Текст книги "Нежная ночь Ривьеры"

Пляжная вечеринка

(Ривьера, 1925–1928 годы)

Сара чувствовала, что лето заканчивается, хотя август был еще в разгаре. Просто воздух вокруг перестал искриться радостью. Пора уезжать. Они слишком долго просидели на одном месте, да и веселые праздники, которые они с Джеральдом так любили, стали скисать. Все же напоследок она решила устроить еще один пикник на пляже. Демонстрацию купальных мод.

Недалеко от воды поставили брезентовый тент. Под огромным зонтом постелили скатерть: Сара поставила на нее тарелки с желтым дырчатым сыром, паштетами, большими ломтями белого хлеба, блюдо с красными помидорами из своего огорода, Пикассо ласково пробурчал:

– У тебя даже обычные овощи на тарелке – готовый натюрморт.

И много бутылок с вином.

Ветер приносил легкий запах жженого эвкалипта – где-то в горах горел лес, и он вплетался в свежий аромат моря и густой настой солнца. Сара искоса поглядывала на мощный торс загорелого дочерна Хэма: рядом с ним тонкий, бледный Джеральд, даже в костюме пирата, но со своей вечной тростью с золотым набалдашником, казался похожим на изнеженное комнатное растение. У Фица после игры в теннис облупился нос, и он все время мазал его каким-то белым кремом, который никак не хотел впитываться.

Джон Дос Пассос, напяливший цилиндр, рассказывал о новой книге Гертруды Стайн, Хемингуэй иронизировал, корча гримасы – нет, как можно написать: «Там ее мать понемногу умерла!», Зельда с пионом в золотых волосах, снова превратившись в милую кошечку, мурлыкала что-то изысканно-забавное, вызывая у мужчин восторг. Все были молоды и энергичны, хохот стоял такой, что чайки, караулящие добычу у кромки прибоя, недовольно взлетали, хлопая крыльями.

Саре на миг показалось, что грозовая туча рассеялась.

Только Хэдли, накинувшая на плечи цветастый платок, была грустна и тихонько потягивала вино в тени зонта, не участвуя в общем разговоре. Зато Полин в расшитой жемчугом смешной шапочке была в ударе. Шутила сама, а в ответ на шутки Хэма заливалась звонким смехом и кокетливо восклицала:

– Нет, папа, ты потрясающий!

В это лето все женщины их кружка звали Эрнеста папой, прозвище прилипло к нему намертво, но Полин играла в непослушную дочку с особым азартом.

Сейчас Саре впервые показалось, что Полин – не маленькая изящная птичка. Пожалуй, маленький изящный ястреб, который бьет добычу на лету.

Полновато-квадратной, одетой в старомодный купальный костюм Хэдли, которая старше Эрнеста на восемь лет, не выиграть в этом состязании.

Но, похоже, она единственная не понимала, что охота уже идет. И охотятся на ее мужа.

Охота на мужа

Хэдли сидела на пляже под зонтом, потягивала чуть теплое шабли и смотрела на весело галдящую компанию. Солировала Полин, стильно-элегантная даже в купальном костюме. Мужчины азартно с ней пикировались, то и дело закатываясь от хохота.

Полин была здесь своя. А она – чужая. Кружок Сары и Джеральда Мэрфи так и не принял ее в круг избранных. А ведь она тоже из их мира, мира искусства! Была неплохой пианисткой. Но играла классику, а Эрнест любит только джаз. И она забросила пианино, посвятила себя служению мужу. Злоязыкая Зельда была права, когда сказала: «В вашей семье ты делаешь только то, что хочет Эрнест». Но так устроен их брак. Эрнест – талант и гений. И ей лучше подстроиться под его вкусы. Да, она полюбила корриду, ходит с мужем на бокс, ловит рыбу, как настоящий рыбак. И откладывает из небольших денег, которые присылают ее родители, суммы на скачки – Хэм так любит ставить на лошадей. Но разве не в этом долг жены гения?

Так она думала все эти годы. Ей было неважно, что она ходит в старых платьях, а Хэм покупает дорогие картины. Они ведь одно целое. Какая разница, как она выглядит.

И только когда рядом появились все эти блестящие богачи…

Хэдли глотнула еще вина и закашлялась: теплая кислота обожгла горло.

Нет, Мэрфи и их друзья вежливы, внимательны, заботливы. Так обращаются с больным, который еще не знает свой диагноз.

Их диагноз – она не подходит талантливому писателю и обаятельному красавцу Хемингуэю. Но Хэдли это тоже знала. Как могла она так долго быть слепой? Не замечать того, что происходит?

А между тем все это время она пребывала в счастливой уверенности, что их браку ничто не грозит. Подумаешь, мужу интереснее разговаривать с подругой, чем с женой! Пусть! Ей самой интереснее гулять с Бамби, пускать с сыном кораблики и катать его на карусели, чем слушать все эти полупьяные споры. Все равно их с Эрнестом родство душ и тел невозможно разъединить, как нельзя отделить воды большой реки от впадающего в нее ручья.

Так думала Хэдли. И, как все беззаветно любящие женщины, ошибалась. Настолько, что Полин даже устроила специальную поездку, чтобы она наконец прозрела.

…Несколько месяцев назад сестра Полин Джинни вдруг позвала ее осмотреть вместе с ними замки Луары. Хэдли там не была и сразу согласилась, хотя не понимала, почему бы не взять Хэма. Но Джинни настояла: только девочки!

Поездка сразу не задалась. Полин, обычно такая веселая, почему-то нервничала, злилась: ей не нравились ни погода, ни гостиница, ни еда, она была недовольна всем на свете. Хэдли уже начала жалеть, что приняла приглашение. Однажды, когда Полин задержалась в ресторанчике, а они ждали ее на веранде, Хэдли рассеянно заметила, просто чтобы заполнить паузу:

– Тебе не кажется, что Полин и Эрнест ужасно хорошо ладят?

Джинни посмотрела на нее странно. И наконец вкрадчиво, с особым значением сказала:

– Может, это потому, что они очень любят друг друга?

И все. Пелена спала с глаз. То туманно-ватное, что происходило между ними в последние несколько месяцев, наконец стало промыто ясным.

Как она могла не видеть этого раньше! Их взгляды, мимолетные касания, ласковое воркование голосов, шуточки, которые обычно бывают у любящих людей… И то, что Хэм, обычно придумывавший им веселые интимные прозвища, вдруг включил в игру и Полин – он был Драм, она – Дулла, а Полин – Дабладулла. Это казалось таким милым…

До конца поездки Хэдли молчала. А когда вернулась домой, ворвалась в кабинет мужа и крикнула прямо с порога:

– У тебя роман с Полин, я знаю!

Сейчас она много бы дала, чтобы вернуть то мгновение.

Эрнест тогда прямо взвился.

– Ты… Ты не должна говорить об этом! – напустился он на нее так, будто это Хэдли страшно провинилась. – У нас с тобой – все по-прежнему. Я тебя люблю. Почему мы не можем и дальше жить так, как жили?

– Потому что у тебя есть любовница! – возмущенно парировала Хэдли. – Ты все испортил!

– Нет, это ты своими разговорами рушишь наш брак!

Они ругались с перерывами на еду и сон несколько дней. Оба смертельно устали. Наконец Эрнест подвел итог:

– То, что ты сделала, ужасно. Ты должна была промолчать, должна! А теперь…

Что будет теперь, оба не знали. И потому взяли паузу. Хэдли в очередной раз покорилась мужу: стала делать вид, будто ничего не произошло.

Они даже поехали все вместе, включая Бамби с гувернанткой, в Испанию на бой быков – Эрнест не мог отказать себе в этом удовольствии.

Хэдли подумала, что там, в простом и жестком мире, пропитанном тяжелым запахом быков, безжалостным солнцем, кровью и смертью, светская львица Полин померкнет, дрогнет, испугается. И Эрнест увидит, кто на самом деле должен быть с ним рядом.

Но не выдержала Сара. Джеральд купил всем билеты в первый ряд. Они видели все прямо перед собой: налитые кровью глаза быка, который поначалу не хотел участвовать в схватке и жался к их краю, не понимая, чего от него требуют. Уверенные движения матадора, размахивающего у него перед мордой мулетой, нервные шаги лошади под ним… Наконец бык не выдержал, наклонил голову с раздувающимися от ярости ноздрями, резко, одним скачком бросился вперед и вонзил короткие сильные рога прямо в лошадиное брюхо. Лошадь даже не заржала, а именно вскрикнула, на опилки арены вывалились кровавые кишки…

Сара вскочила и, прикрывая рот рукой, бросилась к выходу. Джеральд поспешил за ней. А Полин осталась. У этой маленькой птички оказались железные нервы.

Вечером они перетекали из бара в бар, запивая огромным количеством густого кроваво-красного вина – каждый свое. Мэрфи – острое чувство натянутой, как тетива, жизни: нигде так не ощущаешь ее сильный, бурлящий, неудержимый ток, как во время испанской фиесты. Сара больше не ходила на бои, но они оба жадно глотали пьянящий воздух опасности и дикой свободы. Как-то на площади, где каждую ночь бесновались разгоряченные болельщики, эта самая элегантная пара светского Парижа, заслышав уличный оркестрик, выдала такой умопомрачительный, зажигательный чарльстон, что вся толпа, собравшись в круг, отбивала ладоши и радостно улюлюкала.

Эрнест заливал вином любовное томление и чувство вины, Полин – торжество от своего первенства и в то же время – страх перед будущим. А она сама – отчаянье под тонкой пенкой надежды.

Это была гремучая смесь, и никто из них не забудет этой поездки: все были так напряжены, жили на таком пике чувств, будто сами вышли на выдыхающую дневное солнце смертную арену.

Впрочем, Сара с Джеральдом скоро устали, заскучали – их влекло к новым впечатлениям и новым людям. И они уехали, прихватив с собой Полин.

А они с Эрнестом еще долго колесили по жарким пыльным городам Испании, перетекали от одного боя быков к другому, и в этих бурлящих на корриде страстях утихали их собственные. Так что Хэдли стало казаться: все еще может наладиться.

Полин изредка присылала им письма. В одном ее почти вызывающем послании: «Я собираюсь взять велосипед и поехать в лес. У меня будет и седло. У меня будет все, что я захочу! … Пожалуйста, напиши мне! Я имею в виду ТЕБЯ, Хэдли!» она тоже увидела хороший знак.

Полин явно нервничает, угрожает, снова жаждет с ней дружить. Это ли не признак неуверенности?

И когда Эрнест остался в Мадриде, а они с Бамби вернулись в Париж, самонадеянно написала мужу: «Это была бы шикарная шутка на весь мир, если бы ты, Полин и я провели лето в Жуан-ле-Пене…»

…Ну вот он, Жуан-ле-Пен. Никогда и нигде ей еще не было так плохо.

На что она надеялась?

На то, что вспыхнувшая страсть наконец остынет. Любовная горячка спадет. Эрнест поймет: мир Полин крутится вокруг нее самой и ее желаний. Теперь она возжелала Эрнеста… А мир Хэдли вращается вокруг него и его желаний. Она даже готова пригласить на отдых его любовницу. Кто еще на такое способен?

Муж это увидит – и наваждение закончится.

…Хэдли еще раз глянула на веселящихся гостей: теперь они играли в акробатические шарады. Полин, дурачась, скакала по прибою, корча уморительные гримасы, а Эрнест задорно угадывал:

– Европа? Афродита?

Нет. Ничего не закончилось.

Хэдли вздохнула, поднялась и сказала Саре:

– Мне что-то напекло голову. Пойду в дом.

– Да-да! – немедленно повернулась к ней та. – Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, я сама!

Эрнест с неудовольствием поднялся:

– Давай я тебя провожу.

– Не надо, не надо! – отмахнулась Хэдли. – Просто хочу посидеть наверху и выпить лимонной воды со льдом.

Хэдли поднималась к дому и, казалось, спиной чувствовала, как все смотрят ей вслед. Опять она мешает их празднику!

Но когда оглянулась, увидела: все давно отвернулись и продолжают весело болтать. Они даже не заметили ее отсутствия. В их компании она была невидимкой.

«Надо что-то решать», – подумала Хэдли. И пока поднималась к вилле по крутой, выдыхающей солнечный жар лестнице, все решила.

Прыжки со скалы

– Боишься? – крикнула Зельда.

Она стояла на самом краю скалы над морем. Смотрела вниз на компанию, застывшую под полосатым зонтом. Но видела только Скотта. Он, казалось, замер, как ящерица на солнце.

– Ну, давай сюда! Прыгнем вместе!

– Зельда, слезай! – крикнул ей снизу Джеральд. – Это не игрушки!

– Он трус! – засмеялась Зельда, и в ее обычно теплом, обволакивающем смехе послышались неприятно скрежещущие металлические нотки.

Сара прикрыла глаза. Вечно недовольная Хэдли ушла. И все на их пляжной вечеринке было прекрасно, пока Фиц не полез к ней с очередными расспросами для книги: может ли она в кого-нибудь влюбиться, если уже любит Джеральда? Что для нее любовь?

В этих вопросах было столько затаенного личного болезненного интереса, что Зельда мгновенно уловила это своим чутким слухом.

И взметнулась на скалу. Та возвышалась над морем метра на три-четыре, но внизу торчали острые камни. И надо было прыгнуть так, чтобы на них не упасть.

Скотт молча поднялся.

– Стой! – прошипел ему Хемингуэй. – Ты не видишь? Она тебя нарочно заводит. Вы оба все время, как на бое быков. Только тореро – она, Скотт. А ты – неопытный бычок-первогодок.

Раздался шумный плеск – Зельда сиганула вниз. И тут же вынырнула, отплевываясь. Компания выдохнула. Джон Пассос даже снова стал наливать в бокалы шампанское из ведерка с почти растаявшим льдом, как Зельда, выскочив из воды, снова помчалась к скалам и с ловкостью обезьянки взобралась на уступ повыше.

– А сейчас? Все еще трусишь? – крикнула она Скотту.

Тот поднялся, почти добежал до скалы и принялся быстро карабкаться вверх, так что камни с шумом выскакивали у него из-под ног.

– Надо их остановить, – сказал Джеральд.

– Как? – хмыкнул Хэм. – Только если вызвать для Зельды санитаров. Она его угробит. Помяните мое слово.

Зельда снова спокойно шагнула вниз со скалы, а вслед за ней сиганул в темно-фиолетовую вечернюю воду Скотт.

– Надеюсь, показательные прыжки на этом закончились? – крикнула Полин, когда их головы появились на поверхности.

Но Зельда, размашисто доплыв до берега, поднялась и снова помчалась к скалам.

Джеральд подскочил, чтобы ее догнать.

– Давай, еще ты с ними прыгни! – проворчал Хемингуэй.

Но тот все равно не успел. Зельда со скоростью, которой позавидовали бы скалолазы, карабкалась все выше и выше.

– Зельда, хватит! Иди к нам! – крикнула ей Сара. К ней присоединился нестройный хор голосов. Все были перепуганы.

Но та была уже на самой вершине.

– Здесь метров десять, не меньше, – заметил Хемингуэй. Он единственный оставался спокоен.

Скотт с бледным лицом и трясущимися губами стоял внизу. Прыгать с такой высоты, вечером, почти в темноте было сродни самоубийству.

– Ну? – крикнула с вершины Зельда, явно показывая, что ждет мужа.

И Скотт полез вверх.

– Не валяйте дурака! Спускайтесь! – еще раз попытался остановить эту парочку Джеральд.

Они не слушали. И никого больше не замечали. В этот момент, на краю пропасти и на краю смерти, они были только вдвоем. И то, что их связывало, было сильнее любого страха.

Зельда прыгнула первой. И сразу за ней шагнул в пропасть Скотт. Он не мог остаться на этой земле один.

– Это и есть символ их брака, – сказал Хемингуэй, когда через долгую минуту, растянувшуюся в вечность, они все же вынырнули из воды. – Зельде нужен Скотт или смертельно пьяный, или мертвый. Тогда он уж точно – весь ее.

– Думаю, нам пора расходиться. Больше ничего интересного не будет, – начала свертывать полотенце Полин, не дождавшись, пока мокрая парочка добредет до их компании.

Но кое-что интересное для нее в этот вечер все же произошло.

Что делать?

(Лазурка, 2013 год)

– Какие планы на вечер? Что ты намерен делать? – спросила Машка Бориса, когда его катер протиснулся между дорогущими яхтами марины в Ницце.

– Высадить вас на причале. И свалить отсюда подальше.

– Отлично! А нам что делать?

– Что хотите. На вашем месте я бы на всякий случай сегодня в отеле не ночевал.

– Может, этот Влад и не хотел ничего плохого? – промямлила я, вспомнив, сколько стоит наш номер. – Ну, довезли бы нас до какого-нибудь порта…

– Сомневаюсь, – повернулся ко мне Борис, и взгляд его сразу отскочил, будто обжегся. – Когда я вас догнал, яхта шла совсем не к берегу. Думаю, вам лучше пару дней где-то пересидеть.

– Подожди-подожди, – заволновалась Машка. – Ты же скажешь своим, что у нас нет никакого алмаза и кто-то просто жестоко пошутил?

– Видишь ли, Маша. Похоже, за вами охотятся не только «мои». Да и кто теперь мои, я не вполне уверен.

– Но членов своей Розовой пантеры ты же знаешь? С кем из нашей компашки ты работаешь? Это Катя? Ирусик? Поль? Кто? Скажи, чтобы мы опять не влипли. Клянусь, мы унесем эту тайну в могилу.

Я вздрогнула.

Борис невесело засмеялся:

– Маша, если я тебе хоть что-то скажу, наша могила будет братской. Запомни: я не знаю никакой Розовой пантеры. И вам про нее лучше ничего не знать. Хотите, расскажите все комиссару и попросите у него помощи.

– Прямо все-все? – прищурилась Машка.

– Кроме моей главной приметы.

– Это какой?

– Бронебойного обаяния. – Борис улыбнулся и в самом деле превратился в удивительно милого, свойского парня – даже на щеках появились нежные ямочки.

– Твоя главная примета – ты хамелеон! – усмехнулась Машка, наблюдая, как умело Борис швартует катер в узкую щель между судами. – Откуда мы знаем, с кем тут связана полиция?

– Тогда, девочки, будем прощаться. Как говаривал Шекспир, пусть океаном будет час разлуки. Я сейчас для вас плохая компания. Все, выходите!

Машка прыгнула на причал первой. А я замешкалась. Мне вдруг стало жаль, что никогда больше не увижу этих переменчивых, мягких золотистых глаз.

Борис шагнул к трапу. Протянул мне руку. Задержал мою ладонь в своей – какие длинные, тонкие, чуткие у него пальцы! Повернул меня к себе, заглянул в глаза. И неожиданно провел рукой по волосам.

– Больше не попадайся, – сказал серьезно. – Я не всегда смогу прийти на помощь.

– Мы увидимся? – глупо спросила я.

Мне показалось, из его глаз шарахнула молния и пробила меня до самого сердца. Электрическое поле между нами было таким сильным, что можно было подключать лампочку.

Он отпустил мою руку.

Ничего не сказал.

– Ну, чего ты застряла? – ревниво закричала с причала Машка. Она терпеть не могла, когда что-то важное происходило без нее.

– Телефон свой продиктуй, – вдруг быстро, одними губами прошептал он.

И когда я скороговоркой выпалила заветные цифры, отвернулся.

Неудачный звонок

Комиссар Пети сидел в своем кабинете в задумчивости, когда наконец раздался звонок, которого он ждал.

– Ваш «Рено» стоит в гараже. Мы посмотрели запись с камеры – он всю ночь и утро был на месте, – радостной скороговоркой доложил ему полицейский: они все видели утренние новости про «бесчинства» шефа.

– Хорошо, – сказал Пети. – Жду рапорт.

Следующий звонок раздался через десять минут: уже другой полицейский сообщил, что машина – точная копия авто комиссара с такими же номерами – обнаружена около порта. К сожалению, никаких отпечатков на руле и внутри нет.

Комиссар Пети побарабанил сухими пальцами по столу, будто дождь зашлепал по подоконнику. Наконец взял телефон. Но позвонил не начальнику. Нашел в исходящих номер, который набирала с его телефона Мария Смирнофа.

– Это комиссар Пети, – сказал, когда Влад Дюбуа проклекотал свое «Да?».

– Как вы смеете мне звонить? С меня довольно ваших…

– Подождите. Вам звонил не я. И адвоката вашего пытал не я. Это уже установлено. Нас обоих кто-то провел.

– Что вы хотите сказать?

– Кто-то талантливо подделал мой голос, а также номера автомобиля. Ввел вас и адвоката в заблуждение. Все для того, чтобы освободить этих девиц. Можете мне честно сказать: чего вы на самом деле от них хотели?

– Я от них ничего не хотел. Скорее, они от меня.

– И все же. Подумайте. Вы можете быть в опасности. На вас охотятся.

– Кто же?

– Предполагаю – Розовые пантеры. Вы зря скрываете что-то про этих дам. Они опасны. И, возможно, совсем не те, за кого себя выдают. Везде, где они появляются, происходят кражи и убийства.

– Вот и задержите их снова. Вместе с Розовыми пантерами! – угрюмо пробурчал Влад. – Я не собираюсь делать за вас вашу работу.

Он отключился.

Комиссар Пети тихо выругался. Собрал морщинистое лицо в кучку. Сверкнул маленькими глазками. И задумчиво протянул:

– Вот значит как… Ну-ну.

«Ну-ну» в его исполнении не сулило ничего хорошего.

* * *

Cам Влад Дюбуа, развалившись в кресле на террасе своего особняка и пыхтя от жары, уже набирал другой номер.

– Какого черта я ничего не знал про этих девиц? Кто мне втирал, что это просто случайные дурочки? Догреблись: мне уже из полиции сообщают, что дамочки не те, за кого себя выдают. Может, мне вместо тебя взять на работу комиссара Пети?

В ответ раздалось виноватое бульканье.

– Заткнись. Они были у меня на яхте! Знают, что я ищу. И не дай бог, кому-то об этом расскажут. Особенно эта журналисточка. Может, ты крысятничаешь? А? Тогда решай вопрос быстро. Не то…

Влад, не договорив, отключился, отхлебнул из стакана стоящий на прозрачном столике холодный виски – льда было больше, чем янтарной жидкости. И задумался. Что, если и правда игра сложнее, чем ему казалось?