Текст книги "Солнце в скобках, или Любовь цвета роз"

Вероника совсем неорганично смотрелась на фоне взмыленной толпы пользователей метро. Такая тоненькая, испуганная газель… Вышла из клоаки подземелья, озирается по сторонам, не знает, куда идти…

Иван понаблюдал за ней несколько минут. Он наслаждался своей властью – ведь теперь только ему решать, каким будет ее будущее.

– Вероника! – окликнул ее Иван.

Девушка обернулась, и искренняя улыбка вырвалась навстречу раскрытым объятиям Ивана. Но это была лишь секунда.

– Что вы хотели мне рассказать? – сразу накинулась с вопросом Вероника.

– Пойдем. Не здесь.

Иван взял ее за руку и повел к магазину с вывеской «Пальчики оближешь».

Они не заметили, что за ними наблюдают.

Едва они зашли в помещение для отдыха, Вероника, не присаживаясь и даже толком не рассмотрев, куда ее привели, забросала Ивана вопросами.

– Вы хотите мне сказать, что моя мама – Роза Витальевна Симбирцева? Так? Но я это знаю! Я специально прилетела в Москву, чтобы встретиться с ней. Она уже знает обо мне? Что она сказала?

Иван спокойно выслушал все вопросы и кратко ответил:

– Остынь. Чай будешь? С круассанами?

Вероника вытаращила на него глазищи, от чего еще больше стала похожа на перепуганную лань.

– Я не хочу чая, и мне нельзя калорийное! Раз позвали – говорите! Что вы знаете, о чем хотели рассказать?

За стеной громко работали машины для изготовления круассанов, приходилось говорить на повышенных тонах, чтобы перекричать шум. Но Вероника так волновалась, что говорила громко на нервной почве.

Иван присел за стол, дотянулся, не вставая, рукой до папки с надписью «Вероника» и отдал девушке.

– Вот здесь документы, подтверждающие, что твоя мать – великая балерина Роза Симбирцева. А остальное на словах… Детка, у тебя с ней нет будущего.

Девушка бегло пролистала бумаги и кинула их на стол.

– Я и без вас знаю, кто моя мама. А она уже знает про меня? Знает, что я, ее дочь, Вероника Захарова, принята в труппу «Гранд-театра» и буду заниматься в ее классе? Она знает все это?

Вероника так нервничала, что ходила по пятачку небольшой комнаты взад-вперед и вокруг себя. Еще чуть-чуть, и пируэты начнет крутить.

– Нет. Не знает, – честно ответил Иван.

– Тогда я немедленно еду к ней и все расскажу! – решительно объявила девушка.

При этих словах Иван встал, приблизился к мятущейся Веронике и попытался взять ее за руки.

– Я хотел тебя предостеречь – не делай этого.

Иван успел погладить ее по голове, прежде чем она негодующе стряхнула его руку.

– Это еще почему?

Иван снова сел на стул и, слегка откинув голову, задумчиво смотрел на молоденькую балерину. Он был очень красив в эту минуту. Одухотворенное лицо, проникнутое высокой мыслью, известной ему одному. Его мужское обаяние в сочетании с физической привлекательностью манило, порождало влечение. Но сила эта была понятна опытным женщинам, познавшим разных сексуальных партнеров. Для молоденькой девочки важнее всего в этот момент было узнать правду о своей маме. А на Ивана и всех других самцов ей было наплевать.

– Твоя мать не хочет общаться с тобой. Она не любит тебя. А я люблю…

Вероника услышала лишь первые фразы. Она закрыла уши руками.

Иван продолжил уже громче:

– Послушай, мы с тобой уедем отсюда за границу, где нас никто не найдет. Хочешь в Америку? Я там был, и мне очень понравилось. В Нью-Йорке есть потрясающий театр Американского балета, и это одна из сильнейших трупп мира. Хочешь в ней танцевать? Я для тебя все сделаю!

Вероника в отчаянии мотала головой, по-прежнему закрывая уши руками.

– Детка, послушай! Она никогда не будет тебе той матерью, о которой ты мечтала! Прости ее и забудь.

Иван снова подошел к Веронике и попытался обнять.

Вероника оттолкнула его и рванулась к дверям, чтобы уйти. Но Иван был ловок. Перехватил ее тонкий стан и поцеловал в губы.

Она больше не сопротивлялась, но осталась холодна. Снесла как повинность. Скорее всего, девушке, ошарашенной плохой новостью, было наплевать на Ивана и его смешные попытки ее обаять.

Опытный Иван сразу это понял и прекратил домогательства.

– Иди, если хочешь, я не стану тебя удерживать. Подумай о моем предложении и прими разумное решение. Рано или поздно Роза Витальевна узнает, кто ты, и откажется заниматься с тобой. При всей легкости натуры в принятии решений она человек категоричный и несгибаемый. Поэтому не станет играть в кошки-мышки, но и в дочки-матери не будет тоже. Другие педагоги не ввяжутся из солидарности – Роза Витальевна для всех авторитет. Нужно тебе начинать карьеру со скандала? Вряд ли. Ты слишком молода и не успела еще показать себя в работе. Поэтому единственный выход – это принять мое предложение. Денег у тебя нет, связей тоже, жить негде. Я же предлагаю тебе руку и… Короче, все, что есть у меня, – твое.

Вероника нервно хохотнула и врезала наотмашь:

– Да кому вы нужны, старый облезлый кот?! Это для моей мамы вы принц, а для меня – извращенец. А будете лезть ко мне с вашими липкими поцелуями, я попрошу моего друга из Хабаровска поучить вас уму-разуму. Понятно, дядя Ваня?!

Иван шутливо поднял руки «сдаюсь».

На выкрики Вероники в дверь заглянул рабочий из цеха. Посмотрел на обоих, оценил обстановку и молча закрыл за собой дверь. На какое-то время в цехе воцарилась тишина, видимо, парень ушел на перерыв или подслушивал.

– Ты так не кричи, детка. Уймись, а то людей перепугаешь. Злишься ты не из-за меня – я-то тебе действительно никто… Злишься ты, что никому не нужна здесь, в Москве. Танцуешь ты неплохо, но твоя карьера целиком зависит от Розы Витальевны. Откажется она с тобою заниматься, и все! Поедешь обратно домой. У тебя гонор, но за него гонорары не дают. На что жить будешь? Где? Будь проще и дальновидней. Тебе повезло, что я хочу тобою заниматься. – Он снова сел за стол и взял папку. – Почитай, здесь вся твоя жизнь. Информацию собирали по крупицам, чтобы разбить МОЮ жизнь. Я – заноза для Лады и ее мужа Максима. Они думали, что найдешься ты и Роза переключит на тебя все внимание, а меня выкинет из своей жизни. Но они ошиблись в Розе. И меня недооценили!

– Они хорошие люди! – возмутилась Вероника и ударила его кулачком в грудь.

– Ну да, конечно! – серьезно подтвердил Иван, и неопытная Вероника решила, что он согласен с нею. Не тут-то было.

– Им кажется, что они безгрешные вершители чужих судеб, – продолжил Иван с иронией. – Лада – старая блядь и мошенник Тузов. Лиса Алиса и кот Базилио. И эти люди учат меня, как надо жить!

– Лада хорошая и добрая! Это вы наговариваете! – заверещала Вероника и топнула ножкой. – Зачем им надо избавляться от вас? У них своя семья, вы им не нужны.

Иван расхохотался, сложил кренделем руки на груди и, покачиваясь в кресле, изложил свой взгляд на вещи:

– А вот, детка, и нужен. Если с Розой что случится… не дай бог, конечно… Но как врач могу утверждать, что человек она сильно нездоровый, организм чрезвычайно изношен. Повторяю, если с ней что-то случится – все творческое наследие плюс квартира остается мне. Завещание уже написано. Не потому, что я такой хороший, просто у нее никого больше нет.

– Значит, Владилена Николаевна искала меня, чтобы вы не получили наследство в случае смерти моей мамы? – озвучила то, что поняла Вероника.

– Тузов бизнесмен и аферист, что в принципе одно и то же. Он ничего не будет делать просто так. Через тебя они получат все наследство Розы.

– Но ведь Лада сама купила мне билет в Москву, платит за гостиницу, дала своего шофера, подарила красивый костюм – зачем ей тратиться на меня? Какой смысл?

Иван доверительно наклонился к Веронике и полушепотом сказал:

– Это элементарно. Закон бизнеса – помочь на пять копеек, чтобы потом содрать три шкуры. Получается, что ты у них в долгу, сечешь? Вступишь ты в права наследницы, и тут как тут у Лады вдруг возникнут проблемы со здоровьем или бизнес начнет разваливаться… Ну неужели ты своим благодетелям не поможешь?! Конечно, поможешь! Все отдашь, лишь бы своих друзей отблагодарить. Ну а уж в хитрости Тузову равных нет. Еще и бабушкину квартиру в Хабаровске им отдашь. Вместе с бабушкой.

– Какой вы негодяй! – с негодованием воскликнула девушка.

– Теперь второй закон – закон жизни. Каждый устраивается, как может. Твоя мама, к примеру, ведь небедный человек, а сдала прекрасную квартиру в аренду, сама живет в пансионате. И правильно! За ней ухаживают, лечат ее болячки и за все это платит профсоюз театра. Она заслужила такую жизнь, я заслужил тебя, потому что много страдал, а ты заслужила уехать отсюда и забыть о своей юности, исковерканной родителями.

– Вы – любовник моей матери! Она любит вас, а я вам в дочки гожусь! Неужели у вас нет сердца?

На кухне зашумела машина для раскатывания теста, загремели противни, изда́ли живодерный лязг стальные ножи для резки.

– У меня нет сердца.

– У меня нет сердца, – повторил Иван. – Вместо него искусственный клапан. Хочешь послушать?

Он встал и с распахнутыми объятиями пошел на Веронику.

– Боже мой, кто вы?! – Девушка в ужасе попятилась к дверям.

– Не бойся, детка. Дай руку!

Он схватил ее за руку и насильно приложил к груди.

Дыж… дыж… дыж. Как сваи забивают.

– Не хочу-у-у! Боже, какой ужас… – закричала Вероника и в страхе выбежала из комнаты.

«Чеки-чеки-чеки», – в комнату ворвалась метрическая пульсация конвейера. И слилась с биением сердечного клапана Ивана.

Дыж-дыж-чеки-чеки, дыж-дыж-чеки-чеки…

– Я буду ждать тебя здесь! – крикнул он вслед Веронике и расхохотался. Знаком показал удивленному рабочему, что все «ОК», закрыл дверь и довольный повалился на кровать. Притих и вдруг в приступе эйфории начал боксировать воздух, смеяться и дрыгать ногами, резвился как ребенок, который получил заветную игрушку. – Я обыграл всех! Она моя! Все сходится. Я получил назад свою Нику и в который раз вышел сухим из воды. Мой ангел-хранитель, спасибо тебе, что ведешь меня. Крылышками клац-клац над моим плечом…

Он уткнулся лицом в подушку и затих. Ему было хорошо, как в детстве, когда мама и папа укладывали его спать и каждый по очереди целовал в лоб…

Он хотел уснуть, чтобы быть разбуженным Вероникой. Он был уверен, что она вернется. У нее просто не было другого выхода.

Но прежде чем уснуть, он напишет письмо Розе.

Ты осталась для меня загадкой. И в этом твоя сила. Ты была Событием в моей путаной жизни. Для меня, порождения порока и тьмы, ты была и останешься несгибаемым гордым стеблем с шипами и причудливыми глазами-лепестками. Но не розового, а черного цвета. Почему ты ассоциируешься у меня с черной розой? Я отвечу историей. Это не займет много времени. Ты не любишь задавать вопросы. А мне так хотелось тебе на них отвечать! Любимым нужно задавать вопросы, чтобы был диалог. У нас с тобой не было диалога – только твое соло. Я не противился, потому что ты была ведущей в нашем дуэте. Я правильно выражаюсь вашим балетным языком? Сначала я думал, что ты стесняешься спросить меня, потом решил – боишься. Но сейчас точно знаю – тебе все равно. Безразлично. Главное, чтобы тебя не беспокоили.

Но даже через твою крепкую броню просматривались простые человеческие чувства, и я начал мечтать о семье, о детях. Я представлял, как мы возьмем двух или трех детишек из сиротского дома, и не сомневался, что ты поддержишь мою идею. Но ты рассказала мне о самом главном, как будто речь шла о незначительной ерунде. А ведь в тот момент ты говорила о своем ребенке! И тут я понял, что… это не у меня, это у тебя нет сердца.

Ты красивая, изящная на сцене, воплощение мужской мечты – трогательная, беззащитная роза. Возможно, я бы и дальше продолжал греться в лучах твоей славы и находиться под твоей защитой. Но в нашем дуэте хоть у кого-то должна быть добрая душа…

А теперь история… Когда много лет назад погибла моя Ника, я так страдал, что тяжело заболел. Сердце не выдержало. И тогда один врач-экспериментатор из Израиля предложил мне имплантировать искусственное сердце. Благодаря этой пересадке я выжил. Но с того момента потерял способность любить.

Когда я познакомился с тобой в пансионате и ты призналась мне в своих чувствах, я услышал, как механизм сердца начал отбивать удары громче, веселее, и принял это за любовь. Хотя скорее всего это стучалось тщеславие.

Но потом я увидел эту девочку, Веронику, и забыл, что я давно уже не человек, а робот. Ощущение, что мне послан еще один шанс пережить жизнь набело, не оставляет меня. И я должен им воспользоваться, другого шанса уже не будет. Мой имплант стал требовать подзарядки. Отсутствие батареек и аппарата, который нужно постоянно носить с собой, – это и было новаторским изобретением израильского ученого. Много лет я жил с искусственным имплантом на автономном питании. И никто не знал о моей тайне. У меня нет пульса. Ты заметила это и… промолчала.

Моей подзарядкой сможет стать Вероника. Она никому не нужна, кроме меня. А мне она жизненно необходима.

Вот об этом я и хотел тебе рассказать в тот первый день нашей близости. На койке в бумажных трусиках лежала такая близкая и такая далекая звезда. И такая одинокая…

Буду помнить тебя всегда.

Твой Иван.

Он закончил письмо и оставил его на столе.

Снова лег на узкую кровать, вытащил из-под головы слишком пухлую подушку, кинул ее в ноги, чтобы не мешалась, и, скрестив руки на груди, уснул сном праведника.

Механический стук в цехе не мешал, а напротив, делал сон еще более глубоким. Иван привык к звукам, оттикивающим его жизненные часы. Он спал глубоко и ровно.

Дверь открылась, и в комнату вошел человек в спортивном костюме, в перчатках и в бейсболке, надвинутой на самые глаза. В руках у него была деревянная скалка для раскатывания теста.

Человек приблизился к спящему Ивану и несколько секунд внимательно смотрел ему в лицо. Потом осторожно, чтобы не разбудить, взял из-под ног подушку, сгруппировался, но передумал, оценив спортивную фигуру массажиста. Раскатка для теста была понадежней и, примерив на глаз траекторию удара, он со всей силы обрушил скалку на голову спящего. Иван вскрикнул и схватился за голову, его безумный от боли взгляд остановился на убийце.

– Ты?

Человек схватил подушку, всем телом бросился на массажиста и стал душить. Он оседлал теряющего сознание Ивана и что есть силы навалился на подушку, под которой бился слабеющий Иван. Он пытался ухватить убийцу за шею, рвал на нем одежду, колотил ногами, стараясь сбросить с себя, но в том, с какой ненавистью действовал убийца, прослеживалась личная мотивация. Он убивал не на жизнь, а на смерть.

Иван затих. Человек не сразу отпустил свою жертву. Еще несколько минут он лежал на жертве, изо всех сил прижимая подушку к его лицу. Наконец он слез с Ивана и какое-то мгновение стоял в нерешительности, боясь убрать оружие убийства с лица массажиста.

На лице Ивана застыло удивление… Словно он не мог поверить в то, что случилось. Рот оскален в последнем неистовом желании глотка воздуха. Белые ровные зубы блестели здоровьем. Легкая рыжая небритость слегка оцарапала руку убийцы, когда он провел по лицу Ивана, чтобы прикрыть ему рот. Шея судорожно стянута, крылья носа раздулись. Глаза были раскрыты в отчаянном удивлении, а нижние веки напряжены и наполнены слезами.

Еще некоторое время человек продолжал смотреть в стеклянные глаза Ивана, мысленно прощаясь с ним. Провел ладонью по глазам сверху вниз, но выражение мертвого лица все равно сохранило удивление – брови зафиксировали состояние души в момент кончины. Они были чуть приподняты, поэтому лицо осталось одухотворенным, именно таким, когда его мужское обаяние в сочетании с физической привлекательностью манило и порождало влечение у женщин. Даже мертвый он был красив.

Убийца подошел к столу, взял письмо, адресованное Розе, прочел и, аккуратно свернув, положил в карман.

И неожиданно, кинув быстрый взгляд на лицо Ивана, метнулся в пустой молчащий цех, схватил со стола делитель для теста, подбежал к Ивану и дважды крест-накрест резанул им по лицу трупа.

Окинул взглядом разоренную кровать со следами борьбы, окровавленную скалку, резак и измазанную кровью подушку, перекрестился и вылез в окно.

Глава 5

Рабочий цеха обнаружил труп и сообщил подъехавшей полиции приметы девушки. От страха он живописно рассказал и даже продемонстрировал, как она в панике убегала из комнаты для отдыха и кричала: «Боже, какой ужас!»

На место преступления немедленно выехали районный прокурор, эксперт, начальник местного ОВД, оперативники…

Толпу возле магазина быстро разогнали, оставив для показаний только работников магазина.

– Скажите, а вы не обратили внимание – может, кто-то еще заходил в комнату? – делал пометки в протоколе следователь.

Рабочий трясся и угодливо твердил:

– Точно никто не заходил! Никто, никто! Я бы увидел! Нет, никуда не отлучался, все время был на рабочем месте. Только эта девушка, на танцовщицу похожа, худая такая, одни кости!

От него сильно пахло пивом, но никто на это внимание не обратил – сами стресс снимают алкоголем, что уж от гражданских лиц ожидать…

Внезапно в цех прорвался какой-то мужчина, который порывался пожаловаться прокурору на некачественное общественное питание.

– Я только что сломал зуб об этот чертов круассан! Если вы не компенсируете мне травму, я подам на вас в суд!

Мужчина в одной руке держал сломанный кусок зуба, а в другой надкусанный круассан и крышку от бутылки пива.

Но никто не обратил на него внимание, и в достаточно грубой форме он был выпихнут оперативниками на улицу.

У входа поставили охрану, чтобы больше никакие городские сумасшедшие не мешали следствию.

Оперативно-следственная группа выдвинула первые версии. Скорее всего убитый стал жертвой ревности молодой любовницы.

– Обрати внимание на глубокие порезы лица – убийца явно хотел изуродовать жертву. Тут прослеживается месть за измену, – говорил один следак другому, указывая на изрезанное лицо трупа.

– Вряд ли у бабы, тем более молодой, хватит сил задушить здорового мужика, – сомневался следователь, рассматривая измазанную в крови подушку.

По пятнам на скалке быстро восстановили картину преступления.

– Она его сначала шарахнула этой дубиной по башке, а потом, когда он потерял сознание, задушила подушкой. Здесь большой силы не надо – мужик потерял сознание и поэтому не сопротивлялся, – высказал свое предположение оперативник.

– Ну, картина более чем ясная, – подтвердил другой.

– Раскрыто по горячим?.. – недоверчиво ухмыльнулся следователь. – Тут не все просто. Я вижу скорее мужской почерк. У женщины, даже обиженной, рука не поднимется так зверски изуродовать красивого парня… Хотя в практике всякие случаи были, но чтобы разбить голову, задушить, а потом еще и изрезать лицо – вендетта прямо…

В спортивной сумке, лежащей на столе, были обнаружены документы на имя Ивана Атояна, права, заграничный паспорт и перевязанная резинкой пачка денег. Еще был телефон с выключенным звуком.

Труп увезли на судебно-медицинскую экспертизу, эксперты продолжили осмотр места преступления.

По последним звонкам определить, кто последним видел Ивана, оказалось плевым делом.

Веронику Захарову по горячим следам взяли прямо возле входа в гостиницу «Варшава». Она не сопротивлялась, только твердила, что «ничего не понимает». Когда оперативники сообщили ей, что она арестована по подозрению в убийстве, девушка потеряла сознание.

На первом же допросе она не сумела толком ничего объяснить. Путалась в показаниях, говорила, что надо позвонить бабушке в Хабаровск, чтобы та рассказала их семейную историю. Хорошо еще, что Вероника догадалась не говорить про Харламора, тогда уж точно следователи решили бы, что в Москве действует организованная группировка.

– У меня есть тайна, которую я не могу раскрыть, иначе вы испортите мне всю жизнь, – твердила девушка.

Следователь терпеливо объяснял, что если она получит срок за убийство, тогда ее жизнь действительно будет испорчена. И пока она не расскажет, при каких обстоятельствах оказалась в магазине «Пальчики оближешь» и что связывало ее с Иваном Атояном, – ей сидеть в камере с воровками, проститутками и прочими недостойными членами общества.

Вероника представила, как следователь тычет маме, знаменитой балерине Розе Витальевне Симбирцевой, в лицо удостоверение со словами: «Вероника Захарова утверждает, что она ваша дочь. В данный момент она задержана по подозрению в убийстве вашего сожителя Ивана Атояна и находится в следственном изоляторе».

После встречи с Иваном у нее еще теплилась надежда, теперь же она явно осознала, что мать никогда не признает дочь, которая, не успев появиться, принесла ей сразу столько проблем.

– Лада! Только она сейчас может мне помочь! – вспомнила о благодетельнице девушка.

Даже наветы Ивана о непорядочности семьи Тузовых не смогли изменить решения Вероники обратиться к ним за помощью. У нее не было других вариантов, и в этом Иван был прав.

Владилена Николаевна подъехала к театру, где шла репетиция нового спектакля, и попросила вызвать на проходную Розу Витальевну.

Спустя полчаса Роза спустилась, и по ее спокойному и уверенному взгляду Лада поняла, что ее подруга еще ничего не знает.

– Что, опять дефолт? – пошутила балерина. Она открыла тяжелую массивную дверь, и женщины вышли на воздух. – У тебя такой взъерошенный вид.

Всю дорогу до театра Лада представляла, как будет произносить самые страшные слова. Но так и не придумала. Сочинить сценарий трех разбитых жизней актриса не сумела – цинизма не хватило.

– Вероника Захарова – твоя дочь. Она мне не племянница, я нашла ее, чтобы сделать вас счастливыми.

Роза Витальевна медленно шла вдоль театра и ничего не отвечала.

– Но это еще не все… Сегодня днем убили Ивана…

Роза остановилась и ясными глазами удивленно посмотрела на Ладу.

– Убили? Ивана? Какого Ивана?

– Да, Роза. Кто-то убил твоего Ивана в нашем магазине. Там была Вероника, это Максим разрешил им там встретиться. В общем, я потом тебе все объясню… Короче говоря, следствие предполагает, что это Вероника убила Ивана! А это не она! Она же ребенок!

Роза невидящими глазами смотрела на Ладу, потом ее взгляд стал совсем расплывчатым, словно растворился в словах, как в серной кислоте.

– Ивана больше нет? – спросила она машинально.

– Его задушили… и… ну, в общем, кошмар какой-то произошел. Мне толком ничего не рассказали, сейчас на месте работают эксперты, а самого… само тело уже в морг отвезли. Ну, там вскрытие будут делать и…

Роза вдруг широко улыбнулась (Лада испугалась за психическое здоровье подруги), потом красивым тягучим движением провела по ее руке, словно утешая, и кратко произнесла:

– Ну вот и все.

И медленно пошла через сквер мимо скамеек, фонтана, потом перешла к драматическому театру и дальше наверх, к Лубянской площади…

Лада шла за ней, не зная, как себя вести. Боялась и приблизиться, и окликнуть.

Так и плелась за ней вдоль Красной площади как преданная собака. Лада боялась, что Роза может попасть под машину или упасть. Но женщина медленно шла вперед и остановилась только возле церкви на Варварке. Перекрестилась и так застыла.

Лада осмелилась подойти, встала рядом и тоже перекрестилась.

– А ты знаешь, что в тринадцатом веке недалеко от Рима жила некая Роза, которую католики причислили к лику святых, потому что она могла воскрешать мертвых… Девушка умерла, когда ей было всего восемнадцать лет. Она скончалась от редкого сердечного заболевания – пентады Кантрелла. Как работало ее сердце, можно было увидеть даже через кожу, оно было смещено и увеличено в размерах. Сердцу святой Розы из Витербо поклоняются все католики. Оно лежит для всеобщего обозрения как святые мощи… И вот я подумала: наверное, в то последнее мгновение Иван ждал от меня помощи? Ждал, что я смогу его воскресить? Я хочу забрать его сердце, чтобы молиться на него. Как ты думаешь – мне его отдадут?

Лада растерялась, не знала, что ответить. Она лишь согласно кивала, думая, как начать разговор о Веронике:

– Прости, что не вовремя, но Веронике сейчас нужна помощь! Она летела в Москву, чтобы встретиться с тобой и воссоединиться. Пусть не сразу, пусть это похоже на бред, но ведь ваше родство никто не отменял и ей больше не на кого рассчитывать. Я прошу тебя – найди среди своих крутых знакомых хорошего адвоката. Я оплачу все расходы, только это должен быть очень сильный адвокат, иначе девочку посадят за убийство.

– А ты знаешь, я всегда чувствовала, что он покинет этот мир первым, – задумчиво произнесла Роза и снова перекрестилась на церковь. – Он был слаб духом, и в нем всегда торжествовало искушение. Просто я любила его и люблю. К тому же это был мой бенефис. А что еще нужно женщине на закате своей женской карьеры?..

За день до похорон Ивана Роза Витальевна подчинилась уговорам Лады и позвонила генеральному директору театра с просьбой дать ей телефон того самого олигарха-мецената, который выручил их в некрасивой истории с хористкой-вокалисткой.

– Я не люблю никого ни о чем просить. Но в этот раз я сделаю исключение. Только пообещай мне, что найдешь убийцу Ивана, – с трудом выговорила страшные слова Роза.

– Я тебе обещаю, – ответила Лада.

Недовольный олигарх дал контакты своего лучшего адвоката, но оплатить вопрос отказался.

– Видите ли, Роза Витальевна, я мог бы бесплатно предоставить вам адвоката, но наши с вами представления о морали сильно расходятся. Поэтому все, чем я могу помочь, – это рекомендацией.

Лада Корш подписала договор с юристом, и тот принялся за работу.

Роза Витальевна ни разу не позвонила, чтобы узнать, как продвигается следствие, и на похороны Ивана не пришла.

Она вообще больше нигде не появлялась. Изношенный организм и сильный стресс дали о себе знать – Роза слегла и попросила никого к ней не пускать.

Отрицательная энергетика душной камеры сжирала кислород, и Вероника уже которую ночь не могла уснуть. Ее не пугали озлобленные девки, несвежее казенное белье, пыльное шерстяное одеяло. В хабаровских пионерских лагерях, куда каждое лето ее отправляла бабушка, было немногим лучше – и жестокость подружек, и «темные», которые устраивали «белым воронам», и серое казенное белье.

Главное сейчас было вспомнить хоть что-то, за что сможет ухватиться адвокат. Она понимала, что любая мелочь поможет раскрыть убийство. Вероника вспоминала советы бабушки («никого не слушай, никому не верь») и Харламора («с матерью аккуратнее, приглядись сперва, кто ее окружает, что за люди»). Снова и снова анализировала этих малознакомых людей и задавала себе вопрос: кто из них мог убить Ивана?

Лада – прекрасный человек, и ей Вероника обязана всем. Но может, это как раз и есть подстава? Как говорил Иван: «Помочь на пять копеек, чтобы потом содрать три шкуры». Может, Лада специально подставила ее под удар? И этот странный муж ее… как его зовут… Максим Михайлович… Ведь они даже ни разу не виделись с ним, всегда только Лада… И встретились Вероника с Иваном именно в их магазине, где проще простого убить кого угодно…

Мама… А может, это она убила Ивана? Из ревности. Узнала, что он хочет улететь с Вероникой в Америку, и убила. Да еще и лицо ему в гневе изрезала – следователь фото показывал. Веронику чуть не вырвало, когда увидела…

Харламор! Как она сразу не догадалась! Конечно, это мог быть Харламор! Он не раз ее предупреждал: если кто будет приставать – найдет и ноги повыдергивает. А Вероника жаловалась ему на Ивана по телефону после конкурса… Надо адвокату сказать – пусть разыщет Харламора…

Лада тоже не спала. У нее была комфортная кровать, дорогое белье из египетского хлопка, мягкое итальянское одеяло. Но мысль, что ее хрупкая девочка сидит по чужой вине в следственном изоляторе, не давала ей уснуть даже на пару часов. Лада постоянно прокручивала в голове всевозможные комбинации. Кто был заинтересован в смерти Ивана? Бизнеса у него нет, но врагов достаточно. Жаждать мести могли родственники хористки из «Гранд-театра» и коллега-массажист Тарас, которого он сделал глухим. Можно подозревать их? Несомненно. Своими мыслями она уже поделилась с адвокатом, и тот проработал оба варианта. Родители похотливой девушки уже два месяца находились на гастролях с симфоническим оркестром, а у гея Тараса слух восстановился, и в силу патологической доброты (а может, и глупости) он не держал на Ивана зла, посчитав инцидент случайностью.

На допросах у следователя Вероника вновь и вновь восстанавливала картину событий того дня и сама ловила себя на мысли, что, кроме нее, подозревать некого.

– Был момент, когда я громко вскрикнула, и к нам заглянул рабочий из цеха. Потом некоторое время машины не работали, я даже подумала, что он подслушивает или ушел.

– И когда выбежали из комнаты в цехе, тоже никого не было? – провоцировал следователь.

– Нет, – уничтожала себя показаниями девушка, – там был рабочий, и он видел, как я выбежала… Но взгляните на мои руки! Меня можно сдуть легким ветерком, я не удержала бы эту палку в руках!

– Скажите, пожалуйста, какие мы нежные! – ерничал следователь. – А тридцать два фуэте хватает сил крутить?

– Это другое, это техника, для нее руки не должны быть сильными, – чуть слышно оправдывалась девушка. Уже второй час она сидела прямо, не касаясь спинки деревянного стула, и давала показания.

– Только не надо опять падать в обморок и доказывать, какая вы хрупкая, – глядя на ее белое лицо, упреждал следак. – Вы зачем с собой в сумке шелковые перчатки носили? Вы ведь знали, что они вам понадобятся! Ну? Врите дальше, скажите, что они были приготовлены для балетного номера? Да?

– Да… Это на самом деле так. Великая балерина Галина Сергеевна Уланова всегда носила кружевные перчатки, и никому бы в голову не пришло находить этому какое-то криминальное объяснение. Во время репетиций партии Китри я надеваю перчатки, мне это помогает вживаться в образ, – тихо ответила Вероника, глядя в пол.

– Следите за моей мыслью, – азартно предложил следователь. – Вот орудия убийства: скалка, подушка, резак… Вот показания свидетеля – был конфликт, вы кричали на потерпевшего, а он вел себя вполне пристойно. Затем вы выбегаете в панике из комнаты и кричите «ужас, ужас!»… Честное слово, даже смешно, как в анекдоте про публичный дом…

Следователь действительно улыбнулся, видно, анекдот ему нравился. Он сел за стол и постучал ручкой по листу допроса.

– Вам осталось лишь признаться. За умышленное убийство вам дадут лет шесть-семь. Но если вы подпишите признание, то, учитывая ваш возраст и характеристики с места учебы, за убийство в состоянии аффекта вам дадут вдвое меньше. Правда, немного портят картину перчатки, но обещаю – если вы признаетесь, я постараюсь, чтобы убийство не было классифицировано как преднамеренное. Ваш адвокат попросит суд переквалифицировать статью со сто пятой на сто седьмую – убийство в состоянии аффекта в результате аморального поведения потерпевшего – и все. Года три получите, да и то, может, условно. Справедливости ради надо отметить, что вы мне глубоко симпатичны и ваше место на сцене, но уж никак не на нарах…