатку с приготовленным горячим напитком, там уже никого не было. Одежда Учителя пропала, покрывала лежали на полу, в спешке скинутые с не успевшей остыть кровати.

Элиар только покачал головой и отставил круглые чаши в сторону. Не важно, насколько ты изменился и сколько времени прошло, все равно придется платить за ошибки, что совершил когда-то.

– Если вы убегаете – вы провоцируете меня догонять, – чуть слышно сказал Черный жрец опустевшему рыбацкому домику. Пар поднимался над белоснежными фарфоровыми чашами и понемногу рассеивался.

Уже очень давно этот мир принадлежал ему. Учитель может бежать снова и снова, может бесконечно сопротивляться и отрицать неизбежное, – но однажды и в непримиримом упрямстве его появится брешь.

Порой иллюзии могут быть ярче и правдивее реальности. Желаннее реальности. Иллюзии оживляют мечты, а это значит, они – самая могущественная сила.

Несмотря на постоянную бдительность, Учитель сумел-таки незаметно зачаровать его. С некоторой гордостью Элиар отметил, что его светлость мессир Элирий Лестер Лар по-прежнему остается непревзойденным мастером иллюзий.

Элиар знал, что никакого чая в действительности нет, но упорно не хотел видеть в своих руках пустоту. В поднимающемся иллюзорном паре он чувствовал даже знакомый аромат так любимого Учителем шафрана, хоть это и было совершенно невозможно.

Глава 29. Дракон, вскормленный фениксом

Эпоха Красного Солнца. Год 275.

Сезон выпадения инея

Нарцисс цветет и испускает аромат золота

Ром-Белиат. Красная цитадель

*черной тушью*

Вот уже несколько непозволительно долгих мгновений Элиар угрюмо молчал в ответ на вопрос и косился на Учителя таким колючим взглядом, что мог бы, наверное, поцарапать безупречную молочно-белую кожу выходца из Лианора.

Такого результата совсем не хотелось, а потому Элиар почел за лучшее опустить глаза в пол, как и предписывал этикет.

В садах Красной цитадели только-только зацвели нарциссы. Это значит – совсем скоро в северных районах Материка начнет падать первый снег, а в теплом Ром-Белиате его заменят строгие снежные цветы: элегантные белые лепестки нарциссов давали достойное обрамление золотой короне в центре.

Вот уже вторая его осень в Ром-Белиате… С момента прибытия на обучение в храм Закатного Солнца успел пролететь целый год, и каждый новый день давался с трудом, становился все более и более невыносим: тоска по дому снедала кочевника. Несмотря на то что он успел досконально выучить унылые храмовые правила и обычаи Совершенных и даже вполне сносно овладел мудреной речью ли-ан, на слух похожей на певучий речитатив, в этом прекрасном городе на восточном побережье он как будто по частям терял свое сердце, чувствовал себя еще более чужим, чем прежде.

Первое время, как ни странно, действительно было проще. Только приехав, сын Великих степей совсем ошалел от нового края, нового окружения, нового языка. Захлебываясь от впечатлений, он почти ничего не соображал… Нужно было как-то устраиваться, приживаться, так или иначе вливаться в новый уклад, – времени не хватало даже остановить бег и задуматься о старом, возможно, потерянном навсегда.

Но теперь, когда настоящее перестало требовать всего его пристального внимания, Элиар, кажется, больше не мог терпеть, не мог запирать мысли от прошлого, к которому рвалось все его одинокое существо.

– Знаешь, о чем размышлял я намедни, мальчик мой, – нарочито печально вздохнул Красный Феникс, взирая на ученика с высоты своего престола. – Прошло уже много месяцев обучения. Ты делаешь большие успехи, но – в душе своей по-прежнему не признаешь меня Учителем, возможно, считаешь врагом, так же, как и в самый первый день… да что там, ты даже не пытался скрывать, как яростно ненавидишь своего наставника.

Элиар вновь сердито зыркнул в его сторону, гадая, что там измыслил хитроумный жрец и куда ведет весь этот подозрительно задушевный разговор. Явно не к добру.

– От меня не укрылось и то, что ты, мягко скажем, не в восторге от предстоящего ритуала инициации, – неторопливо продолжил свою мысль Совершенный. – Ты щедро одарен небесами и имеешь по-настоящему сильный дух – скорее всего, даже мне не удастся сломить его и установить связь против твоей воли. Поэтому я решил отказаться от священной церемонии мистерии.

Элиар помрачнел, предчувствуя грядущие трудности. Мистерия – так именовалась духовная практика инициации, церемония посвящения, в основе которой лежал глубинный контакт между Учителем и учеником. Мистерии проводились ежегодно и знаменовали завершение канонического образования, после которого в стенах храма оставались только воспитанники с ярко выраженным цветом крови. Лишь в случае успешного прохождения ритуала рядовой послушник в самом деле мог считаться учеником одного из наставников Красного ордена и в будущем стать жрецом.

К тому моменту все Совершенные находились под контролем наставника вот уже десять лет, и, конечно, мысль о безоговорочном послушании становилась для них естественна. Элиар пробыл в Ром-Белиате всего год. Морально он еще не успел смириться, но физически – уже достиг выпускного возраста, возраста совершеннолетия.

В этом крылась серьезная проблема. Красный Волк не знал точно, что уготовлено ему на церемонии, но не ждал ничего хорошего. Подспудно он чувствовал, что Учитель сломает в нем что-то, приручит и сделает своим. А Элиару отчаянно не хотелось терять последние крохи, скудные остатки своей личности.

Старшие ученики говорили, в момент наивысшего эмоционального напряжения, катарсиса, должна родиться неразрывная доверительная связь, связь полного подчинения. Чтобы добиться этого, каждый раз наставник подбирал особое, индивидуальное задание, точно соответствующее характеру, темпераменту и настрою ученика. Но детально обсуждать подобные глубоко личные моменты было не принято.

Вот уже в третий раз за вечер Элиар поднял глаза на Учителя, не понимая, к чему тот клонит, но смутно начиная догадываться.

– Да, – кивнул мессир Элирий Лестер Лар в ответ на его незаданный вопрос, – я не стану руководить твоей мистерией. Но, так как для дальнейшего обучения в ордене ритуал инициации обязательно должен быть проведен, я делегирую это почетное право Первому ученику. Впоследствии именно он и будет заниматься твоим воспитанием. Мне жаль, но прошедший год показал, что у нас с тобой контакта не выйдет.

Неожиданный испуг и разочарование сковали сердце Элиара, остудив постоянно живущий гнев на верховного жреца. Впрочем, из ярко пылающего костра этот гнев давно уж превратился в вяло тлеющие угли. Элиар вдруг отчетливо осознал, что находится в полной власти наставника, и тот сможет сделать с ним еще более гадкие и позорные вещи, чем сам он в состоянии вообразить. Более того, сделать не самолично, а, например, бросить на растерзание омерзительному северному выродку Яниэру, который, если дать ему волю, три шкуры с него спустит и не поморщится.

Нет, уж лучше пострадать от руки Учителя, чем Первого ученика.

– Разве я не ваш личный ученик? – тщетно пытаясь задушить растущий внутри ужас, прямо спросил Элиар. Голос его прозвенел неожиданно высоко и громко, как будто даже с какой-то обидой, почти детской ревностью.

– Прежде всего, ты – моя собственность.

– Так значит, Учитель отказывается от меня? – Изо всех сил Элиар старался погасить вспыхнувшую при этих словах горячую злость. Ему даже удалось пересилить себя и назвать этого надменного тирана Учителем.

На губах верховного жреца мелькнула усмешка, когда он услышал, как почтительно и скромно обратился непокорный степняк.

– Конечно, нет. – Красный Феникс равнодушно пожал плечами. – Ты по-прежнему воспитанник храма Закатного Солнца. Но Яниэр – мой Первый ученик и Первый иерарх храма. Яниэр имеет право принимать любую мистерию, какую пожелает. Или какую я прикажу ему провести.

Учитель окинул его оценивающим холодным взглядом и, помедлив, добавил:

– Если и в самом деле ищешь служения, докажи мне свою преданность.

Элиар насупился, почувствовав себя загнанным в ловушку еще глубже, еще безнадежнее. Будущее казалось беспросветным. Он остался один, совсем один среди неверных теней прошлого, и только сидящий перед ним человек был готов воспринимать его всерьез и давать какие-то шансы.

– Учитель… простите меня.

– Ты в чем-то виновен предо мной?

– Да. Я не был достойным учеником. – Элиар набрал побольше воздуха перед следующими унизительными словами: – Я прошу Учителя провести ритуал инициации.

– Что? – с невинной улыбкой на устах негромко переспросил Красный Феникс.

– Ваш ученик просит вашу светлость лично руководить мистерией, – сквозь зубы почти прорычал Элиар.

– Вот как. Неужели ты сам просишь об этом?

– Да, мессир.

– Значит, ты покоришься мне?

– Я сделаю все, что вы прикажете, чтобы установилась связь.

– Хорошо, – смилостивился Красный Феникс, наконец прерывая эту мучительную беседу. – Я проведу мистерию и возложу на тебя венец совершеннолетия. Сейчас же ступай и приготовься к ритуалу. Проведем его немедленно, пока сердце твое открылось для установления связи.

Поклонившись, Элиар вышел вон. Рот как будто был полон приторной ваты, навязшей на зубах, забившей горло и облепившей язык, которым он только что произносил подобострастные слова. Мерзкое ощущение. Ноги подкашивались, голова шла кругом, да еще и мутило: от отвращения к Яниэру или к верховному жрецу… нет… от отвращения… к самому себе. Как же низко он пал, как отдалился от простой и честной жизни вольных степняков!

Но удивительное дело – терзавшая душу удушливая ненависть к наставнику словно бы куда-то делась. Похоже, дух его был все-таки сломлен: не грубой силой, но выверенной, расчетливой хитростью.

Да, сам не сознавая того, ученик принял волю Учителя и покорился ей.

* * *

Эпоха Черного Солнца. Год 359.

Сезон пробуждения насекомых

Запускают воздушных змеев.

День двадцатый от пробуждения

Ангу. Лес Кукол

*киноварью*

Все верно… между Учителем и учеником должна возникнуть особая доверительная связь, иначе обучение будет невозможно. В этом и была суть мистерии. Однако, кажется, во время церемонии между ними возникло что-то другое, не похожее на обыкновенную духовную связь.

Элирию вдруг отчетливо вспомнился момент, когда он вошел в освещенное одними лишь тонкими красными свечами святилище для инициаций, и волосы зашевелились на голове от пробудившейся памяти.

Вспоминать совсем не хотелось. Лучше бы он продолжал брести в черном тумане беспамятства, огромном, как гора, милосердно скрывающем правду.

Но непрошенное воспоминание восстало перед глазами: коленопреклоненный Второй ученик замер в полумраке и тишине, неподвижно, как ящерица на камне. Распущенные волосы рассыпались по плечам неистовой огненной волной, подол церемониального одеяния растекся по молитвенной платформе. Поддавшись порыву, Элирий легонько провел рукой по этим ярким волосам, и воспитанник дернулся, будто проснувшись или выйдя из транса.

Элиар ждал его много часов. Много часов подряд простоял на коленях на холодном твердом камне. О небожители, он заставил прождать себя так почти целую ночь. Молитвенную позу было запрещено менять, и Элиар уже едва мог удерживать ее: мышцы ног сводило, а в области коленей образовались обширные кровоподтеки. Когда он коснулся Элиара, тот вздрогнул, но в вырвавшемся вздохе почудилось облегчение: Учитель наконец здесь и скоро все кончится.

Как же ошибался его Второй ученик.

Если говорить откровенно, так долго принуждать к неподвижности уже было достаточным испытанием для мистерии: теперь как минимум несколько дней ученик не сможет подняться с кровати. Но неподвижность лучше всего обучала смирению, которого так недоставало гордому дикарю, а потому Элирий избрал ее. То было наказание коленопреклонения – для раздумий о своей вине, раскаяния и покорности. Раб должен стоять на коленях. Всегда. И Элиар молча стоял и так же молча упал ниц на тесаный камень, повинуясь приказу руки Учителя.

Но Элирий на этом не остановился, достав из-за пояса плеть.

Поднявший на него глаза Элиар оторопел и, кажется, лишился дара речи.

– Не бойся, – спокойно сказал Элирий. – Я не буду тебя сечь. Ты сделаешь это сам.

– Что? – не сразу понял Красный Волк.

Испытание самобичеванием – самая жесткая практика, требующая самоотречения и фанатичной покорности. Элирий знал, что свободолюбивый кочевник ненавидит его, но подобное совершенно недопустимо в ученичестве. Нужно было как-то переломить эту ситуацию, сломить волю мальчика и полностью подчинить себе.

– Возьми плеть. Ты должен доказать силу своей преданности.

Волчонок молчал и смотрел на него совсем без выражения. Страшное пустое лицо.

– Сделаешь сам или тебя заставить? – Элирий и сам уже начинал нервничать. Что если ему не удастся утвердить свою волю над мальчишкой? Это позор! – В первом случае, возможно, я и вправду тебя прощу.

Без вложенного в него священного первоогня Хвост Феникса становился просто плетью, но даже в этом случае наносил повреждения, которые невозможно исцелить даже прямым вливанием духовной силы – шрамы все равно останутся навсегда. Элирий прекрасно понимал это, – и именно поэтому кинул ученику не обычную плеть.

Шрамы должны остаться, как память. Эти шрамы должны постоянно напоминать ученику о верности.

Не произнося ни слова, Элиар взял в руку плеть и нанес себе первый удар.

Наблюдавший за этим диким зрелищем Элирий содрогнулся и едва удержал вскрик. Ему вдруг показалось, что и сам он почувствовал боль, будто страшный удар плети пришелся не по широкой спине ученика, а по его собственному телу. Будь он проклят!

Элирий неожиданно разозлился. Это что, какое-то побочное действие печати большого контроля? Или… нерушимая связь уже была установлена? Не может быть! Выходит, продолжать мистерию нет нужды…

Как неудачно все вышло. Ученик не должен ничего заподозрить.

Нужно немедленно поставить усиленный блок, закрыться полностью на время этой церемонии.

Навязчивые фантомы чужой боли отчаянно колотились в него, но Элирий преуспел в создании психических барьеров. Хоть он и был потрясен до глубины души, но внешне сумел остаться абсолютно бесстрастным и только смотрел, смотрел как завороженный, на эту дикую мистерию, в которой что-то пошло не так, как следовало…

Нехотя вспоминая тот давний обман, совершенный из желания проучить дерзкого звереныша, роптавшего на него целый год, Элирий почувствовал стыд. Он не должен был доводить дело до трагедии, не должен был доводить прямодушного ученика до исступления и отчаяния. Нельзя потерять то, чем не владел. Нельзя. Но, вопреки логике и здравому смыслу казалось, что он потерял в тот миг что-то очень ценное.

При мысли о том, что все усилия и жертвы напрасны, и установить сакральную связь с Учителем не удается, Элиар почувствовал себя очень несчастным. Элирий смутно различал это горькое чувство даже сквозь толщу ментальной брони. Ярость и упорство заставляли кочевника вновь и вновь поднимать плеть и резко опускать ее на свои искалеченные плечи, с вызовом глядя в нарочито равнодушные глаза Учителя.

Очень скоро спина ученика стала напоминать кровавую паутину. Давно пора было остановить испытание, но жестокое действо неожиданно зачаровало Элирия. Так неотрывно, не в силах отвести взгляд, смотрят на что-то запредельно ужасное, шокирующее.

Впервые за все проводимые мистерии Элирий почувствовал, что ритуал пошел не так и вышел за привычные рамки. Эта мысль глубоко проникла ему в сердце. Но делать нечего: лишь на пределе открываются особые способности. Этот мучительный слом необходим, чтобы сердце умерло и – родилось заново.