Текст книги "Посторонним В."

Я все спрашивала, что принести Саше, что принести Оксане, может быть, что-то нужно? Мне нетрудно, совсем.

Оксана ото всего отказывалась, а Саша, поняв, что мне это важно, попросил японского зеленого чая, специальный сорт.

«Я тебя понимаю, – тихо и с паузами говорил он, – ты хочешь получить столько боли, сколько сможешь унести. Твое счастье такое, дурацкое, хлебай, пока можешь…»

Через три недели он умер, там же, в больнице. Я плакала, а В. меня ругал, что нельзя умирать с каждым больным. Я же не врач, скулила я, я же не врач…

Думаю, я умру где-то между тремя и пятью часами утра, так как самоубийца я неопытная и рассчитать время получится вряд ли.

Обнаружит неладное Олаф – его насторожит беспрецедентный случай звучания полной версии мелодии будильника в его телефоне. Как правило, я перелезаю через спящего Олафа и прекращаю кошмар – приблизительно на пятой секунде.

Олаф непременно вызовет «скорую помощь», так как сталкивается со смертью впервые и пока не знает, что помощь нужна, но уже не мне и уже не скорая.

Потом он позвонит моей маме. Мама будет горевать, конечно, но отвлечется на заботы о моих уже довольно взрослых детях, это очень хорошо, и так и должно быть. Дети заплачут, разумеется, но дочь вскоре займется сменой статуса в асечке на траурный, а сын, подумавши, включит компьютер. Иногда я думаю, что они уже высосали из меня свою жизнь.

Мама с теткой, тихо переговариваясь, будут занавешивать зеркала, Олаф с кузеном отправятся хлопотать насчет ритуальных мероприятий, дядька расстроится и будет пить водку на кухне. Он один в семье держит меня за умную. Держал?

Я посмотрю на все это, успокоюсь, широко раскину руки, будто бы собираясь взлететь, и – вылечу из окна, ненадолго, я вернусь. Немного полетаю, повоображаю себя Маргаритой и загляну в высокое окно ординаторской, где ты сидишь и пялишься в монитор. Не то чтобы занят работой, а раскладываешь пасьянс, Могилу Наполеона, по теме. Я посмотрю на твою спину в зеленой хирургической пижаме и вспомню, как ты уверенно произнес: «Любовь – не повод, а причина», – а я согласилась, потому что ты ведь всегда прав.

…Япроснусь задолго до будильниковского сигнала, тихо прокрадусь в комнаты своих уже довольно взрослых детей, молча попрошу у них прощения, некрасиво заплачу.

Чтобы не разбудить, укроюсь в ванной – в моей ванной есть окно, и можно встречать новый день.

27 марта

23.55

Сегодня все-таки вытащила ребенка Павлика в обувной магазин, это мука, конечно, заставлять его что-то примеривать, выбирать и так далее, обычно он любит спрашивать: «Мама, это фигня или дорого?», точно выражая Мысль о сути вещей; кроссовки купили, здоровские Caterpillar. Вечером ребенок Павел неудержимо хвастался перед сестрой (известной в городе модницей), сестра вела себя обычно: причитала, что «в этой семье, как чужжая», и «все-то брату покупается, конечно», при напоминании о позавчера купленных джинсах и майке с Суперменом брезгливо скривила рот, всем видом показывая, что не стоит даже упоминать о такой безделице.

Наконец-то Наша весна стала напоминать Традиционную – когда листочки, ручейки, птички и все такое, днем было тепло, солнце; здорово таскаться по улицам, рассматривать девочек, подслушивать разговоры и немного чувствовать себя частью Чего-То-Большого, то ли города, то ли вообще.

Мира? С сыном гуляли по Набережной, обновили его ботинки и мой шелковый платок, праздно шатающиеся люди привычно меня развлекали, в полном восторге от Женщины в Алом Костюме со смелой мини-юбкой из драпа, чорных туфлях на вот такеееенном каблуке, и банкой «джина-тоника» в руке, с чувством выговаривающей в трубку: «Мама. Да, я действительно курю. Ты же видишь».

Никакого, как его, сексизма или женского шовинизма, но чаще всего на мальчиков пялиться скушшшшно, наша городская маленькая толпа мужчин делится на а) гопов с Металлурга и б) приличных Молодых Людей. Гопы мне не нравятся как класс ☺, а приличным Молодым Людям – полнейшее уважение, но разглядывать их неинтересно, простите все.

А когда я с восхищением смотрю на Девочек (девушек, женщин, старушек) – я просто чувствую себя веткой дерева, на которой разом лопнули все почки. Неожиданно.

Столько миров можно открыть, просто рассматривая Их.

Ну и подслушивая, конечно.

Сегодня девица вся в чорном, плащ с дутыми полами, чорный шарф, чорный берет, лихо заломленный, плюс ярко-розовые колготки – говорит своему спутнику, гопу с Металлурга: «Неужели мы не можем встретиться нормально, без спиртного и секса?» – сначала развеселилась, потом прониклась. Думаю: «Ну а какого черта? Неужели действительно, нельзя встретиться нормально?..»

А девочки-подростки – ооооо, вообще, обожаю! Если так подумать, да фиг с ним, со св. Валентином, пусть бы он у нас был, но плюс вся эта замечательная девочковая одежда!

И вообще, я шла вот только что, пару часов назад, по улице, с мокрыми ногами в ярко-желтых ботах «роверс», в черном-черном пальто и шелковом платке на голове, бандана, мне идет, и думала: а какого вот черта я сто миллионов лет не ходила вот так по улице, просто так, в никуда, и какого черта я не делала таких-то и таких-то приятных и важных вещей: не красила волосы разноцветными перьями, не играла с детьми в скрэббл, не выращивала какого-нибудь глупого цветка в горшке, не каталась на дурацких коньках, не ела греческий салат, не разговаривала, наконец, с Неизвестными?

00.25

А ведь – удивительное рядом – два года назад тоже была весна. Так же она пахла, да не особенно чем-то и пахла, если разобраться: нагретой землей, чернеющей из-под снегов, собачьим дерьмом, старыми кожаными куртками, мокрыми пальто, смешными беретами с прибамбасами и модными кепками, ящиками с пенсионерской рассадой для дач, тонкими чулками, долгами за квартплату и водой, водой, водой – а все равно ведь весна, вот в чем дело.

После дурацкой ссоры с В. из-за дурацких сердечек мы не разговаривали два дня, и это было по-настоящему страшно. Я не выдержала первая, написала смс. Какую-то бредовую, типа «Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы». В. мгновенно отреагировал: «Графиня изменившимся лицом бежит к пруду», хорошо читать в детстве одни и те же книжки.

Мы помирились, естественно, но.

Если предыдущие три месяца наш с В. чудесный роман был идеальным – в том плане, что касался только нас двоих, то теперь сюда зачем-то въехал и мой муж, и его жена («Я, может, что-то забыла? может быть, здесь кто-то из нас не женат? кого-то у порога не ожидает верная, но слегка поднадоевшая подруга жизни?» – говорится вздрагивающим истеричным голосом).

Мы хотели и много чего предпринимали для того, чтобы отношения между нами снова были только наши, чтобы они никого не обижали, никому не делали больно, благие намерения, известно, куда приводящие, а что же, это тоже жизнь.

Приклеились друг к другу, чего уж там.

Старались встречаться каждый день, иногда совершенно беспонтово – буквально на пятнадцать минут, успевая поцеловаться, а иногда и нет – условия не позволяли.

Я была очень счастливой и всякий раз при виде В. хотела с разбегу бросаться ему на шею или скакать на одной ножке, потому что казалось: мне снова восемь лет, и новогодние каникулы, и дома елка, и много еды, и мультфильм про мистера Фикса с его планом, и все хорошо.

В. волшебным образом любил во мне всех Вер, а не выбирал какую-то одну, лучшую, на его взгляд.

Сидим в «Якитории», я безобразно хвастаюсь во время ожидания заказа, как великолепно управляюсь палочками, В. почтительно внимает, сворачивая из бумажной салфетки сначала лягушку, а потом – кораблик. Оригами, тематично, только не будем о журавликах, пожалуйста.

Приносят наши роллы, большое плоское блюдо, и его личный суп с цыпленком и рисовой лапшой, я неловко цепляю гадкими палочками, противотанковым ежом растопырившимися в непослушных пальцах, рисово-водорослевый комок, обильно удобряю его соевым соусом и изящно плюхаю на стол темного дерева, не донеся до квадратной тарелки сантиметров на пять. В. приподнимает светлую бровь, называет меня гейшей и другими японскими словами, которых знает, к счастью, не так много.

Но мы еще не выполнили всех пунктов стратегического плана. Бесславно доев остатки «Филадельфии» со стола, я встаю и следую в якиторовскую уборную, она исполнена очень хорошо – общий просторный предбанник с блестящим никелем, сияющим фаянсом, далее мальчики – прямо, а девочки – налево, символично. Стою, изучаю в высоком зеркале свое бледное в голубоватом свете мощных ламп лицо, серые глаза, длинноватый нос, разноцветные торчащие пряди, входит В. Сдерживая идиотский смех, мы вваливаемся в одну из кабинок – тех, что налево, я нервно стучу задвижкой, надежно закрывая дверь, хохочу, закрывая рот обеими руками.

В. замечает, что мне не хватает серьезного, ответственного отношения к делу. Обещаю исправиться. Настороженно заглядываю в унитазовскую чашу, чисто, чисто, вот и хорошо, вот и славно – я брезглива, правда, иногда об этом забываю…

00.30

Выплывала прекрасная дочь. В трусах, майке и огромных Олафовских тапочках. Напомнила, что завтра у нее соревнования, надо рано вставать, собираться, ехать и «еще, мам, деньги за вступительный взнос, за проезд и покууушать…».

«Лиза, про себя надо говорить: поесть…» – нудно выговорила я.

Дочь поделилась последними новостями: «Звонила Анька, нарастила себе реально крутые дополнительные волосы, прядки, цветные искусственные косички и все такое, мегакруто, хочу тоже…»

Сообщила ребенку, что при таких густейших волосах, как у нее, интегрировать что-либо в их массу было бы безнравственно.

Особенно цветные искусственные косички.

Дочь оживилась и начала торговаться: «Если нельзя косички, тогда можно с Некитом гонять на байке, да? Ребенку нельзя отказывать постоянно!»

Про байкера Никиту в яркой майке с краноре-чивыми надписями спереди «Йа слипой!» и сзади «Йа нимой» я вообще считаю разговор неуместным, о чем ребенку и сообщила.

Разве что чаю себе заварить.

00.40

А вот Олаф давно выбрал свою Веру, с которой ему более-менее хорошо, а остальных предпочитает или не замечать, или бороться с ними, не знаю, что лучше. Все хуже. А я разве не так? Просто мне больше повезло, Олаф – цельный человек, выбирать не из чего. Недавно беседуем с ним.

– Знаешь, – спрашивает, – почему в армии не любят спецназ?

Я не знаю, почему в армии не любят спецназ, а Олафу – как бывшему десантнику – это, конечно же, известно. Точно, шевелит в воздухе пальцами, подбирая слова, продолжает:

– Потому что у пехоты, артиллерии, авиации – задачи прямые и четкие. А путь спецназа – путь хитрости и обмана…

Мы молчим. Олаф закуривает, после событий прошлой зимы ему разрешено курить в кухне. Придвигает к себе малахитовую красивую пепельницу, щурит малахитовые красивые глаза.

– Заповеди рейнджера надо помнить всю жизнь. И потом тоже, – традиционно цитирует из любимой «Великолепой семерки».

А я знаю, что будет далее.

Далее последуют заповеди майора Роберта Роджерса, числом девятнадцать, я хорошо помню некоторые и даже применяю на практике.

Ведь путь женщины – это путь спецназа, путь хитрости и обмана.

Пункт 1: «Ничего не забывай».

Помню все. Законченным врушкам, обитающим в параллельных реальностях, перемещающимся по лабиринтам собственных сложных фантомных построений, это необходимо. Для сохранения бессчетного множества их воспаленных, безумных мирков.

Пункт следующий: «Рейнджер не составляет планов, он действует по обстановке».

Разумеется. Как-то давно Олаф, недоверчивый ревнивец, решил оказаться несколько более осведомленным о моей частной переписке, чем был изначально. Он приобрел прелестную вещицу – миниатюрный кейлоггер, клавиатурный перехватчик, записывает и сохраняет в памяти все нажатия на клавиши беспечных пользователей. Новинку бытовой техники я обнаружила весьма скоро, потому как несколько нарушались функции печати – к примеру, вечный копипаст. Обнаружила, выдернула из USB-разъема, в этот же день молча протянула Олафу. Он сильно покраснел, отвел глаза – черт, впервые ему было стыдно, по-видимому. Я его пожалела, больше этой темы мы не касались.

И еще: «Никогда не возвращайся тем же путем».

Естественно. Не надо повторяться. Если один раз твои объяснения, какой-то способ действия принесли ожидаемых и желанных плодов, не увлекайся, не используй его более. Ищи новые. Придумывай.

Во времена встреч с В. я не только посещала курсы французского, но и занималась танцами в клубе «Луна», навещала престарелого родственника, сверхурочно работала на официальных мероприятиях, выводила подруг из затяжной депрессии, прогуливалась в одиночестве – очень помогает сосредоточиться, знаешь?..

Врала, да. Люди врут либо для того, чтобы получить какую-то себе выгоду, либо чтобы не сделать кому-то больно. Вот и я по этим двум причинам.

Ничего не забыла?

Последняя заповедь: «Всегда добивай противника» .

01.00

Приезжал вечером Ше.

Помню, в детстве у меня была любимая игра, называлась: «В Девушек». Я подходила к маме или бабушке и говорила: «Давай играть в Девушек», мама/бабушка бодро отвечала: «Давай», я говорила: «Меня зовут Марьяна, и у меня сегодня свидание». Все, игра была закончена. За день я могла играть в нее раз семь.

(А Марьяной звали соседку-мулатку, она мне – русеенекудадевочке – казалась жуткой негритянской уродиной, но чем-то замечательной, именем?)

Так вот, наши кривые-косые отношения с Ше напоминают:

1) безумное чаепитие в Алисе – это где Мартовский Заяц, Ореховая Соня и постоянно «время пить чай»;

2) игру в Девушек.

Ше внедрился буквально в мою семью, растекся, как масло в воде: беседует вон с Олафом о преимуществах и недостатках израильского автомата «узи», выписывает дочери какие-то «болтушки» от прыщей, достаточно занудно рассказывает ей о буднях российского врача, тип профориентационной беседы – это к тому, чтоб она не стремилась в мединститут, на который институт у нас нету денег все равно.

Мне заботливо подарил «прибор для измерения артериального давления», причем с «памятью на 66 показаний», не хочу даже представлять себе человека, активно пользующегося таким, все это достаточно безумно и ни на что не похоже.

01.20

Продолжается ремонт в подъезде, сегодня весь день на крышу разъезжали какие-то стройматериалы, на специальном таком канате, а внизу копошились строители, в синих комбинезонах и очень даже.

Работала, натурально, днем, за собственным столом, а перед окном – сюрприииз! – мужик появляется. Это маляр. Он будет улучшать наш фасад. Утеплять и разнообразить. Построил быстренько леса и залез. Нетрудно, в общем.

Но так неожиданно.

Не знаю даже, никому бы не пожелала: упираешь глаза в окно – рраз – а там мужик. Ходит.

Старшая по дому Надя принимает офигенно активное участие в ремонтных работах, снует буквально как челнок, то она объявление вывешивает, то собирает какие-то подписи (вопрос: для чего?), то с дико занятым видом тусует под окнами, просто Начальник Чукотки какой-то, а я несколько стремаюсь с ней общаться после двух случаев:

1) когда летом сын помял крышу ее машины игрушечной бомбочкой, смастерил своими руками из подручных материалов и метнул в окно, и я выплачивала Наде затребованный ею ровно миллиард долларов США;

2) когда месяц назад я ее буквально вытолкала личными руками из квартиры, потому что она притащилась опять докучать мне, с осколками желтой хрустальной пепельницы в руках, собрала у подъезда, умная Маша, в пакетичек, думала, я ей что? медаль выдам? ну я, да, в ярости вышвырнула му-жеву пепельницу в окно, потому что ненавидела его в тот момент.

А Надя, завив хвост веревочкой, поскакала немедленно Олафу звонить с жалобами на меня как на асоциальную личность и все такое; удивляюсь, все эти женщины на нашем пути почем-то сразу начинают Олафа любить, пытаться опекать, спасать от сумасбродств жены, называть «голубчик» и так далее. Хотя удивляться нечему, я и сама знаю, каким он может быть милым, когда берет на себя труд быть милым, какие цветы красноречия и дружелюбия может распускать.

Старшая по дому Надя очень-очень дружит с председательницей ТСЖ госпожой Борищевой, и уже вместе они дружат против квартиры № 2, в которой как раз проживает соседка – любительница чтения, соседкин муж и дочь старшего школьного возраста.

– Ты меня совсем не любишь, – говорит правая рука левой, – смотри, как ты ужасно настригла мои ногти, я что, по-твоему, должна так ходить? как Дунька с мыльного завода? как бомжиха бабка Катька? а вот еще что хотела сказать, вчера, во время совещания у генерального ты впиявилась в меня как… как… как я не подберу даже слово, как кто, вот синяк, между прочим, во все запястье… а ведь могла бы, дура, подумать, что, дура, будешь делать, без меня, ты ведь двух ниток связать не можешь, ширинку с трудом расстегиваешь, сиротинка. Все только соблазняешь меня, все только с пути истинного сбиваешь лукавством, так ведь мне и пару твоих любимых пальцев отрубить недолго…

– Бедная ты моя, бедняжечка, – лицемерно сюсюкает левая, – вся в трудах… праведных… Пойдем, я тебе сделаю массажик су-джоковский, в прошлый раз тебе понравилось… Специальные точечки, ага?

28 марта

23.35

«Это было последней каплей!..» – очень любила восклицать моя бабушка, Изольда Сергеевна, причем высказывание могло относится в равной степени и к разводу в семье ее многочисленных «приятельниц» (тоже бабушкино слово – приятельница: «Нас дружило одиннадцать пар, и вот моя приятельница…»), и к перебранке в очереди за, допустим, колбасой, которая как символ эпохи.

Про последнюю каплю у меня есть куча историй. Из жизни семьи.

Типа: жили они жили, не тужили, ну, может, немного и тужили, но все в пределах, на уровне поставленных задач, и вот он, например, плюхает на ее любимый ломберный столик (кухонный буфет, стойку для компьютера) горячую какую-нибудь кружку (тарелку, банку с пивом, железный бокал с виски, пакет с семечками, бутылку с серной кислотой?) – оппа! – возникает предательский круг (квадрат, жирное пятно, горка мерзкого мусора), далее некрасивый скандал и немедленный разрыв. Ну или медленный разрыв, такооой мееееедлеееный. Но неизбежный.

Лично я так и рассталась с Мужем намба уан, отцом ребенка Лизы: в те далекие годы микроволновок для удобного разогрева пищи не было (у нас точно не было, за весь мир как-то не решусь сказать), и борщ для Мужа намба уан на завтрак (любил основательно позавтракать) я грела в мисочке на газовой плите и, экономя усилия для дальнейшего мытья посуды, в этой же мисочке и подавала. Откушайте, батюшка, вволюшку. В одно Прекрасное Утро оказалось – а ведь ничто не предвещало беды! – что борщ нестерпимо горяч, просто невозможно взять в рот, Муж намба уан был вне себя от подобного пренебрежения мною супружеским долгом, открыл рот и не закрывал его минут пять, хаотично выкрикивая разные фразы, довольно обидные, даже и большой ложкой стукнул по столу. Пару раз. Может, три. Вот этот самый мерный стук и был «последней каплей»; я уже шагнула было к намба уан, чтобы роскошно плеснуть малиново-красным наваристым борщом на его аккуратно причесанную голову (медитировал по два часа перед зеркалом), но на полпути передумала: стало неинтересно. Повернулась (через левое плечо) и, печатая шаг, вышла из кухни и (о, как красиво сейчас скажу!) из его жизни.

Подруга моя, Алька. Рассталась с муженьком, редким, кстати, уродом, после оглашения им Требований к Супруге: Альке надлежало а) закончить парикмахерские курсы, и б) похудеть на 10 кило, и в) все это за 3 недели – чудесный план. Но последней каплей была характеристика, данная муженьком Алькиному подарку на 23 февраля: что за говно этот дезодорант? – с любовью поинтересовался он. Аля повернулась (через левое плечо) и, печатая шаг, вышла из двухкомнатной мужниной «хрущевки» и из его жизни.

Подруга моя, Снежана Константиновна. Собрала своему Холи Драйверу вещи после того, как он (а я ее прекрасно понимаю!) авторитетно заявил, что минет она брать не умеет абсолютно. До этого в их семейном прошлом было все: и драка Холи Драйвера с отцом Снежаны Константиновны, и секс Холи Драйвера с сестрами-близнецами на подругин 30-й день рождения, и кража Холи Драйвером с последующей продажей подругиных золотых украшений, далее везде. Снежана Константиновна терпела. Но стоило человеку дружелюбно обронить невинное замечание, как Чаша Переполнилась. Последняя капля, она.

Снежана Константиновна повернулась (ага, через левое плечо) и, печатая шаг, вышла из кафе «Тет-а-тет» (на Набережной, французская кухня, очень неплохой) и из его жизни.

00.00

История с Близнецами, наблюдаемая мной самой.

Близнецы были соседи Снежаны Константиновны и Холи Драйвера по лестнице, причем с одной из них (вопрос: с какой?) Холи Драйвер и сейчас вместе, а может, и с двумя? Не удивилась бы.

А тогда они жили, да, рядом. Снежана Константиновна готовилась встретить свою тридцать первую весну, а сестрам Зайцевым было девятнадцать, что ли, лет, сравнительно немного, и они только что закончили школу, – а почему так поздно, а потому, что… да черт их знает, были второгодницы?

Выглядели они плохо – нет, я серьезно, такие смуглые и все покрыты черными волосами, такие женщины пугают, а насчет усиков на девичьих лицах, то тут я вообще. Непримирима. Не давать волосам ни одного шанса, я считаю, вот – единственно верный путь. Еще у девушек были, я извиняюсь, Носы. Носы – как таковые. Достаточно приметные, если Вы, доктор, понимаете, о чем я.

Ну вот, шуткой-смехом, а Холи Драйвер познакомился с девчатами, навещал по вечерам, а также утрам и дням, все так и шло, и приближался юбилейный день рождения, такие дела, надо было по-королевски принять всю СнежжаныКонстантиновны крутую работу, многочисленных родственников, ну и пара гостевых мест оставалась для «друзей», друзьями были я и Олаф.

Непосредственно в день Праздника Холи Драйвер начал капризничать, кривляться, что вот он, конечно же, говно на лопате, гимназиев не кончал, нах, работяга он, водитель такси, трудяга, симпатяга, и не может, нах, и в богадушумать, сиживать за одним гребаным столом в гребаном ресторане с важными Начальниками, нах, и прочим гнилым взвезду бомондом.

Снежана Константиновна взывала к его совести – не по протоколу появляться без существующего мужа при столь высоком собрании, – но совести у Холи Драйвера никогда не было. Тогда Снежана Константиновна спросила: милый, а что бы ты хотел взамен просто прийти и посидеть за гребаным столом в гребаном ресторане? Какое-то время? Малое? Холи Драйвер мастеровито потер мозолистые ручонки и высказался в том духе, что желает видеть среди приглашенных сестер Зайцевых, вместе с их усами, волосами и прочими частями тела. Снежана Константиновна сглотнула и согласилась.

Ну вот, и был вечер, и было утро, но сначала все-таки вечер. Холи Драйвер протокольное время (примерно шесть минут) посидел на почетном месте рядом со счастливой именинницей, потом плавно переехал к сестрам, где и оставался до конца событий.

Лично у меня в тот день было новое черное платье, в некоторых местах даже и не из кружев, черно-розовый полуторасантиметровый ежик на голове, блескучие темно-вишневые сапоги, я полчаса строила рожи перед зеркалом и себе нравилась. Мы сидели рядом с Женой брата Снежаны Константиновны и братом Снежаны Константиновны, а он, когда выпивает более одной единицы алкоголя, начинает с жаром рассказывать, что любит меня с детства, хоть я и была толстая, – какая старая, старая песня, однако.

В один из моментов я обратила внимание, что уже какое-то время не слышу звонкого смеха и громких взвизгиваний со стороны сестер Зайцевых («Сборник анекдотов, что ли, они там изучают?» – проворчал Олаф) и Холи Драйвера. Осмотрелась. Их просто не было. Нигде в зале. Ни Драйвера, ни Сестер.

Сердце-вещун подсказало мне, что сейчас будет какая-то грандиозная фигня (оно не ошиблось). Решила на всякий случай прогуляться в сторону комнаты для девочек, в которой комнате и обнаружила (в закрытой, слава богу, кабинке) троих отсутствующих гостей. Проявляли они себя очень шумно. Характер происходящего сомнений не вызывал совершенно. То есть абсолютно.

У Довлатова помню замечательное определение похмелья: как будто проглотил кроличью шапку с ушами – у меня посреди ресторанско-го чистого тулета ощущение было примерно такое же.

Мне сто раз наплевать на Драйвера. А уж на близнецов-то как. И секс в общественных местах я уважаю, правда, он бывает утомителен для частого применения. Но правила я уважаю больше.

Я вышла из сортира, встала у двери снаружи, и страждущим дамам вежливо объясняла, что администрация просила временно использовать мужское отделение. По техническим причинам. Нет буквально воды. Отключили электроснабжение. Прорвана фановая, сука, труба. Дождалась, когда из женского отделения вышел муж Снежаны Константиновны, оправляя широкий ремень и широко улыбаясь.

Вернулась в зал. Категорично заявила Олафу, что устала от людей, и вообще, мы же хотели посмотреть боевик «Без лица». Вскоре мы ушли.

СнежанеКонстантиновне я ничего не сказала.

00.40

Сегодня приходили Це, первый раз после того, как я летала на метле (в приступе бешенства истерически орала на них), и Чернов с Петей, Чернов рассказывал веселую историю о том, как он на днях читал лекцию перед врачами какой-то там поликлиники о своей продукции (Чернов – фарм-представитель), и во время произнесения фразы «Бытует неподтвержденное мнение, что мужчины не любят сладкие сиропы…» обнаружил, что его ширинка расстегнута, и оттуда приветливо выглядывает уголок белой в розовую полоску рубашки.

Я вот тоже могла бы рассказать, как готовилась к выступлению на Студенческом Научном Обществе, насчет технических переводов, учила слова, дико волновалась, не спала ночь. Во время выступления была очарована неожиданно воцарившейся тишиной, триумфально спустившись с трибуны увидела, что продуманная черная блуза под пиджаком расстегнута до примерно пупка, но строго заправлена в юбку – как так получилось? как?

Олаф в красках описывал, как собирал на даче теплицу, поговорили о разного рода теплицах, я сначала не могла поддержать тему, как совершенный болван относительно сельского хозяйства, но потом удачно вспомнила об обязательных работах восьмиклассников в парниках ГорЗеленХоза, где было очень, очень жарко – ну так и должно, в принципе, быть, но нам в школьных формах было неуютно:

– Представляете, вот было бы хорошо: платья всем снять, а фартуки – надеть, и прохладно, и аккуратно…

– Да, – поддержал Цэ, – и очень по-немецки!..

01.00

Вчерашний поход в Церковь от Олафа я скрыла, потому что это начнется: а что это тебя повлекло?.. а каких таких грехов успела нагрешить?.. и так далее, разборок на неделю; и нифига не объяснишь, что просто приносила туда месяц назад по их объявлению старые одежды, свои, приняли с благодарностью, попросили, если есть возможность, распечатать листовок для расклейки, возможность у меня есть. Распечатала, немного модернизировав текст.

Это какая-то Старообрядческая Церковь, я плохо разбираюсь во всей этой терминологии, вроде бы «поповская». Надо будет найти в Яндексе, почитать для общего образования.

С удивлением встретила там однокурсницу Таньку: многодетная мать, вся такая воцерковленная, в глазах ноль целых ноль десятых жизни, чуть ли не бьет поклоны беспрерывно, в стареньком скромном платочке, падал с опущенных плеч, юбке-татьянке, хлопчатобумажных колготках в рубчик плюс – мозолистые трудовые руки, полный кошмар. В легком ужасе выслушала ее рассказы о большой и дружной семье: «Я – постоянно в платье домашнем хожу, в пол, в пол… В переднике… Как-то надела брючки для утренней зарядки (ооо), так ребятишки мои испугались, плаачут, мама, мама, что с тобой?..», «Я мальчишкам на ночь читаю житие Сергия Радонежского, уже дошли до третьего тома, и, должна тебе сказать…»

На простецкие подношения (насобирала два пакета детских одежд и обувей) Танька налетела просто птицей, Сокол-Сокол, я – Ласточка; слышала от общих знакомых, что муж как-то оставлял их и сожительствовал с проводницей поезда, РЖД форевер, что ж, учитывая колготки в рубчик, это неудивительно.

Потом, правда, вернулся в лоно, блудный сын, муж и отец, был принят, следствием чего и явился пятый ребенок.

Руководительница благотворительной организации (это и я теперь благотворитель? приятно!) – Ульяна, здоровская такая, видно, что очень умная и образованная, совершенно без всяких «татьянок» и рубчиков, а в строгом костюме, на каблуках.

Похвалила мой платок (шелковый, обожаю прикосновение шелка к коже, очень эротично), но сказала: необязательно, мы же не на службе и вообще… условности. Вот так и должно происходить с человеком, а не вот что ты шугаешься от Страшных Специальных Церковных Бабок, которые вообще.

А завтра я к Вам, к Вам.

Прекрасное сегодня утро было, как по заказу: прохладное, но обещающее, с прозрачным небом, гладкой рекой и каким-то приятным ощущением общего спокойствия. Такое утро законно заявляет себя как начало.

«Иногда то, что кажется тебе концом чего-то старого, на самом деле – начало чего-то нового», – сказал ты как-то давно, мы сидели в кафе, именно в том, где круглые столики традиционно выставляют к самой воде, закатное солнце окрасило тебя немного в теплые и оранжевые тона, меня, наверное, тоже окрасило. А я сказала тебе, что художница Фрида Кало умела оранжевый Мехико рисовать синим цветом, а ты поддел мой указательный палец своим и покачал его.