Текст книги "Солнце в скобках, или Любовь цвета роз"

Глава 5

– Ты все забрал? Еще раз оглядись внимательно, может, забыл что? Ну вот, книги не взял, – хлопотала Лада, помогая Максиму Михайловичу собирать личные вещи в кабинете.

– Если что и забыл, то это несколько лет жизни. Угробил впустую, а никто и спасибо не сказал. Гуд бай, Тузов, вали куда глаза глядят – не пропадешь, – ворчал бывший главврач.

– Конечно, не пропадем. Обидно, конечно, что вот так подленько сняли с должности и даже новое место не предложили. Но мы действительно не пропадем. У тебя мозги золотые, а у меня руки откуда надо растут. Пара месяцев, и мы в таком порядке будем – все твои недруги обзавидуются.

– Да пошли они… Сами себя сожрут, волки ненасытные. Я уже о нашем цехе думаю. Помещение я нашел хорошее, сейчас кризис и аренда недорогая, места для машины предостаточно. Только вот нужно определиться, как широко мы размахнемся…

– Ты имеешь в виду, сколько в день круассанов мы будем изготовлять? – Лада складывала книги в коробку из-под вина. Понюхала – вроде не пахнет, бумага хорошо впитывает запахи. Несерьезно, если медицинская энциклопедия пропахнет винным ароматом.

– В час, а не в день! Эх, ты, Тундра. Слушай внимательно. Есть два варианта развития этого бизнеса. Ты можешь делать круассаны дома, на своей гребаной кухне. Потом идти продавать их к метро, где тебя, артистку, обязательно заловят и оштрафуют менты. За незаконное предпринимательство. Другой вариант: ты можешь разносить круассаны по офисам и магазинам, торгуя заодно и своим фейсом. Может, узнают бывшую звезду сериалов, сжалятся и купят.

– Как-то унизительно это выглядит, – улыбнулась Лада, заматывая коробку изолентой. – Интуиция мне подсказывает, что продолжение твоего ликбеза будет более оптимистичным.

Максим Михайлович затушил третью сигарету и ласково ответил:

– Вот за что я тебя люблю, Корш, что ты баба незлобная. Терпишь меня, не огрызаешься. Жениться мне, что ли, на тебе?

– «Мамаша, не отвлекайтесь», – вспомнила анекдот Лада. – Какой вариант ты предлагаешь?

– Я предлагаю начать с оборудования. Помещение позволяет нам закупить большие иностранные машины. Можно, конечно, сэкономить и купить отечественные. Но Тузов не привык копейничать. Воровать – так миллион, спать – так с королевой. Короче, Тундра, я могу купить швейцарское оборудование. Это хай-класс. Машина комбинированная, там замес, взбивание, чего-то еще и формование. Я всех этих терминов не запомнил, мне они на хер не нужны. Главное, что мы купим именно это оборудование.

– Оно, наверное, дорогое? – изобразила испуг Лада.

– Да. Недешевое. Четверть лимона евро, не меньше, – легко констатировал бывший главврач.

– А мы справимся? – заботливо поинтересовалась Лада, у которой были в заначке сто евро.

– Можно хитро сделать. Купить бэушное, например. Оно обойдется гораздо дешевле, чем новое. А разницы никакой. Они продают оборудование после реставрации и с гарантией, усекла?

– А все-таки как с реализацией быть? Может, я Розу попрошу чем-нибудь помочь? – предложила Лада.

– Ха-ха-ха три раза. Никогда не видел балерин, стоящих у метро с лотками пирожков. Это будет прикольно смотреться…

– Ну почему? У нее знакомства в разных сферах и в торговле наверняка есть.

– Когда наши дела пойдут в гору, мы и сами наладим все связи. А пока что нам нужен бухгалтер – это я, кондитер – это ты, человек по пиару – этот из дома может работать. Ну, и шустрый продавец. Девчонку какую-нибудь молодую нужно найти. У тебя детей нет? Ах, да, я забыл, что нет. А у знакомых, друзей? Поспрашивай, может, кто хочет заработать на «Жигули».

– Ты уже прибыль подсчитал? – рассмеялась Лада, одновременно рассматривая содержимое ящика с личными делами пациентов.

– А что? Прибыль составит по самым скромным подсчетам процентов тридцать. «Сладкий» бизнес всегда на подъеме. Пока ты мне тут мозги засоряешь глупыми вопросами, я вот что решил. Мы сделаем свой магазин-киоск по продаже выпечки. В том же помещении, где и наша пекарня.

– Как это? – удивилась Лада.

– Так это! – передразнил бывший главврач и снова закурил. – Делаем витрину, сооружаем вывеску, к примеру: «Душевная выпечка», и понеслось. В цехе готовим и сразу на прилавок. Тепленькие круассанчики, пальчики оближешь! Хвали меня, давай!

– Максим, лучше давай назовем «Пальчики оближешь», а то название «Душевная выпечка» психбольницей отдает…

Максим Михайлович разразился одобрительным хохотом:

– Первый раз с тобой, с Тундрой, соглашусь. Пусть «Пальчики оближешь».

Лада вытащила из ящика историю болезни Оксаны Симбирцевой и потрясла ею в воздухе:

– Давай я отксерокопирую? Что-то меня взволновала тема про загадочную дочку, о которой никто не знает. Я хочу найти ее. Тут явно какая-то тайна.

– А тебе что с того? – равнодушно отреагировал бывший главврач. – Ну, скрывает баба грехи молодости, значит, ей так хочется.

– Извини, это не проступок, который можно скрыть, это живой человек, ребенок! Как можно сделать вид, что его нет? Роза настолько убедительно говорила, что никогда не хотела детей – не поверить трудно. А если ее обманули?

– Тундра! Так и есть, ты – настоящая Тундра! Как можно обмануть рожавшую бабу? Она что, не знала, что беременна? Родила и не заметила? Что ты несешь…

Лада отогнула первый лист истории болезни и положила под крышку ксерокса.

– Я найду эту девочку. С тех пор как ты мне сказал, что у Розы было кесарево, я не могу общаться с ней как раньше. Пыталась в баню ее затащить, но она говорит, что не переносит жары. Интересно, а Иван во время секса не видит ее шрама?

– Тундра. Ах, как мне нравится так тебя называть! Отвечаю на твой вопрос. Пока я работал главврачом этого пансионата, наслышался и не о таких «чудесах». У меня пять пациенток рассказывали, как относили беременность так ловко, что их законные мужья даже не заметили живота! Вот это высший пилотаж. А ты говоришь – шов! Свет погасила, за руками его проследила, чтоб или ниже лапал, или выше – вот и весь тебе карнавал. Если человек не хочет – почти невозможно узнать правду. Это случайность, что меня вытурили из пансионата, и я со злости выложил тебе врачебную тайну. Мудак я, конечно, но плевать. Как со мной – так и я с ними.

– Подожди. Но он ей массаж-то при свете делал? Не в темноте!

– Устал я с тобой спорить… У этой твоей любимой подруги – что? Травма спины? Посмотри там в истории болезни… Вот. Травма спины. И массируют ей спину и жопу. Поняла? Ни сисек, ни писек он не видит – мордой вниз она лежит, а все другие манипуляции делает стоя за ней, вспомни! Тебе же он тоже массаж делал.

– Ну да… И я всегда была в бумажных трусиках. Они, прям, как бикини…

Максим Михайлович плотоядно уставился на Ладу, затушил седьмую сигарету и мягко поманил пальцем:

– Иди-ка сюда, Агата Кристи…

Лада неторопливо приблизилась, покачивая бедрами и кокетливо произнесла:

– Ну, барин, чего изволите?

– Нагнись-ка, красавица.

Лада повернулась лицом к столу, широким жестом отодвинула канцелярские приборы и встала в недвусмысленную позу.

– Хороша баба, – погладил Максим Михайлович задницу актрисы. Зашел с тыла, по-хозяйски залез в лифчик, проверить, на месте ли сиськи, и удовлетворенно подытожил ей в затылок: – Годится.

Спустил штаны, задрал юбку и с большим удовольствием въехал в сочное тело изголодавшейся по сексу женщины. Лада с готовностью поддакивала его риторическому вопросу, хочет ли она еще, сучка. Конечно, нечего и спрашивать. Пять лет без мужика, а тут все сразу в комплекте – партнер по бизнесу, харизматичный самец с потенцией и романтично-пошлый офисный стол для эротических фантазий.

Исполнив долг чести, Максим Михайлович застегнул ширинку и деловито произнес:

– Жениться будем?

Лицо Лады разъехалось от широкоформатной улыбки. Даже отвечать не нужно и так все понятно.

– А свидетелями позовем Розу с Иваном, – только и смогла произнести растянутыми в улыбке губами.

Максим Михайлович собрался было закурить, но от неожиданности выронил сигарету:

– Вот, нравится тебе всякую нечисть подбирать! То свою Розу нам в бизнес подтягиваешь, то Ивана-душегуба. У тебя что, больше друзей нет?

– Нету. Угадал. Подруги по театру – старые грымзы. Всю жизнь в одном котле варились, так друг другу надоели. А Роза и сама счастливая, и мой дух всегда поднимает. Несчастливая подруга несет плохую энергетику. А Роза своей любовью к Ивану заставила меня поверить в себя. Да и тебе, кажись, тоже неплохо.

– Мне-то неплохо. А вот твоей подруге, боюсь, недолго счастливой стрекозкой порхать. За Иваном слухи плохие ходят. Вроде как он девушку свою утопил…

Лада отмахнулась рукой от слухов:

– Про меня тоже всякое говорят… Сплетни – это от зависти.

Но Максим Михайлович был другого мнения.

– Иван не политик и не звезда, чтобы о нем слухи распространять. Народ просто так болтать не станет, значит, есть основания.

– Ну, а у тебя откуда информация? У вас есть общие друзья, знакомые? Ты же на пятнадцать лет старше, вряд ли вы из одной песочницы.

– Я родом из Хосты. А это десять километров от Сочи. Все слухи у нас распространяются, как в деревне, за несколько часов, но запоминаются на всю жизнь. Иван с девушкой отдыхали в Сочи. Они пошли вместе купаться, и подруга утопла. Странно, такой здоровый парень и не смог спасти? Ее тело, кстати, так и не нашли. Вообще, темная история. Мы с Иваном познакомились здесь, в пансионате, он сам к нам на работу попросился. Мы его, конечно, взяли, сама знаешь, условия и зарплата здесь не самые выгодные, поэтому брали без рекомендаций. Ну а потом уже я навел о нем справки. Он мне всегда странным казался. Да и болезнь у него не по возрасту тяжелая.

– А что за болезнь-то? Ты мне уже не первый раз толкуешь об этом, сказать-то можно? – обиделась Лада.

– Это ты сама с собой разговаривай. Я тебе уже ответил, что врачебные тайны не выдаю. Сплетни – пожалуйста, посплетничать все любят. Так вот, я из Хосты свинтил уже давно. А год назад ко мне в гости друг детства приехал. Один махровый кидала. Весь многократно переломанный, кости срослись неправильно и болят по погоде. Ну, он и попросил меня сделать ему серию массажей. Я дал ему Ивана. Друг мой сразу Ивана-то и признал. У нас на юге хоть часто тонут, но чтобы труп не нашли, – редкость. Ивана тогда много по телику в новостях показывали. Только фамилия у него другая была – Антонов. Если я не ошибаюсь, конечно, ведь много времени прошло… Дружбан мой еще вспомнил, что парень от горя убивался-убивался, а потом исчез.

– Удивительно, а ведь я сама не раз задумывалась, почему у него фамилия армянская, а на армянина он не похож ни внешностью, ни характером. Значит, изменил фамилию? – предположила Лада.

– Ну, внешность не всегда за корни отвечает. Моя первая жена, например, ух горячая была баба! Глаза карие, волосы как вороново крыло, черные с синим отливом – вылитая цыганка. А ее мать и отец из Воронежа, русопятые, простые и скромные люди.

– Но зачем Ивану нужно было менять фамилию? Да еще и с другим национальным признаком? – допытывалась Лада.

Тузов неопределенно мотнул головой «не знаю», а потом вдруг высказал соображение:

– Тундра, ты баба глупая, тебе только тестом заниматься. Поменял он фамилию, чтобы точно не нашли. Прячется он от кого-то, неужели не понятно?

– Я должна это Розе рассказать, – уверенно заявила Лада.

– Расскажи. Правильно. Пусть осторожнее будет, – согласился Максим Михайлович, подходя к окну. – О, «скорая» моя уже подъехала, сейчас начнут барахло грузить. Все собрала, ничего не забыла? Еще раз проверь, и пойдем… в последний путь, ха-ха!

– Типун тебе на язык, – выходя из кабинета, шутливо пожелала актриса и постучала по табличке «Главврач Тузов М. М.».

Глава 6

– Одинаково все делают – три четыре, тра-та-тита-тита-там, будьте внимательны… аккуратнее. И-и-и… можно! Как мы договорились? Так, пройдемте без музыки! Денис, пожалуйста, поворачивай голову… обрати внимание на то, что происходит слева… дальше… Иди к невольницам… Купцы! Все купцы, слышите? Начинайте собирать монеты, кордебалет тоже может подойти… Корсар и невольницы – вернитесь. К началу танца сцена должна расшириться… Ровнее! Держите центр!

Иван стоял за кулисами, наблюдая за репетицией балета. Когда выдавалась свободная минута, он всегда шел за сцену лицезреть закулисную жизнь театра.

Поначалу новое место работы казалось ему чужим и враждебным. Беготня, суета, смотрят недоверчиво, улыбаются сквозь зубы. Не все, конечно. Из художественно-постановочной части народ менее пафосный: гримеры, костюмеры, декораторы вполне отзывчиво отликались на желание новичка завязать беседу. Но все разговоры достаточно быстро сводились к трем темам: мало платят, работать тяжело и кто с кем спит. Иван мог бы узнать об интимной жизни театра от Розы, но никогда этого не делал. Сплетни не интересовали его ни в каком виде. Сплетничают ведь те, кто сам не интересен для сплетен. А он был «играющий тренер».

Массажист быстро разобрался, кто есть кто в театральной иерархии, и расслабился. Никто его «пожирать» не собирался, да при всем желании и не смог бы – Роза Витальевна была неоспоримым авторитетом, и ее протеже был неприкосновенен.

К тому же за два месяца Иван доказал, что умеет работать. Руки врача действительно творили чудо, а в театре хорошего массажиста умели ценить. Если к спектаклю артиста не поставить на ноги – будет замена, «полетят» и гастроли, и амбиции. День Ивана был расписан по часам, как и предсказывала Роза. Гениальная женщина – все рассчитала заранее и работу по таланту, и успех.

Но едва ли Роза предполагала, каким неимоверным успехом будет пользоваться Иван у самой хищной части труппы. У дам. Довольно быстро по театру пошла молва о шикарном мужчинке из массажного кабинета. И потянулись похотливые артистки.

– Вы меня не посмотрите? – заглядывали в кабинет накрашенные глазки.

Иван уже научился отличать, когда идет действительно больной, а когда любопытства ради. Отшучивался: «Приходите, когда вам будет не до смеха». Вежливо отшивал. На амурные дела он сам себе наложил табу. Иван был искренне благодарен Розе, которая подняла его на другой уровень. Он не мог ее подвести – это был долг чести. Он не сомневался, что любит ее, и старался доказать это при любой возможности. Когда Роза приезжала в его квартиру на свидание, он обрушивался на нее в приступе страстной благодарности за чувства, которые она в нем возродила. Иван рассказывал своей покровительнице все, что случалось за день, выслушивал дельные советы по лавированию в условиях массового скопления змей. И секс у них был такой благодарный и с сюрпризами, как бывает у женщин после долгожданно-выклянченного подарка. Одним словом, взаимовыгодные чувства на паритетных началах.

…В понедельник четвертого марта он приехал на работу как обычно, к десяти часам утра. День был расписан по клиентам, хотя в театре по традиции был выходной. Начальство шло ему навстречу и разрешало брать клиентуру со стороны.

На проходной массажист перекинулся парой слов с дежурным, который пожаловался на проклятое Восьмое марта. Пять женщин в семье, и каждый год такая проблема!

Иван бегло посочувствовал и в размышлениях о подарке для Розы, которую свалил грипп, поднялся по ступенькам к лифту. Сзади подошла и поздоровалась хористка. (Интересно, на репетицию явилась или просто тусуется?) Девушка ядрено-молодая, пришла в театр после дирхора при консерватории. Звали ее… Иван не знал, как ее звали, а вот прозвище, которое ей дало хорье, запомнил отлично – Глубокая Глотка. Скорее всего хористы подобрали кличку, имея в виду ее вокальный аппарат, что же еще! Но каждый раз при встрече за кулисами у Ивана екало воображение… Порнографическое прозвище возбуждало Ивана не раз, он даже в лифте специально как футболист сомкнул руки на причинном месте, чтобы не оконфузиться.

– Вам наверх? – улыбнулась тридцатью двумя зубами девушка.

– Угу, – небрежно промычал Иван.

– Я из хора. Новенькая. А вы давно здесь работаете? – шевелила сочными губищами девушка.

«Возьми в рот», – сказал про себя Иван и вслух:

– Да. То есть нет. Недавно…

– А можно взять у вас… совет? Я еще плохо адаптировалась тут. – Ее длинный язык хищно облизнул губы и почему-то остался в уголке рта, как бы размышляя…

Иван понял, что его соблазняют.

Он нажал на кнопку «стоп», и лифт застрял между четвертым и пятым этажами.

Девушка, не секунды не раздумывая, встала на коленки и расстегнула пуговицы на модных джинсах Ивана.

– Ого, – деловито похвалила хористка «достоинство» мужчины и приступила к работе.

– Ты действительно Глубокая Глотка, или это не всерьез? – спросил Иван, упираясь руками в стенку лифта.

– Хочешь узнать – могу ли я заглатывать? – Девушка профессионально сомкнула гортань так, что у Ивана от восторга слезы на глазах выступили.

– Оу… Мама дорогая… Детка, ты супер! – Иван схватил ее за волосы, оттянул голову назад и навис над нею, стараясь кончить как можно глубже.

«Сумасшедшая телка, просто отпад», – пронеслось в мыслях Ивана, и недельное воздержание потоком излилось в горло девушке.

Хористка замычала, стала извиваться, но жилистые руки Ивана крепко держали голову девушки. И только когда ее стала бить судорога, он опомнился и удивленно отпустил.

Девушка схватила себя за шею, попыталась вздохнуть, конвульсивно дернулась и застыла на полу в неестественной позе…

Иван застегнул штаны, нажал кнопку лифта, доехал до пятого этажа и вышел, закрыв за собой железную дверцу. Лифт тут же вызвали снизу.

«Если живая – придет в себя и постыдится кому-либо растрепать. Если мертвая – тем более не расскажет. Мало ли с кем она в лифте ехала. Нас вместе никто не видел… – размышлял Иван о случившемся, стеля чистую простынь на массажный стол.

Но тайное тут же стало явным. Врач «скорой» без труда определил, что сперма попала в дыхательное горло, спазмы блокировали дыхание и наступила смерть. Искать виновника драмы долго не пришлось. Роспись в журнале на служебном входе фиксировала, кто и во сколько прибыл в храм искусств. Восстановить картину событий оказалось делом несложным.

В кабинет к массажисту Ивану Атояну вошли двое мужчин из службы безопасности театра и попросили пройти с ними.

– Мне нужно сделать один звонок, – невозмутимо сказал Иван и набрал номер Розы…

Уже через час бывшая прима-балерина «Гранд-театра» Роза Симбирцева заламывала изящные кисти рук в кабинете генерального директора театра.

– …А я его не оправдываю! – убеждала Роза. – Ты сам знаешь, что за гадюшник наш театр. Из зависти пойдут на любую провокацию! Ивана подставили, это же очевидно! Зачем эта хористка приперлась утром в театр? Понедельник – выходной день, репетиции не было, примерок не было, занятий тоже не было! Посмотри по расписанию. Только Иван по записи принимал клиентов, но эта девица не записывалась к нему на прием.

Роза нервно ходила взад-вперед по кабинету и красноречиво жестикулировала. Ее выразительные бархатные глаза умоляюще взирали на директора, брови домиком и рот арочкой жалобили до невозможности. Директор почти готов был сам расплакаться от сострадания, но угроза грандиознейшего скандала удерживала его от проявления чувств.

– Розочка Витальевна, пойми, дорогая ты наша, сегодня к вечеру о том, что случилось, будет знать вся театральная Москва. Я просто обязан что-то предпринять! Это не обычный скандал – это грязный сексуальный скандалище! Меня в Министерстве культуры порвут!

– Но при чем здесь мой Иван?! – возражала Роза, скорбно воздев тонкие руки к небу.

– При чем? Может, это я свою ширинку плохо застегиваю? Может, это я сую, прости господи, свои органы в разные дырки?!

– Ах, ну да, ты, конечно, святой! Скажи честно, сколько балетных шлюх к тебе за день приходит? И хорье, и оперные – каждая третья готова разложиться у тебя на столе. Что, я не правду говорю?

Директор слащаво ухмыльнулся и отвел глазки в сторону:

– Ну когда это было…

Роза хлопнула себя по бедрам:

– Ну, просто святее папы римского! Хотя да, сейчас, может, и поспокойнее стал, но лет двадцать назад ты мог бы быть на месте Ивана. Я не стану напоминать, какие вы со своим замом оргии на даче в Ватутинках устраивали…

Директор замахал пухлыми ручками, как мим в сцене под названием «Не надо воспоминаний».

– Что ты хочешь? – обессилил директор под бешеным напором балерины.

– Замни скандал. Не увольняй Ивана. Ты все можешь, подключи своих олигархов в конце концов, особенно того, чья толстая дочка пятый сезон никак похудеть не может.

Резкие звонки внутреннего телефона прервали неприятнейшую беседу. Директор снял трубку и знаками показал – сделает все, от него зависящее. Роза вышла из кабинета с осадком недоговоренности и сожаления, что все это произошло перед важным гастрольным туром в Штаты.

Ивана оставили в театре.

Роза не стала упрекать возлюбленного в излишней любвеобильности. Она испытывала чувство вины за свои благие намерения, которыми, как утверждает поговорка, дорога в Ад вымощена. Разумеется, не нужно было эгоцентрично снимать Ивана с насиженного места и кидать в герпетарий. Даже Лада Корш предвидела, что «ваши стервы порвут его на части». Так и случилось. Но теперь фиг два кто их разлучит! Роза хоть и хрупкий цветок, но шипами сумеет защитить свою любовь…

Директор театра выполнил обещание замять скандал. Друг директора, известный олигарх-меценат, выплатил безутешным родителям хористки шестизначную компенсацию. За молчание в том числе. Лучше же героическая смерть от анафилактического шока, чем позорная от низменных утех. Роза лично выяснила у мужа Лады, бывшего главного врача пансионата Максима Михайловича, можно ли умереть от аллергии. Он покопался в медицинских справочниках и успокоил – можно. Это и стало официальной причиной гибели молодой и о-о-очень перспективной хористки-вокалистки.

Но в список сопровождающих гастрольное турне по штатам Америки Ивана все же не внесли. Массажистом в поездку назначили другого. Не менее опытный, с незапятнанной репутацией гей Тарас геил тихо, незаметно для окружающих и не в стенах театра. Может, на самом деле он и не был гомосексуалистом, но в театре так – если не замечен с бабами, значит, гей. Третьего не дано.

Пожилой массажист беззлобно сообщил Ивану, что главный театральный закон – блядствуй, но не попадайся.

– Зато ты много бабла поднимешь на клиентах за время гастролей, – дружественно поддержал Ивана седой коллега. – Я тебе и своих отдам, жалко бросать их на месяц. Ты рад?

Нет, Иван был совсем не рад. Он был озлоблен и раздражен тем, что первые же его гастроли сорвались. Уезжали все самые достойные, а его, как нашкодившего мальчишку, поставили в угол. Даже Роза, которая была в списке как педагог-репетитор, не смогла уговорить начальство взять Ивана в гастрольный тур.

И сейчас, глядя на этого болтливого везунчика, Иван думал только об одном – чем он лучше?

Ему пришла в голову безумная идея…

Как только за Тарасом закрылась дверь, Иван набрал номер телефона своего бывшего начальника.

– Максим Михайлович! Приветствую вас! Нет, все в порядке. Роза вам привет передает. Да, мы сейчас готовимся к поезде за рубеж… У меня к вам дело! Помните, вы ругались, что приобрели барокамеру ГБО за свой счет? Ну, неважно, за счет спонсоров… Она в пансионате осталась?.. Да, я понимаю, что это бред, не домой же вы ее заберете, ха-ха… У меня к вам бизнес-предложение: мы заберем этот бароаппарат к себе в театр и будем отстегивать вам половину заработка. Как кому нужна?! Ускорим заживление ран после пластических операций, залечим травмы у балетных, применим противоотечное действие для пьющих перед спектаклем, поможем психопатам с неврозами, осчастливим бесплодных и вылечим гинекологию у наших похотливых дам, злобным язвенникам… Не продолжать? Конечно, всем нужна! Особенно пожилому начальству лечить маразм, ой, вернее, рассеянный склероз…

Через три дня барокамера стояла в массажном кабинете. Метод гипербарической оксигенации как самый новаторский и немедикаментозный был безоговорочно одобрен к использованию начальством театра. Ивану не составило труда внушить абсолютно безграмотному в медицине коммерческому директору театра необходимость использования этого аппарата в массажном кабинете.

Первым, кто вызвался подлечиться кислородом под давлением (как и предполагал Иван), стал болтливый везунчик Тарас. Он постоянно жаловался на проблемы с потенцией и очень обрадовался, узнав, что теперь в их кабинете будет стоять панацея от всех болезней в мире.

Тарас внимательно исследовал барокамеру со всех сторон: заглянул внутрь, постучал по круглому иллюминатору, погладил гладкую поверхность корпуса, потрогал рычаги на пульте управления и строго осведомился:

– Ты говоришь, кровь насыщается кислородом, и это хорошо для иммунитета и организма? А противопоказания к лечению есть? Учти, я ведь не молодой уже…

Иван одобряюще похлопал коллегу по плечу:

– До шестидесяти – нормально. Порок сердца, онкология, туберкулез есть? Отлично, что нет. Клаустрофобией страдаешь? Эпилепсией? Вот и молодца! Уши в порядке? Верю, верю. Годишься хоть в водолазы, хоть в космонавты. Хватит болтать, залезай, не бойся.

Иван уже начал опускать круглую боковую дверь над послушным телом коллеги, как вдруг Тарас приподнялся и подозрительно переспросил:

– Хрен точно стоять будет?

Иван ухмыльнулся и ответил:

– Как у младенца!

Тарас вытянулся на койке внутри барокамеры и умиротворенно затих. Внутри было неприятно тесно, к тому же пугала неизвестность, но ведь он знает, ради кого все это…

– Будет плохо – стучи! Уши начнет закладывать – сглотни, зажми нос и продувайся! – заботливо наущал Иван, опуская крышку барокамеры. Загерметизировав дверь, массажист переключил внимание на пульт управления.

Так. Все отлично. Будет твой хрен стоять, старый извращенец, запаришься благодарить…

Иван начал повышать давление. Один и пять АТА, один и семь АТА… Лишь бы рука не дрогнула, а сердце не подведет.

Два АТА. Тарас схватился за уши и стал бешено колотить в стекло иллюминатора… Иван сделал вид, что у него зазвонил мобильный и вышел из кабинета.

Тарас извивался и кричал, и даже выл от боли, но Иван мужественно продержался за дверью ровно столько, сколько было нужно по плану.

А тут еще удача улыбнулась ему, послав женщину из пошивочного цеха. Она медленно восходила по лестнице и уже издали жалобила интонацией:

– Иван, вы не возьмете меня на барокамеру? Десять лет с мужем живем, а детей все нет… Что мы только ни пробовали, три подсадки делали – бесполезно. Может, камера поможет… а то экстракорпоральное оплодотворение дорогое… мы столько не зарабатываем… а сколько стоит десять сеансов барокамеры?.. как вы думаете, поможет, а?..

Иван поблагодарил небо за такую удачу, взял женщину под руку и, продолжая мнимый телефонный разговор, открыл дверь кабинета.

В барокамере бился и кричал Тарас. Удары были глухие и совсем не страшные, как будто идет ремонт в доме на десятом этаже, а ты живешь на втором и у тебя беруши в ушах.

Ответственный Иван, как и полагается доктору, сильно обеспокоился, увидев пациента в нервном состоянии, тут же отключил аппарат и бросился открывать крышку.

Женщина, которая все это время продолжала жалобить Ивана единственным живым сперматозоидом у мужа, вдруг сменила плаксивую интонацию на деловую и удивленно спросила:

– А что это с Тарасом? Так нужно? Ой, тогда я боюсь! У меня же клаустрофобия!.. Мы, когда с мужем в самолете летим…

Иван вежливо прервал даму:

– Заткнитесь, пожалуйста, видите, крышку заело…

Удивительное везение – крышка не открывалась. Иван обломал свои полированные ногти, пытаясь справиться с замком. Дама из пошивочного тоже суетилась рядом, и это было очень хорошо. Нечаянная свидетельница видела, с каким неимоверным трудом Иван пытался освободить своего напарника.

Тарас выпрыгнул из барокамеры, продолжая кричать и зажимать уши ладонями. Между пальцами сочилась какая-то жидкость, и Иван мысленно поставил диагноз – лопнула барабанная перепонка.

Пожилой массажист кричал:

– Я ничего не слышу! Болят уши, ой, как больно! Иван, что со мной?! Черт тебя побери, сделай что-нибудь! Вызывай «скорую»!

Ну, конечно, Иван тут же вызвал «скорую» и рассказал, как все было. Ничего не утаил, ведь показания очевидцев несчастного случая на производстве необходимы для комиссии по расследованию.

Врачи «скорой» только развели руками – пострадавший сам виноват… Ну зачем Тарас скрыл от Ивана, что в детстве часто болел отитами, что в самолете у него сильно закладывает уши, а сера в ушной раковине часто забивает слуховой канал и приходится промываться у ЛОРа?!

Это ж серьезная вещь, барокамера, а не абы что… Ну ничего, в течение нескольких недель слух восстановится, а пока ни о каких гастролях и речи не может быть. Глухой массажист, конечно, не слепой массажист, но все же ему самому лечиться надо, а не других лечить. Будут у него еще гастроли. А пока…

…в Америку полетит Иван.