Текст книги "Посторонним В."

10 апреля

00.30

Только что звонила из Таиланда мама, очень подробно рассказывала про шоу трансвеститов и прогулку с Петром Алексеевичем на лодке со стеклянным дном. Сообщила, что в буддистском Храме ей повязали руку ниткой, и теперь она будет неразлучна с этой ниткой.

С претензией спросила, скучают ли дети по бабушке.

Потом сразу же проявилась моя подруга Алька с удивительным рассказом о собственном сыне: надевает Никита в гостях, собираясь уходить, кроссовку, тринадцать лет мальчику, да, завязывает шнурки, рядом хозяева дома, пожилые родители хозяев дома – провожают, и говорит вдруг Никита человеческим голосом: «Эрекция». Алька буквально насторожилась, но промолчала. Ребенок натягивает вторую кроссовку, завязывает шнурки и говорит снова: «Эрекция». Аля за руку вытащила сына на улицу, оставив хозяев сдавленно смеющимися в небольшой истерике, вытащила и говорит: «Никита! Ну зачем же все общество ставить в известность о таких интимных событиях в твоем организме, а?» Ребенок Никита недоумевает.

Потом оживляется и отвечает: «Аааа! Ты Эрекцию имеешь в виду! Так ты сама говорила, что так называется, когда одна нога, в смысле ступня, больше другой!»

Алька молчит, пытаясь осмыслить услышанное. Робко переспрашивает: «Я так говорила?»

Ребенок Никита легкомысленно кивает, добавляя через паузу: «Ну или асимметрия, я точно не помню…»

01.10

Муж начинал сегодня отмечать Праздник Праздников, а какой? а день Космонавтики, ребенок Никита, кстати, говорил в младенчестве: день космонавтиков ☺.

Оглядываясь назад, не могу припомнить НИ ОДНОГО праздника праздников без последующих страданий Олафа: «Эх, фигня какая-то получилась». Традиционно собираются двенадцатого апреля с однокурсниками, иногда приглашаются и жены/подруги/любовницы/случайные симпатичные девочки, чаще порознь, бывает, что и вместе.

Вспоминаю Первый День Космонавтиков, который мы провели вместе: ну, не совсем и вместе, я сидела дома с ребенком Павлом, коему было 2 месяца от роду, фанатела на «Скорой помощи» и лично на докторе Лукасе, а Олаф красиво гулял в ресторане «Космос». Вернулся он сильно за полночь, мы с младенцем уже спали, а утром-то для меня и настал Праздник Праздников: в своей кровати я обнаружила то, что меньше всего ожидала увидеть: неимоверно, чудовищно грязного мужа, не просто банально грязного, а основательно облеплепленного комьями земли, как будто он собственноручно рыл что-то (могилу?) в черноземе – верхнем, плодородном слое почвы. Руки были изодраны в кровь, ногти обломаны, лицо разбито, залито кровью, подсохшие потеки, ноги в ботинках, носки – отсутствовали. Он спокойно спал.

Что с ним произошло – неясно до сих пор, особенно примечателен тот факт, что друзья после космического веселья проводили его до подъезда. Как за три минуты и четыре лестничных пролета человек мог: 1) что-то вырыть, 2) разбить лицо, 3) извозиться в земле так, будто во всем городе осталась последняя ее пригоршня, и Олаф боролся со всеми соискателями и победил их?

Сегодня же было неплохо, приглашались жены (была их очередь), собирались в «Солдате Швейке», я заказала порцию кнедликов и, орудуя ножом и вилкой, как была, в драных джинсах и черном жилете с брошью-китчем – улетела прямо в страну Чехию, а может, и Словакию.

Пили, разумеется, пиво, я говорила безо всякого поводу и всем подряд: «Цена всему этому – дерьмо»,[14]14
  Героиня цитирует грубияна трактирщика Паливца из гашековских «Похождений бравого солдата Швейка».


[Закрыть] а также «Едете куда-нибудь на дачу?»,[15]15
  Реплика пьяного фельдкуратора из того же романа.


[Закрыть] но цитаты распознавали не все. Некоторые отходили с кривыми улыбками, все больше утверждаясь в мысли, что у Олафа-то жена окончательно сошла с ума. Как эпизод в фильме «Ширли-мырли», на свадьбе: один гость веселым голосом восклицает: «Эх, а что это рыба-то какая горькая! И салат горький!» – а ему злобно, не отрываясь от поглощения пищи, отвечает сосед по тарелке: «А вы вообще радуйтесь, что вас пригласили!»

Вечер провели очень хорошо, а дома бездарно разругались с Олафом.

Он мне весело рассказал, что вот сегодня подвозил Работницу-Крестьянку, простите, Анну, Анну, до какого-то метро, а что, коллегу, имеет право, ничего особенного, я, естественно, высказалась в духе: на рабочее место доставил?

У метро широкий выбор девушек для досуга, да, а потом мы сцепились, просто как струи Арагвы и Куры, я сгоняла и ловко метнула ряд его носильных вещиц на лестницу, попыталась вытолкать туда же и Олафа, не получилось, конечно.

Господи, только сейчас осознала, что ведь я поимела счастье лично познакомиться с Работницей, простите, Анной, еще задолго до событий: в олафовской конторе был грандиозный корпоратив по поводу переезда в новое здание, завершения ремонта, строили мы строили и наконец построили, приглашались все-все-все, и с женами. Некоторые с мужьями. Я первоначально кривлялась и отказывалась идти, но Олаф раз шестьдесят семь угрюмо повторил: «С женами!» – и я пошла. Как всегда, остро встал вопрос «абсолютно нечего надеть», задействовала Черное Платье № 1, которое с кружевом.

Вряд ли я была неотразима. Для поддержания беседы рассказала какому-то худосочному седоватому сослуживцу Олафа свой любимый анекдот: «Дедушка, а ты же партизаном был? – Да, внучек, конечно! – Дедушка, а что за странная фотография: ты, в эсэсовской форме стоишь перед строем и руку правую поднял? – Эх, внучек, было тогда дело: ворвались в деревню фашисты, стали сгонять женщин и детей в сарай, угонять в Германию, отбирать куры и яйки, все жители растерялись, испугались, один я набрался смелости, вышел, поднял руку и сказал: «Минуточчччку!»», сослуживец отошел с каким-то странным выражением лица, и это была не улыбка. Позднее выяснилось, что его мать – ребенком перенесла заключение в концлагере. Что Вера – идиотка, было выяснено значительно раньше.

02.00

Там-то ко мне, имею в виду новоселье Олафовской конторы, и подрулила Крестьянка Анна, она трудится вместе с Олафом, только в цеху, простая рабочая девушка, поклонница коротковатых широких штанов и полусладкого липкого шампанского.

Ей удалось сразу произвести достаточно убедительное впечатление: потрясая какими-то желтеющими бумагами, она спросила меня тихо и заинтересованно: «Скажите, а вы хорошо разбираетесь в медицине?»

«Плохо, – ответила я, – плохо, а что?» Тут Анна сунула мне под нос свои листочки, оказавшиеся справками, анализами и прочей шнягой.

«Врач подозревает, что у меня в животе ипполиты», – отчетливо произнесла она. «ЧЧЧто?» – переспросила я. «Ипполиты, ипполиты, – уже раздраженно повторила она, – неужели трудно понять?»

Спаслась от нее бегством, долго смеялась в туалете.

Не помню, была ли она уже тогда похожа на Дональда Дака.

02.30

«Женщины в Игре без правил» – есть такой отличный роман Галины Щербаковой, про любовь, естественно. Удивительно точно вот это: игра без правил.

Эмилия – филолог, кандидат наук, умница и красавица, а ее муж, тоже, кстати, умница и большой молодец, длительное время был безумно увлечен водительницей троллейбуса с умением выполнять слесарные работы, она была старше его на девять лет, принципиально не брила подмышки, в жаркие дни черные кудри там глянцевито поблескивали.

Машка моя, дорогая подруга, просто Богиня домашнего очага, и еще Родина-мать: верная. настоящая, всегда поможет, во всем поддержит, а Военный Человек ушел к молодой толстой Гретхен, выпускнице ПТУ (Помоги Тупому Учиться – говорилось в мои школьные годы) и пойманной за руку в чужих и невоенночеловеческих штанах непосредственно в первый месяц близости.

Алькин бывший муж, покинув Альку, профессорскую, между прочим, дочку, большую умницу, последовательно сменял симпатии: сборщица часов, лепщица пельменей, продавщица мороженого, – пока твердо не остановился на дежурной по станции, в метро. Такая сидит в прозрачном стакане, объявляет: «Подберите длиннополые вещи!»

Никак не могу отделаться от этакого интеллектуального снобизма, конечно.

03.00

Эмилия сочинила новый флешмоб: написать про свой идеальный отдых, мужчину, попутчика и нос.

Я не хочу никого разочаровывать, все ждут насчет отдыха чего-то либо круто эротичного, либо про путешествия в Индокитай, нет-нет, не этого я хочу сейчас. Я хочу: находиться в своем доме, но пустом. Пусть дети будут далеко-далеко заниматься чем-то отличным и здоровским, пусть у них все будет хорошо, я буду об этом знать и радоваться за них. В лагере на Черном море? Пусть. Пусть муж тоже где-то далеко-далеко ходит в поход, он любит, сплавляется по рекам, поет хором, хлопает на щеке мясистых комаров, очаровывает полных, свежих туристок и не бреется. Пусть мама с теткой уедут далеко-далеко, в Иерусалим, вечный город, они давно мечтают, Стена Плача, Гроб Господень, что там еще? гора Царя Соломона, его копи, его решение, пусть. А я пусть останусь одна, без никого и телефонов, с ноутбуком, который я заложу рядом с собой на подушки, я имею возможность брать с работы роскошный ноутбук, подозреваю, намного более мощный, чем мой бедный зайчуган-компьютер, но все как-то муж против, считает, что ноутбук крадет меня у него, хаха. И еще раз: хаха. И не остановиться, хихикаю, правда, если бы было так просто.

В общем, желаю лежать в подушках с ноутбуком, книжкой, а восставать только в туалет и к чайнику. Из жратвы мне хватит булочек «Упле-тайка», можно черствых, и кофе, разумеется. Ну и сахару.

И так я хочу проваляться много времени. Пока не надоест. Одновременно я могу воображать себе идеального мужчину, очевидно, это буду как бы я, но мужеского рода, потому что кому еще придет в голову сделать что-то такое, чего я вправе ожидать от идеального?

Скууууучно, не хочу идеального мужчину, а идеального попутчика хочу – пусть меня сводит/свозит куда-нибудь недалеко, типа в Загородный парк? Пусть он будет мне Никто, ни о чем не говорит, просто идет рядом, потому что я уже соскучилась здесь одна! Да. И пусть мы туда приедем на трамвае или 61-й маршрутке и будем бесцельно слоняться по сырым от недавно стаявшего снега аллеям и малым тропам, и пусть мы спустимся по общеизвестной лестнице к Волге, и пусть он меня вежливо спросит: не холодно? а я вежливо отвечу: нет-нет, спасибо. И совру, потому что мне холодно почти всегда. Но как он есть мне никто, он не заподозрит обмана и улыбнется.

И тогда я обращу внимание, как у него забавно морщится нос, и отмечу, что он правильных пропорций, с прямой спинкой, аккуратными крыльями и четко выделяющимися двумя косточками на переносице, и подумаю: идеальный?!

03.30

Привлеченная странным шумом из дочериной комнаты, заглянула. Ребенок Лиза танцевала безо всякой музыки.

Моя фонотека в телефоне изрядно устарела, последнюю мелодию я подгружала туда чуть раньше чудесного праздника Нового года, и это был изнуряющий меня «Last Walz» от Rasmus. Ночью как-то особенно приятно громко и тайно слушать музыку в наушниках, и я как-то особенно хорошо представляю тебя.

В автомобиле, правой рукой отыскивающего в эфире что-то более-менее приемлемое, пролистывающего раздраженно стародревнее неопознанное: «светила полная луна, в лесу была ты не одна и никогда потом об этом не жалела…», стародревнее ужасающее: «окончен школьный роман…» и лет пятнадцать назад как опостылевшее «Jonny, oooeee…».

Упражняешься с настроечной ручкой, снобистски ругая «гопниковский» формат популярных радиостанций ФМ, и знать не знаешь, что я тут, совсем недалеко, осваиваю недлинную дорогу Радистки Кэт, работаю, надсаживаясь и волнуясь, на ржавом-ржавом ключе, писклявой, точечно-тирешной морзянкой передавая для тебя кое-что.

Так, полнейшую ерунду, набор слов, лишенных смысла.

Вот, кстати, о песенках: дядя Федор Чистяков, группа «Ноль», когда-то намного лучше меня про это…

«йа эл-йу-бэ-эл-йу тэ-йэ-бэ-йа»

Ну и еще раз.

«йа эл-йу-бэ-эл-йу тэ-йэ-бэ-йа»

Рацию спрячу в привычный подпол, временно свободный от партизан и бочек с квашеной капустой, замаскирую лаз комодом или пусть той же пустой бочкой, для правдоподобия.

А ты наконец отыщешь нечто успокоительное, умиротворенно вздохнешь и посмотришь на дорогу. Какая-то такая музыка, что примирит тебя с плохой погодой, гадким настроением и зудом в правой ладони (буду здороваться? с кем? оставь… это профессиональное).

Я не знаю, что ты выбрал, но почему-то вспоминаю Эннио Марриконе «In the deth car», с таким неожиданно русским многоголосьем в припеве.

11 апреля

00.15

Внезапно противно запел что-то восточное и гадкое Филипп Киркоров, это старушка-соседка за стенкой развлекается, «…он дантист-надомник Рудик, у него приемник – Грюндиг, он его ночами крутит, ловит, контра, Фэ Эр Гэ…».[16]16
  Из стихотворения Владимира Высоцкого «Дорогая передача, во субботу, чуть не плача…».


[Закрыть] Соседка предпочитает радио «Дача», правда, тоже по ночам.

Появилось такое, неприятное моему, воспитанному на качественном сольфеджио, слуху, радио.

Вчера после разборок с мужем оказалась настолько перепаханной, что не изыскала в себе сил противиться поездке на дачу, и поехала, вместе с Олафом и сыном, дочь предпочла круто тусовать дома в крутящемся кресле напротив компьютера.

Свекры переселились на дачу уже месяц назад, праздновали открытие сезона. Все горизонтальные поверхности в доме были заставлены рассадой в баночках из-под йогурта, примета весны. Свекровь вязала полосатый свитер, кому – неизвестно: полосочка синяя, полосочка желтая, полосочка зеленая, и еще для полноты впечатления – ярко-красная, веселенькая такая расцветочка. Свекр что-то такое делал со своим охотничьим ружьем, они на пару с Олафом охотники и рыбаки, мужчина может иметь безобидное хобби, как говорила героиня известного советского фильма.[17]17
  Сусанна из к/ф «Самая обаятельная и привлекательная».


[Закрыть]

Кстати, на даче мне показалось неожиданно хорошо, никто меня особо не трогал, и был воздух, и я просто нашла себя в растапливании печки в бане, сидела на низенькой табуреточке перед открытой топкой, подбрасывала дрова, они замечательно трещали, ворошила угли удобной крепкой вишневой веточкой, пила чай из кружки, подаренной мною же свекру на какой-то праздник, вместительная английская кружка с видами Лондона, Биг-Беном и всем таким. Ни за что не хотела покидать своего места, с какой-то ненасытностью таращилась на живой огонь, как первобытно-общинная скво, хотя скво – это индейские жены вроде бы. Да, точно.

Вспомнила огненную историю: мы со Снежаной Константиновной на уроке труда решили поразить всех отсталых одноклассниц и лично преподавательницу Тамару Августовну.

(«Девочки, девочки, ус-по-ко-и-лись! Мы для чего вас тут учим домоводству? Чтобы вы выросли, и стали хорошие жены, и составили бы счастье простому, хорошему парню, сварив ему вкусный борщ, прокрутив котлету, подрубив пеленку… Вот ты, Снежана, хочешь быть хорошая жена и иметь женское счастье? Тогда прекращай болтать с Паламарчук и зарисовывай в тетрадь кривошипно-шатунный механизм швейной машинки…»)

Мы задумали с подругой Снежаной Константиновной вместо скучного картофельного пюре или чего там, не помню, киселя? приготовить фламбе, вычитали рецепт в роскошной кулинарной книге про кухни народов мира, привезенной моим отцом из Москвы. И все шло в общем-то неплохо, единственное что – после эффектного поджигания содержимое сковородки загорелось пламенем неожиданно сильным, возникла легкая паника с криками и визгами, пока недрогнувшая отличница Горбунова не потушила пожар своим же киселем, пожертвовала. После чего мы со Снежаной Константиновной рыдали в кабинете директора и писали объяснительные.

Эта Тамара Августовна, сама того не зная, стала автором выдающейся фразы, занимающей высокое место в моем личном рейтинге «словечек». Началось все с пошитой мною самым убогим и жалким образом на уроках домоводства ночной рубашки, такое задание.

Руки у девочки Веры ветвились не из положенного рукам места, и ночная рубашка необъяснимым образом приобрела отталкивающий и даже пугающий вид: непомерно широкая, короткая, с вырезом странной многоугольной формы, о качестве швов лучше не упоминать. «Печальное зрелище, душераздирающее зрелище», – как говаривал ослик Иа-Иа, оглядывая свой тыл без хвоста.

Так вот, как я ни охорашивала свое произведение швейного искусства, лучше оно не становилось, я сильно приуныла, осознав полное поражение и провал себя как будущей подходящей жены для простого и хорошего парня. Тамара Августовна меня приободряла, она отрывисто произнесла короткую, пылкую речь: «Ах, девочка моя! Да стоит ли расстраиваться! Да какие только протори и убытки тебе не сулит наша женская нелегкая доля, каких только горестей не встретится на твоем нелегком пути, никто не укатает его асфальтом и не усыпет цветами, поверь! Я сама-то, пожила, знаю, что и как. И не с таким сталкивалась, и не после такого поднимала голову и шла вперед. Бывало, свяжешь кофту… а петли-то набрала и посчитала – неверно, и приходится все-все распускать, все-все распускать…»

Краткое и емкое выражение «бывало, свяжешь кофту…» прочно вошло в наш лексикон.

Так мы с подругами утешаем друг друга. Действует безотказно, да.

00.30

А Ше рассказывал недавно, что во время учебы в институте подрабатывал медбратом и пришел как-то ставить банки болезной старушке, сторожу местной школы, инвалиду труда, которая была ни в чем не виновата, как и все мы, и стал он эти банки фигачить, в одной руке факел, просто хромоногий Гефест, и тут каким-то образом (пролился спирт на бабушку? происки врагов?) болезная старушка вспыхнула, не хуже Муция Сцеволы, а то и лучше, потому что у Сцеволы-то сгорела одна рука, а тут…

Ше не придумал ничего более, чем упасть на пожилую достойную женщину, сторожа и инвалида труда, всем своим студенческим телом, гася синеватый неуверенный огонь. «По-моему, она не поняла вообще, что ситуация вышла из-под контроля», – глубокомысленно комментирует он свой веселый рассказ. Действительно. Подумаешь. Ну падает на тебя медбрат во время процедуры. Делов-то.

Вчера у ребенка Лизы оставались ночевать подружки, Оля и Ксюша, они колобродили до шести утра ровно, а потом разбудили меня с претензиями относительно количества подушек, неважно, так вот, звонит Ше утречком, он любит пораньше, как откроет заспанные глазочки в семь утра, так и сразу звонит и спрашивает, не купить ли мне что-нибудь в «Ашане», они с Алусиком едут. Я даже поперхнулась от неожиданности. Вежливо поблагодарила, сказав, что вот накормлю девчонок завтраком/обедом, и сама вытащусь, пошустрить насчет продуктов питания. Ше неожиданно проявил острый интерес к возрасту и количеству Лизиных гостей, обозвала его «тайным эротоманом».

01.00

Приходили днем мама с теткой, еженедельный разговор на этот раз оказался несколько скомкан из-за предстоящего визита наших престарелых польских родственников, троюродных для нашей бабушки Лэ и ее брата, теткиного мужа, и тетка дико переживает, потому что престарелые польские родственники приедут к нам впервые. Каждый раз, затрагивая эту тему, тетка страшно волнуется, начинает немного заикаться, путать слова, а также покрывается красными пятнами разной формы, и лицо, и шея, не исключено, что и спина с грудью, я боюсь за ее давление, которое и так-то. Тетке придется заселять у себя, в собственной квартире, престарелых польских родственников, хоть она этого хотела сама и своею рукою их и призвала из Польши, из города Кракова. Дядька сказал, что видел престарелых польских родственников в 1988 году, летом, и что этой встречи ему хватило надолго, даже, может быть, навсегда, и что пусть его оставят в покое, иначе он не ручается ни за что вообще. И лег на диван. Где пребывает и сейчас. Сегодня тетка объявила, что остаться в стороне от дней польской дружбы в Самаре мне, как моему негодному дядьке, который еще пожалеет, не удастся и что я ответственна за «ужин по-русски». Я немедленно переспросила:

– Это как, надеть кокошник, напиться водки и петь «Подмосковные вечера…» и «По тундре, по железной дороге…»?

– Вера. Я тебе скажу. Не думаю, что сейчас уместно как-то так шутить, и вообще… мы, наша семья, должны продемонстрировать польским родственникам, что мы храним семейные традиции и остались маленьким островком славянской культуры…

Я заслушалась тетку, с удовольствием представила себя маленьким островком славянской культуры.

– Сделаешь рыбных блюд русской кухни, обязательно блины, мать испечет кулебяку… я думаю, еще неплохо расстегайчиков, маленьких… Ну и холодец, и, конечно, щи из кислой капусты, или что? солянка рыбная на сковороде? Подумай сама, дорогая моя, меню согласуешь со мной, – деловито продолжала тетка, доставая неожиданную записную книжку размером с Первый Том Большой Медицинской Энциклопедии и что-то там черкая ручкой. – Так. И я тебе скажу. Пожалуйста, безо всяких там… фокусов… Программу вечера мы обсудим дополнительно, никаких твоих песнопений, я тебя умоляю, Вера, в прошлый раз на моем дне рождения ты трижды спела «Бродяга, судьбу проклиная… тащится с сумой на плечах…», аккомпанируя себе на пианино, причем отвратительно.

За меня вступилась мама, заявив тетке не без обиды, что я чудесно пою и что даже бабушка перед смертью только и просила меня сыграть ей на рояле и спеть «Там вдали, за рекой, догорали огни… в небе ясном заря догорала…».

– Перед смертью, говоришь? – жестоко усмехнулась тетка.

Одна моя знакомая, очень умная девочка (Мэри Эн) недавно меня спросила: сколькими несчастливыми днями ты расплачиваешься за день счастья? Вместо того чтобы поблагодарить за вопрос, я как-то всполошилась и наскоро ответила, что примерно тремя к одному.

А почему поблагодарить за вопрос, а потому что я все думаю и думаю на эту симпатичную и лояльную к себе (любимой, несчастной, всеми покинутой) тему. И прихожу все более и более к удивительным выводам, я тебе даже сейчас расскажу. Ты меня разбаловал преувеличенным вниманием к моей болтовне, так получай же.

Когда я была маленькой, я ежегодно ездила в пионерский лагерь, он назывался АИСТ, и вот там мы нередко с такими же мелкими обормотами прокрадывались к ветхому забору из крученых стальных прутьев и тайно покидали территорию, шлялись по лесам-полям и, наверное, лугам. Вот я и хочу – о полях. Имелось два вида полей (прости мою аграрную необразованность) – кукурузное и какое-то с колосьями, пшеничными? ржаными? – не знаю. Все васильки, васильки, много мелькало их в поле… Кукуруза была высока, густа, с головой закрывала мелких обормотов, мы варварски носились в этих посадках, играя то ли в прятки, то ли в казаки-разбойники, то ли во что-то еще, а вот рожь-пшеница колосилась не ахти как, и, чтобы там укрыться, надо было себя укладывать на коленки, корточки, а иногда даже ползком. Результат же был примерно одинаков: и в кукурузе, и во взопревших озимых ты видел только на шаг вперед, да и то – слабенько из-за ярких упругих стеблей, и знать себе не знал, что тебя ожидает, когда ты этот шаг сделаешь, то ли наткнешься на мелкого дружественного обормота, то ли на пьяного местного зоотехника дядю Васю, то ли на василек-василек.

Не хочу совершенно уподобляться аутичной героине детского фильма-сказки, умалишенно восклицавшей: что воля, что неволя – все едино… Но.

Когда порхаешь и возносишься в счастливых днях, когда уныло бредешь, рыдая, в последующих несчастливых, все это как прогулки в полях – не знаешь, что будет вот, к примеру, завтра. Прошелестишь ли ты, хохоча, сквозь легкие колосья, или будешь прорубать себе дорогу верным мачете в тростниковых зарослях. Когда это счастливые дни, это хорошо и правильно. А когда последующие несчастливые – ну я не знаю. Может быть, уже стоит подпрыгнуть, и высунуть голову, и немного хоть сориентироваться на местности? Может быть, ты уже куда-то пришел?

…Как далеки эти дни, долго ль томиться я буду, ах васильки, васильки, красные, желтые всюду…[18]18
  Из стихотворения Алексея Апухтина «Сумасшедший».


[Закрыть]