Текст книги "Моё сводное наваждение"

Глава 16. Любовь

Я, словно кожей чувствую пристальный взгляд Мирона… Едва успокоившееся сердце вновь набирает обороты, но уже с другими ощущениями. Более волнительными, приятно-тревожными. Он… он говорит обо мне?..

Бросаю осторожный взгляд на Мирона и тут же быстро отвожу глаза, сдерживая смущённую улыбку. Он смотрит так… Словно любуется чем-то невероятным. Могу ли я быть для него чем-то невероятным? После моего откровения, могу?

Он и правда действует на меня как-то особенно… Даже не представляла, что я способна рассказать о том случае хоть кому-нибудь, и уж тем более, ему. Но его глаза в тот момент… Я, словно почувствовала, что встретила того самого человека, которому не всё равно, который действительно способен понять и не осудить меня. Невероятное ощущение. Незнакомое и… приятное.

– Давай найдём её? – вдруг спрашивает Мирон, и я в недоумении поворачиваюсь к нему, на что он поясняет: – Она, наверняка, есть в какой-нибудь из социальных сетей, узнаем, где она живёт и съездим к ней. Иди ко мне? – протягивает он руку, и я, не задумываясь, обхватываю её своими пальцами, а затем и сажусь рядом с ним. – Я повторюсь: ты ни в чём не виновата, Лю, но, если ты хочешь попросить у неё прощения, то не вижу препятствий для того, чтобы это сделать. Не правильно жить с этим грузом. Тебе необходимо освободиться.

– И ты… ты правда свозишь меня к ней? Где бы она не жила?

– Если это не северный полюс, – улыбается он. – Но и на этот случай есть видеосвязь. Или обычный телефонный разговор. В общем, найдём её для начала, а там и решим, как быть, ладно?

– Спасибо, Мирон, – искренне выдыхаю я.

– Пока не за что, фенек, – усмехается он и тут же извиняется: – Прости, я привык мысленно тебя так называть и не могу ничего с этим поделать.

– Ну хорошо, зови меня так и вслух, – робко улыбаюсь я, отводя глаза.

– Премного благодарен, – смеётся он и поднимается на ноги, утягивая и меня за собой. – Что ж, мой милый фенек, готова ли ты покататься на действительно стоящих аттракционах?

– Это на каких? – чувствую я, как во мне просыпается азарт, вместе с опасениями.

– Пошли, – хмыкает Мирон и выводит меня из кабинки.

О, всё дальнейшее очень похоже на какой-то романтический фильм! Мы катаемся на экстремальных аттракционах, на которые я бы никогда не села по собственной воле, но Мирон меня успокаивает, убеждая в том, что с ним мне боятся нечего. Удивительно, но я ему верю и получаю просто потрясающие впечатления от каждого аттракциона. В перерывах между ними мы едим хот-доги и мороженное, болтаем о глупостях, подкалываем один другого, смеёмся и гоняемся друг за другом, потому что кое-кто решает, что мороженное на моём носу будет смотреться очень забавно!

Рядом с тиром мне-таки удаётся догнать Мирона, и то лишь потому, что он сам замирает и разворачивается ко мне. Тянусь вафельным рожком с клубничной сладостью к его носу, но Мирон, за секунду до этого отправив своё мороженное в урну, ловко перехватывает мои руки и, прижав их по моим бокам, притягивает меня к своей груди.

– Замри, фенек, – выдыхает он у моего лица и… губами обхватывает мой нос! Я затаиваю дыхание, от неожиданности разжимаю пальцы на рожке, а через секунду слышу, как мороженное шмякается о тротуар. Мирон отстраняется и широко улыбается: – Проблема решена.

– Спасибо, – единственное, что я нахожусь ответить.

Он вновь коротко касается моего носа губами и, тихо посмеиваясь, берет меня за руку:

– Выбирай, какую игрушку тебе подстрелить.

– Стрелять нужно по мишеням, – улыбаюсь я.

– Выбирай, а не умничай, фенек, – подмигивает он мне, подводя к стойке.

Мы ещё долго стоим у тира, потому что Мирон, на радость работника тира, нещадно мажет, но не сдаётся. Я смеюсь, подначивая его, и в какой-то момент он с лукавой ухмылкой передаёт ружьё мне. Я тоже не попадаю. В основном из-за того, что этот негодник мне мешает, то легонько толкая пальцами мой локоть, то щекоча меня. Шутливо обидевшись, я возвращаю оружие ему. Уходим мы с синим слоником, которого, наконец, Мирон "подстреливает" для меня.

Уже заметно вечереет, и, наверное, пора домой, но мне ужасно не хочется, чтобы этот день завершался. Я чувствую себя невозможно счастливой… Даже немного страшно от этих ощущений. Страшно, что, проснувшись по утру, я пойму, что этот день был всего лишь сном. Или случится так, что он что-то значил лишь для меня…

Встряхиваю головой и украдкой смотрю на Мирона, он тоже выглядит чем-то озабоченным.

– Узнаем, где остальные? – вдруг спрашивает он. – Домой совсем не хочется.

– Да, давай, – мгновенно соглашаюсь я.

Мирон звонит Савве и выясняет, что они всё той же компанией, но с некоторым прибавлением, веселятся на пляже. Чувствую радость, что вновь увижу Ксению и бездумно обхватываю протянутую ладонь Мирона. Все эти касания становятся чем-то естественным. Как бы они не вызвали у меня острого привыкания…

Ребят мы замечаем ещё издалека. На самом деле, на пляже очень много людей. В основном наши ровесники. Пляж – отличное место для проведения вечеринок, если судить по молодёжным, зарубежным фильмам. Вот и наша молодёжь не отстаёт, кто в угаре, а кто уютно, разместившись у костров, которые полыхают яркими красками в специальных низких бочках.

– Мирон, – решаюсь я, пока мы наедине. – Знаешь, я думаю, тебе стоит как-нибудь сводить в парк Никиту. Уверена, он будет очень рад провести время с тобой…

– Я и сам об этом задумался… Не поверишь, но твои слова этим утром заставали меня пересмотреть своё к нему отношение. Понимаешь, раньше я считал, что ему хватает внимания матери и Андрея, – говорит он глухо. – А когда появилась ты… В общем, да, ты права. Сводим его сюда вместе. Это отличная идея, фенек, – улыбается он в конце и обнимает меня одной рукой за плечи.

Я тоже довольно улыбаюсь, наслаждаясь его теплом. Мои слова заставили его пересмотреть своё поведение – неожиданно приятная информация.

А неожиданно напрягающим оказывается присутствие в нашей компании друзей Мирона, а конкретно Марины. Были здесь и Филипп с Арсением и ещё какая-то незнакомая мне девушка. Марина над чем-то заливисто смеётся, и первая видит нас. Взгляд недоумённо исследует руку Мирона на моём плече и колко и холодно вонзается уже в мои глаза, которые я, впрочем, мгновенно отвожу в сторону. Мирон отпускает меня, чтобы поприветствовать своих друзей, а я спасаюсь в объятиях своей подруги, подошедшей ко мне так вовремя.

– Рада, что вы вернулись, – шепчет Ксюша мне на ухо. – Скажу по секрету: тут есть некая Марина и она прескверная личность.

– Можешь не объяснять, – улыбаюсь я. – Но уверяю, при желании она может делать вид очень внимательной и добродушной подружки.

– Уже знакома с ней, – тихо смеётся подруга и, перехватив меня за руку, тянет к сидящим прямо на песке Роме и Савве. Возле Ромы лежит уже расчехлённая гитара, которую я заметила ещё при первой встрече. – Как прошло свидание? – лукаво хихикает она по дороге.

– Свидание, на котором я, прошу заметить, совсем не настаивала, – смущённо отшучиваюсь я и вдруг серьёзно делюсь: – Я переживаю, что у Мирона это было временным помутнением рассудка. Сейчас он увлечётся общением со своими друзьями и не вспомнит обо мне. Вот увидишь.

– Кинешь в него этим милым слоником, чтобы вспомнил, – шутит Ксения и оборачивается назад: – А вообще, ты зря переживаешь. – И уже мне на ухо: – Он глаз с тебя не спускает.

– Правда? – еле удерживаюсь я, чтобы не обернуться, как ранее Ксюша.

– Правда, – широко улыбается она и вынуждает меня усесться на песок вслед за собой.

– И снова привет, – улыбается мне Савва. – Ну как? Хорошо себя вёл наш Мироша?

– Хорошо, – смущённо киваю я, улыбаясь.

– Я вел себя выше всяких похвал, вообще-то, – весело и неожиданно звучит за моей спиной.

– Ну да, – иронично соглашаюсь я, подняв на Мирона лицо. – Пачкать чьё-либо лицо мороженным – ужасно вежливо!

Мирон хмыкает и опускается рядом со мной, следом пихая моё плечо своим:

– Не делай вид, что тебе не понравилось, фенек.

– Вижу, теперь вы точно ладите, – кивает сам себе Савва, лукаво улыбаясь. – Ладно, ребятки. А теперь давайте послушаем, как играет Ромыч. Ром, знаешь, что-нибудь из “Арии”*?

– Конечно, – самодовольно усмехается тот и перемещает гитару себе на бёдра. Замечаю, как взгляд Ксении начинает гореть ярче и как она, словно вся подбирается, не спуская глаз с лица своего парня. А затем он начинает играть, а потом и петь: – Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь…

Вау. У Ромы своеобразный тембр голоса, с приятной слуху хрипотцой. И так здорово, что я тоже знаю эту песню. В груди всё начинает звенеть и зудить от желания подпеть, что я и делаю. Правда совсем тихо, себе под нос. Засмотревшись на струны, перебираемые виртуозными пальцами, я не замечаю, как Мирон подаётся ко мне ближе, и вздрагиваю, когда моё ухо обжигает его дыхание:

– Давай громче, Лю, – его тёплые пальцы находят мои и сплетаются с ними в замок. – Пожалуйста.

Я с сомнением смотрю в его глаза, когда он отстраняется и вижу в них что-то похожее на взгляд Ксюши, направленный на Рому. Такое же искреннее желание слушать… Интересно, когда он под видом Вити писал, что залип на моём голосе, не врал? Возможно, и нет, раз он согласился участвовать в качестве приза на том конкурсе… В общем, я снова ему верю и на припеве опускаю глаза на наши с ним руки, начиная петь громче:

– Ты летящий вдаль, вда-аль, анге-ел…

В конце припева на мою коленку ложится рука Ксюши и ободряюще сжимает её пальцами. Осмеливаюсь поднять на неё глаза и вижу её тёплую улыбку, Рома тоже мне улыбается, Савва сидит с высоко поднятыми бровями, а Мирон, с выразительной улыбкой на губах, мне подмигивает. К нам подходят остальные, и Филипп тоже начинает подпевать, довольно неплохо, кстати говоря, а позже присоединяется и сам Савва. На последнем припеве поют уже почти все. И это… это ужасно круто.

Меня вновь распирает счастье.

После, мы, весело смеясь, аплодируем друг другу, а следом начинаем выяснять, какие ещё знаем песни. И вновь поём все вместе. Совсем скоро темнеет настолько, что дальше освещённого костром круга ничего не видно, но ребят, что подошли нас послушать видно хорошо. И я ловлю себя на мысли, что совсем не стесняюсь петь при таком количестве незнакомого народа. Но внутренняя дрожь всё же одолевает моё тело, потому что в какой-то момент Мирон перебирается мне за спину и укладывает мою спину себе на грудь, вновь сплетая наши пальцы уже на обеих руках.

– Так же теплее? – тихо интересуется он в перерыве.

– Да, спасибо, – ещё сильнее смущаюсь я, потому что я, словно вру, ведь дрожь не проходит. Интересно, его тихая усмешка, означает то, что он прекрасно догадывается о том, что дрожу я вовсе не от холода?

Беру себя в руки, закрываю глаза и сосредотачиваюсь на тепле его тела и рук, наслаждаюсь звучанием струн, доносящимся шумом моря и такой уютной и доброй атмосферой. Превосходно. Постараюсь запомнить эти ощущения надолго. Обещаю себе.

Через некоторое время у Мирона звонит телефон, слышу, как он зло чертыхается, а затем и вовсе поднимается на ноги, чтобы отойти, перед этим коротко извинившись. Похоже, звонок не из приятных…

– Всё-таки ты дурочка, Люба, – тут же опускается рядом со мной Марина и язвительно кривит губы: – Вот сидишь ты тут вся такая довольная. А не думала, что Мирон опять тебя обманывает? Божечки, да с твоей наивностью тебя можно использовать, как душе угодно…

– Ты так считаешь, потому что думаешь, что это вышло у тебя? – сужает на неё глаза Ксения, которая прекрасно слышала её слова. – Не льсти себе, тут всякому видно то, что ты из себя представляешь.

– А тебя кто спрашивал, выскочка? – фыркает Марина.

Я сжимаю колено подруги, как совсем недавно она сжимала моё, дабы избежать ругани и тихо, но уверено отвечаю Марине:

– Рада, что необходимость делать вид, что мы подруги полностью отпала. А с Мироном мы сами со всем разберёмся. В твоих советах нужды нет.

– Мелкая, хитрая дрянь… – шипит она. – Не зря тебя не выносит Галина. Она полностью права на твой счёт.

– Марин, всё нормально? – появляется возле нас Филипп. – Пойдём, хочу у тебя кое-что спросить.

– С удовольствием уберусь отсюда подальше, – презрительно выплёвывает она, поднимаясь, и я вижу, как Филипп мне подмигивает. С благодарностью улыбаюсь ему в ответ и оборачиваюсь в попытке увидеть Мирона.

– Говорила же: прескверная личность. Ты её не слушай, ладно? – шепчет мне Ксюша.

– Да. Да, конечно, – бездумно соглашаюсь, так и не сумев разглядеть Мирона.

Интересно, а мы вместе поедем домой или нет?..

________

*Ария – название русской рок-группы

Глава 17. Любовь

Мирон не появляется ни через пять минут, ни через десять. Мы уже не поём песни, и слушатели постепенно расходятся, я сама поднимаюсь с песка и подхожу ближе к костру, чтобы Мирон легко меня нашёл. Если вообще вернётся…

Вскоре с нами прощается Арсений и уходит вместе с Мариной, которая даже взгляда на нас не бросает, надменно повернувшись в сторону. Ну и пусть. Я ведь сразу заметила в её поведении фальшь. Сейчас главное, чтобы они по дороге не встретили Мирона и не позвали его с собой туда, куда бы они не собирались.

– Скучаешь? – вырывает меня из марева тревожных мыслей голос Филиппа.

– Кажется, нет, – вежливо улыбаюсь я ему. – Жду Мирона…

– Ясно, – хмыкает он и, засунув руки в карманы удлиненных шорт, смотрит в сторону, словно обдумывает то, что сказать. И через полминуты вновь смотрит на меня, улыбаясь: – Я передал своей сестрёнке привет от тебя. Она была в восторге. Завалила меня вопросами о том, какая ты в жизни.

– Да, ничего особенного, – смущаюсь я, отводя глаза.

– Напротив, – не соглашается он со мной. – Я ей сказал, что твой ник полностью тебя характеризует – такая же ласковая и светлая, как солнечный свет.

– Да? – нерешительно поднимаю я глаза на парня, который, кажется, прямо сейчас сделал мне комплемент. – Спасибо, Филипп, за столь лестную оценку.

– Вообще не за что, – ещё шире улыбается он, но тут смотрит за мою спину, и улыбка чуть меркнет.

Оборачиваюсь и вижу Мирона. По телу прокатывается волна облегчения – не исчез. Но я тут же настораживаюсь, потому что при его приближении замечаю хмурую складку между его бровей.

– Всё в порядке? – спрашиваю я, не задумываясь.

Мирон секунду смотрит на меня озадачено, а затем кивает:

– Да, всё нормально. Но мне нужно отъехать прямо сейчас… Чёрт, Лю, прости… Ты сама доберёшься до дома?

– Я на машине, – вклинивается в наш разговор Филипп. – Без проблем её подкину.

Мирон несколько секунд смотрит на своего друга, словно впервые видит, затем снова кивает:

– Д-да… Отлично. Спасибо, Фил.

– Мирон, – шепчу я, бездумно подаваясь к нему ближе. Хочу обхватить пальцами его запястье, но так и не решаюсь. Я в принципе не знаю, что хочу ему сказать… Просто… просто не хочу с ним расставаться вот так. Пусть это всего лишь до завтра. – Мир… А я могу… можно я поеду с тобой? Я не помешаю?

– Ты боишься ехать с Филом? – чуть склоняется он ко мне, обеспокоено заглядывая в глаза. – Не бойся. Ему можно доверять.

– Дело не совсем в этом, – опускаю я глаза.

– А в чём, фенек? – слышу улыбку в его голосе.

– Мне обязательно говорить это вслух? – едва слышно шепчу я, сгорая от смущения.

– Не обязательно, – усмехнувшись, разрешает он и обнимает меня за плечи одной рукой. – Ладно, это всё равно ненадолго, я надеюсь. Фил, – оборачивается он к другу, – спасибо, ещё раз, но мы сами доберёмся.

– Обращайтесь, – глухо бросает тот и идёт в другую сторону.

– Как интересно, – хмыкает Мирон, направляя нас к ребятам.

– Что?

– Ничего, фенек, – улыбается он. – Давай попрощаемся со всеми и поедем.

Я обнимаю Ксению, жму руки Роме и Савве, выслушивая от последнего комплементы своему голосу, которые, конечно же, меня смущают. Мирон тоже пожимает всем руки и, вновь обняв меня за плечи, ведёт на автостоянку.

Когда мы занимаем места в машине, я решаю ему сообщить о звонке от отца:

– Пока ты разговаривал по телефону, мне звонил папа, я сказала ему о том, что я с тобой.

– Знаю, – кивает он, выруливая с парковки. – Мне он тоже позвонил.

Вот и хорошо, – тоже киваю я, но самой себе. Я не знаю в какое место нужно Мирону, но ужасно рада, что еду с ним. Быстро же он вызвал у меня привыкание…

– Ладно, Лю, – говорит Мирон через некоторое время. – О том, где мы будем никому не слова, особенно Андрею. Особенно, если он будет интересоваться. Я же могу тебе доверять, фенек? – бросает он на меня короткий и серьёзный взгляд.

– А я могу поинтересоваться, почему папа не должен об этом знать? – осторожно спрашиваю я.

Мирон молчит, и по его поджатым губам я понимаю, что он обдумывает мой вопрос. Через некоторое время он, наконец, выдыхает:

– Они не очень ладят с моим отцом, – а едем мы к нему, – потому лучше не нервировать Андрея лишний раз. Я бы и сам к нему не поехал… Но, – стискивает он челюсть на мгновение, – надо. В общем, мы договорились?

– Договорились, – неуверенно киваю я.

Минут через пятнадцать Мирон тормозит у остановочного павильона и, пообещав, что скоро вернётся, заходит в киоск с банкоматами. Я хмурюсь, наблюдая за его напряжённой спиной. Такое ощущение, что Мирон становится всё пасмурнее с каждой секундой. А я даже не догадываюсь о том, что его может так расстраивать. У него плохие отношения с его отцом? Но тогда зачем он к нему едет? И зачем снимает наличные? Чтобы отдать папе? Разве, он у него безработный и нуждается в средствах?

Конечно, я ни за что не осмелюсь задать все эти вопросы Мирону. Пусть и сильно беспокоюсь за него…

Мирон возвращается в машину и молча заводит двигатель. Я тоже молчу, не мешая ему думать о том, о чём он думает. Да и боюсь попасть под горячую руку… Вдруг, скажу что-нибудь не то, совсем выводя его из равновесия? А то, что он на грани чувствуется всё острей и острей. Его пальцы сжимают руль до побелевших костяшек, он зло чертыхается, когда машина впереди едет, по его мнению, медленно, и тут же давит на газ, обгоняя её. Мы мчим по почти пустынному городу на огромной скорости, перестраиваясь из полосы в полосу и молчим. У меня складывается впечатление, что Мирон и вовсе забыл, что я сижу на соседнем кресле, сама же я вдавилась в спину и боюсь пошевелиться, радуясь тому, что не забыла пристегнуть ремень безопасности.

Но каким-то образом я чувствую, что должна была поехать с ним. Что нужна ему… Не знаю, откуда взялось это ощущение, но полностью ему доверяю.

В конце концов, мы сворачиваем в незнакомый мне район и через несколько минут тормозим в невзрачном и обветшалом дворе. Я осторожно осматриваюсь, вижу недорогую обстановку кухонь и залов в светящихся лаповым светом окнах первых этажей, шумную компанию мужчин на лавке у подъезда в десяти метрах от нас и группу молодых людей у качель на детской площадке со старыми и заметно проржавевшими каруселями. Какое-то мрачноватое местечко…

– Фенек, – произносит Мирон, заставляя меня вздрогнуть от того, что нарушил затянувшуюся тишину. – Чёрт, я тебя пугаю своим поведением… Извини, Лю.

– Ничего страшного, – выдыхаю я, коротко улыбнувшись.

– Посиди в машине, ладно? Я постараюсь вернуться, как можно скорей.

– Хорошо, – киваю я осторожно.

Мирон вновь хмурится, исследуя глазами моё лицо, разжимает пальцы на ручнике, поднимая руку, но в следующее мгновение тоже кивает и с тяжёлым выдохом выбирается из машины. Наблюдаю, как он проходит к следующему подъезду, но вдруг замирает, словно его кто-то окликнул, и смотрит в сторону компании мужчин. А оттуда отделяется одна из фигур и, раскинув руки в стороны, направляется к Мирону.

Это… это и есть его отец?..

Мирон не двигается, очевидно, не желая бросаться в объятия мужчины, на что тот просто сжимает пальцами его плечи и что-то говорит. Мирон ему отвечает, а его отец бросает взгляд на машину… и, кажется, видит меня. Я тут же опускаю глаза на свои руки, которые, оказывается, с силой сцепила в замок. Разжимаю пальцы, шевелю ими, в попытке восстановить кровообращение, а через полминуты боковым зрением улавливаю движение. И в следующий миг дверь с моей стороны открывается, а до меня доносится напряжённый голос Мирона:

– Пап, не надо…

– А почему я не могу познакомится с девушкой своего сына? – звучит совсем рядом, и я поднимаю лицо на улыбающегося отца Мирона. Сходство невероятное, вот только черты лица мужчины выглядят грубее, что ли. Кожа чуть обветрена. Но самое главное отличие – это взгляд. Острый, как бритва и цепкий, как клешни. – Ну привет, красавица. Выходи, дай взглянуть на тебя, как следует.

Смотрю на протянутую ладонь с грубыми мозолями и нерешительно обхватываю её своими пальцами, следом немного неловко выбираясь из машины. Мужчина делает шаг назад и быстро осматривает меня с головы до ног. При этом он не перестаёт улыбаться, – правда, улыбка выглядит натянутой, – и немного сужает глаза, когда встречается с моим взглядом:

– Ты, случайно, не…

– Да, – хмуро бросает Мирон, появляясь сбоку от меня, чтобы приобнять одной рукой мои плечи. – Это Люба, дочка Андрея. Я как раз должен был отвезти её домой.

– Вон оно что, – хмыкает мужчина, коротко сузив глаза уже на Мирона, а затем вновь вонзается взглядом в моё лицо: – Люба. Рад знакомству, меня зовут Олег.

– Очень приятно, – тихо произношу я.

И тут откуда-то сверху до нас доносится взволнованный голос:

– Батюшки, Мироша! Олег-негодник, ты почему мне не сказал, что он приедет? Мироша, здравствуй! Ну? Чего встали? Поднимайтесь! Поднимайтесь скорей! – И уже тише, потому что бабушка на балконе второго этажа развернулась, чтобы зайти в квартиру: – Батюшки, радость-то какая… Как чувствовала – блинов напекла…

– Ну? Чего встали? – с усмешкой дублирует вопрос отец Мирона. – Пойдёмте чай пить. Заодно, – кладёт он ладонь на плечо Мирона и тянет, разворачивая его к подъезду и тем самым разлучая нас, – поговорим.

Мир успевает захлопнуть дверцу машины и, обернувшись, смотрит на меня. Взгляд сожалеющий и в то же время взволнованный. И словно спрашивает: всё в порядке, справишься с этим? Улыбнувшись одними губами, я зачем-то твердо киваю и иду вслед за ними.

Мы поднимаемся на второй этаж и заходим в тесную квартирку. Бабушка Мирона, – пожилая, слегка полноватая женщина, – причитая, заключает в свои объятия внука, стискивает его скулы пальцами и целует в обе щёки. Мирон при этом выглядит слегка смущённым, но радостным. Затем ей представляют меня и сплавляют ей же, а Олег уводит Мирона в другую комнату, последний мгновенно начинает из-за этого хмурится. Бабушка Люся, конечно, вновь причитает, что не гоже с порога сразу же серьёзные разговоры разговаривать и провожает меня на кухню, следом усаживая за полукруглый стол, накрытый белоснежной с вышивкой цветов скатертью. Здесь уже стоят несколько блюдец с чашками и огромное блюдо с высокой горкой пышных блинов.

– Мужчины, – выразительно улыбается она, хлопоча с чайником. – Всё бы им что-то решать. С другой стороны, они столько лет не виделись… Ой, да что же я глупости болтаю? Внучка, давай, угощайся. Блинчики свежие, ещё тёпленькие. Маслицем их смазала, м-м-м… пальчики оближешь. А пока рассказывай, как с Мирошей познакомилась? Давно ли дружите? Ох, он не так уж часто балует меня своим обществом, но не забывает совсем, помогает, хороший у меня внук. Такой добрый мальчик вырос. А? Согласна, внучка?

– Согласна, – тихо улыбаюсь я.

– Сахарку добавить в чай? – присев напротив, спохватывается бабушка. – Любишь послаще?.. Ну? Чего молчишь? Не стесняйся, внучка, давай-давай, рассказывай. И блинчик, блинчик возьми обязательно. Худенькая ты такая… Диеты эти ваши современные, тьфу на них. Недоедают, а потом ходят и лают, похлеще голодной дворняжки. Но это, конечно, не про тебя, по глазам вижу – добрая ты девочка, скромная. Кушай-кушай, милая.

Не могу сдержать улыбку и подхватываю край жирного блинчика, сворачивая его в четыре раза. Всего единожды моя собственная бабушка пекла блины, и я запомнила тот раз навсегда. Не только, потому что её блины мне очень понравились, но и потому что следом я выслушала огромное количество упрёков из-за того, что съела в один присест так много. Как оказалось, уплетать за обе щёки вкусности не красиво. И не важно, что оставшиеся блины вскоре подсохли и потеряли свой первоначальный, умопомрачительный вкус.

– Я дочка отчима Мирона, Андрея. Недавно переехала жить к папе, так мы и познакомились с Мироном, – осторожно рассказываю я.

– То-то я гляжу, напоминаешь ты мне кого-то, – кивает бабушка. – Теперь вижу. Похожи вы. И Андрей человек хороший. Как только угораздило его связаться с… Опять, я за старое – глупости болтаю. Как вы уживаетесь с это… с Галиной? Ладите?

– Кажется, я ей совсем не нравлюсь, – отвечаю я честно.

– Тю! А кто ей вообще нравится? Привыкла думать только что о себе! Хорошо Андрей за Мироном приглядывает, воспитывает. Вон какой хороший мальчик вырос. Ты думаешь благодаря матери? Ишь чего! Я тебе вот, что скажу, внучка: никогда она его по-настоящему не любила. И сына моего не любила. Залетела по глупости, а потом говорит, женись, а то не гоже с пузом и не замужем ходить. Ишь хитрая. А как папаня её партию повыгодней ей нашёл, так сразу и Олежа мой ненужным оказался. Она и Мирона тут бы оставила, если Андрей, вдруг, отказался бы его принимать. Мой Олежка-то тоже звёзд с неба не хватает, потому Мироше там лучше было, надёжнее, та и спокойнее. Всё же ребёнок должен жить в достатке, без нужд. Согласна со мной, внучка?

– Конечно, – неуверенно киваю я, пытаясь осмыслить новую информацию. Пусть моя мама строгая и нетерпящая возражений, но она всё же любит меня. Как умеет. А матери Мирона, выходит, нет никакого дела до собственного сына? Он поэтому кажется безразличным ко всему и всем? А его отец? По какой причине они долго не общались, интересно? Разругались?

И тут, словно потворствуя моим мыслям, из другой комнаты доносятся повышенные тона Мирона и его отца. Буквально через десять секунд в кухню влетает заметно рассерженный Мир:

– Ба, прости, но мы пойдём. Вот, – он достаёт из заднего кармана джинсов несколько купюр наличных денег, сложенных вместе, и кладёт на стол. – Я к тебе в другой раз заеду на подольше, обещаю.

– Что ты там ей суёшь? – насмешливо и грубо звучит от входа на кухню. Олег, скрестив руки на груди, опёрся плечом на косяк и зло смотрит на сына: – Подачку от своего богатенького отчима? Герой какой! Раздобыл сам! Целых две кнопки нажал! Щенок, вот ты кто.

– Олег! – ужасается бабушка.

– Что? – рявкает тот. – Твой внук слабак. Забирай эту подачку и проваливай. Возвращайся, когда наберёшься храбрости для того, чтобы своими умом и силами доставать деньги, ясно?

– Яснее некуда, – зло выплёвывает Мирон и, схватив меня за руку, тянет мимо своего отца на выход.

– Господи! Что же вы творите… не чужие же люди… – доносятся до нас взволнованные причитания бабушки Мирона. – Нельзя же так, Олежа… Мироша, блинчиков бы с собой…

Дверь за нашими спинами захлопывается с оглушительным звуком – Мирон в ярости. Я еле успеваю переставлять ноги, чтобы не скатиться по лесенкам кубарем. Ужас. Что у них произошло? Как мне помочь Мирону? Как успокоить?..

Из подъезда мы вылетаем пулей и, не сбавляя скорости, несёмся к машине.

Ему же нельзя в таком состоянии за руль! Ужас, что мне делать?!

Мирон отпускает мою руку и молча идёт к водительской двери. Так же молча садится в машину, снова с силой, захлопывая дверцу. Осторожно занимаю своё место следом за ним и так же осторожно смотрю в его сторону. Он сидит с опущенной головой и закрытыми глазами, стиснув пальцами руль, челюсти сжаты – желваки побелели и ходят ходуном.

Мне больно за него и страшно, сердце наполняет горечь, но я даже не представляю, что сказать… Просто, как можно тише, выпускаю из лёгких воздух с горьким привкусом переживаний.

Мирон тут же вскидывает голову и смотрит на меня потемневшим взглядом. Я пугаюсь ещё сильней, а он, шумно выдохнув, подаётся всем телом ко мне, обнимает меня руками чуть ниже талии и, придвинув ближе к себе, утыкается лицом мне в бёдра. Я замираю. На минуту. Вторую. Его горячее дыхание на моей коже волнует. А затем… затем я решаюсь пальцами зарыться в его волосы на затылке.

Да, наверное, слова сейчас будут совершенно лишними.