Текст книги "Стриптиз на гонках"

– Погоди, – вдруг сказал он, отстраняясь от меня, и огляделся.

– Не сейчас! – застонала я.

– Кьяра, мы находимся в общественном парке, сидим в машине с включенными фарами.

Мне было все равно. Если бы он не заставил меня вернуться к действительности, я бы взяла его прямо здесь и сейчас. Джон снова повернулся ко мне и погладил пальцем мою нижнюю губу, как в прошлый раз. Я снова невольно застонала.

– Поехали, – прошептал Джон, – я провожу тебя до дома.

Его потемневшие глаза, казалось, излучали энергию. Я поняла, что не в силах ждать.

– Нет, лучше к тебе, – возразила я.

– Ко мне нельзя, едем к тебе домой, я буду осторожен, нас никто не увидит.

– Джон. Ко мне нельзя, я не одна.

Казалось, температура в машине понизилась градусов на десять.

– Не одна?

Я рассмеялась.

– Приехали мама и мой брат Эл, они некоторое время поживут со мной.

– Проклятие!

Я поправила на себе блузку и села прямо, романтический настрой быстро улетучивался.

– А почему к тебе нельзя? – спросила я.

– Слишком опасно. Честно говоря, то, что произошло сейчас, тоже опасно, не знаю, о чем я только думал. – Он застегнул рубашку и взял в руки пистолет Роя Делла. – Ты умеешь обращаться с этой штукой?

– Нет, и мне не нравится огнестрельное оружие. Джон вздохнул, покачал головой и заткнул пистолет Роя Делла себе за пояс.

– Зато я умею пользоваться вот этим! – Я выхватила из кармана «спайдерко» и нажала кнопку, открывающую лезвие. Сверкающая стальная полоса оказалась в нескольких дюймах от пупка Джона.

– Убери эту игрушку, пока кого-нибудь не поранила, в первую очередь себя.

– Я же неудовлетворенная женщина, чего ты от меня хочешь?

Закрыв нож, я стала засовывать его в карман. Тем временем Джон снова придвинулся, положил ладонь мне на затылок и поцеловал. Это был долгий, глубокий поцелуй, я вздохнула и прильнула к нему, упиваясь вкусом и запахом его тела. У меня даже мелькнула шальная мысль, что, возможно, удастся как-нибудь проскользнуть незаметно мимо мамы и Эла. Но все кончилось раньше, чем я успела что-либо сказать или сделать. Джон выскочил из машины и не оглядываясь зашагал к своей.

Я сидела за рулем и наблюдала, как он задним ходом выезжает из парка и сворачивает на улицу. Мое сердце билось как бешеное, руки, наверное, дрожали бы, если бы я не сжимала ими руль. Каждый кусочек моего тела, к которому Джон успел прикоснуться, горел. Я желала этого мужчину. Настанет день, и он станет моим.

Глава 24

Я подъехала к своему трейлеру в четыре часа утра, во всех окнах горел свет. В доме Рейдин тоже светились все окна, но в этом не было ничего удивительного, если учесть, что она большую часть времени проводила в дозоре, готовясь отразить возможное нашествие инопланетян. Судя по тому, как выглядела ее лужайка и парадная дверь, Рейдин все-таки доказала, что иная форма жизни существует. Жилище соседки подверглось серьезному разгрому.

Только выйдя из машины и приблизившись к крыльцу, я заметила, что задний угол моего трейлера тоже серьезно пострадал. Изрядный кусок обшивки был, казалось, откушен чудовищем ростом с Годзиллу, на этом месте зияла огромная дыра, через которую было видно кладовку. «Одно из двух, – подумала я, – либо пришельцы питаются виниловым сайдингом, либо кто-то проделал в моем доме огромную воронку».

У двери меня встретил Эл. В мускулистой руке он сжимал жуткого вида черный пистолет, а лицо… я никогда еще не видела у своего брата такого выражения лица.

– У нас гости, – сообщил он. Я указала на дыру в стене:

– Их работа?

– Нет, это сделала Рейдин. А вот это их работа. – Эл показал на черные следы от шин, которые, заворачивая, вели во двор Рейдин, разбитую поилку для птиц и высаженную парадную дверь ее трейлера, которая едва держалась на одной петле.

– Фрэнк? – догадалась я.

– Нет, Кьяра, пришельцы из другой галактики!

Я оттолкнула Эла и вошла в кухню.

– Эл, сейчас не время острить.

– Вот как, не время? Неужели? – Эл быстро терял самообладание. – Почему бы тебе не взглянуть на свой диван, а потом ты мне скажешь, имею ли я основания злиться!

Я повернулась, обошла разделительную перегородку и оказалась в тускло освещенной гостиной. На диване лежала мама, на лбу у нее был кусок марли, на котором темнело большое кровавое пятно. Кожа ее была почти такой же белой, как марля. Мне показалось, что она без сознания.

– Мама! – закричала я, бросаясь к ней.

Я упала на колени перед диваном и увидела Флафи. Собачка свернулась рядом с плечом мамочки, по-видимому, охраняя ее. Мама открыла глаза, но мне показалось, что она меня не видит.

– Кьяра, это ты?

– Господи! – Я заплакала. – Мамочка, мне так жаль, прости, это я во всем виновата.

У меня за спиной Эл пробурчал что-то вроде «это точно, во всем виновата ты». Но я и без его напоминания знала, что втянула свою мать в опасную авантюру.

– Кьяра? – слабым голосом позвала мама.

– Да, мамуля. – Я взяла ее за руку. – Я здесь.

– Что ты сказала? – прошептала она.

– Сказала, что я здесь.

Я придвинулась ближе. Эл подошел с другой стороны и накрыл маму пледом, который сполз на пол.

– Нет, – все так же тихо возразила мама. – Что ты говорила до этого?

– Что мне очень жаль и что я прошу прошения.

– Правда?

– Конечно. Мне действительно очень, очень жаль. Я бы все сделала, только бы этого не случилась. Прости меня, ма.

– Отлично! – вдруг вскричала она, ее крик испугал не только меня, но даже Эла. – А теперь вели своему братцу снять с меня этот дурацкий плед и принести мне стакан папиного кьянти. Господи Иисусе, да на него посмотреть, можно подумать, будто я умерла и меня похоронили, а меня всего-навсего обломок двери по голове ударил!

С этими словами мама села, метнула на Эла гневный взгляд и слегка толкнула меня в бок.

– Наш мистер Всезнайка потребовал, чтобы я лежала и не двигалась, как их учили в полиции на курсах оказания первой помощи. Я ему говорю, принеси мне стаканчик вина, чтобы загустить кровь, и со мной все будет в порядке, – так нет же! Сколько я на своем веку ухаживала за больными и ранеными, а тут мистер Суперполицейский вообразил, что лучше меня знает, как это делается!

– Мама! – На лице Эла появилось удивленное и обиженное выражение. – Я же о тебе заботился!

Мама посмотрела на него с некоторым сомнением и вдруг улыбнулась.

– Знаю, мальчик мой. Ты делал все так, как тебя учили, но я тебе говорю, и Кьяра меня в этом поддержит, что кьянти твоего отца – это самое лучшее лекарство.

– Она права, – сказала я, вставая. – Всем нам сейчас не помешает немного выпить.

Из спальни послышался скрипучий голос:

– Меня не забудь, душечка.

Я вопросительно посмотрела на Эла. Тот с покаянным видом поднял руки.

– А что мне еще оставалось делать? У нее практически нет входной двери. Я хотел устроить Рейдин в безопасном месте, поэтому пришлось взять ее сюда.

– Я тебя не упрекаю, Эл, ты поступил правильно.

– Ты бы его видела, Кьяра! – вскричала мама. Ее вдруг переполнила материнская гордость. – Когда этот хулиган примчался на своей машине и выстрелил в дверь, Альфонсо выбежал из дома, стреляя в воздух, прямо как полицейские по телевизору.

Эл принес бутылку кьянти и четыре стакана.

– Меня бы запросто могли подстрелить, если бы вы двое не выскочили на улицу прямо как Рэмбо. Но все-таки, мама, ты ранена, тебе нужен покой.

В гостиную вошла Рейдин. Она была в больших розовых домашних шлепанцах, украшенных улыбающимися мордочками зайцев, из волос торчали розовые бигуди, прикрытые прозрачной косынкой от дождя. Ее стеганый розовый халат наводил на мысли о благотворительной распродаже в шестидесятых годах. Соседка была так же бледна, как мама.

– Пришло время перекусить? – предположила Рейдин, расплываясь в улыбке. – Это мое любимое время; конечно, не считая терапии искусством. – Она посмотрела на Эла так, словно увидела его впервые. – А ты тот новенький парень, правда?

Эл настолько опешил, что даже не возразил.

– Не волнуйся насчет того, что в этой бутылке. – Рейдин указала на вино. – Медсестры все время пичкают нас лекарствами, ничего страшного, это тебя только немного успокоит, но рано или поздно ты снова станешь самим собой. Можешь мне поверить! Я провела в этих концлагерях нашей системы здравоохранения столько времени, что ты и представить не можешь. Просто делай все, как я, и тебя очень скоро выпустят.

Эл осторожно поставил стаканы и откупорил бутылку кьянти. Мама в некоторой растерянности наблюдала за соседкой. Я подошла к Рейдин, подвела ее к дивану и ласково сказала:

– Иди сюда, выпей с нами. Эл сурово посмотрел на меня.

– Кьяра, я вынужден возразить. В ее положении ей не следует пить.

Рейдин издала смешок, похожий на кудахтанье.

– Вы очень добры, молодой человек, но дни, когда я могла носить ребенка, давно прошли, я вовсе не в положении, просто растолстела.

Я вложила стакан в руку Рейдин и обнаружила, что пальцы у нее холодные как ледышки и дрожат.

– Пьем до дна! – воскликнула она и сделала добрый глоток кьянти.

– Рейдин, присядь, вино довольно крепкое.

Она обвела взглядом нас троих, потом оглянулась через плечо, словно проверяя, не подслушивает ли кто.

– Если эта штука такая крепкая, может, стоит подлить ее в питье старой деве, которая ведет нашу группу? – Рейдин придвинулась поближе к маме и похлопала ее по колену. – Девушкам нужно почаще выходить в свет! Наша руководительница всегда сидит прямо, как доска, носит длинные юбки, а волосы стягивает так туго, что глаза чуть не вылезают из орбит. Неудивительно, что бедняжке не удается найти себе парня.

Или мамуля не совладала с собой, или папино вино начало действовать, но она захихикала, как школьница.

– Душечка, ты ведь знаешь, что я права, не так ли? Я считаю, что нам надо взять самого молодого и удрать отсюда. Но только после ленча, нельзя его пропускать, раз уж с нас дерут такие деньги, мы должны получить за них все, что можно.

Как только стакан в руке Рейдин опустел, ее глаза стали слипаться. Пока я на нее смотрела, старушка слегка покачнулась. Я встала и взяла ее за руку.

– Пойдем со мной, Рейдин, думаю, стоит ненадолго прилечь.

Рейдин медленно встала и посмотрела на Эла:

– Не хмурься, сынок, дневной сон входит в программу. Они называют это периодом релаксации, но мы-то лучше знаем, как обстоит дело!

Я проводила Рейдин по коридору в комнату, в которой до этого поселился Эл. На двуспальной кровати было постелено чистое белье, наверняка об этом позаботился брат.

– Ну вот, – сказала я, мягко подталкивая Рейдин к кровати. – Приляг, здесь тебе будет удобно.

Глаза у нее сами собой закрывались.

– Кьяра…

– Что, Рейдин?

Она легла, устроилась поудобнее и протянула ко мне руку.

– Не уходи, посиди немного со мной.

Ее голос дрогнул, в нем послышались слезы.

– Конечно, дорогая, посижу, я тебя не оставлю.

Я села рядом и ласково погладила ее по руке. Рейдин робко улыбнулась.

– Мама, ты ведь споешь мне песенку?

Я вгляделась в изборожденное морщинами лицо, в котором тем не менее было что-то детское. Рейдин была совсем плоха, мне еще не доводилось видеть ее в таком состоянии, и это меня пугало.

– Я знаю, – Иисус меня любит, – запела я не задумываясь, слова пришли как-то сами собой. Это была старинная песня, которую мама пела, когда мы были еще совсем крошками. – Так сказано в Библии…

Я выключила ночник и продолжала петь в темноте, почему-то, сама не знаю почему, по моим щекам потекли слезы. И во что я только вляпалась и втянула всех нас?

Глава 25

Меня разбудил запах жарящегося бекона, сквозь который пробивался аромат крепкого итальянского кофе, так и манивший пойти на кухню и взять чашку. Помню, в детстве эти запахи будили нас каждое утро вместе со звуками радио «Все новости, все время». Я спускалась по лестнице и шла в кухню. Папа уже сидел за столом в майке и пил кофе из белой фаянсовой кружки.

Готовя еду, мама всегда напевала под нос. Она никогда не вставала по утрам «не с той ноги» и старалась, чтобы мы тоже начинали день в хорошем настроении.

– Тебе необходимы белки, – бывало, говорила она, ставя на стол большую тарелку яичницы с беконом. – Чтобы голова хорошо работала, мозгу нужна энергия, сестры не похвалят, если ты явишься в школу без головы.

Я вошла в кухню. Часы показывали, что время завтрака давно прошло, наступил час ленча. Мама стояла у плиты, – на большой сковороде шипел омлет с беконом.

– Привет, соня. – Она оглянулась на меня. – Садись, поешь, мозгу нужна энергия.

Я застыла на месте, глядя на мать. Она уже не девочка, сколько ей, пятьдесят шесть? И что же, после почти бессонной ночи она как ни в чем не бывало готовит мне завтрак!

– Садись, садись.

Мама поставила на стол чашку, от которой поднимался пар.

– Выпей кофе. Судя по твоему виду, это тебе не помешает.

– Мама, что ты здесь делаешь? Тебе полагается лежать в постели!

Порез на лбу от вчерашнего удара обломком был закрыт повязкой, но огромный лиловый синяк выступал даже за пределы бинта.

– Ерунда! – отрезала мама. – Всего лишь маленькая царапина, мне просто стукнуло дверью по лбу.

Я подтянула пояс махрового халата и шагнула к столу. Кофе манил своим ароматом.

– Тебе нужно отдохнуть.

Я понимала, что со стороны выгляжу как неблагодарная дочь. Ма фыркнула.

– Послушай, девочка, я вырастила пятерых детей, а твой отец работал пожарным. Думаешь, я привыкла отдыхать? Кьяра, прошлая ночь ничем особо не отличалась от всех других ночей в нашем доме. Ты что, уже забыла?

Наверное, у меня был озадаченный вид, потому что мамочка продолжала:

– Похоже, ты не понимаешь. Кьяра, твой отец и старшие братья – пожарные, когда он возвращался с работы – а это могло быть когда угодно, в любое время ночи, – я была ему нужна. – Ма помешала яйца и встала так, чтобы видеть одновременно и меня, и плиту. – Кьяра, он не покупки по домам развозил, он спасал людей из огня. Это опасная работа, поэтому я всегда дожидалась его возвращения. – Мама сняла со сковородки длинные тонкие ломтики бекона. – А теперь, когда твои братья тоже работают, я дожидаюсь и их. Не годится, чтобы мужчины возвращались домой голодными и будили своих жен, все-таки у них маленькие дети. Нет никакого смысла будить всех и каждого, когда есть я, – с гордым видом подытожила ма. – Подумаешь, отдых, велика важность.

Я подошла к окну и посмотрела на другую сторону улицы, на трейлер Рейдин. При дневном свете он выглядел еще хуже, чем ночью.

– Где Эл?

– Я отправила его спать, – сообщила мама, ставя передо мной полноценный завтрак, включавший ее фирменные домашние булочки с корицей. – Ты знаешь, что бедный мальчик не ложился всю ночь?

Мама носилась по кухне, подстегиваемая волнением и кофеином. Она всегда начинала суетиться, когда нервничала.

– А ты почему не ешь? – спросила я.

– Не хочется, поем позже.

Это лишь подтвердило мою догадку: когда мама нервничала, у нее обычно пропадал аппетит.

– Мне надо сегодня решить кое-какие вопросы, – сказала я, – так больше не может продолжаться, Фрэнк должен оставить нас в покое. – Меня вдруг осенило. – Ма, Эл, случайно, не звонил в полицию вчера ночью?

– Конечно, звонил! – Мама, казалось, была удивлена, что я вообще об этом спрашиваю. – Его соединили с этим приятным мужчиной, детективом Уилингом, и они с твоим братом проговорили довольно долго.

«Что ж, может, оно и к лучшему, – подумала я, – может, это хотя бы на некоторое время избавит нас от Фрэнка. По крайней мере у меня будет возможность разобраться, что происходит и как все это связано со смертью Руби». Что-то мне подсказывало, что все последние события – звенья одной цепи. Если бы я смогла побольше узнать о том, что происходит на треке, и о прошлом Руби, я, возможно, вышла бы на ее убийцу. Я еще раз посмотрела на кухонные часы. Двадцать минут первого. К семи я должна быть на работе, значит, нельзя терять время.

– Ма, – серьезно попросила я, – когда Рейдин проснется, я хочу, чтобы вы с Элом отвезли ее в психиатрическую клинику. Ей пора делать очередной укол. Как только она получит очередную дозу лекарства, то снова станет прежней.

Мама посмотрела на меня с нескрываемым сомнением.

– Кьяра, а ты уверена, что они не запрут ее в психушку?

– Нет, не запрут. Рейдин временами становится такой, как сейчас, ей просто нужно сделать очередную инъекцию.

Это было не совсем так, на самом деле я никогда еще не видела соседку в таком состоянии. Я рисовала на листке бумаги схему проезда к психиатрической клинике, когда, зазвонил телефон.

– Кьяра, – раздался в трубке голос Роя Делла, – это я. Какой у нас план?

Плана у меня не было, но Рою Деллу совсем не обязательно было об этом знать.

– Ты где? – спросила я.

– Через дорогу от тебя, в гараже Рейдин, я звоню по мобильнику.

Я подошла к окну и посмотрела на гараж. Двустворчатые ворота слегка приоткрылись, в щель просунулась толстая волосатая рука, быстро помахала мне и скрылась.

– Я тебя вижу, – жизнерадостно сказал Паркс. – А ты меня?

– Рой Делл, перестань дурачиться! Ты что, хочешь оповестить всех о своем присутствии? Тебе не приходило в голову, что за твою поимку может быть обещана награда? Все-таки тебя разыскивают не за что-нибудь, а за убийство!

От плиты послышалось потрясенное «Ох!», мама повернулась ко мне и вся обратилась в слух.

– Мне нужно принять душ, а потом я смогу тебя подхватить, – продолжала я. – Договоримся так: я заеду на подъездную дорогу, ты выскочишь и быстро запрыгнешь на заднее сиденье. Только быстро, понял?

– Надеюсь, ты не собираешься снова выбрасывать меня на ходу из машины?

– Рой Делл!

Я повесила трубку. Я не представляла, что мне с ним делать, но мысль выбросить короля трека из машины на шоссе в эту конкретную минуту казалась мне довольно привлекательной.

– Кьяра!

По тону и позе мамочки я поняла, что она готова прочесть мне лекцию об ответственности за соучастие в уголовном преступлении.

– Ма, не начинай, пожалуйста, потому что я уже давно знаю все, что ты собираешься сказать. Давай просто сделаем вид, что мы поговорили и ты меня должным образом предупредила.

Я встала и пошла в душ. Мама в сердцах сплюнула. От возмущения она даже не нашлась что сказать, впрочем, это было к лучшему для нас обеих.

К чести Роя Делла будь сказано, он умел шевелиться, когда требовалось. Он так стремительно выскочил из гаража Рейдин и прыгнул в мою машину, что я за это время едва успела переключить передачу на задний ход.

– Пригнись и не высовывайся! – распорядилась я.

Рой Делл так и сделал. Я выехала с подъездной дороги на маленькую улочку и помчалась по направлению к шоссе, а затем повернула в сторону Уевахитчки.

– Кьяра, он хорош в своем деле? Лучше всех? – спросил Рой Делл.

– Кто хорош в своем деле?

– Адвокат, к которому ты меня везешь.

Голос Роя Делла звучал приглушенно, но я различила в нем тревогу. Совсем забыла, что обещала Рою Деллу отвезти его к Эрни.

– Он лучше всех.

Совершенно некстати мне снова вспомнилось, как Эрни Шварц стоял на моем кухонном столе в чем мать родила и играл на гавайской гитаре. Я не удержалась и захихикала.

– Над чем ты смеешься?

– Ох, Рой Делл, это к делу не относится. Между прочим, мы сейчас едем не к Эрни.

– Это еще почему? – недовольно спросил он.

– Потому что сначала я хотела задать тебе несколько вопросов и заехать в пару мест. Ты владеешь кое-какой нужной мне информацией. Поскольку я твоя единственная надежда на помощь, думаю, нам стоит поговорить.

Возникла пауза, потом раздался тяжкий вздох и приглушенное:

– Ладно.

Мы выехали за черту города и быстро катили все дальше. Через несколько минут я сказала:

– Теперь можешь сесть.

Здесь, в сельской глуши, нас никто не знал. Рой Делл уселся, положил косматую голову на край спинки переднего сиденья и устремил взгляд на сосны и телеграфные столбы, пробегавшие за окнами машины.

– Куда мы едем?

– В два места. Сначала к дому Уоннамейкера Льюиса, а потом на трек.

Рой Делл чуть не свалился на переднее сиденье.

– На трек?! Там же наверняка полно полицейских, они меня ищут!

– Возможно, – спокойно согласилась я, – но я готова пойти на этот риск. Нужно побольше узнать о том, что там происходит. Не волнуйся, – добавила я, – я закрою тебя пледом, у меня на заднем сиденье есть очень уютный зеленый плед.

Рой Делл повернулся и потянулся за пледом, который валялся там с тех пор, как на меня напали на стоянке перед клубом.

– Послушай, он очень похож на один из моих пледов! Да, точь-в-точь такой, как плед, который лежит на заднем сиденье моей машины.

У меня пересохло в горле. Сердце пустилось вскачь.

– Но ведь это не твой плед, правда? – спросила я и затаила дыхание в ожидании ответа.

Помолчав, Рой Делл медленно произнес:

– Черт, а ведь это мой плед! Посмотри вот сюда. – Он наклонился над передним сиденьем, зажав в кулаке угол пледа, и сунул мне под нос ткань. – Видишь это прожженное пятно? Вот эту маленькую круглую дырочку?

Он показал мне отметину, похожую на след от сигареты.

– Ну так вот, это осталось с первого раза, когда мы с Лулу… ну, ты знаешь. – Он убрался на заднее сиденье и замолчал, по-видимому, предавшись воспоминаниям. – Лулу любит курить после этого дела.

Я представила, как Рой Делл и Лулу, обнаженные, катались по этому пледу, сплетенные в один потный комок разгоряченной плоти. Меня передернуло.

Парке молчал несколько минут, потом добавил:

– Этот плед всегда лежит в багажнике моей «веги», когда я отправляюсь на трек, это мой талисман, он приносит удачу. Каждый раз перед гонками я проверяю, на месте ли он. Для меня новость, что он пропал.

Это какая-то чушь. Рою Деллу не хватит извилин на то, чтобы так убедительно врать насчет пледа, тем более для того, чтобы убить.

– Рой Делл, мы подъезжаем к Уеве. Где живет Уонна-мейкер Льюис?

– Что? – Парке встрепенулся и снова протиснулся между двумя передними сиденьями. – Наверное, там же, где всегда жил.

Я покачала головой.

– Рой Делл, не очень-то ты мне помогаешь.

– Ладно, ладно. – Он поскреб пятерней бороду и посмотрел через ветровое стекло. – Вон, видишь узкую дорогу, которая сворачивает с шоссе? Поезжай по ней, его дом с правой стороны.

Неожиданно Рой Делл отпрянул и съежился за спинкой сиденья.

– От кого ты прячешься? Здесь же ни души кругом! Дорога петляла по тому, что когда-то, по-видимому, было центром города, а сейчас представляло собой скопление полуразрушенных викторианских особняков.

– На всякий случай. Как-никак я здесь знаменитость, король трека.

– Да что ты!

Я вздохнула и сбавила скорость до черепашьей. Наверняка я бы нашла дом Уоннамейкера Льюиса и сама. Он возник прямо передо мной и был разрисован еще хуже, чем его городская лачуга. Каждый дюйм его стен покрывали нарисованные яркими красками фигуры и кривые черные буквы. Почтовый ящик был выкрашен в ярко-красный цвет, на боку красовалась кривая надпись «Поберегись!». Двор затеняли низкорослые кривые сосны и старые магнолии. В палисаднике перед домом густо росли азалии и самшит, почти скрывая низкую ограду из чугунных прутьев. Я свернула на подъездную аллею и затормозила.

– Ты только посмотри! – выдохнула я.

– Да уж, дерьмо порядочное! – откликнулся с заднего сиденья Рой Делл. – Соседи это терпеть не могут, да ничего не поделаешь. Старик Уоннамейкер – самый богатый человек в городе, и об этом все знают. Никто не рискнет перебежать ему дорогу.

– Почему?

Я посмотрела сквозь ветровое стекло. Дом казался пустым, необитаемым.

– Потому что он псих, и все его обрабатывают, чтобы получить его денежки. У него же нет родственников.

«Это ты считаешь, что нет», – подумала я.

– Они боятся, что старик может завещать все деньги своему коту или вообще никому, вот и лижут ему пятки и притворяются, что обожают его, а на самом деле ждут не дождутся, когда он умрет.

Рой Делл рассмеялся своим мыслям.

– Если хочешь знать мое мнение, этот тип доживет до ста лет. Такие, как он, живут долго. А еще я тебе скажу, может, этот старик и сумасшедший, но ум у него острее, чем язык пастора в воскресный день.

Я потеряла интерес к Рою Деллу. Оставив его мыслить вслух в одиночестве, я вышла из машины, бросив:

– Скоро вернусь.

Но ушла не сразу, пришлось задержаться возле машины только для того, чтобы прикинуть, как лучше попасть в дом Уоннамейкера Льюиса. Рядом с воротами раскинулась огромная старая магнолия, вокруг, оплетая ее раскидистые ветви, росли азалии. Сунуться в эти ворота – все равно что попытаться пройти через стену зеленого огня в надежде, что выйдешь из нее живой и невредимой по другую сторону.

– Но ведь проходят же как-то остальные, например, почтальон! – пробормотала я. – Конечно, если Уоннамейкер получает почту.

Вздохнув поглубже, я вошла в открытые ворота и, пригибаясь под ветками, стала продираться через кусты, которые цеплялись за одежду и волосы. К тому времени, когда я добралась до крыльца, вид у меня, наверное, был такой, словно я побывала в драке с котами, но главное, что мне все-таки удалось пробиться.

На веранде валялись большие и малые фрагменты работ Уоннамейкера Льюиса. Повсюду, в том числе и на перилах веранды, стояли банки и баночки с краской, некоторые пустые, некоторые еще не распечатанные. Но вид парадной двери меня по-настоящему испугал: с дверного полотна на меня сурово смотрел огромный ангел мщения. Очевидно, Уоннамейкер имел совершенно иные представления о гневе Господнем, чем мы, католики.

Ангел был красив, если не считать того, что вместо волос на его голове извивались змеи, в одной руке он держал карающий меч, из другой исходил огненный луч. У него были черные брови, сурово сведенные на переносице, длинный крючковатый нос, но ужаснее всего были кроваво-красные губы, сложенные в жуткую усмешку. Я почти наяву слышала голос: «Возмездие грядет!»

Острие меча указывало на кнопку звонка. «Звони, если твоя совесть чиста», – гласила грубо измалеванная надпись.

Я с опаской протянула руку и нажала на кнопку, почти ожидая, что попаду в смертельную ловушку. Звонок зазвенел вполне обыкновенно, как любой другой, его звон отозвался эхом в большом темном доме. Я попыталась заглянуть в окна, но стекла были грязные и я ничего не разглядела.

– Зарабатывая на своем искусстве столько денег, можно было бы и дом привести в порядок, – сказала я вслух. – Что же, надо понимать, никого нет дома? Не может быть, чтобы я снова приехала в тихий час. – Я повернулась и собралась уходить. – Загляну-ка, пожалуй, в студию.

– Слишком поздно! – неожиданно произнес чей-то голос. – Слишком поздно!

Я развернулась на сто восемьдесят градусов и уставилась на парадную дверь. Ангел мщения заморгал, его старческие глаза с красноватыми прожилками слезились. Он наблюдал за мной.

– Мистер Льюис, меня зовут Кьяра, – представилась я. – Мы с вами встречались после похорон Руби в доме миссис Даймонд. Я бы хотела с вами поговорить.

– Уоннамейкер так возлюбил этот мир, что отдал свою единственную дочь, – тихо проговорил старик за дверью.

– Мне очень жаль, мистер Льюис. Руби была моей подругой.

Я посмотрела в глаза ангела. Они снова заморгали, потом исчезли, и на их месте появилась нарисованная версия. Довольно оригинальный дверной глазок, впечатляет. Послышался лязг металла о металл, и дверь медленно приоткрылась. На пороге стоял тот самый морщинистый фермер, которого я видела на похоронах.

– Входите, не бойтесь, – пригласил он, – я не кусаюсь. – Он отступил, давая мне дорогу, и поманил меня рукой. Я переступила порог. – Вот видите, здесь нет геенны огненной.

Он пошел впереди меня, показывая путь в гостиную. Комната оказалась полна антикварных предметов, чего здесь только не было: диванчики с пружинными сиденьями, столики, торшеры, лампы – и все это было покрыто паутиной и густым слоем пыли. Хозяин указал мне на стул, и я осторожно опустилась на самый краешек. Еле дождавшись, когда он тоже сядет, я сразу же заговорила, это было не то место, где бы мне хотелось засиживаться.

– Мистер Льюис, я хочу узнать, кто убил вашу дочь.

– Ее убил сатана, – спокойно отозвался он.

В эту игру могут играть и двое. Я мысленно поблагодарила сестер за мое теологическое воспитание и вслух уточнила:

– Посланец сатаны. Я хочу его найти и заставить вернуться в ад.

В глазах Уоннамейкера сверкнул огонь, он наклонился ко мне и заговорщически прошептал:

– У меня много врагов, у богатых пророков всегда есть враги.

У меня, в свою очередь, появилось подозрение, что следовало взять с собой Рейдин в качестве переводчика.

– Вы хотите сказать, кто-то знал, что Руби – ваша дочь и убил ее, чтобы насолить вам?

– Мой дом – обитель многих, – тихо ответил Льюис.

– Мистер Льюис, вы когда-нибудь разговаривали с Руби? Она знала, что вы ее отец?

По морщинистому лицу старика снова покатились слезы.

– Нет, – прошептал он, – но я собирался когда-нибудь ей рассказать. Я хотел о ней позаботиться, но боялся причинить ей вред. – Он заплакал, не сдерживаясь. – Это Айрис от нее отказалась! – простонал он. – Я даже не знал, что девочка родилась, я знал только про него.

Старик вскочил; хлипкий стул, на краешке которого он сидел, повалился набок.

– Я должен был умереть первым! – закричал он. – Сын сатаны хотел сначала забрать меня! Так нет же, он пришел за ней раньше! Ему нужно было знать, что я весь в его власти! Я сказал ему: «Мое царство станет твоим», – но он пожелал забрать все! Все! Я должен заплатить! Я должен быть уничтожен! Я должен умереть!

Взгляд Уоннамейкера стал безумным, он подскочил, взвизгнул, метнулся ко мне и вдруг схватил меня за плечи с неожиданной для такого худосочного старика силой.

– Отпустите!

Льюис и не подумал. Он приблизил свое лицо к моему и, брызжа слюной, заверещал:

– Месть – не для него!

– Уоннамейкер, отпустите меня! – крикнула я, но он словно не слышал.

И вдруг Льюис успокоился и отпустил меня.

– Пойдемте, я вам покажу, где это.

– Что «это»?

Я встала, возвышаясь над маленьким маньяком. Инстинкт приказывал мне бежать. Не говоря уже о том, что хозяин дома был явным психом, здесь еще был пыльный, душный воздух, от которого у меня уже чесалось в носу и хотелось чихать.

– Завещание, – просто сказал он. – В моем доме много обителей, все для нее, и он тоже это знает. Все для ангела.

Он повернулся и выскочил из комнаты, даже не посмотрев, иду ли я за ним. Я старалась не отстать. Шаги Уоннамейкера послышались на лестнице, я пошла на звук и оказалась в просторном коридоре, из которого широкая винтовая лестница вела на второй этаж. Я стала подниматься, время от времени касаясь рукой пыльных перил.

– Мистер Льюис, вы где?

– Здесь, наверху, – ответил он. Голос прозвучал глухо, как будто издалека. – Идите сюда… оно… оно в сейфе. – Я не была на сто процентов уверена, что старик сказал именно это.

Вдруг я почувствовала, что что-то происходит. Запах пыли стал сильнее, и даже как будто запахло дымом. Я остановилась, чтобы собраться с мыслями, и заглянула в коридор второго этажа. Где-то в дальнем конце его из одной двери вдруг повалил дым. Дом горел!