Текст книги "В горах ближе к небу"

Москвич шутовски поклонился и скрылся за дверью.

Он спешил. До того как они с Голдиным отправятся в общину «Поднебесье», надо успеть побеседовать с Бахметом.

На порожке медпункта стоял доктор и курил.

– Здравствуйте, – приветливо улыбнулся Марат. – Как тут наш больной? Могу я с ним поговорить?

Доктор сделал последнюю длинную затяжку и щелчком отправил окурок в кусты.

– Режиссер серьезно расхворался, – ответил он. – Сердце, давление. Я не ожидал. Думал, он покрепче окажется. Но поговорить с ним можно. Хотите сделать это прямо сейчас?

– Да. Чего тянуть? Раз здоровье позволяет…

– Только недолго.

Доктор проводил Марата к больному, а сам деликатно вышел.

Режиссер правда выглядел паршиво, – бледный, глаза ввалились. Господин «Багров» присел на длинную пластиковую скамейку.

– Вы кто? – повернувшись к нему, спросил Бахмет.

– Меня зовут Алексей Юрьевич Багров, – представился Марат. – Эксперт из правительственной комиссии.

Больной продолжал смотреть на него напряженным, ожидающим взглядом.

– Я по поводу взрыва.

– А-а… Но я ничего не видел. Болел.

Выражение лица Бахмета переменилось. Теперь оно стало лихорадочно-нетерпеливым.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Марат.

– Скверно, молодой человек… Весьма скверно! Вот, никогда не думал, что здоровье подведет. Съемки здесь, на Памире, почти закончены, пора в Москву возвращаться, а я слег. Куда это годится?

Режиссер сердито засопел, его скулы покрылись румянцем.

– Разрешите полюбопытствовать, как ваш фильм будет называться?

– «Взрыв в туннеле»… – буркнул режиссер.

– Мило… Очень мило.

– Название фильма тут ни при чем, если вы это имеете в виду! – взорвался Бахмет. – Обычное совпадение. Не занимайтесь глупостями, молодой человек, а то из-за таких, как вы, наша группа вынуждена торчать тут, в горах. Когда нам давно пора в Москву. Каждые сутки задержки стоят денег, между прочим.

– Я понимаю.

– Ни черта вы не понимаете! – возмутился режиссер.

Господин «Багров» предпочел оставить его выпад без внимания.

– Расскажите, как с вами произошла эта неприятность? – как ни в чем не бывало продолжал он.

– Какая? У меня их полно.

– Ну… каким образом вы заблудились в туннеле?

Бахмет подозрительно уставился на посетителя, долго молчал.

– Не знаю… – с трудом выдавил он. – Не помню. Ничего не помню…

– Совсем ничего? С какого момента вы перестали осознавать, что происходит? Съемки взрыва помните?

– Съемки помню, – кивнул режиссер. – Все получилось удачно, даже не пришлось делать лишних дублей. Потом… мы начали собираться… складывать оборудование… Да! Кажется, свет погас! Я уже тогда ощущал какую-то дурноту… Наверное, это усталость. Я очень устал… Фильм стоил мне нервов, молодой человек. И каких нервов! Организм держался на одном энтузиазме. А когда все закончилось… он сдал. Ничего удивительного. Для творческих людей это обычное явление.

– Вы говорили… свет погас?

– Да! Представьте себе: мы складываем вещи, все валятся с ног от усталости, суетятся, торопятся, и вдруг – ни с того, ни с сего гаснет свет. Наступает кромешная тьма. Вы знаете, что такое темнота под землей? Уверяю вас, что нет! Я тоже не знал. Это совсем не то, к чему мы привыкли. Совсем не то…

– Вы в тот момент ничего необычного, подозрительного не заметили?

– Кроме того, что свет погас, ничего, – нехотя ответил Бахмет. – Мне уже тогда было нехорошо. Сердце прихватило… и голова закружилась. Пожалуй, больше я ничего и не помню.

– Что было после того, как погас свет? Режиссер закрыл глаза, всем своим видом давая понять, что разговор утомил его.

– Я же сказал… больше ничего не помню. Ну, крики раздались… возня… кто-то упал… Не знаю!

– Что, ни у кого не оказалось ни фонаря, ни лампы? Бахмет начал злиться.

– Наверное, фонари были, – раздраженно ответил он. – У строителей, да и у наших ребят. Какое-то запасное освещение на такой случай предусмотрено, как я понимаю. Только вы об этом лучше рабочих расспросите или инженеров. Я не специалист. Мне стало плохо… понимаете? Кто-то же чувствовал себя нормально, больше видел, слышал? Вот вы их и расспрашивайте.

– Я обязан поговорить со всеми, – терпеливо объяснил посетитель. – Такая у меня работа.

– Но я уже все сказал!

Марат понимал, что Бахмет о чем-то умалчивает. Как вызвать его на откровенность?

– Вы остались в туннеле? Или вышли?

– Не помню… – раздраженно ответил режиссер. – Кажется, нет. Я брел по камням… потом упал. Видимо, долго лежал, замерз… Значит, это было не в туннеле. Меня нашли какие-то люди. Двое… Да, точно, двое. Уже рассвело… Все! Больше мне добавить нечего.

Марат чувствовал, когда пора прекратить задавать вопросы.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – примирительно сказал он. – Может быть, у вас есть какие-нибудь просьбы, пожелания?

Глаза Бахмета радостно блеснули.

– Когда мне можно вернуться в кишлак? К своим? Съемки закончены, и мы напрасно теряем время. Почему нас не выпускают?

– Думаю, это дело поправимое, – улыбнулся Марат. – Скоро все формальности будут соблюдены, и вы сможете ехать. Главное, чтобы здоровье позволило.

Режиссер помрачнел.

– Я все еще неважно себя чувствую, – признался он. – Слабость. И голова кружится.

– Полежите пару деньков. Куда торопиться?

– Вы правы.

– Не знаю, говорить вам или нет… – медленно, будто сомневаясь, произнес Марат. – С одним человеком из вашей группы произошел несчастный случай.

– С кем? – встрепенулся режиссер.

– С Ларисой Мельниковой.

– А что с ней?

– Погибла. Упала в расщелину. Вы только не волнуйтесь…

– Господи! – Бахмет закрыл глаза и судорожно глотнул. – Какой ужас.

– Возможно, ее убили…

Режиссер приподнялся и внимательно посмотрел на посетителя. В его лице что-то изменилось.

– Вы ничего не понимаете! – многозначительно произнес он. – Ничего не понимаете!..

Глава 15

Галактика Эол, планета Хелион. Далекое прошлое

На берег неуклюже выбралась огромная черепаха. Ее золотистый панцирь ослепительно блестел на солнце, а широкие лапы глубоко утопали в песке. Черепаха направлялась к растущим неподалеку деревьям, чтобы спрятаться в тени.

Она жила рядом с высоким домом из прозрачного материала, окруженным множеством сине-зеленых шарообразных деревьев с широкими, как зонтики, листьями. Ветки деревьев, усеянные гроздьями спелых ягод, сгибались под их тяжестью. Расположившись в благодатной тени, черепаха задремала. Резкий порыв ветра и легкое гудение встревожили ее. Она подняла голову и посмотрела вверх блестящими желтыми глазами. С неба спускалась круглая сверкающая машина.

Ни разу в жизни ей не приходилось видеть, чтобы летающие машины нападали на черепах, и все-таки она решила спрятаться в реке. Так будет спокойнее.

Однако раньше, чем она успела выбраться из тени, машина опустилась на песок возле самого дома. Теперь черепаха засомневалась: стоит ли ей ползти мимо нее к воде или лучше затаиться в тени деревьев. Она замерла в нерешительности.

Существа, которые вышли из машины, излучали столько приятного тепла, что черепаха забыла свои страхи и радостно поползла им навстречу.

– О, Фейси, как ты тут без меня? – воскликнул Элакриэн. – Соскучилась?

Он наклонился и ласково похлопал черепаху по панцирю.

– Ты видишь, как она выросла? – сказал Найс. – Настоящая королева песков!

Тэллу хотелось немного поиграть с черепахой, но он не мог задерживаться. Его ждали.

– Прости, Фейси, мне надо идти…

В его голосе прозвучало сожаление. Найс уловил новые для Элакриэна нотки печали.

– Куда ей торопиться? Она подождет, пока ты восстановишь силы, чтобы покататься на ее широкой спине.

Пилот улыбнулся, и тревога Найса рассеялась…

Элакриэн наконец полностью расслабился и отдался простому течению жизни. Он лежал в круглом бассейне, заполненном золотистой жидкостью, и каждая клеточка его тела впитывала живительную, насыщенную золотом влагу.

На краю бассейна стояла хрустальная чаша, наполненная густым соком айстахов – крупных розовых фруктов. Эти плоды унизывали вьющиеся ветви растений, похожих на лианы. Аист ахи росли везде, где можно было за что-то зацепиться. Они вились вдоль изгородей и стен, не требовали никакого ухода, постоянно цвели и приносили вкусные плоды.

Отправляясь в очередное звездное странствие, Элакриэн брал с собой веточку айстаха, и она напоминала ему о Хелионе.

С каждым вдохом родного воздуха тело пилота наполнялось силой. Он опустил веки и наслаждался забытым чувством покоя. Издалека до него доносились голоса и разные звуки – шум листьев, журчание воды, чьи-то быстрые, легкие шаги…

– Как он? – спросил женский голос.

– Кажется, спит. Он такой красивый! – восторженно прошептал другой.

– Тише, не буди его…

«Я не сплю», – подумал Элакриэн. Говорить ему не хотелось.

– Он не спит! – сообщил первый голос.

– Все равно. Пусть отдыхает, не будем беспокоить его…

Элакриэн понял, что спит, когда увидел Манфи. Одетая в облегающее светлое платье, она стояла на берегу реки, возле их дома.

– Манфи, – нерешительно окликнул он ее.

Она обернулась. Ее глаза светились непривычным сухим огнем.

– Манфи, дорогая моя, как я соскучился!

Он шел к Манфи, чтобы поскорее обнять ее. Она сделала шаг назад и… растворилась в золотистом речном тумане…

– Тэлл, проснись! Да просыпайся же!

Он понимал, что его будят, но не хотел возвращаться. Там, во сне, над речным берегом стелился туман, в котором исчезла Манфи, и он всем своим существом стремился к ней. Элакриэн еще видел ее сухой горящий взгляд, которым она пыталась что-то сказать ему… Он проснулся. Рядом с ним стоял Найс.

– За тобой прислали «черепаху». Скоро начнется Совет, – извиняющимся тоном сказал он. – Тебя ждут.

Пилот выглядел несколько удрученным. Физически он чувствовал себя великолепно, и только тоска по Манфи окрашивала жизнь в печальные тона.

– Я сам поведу «черепаху», – заявил Тэлл.

Найс засмеялся и занял место пассажира. Он был совсем не против. «Черепаха» плавно поднялась вверх…

Облака плыли по небу, то принимая форму рыб, то превращаясь в фантастических зверей.

– Что случилось с Драгией? – неожиданно спросил Элакриэн. – Я слышал, у них неприятности.

– Неприятности? Слабо сказано. Драгия погибла, – ответил Найс. – Стэлл Ор все объяснит на Совете.

Эта новость ошеломила Тэлла. Может ли гибель Драгии быть как-то связана с Манфи?…

Совет проходил в самом большом и удобном здании Хелиона. Несколько прозрачных этажей соединялись между собой высокими золотыми арками и «несущими» лестницами. Желающие могли воспользоваться лифтами, которые бесшумно скользили вверх и вниз. Лифты управлялись голосом, как, впрочем, и все обслуживающие конструкции здания. Каждый зал имел свое собственное «лицо», не похожее на другие. Ничто – ни внутренний декор, ни один предмет обстановки не повторялись.

Члены Совета собрались в Зале Двух Чаш, которая представляла собой вытянутое в длину помещение, ограниченное с обеих сторон золотыми чашами, стилизованными под цветы. Из сердцевинок этих «цветов» били струи воды, которые образовывали нечто вроде второго искусственного свода. Здесь даже в самое жаркое время стояла влажная прохлада.

Правитель Аффит Эмеруэн возглавлял Совет, занимая почетное место Мудрейшего, – золотое кресло с высокой, под самый потолок, резной спинкой.

Вошел Тэлл, и все повернулись в его сторону. Правитель ощутил дрожь в сердце, когда увидел прославленного пилота, всеобщего любимца. Элакриэн сделал приветственный жест, обвел взглядом членов Совета и сел в предназначенное для него кресло.

Аффит вынужден был признаться себе, что страдает. Полюбив Манфи, он попал в западню, которая медленно сжимала свои блаженные и мучительные тиски.

Доклад Стэлла Ора был краток, но произвел сильное впечатление. По сравнению с гибелью Драгии, трудное положение, в котором оказался Хелион, представлялось не таким уж трагичным. Во всяком случае, сохранившийся на «Эрборе» груз золота даст им время для исправления ситуации.

Наступила очередь пилота поделиться собранной информацией о планетах, где предполагалось закупать золото. Их оказалось всего две. Члены Совета слушали молча, подвергая анализу неутешительные данные.

– Не будем торопиться, – сказал Аффит. – Скромные запасы золота на названных планетах не смогут обеспечить необходимую нам стабильность.

Перед участниками Совета был развернут голографический макет сектора галактики, на который распространялся их интерес. Каждый обдумал сказанное правителем и высказал свое суждение. Аффит внимательно слушал, но предложение, которое никто так и не внес, уже созрело в его уме.

– Я все же возвращаюсь к Ацтланике, – заявил он. – Наш союз был идеальным до того момента, пока там не произошло что-то непонятное. Их планета щедро рождала золото, которое вдруг перестало появляться. Почему? Об этом стоит подумать. Надеясь на другие источники «солнечного металла», мы так и не выяснили истинную причину наступивших на Ацтланике перемен. Обнаружив золото на Драгии, мы успокоились. Это непозволительная роскошь.

– Что случилось на Ацтланике перед тем, как перестало рождаться золото, никому не ведомо, – добавил Стэлл Ор. – Есть причина, по которой оно там появлялось, и есть причина, почему оно иссякло. Ацтланы всегда с почтением относились к нам и были рады обмену. Возможно, нам удастся помочь им и себе.

– Но они не просили нас о помощи, – возразил самый старый участник Совета. – Не в наших правилах вмешиваться во внутренние дела других. Это противоречит космическим законам.

– Мы не будем вмешиваться, – сказал Аффит. – Мы просто предложим помощь. Ацтланы сами будут решать, принять ее или отказаться.

Правитель считал, что нет проблем, которые нельзя решить. Неизвестность – вот источник всех неприятностей.

– Тайны Вселенной ждут, чтобы мы раскрыли их, – продолжил он. – Только наступая на неизвестность, а не сдаваясь перед ней, мы сможем вернуть себе возможность жить так же, как прежде, как в те благословенные времена, когда наш воздух был насыщен золотом и численность населения могла расти. Я верю, что мы найдем средство восстановить свое жизнеобеспечение.

Тэлл Элакриэн попросил заключительное слово.

– Почему «Эрбор» оказался вблизи Ацтланики? – спросил он. – Как он попал туда? Ведь он уже был загружен золотом. А с ацтланами у нас давно прекращен обмен. Но самое главное – куда делся пилот?

Аффит отвел глаза, чтобы Элакриэн не уловил его мыслей о Манфи…

Планета Земля, Памир. Наше время

Голдин не пришел в восторг от предложения «Алексея Юрьевича». Топать обратно в общину ему совершенно не хотелось, о чем он так прямо и заявил.

– Опять слушать этот маразм? Нет уж, увольте! С меня хватит.

– Разговаривать с «просветленными» буду я, – уговаривал его Марат. – Вы меня только проводите, представите своим… братьям по духу. Я для них человек новый, а вас они знают. К тому же я могу сбиться с дороги и заблудиться в горах.

Голдин долго ворчал, но все же согласился.

– Вообще-то я тоже не знаток здешних троп. Ну да ладно. Когда идти?

– Через час.

– Вот невезуха! – недовольно бормотал парень себе под нос. – Почему я такой бедовый? Видать, карма… А от нее никуда не денешься.

Марат тем временем занялся обработкой полученных данных. Похвастаться было нечем. Картина взрыва представлялась не только бессмысленной, но даже отчасти комичной, если бы не гибель людей. Кто подложил взрывчатку в туннель? Кто-то из строителей? Киношники? Мог, конечно, в съемочную группу затесаться диверсант… Нет. Глупо! А в глупости Марат не верил. За всеми этими странностями, – поведением Ревина в Москве, съемками фильма, взрывом, смертью Ларисы Мельниковой, золотом, – крылось что-то серьезное. Некто преследовал ясную для него, но непонятную остальным цель.

Золото внесло в происходящее новую, неожиданную ноту. Батыркулов и члены комиссии не имели понятия о самородках. Им об этом никто не сообщил. Марат тоже решил молчать. Ему многое казалось двусмысленным: история, рассказанная Вересовым, показания геодезиста, смерть Ларисы, откровения Изотова по поводу туннеля, подозрительная болезнь Бахмета, и особенно его последние слова: «Вы ничего не понимаете!» Режиссер был чертовски прав. Марат запутался. Он вдруг почувствовал себя частью какого-то неумолимого механизма – пока не осознаваемого им целою. Это целое жило и дышало рядом с ним, подменяя истину показными обманками и услужливо подсовывая ложные варианты. Но тогда…

Дальше Марат думать не мог. У него начиналось гудение в голове и разброд в мыслях. Пока он будет довольствоваться своими догадками, а там… как карта ляжет.

Если бы можно было обсудить сложившуюся ситуацию с Линой! Ее ум работал не лучше и не хуже, чем у Марата: он работал по-другому. И это открывало новые возможности.

Кто-то громко постучал в окно. Оказывается, отведенный Маратом самому себе час на размышления истек. Быстро же бежит время…

– Ну что, вы собрались? – к стеклу прижалось круглое лицо Голдина. – Пора выходить. Скоро темнеть начнет.

Господин «Багров» посмотрел на часы и махнул парню рукой.

– Сейчас. Я почти готов.

Побросав кое-что в рюкзак, он натянул куртку и поспешно вышел. Ветер сразу прохватил насквозь, бросил в лицо мелкую морось. Он был сырым и тяжелым, забивал дыхание.

– Я жду-жду… думал, вы заснули, – пробурчал Голдин. – Погода-то вон какая паршивая. Охота вам в такую даль тащиться? Промокнем ведь!

– Давай перейдем на «ты», – предложил Марат. – Согласен?

Женя склонил голову набок, поправил круглую черную шапочку.

– Лады. Я «китайских церемоний» терпеть не могу. Такой маразм! Лилька, жена моя бывшая, ох и стерва была! Замучила своим дурацким этикетом. Ты, говорит, руку мне не подаешь, за столом не ухаживаешь… А сама с негром сбежала. Он ей покажет этикет! Я из-за нее в горы-то подался. Раны зализывать.

– Ну и как? Помогло?

– Какое там! Придурков везде хватает. На Луну, что ли, бежать?

– Не далековато?

– Если бы ты знал, мужик, как мне люди надоели! Я бы в космос полетел… один. На большом-большом корабле. И чтобы никого вокруг – только звезды. Так бы летел, летел… просто вдаль, в никуда… Вот это был бы кайф!

Пока они добрались до петляющей между камней горной тропы, Голдин рассказал Марату всю свою нехитрую биографию, которую его друзья – приятели уже знали наизусть. Новый слушатель пришелся очень кстати. Он не перебивал, не задавал глупых вопросов и не смеялся.

– А ты мировой мужик! – восхитился Женя. – Я рад, что пошел с тобой. Меня уже никто слушать не хочет. Гады! Паразиты! Им бы только водку жрать да анекдоты травить! Эх, когда душа болит, и водка не помогает…

– Наркотики пробовал?

– Пробовал… – признался Голдин. – Дорогое удовольствие. Мне не по карману. А воровать и разбойничать я еще не научился.

– Понравилось?

– Чему там нравиться? Глюки ловить? Их и так хватает. Жизнь – это, брат, самый тяжелый наркотик…

Слово за слово, Марату удалось перевести разговор на членов общины.

– Врагу не пожелаю с ними тусоваться! – возмущался Голдин. – Как вспомню ихние рожи, блин! Век бы не видать. Иду только ради тебя, брат. Уму не постижимо, как они умеют до печенок достать! Если бы ты их базар послушал… «белочка» и то лучше. Ей-богу! Веришь?

– Ara, – кивал Марат. – А чем они занимаются?

– Разной фигней. То медитируют… то ругаются. Иногда как начнут спорить, – спасайся, кто может! Только что не дерутся. Особенно Криш любит орать. Это кореш мой, еще по армии. Сам маленький, тощий, юркий и злой, как церковная крыса. Белыч из них самый нормальный, хоть и бывший поп. Жует себе да жует, как корова.

– Белыч это кто?

– Толстяк… Он безобидный, только жрет немерено. Раньше был семинаристом: на батюшку учился. Не потянул. Мечтает искоренить свои несовершенства. Алчность, похоть, обжорство и гордыню! Затем и живет в общине. Как только искоренит – сразу, значит, в рай. Прямиком!

– Понятно.

– Если бы! – захохотал Голдин. – Я с ними сколько жил, столько удивлялся. Нелюди, а паяцы. Ничего своего – ни лиц, ни поступков, ни слов, – все напускное. Я вот дурак и не стыжусь этого. Не всем же быть мудрецами. Простой народ тоже нужен. Если все резко поумнеют, кого мудрецы тогда учить будут? А? Вот то-то! Когда вокруг серая масса, легко быть гением…

Калитин не мог с ним не согласиться. Его забавляла жизненная философия этого круглолицего, крепко сбитого паренька.

– Сколько всего в общине людей? – поинтересовался он.

– Кроме Нангавана – шестеро: Криш, Белыч, Длинный Витя, Яков, Хаким и я. Ну, раз я ушел, теперь пятеро. А вместе с гуру, стало быть, шестеро.

– Не много.

– Да они же чокнутые! Кто с ними выдержит?

– Наверное. А жить вот так в горах, на отшибе, не страшно?

Голдин презрительно фыркнул.

– Чего бояться-то? Грабить у них нечего. Про голуб-явана – это все пустая болтовня. Байки! Никаких «снежных людей» я лично не видел, их следов тоже. Что касается хищников, то барс до общины добраться может. В принципе. На самом деле он, если запах дыма учует, ни за что близко не подойдет. Пуганый.

– Кто же его напугал? Охотники?

– Ну… нет, пожалуй. Таджики говорят, дикое зверье там не водится. В общине собаку пробовали завести. Она три ночи выла, а потом убежала… и с концами.

– Почему?

Парень пожал плечами.

– Черт его знает? Многие считают, из-за голуб-явана. Но я в это не верю. Нангаван объяснял, что зверей Священная Гора отпугивает. Потому там и таджики жить не стали, бросили хорошие дома и спустились чуть ниже.

– Да? Интересно…

Марат вспомнил, что у строителей тоже не было собак. И в кишлаке, где квартировала съемочная группа, он не встретил ни одного пса.

– Давай отдохнем, – предложил Голдин. – А то я взмок уже.

Марат засмеялся и замедлил шаг.

– Видишь? Со мной не замерзнешь.

– Ходок ты прыткий, – согласился паренек. – Я за тобой еле успеваю. А говорил, дороги не знаешь.

Они остановились у прячущегося между валунами ручейка, умылись и попили. От ледяной воды ломило зубы.

– Вода прозрачная, как слеза! – восхитился Марат. – Каждую песчинку на дне видно.

– Горы… Кое-что в них есть хорошее. Вода, например, воздух… цветы. Внизу такого не бывает.

Марат молча кивал, собираясь с мыслями. Что за Священную Гору упомянул Голдин?

– Расскажи мне об остальных членах общины, – попросил он. – Кто чем дышит?

– Думаешь, кто-то из них туннель взорвал? – прыснул Голдин. – Чушь собачья! Там же все на виду…

– С меня в любом случае бумагу потребуют. Будь другом. Я за один вечер во всем разобраться должен и написать отчет о проделанной работе. Думаешь, мне хочется?

– Ладно, придется тебя выручить. Так… о ком я еще не упоминал? Хаким… Помешан на восточной мудрости. Целыми днями сидит, уставившись в книжку, а когда говорит – то, в основном, цитатами из Омара Хайяма. Нудный тип.

– А Длинный Витя что из себя представляет?

– Очкарик, – пренебрежительно махнул рукой Голдин. – Высокий, как жердь, и ужасно бестолковый. Если он что-то не рассыпал, не пролил и не разбил, – считай, день удался. От него одни убытки.

– Рассеянный?

– Он, видишь ли, погружается в трансцендентный слой сознания. А ум отключает, чтобы тот не мешал Вите сливаться с Абсолютом.

– Как это?

Голдин саркастически рассмеялся.

– Без ста грамм не разберешься! У меня от этих фокусов чуть крыша не рванула.

– Да… пестрая у вас там подобралась компания.

– Еще бы! Один Яков чего стоит. Вот где темная лошадка. Сидит, молчит и только зыркает на всех из своего угла. Жуть! Будь это не община, а тюряга, – я бы счел Якова «подсадной уткой». Стукачом! Точно…