Текст книги "Стриптиз на гонках"

– Что я должна объяснять? Он что, не имеет права зайти ко мне в гости? Разве мы не можем случайно столкнуться в общественном месте? – Мое сердце зачастило, я чувствовала, как щеки заливает румянец. – Почему бы вам не спросить его самого, зачем он здесь был?

– О, я непременно это сделаю, – ответил Уилинг, с заметным трудом сдерживая злость. – Но в данный момент я спрашиваю вас.

– Знаете, что я думаю? Вы уже поговорили со своим коллегой, а теперь перепроверяете его показания. Иначе получается ерунда: вы что же, пришли ко мне раньше, чем к нему? Или просто не можете его найти? – В глазах детектива что-то промелькнуло, и я поняла, что попала в точку. – Ясно, не можете. – Я развела руками, словно признавая собственное бессилие. – Ну что вам сказать? Он мой друг, заглянул ко мне в гости.

– И удрал через окно ванной?

– Ничего не могу к этому добавить. Если хотите узнать больше, спросите у своего коллеги. – «Интересно, – подумала я, – почему Эл на этом месте не вошел и не вмешался в разговор?» – И раз уж мы об этом заговорили, почему бы вам не спросить бывшую жену Нейлора, что к чему?

Выражение лица Уилинга изменилось. Сначала он изумился – по-моему, искренне, – потом рассвирепел.

– Мисс Лаватини, сначала вы заявили, что видели детектива Нейлора на месте преступления, потом он тайком пробрался в ваш дом среди ночи и так же тайком ушел. Сегодня он снова был на месте убийства. Я невольно задаю себе вопрос: не появился ли в нашем управлении нечестный полицейский? А еще я спрашиваю себя, собрал ли я все факты по делу об убийстве, которое расследую. Давайте сделаем так: вы рассказываете мне, что происходит между вами двумя – честно, без утайки, иначе против вас могут выдвинуть обвинение в соучастии, – если я увижу, что ваш рассказ и рассказ детектива Нейлора не стыкуются, против вас, возможно, будет выдвинуто более серьезное обвинение.

– Поговорите с моим адвокатом.

– Мисс Лаватини, я не шучу, – произнес Уилинг – Если вы впутаете в это дело адвоката, я уже ничем не смогу вам помочь.

У меня звенело в ушах. Мне было жарко и очень страшно, но Уилингу незачем было об этом знать.

– Повторяю, детектив, позвоните моему адвокату. Я буду разговаривать только в его присутствии.

Теперь Уилинг точно дошел до точки кипения.

– Думаю, вам лучше уйти. – Я повернулась и пошла к двери кухни. – Мама, детектив Уилинг не может остаться на ужин.

Уилинг подошел к моей матери, и я невольно затаила дыхание.

– Рад был с вами познакомиться, мэм, – сказал он. Эл тихо прошел через гостиную и встал в дверях кухни.

У его ноги стояла Флафи. Оба не издали ни звука, но каким-то образом ухитрились выглядеть так, будто встали на мою защиту.

Уже спускаясь по лестнице, Уилинг оглянулся и посмотрел на меня, щурясь в лучах вечернего солнца.

– Предупреждаю, не пытайтесь превратить это в игру. У вас и у детектива Нейлора могут быть очень большие неприятности.

– Увидимся в вашем кабинете.

Мои братья – все в отца: думают, раз они мужчины, то их долг – защищать меня и маму. На этой почве у нас бывало немало стычек, особенно со старшим, Фрэнсисом. Причем так ведут себя все братья, даже Эл, который младше меня. В последнее время он стал хуже всех – может, потому, что несколько месяцев назад, когда у меня были неприятности, Джон Нейлор приезжал в Филадельфию и задал моему братцу-полицейскому кучу вопросов обо мне. Позже Эл с Джоном поладили, но Элу очень не понравилось, что я замешана в некую историю с убийством, да так глубоко, что полицейские приехали даже к родственникам.

– Ну, небось гадаешь, что все это значит? – спросила я.

– Не думаю, Кьяра, что здесь нужно гадать, – ответил Эл, понизив голос, чтобы мама нас не услышала. – Я и так вижу, что у вас с Джоном неприятности, и эти неприятности как-то связаны с убийством. – Эл посмотрел на меня в точности таким же взглядом, как недавно Уилинг. – Кьяра, Джон – продажный полицейский?

– Нет!

– Тогда почему ты не отказалась разговаривать с этим детективом?

– Я не хотела… то есть я не думаю… не должна…

Я запнулась, так и не найдя подходящего объяснения.

– Иными словами, Кьяра, – Эл внезапно заговорил со мной не как брат, а как полицейский, – ты сама не знаешь, кто он на самом деле. Кьяра, не прикрывай человека, в котором не уверена. Девочка, ты можешь сама себе навредить. Не позволяй своим чувствам вставать на пути у правды, потому что правда рано или поздно все равно откроется. Кьяра, не в твоих интересах оказаться в центре полицейского расследования.

– Дочка, можешь подойти на минуточку? – окликнула из кухни мама.

Это спасло меня от необходимости отвечать Элу, и очень кстати, потому что я совсем запуталась. Никто, по-видимому, не собирался мне рассказывать, что происходит. Я оказалась в подвешенном состоянии. Может, Джон меня просто использовал? Может, он был замешан в каком-то неблаговидном деле? Но с другой стороны, вполне возможно, что он работал над неким заданием, о котором не имел права рассказать даже коллегам-полицейским. А в результате кому придется рискнуть и попытаться прикрыть человека, о котором даже неизвестно, можно ли ему доверять? Мне, Кьяре Лаватини, мисс Без Тормозов.

Глава 16

Я уже поняла, что буду просто счастлива, когда наконец придет время ехать на работу. По-видимому, когда детектив Уилинг удалился в гневе, мама почувствовала, что над моей головой собираются тучи. А когда Леонора предчувствует неприятности, никому не будет покоя, пока она не докопается до истины.

– Кьяра, что происходит? – спросила она, как только я вошла в кухню.

– Ничего, мама, просто у этого человека вспыльчивый характер. Он придумывает то, чего нет на самом деле.

Мама сняла с плиты большую кастрюлю с макаронами, подошла к раковине, откинула макароны на дуршлаг и с грохотом водрузила посудину в раковину. Мой ответ ей не понравился. Она включила воду на полную мощность, добавила жидкого мыла и высказалась:

– Не собираюсь терпеть, когда родная дочь лжет мне в глаза! – Она круто развернулась и посмотрела на меня – точь-в-точь как когда я и братья были детьми. – Посмотри сюда, Кьяра, – сказала она, тыча пальцем себе в лицо, – посмотри мне в глаза и повтори все это снова. Значит, ты не знаешь, что происходит, почему тобой интересуется полиция? Твоя совесть чиста?

У меня в животе закололо, к горлу подступил ком, я сглотнула. Как ни странно это прозвучит, но я не лгала матери. Еще когда мне было восемь лет, я поклялась никогда ее не обманывать. Мама была слишком серьезной силой, чтобы с ней не считаться.

В кухню вошел Эл, привлеченный запахом булькавшего на плите соуса – это был мамин фирменный соус, с оливковым маслом и большим количеством чеснока. С секунду я надеялась, что Эл заговорит и тем самым спасет меня, но ма подняла руку, на которой все еще была надета стеганая рукавичка-прихватка, и дала ему затрещину.

– Даже не думай! – предупредила она. – Пусть твоя сестра сама копает себе яму, пусть она обманет свою мать, если уж дело дойдет до этого.

И я сказала правду – а что еще оставалось делать?

Ма не останавливалась ни на секунду, так уж она устроена – просто не может сидеть спокойно, особенно если ее что-то или кто-то беспокоит, а сейчас она была очень взволнована. Когда я говорила про смерть Руби, мама резко втянула воздух сквозь зубы, рука с ложкой на секунду застыла в воздухе над миской с соусом. Она оглянулась, посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я прочла боль.

Когда я дошла до той части, что касалась Джона, и стала рассказывать, как он целовал брюнетку, а потом явился ко мне в трейлер и стал целовать меня, мама сначала покраснела, а потом покраснела опять, еще гуще. Она поставила на стол миску с дымящимися макаронами и кастрюльку с белым соусом, смахнула с плиты крошки чесночного хлеба и жестом пригласила меня и Эла к столу.

– Мама, что такое любовь? – спросила я.

Она быстрым движением стукнула меня по макушке деревянной ложкой.

– Ой! За что?

В человеческом обществе существуют самые разные ритуалы, и некоторые из них кажутся совершенно бессмысленными. Я должна была задать вопрос, он был частью ритуала, и ответная затрещина, по-видимому, тоже.

– Мама, я не знаю… я недостаточно хорошо его знаю, чтобы любить.

Мама положила ложку и пристально посмотрела мне в глаза, в них что-то блеснуло – не знаю, слезы или что другое.

– Ах, Кьяра, – тихо сказала она, – похоже, ты влюбилась не на шутку.

В комнате вдруг повисла полная тишина, воздух наполнился паром, запахами спагетти и соуса. Наконец Эл весьма находчиво подавился спагетти, мама наклонилась над ним и стала хлопать по спине.

– Да что с тобой такое? – воскликнула она. – Твоя сестра влюбилась, а ты только о том и думаешь, как бы набить брюхо! Имей хоть немножко уважения к чувствам!

– А ты, – она снова переключила внимание на меня, – ешь! Ты видела когда-нибудь, чтобы мужчина был счастлив с тощей женщиной?

Мы рассмеялись, напряжение на время спало, но я знала, что следующего раунда ждать не так уж долго. Лучше уж поскорее поесть и сбежать в «Тиффани», где всех интересует только один вопрос: на какую сумму я смогу заставить клиентов раскошелиться сегодня ночью?

К тому времени, когда я проехала по Томас-драйв и свернула на автостоянку перед клубом, я уже вышла из образа Кьяры – маминой дочки и вошла в образ Кьяры – повелительницы ночи. Независимо ни от чего нам с Флафи все равно нужно платить по счетам и покупать макароны. А чтобы быть повелительницей ночи, нужно иметь ясную голову на плечах.

Собираясь выйти из дома, чтобы ехать на работу, я всегда замечала в себе перемену. Я словно становилась выше, вытягивала себя вверх за макушку и расправляла плечи, привлекая внимание к груди. Мои движения становились более медленными, выразительными. Я пудрила и смазывала кремами каждый квадратный дюйм своей кожи, потому что в «Тиффани» мое тело – не просто тело, а храм, и мне нужно было привлекать прихожан-поклонников, желательно побогаче, с толстыми, готовыми раскрыться кошельками, которые так и сочились деньгами.

Не поймите меня превратно, большинство мужчин, с которыми я общаюсь, мне нравятся, я не против поболтать с ними, послушать про их проблемы и мечты, но суть в том, что это моя работа. Вот так, ни больше, ни меньше.

Итак, входя в гримерную, я двигалась под музыку, которая звучала у меня в душе. Я была в форме. Поэтому мне захотелось одеться в костюм Клеопатры. Я надела черный парик, накрутила на руку маленькую резиновую змейку и завернулась в тогу. Просто, но эффектно.

В тот момент, когда я выходила на эстраду, Ральф запустил дымовую машину. Когда я готовила этот номер, то пыталась уговорить его и еще нескольких ребят вынести меня на плечах, но Ральф отказался, сказал, что у него слабая спина. Я знала, что это ерунда, но не стала настаивать, так как догадывалась, в чем дело. А дело в том, что Ральф молодой, он испугался, что не сможет себя контролировать, и не хотел поставить себя в неловкое положение на сцене. Так что мне пришлось отказаться от своей затеи, хотя это был бы очень эффектный выход.

И вот я появилась перед публикой в клубах дыма. Я подняла руку и чуть-чуть покачала ею так, чтобы змейка извивалась как живая. Затем медленно пошла вперед, слегка пританцовывая в такт музыке и поглаживая руками бедра. Музыка набирала темп и громкость, а потом вдруг резко оборвалась. Пауза держалась два счета, и в этот момент я одним резким движением сорвала с себя тогу.

Теперь я стояла на краю подиума, на мне было только крошечное золотое бикини да змейка на руке. Тогда-то я и заметила ребят с гоночного трека. Впрочем, их при всем желании невозможно было не заметить. Толстяк был до того возбужден, что даже подергивался, думаю, у него было нечто вроде припадка. Фрэнк пожирал меня похотливым взглядом и стоял при этом чуть ближе к сцене, чем разрешалось. Остальные члены команды Роя Делла столпились за Фрэнком, но меня интересовало, где же сам король трека.

Слегка повернув голову, я перехватила взгляд вышибалы Бруно. Я знала, что эта компания не любит, когда ее пытаются призвать к порядку. Но наши интересы представлял Бруно, а он, в свою очередь, не любил, когда клиенты тянут руки к товару.

По правде говоря, Фрэнк начал первый. Он шагнул вперед, оказавшись прямо перед мигающими огнями софитов, и проткнул ко мне толстую мускулистую ручищу. Рядом с Фрэнком тут же материализовался Бруно. Положив лапищу, достойную Голиафа, на плечо Фрэнка, он крепко схватил его за запястье. Никто из мужчин не издал ни звука, но я не без злорадства увидела на лице Фрэнка гримасу боли.

– Сдай назад, парень, – монотонно, казалось, даже равнодушно произнес вышибала.

Фрэнк не двинулся с места, но у него на лбу выступили бисеринки пота. Я почти слышала, как хулиганистый мальчишка, который засел у него внутри, подзуживал сказать: «А ты заставь меня». Чувствуя, что Фрэнк не спешит повиноваться, Бруно сжал его запястье немного крепче. Под железными пальцами вышибалы кожа на руке возмутителя спокойствия побелела, мне стало даже немного жаль его. Наконец Фрэнк медленно, очень медленно стал убирать руку с края сцены. Нарочно, чтобы его поддразнить, я «уронила» верх бикини. У Толстяка просто слюнки изо рта текли, он даже не замечал, что у Фрэнка неприятности. Поняв, что его работникам угрожает опасность, Микки Роудс прервал разговор с Винсентом – уж не знаю, о чем таком важном они беседовали, – и быстро направился к своим ребятам.

Я изогнулась в талии, протянув руки вперед, медленно села на шпагат, потом перекатилась на живот и по-кошачьи выгнула спину. Даже Микки оценил артистизм моего танца и на секунду остановился. Толстяк совсем потерял голову: если не ошибаюсь, он сунул мне за пояс весь свой заработок. И тут Фрэнк был отброшен от сцены сильной рукой Бруно. Остальных своих работников спас от незавидной участи быть изгнанными из клуба в шею Микки Роудс. Он встал между ними и мной и свирепо смотрел на мужчин, те попятились, а потом стали подходить по одному и вручать мне свои двадцатки в самой что ни на есть благородной манере.

«Идут, как бараны на бойню, – подумала я, – но за кем им идти, если не за самой Клеопатрой?»

Когда я вернулась в гримерную, Марла крутилась перед зеркалом.

– Этот великан щедр на чаевые, если с ним поиграть, – сообщила она с видом знатока.

Выслушивать мнение Марлы по поводу того, как надо работать, я была не в настроении, у меня на такие вещи нюх. Клиента, от которого можно получить щедрые чаевые, я чую по запаху за восемьдесят миль, и ее поучения мне ни к чему, так что я пропустила их мимо ушей.

– Пару недель назад я видела, как он дал нашей бедной Руби стодолларовую купюру.

Марла – хитрюга. Наблюдая за мной краем глаза, она делала вид, что поправляет бюстгальтер, а сама тем временем набивала добрую половину чашечки вкладышами, чтобы зрительно увеличить объем груди.

Но любопытство взяло свое, я не удержалась.

– Какого великана ты имеешь в виду? – спросила я и взяла с тарелки холодный кусок пиццы, оставленный кем-то в спешке.

Марла раздраженно вздохнула.

– Кажется, тебе он известен под кличкой Толстяк, но его настоящее имя – Альберт.

– Ты шутишь! Альберт?

Марла нахмурилась. Она воображала себя кем-то вроде работника системы социального обеспечения и считала, что смеяться над чьим-либо настоящим именем, данным при крещении, неприлично.

– Вот бы он и мне дал сто долларов, – пробормотала Марла. – В другой раз я долго слушала, как он все говорил и говорил о Руби. Кажется, Толстяк всерьез решил, что она его девушка.

Марла меня переиграла, и мы обе это знали. Сама того не желая, я оказалась втянутой в разговор. Я знала, что рано или поздно Марла что-нибудь попросит, обычно она не делится информацией без веской на то причины.

– И что же он говорил о Руби?

Марла посмотрела на меня с таким видом, словно хотела сказать: «Я-то знаю, но помолчу». Тряхнув головой, чтобы отбросить волосы, она сделала вид, будто задумалась.

– Знаешь, я тут подумала, тебе нисколько не повредит, если Винсент всего один раз поставит мое имя на афише впереди твоего.

– Поцелуй меня в задницу, – спокойно, как слон, ответила я. – Твое имя окажется впереди моего, только когда я отсюда уеду, выйду на пенсию или умру, а до тех пор я возглавляю список, а не ты.

Я пододвинулась чуть ближе, сознавая, что вторгаюсь в личное пространство Марлы, – это ее всегда ужасно нервировало, потому что она понимала, мне ничего не стоит протянуть руку, схватить ее за волосы и рвануть так, что она завопит или расскажет мне все, что я хочу знать.

– Так что же Толстяк говорил про Руби?

Марла перестала даже притворяться, что смотрится в зеркало, повернулась ко мне лицом и слегка попятилась.

– Говорил, что зря он ее отпустил, или что-то в этом роде, точно не помню. Он бормотал что-то в том духе, что надо было ее защитить. Одно могу сказать: после того как я минут десять выслушивала его нытье и оханье, он мог бы дать мне чаевые и побольше.

Но я уже не слушала, выскочила из гримерной и устремилась на поиски Толстяка. Отталкивая мужчин, которые хватали меня за шелковое кимоно, я поспешила к столику, за которым видела механиков с трека «Дэд лейке». Но столик был пуст, между бутылками из-под пива стояли стаканы с остатками льда. Я огляделась, но никого из команды Роя Делла в клубе не было.

– Проклятие!

– Согласна, – заметила официантка, подкатывая к столику тележку, – мне они тоже не заплатили.

Наверное, я выглядела растерянной, потому что она стала объяснять дальше.

– Когда одного выкинули на улицу, остальные потащились за ним, как дворовые собаки за кормом. Вон тот тип, – она кивнула в сторону Микки Роудса, который сидел за столиком с Винсентом, – он у них главный, велел им всем уходить.

Подходя к столику босса, я услышала обрывок разговора.

– Ждать осталось недолго, – говорил Микки, – даю слово.

На скулах Винсента заиграли желваки.

– Что мне ваше слово, мне нужны деньги.

Мне следовало бы остановиться, но я всегда с трудом контролирую свои импульсы. Я пересекла зал и оказалась возле их столика раньше, чем успела подумать, что же, собственно, собираюсь сказать. И вот я стояла перед ними, как маленький Джо Романо, когда мамочка отчитывала его за то, что тот стянул яблоко с уличного лотка. Мать кричала, а он стоял как столб с дурацким, притворно безразличным выражением лица, как всякий одиннадцатилетний мальчишка на его месте. Я сильно подозревала, что у меня в ту минуту было точно такое же выражение.

Винсент поднял на меня глаза только тогда, когда заметил, что Микки перестал его слушать.

– В чем дело, Кьяра? Я очень занят.

Босс надулся, словно и впрямь был занят чем-то ужасно важным. Он устроил это представление ради Микки, но тот все равно его не видел – он вообще ничего не видел, кроме моих сосков, выступавших под шелком.

– Где ваши ребята? – спросила я, глядя только на Микки с таким видом, будто если он мне ответит, ему, возможно, посчастливится.

Сначала у Микки вместо слов получился какой-то хрип, но потом он прочистил горло, и к нему вернулся голос.

– Я отослал этих неотесанных мужланов обратно в Уеву. Приношу извинения за их безобразное поведение.

Положив руки на маленький столик, я наклонилась так, что моя грудь оказалась почти вплотную к лицу Микки, ближе было уже некуда – еще немного, и он не смог бы дышать.

– Очень жаль, – промурлыкала я, – потому что я надеялась с ними поговорить.

– Вы? – Казалось, Микки был потрясен. – Ну что вы, такой леди, как вы, не стоит иметь дело с этими кретинами!

Я постаралась, чтобы мое лицо приняло выражение глубочайшего сожаления.

– О, мистер Роудс, кажется, вы видите меня насквозь.

– Микки, зовите меня Микки, – прохрипел он.

– Микки, честно говоря, она из наших девушек только что рассказала мне, что Толстяк был очень близок с нашей дорогой погибшей подругой, Руби. Вот я и подумала, что, если мы с ним поговорим, это поможет немного облегчить боль, от которой мы оба страдаем.

По моей щеке скатилась одинокая слезинка, побуждая Микки достать носовой платок и предложить его мне. Видя, как я переживаю, Роудс почувствовал себя неловко, и я не могла его упрекнуть: я изо всех сил старалась казаться безутешной.

– Кьяра, – со вздохом вмешался Винсент, – думаю, сейчас не время…

– Черт, Гамбуццо… – огрызнулась я, безнадежно испортив сцену, над которой я так старательно работала.

Винсент вскочил со стула, Микки тоже. У босса был такой вид, словно он вот-вот меня поколотит, а Микки явно собирался броситься на мою защиту.

Я уставилась на Винсента, он – на меня, некоторое время мы оба, тяжело дыша, смотрели друг другу в глаза, как противники перед схваткой. Строго говоря, тяжело дышали все трое, но Микки – совсем по другой причине. В эту напряженную минуту я вспомнила, что именно сейчас никак нельзя терять самообладания.

– Пошел к черту! – наконец бросила я, сделав вид, что сдаюсь. – Прости, не сдержалась, от горя я сама не своя.

Мне показалось, что Винсент готов публично унизить меня в минуту моей слабости, поэтому я добавила:

– Сейчас, когда Руби больше нет, а у меня в доме гости из Кейп-Мей… – Я посмотрела Винсенту прямо в глаза, молча напоминая, что Лось послал своих приспешников, и ему бы надо об этом знать. – Мне трудно сдерживать чувства, я за себя не отвечаю.

Микки вздохнул и похлопал меня по руке. Винсент здорово перепугался: до него дошло, что если раньше он только притворялся, будто связан с мафией, то сейчас в нашем городке могут оказаться самые настоящие мафиози.

– Ладно, забудем, – сдался он.

– Всегда рад вам помочь, – вставил Микки.

Я спрятала лицо в носовой платок Роудса и отвернулась.

– Спасибо, со мной все в порядке, я успокоюсь, только нужно время.

Заиграла музыка, на сцену вышла Марла, и обо мне забыли. Куда бы ни подевался Толстяк и что бы он ни знал, сегодня ночью мне не удастся это выяснить Сегодня ночью я безнадежно проиграла – если не считать богатого урожая чаевых, которые надавали мне болваны с гоночного трека.