Текст книги "Моё сводное наваждение"

Глава 20. Любовь

С Мироном мы встречаемся вновь, когда я выхожу из своей комнаты, рискнувшая облачиться в джинсовые шорты и блузку без рукавов из воздушной ткани белого цвета, а он спускается с третьего этажа, тоже сменив свой наряд на более подходящий: светлые джинсы и… белая футболка. Мы несколько секунд, улыбаясь, оцениваем друг друга, а затем Мирон, одобрительно хмыкнув, предлагает наведаться на кухню и что-нибудь съесть.

За время перекуса мы с ним не говорим ни о чём важном, но у меня складывается впечатление, что эта простая беседа ужасно значительное событие в моей жизни – так влияет на меня его общество. И я нечаянно думаю о том, что хочу проводить с Мироном каждую минуту своего времени…

Пугающая мысль.

Не потому что у меня тогда не останется времени ни на что другое, а потому что я сомневаюсь, что Мирон одобрительно отнесётся к такой идее.

Я свожу его с ума? Глупости, верно? Как я кого-то могу сводить с ума? Особенно Мирона, вокруг которого вьются девушки посолиднее меня. А вот то, что он меня сводит с ума – совершенно точно. Я не могу нравится ему всерьёз, верно? Учитывая то, что он не спешит раскрывать передо мной свои душу и мысли.

Ему просто интересно с такой, как я. Очевидно же, насколько я отличаюсь от девочек его привычного круга общения. И я не думаю, что мне стоит воспринимать все его слова всерьёз. Чтобы потом не было больно…

Впрочем, получать удовольствие от общения с ним, пока он готов со мной общаться, мне ничего не помешает.

Разве что… его мама и неожиданные гости.

Мы с Мироном почти доходим до дверей, ведущих во внутренний двор, когда его окликает Галина:

– Дорогой, к тебе пришли друзья. Будь добр уделить своё внимание и им.

– Я никого не ждал, – хмурится Мир.

– На то они и друзья. Их ждать совсем не обязательно, – добавляет Галина сладости в свой голос. А затем смотрит на меня и говорит, неожиданно даже не меняя интонации: – Люба, ты тоже к нам обязательно присоединяйся. Чаю хватит на всех.

Мирон не сдерживает усмешку, я же поднимаю на него опасливый взгляд. Галина в очередной раз что-то задумала, верно? Он мне подмигивает и, пожав плечами, идёт в направлении гостиной, вслед за своей мамой:

– Ну поглядим, кого там принесла нелёгкая. Пойдём, фенек.

– Нужно предупредить Никиту, – не двигаюсь я с места.

– Точно. Я тебя подожду.

Через десять минут мы втроём входим в гостиную, где Галина, обаятельно улыбаясь и что-то говоря, разливает по кружкам чай для Марины и… её брата. Они оба ей тоже улыбаются.

Я чуть запинаюсь, Мирон заметно напрягается, даже Никита смотрит на гостей с подозрением. Последние обращают свои взоры на нас, и Марина тут же подскакивает с места, чтобы в следующее мгновение повеситься, в прямом смысле слова, на шее Мирона.

– Привет, мой хороший, – томно шепчет она ему на ухо. Я её слышу, потому что стою рядом, а ещё, потому что – что не маловажно – она хочет, чтобы я её слышала. Мирон с усмешкой на губах чуть отстраняет её от себя, но та, совершенно наглым образом, оставляет свою помаду у него на обеих щеках, и только потом обращает внимание на меня: – Привет, подружка.

Мои щёки тоже страдают от её помады, пока я сама нахожусь в некотором недоумении. Возможно, она не рассказала Галине о том, что вчера открыла мне своё истинное лицо и лицо Галины заодно и сейчас притворяется, что всё идёт по плану? Или она соврала о том, что мама Мирона меня терпеть не может? Впрочем, это слишком очевидно, чтобы не было правдой. Тогда для чего это представление?

В общем, я окончательно во всём запуталась.

Марина обхватывает пальцами ладонь Мирона и тянет его за собой, следом усаживая на его на диване рядом.

– Никита, Люба, – манит нас пальцами Галина. – Не стойте, присаживайтесь. А то чай остынет… Нет-нет, милая, – перехватывает она меня за плечи, когда я хочу опустится в кресло и буквально передвигает меня к дивану, – садись вот сюда, чтобы составить приятную компанию Вите. А ты, Никит, – оборачивается она к сыну, усадив меня, – занимай свободное кресло. Вот и замечательно, – усаживается она и сама. – Пейте чай и рассказывайте, как у вас дела?

Таким образом я оказываюсь между подлокотником дивана и Виталием, а Мирон – с другого края дивана. Нас разделили. Догадываюсь, что специально.

– Привет, огонёк, – подмигнув мне, тихо здоровается Виталий.

– Здравствуй, – так же тихо выдыхаю я.

Интересно, насколько глубоко его посветили в тему происходящего? Неужели, он заодно с этими двумя спевшимися птичками?

– Марина, Виталий, как поживают ваши родители? – тем временем, интересуется Галина.

– Спасибо, хорошо, – сладко щебечет в ответ Марина. – В прошлую субботу они вернулись из-за границы. Варшава пришлась им по вкусу. Буквально завалили нас с Витей своими впечатлениями и подарками.

– Очень здорово. Мне нравится, что они доверяют вам настолько, что не переживают, оставляя вас одних. Потому что вы выросли очень ответственными молодыми людьми, верно?

Мирон усмехается, но Галина лишь молча бросает на него короткий строгий взгляд, а отвечает ей Виталий:

– Спасибо на добром слове, Галина. Уверен, вы справляетесь со своими детьми не хуже, чем наши родители.

– Очень верю, Виталий, очень верю, – натянуто улыбается она, вновь стреляя глазами в Мирона. – Люба в нашем доме совсем недавно, и я надеюсь, что и ей прибывание в нём пойдёт на пользу. Единственное, что меня расстраивает уже сейчас… У неё совсем нет друзей. Мирон, конечно же, поддерживает её, как свою сестру, как, впрочем, и должен поступать настоящий брат, но… Но кто же сводит её на свидание? Девочки в её возрасте просто обязаны щеголять на свидания, правда, Марина?

– Конечно! Хорошо помню первое свидание с вашим сыном, Галина. О, он в тот вечер был просто на высоте: такой галантный, обходительный…

– Никит? – притворно удивляется Мир. —Да ты просто красавчик!

Никита заливается звонким, немного смущённым смехом, я тоже не сдерживаю смешка, да и остальные вежливо оценивают шутку улыбками.

– Ну вот что ты паясничаешь, Мир? – шутливо хлопает его ладошкой по бедру Марина. И там и оставляет руку. – Мы правда тогда отлично провели время.

– Не сомневаюсь, – "счастливо" улыбается Галина. – Всегда считала вас хорошей парой. Вы чудесно смотритесь вместе.

И Мирон этого не отрицает, ладошку со своего бедра тоже не убирает, – его даже не смущает ядовито-розовый маникюр! – и, вообще, он выглядит вполне довольным. В моей груди свербит неприятное чувство – что-то вроде изжоги. Но это не она.

– Не думаю, – берёт слово Виталий, "случайно" задевая костяшками пальцев моё бедро, – что Люба надолго останется без ухажёров. Они, наверняка, имеются у неё уже сейчас. Так, Люб?

– Эм… – мгновенно смущаюсь я, опуская глаза. Впрочем, от меня ответа и не ждут.

– А что? – даже подпрыгивает Галина на месте от "восторженной" догадки. – Витя, почему бы тебе не пригласить Любу сегодня вечером на прогулку? О, ты будешь рада, правда, Любочка? Мирон, подтверди, что это отличная идея?

– Может, нам устроить парное свидание? – тут же предлагает Марина.

– Лю, что думаешь? – усмехается Мирон, поймав мой взгляд за спинами брата и сестры. Правда, у меня не получается прочитать выражение его глаз. – Крутая идея, да? Только давайте не сегодня, мне что-то совсем лень. Может, ближе к выходным?

– Я согласна, – улыбается Марина.

А Виталий пожимает плечами:

– Я тоже совсем не против.

– Вот и договорились, – хмыкает Мирон. – Ты как, мам, довольна? Или Нику заодно пару найдём, чтобы уж все пристроены были?

Она коротко и подозрительно сужает на него глаза, но вслух говорит другое:

– Не говори глупости – Никита, конечно же, ещё мал для свиданий. Но мне радостно за вас, ребята.

А вот мне совсем не радостно. Я вдруг чувствую себя невозможно одинокой, словно буквально все в этой комнате ополчились против меня. И уж точно я не горю желанием ходить на всякие парные свидания. Лучше сразу пулю в лоб, пожалуйста.

И что, вообще, означает поведение Мирона? Утром он говорит, что я свожу его с ума и целует меня, а сейчас не против сходить на свидание с Мариной? Неужели, мне действительно придётся делить надвое все его слова? Неужели, я сама хочу мучится от неопределённости наших с ним отношений? Пожалуй, что нет.

– Простите меня, – резче, чем хотелось, поднимаюсь я на ноги. – У меня… голова. Разболелась. Извините, пойду в свою комнату, при… прилягу.

Ощущая себя, словно в тумане, я бросаюсь к выходу из гостиной, боясь смотреть на кого-либо. Особенно на Мирона. Было бы хорошо, если бы меня совсем не волновало то, что он думает по поводу моего скоропостижного побега. Но, к сожалению, я боюсь увидеть в его глазах насмешку или же обвинение в трусости.

– Наверное, это всё последствия бессонной ночи перед компьютером, – зачем-то объясняет моё поведение Галина, а через мгновение окликает меня: – Люба, ещё на минутку задержись, пожалуйста. Я вспомнила кое-что, что хотела бы тебе срочно сказать.

Вынужденно торможу себя в дверях и, не оборачиваясь, жду, когда Галина меня нагонит. Меньше, чем через минуту, её пальцы цепко обхватывают моё плечо, а над головой звучит её тихий и холодный голос:

– Виталий – это твой потолок, девочка. А своему сыну я никогда не позволю быть с такой, как ты. Слышишь? Никогда.

Меня, словно что-то бьёт в грудь. Очень болезненно. Глаза обжигает огнём, а горло душит обида. Можно подумать, я сама хотя бы на мгновение представила, что Мирон будет с такой, как я.

Выдёргиваю руку из "когтей" этой хищной женщины, что никогда не позволила бы себе при других обстоятельствах, и быстро иду к лестнице.

Всё же надо было сплюнуть и постучать по дереву, когда я подумала о том, что моё хорошее настроение могут испортить.

Глава 21. Мирон

Я сваливаю из дома.

Как только заканчивается экспромт матери.

К фенеку идти нельзя, а если идти в свою комнату, то не избежать идиотизма моей родительницы. Выслушивать в очередной раз, какая Люба плохая и заодно то, каким плохим стал я из-за "дурного" влияния всё той же несносной особы, у меня тупо нет желания. Больше того, я мог сорваться. И тогда бы эта сумасшедшая женщина выдумала бы хрень позаковыристее двойного свидания.

Жесть как бесит её несправедливое отношение к моему фенеку…

Моему.

Мысль неожиданно согревает, заставляет улыбнуться.

Такая она трогательная. Любовь. Совершенно не искушённая, добрая, внимательная и чертовски манящая.

Ни разу не испытывал то, что испытываю рядом с ней. Калейдоскоп каких-то просто нереальных чувств.

Единственное, что напрягает, так это то, что она стала нежеланным свидетелем моей ссоры с отцом. Этот тоже, кстати, не лучше матери. До сих пор наивно полагает, что мне тринадцать лет, что я поведусь на его авантюру, и что мне ничего не грозит, если она плохо закончится. Типа, Андрей, если что, меня отмажет. И ничего, что он не "властелин мира сего" и легко забьёт на меня, если я нарушу закон, не вняв его предостережениям.

Но как же бесит, что он считает меня слабаком! До скрипа зубов бесит.

– Мирош, – выводит меня из размышлений голос Марины. – Что с тобой в последнее время? Ты стал каким-то скучным. Неужели, заразился от своей сестрёнки? Тебе необходимо поменьше с ней общаться.

Ну а куда ещё мне было ехать, если не в наш клуб? И естественно Маринка прицепилась за мной. Тоже мне, гений интриг. Пустоголовое подпевало.

– Скажу один раз, а ты запоминай, – не громко произношу я, даже не глядя на эту идиотку. – Будешь и дальше сходить с ума на пару с моей маман – пожалеешь. Очень сильно пожалеешь, Марин. А сейчас исчезни.

Она возмущённо сопит на протяжении тридцати секунд, но всё же отрывает свой зад от мягкого диванчика и идёт к своим подружкам. Знает, что шутить со мной себе дороже.

И тут я вижу в толпе тел на танцполе знакомое лицо. И этот придурок целенаправленно пробирается к вип-зоне, в которой я сижу. Чёрт. Я, конечно, рад его видеть, но уже догадываюсь с какой целью он сюда припёрся.

– Как знал, что найду тебя здесь, – лыбится мне друг вместо приветствия, падая на недавно освободившееся место рядом со мной. – Чем угощаешь? Ты же не откажешься угостить старого друга? Не зазнался окончательно за эти пару месяцев?

Миха единственный из нашей дворовой шпаны, с кем я не прекращал общаться. Когда отца посадили, мама делала всё возможное, чтобы я как можно реже ездил к бабушке, соответственно, и с пацанами я виделся не часто. В конце концов, я полностью перестроился на новую жизнь, начал общаться с новыми друзьями, не особо и жалея о том, что позабыл о старых. Только Миха не захотел, чтобы я его забывал и изредка давал о себе знать. В основном, из-за того, что, развлекаясь в моей компании, мог не стеснять себя в средствах – всегда платил я. В смысле, Андрей.

– Заказывай, – хмыкаю я, готовясь послушать о настоящей цели его визита. Наверняка, тут замешен мой отец, а не простое желание нажраться за мой счёт.

Когда официант ставит на стол пинту пива и разнообразные закуски к нему, Миха, наполняя бокал, оборачивается на меня:

– Так ты вообще отказался слушать своего отца? То есть, совсем не в курсе подробностей дела?

– А ты, как я понимаю, не отказался его выслушать?

– Не-а. Дело стоящее, отвечаю. Вообще легкотня, и "бабок" на кону хватит до самой пенсии.

– Так уж и до пенсии? – усмехаюсь я.

– Не суть, – отмахивается он, делая несколько больших глотков пенного, а затем, с удовольствием отрыгнув, выразительно ведёт бровями: – Куш, что надо. Короче, давай я введу тебя в курс. А потом и порешаем.

Всё время, что он разглагольствует о деле, я попеременно то поражаюсь наглости своего отца, впрочем, как и его тупости – тюремный срок ничему его не научил, даже хоть маленько не напугал, не перенаправил курс на жизнь; то думаю о своём фенеке. Чем она там занята? Сильно ли расстроилась оттого, что я подыграл матери? Ничего, вот настанет ночь, и я ей всё популярно объясню. Чтобы и не думала вновь считать меня эгоистом. Просто, пока к нам не лезет моя мать – нам самим будет легче.

О, я жесть как хотел к ней. Меня самого поражало это желание. Но я хорошо помнил вкус её губ, аромат нежной кожи, учащённое дыхание – нереальное наслаждение. К которому нестерпимо хочется вернуться. И экспериментировать с ней снова и снова… Пока не привыкнет ко мне, к моим прикосновениям, дыханию, губам. Пока не раскрепостится, чтобы окончательно стать моей…

– Мир, блин, ты хоть слово услышал? – не сильно бьёт меня в плечо кулак Михи.

– Услышал, – скривившись, бросаю я. – Ты будешь идиотом, если доверишься моему отцу. Он подставит тебя не задумываясь, чтобы прикрыть свой собственный зад.

– Хорош гнать на него. Он у тебя мужик с мозгами.

– Ага. С теми, что не уберегли его от тюряги.

– Ну попал один раз в просак, с кем не бывает? Ты, поди, просто трухнул, да? Привык жить за счёт мамкиного буратино, вот и расслабился совсем.

– Жесть, ты даже его словами вещаешь, – вновь недовольно морщусь я. – Потому так его умом восхищаешься? Своего-то нет.

– Ты бы последил за своим базаром, я к тебе нормально отношусь, но…

– Не договаривай, – усмехаюсь я и поднимаюсь с места. – Ни в чём себе не отказывай – запишут на счёт буратино. А вообще, идите вы с моим отцом в задницу. Так ему и передай. Чёртовы гении криминала, блин.

Я ухожу, но насмешку Михи мне в спину услышать успеваю:

– Ну точно – слабак.

От того, чтобы развернуться и вмазать по его дебильной роже меня останавливает только то, что это никому и ничего не докажет. Меня это, конечно же, невыносимо бесит, но устраивать разборки, по сути, на пустом месте, при знакомых, такое себе решение.

Лучше вернуться домой, незаметно пробраться в комнату фенека и раствориться в её невинности и спокойствии, которые приносят в мою собственную душу умиротворение.

***

Времени чуть больше одиннадцати вечера, когда я возвращаюсь домой и, очень удачно не встретив никого на своём пути, захожу в комнату фенека. Дверь, кстати, не заперта – ничему жизнь не учит, а сама Люба убирает с колен ноутбук и садится на кровати ровней, не сводя с меня настороженного взгляда. Чёрт, она, наверное, весь день мучила себя догадками о моём поведении.

Перекручиваю замок в двери и иду к ней, следом присаживаясь рядом:

– Фенек, проще было подыграть моей матери, чем, воспротивившись, ждать того, что она ещё придумает, чтобы помешать нашим встречам.

– То есть, ты специально согласился на свидание с Мариной? – спрашивает она едва слышно.

– Конечно.

– И из дома уехал вместе с ней специально? – дрожит от обиды её голос.

– У меня не было выхода. К тебе я пойти не мог, а сидеть дома без этой возможности было невыносимо.

– Зачем ты так говоришь, Мирон? – поднимает она на меня глаза, в которых плещется неверие и страх. – Словно… Словно я тебе очень нравлюсь…

– Так и есть, Лю, – улыбаюсь я и тяну к ней руку, чтобы пальцами коснуться румяной щёки.

Но она уворачивается и подскакивает на ноги:

– Не нужно! Когда тебе кто-то сильно нравится, ты готов с ним делиться самым сокровенным. Как, например, поступила я по отношению к тебе. А ты… Ты ничего мне не рассказываешь о себе!

– Значит, и я тебе очень нравлюсь? – нагло улыбаюсь я, акцентируя внимание на главном.

– Разве, это не очевидно? – немного тушуется она, опустив глаза в пол. – А вот то, как ты относишься ко мне – нет.

– Тогда я расскажу, – пересаживаюсь я к спинке кровати, забравшись на неё с ногами. – Иди ко мне? – протягиваю к ней ладонь. И, когда она, пару секунд посомневавшись, всё же садится в мои объятия: спиной к моей груди, продолжаю: – Я думаю о тебе, Лю, чуть ли не каждую секунду с того самого момента, как впервые тебя увидел. Признаюсь, по началу мысли были не самые радужные, а затем я тебя узнал… Та переписка открыла мне глаза на многое. Ты… Ты невероятная, фенек. И очень мне нравишься. Со мной такое впервые, так что, я, наверняка, ещё не раз накосячу, пока не пойму как нужно правильно. Делай мне скидку, ладно? – тихо смеюсь я в конце.

– И тебя не смущает, что я совсем не умею целоваться? – спрашивает она, затаив дыхание.

Глупышка.

– Это по-настоящему круто, фенек, – шепчу я ей на ухо, специально касаясь губами кожи. – Твоя реакция на мои прикосновение самое честное, что когда-либо со мной случалось.

– Правда? – выдыхает она.

– Мы обещали быть честными друг с другом, – легонько прижимаюсь я губами к нежной коже её шеи, наслаждаясь в миг участившимся дыханием.

Лю, наверняка, неосознанно чуть отклоняет голову в бок, предоставляя моим губам больше пространства для манёвра.

Представляю, как она прикрывает глаза, чуть приоткрывает губы, и осторожно спускаюсь поцелуями вниз по её шее, в изгибе задерживаюсь чуть дольше, вдыхая в себя аромат её кожи, а затем передвигаюсь к плечу, по дороге собирая мурашки.

Нежность, что я к ней чувствую и назревающее с каждой секундой желание обладать ею – перемешиваются во мне невероятным образом. Пальцами задираю её домашнюю майку, чтобы почувствовать под ними тепло её кожи – необходимость такая острая, что я на миг перестаю соображать, что делаю. Здесь я и совершаю ошибку. Потому что мой напор её пугает.

– Стой, – на шумном выдохе просит она, одновременно с этим отскакивая от меня, как от огня, и разворачиваясь ко мне передом. – Прости… Но мне кажется… кажется, мы ушли от главной темы разговора. – Пока я хмурюсь, пытаясь сообразить, что она имеет ввиду, фенек восстанавливает дыхание, а после тихо произносит: – Расскажи мне о своём отце, Мир… Что между вами произошло? Пожалуйста…

Её глаза наполнены искренним беспокойством, и оно искоркой тепла отдаётся где-то в районе моего солнечного сплетения несмотря на то, что и досаду я при этом тоже чувствую. У меня нет никакого желания омрачать наши отношения разговорами о моём отце. Но… Поделиться с ней своими сомнениями и, возможно, опасениями на его счёт неожиданно не кажется чем-то неправильным и ненужным.

В конце концов, даже мне, привыкшему держать всё своё при себе, иногда хочется понимания и поддержки. И я почему-то уверен, что именно мой фенек способна мне всё это дать.

– Мой отец вор, отсидевший пятилетний срок в тюрьме, – не отрывая взгляда от глаз Лю, рассказываю я, заметив её удивление. – Я тоже, кстати, мог оказаться в колонии для несовершеннолетних. Много раз мог там оказаться, фенек. Именно так влияет на меня мой отец. К счастью для меня, – горько усмехаюсь я, – твой отец всегда в такие моменты оказывался рядом. За эти пять лет многое изменилось, да. Я повзрослел и осознал, что чего-то добиться можно и другими способами. Мой отец этого не понял. И считает меня слабаком из-за того, что теперь у меня отличное, от его, мышление. И я, Лю… я каждую чёртову минуту боюсь того, что сорвусь доказывать ему обратное.

Не вооружённым взглядом видно, в какое смятение привели фенека мои откровения, и я вновь горько усмехаюсь, на этот раз отводя глаза в сторону:

– Вот такая печальная история отдельно взятых отца и сына.

– Ты уже доказываешь ему обратное, Мир, – тихо произносит Люба, придвинувшись ко мне чуть ближе, чтобы сжать в своих пальцах мои. – Каждая минута борьбы с искушением поддаться воле отца, как ты привык, будучи мальчиком, определяет твою силу. Ты очень сильный, Мирон.

Её слова греют нутро. Даже не так – они обжигают его. Вызывая острое желание сгрести эту хрупкую, нежную и такую понимающую девочку в охапку и никогда от себя не отпускать.

Что, собственно, я и делаю. С небольшой поправкой. Когда я подаюсь к ней, то не просто обнимаю, я ещё и жадно завладеваю её губами. Её дыханием и мыслями. Я и сам не думаю, а просто напираю, заваливая её на спину. Потому что это необходимо мне, как воздух.

Время замирает, всё вокруг исчезает и больше не имеет никакого смысла.

Лишь мягкие губы фенека и её трепетное дыхание, смешанное с моим.

Я всё же забираюсь пальцами под её майку и с силой стягиваю бархатную кожу. Нестерпимо хочется провести ладонью выше, но меня тормозит осознание того, что она ощутимо дрожит в моих руках.

Делаю над собой усилие и ослабеваю напор, но оторваться от неё совсем сил не нахожу. Потому, замерев на мгновение, предоставляя ей возможность немного прийти в себя, осторожно и медленно скольжу языком между её приоткрытых губ. Вкусовые рецепторы наполнят нереальная сладость. Невозможное наслаждение, от которого я отрываюсь с большим трудом, потому что, кажется, фенек вновь не дышит.

Какая же она…

– Ты моё личное чудо, Лю, – шепчу я у её губ. – Но постарайся не терять сознание, пусть я и польщён.

Кажется, она краснеет ещё сильней, зажмуриваясь до милых морщинок на аккуратном носике. Переворачиваюсь на спину, утягивая и её за собой. Одной рукой прижимаю её к своему боку, а ладонью другой накрываю её пальцы у меня на груди. Прижимаюсь щекой к её мягким волосам и негромко предлагаю:

– Продолжим в другой раз. А сейчас давай спать – завтра нам предстоит дальняя дорога.

– Ты снова останешься у меня?

– Да.

– Хорошо, – выдыхает она. – И… спасибо, Мир, что рассказал мне о…

– Тебе спасибо, фенек.

– И да! – восклицает она через минуту. – Чтобы ты знал: ни на какое парное свидание я не пойду. Даже ради того, чтобы твоя мама к нам не лезла.

– Я тоже не собирался, – усмехаюсь я, заметив печаль в голосе Лю на фразе о моей матери. Вероятно, последняя успела сказать ей какую-нибудь гадость. – Просто выбил нам хотя бы неделю спокойствия. Что она тебе сказала, когда остановила тебя?

– Не хочу сейчас об этом говорить, прости, – жмётся она ко мне ещё сильней.

И я, наверное, тоже не хочу сейчас вспоминать о своей матери.

Незачем портить такое превосходное завершение сегодняшнего дня.